Текст книги "Основатели США: исторические портреты"

Автор книги: Владимир Соргин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава V. Джеймс Мэдисон: иллюзии «великого примирителя»

В 1962 г. библиотека Белого дома пригласила историка И. Бранта оставить автограф на только что вышедшем последнем шестом томе принадлежавшей его перу биографии Джеймса Мэдисона[127]127
  Brant I. James Madison: Vol. 1–6. Indianapolis, 1941–1961.


[Закрыть]. Выкроивший время для того, чтобы присутствовать на этой церемонии, тогдашний хозяин Белого дома Джон Кеннеди заметил: «Мы недооценивали Мэдисона больше, чем кого-либо из других американских президентов»[128]128
  Brant I. The Fourth President: A Life of James Madison. L., 1970, Preface.


[Закрыть]. Тем самым давалось понять, что Брант, затративший на свой труд четверть века, способствовал устранению отмеченной несправедливости в отношении четвертого президента США.

Работа Бранта очень быстро завоевала признание среди буржуазных историков США, они приняли и стали использовать в собственных исследованиях содержащиеся в ней оценки. Попыток оспорить эти оценки не было, более того, после того как стали выходить один за другим тома Бранта, у других исследователей явно исчезло желание обращаться к жизни и деятельности Мэдисона. Одно основание для этого имелось: Брант собрал в архивах, кажется, все, что можно было извлечь оттуда касательно жизни четвертого президента (чем, кстати, в немалой степени способствовал успешной подготовке к изданию, начиная с 1962 г., многотомного собрания бумаг Мэдисона[129]129
  The Papers of James Madison / Ed. by W. T. Hutchinson et al: Vol. 1-12. Chicago; London, 1961–1979.


[Закрыть]). Однако если взглянуть на его работу под другим углом зрения, то можно убедиться, что мы имеем дело с откровенно апологетическим сочинением.

Составленное И. Брантом пространное «похвальное слово» четвертому президенту США заслонило прежние, по крайней мере в одном отношении, критические биографии Мэдисона[130]130
  Rives W. C. History of the Life and Times of James Madison: Vol. 1–2. N. Y.. 1859–1868; Gay S. H. James Madison. Boston; New York, 1884; Hunt G. The Life of James Madison. N. Y., 1902.


[Закрыть]. Их авторы в отличие от Бранта полагали, что Мэдисон был глубок как мыслитель (за ним закрепилась слава «философа американской конституции»), что ему прекрасно удавались роли идейного лидера Континентального конгресса в эпоху войны за независимость и вождя республиканской оппозиции в 90-е годы, но что этот блестящий «отец-основатель» страны, увы, не состоялся в качестве государственного секретаря и президента США в начале XIX в.

Однако в этих биографиях, как и в труде Бранта, не нашли полного и верного объяснения многие сложные коллизии и перипетии, присущие политическому пути четвертого президента США. Главная особенность полувековой политической карьеры Мэдисона заключается в том, что она состоит из странных, парадоксальных на первый взгляд зигзагов, крутых поворотов, переходов из одного политического лагеря в другой. Начав свой путь как твердый защитник интересов плантаторской Виргинии, выразитель «прав штатов», он в начале 80-х годов XVIII в. круто меняет позицию, становится ярым сторонником сильного национального правительства. По иронии судьбы именно ему, южному рабовладельцу, принадлежала важнейшая роль в разработке федеральной конституции 1787 г., подведшей итоги буржуазной революции (Мэдисон недаром заслужил имя «философа американской конституции»). Но уже в 90-х годах Мэдисон, бывший вместе с Гамильтоном лидером федералистов, идет на решительный разрыв с прежними политическими партнерами, смыкается с Джефферсоном, возглавив вместе с ним республиканскую партию. Дальнейший его путь в политике свидетельствовал, однако, что его меньше всего можно было считать джефферсонианцем.

«Моя страна – Виргиния»

Первый Мэдисон – Джон сошел на американский берег в 1652 г. В принявшей его Виргинии он незамедлительно оформил владельческие права на участок земли в 600 акров, превратившись в результате этого в плантатора средней руки. Жизнь последующих поколений Мэдисонов была предрешена: она оказалась подчиненной удовлетворению главной страсти плантаторских семей колоний – расширению земельных владений.

Джеймсу Мэдисону-старшему, отцу четвертого президента США, перешли в собственность обширные земельные владения и три десятка негров-рабов. К моменту появления на свет Джеймса-младшего (родился 16 марта 1751 г.) Мэдисоны были одним из двух самых богатых и влиятельных семейств графства Орэндж (другим было семейство Тейлоров, давшее стране 11-го президента – Захария Тейлора).

Укрепившись во владении собственностью, Мэдисоны стали обрастать привычками, манерами, наклонностями, свойственными английским джентльменам. Мэдисон-старший обнаружил желание уделить самое серьезное внимание образованию своих наследников. Джеймса-младшего в 11 лет отдали в частную школу, где его приучили к чтению греческих и римских писателей. С авторитетными философами, юристами и историками античности и современности он познакомился в годы учебы в принстонском колледже, расположенном в небольшой приатлантической колонии Нью-Джерси.

Государство и право стали любимыми предметами Мэдисона в колледже. Занимался он весьма усердно и в будущем даже не мог припомнить, приходилось ли ему в студенческие годы спать более трех часов в сутки[131]131
  Hunt G. The Life of James Madison. 2nd ed. N. Y., 1968, p. 16.


[Закрыть]. Настоящим испытанием для юноши оказались, однако, не многочасовые бдения над мудреными текстами, а неожиданно открывшаяся, неприятная и тяжелая болезнь. Мэдисон никогда не давал названия своей болезни, не смогли точно определить ее и медики того времени. Уже много лет спустя его шурин Д. П. Эйн писал, что во время войны за независимость Мэдисон был освобожден от военной службы по причине «неожиданных эпилептических по природе припадков». Доверимся в этом вопросе И. Бранту, который полагает, что «зрелый возраст Мэдисона во время начала припадков и их полное исчезновение в будущем дают основание определить его болезнь как истерию, проявившуюся в эпилептической форме»[132]132
  Brant I. The Fourth President, p. 15, 16.


[Закрыть].

В 1772 г. Мэдисон, пребывавший постоянно в состоянии меланхолии, покинул Принстон и следующие четыре года провел безвыездно в родовом имении Монпелье. Недуги не оставляли его, а слова лучшего друга У. Брэндфорда о том, что слабые здоровьем, уделяя ему повышенное внимание, часто живут дольше самых сильных от природы, вряд ли служили утешением (они, однако, оказались пророческими для Мэдисона – он дожил до 85 лет). Его все чаще тянуло к размышлениям о боге и религии. Мэдисон рано обнаружил себя сторонником свободы вероисповедания и уже в 1774 г. в одном из писем высказывал то соображение, что если бы власть английской церкви по виргинскому образцу утвердилась во всех североамериканских провинциях, то неизбежной участью колонистов стало бы «рабство и подчинение»[133]133
  The Papers of James Madison, vol. 1, p. 105.


[Закрыть].

По редким газетам и письмам докатывались до Мэдисона сообщения о набиравшем в те годы силу антианглийском движении в колониях. Патриотическое движение в провинциях вступало тогда уже в радикальную фазу, его лидеры в десятках и десятках памфлетов определили цели борьбы и способы их достижения. Памфлетов этих затворник из Монпелье не знал, а политика интересовала его в гораздо меньшей степени, чем религиозные вопросы. Но к патриотическому движению в целом и даже к самым решительным его акциям он относился с симпатией. В начале 1774 г. он высказал горячую поддержку «сынам свободы», устроившим «бостонское чаепитие», а осенью того же года восторженно откликнулся на решение только что отзаседавшего в Филадельфии I Континентального конгресса об объединенной кампании провинций по бойкоту товаров метрополии.

Перспектива вооруженной борьбы между Северной Америкой и Англией, однако, тревожила Мэдисона. Он особенно опасался, что в этом случае негры-рабы примут сторону «красных сюртуков в надежде обрести свободу». Когда вставал вопрос об отношении к неграм-рабам, инстинкт и интересы виргинского плантатора брали в Мэдисоне верх над обретенным религиозным убеждением о спасительных свойствах всеобщей людской терпимости. Он был твердо уверен, что если обнаружатся попытки негров-рабов воспользоваться в своих целях неурядицами между их хозяевами и англичанами, то «такие попытки должны изобличаться и подавляться»[134]134
  Ibid., p. 131.


[Закрыть].

После начала военных действий между королевскими солдатами и патриотами в апреле 1775 г. в Виргинии был создай комитет безопасности, приступивший к спешному формированию милицейских соединений. В октябре 1775 г. 24-летнему Дж. Мэдисону присвоили звание полковника милиции графства Орэндж. Самое большее, что удалось сделать Мэдисону в этом чине, – это научиться целиться по мишени. Произвести выстрел по живой цели ему не довелось. Виргинии вскоре понадобились от Мэдисона услуги совсем иного рода.

В апреле 1775 г. губернатор Виргинии лорд Данмор бежал в район Норфолка – Хэмптона с тем, чтобы присоединиться там к лоялистским группам. Колониальное правление в одной из старейших американских провинций распалось, и местные патриоты испросили у Континентального конгресса совета, как им поступить в возникшей ситуации. Ответ из Филадельфии: «Создавайте новое правительство» – совпал с желаниями виргинцев. Были назначены выборы в учредительный конвент. На два депутатских места от графства Орэндж претендовали два человека – Джеймс Мэдисон от своей семьи и представитель семейства Тейлоров. Оба они и заняли свои места в учредительном конвенте, открывшемся в Вильямсбурге в мае 1776 г.

Первым делом конвент занялся обсуждением не местных нужд, а судеб всей Северной Америки. Подобные претензии его депутатов не удивили и не вызвали недовольства у жителей других провинций: за Виргинией давно признавалась ведущая роль в патриотическом движении, что было предопределено тем, что число жителей Виргинии равнялось четверти населения 13 провинций и что руководство патриотическим движением колонии принадлежало крепко стоявшим на ногах и уважаемым за богатство плантаторам. К весне 1776 г. конвент пришел к твердому мнению, что Континентальный конгресс слишком затягивает с провозглашением независимости, и поручил своим представителям в Филадельфии проявить необходимую инициативу в этом вопросе. 7 июня виргинский делегат в конгрессе Р. Г. Ли предложил на его рассмотрение «резолюцию независимости», а 4 июля была принята Декларация независимости, подготовленная другим виргинцем, Т. Джефферсоном.

Сам же конвент приступил без промедления к составлению собственной конституции. Вопросам организации государственной власти в отдельных штатах уделялось в Северной Америке в начале революции первостепенное значение, ибо большинство патриотов, не желая заменять свергнутую деспотическую централизованную власть метрополии своей собственной, полагали, что в стране утвердится полный суверенитет и независимость штатов друг от друга. Виргинский конвент образовал комиссию по подготовке конституции и декларации прав из 30 человек. Включение в нее Мэдисона было большой честью для делегата из Орэнджа. Но определяющего влияния на работу комиссии он не оказал.

Объяснялось это отнюдь не меньшей ученостью Мэдисона в сравнении с другими делегатами и не его молодостью. В правовых и иных познаниях, пополняемых ежедневно на протяжении нескольких лет учебы в Принстоне и затворничества в Монпелье, Мэдисон превосходил большинство членов комиссии, а что касается возраста, то на ведущих местах в конвенте оказались лица и помоложе его – секретарю конвента Г. Тейзвелу было 23 года, а первому генеральному прокурору штата Э. Рандольфу – 22. Но ни они, ни более зрелые делегаты не могли состязаться в популярности с одним из 30 членов комиссии, признанным властителем умов патриотического движения Джорджем Мэйсоном, который в отсутствие среди участников конвента Р. Г. Ли и Т. Джефферсона почитался чуть ли не как оракул всевозможных истин. Ему и поручили составить как декларацию прав, так и конституцию.

Трудно сказать, как отнесся Мэдисон в 1776 г. к виргинской конституции, составленной по проекту Мэйсона. Девять лет спустя он резко осудил ее с умеренных позиций. Его не устраивала трактовка Мэйсоном принципа «разделения властей», направленная на возвеличивание роли законодательного собрания, передачу ему традиционных прерогатив исполнительной власти и умаление значения последней. Ему не нравилось ограничение власти губернатора исполнительным советом, сведение к минимуму различий между сенатом и палатой представителей, слишком многочисленный состав легислатуры и чересчур частое переизбрание всех органов власти. Не отвечающие политическим вкусам Мэдисона черты виргинской конституции в первые годы войны за независимость воплотились в той или иной мере в государственном устройстве большинства штатов. Страна переживала мощный демократический подъем, что отразилось даже в политической жизни плантаторской Виргинии.

Начало политической деятельности Мэдисона казалось многообещающим. Он был избран членом первого исполнительного совета штата, переизбран туда затем во второй раз. Но эта достаточно высокая, но все же не высшая политическая должность в штате могла стать на долгие годы потолком в карьере Мэдисона. После того как в Вильямсбург вернулись по истечении депутатских полномочий в Континентальном конгрессе Р. Г. Ли и Т. Джефферсон, они вместе с П. Генри и Дж. Мэйсоном стали поочередно сменять друг друга на губернаторском посту и в роли лидеров законодательного собрания. Пробиться в этот мощный политический квартет у Мэдисона не было никаких шансов, и он должен был расценить как благословение судьбы избрание его в 1779 г. представителем Виргинии в Континентальном конгрессе.

Мэдисон прибыл в Филадельфию, где заседал Континентальный конгресс, с твердым намерением защищать интересы родного штата. На протяжении первых лет пребывания его в конгрессе представления Мэдисона о географических границах родины определялись часто повторяемой молодым депутатом формулой: «Моя страна – Виргиния».

Члены конгресса, составившие представление о виргинских плантаторах по внешности аристократически величавых Вашингтона и Джефферсона, немало подивились при виде нового делегата южан. Невысокого роста, худой, припадающий на одну ногу, без единой кровинки в лице, изможденном недугом, – таким явился перед ними Мэдисон. Для тех, кто пытался поддерживать с ним связь вне стен конгресса, виргинец оказался «самым необщительным существом в мире». В самом конгрессе его могли наблюдать с большими перерывами (он часто и надолго уезжал домой из-за болезни). Не сразу, а шаг за шагом, словно по тонко размеченному плану, раскрывался Мэдисон как незаурядный политик.

Когда Мэдисон прибыл в Континентальный конгресс, между штатами велась изнурительная тяжба из-за условий вступления их в общеамериканский союз. В 1777 г. в проекте «Статей конфедерации», предложенном на рассмотрение штатам, был тщательно оговорен суверенитет их правительств во всех важных сферах социально-экономической и политической деятельности. Такая схема союза удовлетворяла патриотов, и только одно, но очень важное положение проекта о закреплении за властями штатов права распоряжаться своими землями, как они были определены колониальными актами, вызвало серьезнейшие споры между ними.

Свое мнение по этому вопросу выразили так называемые безземельные штаты, границы которых, согласно колониальным статусам, были четко определены и которые благодаря указанному положению «Статей конфедерации» лишались доступа к огромному массиву «свободных» земель запада. Особую строптивость проявили законодатели Мэрилэнда, отказавшиеся ратифицировать «Статьи конфедерации» до тех пор, пока право собственности на незанятые земли запада не будет передано Континентальному конгрессу. Мэрилэнду и другим «безземельным» штатам противостояли «земельные» штаты во главе с Виргинией и Нью-Йорком, территории которых в колониальную пору не были зафиксированы и которые притязали теперь на западные земли вплоть до Тихоокеанского побережья.

Требования «безземельных» штатов, воплотившись в законе, создали бы очень важное условие укрепления американского национального государства. Но законодатели этих штатов сами отнюдь не руководствовались высокими «национальными» соображениями. Использовав все возможности для получения нужной информации, Мэдисон убедительно показал членам конгресса, что за спинами мэрилэндскнх политических мужей стояли лоббисты трех частных земельных компаний, которые приобрели за бесценок громадные территории у индейцев и которые в случае передачи Континентальному конгрессу западного земельного фонда тут же предъявили бы ему свои купчие.

Земельные спекулянты и усердно бравшие из их рук взятки мэрилэндские законодатели сделали все возможное, чтобы, напротив, очернить виргинцев. Они призвали на помощь «глас народа»: в Континентальный конгресс градом посыпались инструкции от жителей западных графств Мэрилэнда, призывающие разрушить монопольные притязания Виргинии и других «земельных» штатов. Они привлекли для защиты своего дела Б. Франклина (он к тому же сам был участником одной из земельных компаний) и сумели нанять несравненное перо прозябавшего в нищете глашатая американской революции Т. Пейна[135]135
  Jensen M. The Articles of Confederation. Madison, 1963, p. 233.


[Закрыть]. В результате развернутого земельными компаниями пропагандистского наступления корыстные мотивы Виргинии были изобличены в полной мере. Было показано, что в то время как патриоты всех штатов сообща проливали кровь на полях сражений, алчные виргинские плантаторы грубо попирали «общее благо» и стремились лишь извлечь для себя выгоду из провозглашенной независимости. В разоблачениях земельными компаниями мотивов виргинцев заключалось не меньше истины, чем в разоблачении виргинцами «безземельных» штатов.

Мэдисон призывал своих сограждан не уступать мэрилэндцам. Ему пришлась по душе идея образовать конфедерацию из 12 штатов, т. е. без строптивого Мэрилэнда. Позиции Виргинии, однако, пошатнулись, когда нью-йоркцы в 1779 г. отказались от претензий на западные территории. Южане пошли на маневр: они согласились передать Континентальному конгрессу право распоряжаться своими западными территориями при условии, что купчие на эти земли, принадлежавшие их согражданам-плантаторам будут сохранены, а купчие, находившиеся в руках земельных спекулянтов других штатов, – аннулированы. Конгресс и Мэрилэнд ответили согласием, и союз между штатами обрел правовую форму на пятом году независимости.

Но как только «Статьи конфедерации» вступили в силу, «безземельные» штаты во главе с Мэрилэндом заявили о непризнании незаконных и абсурдных, с их точки зрения, условий отказа Виргинии от западных земель. Мэдисон, блеснув ученостью, тут же объявил вероломную акцию мэрилэндцев самым вопиющим нарушением «аграрной справедливости со времен братьев Гракхов», В посланиях законодателям своего штата он требовал ни под каким видом не отказываться от оговоренных условий виргинского «дара» и, указывая, что «нынешний союз вряд ли надолго переживет окончание войны», прозрачно намекал на необходимость позаботиться поэтому в первую очередь о собственной выгоде[136]136
  The Papers of James Madison, vol. 5, p. 119; vol. 3, p. 297, 305, 306.


[Закрыть].

Местнические мотивы Мэдисона проявились и в его отношении к финансовой политике конгресса. В 1781 г. конгресс назначил главой созданного финансового ведомства пенсильванского банкира Роберта Морриса, полагая, что он, сумев больше всех обогатиться в годы войны, сможет лучше других поправить и экономические дела конгресса. Р. Моррис потребовал для себя диктаторских полномочий в экономической политике и выдвинул широкую преобразовательную программу.

Первым делом он предложил наделить конгресс правом сбора 5 % ввозной пошлины: пополнить государственную казну в соответствии со «Статьями конфедерации», на основе добровольных взносов штатов оказалось невозможно, она была пуста, а предстояло оплатить многомиллионные займы иностранных держав и рассчитаться на чуть меньшую сумму с собственной армией. Эту меру Мэдисон поддержал, ибо она была единственным способом спасти правительство от финансового банкротства. Но когда Моррис предложил создать под эгидой центрального правительства Национальный банк с целью упорядочения валютно-кредитных операций в стране, Мэдисон и другие южане решительно заявили о незаконности этой меры. Национальный банк под опекой Континентального конгресса они воспринимали прежде всего как средство создания финансовой монополии для обогащения северо-восточных банкиров и купцов.

Мэдисон не отрицал необходимости банка вообще, но посоветовал Моррису создать его при легислатуре Пенсильвании. Предложение это было радостно поддержано южанами. Проглотив молча виргинскую пилюлю, Моррис перешел от грубого нажима к маневру и завел южан в тупик. Выждав момент, он внес в конгресс предложение о создании банка на следующий день после окончания сессии пенсильванской легислатуры. Отослать Морриса с его проектом южанам было теперь некуда, и они, по словам Мэдисона, пошли на вынужденное согласие с его идеей.