Текст книги "Искатель. 2011. Выпуск №11"

Автор книги: Владимир Лебедев

Соавторы: Сергей Саканский,Андрей Марков,Елена Болотова,Наталья Смехачева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

14

Меж тем по всему городу невозмутимо продолжалось цветение кустов, деревьев и лиан: повсюду полыхала глициния разных сортов и оттенков, оформил свои соцветия тамариск, а у почтамта уже распустились ранние розы… Жаров по инерции вздрагивал, увидев очередной костер соцветий, поскольку зрелище напоминало ему о маньяке, о скором открытии сезона и пережитых волнениях.

Маньяк был мертв, но ощущение неоконченного романа не проходило. Три обстоятельства никак не вписывались в официально принятую версию. Что за странные дела произошли с отпечатками пальцев? Зачем Куравлев промерял время в районе места преступления? И, наконец, что самое непостижимое, – с какой стати обеим жертвам снились одинаковые сны?

Пилипенко вызвал и допросил Куравлева, уже в связи с новым убийством. На прямой вопрос, зачем он шатался вокруг дома, где вскоре было совершено преступление, тот не дал вразумительного ответа, сказал, что просто хотел заглянуть в гости к другу (Быкову), но передумал. Когда речь зашла о замере времени, Куравлев явно пришел в замешательство, но вскоре овладел собой и даже занял агрессивную позицию: дескать, не имеют права судить гражданина за то, что он ходил по улице, поглядывая на свой собственный мобильник.

В конце апреля дело маньяка было закрыто, в производстве осталось лишь параллельное дело Быкова, которое все же удалось квалифицировать как убийство при превышении необходимой самообороны.

Жаров решил заняться сектой. Он и сам не знал, чего конкретно хочет: во всяком случае, материал на фельетон набрать было можно. Кроме того, ему хотелось снова увидеть девушку-клоуна, Анну Квятковскую, а это был вполне приемлемый повод.

Секта арендовала просторную четырехкомнатную квартиру в старом доме на улице Дражинского. Жаров отправился туда пешком, мимо цветущих финиковых пальм у здания морпорта…

В штаб-квартире секты было какое-то собрание, хлопали двери, по коридору сновали люди. В прихожей за столиком под лампой сидела молодая женщина, по виду дежурная, Жаров обратился к ней. Она сообщила, что Анна не появлялась уже несколько дней – наверное, заболела.

– Пойду спрошу у кого-нибудь…

Дежурная вышла в другую комнату, в проеме высокой двери мелькнули внимательные лица людей, близко сидящих друг возле друга на полу. Среди них покачивалась знакомая шевелюра рыжего клоуна, который несколько недель назад, у дома с глицинией, показался Жарову пьянее остальных.

Под лампой лежал журнал, очевидно, для записи посещаемости, как в школе. Жаров перевернул страницу, другую… Внезапно у него замерло в груди, как всегда – от близости неожиданного открытия.

Вот страница за 18 апреля, день, когда произошло второе убийство. Запись: Ан. Квятковская. Пришла – 21.15. Ушла – 21.25.

Но этого не могло быть! Вернее, это так было, судя по записи, но не соответствовало прежней информации. В тот вечер, когда они с Пилипенко встретили клоунов, Анна сама сказала, что сразу после работы отправилась сюда, в штаб-квартиру секты. Получается, что она солгала. Зачем?

Жаров вышел по-английски, не дожидаясь, когда дежурная вернется. Ему повезло: сразу у подъезда он поймал такси.

15

Первое, что услышал Жаров, когда машина скрылась за поворотом улицы, было жалобное, монотонное мяуканье кошки. Быков курил, облокотившись на перила своей веранды. Жаров не собирался с ним встречаться, но лестница, ведущая к дому Анны, начиналась от его порога.

– Боишься суда? – спросил Жаров.

– Не очень.

– Наверное, героем себя считаешь?

– Нет. – Быков бросил окурок на землю. – Осточертело все. Еще и кошка эта…

– Что за кошка? – Жаров посмотрел вверх, откуда доносилось мяуканье.

– Это кошка Аньки, соседки. Уже вторую ночь спать не дает. В смысле, кошка, а не Анька. Мяукает. А у меня сейчас в жизни самое главное – покрепче уснуть.

– Кошка закрыта в доме, – задумчиво проговорил Жаров. – Наверное, она голодная, а хозяйки нет…

– Молодая девушка, одинокая, – сказал Быков, посмотрев на часы. – Может, ночует у кого. И ей не до любимой питомицы.

Жаров поднялся по узкой бетонной лестнице с черными трубчатыми перилами. Маленький дворик Анны выглядел весьма неряшливо: опавшие с персикового дерева лепестки давно не сметали, посреди двора, поблескивая обручем, валялась цветочная кадка. Видимо, девушка так много времени отдавала своей общественной деятельности, что его не оставалось на собственный дом.

Жаров поднялся на маленькую веранду. Снизу, со стороны дома Быкова, донеслись голоса, хлопнула дверь машины. Наверное, кто-то приехал к Быкову – недаром он поглядывал на часы…

Кошка мяукала за обшарпанной дерматиновой дверью. Почуяв Жарова, она форсировала истерику. Жаров нажал кнопку звонка, хотя и так было ясно, что ему не откроют. Услышав звонок, кошка принялась царапать дверь с той стороны. Жаров дернул ручку, дверь почему-то оказалась незапертой, распахнулась, и животное, сверкнув в полете глазами, прыгнуло ему на грудь, свалилось, вскочило на ноги и с высоким воем исчезло в кустах.

Воздух в прихожей был затхлый, но кроме запаха непроветренного жилья в ноздри сразу бросился другой, происхождение которого не вызывало сомнений. Жаров прошел в гостиную. В комнате стоял шум, мягкий и ровный, исходивший от компьютера в дальнем углу. Того, что Жаров рассчитывал увидеть, здесь не было. Через коридор располагалась спальня. Жаров открыл дверь, зажимая нос. Это было здесь. На кровати, выпучив глаза, полусидела Анна. Правая рука сжимала рукоятку ножа. В левой торчала знакомая книжица – "Сердце грешницы".

16

Следственная бригада приехала быстро. Убийство произошло порядка тридцати пяти часов назад. Более точное заключение можно было сделать только после лабораторного исследования тела. Косвенным свидетелем времени убийства был компьютер, который исправно работал в экономном режиме, с погашенным монитором.

Его доверили Жарову для предварительного изучения – как самому продвинутому специалисту в этой области. Конечно, аппарат, как и многие другие улики, увезут в лабораторию, но для этого его придется отключить, что приведет к необратимой потере данных.

– Повезло еще, что за все это время ни разу не вырубили свет, – пробурчал Жаров.

– Действуй, пока его и вправду не вырубили, – сказал Пилипенко. – Я вызвал специалиста, но, пока он едет, по закону сволочизма как раз и нагадят электрики.

Жаров дернул мышью, экран медленно налился голубым.

Что может сказать компьютер? Журналист никогда не сталкивался с подобной проблемой и сейчас стал лихорадочно соображать…

По крайней мере, время последнего сохранения открытого файла он отметил: действительно – тридцать пять часов назад.

Это был страстный, пронзительный и безграмотный текст, озаглавленный "Дневник грешницы". Было странным читать личные записи девушки, чей труп только что увезли. И хотя квартиру проветрили, из каких-то ее дальних пустот все еще доносился сладковатый запах гниения, что придавало неряшливым словам дневника какой-то сюрреалистический смысл…

Жаров прокручивал дневник, ощущая себя подлецом. Однако вскоре это благородное чувство сменилось гораздо более сильным – он испытал ужас, от которого к горлу подступила тошнота…

"Сегодня, как и вчера, мне опять приснился то же самый сон…" – прочитал Жаров последнюю запись.

Это невыносимо! Маньяк, которого убили, маньяк-мертвец…

"Он в костюме клоуна, как все наши, – читал Жаров дальше. – Приближается. Подходит. Дает мне книгу и нож. Говорит: сделай это сама…"

Пилипенко, нагнувшись над столом, покрутил ролик компьютерной мыши.

– Глупости, – сказал он. – Никаких маньяков-мертвецов не бывает.

В этот момент в его кармане зазвонил телефон. Пилипенко прошелся по комнате, бросая подтверждающие реплики. На том конце связи клокотал взволнованный голос эксперта Минина.

Спрятав мобильник в карман, Пилипенко обернулся к Жарову:

– Ты был прав с самого начала. В этом деле замешан Куравлев. На сей раз он, похоже, сыграл главную роль – роль убийцы.

– Значит, Минин нашел его отпечатки… – сказал Жаров.

– Да. На последней брошюре пальцы Куравлева. Что ж, едем его брать, прямо сейчас. Ребята заняты. Думаю, мы с ним и вдвоем справимся.

17

Пешком до дома Куравлева минут пять ходьбы, но это по лестницам сократов, а на милицейском «жигуленке» пришлось покрутиться по серпантину улицы, что заняло чуть ли не больше времени.

– Вот почему я ненавижу автомобили, – пробурчал Жаров.

– Как ты сам видел, Куравлев ходил здесь пешком в тот вечер, бросив свою машину у дома, – медленно проговорил Пилипенко. – И он действительно промерял время, сколько его нужно пешему человеку. Только объектом, оказывается, был не дом Быкова, а дом Анны.

– Ерунда какая-то, – проговорил Жаров. – Рачко убил жену Куравлева и жену Быкова. Теперь Куравлев убил Анну. Какая может быть связь между всеми этими преступлениями?

– Думаю, мы это выясним, и очень скоро, – сказал Пилипенко, выруливая к подъезду пятиэтажки.

– Окна у него темные, – заметил Жаров.

– Может быть, уже спит, пьяный.

Но за дверью Куравлева их ожидало полное молчание. Пилипенко выглянул на улицу через окно подъезда.

– Нет, не спит, – сказал он. – Нет во дворе его драндулета. Слушай, ты ж как-никак собутыльник этого парня. По-звони-ка ему.

– Но он не давал мне своего телефона!

– Зато я его тебе дам.

Пилипенко достал из кармана и подбросил на руке черный аппарат. Жаров было потянулся за ним. Пилипенко отдернул руку, подняв аппарат над головой – так дети дразнят друг друга конфетой.

– Звони со своего, – сказал он. – Мой у него отпечатан, может и не ответить следователю.

Они встали, голова к голове, держа рядом свои мобильники. Жаров нащелкал цифры с дисплея Пилипенко. Какое-то время в трубке стояло молчание, полное дальнего сетевого эха, затем приятный женский голос произнес: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети".

– И мне не хочет отвечать, – сказал Жаров.

– Или не может, – добавил Пилипенко.

– Такое бывает, если вытащить сим-карту из аппарата, – сказал Жаров.

– Не только, – задумчиво проговорил Пилипенко. – Такое может быть, если аппарат уничтожен.

Жаров достал пачку сигарет, щелчком выстрелил две и протянул следователю. Несколько затяжек они сделали молча.

– Вот что странно, – сказал Пилипенко. – Как сказал Минин, на последней брошюре, кроме пальцев самой Анны, Куравлева и работников типографии, есть еще чьи-то неизвестные. Причем они не только на обложке, но и внутри, на глянцевых картинках.

– Человека, который читал книжицу…

Они докурили свои сигареты и одновременно ткнули окурки в консервную банку на подоконнике.

– А ведь Квятковская Анна не вписывается в систему маньяка, – сказал Пилипенко.

– Вряд ли ей от этого легче… А что ты имеешь в виду?

– До сих пор маньяк убивал замужних женщин, которые изменяли своим мужьям. А Квятковская не была замужем.

– У нее имелся какой-то парень, все равно что муж. Она обманывала его, я прочитал об этом в ее дневнике. Вот Каратель с ней и разобрался… Между прочим, она была лгуньей, – добавил Жаров.

– С чего ты взял?

– Она где-то задержалась в тот вечер, когда мы встретили клоунов. Может быть, как раз у этого парня…

– Ну-ка, проясни!

Жаров рассказал о записи в журнале.

– Что ж ты мне раньше не сказал?

– Да как-то было не до того, с этим убийством… А что, это сильно меняет дело?

Пилипенко щелкнул пальцами.

– Значит, так. В квартиру ты не входишь, ясно?

– А кто входит и как… – начал было Жаров, но следователь вдруг сильным ударом ноги распахнул дверь Куравлева и скрылся за ней.

Отворилась дверь напротив, выглянула взлохмаченная голова какого-то нетрезвого жителя пятиэтажки.

– Что тут происходит?

– Милиция, – строго сказал Жаров, и голова скрылась.

Пилипенко вышел через несколько минут. В руках он нес

маленький прозрачный пакет, в каких продают хлеб. Внутри угадывались очертания разнокалиберных пузырьков и тюбиков.

– Зачем тебе это? – с удивлением спросил Жаров.

– Не могу сейчас сказать. Я проник в квартиру незаконно. Если тебе будет известен мотив моих действий, ты станешь соучастником.

– А так я кто?

– Да просто прохожий.

18

Пилипенко отвез Жарова в Управление и усадил в своем кабинете, а сам унес куда-то пакет с пузырьками. Вернувшись, он сел за свой стол и, пальцем утвердив на переносице круглые очки, стал рассеянно просматривать сегодняшнюю сводку. Он явно чего-то ждал…

Вдруг его брови поползли наверх.

– Автомобильная катастрофа в районе кладбища, – прочитал он в документах. – В четырнадцать двадцать. Водитель предположительно не справился с управлением, и машина свалилась с поворота в обрыв. Машина сгорела. "Фольксваген-Гольф". Номер машины…

Жаров встрепенулся.

– Это машина Куравлева!

– Я уже понял, – сказал Пилипенко. – Послушай-ка, что там дальше. В машине обгоревший труп, предположительно владелец транспортного средства. А мы уже объявили его в розыск…

– Вот почему не отвечал мобильник!

За дверью послышались торопливые шаркающие шаги: так ходил только один человек на свете – эксперт-криминалист Леня Минин. Войдя, он положил на стол лист бумаги.

– Ты был прав, это ее отпечатки, – выпалил он.

– Чьи? – не выдержал Жаров.

– Нины Куравлевой. – пояснил Пилипенко. – Отпечатки сняты с ее флаконов и тюбиков с косметикой, которые я сейчас изъял из квартиры. Я не сказал тебе сразу, зачем мне эти предметы, вовсе не потому, что опасался вовлечь тебя в незаконное проникновение. Это все ерунда, конечно. Просто если бы мое предположение не подтвердилось, то я бы выглядел дураком.

– А теперь как ты выглядишь?

– Победителем.

Воцарилась пауза, Пилипенко будто прислушивался, как где-то далеко в честь него играют гимн. Жаров ничего не понимал.

– Но она ведь тоже мертва, как и маньяк! – воскликнул он. – Как ее отпечатки могли оказаться на брошюре, которая была вложена в руки последней жертвы? Сегодня какое число? Боже! Ровно сорок дней назад…

– Именно, что сорок дней! – с торжеством в голосе сказал следователь. – Все сходится.

19

– У меня для тебя сюрприз, – сказал Жаров, когда они вошли в офис редакции.

Он прошел в угол кабинета, склонился над камином, давно не топленным, так как весна уже перевалила за середину.

Был поздний вечер, пора бы разойтись по домам, но Пилипенко не торопился. Или он ждал чего-то? Жаров знал, что следователь не скажет ни слова по сути дела до тех пор, пока не прояснится какая-то последняя, одному ему ведомая деталь…

– Ух ты! – не выдержал Пилипенко, когда Жаров нажал белую клавишу и распрямился с торжествующим видом.

Казалось, что в камине пылает настоящий огонь – пламя будто шарило теплыми руками по стенам комнаты.

– Купил вчера электрическую топку, – сообщил Жаров. – А то непривычно как-то будет все лето провести без огня.

Иллюзия была почти полная, не хватало только запаха дыма: устройство воспроизводило даже треск горящих поленьев.

– У меня для тебя тоже сюрприз, по совпадению, – с усмешкой сказал Пилипенко и достал из кармана узкую длинную коробочку.

Он сорвал с нее пленку, и в зубах следователя воцарилась самая настоящая курительная трубка.

– Теперь вряд ли ты будешь спорить, кто из нас Холмс.

Табака не было, крошить сигарету для необкуренной трубки вредно. Так и устроился новоявленный Шерлоке пустой трубкой у ненастоящего камина…

И тут в его кармане зазвонил мобильник. Пилипенко согнулся в три погибели, несколько раз произнес: "Да. Да. Ясно. Отлично".

– Ну что ж, – сказал он, захлопнув крышку аппарата. – Придется нам тут посидеть часа полтора. Правда, выпить – увы – будет нельзя… Служба продолжается.

Жаров приготовился слушать. Пилипенко отложил бесполезную трубку и закурил свой нормальный "Пегас".

– Итак, – произнес он сквозь затяжку, – в аэропорту Симферополя с подложными документами задержан Петр Быков. Нет никакого сомнения, что Куравлева убил он.

– Да? – удивился Жаров. – А Анну Квятковскую?

– Тоже он.

– А Нину Куравлеву?

– Он, Быков.

– А маньяка?

– Какого маньяка? – Пилипенко смотрел на Жарова с деланным изумлением. – Ты хочешь сказать, газовщика Рачко?

– Ну да, Карателя…

– Не было никакого Карателя. Был просто убийца Быков. И все свои убийства он совершил по разным мотивам. Ты уже высказал как-то это предположение, но я его не принял всерьез. Все дело было в отпечатках пальцев. На первой и второй брошюре были отпечатки Рачко, поэтому мы и записали его в каратели. Черт, ноги гудят…

Пилипенко устроил свои ступни поудобнее на каминном экране и ровным голосом начал свой рассказ.

20

Ничего случайного во всей этой истории не было, зато с избытком хватало импровизации – вот почему не сработала типовая логика расследования. Некоторые вопросы не вписывались в теорию следствия, но дело тем не менее все равно было закрыто.

Куравлев утверждал, что книжку им бросили в почтовый ящик, и он сам взял ее. Но на глянцевой поверхности книжки не было отпечатков Куравлева. Только пальцы работников типографии и какого-то неизвестного. Как выяснилось потом – это отпечатки Рачко. Почему Куравлев лгал, что книжку бросили в почтовый ящик, что он ее взял своими руками? Почему лгала Анна, что книжку бросила она?

Вечер первого убийства. Куравлев признается Быкову в том, что жена изменяет ему с газовщиком Рачко. Быкова потрясают эти слова, ведь он знает, что и его жена неверна ему и что ее любовник – тот же вездесущий газовщик.

У пьяного Быкова возникает план. Рачко, будучи разносчиком секты, принес ему брошюру "Сердце грешницы". Быков еще не брал ее в руки, книжка так и лежит на столе в сарае, рядом с газовым баллоном.

Быков опаивает Куравлева, идет к нему домой и убивает его жену. Он использует перчатки и вкладывает брошюру в руку жертвы. Его расчет: докопаются до любовника, проверят его, найдут отпечатки. Посадят любовника и тем самым освободят и его собственную семью. Уже уходя, он замечает на подоконнике в кухне точно такую же книжку. Он берет ее с собой, думает выбросить, но потом все же приносит домой и прячет. Почему он не выбросил ее? Вероятно, думал, что брошюра с отпечатками Куравлева ему еще пригодится, если первый трюк не удастся. Ведь таким образом на Куравлева можно было бы свалить еще одно убийство…

Быков в отчаянии: его план действительно не сработал. Куравлев не сообщил милиции, что у его жены был любовник, никто не подозревал Рачко. Так и появился на свет маньяк-каратель.

Проходит месяц, милиция ищет Карателя, которого на самом деле нет. Однажды Быков приходит домой со службы раньше и застает жену с любовником. Самого Рачко он убивает действительно случайно: сильный удар, падение, смерть. Но дальше – снова импровизация: Быков убивает свою жену уже опробованным способом маньяка-карателя, а в руку жертвы вкладывает одну из брошюр, которые носил с собой Рачко. Таким образом, получается, что Рачко – и есть маньяк-каратель, он убил обеих женщин, а народный герой Быков обезвредил его.

Анна Квятковская действительно солгала в тот вечер: она не была в штаб-квартире секты, а сидела дома и видела сверху, со своей веранды, как Быков расправился с любовниками.

Когда Анну допрашивали о Куравлеве, она все рассказала честно. Во время убийства его жены Куравлев был в доме Быкова и не выходил. Но выходил Быков. Анна тогда заподозрила его, но никому ничего не сказала.

Анна шантажирует Быкова, вымогает у него деньги или требует что-то еще. Быков убивает Анну, опять в стиле маньяка, а в ее руку вкладывает брошюру номер один – с отпечатками пальцев Куравлева…

И вот сегодня, на сороковой день после гибели Нины, Куравлев и Быков отправляются на кладбище. И Быков убивает Куравлева, инсценировав автомобильную катастрофу.

Пока следователь рассказывал, Жаров ни разу не перебил его. Пилипенко замолчал, уставившись в искусственное пламя.

– Зачем же Быков убил Куравлева? – спросил Жаров.

– Быков убил Куравлева, потому что тот все знал, – ответил Пилипенко.

– Да, но откуда он все узнал?

– На этот вопрос, думаю, даст ответ сам Быков. Или… – Пилипенко вдруг замолчал.

– Что – или? – с волнением спросил Жаров.

– Время покажет.

В этот момент мобильный следователя зазвонил: машина с задержанным только что прибыла из Симферополя.

21

До Морской они дошли быстрым шагом, почти не разговаривая по пути.

Едва переступив порог кабинета, Жаров замер от неожиданности. На стуле, посредине помещения, устроив руки в наручниках между колен, сидел вовсе не Быков.

– Что ж, это даже лучше, – произнес Пилипенко, явно взбодрившись.

Куравлев поднял голову.

– Так вот оно что! – сказал Пилипенко. – Ты просто переклеил на паспорт Быкова свою фотографию. Догадался, что в розыск объявили тебя, а не его. По крайней мере, теперь-то ты точно расскажешь, зачем тогда замерял время.

Куравлев помолчал, затем нехотя начал:

– Во всем виноват вот он, – сцепленными руками задержанный показал на Жарова.

Жаров изумился, но промолчал.

– Если бы мы тогда не встретились в пивной, то я бы и не сидел здесь. Он рассказал мне какую-то историю про пионерский лагерь. В тот момент я понял, кто и как убил мою жену.

– Вот почему ты тогда вдруг ушел ни с того ни с сего, – проговорил Жаров.

– Мне надо было подумать. И я сразу протрезвел. Ты рассказал, как у детей сбывались сны. Я понял, что эти сны просто разыгрывались, а причины и следствия менялись местами. Вспомнил, что я рассказал сон моей жены Быкову, в вечер убийства. Вспомнил, что Быков ходил в магазин за вином, когда кончилось, и его почему-то долго не было. Я тогда подумал, что он просто заболтался с продавщицами. И я знал точное время, сколько его не было…

– Как ты умудрился узнать время, ты ж был изрядно выпивши? – спросил Пилипенко.

– В квартире работал телевизор. Быков вышел во время одной рекламной паузы и вернулся во время другой. На моем мобильнике есть секундомер. Вечером, после работы, я промерил время. Понял, что за пятнадцать минут он вполне мог дойти до моего дома, убить Нину и вернуться. А по пути зайти в магазин. От дома Быкова до моего четыре минуты быстрой ходьбы. До магазина – крюк в три минуты. Моя жена хорошо знала Быкова и не удивилась, когда он вдруг пришел.

– А ты, стало быть, выяснил, что Быков убийца, провел собственное расследование, – сказал Пилипенко. – Прокурор, судья и палач в одном лице.

– Смертная казнь отменена, – твердо сказал Куравлев. – А такой, как он, не должен жить.

Пилипенко и Жаров переглянулись. Следователю явно не хотелось затевать с Куравлевым правовую дискуссию.

– Вот и со снами все прояснилось, – сказал Пилипенко! когда преступника увели. – Нина Куравлева рассказала свой сон мужу, тот рассказал его Быкову. Быков и претворил этот сон в жизнь. Затем, когда он убил свою жену, я спросил его почему он пришел с работы раньше? Быков тогда смутился, не знал что ответить. Ведь он специально выслеживал любовников. Скажи он об этом, и мы сразу бы заподозрили его! И он нашел выход – рассказал о сне, который якобы видела; его жена.

– К тому же я тогда при нем упомянул имя Куравлева, что и подсказало ему решение, – сказал Жаров. – Этим он объяснил и то, почему пришел раньше, и то, что растерялся, когда ты застал его врасплох своим вопросом.

– Третий сон, Квятковской Анны, был создан потому же методу, что и в нашем лагере, – сказал Пилипенко. – Два таинственных сна нам уже подбросили. Третий Быков просто впечатал в файл дневника Анны. Так и появился маньяк-мертвец.