Текст книги "Загадки древних времен"

Автор книги: Владимир Бацалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Кладоискателями не рождаются. Ими становятся. Многие из тех, кого мне удалось разговорить, рассказали, что они начали с находок каких-либо ценностей. Один нашел двенадцать золотых монет, завернутых в бумажку, другой за притолокой обнаружил несколько серебряных ложек, третий где-то на антресолях наткнулся на спрятанные там иконы. Для кого-то эти находки лишь счастливая случайность, а для других подобные потрясения становятся определяющими – и тогда человек потерян.

Сейчас Москва усиленно перестраивается, особенно ее исторический центр. Старинные доходные дома, родовые особняки, знаменитые московские здания сдаются в аренду фирмам, и те тут же начинают вынимать из домов всю их начинку, оставляя лишь фасад. Несколько дней, пока дома стоят пустые до прихода строителей, – дни кладоискателей. Дома методично обшариваются сверху донизу, и поразительно много обнаруживается в них интереснейших находок!

В 1999 году сведения о находках поступали в Клуб кладоискателей примерно раз в неделю. В двухэтажном здании у знаменитой гостиницы «Россия» под полом кладоискателем найдена самодельная бомба времен первой русской революции – привет сегодняшним бандитам от их предков, бомбистов-революционеров. Бомба была полностью снаряженной и, так сказать, готовой к употреблению. Продана неизвестному коллекционеру реликвий на Измайловском вернисаже за два миллиона рублей. Там же, забытая всеми, в мусоре лежала мраморная доска с высеченной надписью «Свободенъ от постоя». Продана за триста тысяч.

В бывшей коммуналке на Сухаревке в тайнике за батареей обнаружен сверток из кухонной фольги, который содержал более миллиона левов бывшей Народной Республики Болгарии.

На чердаке старинного дома на Ордынке найдены сразу два захоронения ценностей – типичная воровская захоронка – кожаный саквояж с инструментами для взлома и мешочком золотых коронок и серебряное подарочное блюдо с обозначенной датой 1867 – закопанное в шлаковую засыпку под печным боровом… Все эти вещи до сих пор хранятся у нашедших их людей.

Кладоискателям, как правило, известны все потайные места в старинных домах – таких мест не так уж и много. Под балками на чердаках, за батареями в жилых комнатах, в отдушинах и уцелевших печах, под полами и за подоконниками – выбор не очень-то и богатый. Большинство находок относится либо к революционным, либо к довоенным временам. Прятали обычно так, чтобы нельзя было догадаться – кто хозяин клада. Прятали холодное оружие – офицерские сабли, казацкие кинжалы, воровские финки. Прятали огнестрельное оружие – наганы первой мировой Тульского императорского завода, вальтеры и браунинги, привезенные с фронта Великой Отечественной. Сейчас прячут «мокрые» стволы – обычно китайские ТТ, сделанные из плохой стали. Прятали деньги. В подвале дома в районе Мещанских улиц отыскали развалившийся чемодан, набитый кусочками долларов выпуска 1920-х годов – крысы и мыши, оказывается, тоже любят доллары.

Прятали золото и серебро: монеты, украшения, столовую посуду. Скрывали от посторонних запрещенную литературу – от сочинений Троцкого до порнографических альбомов. Прятали иконы и картины, прятали все праведно и неправедно нажитые ценности. И не всегда доставали из тайников обратно.

Однако кроме кладов в московских домах кладоискатели ищут и просто случайные потери. Попав в нетронутый дом сразу после выселения жильцов, кладоискатели проверяют стены. Однажды нашли вмурованный в кирпичную кладку старинный сейф. Выломали его оттуда целиком и неделю вскрывали. В итоге просто распилили его чуть ли не пополам и нашли внутри четыре советских паспорта на разные фамилии, но с одной и той же фотографией.

Поднимают также подоконные доски. Тайники там встречаются реже, но потери – чаще. В одной квартире в щели между окном и стеной застряли 74 монеты разного достоинства и времени – от николаевских серебряных до советских никелевых.

Но то, что лежит под полами в старых московских квартирах, иногда превосходит все ожидания кладоискателей. В щели между половицами, вентиляционные отверстия, в мышиные норки проваливались иногда такие вещи! Больше суповые серебряные ложки, женские браслеты, мужские запонки и мундштуки – в иных квартирах кладоискатели попросту просеивают сквозь строительную сетку весь квартирный мусор и вековую пыль. Здесь может быть и кольцо с восьмикаратным изумрудом – было и такое, – и булавка с жемчужной головкой, и ржавый нож с перламутровой изумительно красивой ручкой. Как показала практика, из средней квартиры извлекается около пятидесяти монет, одно-два кольца или нательных крестика, десяток пуговиц – иные пуговицы стоят на Измайловском вернисаже у любителей по сто тысяч рублей, – а также множество абсолютно непредсказуемых безделушек.

Спичечные коробки (и спички зажигаются!), детские игрушки, всякая домашняя мелочь – и прочее, прочее, прочее.

Любая такая вещица найдет своего покупателя. Собиратели и коллекционеры толкутся возле продавцов всякой старинной всячины на Измайловском вернисаже – достойном продолжателе дел славной Сухаревской площади. Тут и в самом деле иногда можно купить за бесценок что-то выдающееся, но чаще вам всучат какую-нибудь подделку, новодел, вышедший из рук безвестного умельца. Нумизматам там могут запросто предложить «семейный» рубль Николая I, несмотря на то что их всего-то было двенадцать штук и владельцы каждого хорошо известны. Сюда же приносят и найденные монетные клады. До археологов они как правило не доходят.

Археологам приходится искать клады самим, и это у них неплохо получается. По закону никто не может вести в исторической Москве строительство без предварительного археологического обследования и раскопок. На эти дела заказчик вынужден отдавать три процента от сметной суммы строительства. Деньги это немалые, а раскопками в Москве имеют право заниматься лишь две организации: Музей истории Москвы и Институт археологии, поэтому между ними длится нескончаемая тяжба. Ни те, ни другие не хотят уступать площади под раскопки и деньги на их проведение. Пока борьбу одерживает Музей истории Москвы. Именно его археологами осенью был раскопан задний двор старого здания Университета на Моховой, где какие-то ловкачи получили разрешение на строительство подземного гаража. В XVI веке там были земли бояр Романовых. На пятиметровой глубине обнаружили остатки сгоревшего некогда сруба и громадное количество медных копеек эпохи «медного бунта», когда народ протестовал против замены серебряной монеты медной. Вот такие монетки и были найдены, причем все они оказались фальшивыми, хотя и отчеканенными казенными чеканами. Кроме них были найдены заготовки для монет и инструменты. По сути дела был найден фальшивомонетный двор, где кто-то из Романовых, противников Годуновых, столь остроумно приспособил к делу украденные из казны чеканы и штампы. Современники отмечали слишком уж большую инфляцию в Москве даже для такого вполне сегодняшнего мероприятия, как обмен денег, что и вызвало возмущение народа, которое направлено было против Годуновых, а не Романовых.

Кладоискатели в один голос заявляют, что работы по Москве им осталось лет на пять, не больше. Потом необследованных домов просто не останется, и им придется применять свой опыт в других городах. Интересно, что Петербург по количеству находок от Москвы очень отстает, зато хорошей славой пользуются у кладоискателей среднерусские и приволжские города.

В Москве, как и везде, есть стройки парадные, для фасада, а есть и незаметные, так сказать – задворки. В ста метрах от Кремля и Красной площади, по Никольской улице за зеркальными стеклами модных магазинов, за свежепокрашенными стенами бывшего Историко-архивного института, а ныне не менее модного Гуманитарного университета стоит уже почти четыреста лет Спасский собор некогда знаменитого Заиконоспасского монастыря.

У этого собора необычная судьба. Изначально он был построен на месте деревянной Спасской церкви, срубленной еще при Дмитрии Донском, потом не раз перестраивался, надстраивался, реконструировался. В итоге в 1730 году собор был надстроен на два яруса – и старая кладка не выдержала. По стенам пошли трещины, их сразу же начали спешно укреплять – в результате кое-где стены собора получились в три слоя и достигли толщины в полтора метра.

Сначала он был в ведении известной Славяно-греко-латинской академии, и под полом собора были похоронены основатели академии достославные просветители братья Лихуды (их могилы потеряны), в стенах его молились русские ученые Ломоносов и Магницкий и многие поколения российских священнослужителей, учителей, проповедников. Когда Академия в 1825 году была переведена в Троице-Сергиеву лавру, собор был передан вновь образованному Заиконоспасскому монастырю. В начале XX века к нему была пристроена колокольня, ныне лишенная звонного яруса и застроенная торговыми помещениями.

При советской власти в соборе размещался спецгараж НКВД, общежития Метростроя, какие-то учреждения. В начале 1990-х он был передан Русской православной церкви. Сегодня собор представляет собой конгломерат построек начиная с XVI века и кончая сегодняшним днем. Поставлен он был на краю когда-то существовавшего оврага, затем под фундаментом собора прошла линия метро, затем был проложен шестиметровый коллектор Неглинки, затем… Затем с 1932 года здесь регулярно происходят аварии – подтопляется станция метро, оседает грунт, проваливаются фундаменты домов.

Как считает архитектор-реставратор Дмитрий Докучаев, работающий в Спасском соборе, ныне его «объект» находится в катастрофическом состоянии и может рухнуть в любой момент. На собор действует вибрация от метрополитена, под его фундаментом происходит медленное вымывание грунта из-за постоянно текущей теплотрассы, проходящей неподалеку. Между тем у храма есть прихожане, у монастыря – насельники, в соборе проходят службы, работает воскресная школа. Все, что мог, Дмитрий уже сделал – заложил кирпичом все оконные проемы храма: есть такой способ укрепления зданий, особенно таких, чьи стены прямо-таки разламываются на глазах. Денег на ремонт собора нет, а денег надо много – около 5 миллиардов рублей, что для насельников монастыря и прихожан собора является цифрой астрономической. Но храм будет благодарен за любую помощь – в чем бы она не выражалась.

Тем временем у Дмитрия Докучаева нет денег даже для того, чтобы заказать проект укрепления Спасского собора, и он, и несколько рабочих занимаются тем, что латают дыры, расчищают подземелья монастыря.

А подземелья эти таят в себе немало исторических загадок. Все они были завалены землей, перемешанной с человеческими костями – остатками монастырского кладбища, битым кирпичом, строительным мусором. Расчищая один из сводчатых подвалов собора, рабочие открыли еще один свод из белого камня, уходящий глубоко в землю, – то ли остатки еще более древнего сооружения, принадлежавшего подьячему Ветошникову, владевшему этим участком в XVI веке, то ли остатки подвала Земского приказа, граничившего с монастырем в те же времена, то ли… Под собором может оказаться что угодно – вплоть до библиотеки Ивана Грозного, одной из самых таинственных загадок в русской истории. Но есть и другие версии: по некоторым сведениям, когда-то от Никольской башни Кремля до Никольской же башни Китай-города существовал подземный ход военного назначения. Письменные источники говорят, что по этому подземному ходу можно было проехать на лошади с телегой. Свод, расчищенный под Спасским собором, приблизительно такую ширину и имеет.

В любом случае расчищать это сооружение надо – в Москве не так уж много построек XVI века. Однако средств у монастыря нет и на археологические раскопки. И что таят подземелья Заиконоспасского монастыря, какие находки ожидают там исследователей – сказать можно будет еще не скоро.

Москва ныне усердно прихорашивается. Красят фасады, ремонтируют крыши, сносят развалюхи. Но стоит свернуть в какой-нибудь малозаметный переулок, пройти через арку в старинный московский дворик – если он, конечно, еще не куплен нынешними богачами «под себя», – и там ожидает прохожего все тот же беспорядок, горы мусора, обшарпанные стены, провалившийся асфальт.

Рядом с собором, буквально в нескольких метрах от его древних стен, группа почему-то армянских строителей спешно строит как бы башню Китай-города, выходящую прямо на Театральную площадь. В башне этой предполагается устроить ночной ресторан. Еще один ресторан в историческом центре столицы для властей конечно же куда важней, чем еще один храм. Задворки Москвы, старые дворы – рай для современных кладоискателей.

Ремесло кладоискателя развито намного больше, чем это кажется поначалу, ибо кладоискатели – люди, как правило, скрытные, результаты работы не афишируют, места поисков засекречивают надежнее, чем места ракетных установок. Они хорошо знают русскую историю, разбираются в исторических раритетах, а самое главное – им своя профессия нравится.

Еще несколько лет назад многие из них делали немалые деньги на латунных оконных и дверных приборах, которые сотнями килограммов выносили из старинных московских домов. Эти красивые блестящие штуковины – всякие дверные литые ручки, узорные шпингалеты, задвижки, заслонки и решетки – отлично и недешево шли на скобяных рынках Москвы. Теперь прилавки завалены поделками из Индии и Египта, спрос резко упал и многие чердачники остались без работы. Чердачники, как они сами себя называют, – это, пожалуй, самая распространенная категория городских кладоискателей.

Страсть искать и находить – одна из самых сильных и древних страстей.

В «Печерском патерике» повествуется о некоем киевском иноке Федоре, который в какой-то «варяжской» пещере отрыл клад латинских сосудов, но доставать их оттуда не стал. Князь Мстислав Святополкович, прознав о находке, велел Федора «мучить крепко», чтобы тот выдал место пещеры. Инока пытали дымом, однако он почему-то молчал и в конце концов был удушен.

Многочисленные сыскные дела о кладах ныне хранятся в архивах, а в XVII–XVIII веках «сыски» о кладах входили в обязанности воевод. Сыски были самые энергичные – опрашивали и самих находчиков, и их родственников и друзей, и свидетелей приводили причем «к пытке и огню». Вот, например, сыскное дело о можайском кладе 1702 года. Местный воевода Петр Са-велов доносил в Москву, что июня 9 дня в приказную избу явился посадский человек Герасим Васильев и открыл, что близ городского торга «многие люди роют землю и ищут денег». Воевода тут же поскакал к торгу, сам нашел 16 алтын – «а те деньги старинны». Из Москвы, из Разрядного приказа, от боярина Тихона Стрешнева, ведавшего служилыми людьми, вскоре последовал указ: «…то место разрыть, и вынять земли сколько пристойно, и тех денег и иной поклажи искать, и что будет вынять и описать именно, а тое поклажу и опись прислать». Воевода Савелов раскопки произвел, нашел еще 12 алтын, да мельничный жернов и все это отослал в столицу.

Баловалась кладоискательством и царица Екатерина Алексеевна, сестра царя Петра. Она пыталась отыскивать сокровища с помощью неких «планетных тетрадей», посылала слуг разрывать в полночь могилы на кладбище, сама выезжала в экспедиции, но как это бывает всегда, когда в серьезное дело вмешиваются колдуны и ведьмы, поиски ее результата не принесли.

Крепостной вельможа Шереметевых Леонтий Ануфриев как-то заявил по начальству, что он-де обладает средством для отыскания кладов. Доказывая свое умение, он клал на наковальню пузырек с «гремучим серебром», на него железную полосу и бил молотом. Взорвавшийся пузырек разрывал полосу пополам. Для крестьян это была большая диковина, но «колдуна» стали бояться и за кладами с ним никто уже не пошел.

А в 1833 году московский генерал-губернатор писал тогдашнему министру внутренних дел: «Прошлого апреля 12 числа при проезде секретаря Волоколамского земского суда Секавина в городе Волоколамске на дрожках по дороге к собору пристяжною лошадью выбит был копытом из земли кувшин со старинною разного сорта серебряной монетой».

Ныне «лошадью» кладов уже не найдешь. Современные чердачники, попадая на нетронутый их коллегами чердак, протыкают старинную засыпку специальными щупами, отлично зная несколько мест, где во все времена делали захоронки. Кстати, по словам бывалых чердачников, немалый интерес для них представляет чердак двухэтажного особняка редакции журнала «Наш современник», куда они до сего дня еще не сумели проникнуть.

Чердачники друг друга знают по кличкам: Лабман, Ганс, Вездеход, соперничая и сообщая о находках, и оставляют сообщения на стенах пустующих домов. Им быстро становится известно о находках: когда в одном из старых зданий на Маросейке нашли золотой клад весом в четыре килограмма: монеты, ювелирные изделия, небольшие слитки, – они узнали о нем раньше перекупщиков и тем более милиции.

Но и спустившись с чердака в дом можно ожидать находок. Вопреки распространенному мнению и описанию Михаила Афанасьевича Булгакова в стенах домов прятали ценности крайне редко. Долбить стены, вынимать кирпичи, потом тщательно все маскировать – дело трудоемкое, требует уединенности и вообще непростое. В старое время предпочитали прятать под полом, благо в домах дореволюционной постройки расстояние под половицами до перекрытий было большим. Удобно, вещь всегда под рукой, а поднять половицу, а потом прибить ее обратно можно практически бесшумно. Именно под полом в арбатском доме чердачником Седым была найдена крайне редкая платиновая монета Николая I – почти весь тираж этих монет был когда-то обменен на серебряные рубли по номиналу. Ослушаться царского указа могли немногие.

Ничего не известно о находках в подвалах домов – это хоть и странно, но объяснимо: подвалы всегда были обжиты больше, чем чердаки, в которых прятали ценности и опасные вещи именно потому, чтобы при обнаружении их нельзя было определить владельца. Оправдаться в том случае, если оружие или золото были бы найдены прямо в комнате, было гораздо труднее.

Однако ниже подвалов ценности встречаются намного чаще. Поистине кладезем для археологов и поисковиков стали заваленные ныне строительным мусором старинные колодцы и бывшие выгребные ямы. При строительстве на Цветном бульваре роскошного здания под названием «Палаццо на Цветном» был обнажен колодезный сруб, сделанный в XVII веке на берегу Неглинки, ныне текущей под бульваром в бетонной трубе. Кладоискатели, договорившись с рабочими-турками, сняли несколько нижних венцов сруба и извлекли из наполнявшей колодец земли несколько глиняных абсолютно целых сосудов, то ли брошенных, то ли уроненных в колодец в начале XVIII века. А из старой выгребной ямы, вскрытой археологами в переулке на Сретенке, прямо в лучшие антикварные магазины Москвы поступил серебряный молочник, бронзовое блюдо и позолоченный эфес шпаги времен Николая I. Это не считая монет, пуговиц, стеклянной и фарфоровой посуды, бытовых мелочей и безделушек. Из той же ямы были извлечены десятки так называемых «шпильмарок» – игорных фишек XIX века, очень похожих на монеты.

Еще ниже под асфальтом и фундаментами домов проходят трубы ливневой канализации, откуда наиболее удачливые кладоискатели иногда вынимают монеты всех времен целыми ведрами. Где-то на поворотах этих труб или в образовавшихся со временем карманах от раскрошившихся кирпичей скапливается годами все то, что теряют люди на улицах. Специальными приспособлениями – нечто вроде проволочной корзинки на длинной ручке – они вычищают эти карманы, выгребая иной раз золото в изделиях десятками грамм за раз. Еще совсем недавно кое-кому удавалось построить на эти колечки-сережки-брошки себе квартиры, да и теперь им хватает на вполне безбедную жизнь.

Все эти категории охотников за сокровищами должны быть лишены естественного чувства брезгливости, ибо им приходится иметь дело большей частью с отбросами человеческой цивилизации.

Однажды услышал я полный драматизма рассказ одного из московских чердачников: «Мы как-то в Рязань поехали, по старым домам чердаки пробомбить… Ну, нашли недалеко от центра домик старый, трехэтажный. Залезли. И по своим привычкам все самые такие места осмотрели – пусто. А пол на чердаке глиной засыпан. На полу хлам всякий. Уже уходить хотели. И глядь – под ногами блеснуло что-то. Нагибаюсь – батюшки, рубль царский, Николая II! Давай смотреть рядом – еще один! Еще! Тогда взялись за дело всерьез. Чердак расчистили, и каждый кусок глины перекапываем. Собрали на чердаке тридцать одну рублевую монету! Как там оказались – и почему на всем пространстве чердака примерно на метр одна монета? Вышли мы, обалдевшие, на воздух, сели на лавочку. Монетки рассматриваем. Тут какой-то местный житель подсел, закурить спросил. Разговорились. Мы про дом спрашиваем – что да как. И выяснилось, что дом после войны ремонтировали и чердак глиной утепляли. А глину ту ведрами носили прямо из ямы, неподалеку. Ну и сами того не заметив клад-то на чердак и перетаскали… А где яма была, спрашиваем. А вон там вроде, вон аккурат где сортир стоит, видите? Эх, мать-то вашу, перемать! Нашли же место. Так что в Рязани только грибы с глазами – их едят, а они глядят».

Но в последнее время появилось еще одно поколение современных кладоискателей, которые ищут то, чего никогда не теряли, в намного лучших условиях, чем городские охотники за сокровищами. Не меньшие богатства хранят русские поля и леса. В российской истории было по меньшей мере три уничтожающих вихря, после которых на месте сел, деревень, хуторов, усадеб остались лишь пустые места. Большинство таких мест застроено, разрушено карьерами, залито рукотворными морями – и как следствие потеряно для поисков. Однако русская земля всегда была густо заселена, и пустошей, распаханных полей, огородов на тех местах, где когда-то кипела жизнь, еще достаточно. Собственно, почти любое русское поле хранит в верхнем слое земли немало свидетельств прошлого.

В России не так уж много незаметных деревень, которые, однако, знал бы каждый. Подмосковное, ныне полудачное село Радонеж, родина Сергия Радонежского, одно из них. Для любого православного человека Радонеж – не просто географический топоним, не просто поля, перелески, выпасы и покосы, но некая местность, осененная святым именем [75]75
  Сергий Радонежский вошел в историю как человек, благословивший Дмитрия Донского на Куликовскую битву. На самом деле все было ровно наоборот. Когда Дмитрий приехал к старцу за благословением, Сергий сказал ему: «Почти дарами и воздай честь нечестивому Мамаю, да, увидев твое смирение, Господь Бог вознесет тебя, а его неукротимую ярость и гордость низложит». См.: Д. Иловайский. Куликовская победа Д. И. Донского. М, 1880, с. 15.


[Закрыть].

Сегодняшний Радонеж – это железнодорожный полустанок, асфальтовая дорога, по обе стороны которой обычные сельские дома, огороды под картошку, церковь да клыковский памятник Святому Сергию. Жителей в сельце без магазина, наверное, меньше, чем было здесь в начале XIV века, когда у бояр Кирилла и Марии появился сын Варфоломей. Правда, сейчас дома в деревне скупают люди церковные, активно занимающиеся хозяйством. Пашут, сеют, пасут скотину они примерно в тех же местах, где делали это и семьсот лет назад. По крайней мере, современный пейзаж в Радонеже удивительным образом совпадает с ландшафтом, который изображен на известной картине Нестерова.

Прежде Радонеж был княжеским городом, удельным центром князя Владимира Андреевича Серпуховского, а его укрепленное городище – «городком», куда в часы опасности стекались жители близлежащих деревень и однодворных селищ. Вокруг Радонежа современные археологи насчитали более тридцати таких славянских поселений. Скорей всего, жили люди здесь еще раньше – на территории самого городища, которое сегодня занято кладбищем, при рытье могилы была найдена бронзовая литая фигурка медведя, датированная ранним железным веком.

Археологов Радонеж привлекал всегда. Жизнь здесь замерла в начале XVII века, когда городок сожгли польско-литовские интервенты, и возобновилась только в начале XIX века. Сравнительно незастроенный, почти без изменений дошедший до нас ландшафт, глубокий культурный слой позволял историкам судить о том времени. В 30-х годах раскопками в Радонеже были заняты больше ста квадратных метров городка и его окрестностей, копали археологи и позже, но самые важные находки были сделаны обычными любителями истории, а не профессионалами-археологами. Это уж потом самый обыкновенный козий выпас у Радонежа заполнился ученым людом, расчертившим поле на полосы, заложившим раскоп и вообще делавшим все по науке.

А дело было в том, что на этом выпасе председатель Московского клуба кладоискателей Н. Соловьев в один день нашел сразу два клада – вещевой и монетный!

Собственно, долго это он и сам не понимал. И лишь когда на участке размером с обычную жилую комнату все чаще и чаще прямо в дерне стали появляться крохотные плоские кусочки серебра неправильной формы, но с оттиснутыми на них надписями – монеты времен Ивана Грозного, всем стало ясно – клад. Монеты пролежали в земле больше трехсот лет. Когда-то клад, завернутый либо в кусок кожи или бересты, был задет плугом, и монеты оказались растащенными по полю. Увидеть их в пахоте, если не знать, что ищешь, чрезвычайно трудно – приходилось пальцами разминать каждый кусочек земли, нащупывая крохотную монетку размером с ноготь. За день ползания на коленях удалось выкопать и собрать примерно тридцать монет. Потом, когда поиски стали вестись по правилам и были применены металлоискатели, археологи смогли собрать еще двадцать таких же монет. Но все равно это была лишь часть клада, зарытого на этом поле в XVI веке безвестным крестьянином. Что заставило его спрятать нажитые деньги – война ли, опричнина ли, пожар – сегодня уже не догадаться… Остальная часть клада была собрана либо давно, либо рассыпана где-то по полю, и обнаружить ее просто немыслимо.

Были и другие находки: кресты-тельники – непременные предметы на каждом русском пепелище, – детали конской упряжи, различные поясные пряжки, пуговички-«гирьки», застежки. Найдено было и с десяток медных и серебряных монет, к кладу не относящихся, ибо были они все другого времени, зато чрезвычайно редкие, удельных князей. Вся эта коллекция, хоть и с большой неохотой, была передана археологам, поскольку во вновь открывшейся экспозиции Государственного исторического музея предусматривалось создать витрину, посвященную именно Радонежу. Археологи были рады, но предупредили кладоискателей, что все, что находится в земле, – это как бы их собственность, пусть даже пока и не найденная, потому что только они получают за это деньги, хоть и маленькие и очень редко.

Найти клад – счастливый, но вполне возможный случай. Радонежский клад XVI века составлял сумму, равную примерно тогдашнему рублю. Столько стоила лошадь или корова и столько же брали «государеву оброку» со среднего крестьянского хозяйства. Топор обходился крестьянину копеек в 7–10, замок стоил пятак. Пуд ржи в Подмосковье стоил во времена Грозного около 30 копеек. Англичанин Флетчер, посетивший Москву в конце XVI века, писал:

«Чрезвычайные притеснения, которым подвергаются бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни. Если же у кого есть какая собственность, то старается он скрыть ее, сколько может, иногда зарывая в землю и в лесу, как обыкновенно делается при нашествии неприятельском».

До находки в Радонеже на востоке Подмосковья были зафиксированы четыре клада, хотя, конечно, на самом деле их было гораздо больше. От Москвы на Тро-ице-Сергиеву лавру, а затем на Александрову слободу в XIV веке проложили первую грунтовую дорогу, вдоль которой и селились люди. Здесь и были обнаружены клады, и нынешний – не исключение.

Все монеты в кладе оказались двух чеканов, но одна сторона у них была совершенно одинакова: всадник с саблей. Они были отчеканены после денежной реформы, проведенной в 30-х годах XVI века, когда «заповедал князь велики Иван денгам ходить обрезным и велел новыми денгами торговати с копьем». Именно тогда родилась копейная деньга или, как позже ее стали называть, – просто копейка. Монеты же с изображением всадника с саблей стали называть московками.

Интересно, что чеканили эти монеты из крупных серебряных талеров, которые делали в Западной Европе. Русь, не имевшая в те времена собственного серебра, меняла талеры в огромных количествах на меха. Считается, что это была важнейшая статья торговли Руси с Западом. Один талер или, как его называли – ефимок, стоил примерно 36 копеек.

Но это был второй клад. А первый обнаружили точно так же случайно примерно метрах в двадцати от монет. Здесь на небольшом пригорке рядом с дорогой над высоким обрывом было собрано около пятидесяти фрагментов средневековых бронзовых наперсных крестов-энколпионов или, по-другому, складней-мощевиков. Находки поставили в тупик даже археолога Сергея Чернова, много лет занимавшегося именно Радонежем. Когда-то на этом пустом поле стояла церковь Св. Афанасия «без пения», но сгорела в 30-х годах XVII века. Кресты могли храниться в ней, тем более что многие из них, несомненно, побывали в сильном огне. Но с таким же успехом энколпионы могли быть и в мастерской медника или даже просто в любом крестьянском дворе, так как по тем временам представляли большую ценность. Некоторые обломки складывались в целые кресты, но все изломы были старые, иные кресты были с явным литейным браком, но самое главное – среди находок не было ни одного целого.

После долгих научных дискуссий прямо на поле была принята рабочая версия, что негодные и сломавшиеся кресты приносились и как бы сдавались в церковь, возможно на переработку. Версия основана на решении Стоглавого собора, посчитавшего, что даже сломавшийся крест выкидывать и попирать ногами нельзя.

Так или иначе, но находки на поле у Радонежа дали пищу умам археологов на долгое время.

Кто-то из историков правильно заметил: «Музеи – это кладбище находок». В Государственном историческом музее скопилось около полутора тысяч кладов, они хранятся в запасниках в деревянных коробках. Их изучают: взвешивают, рассматривают, устанавливают связи между предметами, их географию и т. д. Показать все клады, рассказать их историю, чтобы можно было оценить их разнообразие и богатство, подивиться историческим совпадениям и несуразицам не может пока ни один музей в мире.

Автору этих записок более интересны обстоятельства находки клада, детали обнаружения и захоронения, чем состав клада и его чисто научное значение. К сожалению, ученые записи об этом почему-то умалчивают. Лишь в старых книгах можно встретить такие строки: «1824 года, мая 25 дня, в день праздника Святаго Духа, мещанин Киевский Василий Хащевский, идучи из Киево-Подола на гору старого Киева тропинкою, прямо к Михайлову монастырю, и взошедши уже по тропинке возле ограды монастыря, наступил на выпуклый, из впадины обнажившийся, красный кирпич, от натиска его проломленный, и увидел, что то был горшок, разломил его крышку и, усмотрев там блистающее серебро, вынул оное в платок. Но заметив между вещами церковные, немедленно представил сию находку в городовую полицейскую часть к приставу и потом к полицмейстеру, а сей, пересмотрев у себя вещи и доведя до сведения г. губернатора, препроводил оныя к известному в Киеве М. Ф. Берлинскому, приказав вырыть и самый горшок, в коем лежали сии древности».