Текст книги "Дарданелльское сражение"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Сенявин не ограничился стоянием у проливов. Дозор здесь несла только одна дивизия. Вторая же под флагом младшего флагмана Грейга крейсировала вдоль турецкого побережья. Этим Сенявин убивал сразу двух зайцев: лишал турок возможности судоходства и создавал у них уверенность, что эскадра постоянно разделена на две части, а потому весьма слаба. Турок надо было снова каким-то образом выманить из пролива!

Несмотря на кажущуюся отдаленность, с Грейгом поддерживалась постоянная связь, и контр-адмирал был готов в любой момент прийти на помощь главнокомандующему.

Вскоре на эскадру доставили новые императорские инструкции о начале мирных переговоров с Портой. Кроме них, привезли и письма. Благодаря им Сенявин получил некоторое представление о том, как разворачивается ситуация вокруг турецкой войны в российской столице. А ситуация была там далеко не простой.

Морской министр Чичагов, несмотря на свое прохладное отношение к Сенявину, ныне настаивал, чтобы переговоры с турками вел именно он. В этом министр был прав. Но Александр Первый на это никак не соглашался:

– Вы же сами еще совсем недавно доказывали мне, что вам было трудно предпочесть Сенявина иным! Вы сами признаете его ниже своего поста даже в морском отношении и говорите, что он дал нам убедительные доказательства недостатка логики! Как же теперь я могу вверить Сенявину судьбу всей империи?

Чичагов молчал. Что было, то было, позлословить на своих подчиненных он любил. Теперь за это приходилось расплачиваться.

Ведение переговоров поручили корсиканцу Поццо-ди-Борго. Слов нет, в интригах политических этот давний недруг Наполеона был сведущ, но не понимая России, он никогда не был ее патриотом.

Согласно выдвинутым параграфам, Россия предлагала Турции восстановить все ранее действующие договоры. Со своей стороны она обещала вывести войска из Молдавии и Валахии.

Поццо-ди-Борго прибыл к эскадре попутным фрегатом «Кильдюин» спустя два дня после битвы при Дарданеллах. Вместе с ним секретарь венского посольства надворный советник Булгаков. Полковник и надворный советник имели высочайшие полномочия на переговоры с турками о мире при посредничестве Сенявина. Ознакомившись с бумагами, адмирал немедленно послал в Константинополь плененного ранее Селима-Чауша с извещением о прибытии посланника для переговоров. К Се-лиму в кают-компании «Твердого» привыкли, и офицеры расставались с ним с сожалением. Да и он, прощаясь, даже расплакался. Помимо всего прочего, Селим-Чауш обещал помочь в судьбе команды «Флоры».

После его отъезда турки молчали две недели. Поэтому Сенявин отправил к капудан-паше дубликат письма с советником Скандраковым, а чтобы задобрить противника, отпустил два десятка пленных. В ответном письме, переданном через того же Скандракова, капудан-па-ша изысканно оповестил своего русского «визави» о том, что отныне на турецком престоле султан Мустафа Четвертый и он сейчас крайне занят.

– Что удалось вызнать за время поездки? – поинтересовался Сенявин.

– Увы, весьма немного! – развел руками советник. – Капудан-паша не пустил меня к себе на корабль, а принял в крепости.

– Как настроение у турецкого адмирала? Хочет ли он еще раз попытать счастья в споре с нами?

– На словах хвалился, что готов снова на нас выйти, но на деле сегодня последние корабли ушли за мыс Чинак-Калеси. Кроме того, грек-переводчик сказал мне по секрету, что после сражения капудан-паша казнил половину своих капитанов!

Сенявин глянул на карту пролива. Мыс Чинак-Калеси – это весьма далеко от входа в Дарданеллы. Если турки забрались даже туда, значит, о реванше они пока серьезно не помышляют.

Четыре раза Сенявин с Поццо-ди-Борго отправляли капудан-паше письма с предложениями о мире. Четыре раза турки под надуманными предлогами отказывали.

– Зная турок, могу сказать, что нынешнее наше стремление к миру и настойчивость в этом почитаются у них за проявление слабости и разжигают большую воинственность! – заключил Сенявин, видя, что миролюбивые стремления пользы не приносят.

– Восток уважает только силу! – согласился хитромудрый корсиканец.

– Будем отныне действовать иначе! – решили вице-адмирал и дипломат.

Теперь оба стали письменными воззваниями оповещать турецкое население о своих намерениях. Кроме этого, Сенявин разогнал все мелкие суда по окрестным островам и побережьям для диверсий и захвата торговых судов.

В Константинополе сразу же всполошились. Воззвания, диверсии, голод могли спровоцировать новые мятежи доведенного до крайности населения. Капудан-паша письма Сенявина теперь принимал и читал, даже писал ответы, но делал все с соблюдением строжайшей тайны. Парламентеров с российской эскадры в Константинополь по-прежнему не пускали, боясь как народных выступлений, так и гнева всесильного Себастиани.

В своих письмах Поццо-ди-Борго был упорен. Кто, спрашивал он, как не Россия, помогал им во время нападения Бонапарта на Египет? Забыли ли турки все выгоды, которые они извлекли тогда от союза с Россией? Многого ли стоит обещание Парижа помочь в настоящей войне войсками и флотом? Знают ли в Константинополе, что французские силы в Далмации едва превышают восемь тысяч и находятся под постоянной угрозой истребления?

Прознав об этой неофициальной, но весьма интенсивной переписке, заволновался Себастиани. Понимая, что турки в какой-то момент от понесенных военных неудач могут заколебаться, он поторопился встретиться с великим визирем.

– Турки ждут от меня новых обещаний и устных гарантий! – обозначил он секретарю линию своего поведения. – Пожалуйста! И того и другого я могу дать им сколько угодно.

Наготове у французского посла был последний веский аргумент, который он приберегал на самый черный день. Теперь этот день, как посчитал Себастиани, настал. Визирю он при встрече сказал:

– Франция никогда не заключит ни с кем договора без того, чтобы не оговорить в нем независимость и целостность Оттоманский империи, исключив все, что могло бы нанести хоть какой-то ущерб процветанию Блистательной Порты!

Одновременно по всегдашней своей рассеянности посол «забыл» средь ковров мешок с золотом. Последний аргумент убедил визиря больше всего.

Спустя несколько дней Себастиани вручили бумагу, где значилось, что Мустафа Четвертый будет продолжать войну с русскими до полной победы и также никогда не заключит отдельного от Франции мира. Себастиани был доволен.

– Странное дело, – говорил он в посольстве. – Отправляясь сюда, я был столь много наслышан о восточной хитрости и коварстве, сколь много вижу сейчас глупости и наивности! Однако дело сделано, и туркам придется продолжить свою войну.

Голод в столице, однако, так и не был прекращен. Боясь волнений, новый султан требовал от Сеида-Али победы над эскадрой Сенявина. Турецкий флот стал деятельно готовиться к новой битве за Дарданеллы.

На «Твердом» отказ Порты от начала переговоров восприняли спокойно.

– Вероятно, вы еще выбили султану не все зубы! – комментировал за утренним кофе создавшуюся ситуацию Поццо-ди-Борго.

– Отказ от переговоров означает выход в море турецкого флота и новое генеральное сражение! – соглашался Сенявин. – Иного выхода теперь просто не остается! Это будет решающий, а возможно, и поворотный момент настоящей войны! Скорей бы!..

***

21 мая греческие рыбаки донесли Сенявину о появившемся в Архипелаге французском корсаре. Француз действовал весьма дерзко и умело, захватывая греческие суда под российским флагом. Последнее место, где видели корсара, была Смирна.

Немедленно к главнокомандующему был зван командир «Венуса».

– Найти и уничтожить! – таков был краткий приказ Сенявина.

В тот же день фрегат покинул эскадру и взял курс на Смирну. Найти там француза особо не рассчитывали, однако можно было надеяться, что удастся собрать хоть какую-то информацию о неуловимом разбойнике. Пока же известно было лишь то, что неприятельский бриг имел 18 орудий и командовал им опытный (еще королевской закалки) морской офицер, прозванный за приверженность к бархату и шелку «виконтом». Не менее опытной была и команда, набранная из видавших виды морских бродяг.

Вместе с «Венусом» в поиск был отправлен и капер «Ирида». Сразу же после выхода Развозов велел переделать «Ириду» под заштатного купца-бедолагу. Пушки прикрыли тюками с «товаром», на парус пришили несколько здоровенных заплат, а матросам велели в случае появления «Виконта» изображать панику. Следовать «Ириде» надо было впереди в пределах видимости, об обнаружении корсара извещать фрегат особым сигналом, после чего ложиться в дрейф и ждать, пока француз подойдет вплотную, после чего открывать огонь, целясь в рангоут. К этому времени должен будет примчаться на всех парусах и «Венус».

В Смирне через лазутчиков удалось получить сведения, что «Виконт», совершив несколько удачных нападений, сейчас отстаивается в порту Сан-Николо, что на острове Ипсеро.

Спустя несколько дней «Венус» в сопровождении «Ириды» уже подходил к порту. Не желая рисковать ни фрегатом, ни капером, Развозов вызвал к себе Броне-вского.

– Тебе Володенька, как всегда, задача ответственная! Забраться в бухту и разузнать, где и в каком состоянии стоит «Виконт». В драку не лезь, твое дело лишь добыть нужные сведения!

Вместе с мичманом поплыл местный грек-лоцман. Едва стемнело, на двух шлюпках незаметно вошли в гавань. Уключины, чтоб не скрипели, обернули тряпками. Грести тоже старались потише, лишний раз не плеская. Верный Трофимов заранее зарядил сразу несколько пистолетов, заботливо положив их возле мичмана.

– Зачем? – шепнул Броневский. – Мы ведь драться не станем! – А про всякий случай!

Вошли в бухту. Невдалеке золотился огнями городок Сан-Николо.

– На входе много мелей, и надо править ближе к северному берегу! – посоветовал вполголоса лоцман.

– Хорошо! – Броневский положил румпель вправо. – Лотовый давай!

Сидящий на баке матрос кинул в воду лот, поглядел на веревочный конец, посчитал узелки:

– Пять саженей… три… две… одна… две… три…пять… – Смотрите во все глаза1 – велел мичман матросам.

А вот и корсар! Паруса зарифлены. В кормовых оконцах темно. На палубе тихо. Весь бриг, казалось, вымер. Броневский оценил ситуацию. Француз стоит удобно и от входа в бухту прикрыт небольшим каменным мысом, на котором капитан брига тоже, похоже, разместил несколько пушек. Это значит, что пока фрегат будет протискиваться по мелям, неприятель успеет изготовиться к бою и встретит «Венус» во всеоружии. И хотя мощь фрегата не ровня корсарскому бригу, легкой победы наверняка не получится. Решение возникло сразу: не ожидая утра, захватить бриг сейчас, пока его команда и капитан спят. Конечно, нападая на француза, он самым решительным образом нарушал приказ, но игра стоила свеч! Мичман окинул сидящих в шлюпке: восемь на веслах, двое на баке и двое на корме. Итого дюжина. Разумеется, это мало. Однако пока на его стороне внезапность!

– Будем брать француза на абордаж! – объявил он матросам.

– А вы говорили, вашродие, что пистоли не пригодятся?! – с осуждением покачал головой Трофимов.

Ответить на этот справедливый упрек Броневскому было нечего, он промолчал, да и волновало его сейчас иное: как незаметнее подойти к борту корсара.

Подвернув руль, он направил шлюпку к борту брига. Вот стал различим шторм-трап. Последний десяток метров шлюпка шла уже по инерции. Опустив весла вдоль борта, матросы вооружились тесаками. Наконец, нос шлюпки мягко ткнулся в корабельный борт. Сидящие на баке, ловко подтянули его к шторм-трапу.

– Пошли! – прошептал Броневский. – Не стрелять, а действовать тесаками!

Первыми взобрались на палубу те, кто сидел на носовой банке. За ними остальные. В шлюпке Броневский оставил лишь лоцмана-грека. На баке брига дремал, облокотившись на фальшборт, часовой. – Сними! – велел мичман.

Матрос, пригнувшись, кошкой метнулся в нос судна. Мгновение, другое, и тихий всплеск известил мичмана, что с часовым покончено.

– Теперь надо заняться люком! – подумал Броневский. – Закроем команду в низах, и бриг, почитай, Hani! Где же только люк?

Он сделал несколько шагов и чуть не упал в трюм. Люк в нижнюю палубу был прямо под ногами. – Двое ко мне! Закрыть крышку!

В этот самый момент из люка внезапно показалось заспанное лицо. Один из корсаров, видимо, по нужде, лез на палубу. В следующее мгновение он уже скатывался вниз с истошным воплем.

– Люк! Закрывайте люк! – что есть силы крикнул Броневскии.

Но было поздно. Снизу с палубы грохнуло сразу несколько выстрелов и один из двух пытавшихся закрыть люк матросов, упал ничком.

Внезапность была потеряна, но отступать теперь было уже поздно. Матросы, помимо тесаков, прихватили со шлюпки еще и свои ружья и теперь, примкнув к ним штыки, были готовы к решительному бою. Снизу послышался топот. Сразу несколько ружей пальнули навстречу, и из люка раздались крики и стоны.

– Вашродие, вона еще хранцузы бегут! – крикнул вездесущий Трофимов.

От юта бежала большая группа французов. Впереди нее офицер с обнаженной шпагой и пистолетом, скорее всего, капитан брига.

– Трое у люка, остальные за мной! – скомандовал Броневскии и, выхватив саблю, бросился навстречу бегущим. Несколько секунд, и началась рукопашная. Французов было несравнимо больше, но вооружены они были чем попало: кто саблями, а кто и вовсе кортиками, к тому же большинство еще не успело спросонок разобраться, что к чему. А потому русские, действуя штыком и прикладом, быстро восстановили равновесие в силах…

Спустя час Владимир Броневскии докладывал капитан-лейтенанту Развозову:

– Абордажем захвачен французский 18-пушечный бриг «Гектор» со всею командой. У нас один убит и трое ранены. – Кто убит? – Боцманмат Алексей Трофимов!

– Светлая память! – перекрестился Развозов. Поблагодарив матросов Броневского за службу и приказав выдать им в обед по лишней чарке, он затем, взяв под локоть, отвел мичмана в сторону.

– За нарушение приказа и прочие художества надобно тебя посадить под арест!

– Но, Иван Иваныч! Француз же не просто в бухте стоял, а за скалой прятался, а на той скале еще и пушки свои поставил! Нелегко бы «Венусу» пришлось, а так мы за ночь и управились!

– «Управились», «управились»! – пробурчал Развозов, пряча невольную улыбку в углах губ. – Ладно, Володя, победителей, как говорится, не судят. Что сделано, то сделано! В награду за подвиг определяю тебя капитанствовать над захваченным призом. Отведешь его к адмиралу на Тенедос и доложишь все честь по чести. Я с тобой и свою бумагу передам. Ступай, готовься к плаванию! Бриг же повелеваю именовать «Гектором», в честь троянского мужа знаменитого!

После полудня на «Венусе» приспустили Андреевский флаг. При выстроенной команде и всех офицерах предали морю павшего при абордаже боцманмата.

– Мир праху твоему, мой верный и преданный друг! – беззвучно шептал Броневский, не стыдясь нахлынувших слез.

Ближе к вечеру вместе с призовой партией мичман перебрался на захваченный бриг. На «Венусе» ставили паруса. Фрегат уходил продолжать крейсерство к острову Хиос. Над «Гектором» подняли Андреевский флаг. Обменявшись прощальным салютом, суда разошлись в разные стороны.

Из воспоминаний Владимира Броневского: «4 июня при крепком северном ветре, лавируя, прибыл я на «Гекторе» в Тенедос. Комиссия, по рассмотрении бумаг, судно и груз признала справедливым призом… Как бриг оказался весьма легким в ходу и притом способным для военной службы, адмирал приказал ввесть его в гавань, разгрузить, исправить и, оставя на нем 18 пушек, использовать для нужд эскадры».

В тот же день, произведенный единодушным решением капитанского совета «за отличие» из мичманов в лейтенанты, он был назначен командиром брига «Гектор».

– Желаю тебе новых подвигов во славу Отечества нашего! – пожал руку Сенявин.

– Не пощажу живота своего! – отвечал растроганный новоиспеченный лейтенант.

Весь оставшийся день он не мог прийти в себя: лейтенант, да еще произведенный не по линии, как большинство, а за отличие! А это дорогого стоит!

***

В последнее время на эскадре все сильнее стал ощущаться недостаток продовольствия. Вина и винограда было в избытке, не хватало же хлеба и мяса. «Дачи» тоже изобиловали все тем же виноградом, но никак не пшеницей. Теперь от фруктов воротили нос все, от командиров кораблей до последнего юнги. Мечталось же о ржаном хлебушке!

Близлежащие к Дарданеллам острова не могли восполнить потребностей многотысячных команд, а посылать корабли в отдаленные места Сенявин не решался, боясь остаться в меньшинстве перед вышедшим турецким флотом.

В один из дней к Тенедосу прибило волнами днище сгоревшего английского линкора «Аякс». Остатки линейного корабля оглядели. Нашли несколько обугленных человеческих тел, которые со всеми почестями похоронили на местном христианском кладбище. Из обгоревшего трюма вытащили бочки с прекрасно сохранившейся солониной. Сняли и несколько пушек. Так как в употребление они были уже не годны, то Сенявин велел перелить их в ядра.

По-прежнему волновало главнокомандующего малое количество пороха. Его оставалось лишь на одно генеральное сражение. По сему поводу был собран совет фогманов и капитанов. Как командир брига, пусть самой маленькой, но все же боевой единицы, приглашен на совет был и Володя Броневский. Прибыв пораньше, он забрался в дальний угол и старался обращать на себя как можно меньше внимания. Сенявин говорил убедительно:

– Когда турки вылезут из Дарданелл, а они вылезут оттуда обязательно, я буду стараться всячески недопустить себя атаковать, а стремиться самим напасть на них, ибо они, атакуя нас и определяя дистанцию свою, в короткое время могут истощить нас в последних зарядах!

– Я знаю прекрасное средство для сбережения снарядов! – подал голос со своего места командир «Рафаила».

– Какой же? – повернулся к нему Сенявин, удивленно. – Абордаж! – отчеканил Лукин.

– По старому морскому обычаю, выслушаем самого младшего члена совета! – заметил главнокомандующий. – Кто у нас самый младший в чине и должности? – Я! – робко поднялся из своего угла Володя.

– Мы слушаем вас, лейтенант! – сощурился Сенявин.

– Блокада проливов затягивается на неопределенное время, а потому надо каким-то образом, как и в прошлый раз, выманить турок из Дарданелл и, отрезав пути отхода, полностью истребить. Если после первого поражения они свергли собственного государя, то после второго непременно запросят мира. Впереди же эскадры в пролив надлежит послать мой «Гектор», на котором я все разведаю и вызнаю!

Начав свою речь срывающимся от волнения голосом, закончил ее Володя уже уверенно и напористо. Желание быть впереди всех вызвало у капитанов добродушный смех. Не улыбнулся, пожалуй, один Сенявин. Со всей возможной серьезностью он кивнул лейтенанту, разрешая присесть:

– Что ж, сказано дельно и по существу, а теперь, господа, выслушайте мой приказ на предстоящее сражение.

– Даниил Иваныч! – обратился он к флаг-капитану Малееву. – Зачитайте, пожалуйста.

Малеев встал и громким простуженным голосом начал читать с листа:

«Обстоятельства обязывают нас дать решительное сражение, но покуда флагманы неприятельские не будут разбиты сильно, до тех пор ожидать должно сражения весьма упорного, по сему сделать нападение следующим образом: по числу неприятельских адмиралов, чтобы каждого атаковать двумя нашими, назначаются корабли «Рафаил» с «Сильным», «Селафиил» с «Уриилом» и «Мощный» с «Ярославом». По сигналу при французском гюйсе немедленно спускаться сим кораблям на флагманов неприятельских и атаковать их со всевозможною решительностью как можно ближе, отнюдь не боясь, чтобы неприятель пожелал зажечь себя. Прошедшее сражение 10 мая (при Дарданеллах – В. Ш.) показало: чем ближе к нему, тем от него менее вреда. Следовательно, если бы. кому случилось и свалиться на абордаж, то и тогда можно ожидать вящего успеха, пришед на картечный выстрел, начинать стрелять. Если неприятель под парусами, то бить по мачтам, если же на якоре, то по корпусу. Нападать двум с одной стороны, но не с обоих бортов, если же случится дать место другому кораблю, то ни в каком случае не отходить далее картечного выстрела. С кем начато сражение, с тем и кончить или потоплением или покорением неприятельского корабля.

Как по множеству непредвиденных случаев невозможно сделать на каждый положительный наставлений, я не распространяю оных более; надеюсь, что каждый сын Отечества почтится выполнить долг свой славным образом. Корабль «Твердый». Дмитрий Сенявин».

– Будут ли вопросы ко мне? – поинтересовался главнокомандующий, когда флаг-капитан дочитал приказ.

Вопросов не было. Уже на выходе к Броневскому неожиданно подошел командир «Рафаила» капитан 1-го ранга Лукин и протянул руку:

– Весьма рад познакомиться со столь храбрым и предприимчивым офицером! – сказал он, приветливо улыбаясь. – После драки с турками хочу принять вас у себя на корабле!

– Почту за большую честь! – только и смог ответить Владимир.

Сон или явь! Его, вчерашнего незаметного мичмана, приглашает к себе на обед сам легендарный Лукин. Главнокомандующий просит его выступить на совете, и все при этом внимательно слушают его мнение. Неужели он теперь самый настоящий капитан? Неужели отныне его флотская служба станет совсем иной, более значимой и почетной?

Дел же отныне у Броневского стало предостаточно: предстояло укомплектовать, починить, вооружить и оснастить «Гектор», самым тщательным образом подготовив его к будущим боям. Кроме этого, необходимо было обмыть свои чин и должность, накрыв достойный стол для сослуживцев с «Венуса», что на Тенедосе сделать было весьма нелегко. Впрочем, последнее мероприятие пока откладывалось на некоторый срок, так как фрегат все еще находился в крейсерстве и, когда он вернется обратно, никто не знал.

Шлюпка быстро доставила лейтенанта Броневского в угол крепостной гавани, где в импровизированном адмиралтействе стоял его маленький, но уже такой близкий и родной бриг.

***

Спустя сутки после капитанского совета дозорное судно перехватило лодку с янычарами. Пленные объявили, что бежали домой с острова Лемнос, так как давным-давно не получали никакого жалования и продуктов. Кроме того, янычары рассказали, что гарнизон острова бунтует, не желая больше ни с кем воевать. Такой шанс упускать было бы непростительной ошибкой, и Се-нявин немедленно отрядил к Лемносу отряд кораблей под началом младшего флагмана Грейга.

– Разведайте состояние тамошней крепости и гарнизона. Если они, и вправду, находятся в слабом положении, то предложите каменданту сдаться на тех же условиях, что и Тенедос! – велел Сенявин контр-адмиралу.

Подойдя к Лемносу и положив корабли в дрейф, Грейг послал ультиматум. Вскоре получил ответ от местного аги: «Как старейшины и градоначальники теперь рассеяны по острову и по отдаленности не могут скоро собраться, то прошу дать мне на сие некоторое время посоветоваться». – Делать нечего, подождем! – решил Грейг.

Но ждать не пришлось. К этому времени Сенявин получил известие от лазутчиков, что к Галлиполи из Константинополя подошло сразу несколько линейных кораблей и фрегатов. Турки явно готовились к выходу в море. За отрядом Грейга немедленно был послан бриг «Феникс», который и вернул младшего флагмана обратно. Некоторое время вся российская эскадра была в полной готовности к бою, тем более что ветер благоприятствовал туркам. Однако капудан-паша на выход так и не решился.

Поэтому, подождав, Сенявин повторил лемносскую диверсию. На этот раз он дал Грейгу уже не четыре, а пять кораблей, но потребовал действовать быстро и решительно. Разделение эскадры на глазах турок должно было, по мнению Сенявина, в то же время и поощрить их к выходу в море.

Грейг направил are вторичное предложение о сдаче. Парламентером отправился герой боя брига «Александр» Григорий Мельников, уже успевший к этому времени вернуться на свой родной «Уриил». Но напрасно ждал он ответа, переминаясь с ноги на ногу у ворот Ликодийской крепости. Лишь янычары, выкрикивая что-то оскорбительное, плевали в мичмана с крепостных стен.

– Экие вы невежи, господа! – погрозил кулаком мичман. – Но ничего, скоро спеси-то поубавится!

Кинул в кусты в сердцах Мельников палку с привязанным к ней белым платком переговорным и вернулся.

– Турки на письмо отвечать отказались, а только состен ругательно плевались! – доложился Грейгу.

– Форменное дело – дикари! – возмутился интеллигентный Грейг. – Придется прививать хорошие манеры силой! А кто у нас первый силач на флоте российском?

– Разумеется, Лукин! – ответило сразу несколько голосов. – Зовите ко мне Лукина!

Спустя день на Лемнос началась высадка десанта. Начальствовал им на сей раз командир «Рафаила».

Стоя в шлюпке во весь рост, Лукин с интересом оглядывал приближающийся берег. Когда-то древние греки считали, что именно на Лемносе Гефест развел огонь самой первой кузницы, здесь же якобы находился один из четырех легендарных лабиринтов, земля Лемноса считалась чудодейственной, и на излечение сюда во все времена приезжали толпы поломников, начиная с раненного ядовитой стрелой полумифического Филоктета.

К несказанной радости Лукина, лемносский берег был пустынен, и на нем не появился ни один янычар. Высадка прошла, как на учениях: четко и быстро. Спустя шесть часов, несмотря на трудную дорогу, матросы и солдаты Лукина подошли к крепости Ликодии. Заняв господствующие высоты, Лукин распорядился послать вперед стрелков. Те несколькими залпами отогнали турок. Однако на подходах к форштадту продвижение десанта было остановлено.

– Передайте Грейгу, что драка за крепость будет серьезной! – велел Лукин мичману Мельникову. – Мы ж, не теряя времени, идем на приступ.

Из воспоминаний участвовавшего в сражении за Лемнос мичмана Григория Мельникова: «…После 5 часов вечера, когда наши десантные войска подошли на недальнее к крепости Ликодии расстояние, то передовая колонна, простирающаяся до 250 человек, немедленно опрокинула отряд турок, занимавших ближайшие от крепости высоты. Прочие же наши войска, между тем, расположились на таковых возвышенноетях, где крепостные выстрелы не могли наносить вреда. После сего некоторая часть солдат передовой колонны продолжала идти далее и, спустясь в ложбину, приблизилась почти к самому городскому форштадту, почему турки, воспользуясъ таковым разделением наших сил, бросились в многочисленности на сей малый отряд, употребя против их штыков свои сабли, чем и заставили их ретироваться до тех пор, пока они не получили подкрепление из передовой колонны, и тогда, остановясь, приняли турок с большим жаром в штыки, чем и принудили их, равно как и выстрелами из наших фальконетов, с немалою потерею отступить к форштадту… Когда наш отряд должен был ретироваться, то многие из солдат по причине их усталости не могли следовать за своими товарищами, оставались на жертву неприятелей, которые, будучи в исступлении, не щадя нимало, разрубили их на части; однако ж, по свойству мужества наши солдаты, невзирая на притупление сил своих, не прежде лишались жизни, как уже положа на месте одного или двух из числа превосходивших их сопротивников…»

Разозленные зверством турок, солдаты просились немедленно идти на новый приступ, но Лукин их охладил:

– За дружков своих, ятаганами порубленных, еще посчитаетесь сполна, а пока надо пушки к крепости перетаскивать. Будем их, голубчиков, бомбардировать!

Солдаты поутихли, но штыки свои о камни все же точили, приговаривая при этом: – Ядро ядром, а штык-батюшка все же вернее будет!

Из хроники сражения за Лемнос: «Турки в оном защищались упорно. Сражение, продолжавшееся два часа, решено было отважным подвигом матросов, кои, взошед штурмом на высоту, находившуюся на крыле неприятельской линии, поставили на оной фальконеты и сильным ружейным и картечным огнем принудили турок бежать и заключиться в крепость. Как уже вечерело и солдаты от быстрого марша устали, то капитан Лукин удержал стремление их и на ночь занять выгодные высоты, с которых как защищаться, так и отступить к кораблям было удобно. На другой день, когда готовились напасть на самую крепость, получено повеление, не предпринимая ничего, в ночь возвратиться к кораблям в заливе Святого Антония. Главнокомандующий, удостоившись, что капудан-паша намерен выйти, послал повеление контр-адмиралу Грейгу: если турки продолжают защищаться, то, не усиливаясь, оставить осаду крепости и поспешить соединиться с флотом в Тенедосе. Отступление расположено было благоразумно, и потери при оном не было. Для отвлечения внимания неприятеля корабль «Елена» и фрегат «Килъдюин» сделали нападение на крепость с северной стороны, а войска в 10 часов ночи, сошедши с высот, скорым шагом на рассвете прибыли к перешейку, где поставлены были вооруженные гребные суда для прикрытия отступления. Но турки не показывались. 5 июня войска перевезены на корабли, а 6-го эскадра прибыла в Тенедос. Потеря наша в сражении под крепостью состояла из 14 убитых и 6 раненых, неприятель потерял до 150 убитыми и ранеными. Эскадра взяла 7 судов с разным грузом».

Уже перед самым отходом десанта на корабли ага прислал парламентера. Обвиняя русских в коварстве, что они продолжают вести осадные работы не только днем, но и ночью, когда правоверные спят крепким сном, ага требовал не обстреливать его больше из пушек, а встретиться войсками следующим днем около крепости в сабельном бою.

Прочитавши сию затейливую бумагу, Лукин только почесал затылок:

– Что касается меня, то я желал бы встретиться с комендантом турецким в поединке личном на кулаках. Но коль речь идет о жизни моих матросов, то зря рисковать ими я не желаю, а потому, пусть ага обижается, но напоследок отлупим его все же из пушек! Заряжай!

Следующей ночью десант скрытно погрузился на корабли грейговской дивизии. Надо было торопиться на соединение с эскадрой. Время не ждало. Турки подтягивали к выходу из пролива все новые корабли. Их флот собирался у выхода из Дарданелл, явно готовясь к реваншу за прошлое поражение. Развязка могла наступить уже совсем скоро.