Текст книги "Дарданелльское сражение"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– Может, все же адмирал решится атаковать? – спрашивали пятнадцатилетние подростки-мичманы.

– Черта с два! – отмахивались от них видавшие виды лейтенанты.– Лезть на турок сейчас все равно что рубить у себя днище. Теперь надо думать, как выбраться отсюда живыми!

Пока англичане спорили да ругались, турки не теряли времени даром. Ночью турецкий десант занял небольшой островок Прот, начав на нем лихорадочное возведение сразу нескольких батарей. Островок лежал как раз на маршруте очевидного отхода британской эскадры, а это значило, что константинопольская мышеловка должна была вот-вот захлопнуться. Узнав об этом, Дукворт, наконец, очнулся от прострации.

– Высадим десант и сбросим турок в воду! – решил он.

Морская пехота начала готовиться к бою. К Проту подошли линейный «Рипалс» и бомбардирский «Люцифер», получившие приказ прикрывать шлюпки. После нескольких бортовых залпов занимавшиеся строительством батарей турки бросились в шлюпки и уплыли, осыпаемые картечью. Янычары поспешили отойти вглубь острова. Теперь на Прот высадился уже английский десант во главе с капитаном Кентом.

Янычары, засев в небольшом монастыре, отчаянно защищались, расстреливая приближавшихся британцев. Одним из первых был убит бежавший впереди с саблей в руке храбрый капитан Кент. Оставшись без начальника, морские пехотинцы растерялись, запросили корабли о помощи. В поддержку солдатам была брошена пехота с других кораблей. Посылая солдат, Дукворт велел их начальникам: – Нападать так, чтобы не подвергать себя опасности!

Пехотные офицеры недоумевали, как такое может быть: нападать, но с полной безопасностью? Однако, будучи людьми не робкого десятка, они плюнули на наставления командующего и храбро полезли в драку.

Бой у монастыря становился все упорнее. Чаша весов все же постепенно склонялась на сторону нападавших. Англичане сгрузили на берег несколько пушек и были готовы решить исход дела в рукопашной. Однако все в этой экспедиции было против Юниона Джека! В тот момент, когда бывшие но острове уже не сомневались, что монастырь с запершимися там янычарами обречен, в этом почему-то засомневался Дукворт и велел…вернуть десант на корабли.

Это была самая большая ошибка вице-адмирала Белого флага и кавалера ордена Бани! Если бы Дукворт мог только знать, что в монастыре вместе с осажденными янычарами оказался их главный Ага, а вместе с ним и сам… генерал Себастиани, приехавший на остров с инспекцией. Запертый вместе с янычарами французский посол пребывал в полной растерянности. Наберись Дукворт еще хоть немного терпения, и Себастиани неминуемо оказался бы в его руках, а значит, успех экспедиции превзошел бы все самые смелые ожидания! Но ничего этого не случилось. Дукворт остался верен себе, и последняя возможность изменить ход событий была безнадежно утеряна.

Тем временем турки уже приготовили к бою пять линейных кораблей с четырьмя фрегатами. Турецкая эскадра вытянулась из Золотого Рога, но пока, не рискуя нападать на англичан, держалась неподалеку от береговых батарей. Напрасно британский вице-адмирал выстроил свои корабли в боевую линию и в течение дня ходил переменными курсами в виду турок, как бы приглашая их на бой. Турки приглашения не приняли. Их сейчас волновали куда более существенные дела: создание батарей по берегам пролива. А на следующий день берега Константинополя внезапно покрылись клубами дыма. Пушечный грохот продемонстрировал англичанам, что Высокая Порта завершила строительство батарей и готова к единоборству. Отныне ни о какой безнаказанной бомбардировке столицы уже не могло быть и речи. Петля для британской эскадры была готова. Теперь туркам оставалось лишь немного подождать, когда Дукворт сам полезет в нее, а то, что это неминуемо произойдет, сомнений ни у кого не было. Вся затеянная англичанами операция оборачивалась полным крахом.

Последнее, что совершил вице-адмирал под стенами славного Константинополя, была передача туркам ранее захваченного у них корвета. Этим «широким» жестом Дукворт пытался задобрить султана и получить тем самым возможность беспрепятственного возвращения через Дарданеллы. Но неуклюжая попытка купить расположение с помощью столь дешевого дара не вызвала в серале ничего, кроме злорадства. Более иных радовался Себастиани.

– Все случилось, как я и предполагал. Жалкая болтовня о корвете – это худшее, что могли придумать англичане. Теперь им остается только спасаться бегством, и все будет отныне зависеть от меткости ваших артиллеристов! – говорил он Рейс-эфенди и великому визирю. Те лишь удовлетворенно качали своими тюрбанами.

В полном безмолвии британская эскадра взяла обратный курс. Хуже всего было то, что ее командующий даже не попытался предпринять что-нибудь для освобождения моряков с захваченной шлюпки. Это вызвало в экипажах куда больший ропот, чем вся проваленная операция. Но главные неприятности ждали англичан впереди!

Вслед уходящим неслись радостные вопли собравшихся на берегах. Султан Селим, наблюдавший за всем происходящим из окна собственного дворца, говорил приглашенному для беседы Себастиани:

– Инглизы еще не знают, какой сюрприз ждет их на выходе из Дарданелльских теснин! Демоны смерти уже готовы принять их в свои объятья!

Себастиани понимающе кивал. Радость султана он вполне разделял.

– Это будет славная головомойка, не хуже Аустерлица!

Вдоль узкого дарданелльского прохода англичан уже поджидали десятки тщательно укрепленных батарей. На сигнальных башнях запаливали костры – сигнал о приближении английской эскадры.

Первым спешил вырваться в открытое море «Ке-нопсус», за ним «Рипалс», флагманский «Роял-Джорж», следом остальные. Подойдя к Абидосской крепости, Дук-ворт, желая еще раз задобрить турок, отсалютовал им 13 выстрелами. Но мусульмане оказались совершенно неучтивыми и в ответ засыпали эскадру тучей бомб и ядер со всех близлежащих укреплений. Оба берега покрылись густым дымом. Рев сотен и сотен пушек заглушил все и вся. Даже зная о том, что турки укрепили проливы, никто из англичан не мог даже предположить, что это будет сделано столь быстро и умело. На английских судах мгновенно воздели красные стеньговые флаги. Бой за прорыв начался. Однако с первых минут всем было ясно, что британская эскадра попала в тяжелейшее положение, выбраться из которого будет весьма не просто.

Турки расстреливали проходившие мимо суда на выбор. С треском рушились перебитые мачты, кричали раненые. Дукворт, презирая смерть, расхаживал под ядрами, но его личная храбрость уже мало что могла изменить. Более всего вице-адмирал переживал за свои бомбардирские суда. Переделанные из бывших купеческих транспортов, «Метеор» и «Люцифер» были оборудованы столь неудачно, что крюйт-камеры на них находились почти на верхней палубе, а потому даже один удачный выстрел мог разорвать их в клочья. Но, к счастью, все обошлось, и бомбардирские суда уцелели.

Сам же бой вскоре превратился в самое настоящее избиение… Передовой «Кенопсус» лишился штурвала. Корпус его в несколько минут был превращен калеными ядрами в сплошное сито.

На шедшем следом «Рипалсе» снесло бизань-мачту. Капитан Джон Легг метался по палубе, пытаясь хоть как-то навести порядок и погасить то и дело вспыхивающие пожары. Живых офицеров у него почти не осталось. Внезапно «Рипалс» дернулся в сторону и заскрипел столь отчаянно, словно закричал от невыносимой боли. – Что там еще? – крикнул Легг.

– Каменное ядро в вашу каюту, сэр! – крикнули в ответ. – Ну и что с моей каютой? – Теперь вместо вашей каюты ворота, сэр!

Слова эти повергли британского капитана в состояние настоящего шока. Дело в том, что не далее как несколько месяцев назад Легг доставлял в Константинополь на своем корабле посла и имел честь пообщаться с турецким капудан-пашой, который любезно показал английскому капитану морской арсенал в Топхане. Увидя груды огромных каменных ядер, Легг пришел в немалое изумление.

– Это же Средневековье! – сказал он капудан-паше. – Такие ядра годятся только для украшения ворот!

– Возможно, что все обстоит именно так! – развел руками капудан-паша. – Однако я не хотел бы, чтобы именно вы оказались в этих воротах!

И вот теперь слова турецкого адмирала сбылись в самом прямом смысле.

А избиение английской эскадры тем временем продолжалось. На флагманском «Роял-Джорже» вскоре были порваны все нижние ванты и побиты мачты. Огромное каменное ядро увязло в водорезе. Другое ядро в восемьсот фунтов весом напрочь перешибло грот-мачту на «Виндзор-Кастле». Еще более страшный каменный шар насквозь пронзил борт следовавшего за ним «Штандарта», убив и ранив в одно мгновение более шестидесяти человек. На «Помпее», где держал свой флаг Сидней Смит, каменный шар, пробив бархоут, сделал столь огромный пролом, что корабль неминуемо бы утонул, попади ядро всего на какой-то фут ниже. Младшему флагману все же хватило мужества и умения, чтобы удержать свой корабль в линии и не дать ему уткнуться в берег. Два концевых фрегата были так раздробленны каменными снарядами, что к концу боя уже совершенно не годились более для службы в открытом море.

Но вот, наконец, Дарданеллы остались позади, и английские корабли, обменявшись последним залпом с последней из турецких батарей, легли в дрейф у мыса Янычар. Вид вырвавшихся из дарданелльского пекла был жуток. На суда нельзя было глядеть без содрогания. Обугленные и чадящие еще не потушенными пожарами, они едва держались на воде. Доклады капитанов были тоже не утешительны. Два линейных корабля и два фрегата остались на плаву каким-то чудом. Число убитых перевалило за шесть сотен. Команды были удручены и подавлены происшедшим. Уже много лет британский флот не терпел ни от кого столь сокрушительных ударов. Всем было ясно, что с карьерой Дукворта отныне покончено навсегда. Такого позора не простит ни адмиралтейство, ни король.

***

В Лондоне известие о поражении при Дарданеллах, как и следовало ожидать, вызвало настоящий шок. Все сразу вспомнили о храбром контр-адмирале Смите, который, хоть и участвовал в экспедиции, но лишь в роли младшего флагмана, а потому ничего не мог изменить.

– Если бы поход поручили нашему Синди, нация бы получила нового Нельсона! Уж кто-кто, а Синди нестал бы бесполезно торчать под стенами турецкой столицы, а дал бы туркам хороших тумаков! – судачили меж собой обыватели.

Самого Дукворта поначалу хотели судить, но этому помешал целый ряд неожиданных обстоятельств.

Началось с того, что министр иностранных дел лорд Кенинг в одном из своих публичных выступлений заявил:

– Дарданелльская экспедиция могла бы при более ясной постановке задач сделать куда больше, чем было сделано!

Затем некто полковник Вуд потребовал в парламенте предъявить ему шканечный журнал «Роял-Джоржа», чтобы на этом построить обвинение сэру Дукворту. Начался скандал. Вуд а обвинили в предвзятости на том основании, что данное дело подлежит разбору исключительно военным судом. Один из депутатов предложил своей палате выдвинуть обвинение против чинов министерств, предпринявших столь бесславную экспедицию. Настала пора отбиваться министрам. Военный министр Уиндгэм, яростно защищаясь в парламенте, заявил, что неудача экспедиции не может быть приписываема его министерству и никаким министерствам вообще, потому что и неудачи-то никакой не было, а была, наоборот, удача! Этим он привел в изумление как сторонников, так и врагов.

– Если дело обстоит именно так, – рассуждали последние. – То тогда непременно следует начать расследование нашей неудачи при Трафальгаре и строго спросить за это с Коллингвуда, а заодно и посмертно с бедняги Нельсона!

Одновременно в газетах была опубликована целая серия душещипательных статей о полном разгроме турецкого «флота» при мысе Ниагара и о огромных турецких каменных ядрах, которым храбро противостояли английские моряки. И если известия об уничтоженном «турецком флоте» вызвали у читающей публики большой скепсис, то упоминание о ядрах произвело должное впечатление.

– То, что мы разнесли турок в щепки, – это, положим, вранье! – знакомясь с газетными листками, приходили к выводу британцы. – А вот то, что от каменных булыжников нашим ребятам досталось так это уж точно!

– Не будем гадать, а посмотрим лучше, как отреагирует на эту победу биржа! – заключили самые разумные.

Курс британской валюты в те дни стремительно упал сразу на несколько пунктов…

Российский современник написал тогда так: «Этой бесполезною экспедициею англичане имели в виду предостеречь турок от нас, открыть им глаза и уверить, что Дарданеллы их непроходимы».

***

Едва русская и английская эскадры сблизились, на «Твердый» прибыли полковник лорд Борген в сопровождении двух капитанов. От имени своего командующего они приветствовали союзника. Слушая рассказ о неудачном рейде на Константинополь, Сенявин мрачнел: и зачем совались в одиночку, а уж коли сунулись, драться надо было не понарошку!

С бортов кораблей разглядывали союзников. Было ясно, что англичане недавно побывали в хорошей передряге, а потому на них смотрели с сочувствием:

– Да уж досталось союзничкам, ничего не скажешь! Появление российской эскадры вызвало у англичан заметное оживление. Наших приветствовали восторженными криками: – Рашен вел! Рашен вел! Рашен вери-вери вел!

– Ишь, как просют сердешныя, чтобы мы их с собой воевать повели! Не могут, видать, без нас! – сочувственно качали головами матросы. – Ну да пущай не огорчаются, мы своих дружков в беде никогда не бросим!

Если на палубах английских кораблей матросы выражали свои эмоции криками, то в кают-компаниях высказывали мысли дельные.

– Заделаем пробоины и двинем вместе с русскими снова в Дарданеллы! Вместе мы уж переломаем хребет султану! – предлагало большинство. – Последнее слово должно остаться за нами! Это дело нашей чести! Иные (меньшинство) с сомнением качали головами:

– Мы свое получили! Пусть теперь свою партию сыграют русские!

Не было единства и среди английских флагманов. Дукворт был категорически против какого-либо объединения с Сенявиным:

– У нас нет инструкций на большую войну в Дарданеллах. К тому же мы и так надавали султану изрядных пощечин! Контр-адмирал Смит открыто рассмеялся ему в лицо: – По-моему, вдрызг разбили рожу нам!

– Что ж,– помрачнев, буркнул Дукворт. – На войне случается всякое, фортуна изменчива. Но пока я не получу соответствующих бумаг из Лондона, я не приближусь к Дарданеллам ни на дюйм! Это мое последнее слово!

Дукворт не был до конца искренним со своими подчиненными. В секретном ящике у него давно уже хранился пакет, засургученный личными печатями короля и премьер-министра. Пакет этот он должен был вскрыть в случае встречи с русской эскадрой. А потому не далее как утром этого дня Дукворт сорвал печати. Ознакомившись с содержанием, он решил повременить с объявлением своего решения относительно последующих действий. Скорее всего, британский командующий опасался новой вспышки недовольства на кораблях. А ситуация на эскадре была, и впрямь, не простая. Позицию Дук-ворта поддерживали лишь офицеры его походного штаба. За младшего флагмана Смита стояли все без исключения командиры кораблей, те, кого в британском флоте исстари именовали уважительно «fire-eaters», то есть «огнееды». Капитаны-огнееды считали, что надо бы еще раз с русскими пробиться к Константинополю и наказать турок за проявленное вероломство. Чтобы Дукворт не мог отмахнуться от их мнения, они направили своему командующему коллективное письмо с изложением выработанного плана. И теперь Дукворту необходимо было в соответствии с законом и традициями дать своим капитанам столь же аргументированный письменный ответ. Над составлением этого ответа вице-адмирал и трудился, когда к нему постучал флаг-капитан Ричард Денн.

– Сэр! С вахты докладывают, что к нам гребной катер от русских под вице-адмиральским флагом!

– Ну вот, – с раздражением бросил перо Дукворт. – Сейчас начнут меня уговаривать идти в Дарданеллы! Придется как-то выкручиваться!

– А может, и не надо выкручиваться?! – осторожно вставил флаг-капитан. – Давайте двинем вместе с русскими, и все тут!

– Свое последнее слово я вам уже сказал! Ваше же дело не давать мне советы, а исполнять мои указания! – Дукворт демонстративно отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен и присутствие подчиненного здесь больше не желательно.

– Всего доброго вам на переговорах, сэр! – склонил голову, удаляясь, начальник походного штаба.

Катер под Андреевским флагом уже подходил к шторм-трапу правого парадного борта. Поднимающегося на корабль Сенявина встречал оркестр и почетный караул. Дукворт, изобразив улыбку, пригласил российского командующего к себе в салон. Был Дукворт стар, мал ростом и совершенно лыс, отчего носил старомодный парик. В манерах обходителен, учтив, вид болезненный и печальный. Рядом с английским командующим его младший флагман Сидней Смит, герой Аккры. Высокий и улыбчивый, он являлся полной противоположностью своему начальнику. Едва дверь за адмиралами закрылась, у нее, помимо всегдашнего часового, заступил полный караул во главе с офицером.

– Прошу к столу! – пригласил жестом Дукворт Се-нявина.

Адмиралы придвинули дубовые кресла и сели друг против друга. Рядом устроились секретари. Переговоры, результата которых ждали с замиранием сердца на обеих эскадрах, начались.

Из воспоминаний Павла Свиньина, присутствовавшего на тех переговорах в качестве секретаря: «По приглашению Дукворта ездили мы с адмиралом к нему обедать на корабль… Сильное волнение не воспрепятствовало Сенявину пуститься к Дукворту. После приветствий началось настоящее дело: английский адмирал всячески старался доказывать Сенявину невозможность вторичного предприятия на Константинополь и почти открыто изъявлял свое несогласие к содействию. На корабле его находился английский посланник Эрбетнот, который оставался тут со времени отбытия своего из Константинополя. По болезни своей он к нам не выходил. Несмотря на словестный отказ Дукворта, адмирал отнесся к нему сего дня бумагою, начиная ее так: «Что в исполнение последнего повеления Государя Императора, дабы побудить Порту возвратиться к той политической системе, которую она оставила по коварным нарушениям французов, потребно ему для вспомоществления 5 кораблей с соразмерным числом фрегатов и малых судов, кои, присоединясь к нашим, долженствуют споспешествовать к успеху и славе предприятия, имеющего столь важную цель для общих дел Европы»…Получили от него в ответ следующее: «…Видя нынешнее укрепление Константинопольских берегов, почитаю совершенно невозможным употребить противу оных корабли, без содействия сухопутных воск, и для того он не может решиться жертвовать своими морскими силами».

После переговоров к секретарю Свиньину подошел раздосадованный Сидней Смит.

– Что касается меня, то я был бы счастлив еще раз вместе с вашим адмиралом штурмовать Дарданеллы! Однако, как сами видите, наш командующий этого не желает. Он хочет идти к тунисским берегам блокировать тамошнюю французскую эскадру! Лавров мы там, явно, не пожнем, а время потеряем!

Вечером Сенявин отъехал обратно. Настроение его было пасмурным, но посвящать в свои дела он никого не стал. Ограничился лишь тем, что велел каперангу Малееву быть готовым поутру к приему английского командующего.

На следующий день в десять часов на «Твердый» прибыл Дукворт. Адмиралы снова закрылись в салоне, и переговоры продолжились. Из воспоминаний Свинь-ина: «Сенявин вновь сильнейшим отношением убеждал английского адмирала к содействию его вышесказанным числом кораблей, представлял возможность, несмотря на страшные укрепления, нанести чувствительный удар оттоманской столице и с помощью имеющихся у него десантных войск сделать нужные высадки…»

– Коль адмирал мрачен, значит, у нас с союзниками пасьянс не складывается! – сразу пошел слух по «Твердому».

К утру слух о неудачности проходящих переговоров стал достоянием всей эскадры. Настроение сразу упало. Прекратились радостные крики и на английских кораблях. Там тоже сработал «матросский телеграф», и британские моряки пребывали в таком же расстройстве, как и наши.

Слухи оказались верными. В своем дневнике Сенявин записал в тот день многозначительно: «…Упрашивал его всевозможно».

– Я понимаю, что фактор внезапности теперь уже утрачен! – внушал Дукворту напоследок Сенявин. – Но мы можем сбросить небольшой десант на Галлипольский полуостров. И пока он свяжет боем гарнизоны крепостей, мы совместно прорвемся к Константинополю! Англичанин в ответ на это лишь мотал головой.

– Если британский флот не смог преуспеть в этом мероприятии, то еще меньше надежды, что успех будет сопутствовать флоту любой иной нации! Пусть у нас будет даже полсотни кораблей, мы все равно ничего не сможем предпринять против Дарданелл!

Более того, Дукворт, казалось, вообще боялся иметь дело с русскими. На второй день переговоров он внезапно огорошил Сенявина:

– Я не только не пойду вместе с вами еще раз на Константинополь, но я вообще не останусь и нескольких дней подле этого проклятого пролива!

– Куда же вы пойдете? – не скрывая своего огорчения, вопросил вконец расстроенный Сенявин. – Вначале чиниться на Мальту, а потом в Египет!

– Но, может быть, вы все же сочтете возможным оставить здесь хотя бы бомбардирские суда, которые вам в Египте совсем ни к чему! Для нас это была бы весьма существенная поддержка! – предпринял последнюю попытку хоть как-то воздействовать на союзника россий ский главнокомандующий.

– Я не намерен дробить силы своей эскадры, ибо не имею на то соответствующих инструкций! Ни один британский вымпел не останется более в Архипелаге! – был окончательный ответ Дукворта.

– Тогда мне не остается ничего, кроме как пожелать вам удачи! – мрачно закончил разговор Сенявин.

Оба флагмана расстались более чем сухо, даже не подав друг другу руки на прощание.

Из дневников Павла Свиньина: «Наконец Дукворт, после продолжительной переписки, начисто отказался от всякого вспоможения нам против Константинополя, а желал знать, что после сего адмирал намерен предпринять в Архипелаге? Сенявин уведомил его, что полагает нужным занять острова Тенедос, Лемнос и Тассо, как способные снабжать эскадру провизиею, а сей последний и строевым лесом; и если обстоятельства позволят, то и Метелин; учредить беспрерывное крейсерство у берегов азиатских, дабы прервать всякий подвоз из Архипелага съестных припасов в Константинополь и у Дарданелл содержать сильную эскадру, могущую отразить турецкий флот в случае его выхода…»

Утром следующего дня Дукворт снялся с якоря и взял курс на Александрию. Наши англичанам не салютовали. Британские матросы что есть силы махали шляпами и кричали «ура». Капитаны в том им не препятствовали.

– Свидание прошло без радости, а проводы без сожаления! – бросил кто-то из офицеров вслед уходящим британским линкорам.

* * *

Египетская авантюра Дукворта и сегодня замалчивается британскими историками. И не зря, ибо героического там было мало, зато глупости более чем достаточно!

Покинув Дарданеллы, Дукворт поспешил к Александрии, но вид ее укреплений испугал вице-адмирала, и он решил для начала захватить небольшую крепость Розетту неподалеку от средиземноморской столицы Египта. Крепость и город англичане заняли без всякого сопротивления, но дальше началось невероятное. Как оказалось, турки специально заманили англичан в нескончаемый лабиринт кривых улиц и глухих заборов. Внезапно отовсюду началась стрельба. Солдаты валились замертво сотнями. Раненым местные мальчишки тут же ловко отрезали головы. Оставшиеся в живых бежали к берегу, но до своих кораблей удалось добраться очень немногим. Отомстив вероломному врагу яростной бомбардировкой, Дукворт покинул египетские берега. На сем его авантюра и закончилась. Командующего отозвали на расправу в Лондон, а эскадра ушла зализывать раны на Мальту.

* * *

В Петербурге расценили дарданелльскую выходку Дукворта как самое заурядное предательство. Император Александр ограничился всего лишь одной фразой, однако прозвучала она публично да еще на официальном приеме:

– Уменьшение морских сил у Дарданелл, благодаря неизвинительному поведению союзников (при этом царь многозначительно посмотрел на стоявшего неподалеку английского посла), ставит нашего Сенявина в положение весьма и весьма нелегкое! Но мы справимся и без сбе жавших!

Посол отмолчался, да и что ему еще оставалось делать?

Горечь и недовольство российского монарха понять было можно. Совсем недавно он отправил в Константинополь своего агента полковника Поццо-ди-Борго с задачей склонить турок к окончанию войны и подписанию мирного договора. Ведя большую европейскую войну, Россия меньше всего желала воевать еще и с Высокой Портой. Но этого очень желал Наполеон.

Что и говорить, переговоры предстояли Поццо-ди-Борго не простые. Впрочем, надо отдать должное корсиканцу: обладая весьма незаурядными способностями, начал он их довольно умело. Однако едва в переговорах наметился небольшой положительный сдвиг, как Дар-данелльская авантюра англичан свела на нет все усилия Поццо-ди-Борго. Турки ободрились от своей неожиданной победы и теперь ни о каких мирных переговорах не желали даже думать.

Александр Первый был воспитанным человеком и хорошим политиком, а потому его оценка английского вклада в разрешение ситуации вокруг Турции была достаточно дипломатичной. Иные же выражались в те дни в Петербурге так:

– Ну и сволочь этот Дукворт! Заварил кашу, сам смылся, что последний негодяй, а мы расхлебывай!

– Что здесь нового? Англичанка, она завсегда нашему брату гадила!

Самому же Сенявину император отправил письмо ободряющее: «…Я буду ожидать донесений ваших об успехе подвигов ваших противу Порты, не сомневаясь нимало, что благоразумные предприятия ваши увенчаны будут совершенным успехом, и что тем подадите мне новый случай изъявить вам признательность мою, каковую приятно мне во всякое время оказывать вам по тем расположениям, с каковыми пребываю». После Дар-данелльского афронта ореол всемогущества британского флота сразу померк. Солнце Трафальгарского триумфа закатилось само собой. Особенно злорадствовали французы:

– Если уж турки разбили англичан, то что будет с ними, когда за дело возьмемся мы!

***

20 января император Александр послал Сенявину извещение об официальном объявлении войны Турции. Одновременно морской министр Чичагов выслал и дополнительную инструкцию по проведению высадки десанта в Сан-Стефано. Это означало, что Средиземноморской эскадре предписывалось форсировать Дарданеллы, но теперь уже без помощи англичан! Для этого для начала надлежало разгромить линейный турецкий флот в эскадренном бою, форсировать пролив и, захватив десантом в пригороде Константинополя пороховые погреба, создать угрозу турецкой столице.

Одновременно с посылкой инструкций Сенявину Чичагов предписал командующему Черноморским флотом маркизу де Траверсе как можно скорее приготовить транспортную флотилию для перевозки двадцатитысячного десантного корпуса к Босфору, а также привести в полную готовность свой флот.

Спустя месяц де Траверсе донес, что Черноморский флот будет готов к боевым действиям к концу марта, транспорты смогут принять на борт семнадцать тысяч солдат. Командовать боевыми действиями флота командующий почему-то не собирался. Все боевые операции были перепоручены им контр-адмиралу Пустошкину. Согласно плану, Пустошкин должен был идти соединенно с боевыми кораблями и транспортами к Босфору в первых числах апреля. Для прорыва предполагалось использовать момент, когда турецкий флот выйдет из Босфора в Черное море и будет удален от него. Для форсирования пролива надлежало воспользоваться туманом, мглой или, в крайнем случае, ночной темнотой. Первоначально линейные корабли должны были подавить огнем береговые батареи, а затем высадить десант для овладения ими. В случае встречи с частью турецкого флота надлежало, не доходя до него выше по течению немедленно встать на якорь и завершить высадку десанта. Последний тем временем должен был овладеть участком побережья Константинополя, где располагалось адмиралтейство, казармы и магазины с припасами. Основательно закрепившись там, далее предполагалось начать атаку всего остального города, принудив тем самым турок к переговорам о мире. Отдельно оговаривался вопрос о том, что во время операции Пустошкин должен был установить связь с эскадрой Сенявина и согласовывать с ним свои действия.

Разработанный план захвата Константинополя был весьма неплох и имел немалые шансы на успех. Турки никак не могли ожидать одновременного удара с двух сторон: со стороны Дарданелл и со стороны Босфора. К тому же главные силы их сухопутной армии к этому времени должны были уже уйти воевать на Дунай. Однако на деле все вышло совсем не так, как предполагалось, и виновником этому стал маркиз де Траверсе.

Уже весьма запущенный маркизом, но все еще хранящий старые ушаковские традиции, Черноморский флот был готов к своей главной исторической миссии – удару по Босфору. Все, от командиров кораблей до молодых рекрутов, горели желанием этого похода. На всем флоте был только один человек, Босфорского похода не желавший, – сам командующий. Для начала де Траверсе демонстративно отказался возглавить экспедицию и возложил ее выполнение на командующего эскадрой контр-адмирала Пустошкина. Вскоре из Петербурга от Чичагова пришла подробнейшая инструкция относительно Босфорской экспедиции, но к этому времени де-Траверсе решил никуда не ходить.

Это решение было принято в Одессе 12 февраля келейно между маркизом де Траверсе и герцогом Ришелье, который был определен в командующие десантным корпусом. В подписанном ими письменном отказе, маркиз с герцогом напирали на то, что назначенный для овладения Константинополем 17-тысячный корпус в большинстве состоит из совершенно не способных к службе офицеров и рекрутских команд. При этом оба горевали, что при столь сложных обстоятельствах они «не осмеливаются отваживать самую честь и славу целой России». Удивительная забота о русской чести и славе со стороны двух французских эмигрантов!

Императора Александра такое объяснение маркиза с герцегом вполне устроило и более к вопросу Константинопольского десанта он уже не возвращался.

Чичагов же, поняв, что плетью обуха не перешибешь, написал маркизу новую инструкцию, в которой от Черноморского флота ничего более не требовал, как только нести крейсерскую и сторожевую службу.

В те дни командующий Черноморской эскадрой Семен Пустошкин, храбрый и честный, искренне горевал:

– Ну почему я не был послан к эскадре сенявин-ской? Там-то воюют по-настоящему, по-русски, а у нас тут одно слово – прозябание маркизово!