Текст книги "Двухместное купе"

Автор книги: Владимир Кунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГОЛОС АНГЕЛА:

—...я еще не знал – дадут ли мне разрешение на Наземную практику или нет, но не терял времени даром...

* * *

И В.В. увидел крепенького двенадцатилетнего голубоглазого Ангела...

...сидящего за белым компьютером с небольшими ангельскими крылышками...

И мышка компьютерная была тоже с маленькими крылышками!..

Шныряет двенадцатилетний Ангел с голубыми глазами по всему небесному Интернету...

Но вот у парнишки Ангела – будущего Хранителя – что-то не заладилось. Он сдвинул висящее сбоку облако, как обычную занавеску...

...и открылся белый-белый стеллаж с белыми-белыми книгами и папками.

ГОЛОС АНГЕЛА:

– На всякий случай я постарался вызубрить все, что касалось семьи Лифшицев-Самошниковых! От момента отъезда родителей Фирочки в дом отдыха и засорившегося унитаза, в результате чего Фирочка Лифшиц потеряла невинность и стала Фирочкой Самошниковой...

* * *

... В поте лица своего трудится маленький Ангел.

Что-то выписывает из белых деловых папок, сверяется с компьютером, делает заметки в белоснежной тетрадке...

Цитаты распечатывает на белом принтере с крылышками...

ГОЛОС АНГЕЛА:

– Понятия не имею, как теперь обстоят дела Наверху с информатикой, но тогда даже наша Школа ангелов-хранителей обладала превосходной картотекой и удивительно полными досье! Что позволяло с легкостью заглянуть в историю предков наблюдаемого Человека... или, вернее, опекаемого, на несколько поколений назад.

* * *

... Но вот маленькому голубоглазому Ангелу потребовались дополнительные сведения, и он отдернул в сторону еще одно облако – с другой стороны своего компьютера...

Открылся еще один стеллаж с толстенными серебристо-белыми фолиантами...

Маленький Ангел взмахнул крыльями, взлетел к верхней полке и пытается снять фолиант. Но сил не хватило – фолиант был слишком тяжел!..

После нескольких неудачных попыток ученик Школы ангелов в сердцах сплюнул, замахнулся кулаком на стеллаж, кажется, даже выругался и резко взмахнул рукой, пристально глядя на корешок серебристой книги...

И – о чудо!..

Тяжеленный небесный фолиант сам выплыл из белых библиотечных полок, расправил прижатые к обложке крылья и мягко спланировал на облачный стол маленького Ангела...

ГОЛОС АНГЕЛА:

– Причем, учтите, Владим Владимыч, я показал вам всего лишь ничтожную часть нашей школьной библиотеки! А представьте себе, какими гигантскими архивами обладало Главное Управление нашей службы, подчиненное непосредственно Ему?! Открывайте, открывайте глаза...

– М-да... Поразительное зрелище!.. – где-то хрипло проговорил В.В.

– Открывайте, открывайте глаза! Кина больше не будет, – сказал Ангел.

КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

Сидя за столиком, В.В. открыл глаза и потряс головой, словно хотел прийти в себя после всего увиденного.

– Послушайте, Ангел... Но насколько я понял, вам в ту пору было всего двенадцать лет?

– Да. Почти тринадцать. Я же говорил вам, что мы с Толиком-Натанчиком появились на свет одновременно. Но как родился Толик Самошников, было предельно ясно, а вот как возник я сам... Почему-то последние годы меня это очень занимает. – В голосе Ангела неожиданно прозвучали горькие нотки. – Я ведь, Владим Владимыч, смешно сказать, за всю свою жизнь так ни разу и не ощутил ни материнского всепрощения, ни ласковой поддержки отца... Ну да ладно. Простите...

Было слышно, как кто-то прошлепал по вагонному коридору.

Потом щелкнула дверь туалета, затем – пауза, характерная для кратковременного посещения горшка, а уже потом яростный шум низвергающейся воды...

И опять щелчок двери, и снова шлепанье сонных шагов по коридору.

А потом – только стук колес и грохот несущегося в ночи поезда.

– Я заговорил о вашем возрасте того времени лишь потому, что потрясен тем объемом самостоятельной работы, которую произвели вы – мальчик двенадцати... пусть даже тринадцати лет!

Ангел подумал и сказал:

– Ну, во-первых, я очень неплохо учился. Отсюда и возникла моя кандидатура для почти взрослой командировки на Землю. А во-вторых, не забывайте, Владим Владимыч, я все-таки был не «мальчиком двенадцати лет», а «двенадцатилетним Ангелом». А это вовсе не одно и то же!

– Да-да... Конечно. Наверное... – быстро согласился В.В. – Одно в голове не укладывается, Ангел, – как Лешка Самошников мог стать невозвращенцем, зная о том, что Толик-Натанчик сидит в колонии, что на суде погиб его дедушка Натан Моисеевич, что застрелился старейший друг семьи Ваня Лепехин!.. Как это могло произойти?!

Ангел вскочил и заметался по узенькому купе, как раненый тигр.

– Да не знал он ничего этого, Владим Владимыч! В том-то и трагедия, что Лешка стал невозвращенцем ровно за месяц до всех этих печальных событий!..

– Вы думаете, что если бы Лешка был в курсе ленинградских дел...

– Естественно!!! Никуда бы он не сорвался! – нервно и горячо проговорил Ангел. – Помня его достаточно хорошо, могу поручиться, что, узнав обо всех этих несчастьях, он послал бы свой театр ко всем матерям, поставил бы на уши всю Западную группу войск и заставил бы немедленно отправить его в Ленинград!.. Ведь какое-то время спустя, уже там, на Западе, когда Лешка все узнал про деда и Толика, он через пол-Германии помчался в Бонн, в советское посольство и...

– Стоп, стоп, стоп, Ангел! – прервал его В.В. – Вы так раздергались, что стали перескакивать через какие-то наверняка очень важные события... Я рискую многого не понять в дальнейшем. Так что уж будьте любезны... Помните, как у Галича: «...а из зала кричат – „Давай подробности!..“

– Простите меня, пожалуйста... Столько лет прошло, а я все никак не могу совладать с собой, когда речь заходит о Лешке Самошникове... Тогда – по порядку.

– Но сначала, пожалуйста, о себе, – напомнил В.В. Ангелу.

– Нет, – возразил Ангел. – Сначала все-таки про Лешку. Потому что из-за нашей высшей чудовищной и постыдной ангельско-чиновничьей бюрократии, одновременно с их трусливой безответственностью, я вошел в жизнь Лешки Самошникова, к несчастью, слишком поздно... Вы хотите это услышать вот так, сидя за столиком? Или хотели бы сами заглянуть в то Время?

– Ну, наверное, лучше один раз увидеть, чем...

– Нет вопросов! Ложитесь, так вам будет удобнее.

В.В. послушно лег на постель, прикрыл глаза...

...и услышал голос Ангела:

– Вот как мы сделаем, Владим Владимыч. Я начну вам рассказывать, а если вы вдруг чего-то не поймете или что-то захотите разглядеть поотчетливее – вам стоит только проявить это желание или позвать меня...

– Вас понял. – В.В. зажмурился и тихо произнес: – Перехожу на прием.

* * *

Тает в ночи колесный перестук на рельсах...

Уплывают в Прошлое звуки несущегося во тьме поезда...

Остается лишь затухающий голос Ангела: – Обычно после каждого спектакля, отбирающего у исполнителя главной роли все силы – вроде сегодняшнего шефского «Гамлета», сыгранного для личного состава энской пехотной дивизии, – обессиленный Лешка предпочитал активный отдых...

ГДР. НОЧЬ. КВАРТИРКА ЮТЫ КНАППЕ

Ах, какая это была прекрасная и жгучая ночь!..

То, что не удалось когда-то Гамлету с Офелией, сейчас русский артист Лешка Самошников вытворял с очень демократической немочкой Ютой Кнаппе.

А чего только не делала Юта Кнаппе с Лешкой Самошниковым?!

Их тела переплетались в страстных объятиях...

Громко, бесстыдно и ритмично скрипела кровать.

В такт призывным звукам этого поистине боевого плацдарма любви в маленькой комнатке Юты вся мебель ходуном ходила!!!

Хрипло, как лев в брачный период, рычал Лешка...

...сладострастно стонала и в экстазе что-то несвязно выкрикивала девушка Юта.

А на пике максимального и завершающего момента этого любовного сражения просто перешла на чистейший поросячий визг, в котором с трудом можно было разобрать:

–...их либе!.. ихлибе!.. их либе дих, Льёша!!! О Готт!.. Майн Готт...

* * *

... Потом лежали голые в кровати и Юта кормила Лешку с ложечки невиданным в Советском Союзе того времени – йогуртом.

Лешка с удовольствием облизывал ложечку и с интересом разглядывал пластмассовый стаканчик из-под йогурта.

Не прекращая своего ответственного занятия, Юта спросила:

– Льёша, можно я буду тебя называть Алекс?

– Нет, – ответил Лешка. – Нельзя.

– Но здесь, на Западе, все русские Алексеи и Александры сразу становятся Алексами. Курцнаме – это очень удобно. Короткий имя...

– Хочешь короткое имя – продолжай называть меня «Льёша». Короче могут быть только – Том, Ким или Пит. Но это не русские имена. А я стопроцентно русский. Хотя наполовину и еврей... – рассмеялся Лешка.

– О!.. – удивленно воскликнула Юта. – А кто «юде»? Мама одер... Мама или фатер?

– Мама, – с великой нежностью сказал Лешка.

– Зе-е-ер гут!.. Эс ист зеер практиш! Это очень практично, – восхитилась Юта.

Она отдала Лешке стаканчик с йогуртом и ложечку и через простынку стала поглаживать его первичные мужские половые признаки.

– Вот они – щупальца международного сионизма! – заржал Лешка и чуть не подавился йогуртом. – Перестань шуровать у меня между ног! Ему тоже отдых требуется. Совсем заездили беднягу... А почему ты считаешь, что мама «юде» – это практично?

Однако юная фрау Кнаппе и не собиралась выпускать из рук такую замечательную добычу. Но ослабила хватку. Сказала трезво и расчетливо:

– Это практично потому, что твой еврейский националитет ты сможешь подтвердить, только если «юде» – твоя мама. Папа – нет.

– А мне-то это на кой хрен? У нас с этим «националитетом» – одни заморочки, – отмахнулся Лешка.

– Но ты можешь немножко ездить в федеративные земли. Там везде есть «юдише гемайнд» – еврейские общины. Они помогают русским. Таким, как ты. Хочешь на два дня в ФээРГэ? Завтра тебе не надо играть театр. А послезавтра генералы делают для вас парти. Шашлык и баня, – сказала Юта презрительно. – А мы поедем туда – в федеративную землю.

– Мы?..

Лешка уселся на постели, закурил сигарету.

– Да, – сказала Юта. – Ты и я. И еще один поляк. Он меня туда возит. Ты будешь гулять и смотреть, а я немножко работать. А потом едем обратно... Хочешь?

Лешка глубоко затянулся, поразмыслил и наконец сказал:

– А-а... Чем черт не шутит?! Когда еще такой случай представится? – Но на всякий случай переспросил: – А назад, ты сказала, когда? А то в понедельник у меня утренник для детей – «Аленький цветочек».

– Замстаг унд зонтаг – там... Субботу и воскресенье делаем маленький урлауп – отпуск в ФээРГэ, а в понедельник утром – здесь. Не бойся. Я туда езжу два раза в месяц. Я там немножко работаю, потому что западные марки здесь у нас, в Дойче Демократише Републик, – это очень хорошо!

– А поляк при чем здесь? – спросил Лешка.

– О! У нас с ним есть бизнес. Его зовут Марек.

– Что еще за бизнес? – чуточку ревниво спросил Лешка.

– Льёша! У тебя шванц больше, чем наш бизнес! – Юта весело рассмеялась и поцеловала Лешку через простыню в самое причинное место. – Но на Западе каждый бизнес есть коммерческая тайна. У нас бизнес такой маленький, что ты можешь об этом не думать...

* * *

Но тут изображение Ютиной квартирки, Лешки и самой Юты стало расплываться, таять, застилаться туманом...

А потом и вовсе исчезло.

Остался лишь тихий голос старого В.В.:

– Ангел! Ангел, послушайте...

– Да, да, Владимир Владимирович, я здесь. Не волнуйтесь!

– Я и не волнуюсь, – прозвучал голос В.В. – Я просто хочу кое-что уточнить. А для этого я должен ненадолго вас повидать.

– Без проблем, – сказал Ангел и......звуковым фоном их диалога начали возникать и усиливаться железнодорожные звуки несущегося в ночи поезда, а...

...сквозь плотный молочный туман, закрывавший предыдущее изображение, – проступать очертания...

... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

Лежавший на спине В.В. повернулся на бок, лицом к Ангелу, и приподнялся на локте.

– Вот что, Ангел. Я – полная бездарность в любой отрасли любого бизнеса. Мне не хотелось бы тратить много экранного времени в попытках разобраться – что могло приносить доход двум представителям единого соцлагеря в то время, когда Германия была разрублена пополам дикой и безобразной стеной. В двух словах объясните, чем занимались Юта Кнаппе и этот поляк... Марек, кажется.

– Нет вопросов, Владимир Владимирович... Их бизнес был столь невелик и примитивен, что рассказ о нем действительно не займет много времени, – сказал Ангел. И спросил преувеличенно любезно, тоном разбитного официанта: – Чайку не желаете-с? Эрлгрейчику с бергамотцем, в вашей любимой фаянсовой кружечке? Могу бутербродики сотворить, печеньице...

– И все? – недовольно скривился В.В.

Ангел глянул в глаза В.В. и жестко сказал ему:

– Пожалуйста, выкиньте из головы мысли о джине! До утра вам еще пару раз понадобится подкрепить свои нервы алкоголем. Так что, знаете ли, не будем торопиться. В конце концов, и ваши, и мои возможности не безграничны...

– Хрен с вами, давайте чай в кружке! – недовольно согласился В.В. – Обещанием выпивки в ближайшем будущем вы меня немножко успокоили.

– Не убежден, что джин вы будете пить в таком уж безмятежном спокойствии, – заметил Ангел.

– Ладно. Не запугивайте. Гоните чай! Только горячий...

– Пейте. Не склочничайте!

Перед В.В. стояла фаянсовая кружка с дымящимся крепким чаем.

В.В. уселся за столик и, прихлебывая чай, негромко сказал:

– Как быстро привыкаешь к хорошему... А чудеса становятся нормой жизни. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!.. Валяйте про бизнес Юты и Марека.

– Извольте. По условиям Варшавского Договора из польской Познани еженедельно на землю «нашей» Германии, в столовые советских воинских частей, приходили огромные фургоны с овощами и фруктами. В танковый корпус, где буфетчицей работала вольнонаемная фрау Кнаппе, всегда приезжал один и тот же польский водитель Марек. Он тут же сговорился с Ютой, что та будет получать от него два неучтенных ящика любых овощей и фруктов, которые Юта сможет реализовать через свой буфет в офицерской столовой, а денежки они будут делить пополам. За эти же пару ящиков Марек Дыгало после разгрузки будет ночевать у фрау Юты, пользовать ее во все завертки, а утром уезжать к себе в Познань. «Ни любви, ни тоски, ни жалости...» Бизнес в чистом виде.

– Тоже мне «бизнес»! – презрительно ухмыльнулся В.В., прихлебывая горячий чай из кружки. – «Товар—деньги—товар». Хрестоматийная марксистская схема, подогнанная двумя жуликами одного соцлагеря под условия Варшавского Договора того времени.

– Еще не вечер, – ухмыльнулся Ангел. – Оборотистый Марек со своим фургоном стал сотрудничать и с небольшой польской фабричкой из городка Зелена Гура. Там изготавливали фальшивую «итальянскую» мебель в стиле позднего барокко. Мебель была сделана превосходно! И с огромным успехом уходила в западногерманские торговые фирмы. Марек получил рабочую визу в ФээРГэ и стал загружать свой фургон наполовину морковкой и яблоками, а наполовину – мебелью. Сдав овощи славным советским танкистам и переспав с Ютой, Марек уже с утра мчался в Западную Германию. Там разгружал мебель, получал добротные бундесмарки, закупал разную контрабандную мелочевку для продажи в Польше и возвращался опять через Юту. Однажды Юта попросила Марека взять ее с собой на Запад. Перед границей Марек упаковал Юту в одну из картонных мебельных коробок, и Юта оказалась на Западе, в одном симпатичном городке. Там Марек познакомил ее с владельцем местного борделя и за небольшую сумму передал ему права на фрау Кнаппе. Шеф борделя лично проэкзаменовал Юту, остался доволен и договорился с ней, что два раза в месяц, на две субботы и два воскресенья, когда наплыв посетителей бывает особенно велик, фрау Кнаппе будет приезжать и обслуживать клиентов. А так как приезды Юты зависели от рейсов фургона Марека, то Марек законно получал десять процентов Ютиных доходов. Вот вам и вся схема их бизнеса, Владим Владимыч.

– Схемка достаточно циничная, но не бог весть какая сложная, – сказал В.В., попивая чай из большой фаянсовой кружки. – Однако, Ангел, я все равно очень благодарен вам. Так просто, так доходчиво... И насколько я теперь понимаю, Юта предлагала Лешке Самошникову именно этот способ пересечения границы с Западной Германией?

– Конечно! – сказал Ангел.

– Тогда смотрим дальше. – В.В. решительно отставил кружку в сторону.

– Вы хоть чай допейте.

– Потом, потом... Поехали!

В.В. проворно улегся на постель, закрыл глаза и пробормотал:

– Жаль, покурить не успел. Ну что же вы, Ангел?!

– Сейчас, сейчас! Не волнуйтесь, у нас еще масса времени.

Но эта фраза Ангела донеслась до В.В. уже будто откуда-то издалека.

А потом все стало расплываться и меркнуть...

...и далекие гудки встречных составов как-то сами собой преобразовались в голос Юты Кнаппе, произносящий русские слова с очень характерным немецким акцентом:

– Туда и обратно. Всего два дня. Неужели тебе это не интересно? Там совсем, совсем другая жизнь!..

КВАРТИРКА ЮТЫ КНАППЕ

– Всего на два дня? – переспросил Лешка. Он еще лежал в постели...

...а Юта в халатике, накинутом на голое тело, уже варила кофе и подогревала булочки на крохотной кухоньке, располагавшейся прямо в единственной комнате этой квартирки.

– Да, только два дня! – радостно подтвердила Юта. Лешка еще несколько секунд помолчал, подумал, бесшабашно махнул рукой и сказал:

– А-а-а... На все плевать! На два дня? Поехали!!!

СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД ОФИЦЕРСКОЙ СТОЛОВОЙ. ДЕНЬ

У служебного входа в офицерскую столовую стоит дальнорейсовый автофургон-рефрижератор с польскими номерами.

Задние створки фургона распахнуты, и солдатики таскают оттуда последние ящики с фруктами и овощами в столовую.

Оттуда к машине выходят кладовщик – сверхсрочник с продувной рожей, завстоловой – невероятных размеров прапорщик в кургузом халатике, накинутом на жирные плечи, и Марек – водитель фургона-рефрижератора.

Мареку лет сорок. Он одет в редкие по тем временам настоящие джинсы и потертую кожаную куртку.

– Юж вшистко? – кричит он солдатам и сам же переспрашивает по-русски: – Всё уже?

– Почти! Осталось несколько ящиков, – крикнул один солдат.

– Зоставь две скшинки на мейсце! Не тшимай!.. Два ящика оставь. Hex бенде! – крикнул Марек.

* * *

... Потом фургон Марека стоял у входа в буфет Юты Кнаппе.

За фургоном, опасливо оглядываясь по сторонам, стоял Лешка.

Подошла к нему безмятежная Юта. Посмотрела на Лешку, спросила:

– Ты боишься?

– Не боюсь, но как-то не по себе.

– Что это «не по себе»? А по кому? – не поняла Юта.

Лешка не успел ответить.

Отряхивая джинсы и куртку, вышел запыхавшийся Марек. Он протянул Юте ключи и сказал на чудовищном немецком:

– Их хаб бринген цвай кистей мит обет унд фрухт ин дайне буфе... – И тут же перевел Лешке на приблизительный русский язык: – Мувилем, же поднес те две скшинки с овоцами и фруктами до ее працы. То есть – работы. Ну, мои дроги мендзынародовы пшиятели, сядайте до самоходу! Ты, Лешек, залазь до фургону. Там у кабины за меблевыми пудлами картоновыми есть една дужа пуста пуделка. Як по-российску «пуделка»? Запомнялем, холера... А! Пуделка – коробка. Ясно? А Ютка до границы зе мной поеде. Добже? А пшед гренцей и Ютку до тебе встронцаем... И с повротем также. Обратно – так само...

Лешка еще раз оглянулся по сторонам и полез в фургон.

Марек закрыл задние двери фургона, накинул запор, повесил «липовую» пломбу и пошел в кабину...

...где уже привычно расположилась хорошенькая Юта Кнаппе.

Когда Марек сел за руль и завел двигатель, Юта бросилась ему на шею.

Марек мягко освободился от ее объятий.

– Чекай, чекай, кохане! – по-польски сказал Марек и повторил по-немецки: – Битте, вартен, Юта! Их заге, айн бисхен вартен, майн либе медхен!..

... А когда огромный польский фургон стал медленно разворачиваться, чтобы выехать из расположения части, оказалось...

...что его уже давно сопровождал очень внимательный и задумчивый взгляд того самого актера, который в спектакле «Семья» был занят в роли отца юного Ленина, а в «Без вины виноватые» прекрасно играл Шмыгу...

АВТОБАН. НАПРАВЛЕНИЕ – ЗАПАДНАЯ ГЕРМАНИЯ. ДЕНЬ

Мчался по автобану фургон-рефрижератор с польскими номерами...

Насвистывал за рулем Марек...

...деловито вязала на спицах какой-то пестрый шарфик Юта Кнаппе...

ВНУТРИ ФУРГОНА

А если представить себе, что мы можем заглянуть в закрытый и «опломбированный» Мареком фургон, то увидим, что после разгрузки ящиков с овощами и фруктами для советских военных двенадцатитонный фургон был наполовину пуст, а вторую его половину занимали большие картонные упаковки с «итальянской» мебелью.

На картонных упаковках шли надписи на итальянском языке, дескать, все это произведено в Италии, конкретно – в Милане, и что мебель вся сертифицирована.

Мебельные упаковки были загружены прямо от передней стенки фургона, соседствующей с задней стенкой кабины водителя, и простирались до самой середины.

Одна из коробок, плотно прилегающая к кабине и заставленная остальными упаковками, была пустой. В ней и был оборудован тайник.

В этом картонном тайнике достаточно свободно сидел Лешка Самошников и даже осторожно покуривал.

Упаковка была от какой-то габаритной мебели – шкафчика или диванчика, и одному Лешке в этой большой картонной коробке было вполне комфортно.

Лешка прислушивался к дорожным звукам – работе двигателя, шуму обгоняющих польский фургон машин, торможениям и, наоборот, увеличению скорости бегущего фургона...

А потом услышал и почувствовал, как фургон замедляет ход и, переваливаясь с боку на бок, медленно съезжает с автобана.

Услышал Лешка, как автофургон немного проехал по гравию, потом покатил по траве...

...услышал, как ветки деревьев цеплялись за продирающийся куда-то фургон, а потом все смолкло.

Даже мотор перестал работать.

Лешка загасил сигарету, тщательно затоптал ее и насторожился.

Проверил, на месте ли паспорт, удостоверение члена ВТО – Всесоюзного театрального общества. А потом...

А потом Лешка отчетливо услышал несущиеся из водительской кабины звуки, не оставлявшие никаких сомнений!!!

Ритмично и хрипло крякал Марек, будто дрова рубил...

...стонала и повизгивала от наслаждения Юта – точно так же, как она это делала сегодня ночью под Лешкой...

В такт кряканью Марека и взвизгам Юты скрипело широкое водительское сиденье...