Текст книги "Альтернативная история всего (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Через три часа молчаливых страданий судьба сжалилось над ними допустив в поле их зрения стаю перелетных птиц. Ирокезов старший с рычанием ринулся вниз….

Капитан «Марии Целесты» стоя на мостике, провожал взглядом стаю низколетящих гусей. В тот момент, когда он думал, что до земли еще далёко, стая птиц раскололась и из неё, как капли из дождевой тучи, выскочили двое мужчин. Один из них торжествующе заорал:

– Гляди-ко, сынок!

Размахивая правой ногой, он понесся на корабль. Капитан оторопело смотрел на него пригвожденный к месту мыслью о невозможности происходящего. Из оцепенения его вывел голос помощника.

– Черт! Черт слева по борту!

Команда высыпала на палубу. Все вертели головами, разыскивая причину ужаса, овладевшего помощником капитана.

– Второй черт в зените!

Заорал кто-то из команды. Капитан в полголоса забормотал молитву.

Ирокезов-старший пронесся над мачтой не повредив её. Стремительно развернувшись, он ринулся обратно…

На третьей попытке экипаж «Марии Целесты» без команды лишившегося речи капитана начал спускать баркас с правого борта. Стараясь не привлекать внимания, они, усиленно работая вёслами, двинулись к горизонту. Им некогда было смотреть по сторонам, поэтому они не видели, как после шести неудачных попыток Ирокезов младший, наблюдавший за отцом, спустился ниже, пристегнул упирающегося отца к себе и двинулся в сторону Европы.

Шестьдесят третья история.

…Сзади Ирокезова младшего приятно пригревал работающий двигатель, тепло и вибрация механизма приятно ласкали спину, а бивший в лицо мокрый ветер дополнял всю гамму ощущений – было сыро, тепло и щекотно.

– Баня, – подумал Ирокезов– младший, хотя баней вокруг и не пахло. Под ним, метрах в трёхстах, лениво перекатывал волны Атлантический океан, размывая берега Старого и Нового света. Вниз, в темноту от толстой железной скобы уходил корабельный канат из манильской пеньки.

Уже шесть дней он тащил ледяную гору на юг. Уставал Ирокезов страшно – случалось, даже засыпал в воздухе, но ношу свою не бросал – ведь его ждали…

…Что потянуло Ирокезова– младшего в Египет он и сам не знал. Так, наверное, тянет птиц в воздух. Просто захотелось и все тут. Отец его, Ирокезов старший, в это время четвертый месяц лежал в спячке в Ново-Афонских пещерах под охраной бдительных монахов и Ирокезов младший остался без компаньона.

Периоды спячку у папаши случались и раньше – раз в 60–80 лет он засыпал примерно на год, а проснувшись, отдохнувший, принимался за прежний нездоровый образ жизни.

Предоставленный самому себе Ирокезов младший с месяц маялся вокруг Нового Афона, но надоевший пейзаж нагонял тоску и он отправился в Амстердам – развеяться.

Пройдя полпути, где– то у северных границ Польши, он повстречал бродячую цирковую труппу. Ребята там были хоть куда, а женщины… Короче Ирокезов младший присоединился к циркачам и почти три месяца отработал в труппе с номером «Человек– гора».

Номер был прост и эффектен. В конце представления Ирокезов младший сажал на себя всех желающих и давал пять– шесть кругов вокруг шапито. От желающих прокатиться на Ирокезове не было отбою и номер давал прекрасные сборы. Однако прошло почти три месяца, и Ирокезов младший опять заскучал: весь женский состав труппы он перепробовал и, внезапно возжаждав вечной любви, ушел из цирка, сам не зная куда.

Выступая, он взял себе звучный псевдоним. Публике жаждавшей новизны и необычности его представляли как «Наследника второй великой гробницы Мамелюк Пашой».

Немного остынув от цирковой горячки Ирокезов задумался – куда же все-таки пойти. Пришедшее на ум артистическое имя он посчитал за божественное откровение.

– Египет!!!

Герой покопался в своей памяти, но не смог вспомнить, когда был там в последний раз – слишком много было у него на душе и на совести всякой всячины. Плюнув на Амстердам Ирокезов, сориентировавшись по солнцу, двинулся на юг.

Пройдя через Софию, он забрал находившийся в ремонте у гениального слепого механика Моргенштейна пороховой двигатель и дальше уже полетел.

Море Ирокезов перелетел быстро, ни разу ни упав по дороге.

С Египтом Ирокезова младшего связывало многое – жизнь на раз забрасывала его в эту страну, поэтому, подлетая к побережью, он испытал чувство сходное с обретением утраченной Родины. Поднявшись повыше, он осмотрел окрестности Александрии. Город ему не понравился, поэтому он развернулся, направляя свой полет вверх по Нилу. До Каира он добрался часа через полтора не успев дорогой даже соскучится.

Солнце уже садилось. Его красноватый свет лежал на песке и на стенах города, словно краска, напоминая Ирокезову младшего манеру письма импрессионистов. Зайдя со стороны солнца Ирокезов младший легко спланировал на верхушку какого-то минарета.

Отстегнув двигатель, хрустнул затекшими плечами. Потирая спину, потоптался на месте, оглядываясь и взяв механизм за одну из лямок, пошел вниз. Во дворе, Ирокезов остановился. Похоже было, что попал он к хорошим людям – кругом били фонтаны, зеленела трава, а между деревьями ходили пестрые птицы.

Во дворе фараонили прохлада и безлюдье.

Первое Ирокезову понравилось, а второе огорчило – ибо некого было спросить куда же он попал и скороли его накормят. Видя безразличие хозяев к гостю, Ирокезов решил сам привлечь к себе внимание.

– А кому сбитню горячего? – заорал он страшным голосом, не без основания рассчитывая на быстрое появление стражи.

Стража появилась так быстро, словно сидела в засаде где-то рядом. Четверо держа ружья наперевес, взяли его в полукольцо. Ирокезов баз всякого неудовольствия посмотрел на них.

– А что, матросики, кто в хоромах– то прописан?

Говорил он по-египетски совершенно свободно, баз акцента, чем и ввел охрану в прискорбное заблуждение. Поначалу, по бледности кожи они приняли его за европейца, а с ними связываться было опасно. Однако безупречный египетский сделал свое дело. Со своими стража на церемонилась.

– Да ты никак грабитель? – весело спросил начальник, поглядывая на двигатель в руках Ирокезова. Он махнул рукой. Трое подняли ружья на уровень глаз и прицелились. Ирокезову это очень не понравилось.

– А вот я тебе глаз– то зажмурю, – зловещим голосом пообещал герой начальнику. – Сбитню тебе горячего, свинячья собака?

Последнюю фразу он произнес низким басом, переходящим в инфразвук частотой около шести герц. Последовавшие за этим события были ужасны, хотя и не неожиданны – стражники схватились за сердца и попадали. Местные были теперь не опасны, но на всякий случай Ирокезов младший загнул им ружейные стволы.

Волоча громыхающий двигатель за лямку, он прошел по двору настороженный, ожидая от безлюдья и прохлады только подвоха. Скрипнувшее где-то наверху окно заставило его стремительно обернуться. Повернувшись, он остолбенел. Рука его разжалась, лямка мягко упала на землю.

Сверху, из широкого венецианского окна, на него смотрела женщина умопомрачительной, невероятной красоты. Кровь ударила герою в голову и, не соображая, что он делает, Ирокезов полез вверх по стене. Позади послышался зловещий топот стражи.

– Не стрелять! – крикнула красавица набегавшей охране (к счастью для стражи Ирокезов этого не услышал) – Не стрелять! Это Ирокезов!

Стражники мгновенно изменили направление движения на противоположное. Ирокезовы были известны ничуть не меньше пророка Магомета, а боялись их, наверное, даже больше.

Перемахнув через подоконник, герой остановился. Потрясенный красотой женщины он не набросился на неё, как это обычно бывало, а преисполненный немого восторга только молча смотрел. Молчание было недолгим.

– Я рада видеть Вас у себя гостем, – сказала женщина. – Я принцесса Лина.

Это имя на тысячу ладов зазвучало в голове Ирокезова. Как звон колокольчика оно пролетело по закоулкам его мозга, отзываясь везде счастливым смехом влюбленного человека.

– А я… – начал было Ирокезов, но принцесса перебила его.

– Тебе нет нужды представляться. Я тебя знаю…

Жизнь Ирокезова была длинна как телеграфный кабель из Нового Света в Старый, но, вероятно, впервые на всем её протяжении Ирокезов не только не спал всю ночь, но и сочинял стихи о прекрасной даме. Утром он исполнил песню перед принцессой, аккомпанируя себе на гитаре.

– Очень мило, – сказала принцесса, покраснев от смущения и живых выражений, украшавших суровый и нежный стих Ирокезова младшего – Вдобавок ко всем своим достоинствам вы ещё и поэт?

– И даже музыкант, – скромно добавил герой, слегка обиженный тем, что принцесса не заметила столь очевидной вещи.

С той минутыкак Ирокезов младший увидел Лину, жизнь его превратилась в розовый куст источающий запах любви. Он влюбился. Любовь нашла в его сердце благодатную почву и пустила в ней корни, вроде тех, что пускает баобаб в щедрой Африканской земле.

Дни проносились, словно разноцветные мотыльки. Нежность и любовь наполняли дни и ночи Ирокезова младшего. Изливая свою любовь на принцессу он, однако не догадывался об истинном положении вещей. Любовь делала его слепым а, вешнее проявление Великого Чувства он принимал за действительное движение души, но реальность была другой…

Безумно проведенная любовниками ночь не помешала солнцу, как всегда утром появиться на небе. Принцесса проснулась первой. Теперь каждое её утро начиналось с одних и тех же мыслей.

«Что ж, полюбить его что ли?» – думала принцесса. – «Явно не дурак. Выглядит…»

Она еще раз оглядела спящего Ирокезова с головы до ног.

«Выглядит вроде неплохо для своих лет. К тому же известен. Герой…»

Принцесса сама не понимала, чего в её словах больше – иронии или искреннего счастья. Что-то её действительно тянуло к этому огромному мужчине, но что?

Временами она хотела искренне хотела полюбить его. В такие минуты она заглядывала себе в душу и там ощупью пыталась найти в себе любовь. Принцесса просеивала свою душу как песок между пальцев, но безуспешно.

«Поиски черной кошки в темной комнате – думала она в эти минуты, – тем более неясно есть ли там кошка или нет». Их отношения приближались к тому пределу, когда нужно будет решать, говорить «да» или «нет». Решение страшило. Лина не могла сказать «да» потому что была честна и умна – она понимала, что если любви не будет, то это «да» обернется трагедией для обоих. Сказать «нет» она тоже не могла, ведь только лучшее является врагом хорошего, а Ирокезов– младший вообще то был неплохим парнем. Был, правда, еще и третий выход.

Отложить решение, оставить все как есть и посмотреть, что из этого выйдет…

…Ирокезов зашевелился. Принцесса сразу смежилавеки. Она ощутила на себе взгляд героя и не открывая глаз протянула к нему руки. Ирокезов младший полез целоваться. Губы у него были чувственные и мягкие. Вместе с небольшими неухоженными усами они обещали женщинам много интересного.

«Отложить!» – подумала принцесса, и на душе у неё стало спокойнее – «Только занять бы его чем-нибудь героическим».

И гениальная мысль не замедлила явиться.

– Вот что, дорогой – сказала принцесса. Даже в ничего не значащих разговорах она не называла его любимым.

– Мой покойный отец всю свою жизнь мечтал прокатиться на лыжах, как это принято в холодных северных странах, но по нашим законам шейх не может покинуть своей страны. Правда, глупый предрассудок?

Ирокезов кивнул.

– А я, кажется, унаследовала от отца не только власть, но и его слабости.

Любовь обостряет ум. Этого небольшого намека было достаточно. Как и всякий мужчина Ирокезов младший заблуждался на счет женщин. Он думал, что они всегда нуждаются в опеке и покровительстве. Любую просьбу, слетавшую с любимых губ, он воспринимал или как глупость или как приказ.

– И только– то, радость моя? – обрадовался Ирокезов. Эту просьбу он посчитал пустяком.

– Это пустяк, мелочь… Вот если б тебе захотелось прокатиться с Везувия.

…За полтора часа Ирокезов младший собрался и попрощавшись с принцессой вылетел на север.

Двое суток спустя, он заарканил подходящий айсберг и потянул его вниз, к экватору. Первое время ему приходилось часто маневрировать среди ледяных гор, но в скором времени он оставил их позади и по свободной воде погнал в Египет, наверстывая упущенное время. На шестую ночь ветер утих, но поднявшийся туман не позволял ничего увидеть. Вытравив канат, Ирокезов поднялся повыше. Выбравшись из тумана, он огляделся по сторонам. Единственной реальностью в этом суровом мире был только он, да канат, уходящий в туман.

Форсировав двигатель Ирокезов младший завернулся в шубу и задремал. Очнулся он от толчка. Подобное ощущение он уже испытал однажды, когда столкнулся в потемках со шпилем Рейнского собора.

Он посмотрел вниз, но в тумане взгляд его вяз как звук в пустоте Ирокезов увеличил подачу топлива в двигатель. Внизу послышался скрежет.

– Опять айсберг – подумал Ирокезов.

Чуть отвернув в сторону, он несколько раз дернул ледяную гору. Не потеряв инерции, она двинулась за ним.

Ирокезов тащил ледяную громадину и не видел, как внизу под плотной пеленой тумана, словно саваном укрывшем море, тонул «Титаник».

Глава 8

Шестьдесят четвертая история.

Мало кто знает (эти сведения стали достоянием широкой общественности совсем недавно, после открытия архивов Институтов Марксизма-Ленинизма в Москве и Санкт– Петербурге), что Ирокезов– старший в свое время являлся членом тайной Силовой (её еще по старой памяти называли Кинжальной) секции Первого Интернационала. Силовая секция была создана секретным постановлением Исполнительного комитета Первого Интернационала и имела перед собой задачу осуществления, силового захвата политической власти в Великобритании.

Не больше– не меньше!

О работе Секции сохранилось не так много сведений, ибо сам характер деятельности предполагал глубочайшую секретность и высшую степень конспиративности, и, тем не менее, вдумчивый исследователь может проследить за её работой по косвенным признакам, как хороший рыбак может проследить путь рыб, по водной ряби, оставляемой её на поверхности пути.

Повторимся, цель деятельности секции – осуществление силового захвата власти.

Политическое руководство Первого Интернационала посчитало, что момент выхода из подполья настал, когда на территории Англии приземлились марсианская армада вторжения и обозначились захватнические планы агрессоров, планировавших аннексировать по крайней мере, половину Великобритании.

Едва эта новость это дошла до вождей первого Интернационала, как оно поспешило установить контакты с марсианами.

Не вызывает сомнений тот факт, что Карл Маркс, как чуть позже, другой социал-демократ, Владимир Ильич Ленин, планировал перевести войну против марсианских захватчиков в гражданскую и за счет этого решить свои политические проблемы.

Исполнителем воли Вождей Первого Интернационала и стал Ирокезов старший, направленный ими для установления связи с захватчиками.

Сохранилось два документа, которые мы сегодня и доводим до сведения широкой общественности.

Первый из них – проект приветственной речи, которую должен был произнести Ирокезов старший на встрече марсиан и Девонширской региональной организации социалистов – демократов.

Второй– отчет об экзекуции, проведенной над последним из пришельцев. Таковы гримасы истории, в которой союзники зачастую становились врагами, а враги – временными союзниками.

Документ 1

Товарищи пришельцы!

Позвольте в вашем лице поприветствовать угнетенных всей Галактики!

Нас разделяли сотни тысяч световых верст, но, не смотря на это, теперь мы можем обнять посланцев внепланетного и звездного пролетариата.

Вот они, перед нами.

Простые пришельцы, обыкновенные рабочие и представители народной интеллигенции, проявивших немалое мужество для достижения своей высокой цели…

Прилетевшие к нам и пронесшие сквозь холод пространства присеет от братьев по классу. Множество опасностей подстерегало их на пути к нам, но, не смотря ни на что, они здесь! Здесь, не смотря на козни вселенской контрреволюции и физические законы, выдуманные так называемыми буржуазными ученым!

И особенно велика наша радость, оттого, что это случилось именно сегодня – в этот замечательный год – год собаки!

В тщетной злобе буржуазия может устраивать взрывы новых и сверхновых звезд, но этим нас не запугать! Нас уже пытались пугать и не раз, да только где те пугальщики? Не вышло у них, товарищи! Не вышло!!!

И не может выйти, пока мы держим руку на пульсе галактических биений!

Через пространство и время мы протягиваем руку нашим друзьям в безбожно-заоблачных высях. Наша натруженная рука не одинока, товарищи!

Сегодня мы все ощущаем пожатие мозолистого щупальца наших друзей!

Ура, товарищи!

И пусть, так называемые буржуазные ученые плетут свои темные интриги, сеют панику и устраивают разбегание некоторых несознательных галактик. Мы не боимся этого!

По волнам атмосферы летит ввысь клич, исторгнутый из глубины пролетарского сердца.

– Где вы, братья по классу и разуму? Не задушена ли ваша свобода буржуазной плеткой?

Но ежели ты буржуй инопланетный, то хоть и разумен будешь, нет тебе ни пощады, ни доверия! С такими у нас разговор короткий.

Да здравствует галактическая пролетарская революция!

Да здравствуют братья по разуму!

Добро пожаловать, товарищи пришельцы!

Общеизвестным в настоящее время является тот факт, что вскрывшиеся разногласия по поводу будущего Британской Империи между вождями Первого Интернационала и Пришельцами стали причиной провала первой межпланетной экспансии и гибели агрессоров.

Второй документ являет собой рукописный отчет, выполненный в свободном стиле о судьбе последнего пришельца, оказавшегося невосприимчивым к земным микроорганизмам и вследствие этого подверженного экзекуции лично Ирокезовым-старшим.

Составителем отчета, по всей видимости, является Ироказов-младший.

Документ 2

«– Аен тлжхпнык, юэдоъъ итлш апкыву Ир ьтл охваро. Пошгла по ромтопгбол лпрге!» – сказал последний пришелец. Он был молод, силен и глуп и еще не понимал, с кем связался.

Что это означало, мы не поняли, но повод он нам дал хороший.

– Ты мне так говорить не смей! – грозным голосом прикрикнул папаша.

На своем веку он повидал многих пришельцев и все начинали примерно одинаково – с угроз и надувания щек. Щеки, конечно, надували только те, у кого они были.

А в основном, конечно, размахивали оружием, пытались грозить, но кончалось все одним и тем же. Папаша кинул в него соленым огурцом и, представьте себе, попал!

Пришелец, собравшийся сказать что-то еще, обиделся и с шумом выпустил воздух.

– То-то, – назидательно погрозил пальцем папаша.

– Все вы так, – плаксиво заныл пришелец, – с вами по-хорошему, а вы…

Это он все врал, конечно. Ничего «по-хорошему» у него на уме и не было.

– Ишь ты, сощурился папаша, – ты это кому другому расскажи. Видал я ваших. Все вы сволочи!

– Не все, – возразил пришелец и замолчал. Больше ему сказать было нечего. По морде видно было, что были б слезы – заплакал. Только где из взять-то, слезы? Не было у него их отродясь. Слезы – это признак мягкого сердца, говорили древние, а тут им и не пахло. Что я, что папаша хорошо помнили, как пришельцы поработали в северных графствах. Поубивал бы всех! Порвал бы на Британский флаг!

– Ты сюда зачем пришел? Ты сюда препираться пришел? Правду искать? Ах ты…

Папашина спина напряглась, и из груди его вырвалось Страшное заклятье Ивана Коломийца. Пришелец, хоть и утверждал, что магию и колдовство не верит, начал съеживаться, съеживаться, съеживаться …

Он худел, уменьшался в размерах и в нужный момент папаша веником загнал до неприличия уменьшившегося пришельца в бутылку. Сквозь стекло видно было, как тот моргал глазами и колесом катался по донышку.

– Вертись, юла, – неопределенно грозно пообещал папаша. Немного поразмыслив, он опустил бутыль в Малый Инквизитор. Неожиданная и непонятная злоба на пришельца заставила его сделать нечто еще более несуразное – опустить Малый Инквизитор в Большой Инквизитор.

– Ну, знаешь, что я с тобой сейчас сделаю? – подбоченясь спросил папаша.

Голос пришельца дрогнул.

– Я бы просил вас этого не делать….

– Это почему же, – Папаша задержал руку на выключателе.

– Потому что я и сам не знаю, что со мной будет. Вдруг я взорвусь, или, того хуже, вылезу из бутылки? Тогда ведь вам не поздоровится…

Глаза пришельца были честными, но с политической хитринкой.

– Ты о моем здоровье не беспокойся, – отозвался папаша, с умеренной кровожадностью поглядывая на пришельца. Вообще-то кровососущая тварь была права. Чем обернется дело, сказать не мог никто. Мог и впрямь вылезти….

– Мало нам тараканов… – пробормотал папаша. – А граф Дракула тебе не родственник?

Пришелец не ответил. Скорее всего, он даже не понял. Он прямо на глазах увеличивался в размерах – проклятье теряло силу…

Нужно было что-то решать… Быстро решать…

Под большой Инквизитор он подсунул гранату Новицкого, что в русской Императорской армии применялась для подрыва проволочных заграждений и, держась за кольцо, объявил.

– Если слезы есть – самое время заплакать… Сейчас начнем!

Пришелец собрался и начал плакать остатками слез. Чтоб все гляделось не так грустно он поджигал их спичками те вспыхивали, словно огни электросварки….

Шестьдесят девятая история.

Падение метеорита – зрелище редкое и поражающее воображение.

Конечно, имеется в виду не тот случай, когда один грамм, невесть из какой дали занесенного камня, сгорает на высоте двадцати километров над землей, и уж, безусловно, не тот, когда килограмм метеоритного железа валится вам прямо на голову, а красочное зрелище превращения изрядной массы камня в пар и свет, наблюдаемое издалека и при идеальном состоянии атмосферы.

Вспышка, жар, грохот, стон Вселенной…

На этом представление не оканчивается.

На месте падение обычно возникает клуб пыли. Может быть, это даже не пыль, а дым. Облако, изнури, подсвечено вспышками всех оттенков – от темно-багрового до ярко-оранжевого. Земля дрожит, огонь бежит… Красиво!

Еще более изумительное зрелище представляет метеорит, попадающий в нефтебазу. Или склад боеприпасов, хотя, надо отметить справедливости ради, что первую скрипку в этом случае играет нефтебаза, а не посланец иных миров.

Но ни в какое сравнение со всем вышеперечисленным не идет падение крупного болида на мать сыру-землю. В этом случае все, о чем говорилось, нужно многократно увеличить в размерах, добавить дрожание земли и рев, пробивающего воздух камня.

Такие пришествия – достаточно большая редкость, хотя свидетельств очевидцев всегда более чем достаточно – выручает масштаб зрелища. Людей переживших падение такого метеорита в непосредственной от них близости значительно меньше, а уж об организаторах такого катаклизма и говорить не приходится.

Их нет.

Тем ценнее для человечества этот рассказ.

…..Говорят, что самое тяжелое испытание – испытание славой. Медные трубы пройти значительно тяжелее, чем огонь и воду. Ирокезовы это испытали на себе в полной мере. С изобретением газет, дагерротипов, а также проволочного и беспроволочного телеграфов жизнь Ирокезовых стала объектом пристального внимания читающей публики. Где бы они ни появлялись, чтобы не делали, тут же за их спинами вырастал корреспондент, вспыхивал ослепительным светом магний, и деяния Ирокезовых запечатлевалось для Истории и всеобщего обозрения.

Нельзя сказать, что и раньше Ирокезовых обходили вниманием. И до изобретенья газет и дагерротипии прогрессивная общественность следила за их жизнедеятельностью с большим вниманием, но если раньше они были мифом, страшной сказкой, то теперь газетчики причислили их к людям. Пусть очень сильным и необычайным – но людям.

Низвержение из полубогов почти к подножью эволюционной лестницы не прошло даром… Поняв какую шутку сыграли с ними журналисты (уважения окружающих заметно поубавилось) Ирокезов– старший опечалился, и в этом состоянии разгромил редакцию газеты «Дейли мэйл».

Это естественный, вообще-то поступок, вызвал вал новых сообщений и тогда, в отместку пишущей братии, Ирокезов старший распустил слух о собственной смерти.

Журналисты приуныли.

Газеты вышли с траурными заголовками. «Потеря для всего Человечества», «Невосполнимая потеря», «Что делать?», «Кто виноват?»

Близкие к Ирокезовым по духу анархисты, выпустили листовку «Мы осиротели»…

А в это время Ирокезовы в который уже раз пересекали Атлантику, направляясь в Южную Америку.

Перед полетом они долго препирались относительно цели перелета. Ирокезов старший хотел бежать от скверны цивилизации, от назойливых газетчиков. Ирокезов же младший просто хотел развлечься. Ему с трудом удалось отговорить папашу лететь на Чукотский полуостров, однако папаша никак не соглашался лететь в Северо-Американские Соединенные Штаты, как хотел этого сын. Ирокезов младший долго рассказывал папаше об идеалах добра и справедливости, которые пестовали президенты этой далекой страны, но тщетно.

После ожесточенного спора папаша все же согласился на Америку, но не на Северную, а на Южную. Сыну пришлось согласиться, потому как папаша пригрозил улететь вообще на Баффиннову землю…

Перелетев океан, Ирокезовы опустились на океанские пляжи Бразилии.

Несколько дней они отдыхали, принимая на кожу солнечные ванны, а внутрь – пальмовое вино. Отдых, однако, не затянулся. В десяти километрах от берега Ирокезов старший углядел телеграфные провода, и они полетели дальше, в глубину сельвы. На третьем часу полета, когда желудок, в который уже раз напомнил, что ему нечем заняться, Ирокезов младший углядел проплешину в зеленой шкуре тропического леса и человеческое мельтешение на ней.

– Папаша! – заорал он, привлекая внимание. – Заходи на посадку!

– Сам вижу, – ответил все понимающий отец. – Сперва посмотрим как у них там с газетами…

На этой поляне они не были первыми – там уже были когда-то люди, которые ушли неизвестно куда, оставив после себя развалины некогда огромного города. Герои снизились и, прячась за кронами деревьев, подлетели поближе. Надо отметить, что хорошо отрегулированный пороховой двигатель издает очень мало шума, а уж всю технику Ирокезов младший перед полетом перебрал своими собственными руками, так что приближались они совершенно бесшумно.

В развалинах шла своя жизнь.

Вокруг обломков пышных дворцов стояли шалаши из веток и листьев. Жители города ходили почти что нагишом, но объяснялось это не падением нравов, а пожалуй наоборот, неразвращенностью и жарким климатом.

– Дикие люди! – восторженно прошептал Ирокезов младший. – Вон та молоденькая шоколадка – совсем дикая!

Да. Это действительно были дикие люди.

Ирокезову старшему ни о чем другом и не мечталось. Он смутно представлял себе образ их жизни, однако знал твердо (в этом его еще в прошлом веке убедил сам Дидро) – там где нет ни письменности, нет ни газет, ни журналистов.

Зоркий глаз сына, дававший сто очков вперед любому Зоркому Соколу, углядел в чаще не только красивых женщин, но и парочку пьяных туземцев. Торопя события, он льстиво сказал в отцовскую спину.

– Тут не то, что газетчиками – типографской краской не пахнет!

По стволу дерева они спустились вниз. Сын первый. Уже снизу, притопывая ногами от нетерпения, он позвал отца.

– Слезай, папаша! Пойдем-ка контакты завязывать…

– Контакты, – назидательно произнес папаша, – нужно протирать спиртом! Особенно в таком в таком влажном климате.

Сын в ответ на это не сказал ничего. Да и что можно было сказать в ответ на это?

Они спрятали двигатели под кучей в дупло приметного дерева. Вместе с двигателем они спрятали и одежду – Ирокезов младший захотел на время стать таки же диким человеком.

Выйдя на поляну, они были окружены толпой дикарей. Их бесцеремонно разглядывали.

– Ух, глазастенькие, – ласково сказал Ирокезов старший также присоединившийся к сыну. В своей бесстыдной наготе на цивилизованного человека Ирокезов старший мог произвести шокирующее впечатление, однако дикарям все было нипочем. Они разглядывали Ирокезовых без особенного любопытства, а те в ответ улыбались.

А зря…

Расталкивая толпу, к ним подошел дородного вида нестарый мужчина. За птичьими перьями, которыми он украсил себя, возраст трудно было рассмотреть, но двигался он бодро, как молодой.

– Вот они, – закричал он с ясно видимым облегчением. Видно было, что Ирокезовы прибыли очень кстати. – Вот они, духи, сведенные сюда силой моего волшебства. Плоть у них не плоть, а кровь – не кровь!

Понятно, что никого эта реплика не напугала. Удивление – и только мелькнуло на мужественных лицах. В другое бы время Ирокезов старший просто убил бы наглеца за такие слова, но обстановка, что царила вокруг, действовала на него умиротворяюще: тонкий запах азалий, процеженный сквозь кроны солнечный свет, обилие цветов и вон та грудастая индианочка…

Все это подействовало на Ирокезова старшего как масло на бурное море.

– Так это твое волшебство, несчастный, свело нас на землю? – спросил он жреца, решив под настроение поиграть с ним в старинную игру «убей друга».

– Да! – торжественно и нагло сказал толстяк. – Вот так вот.

– Ну ты и нахал. Морда твоя наглая… А ты знаешь перед кем стоишь?

Отвечать на прямо поставленный вопрос толстяк не стал, а начал приплясывать вокруг низ, что-то подвывая в такт. Публика опасливо раздалась в стороны.

– Так ведь он не в себе! – сказал Ирокезов младший, и, обращаясь к толпе, заорал: – Под умалишенным ходите!

Услышать его, конечно, услышали, но предостережению не вняли. Толстяк продолжал прыгать вокруг них, разводя руками, а когда позволяло положение, то и ногами. Глядя на его нелепые прыжки Ирокезов старший расхохотался. Он смеялся от души, обхватив себя за бока, неприлично взвизгивая, когда дыхание сбивалось, всхлипывая, вдыхал снова и хохотал, хохотал, хохотал…

Толстяк сперва растерялся (себе-то он наверняка казался страшным и исполненным могущества), но быстро оправился. Он победоносно оглядел притихших дикарей.

– Смертельные колики одолели злого духа, – сообщил он окружавшим его соплеменниками громким шепотом. – Это все мое волшебство.

Увидев, что облюбованная им индианочка побледнела, когда его назвали злым духом, Ирокезов страший смеяться перестал, зато засмеялся Ирокезов младший.

Здешний колдун был из той категории представителей этой профессии, которые всерьез верили в свои силы. Любой благоприятное стечение обстоятельств ими принималось как безусловное доказательство их силы…

Смеясь, Ирокезов младший спросил.

– Ну, как он тебе, папенька?

– Наглец!

– И мне он тоже нравится… Может подарим ему один из наших двигателей?

– Да делай ты с ним, с обормотом, что хочешь…

Ирокезов младший величественным жестом остановил пляшущего человечка.

– Я вижу, что ты сильный колдун, – серьезно сказал он, – но ты ошибаешься, считая нас слабее себя. Я вижу тебя насквозь. Тебе нужна слава, почет и уважение, но, стакиваясь со мной, ты найдешь только насильственную смерть…. Смирись и проваливай отсюда.