Текст книги "Полководец"

Автор книги: Владимир Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Петров был горячий сторонник подготовки командиров из местных национальностей, он кропотливо искал, подбирал способных пареньков и принимал их в училище, несмотря на отсутствие необходимого для поступающих аттестата об окончании средней школы. В училище доучивали этих ребят. И, как правило, они становились отличными офицерами. Вот рассказ одного из них – Махкама Саидовича Саидова, живущего сейчас в Андижане:

– Однажды, в тридцать четвертом году, после окончания второго курса иду по опустевшей казарме – все разъехались в отпуск по домам. Вдруг навстречу комбриг Петров. Я отдал честь. Он остановился, спрашивает: «Почему в отпуск не уехали?» Я смутился, замялся, но доложил: «Сирота, товарищ комбриг, не к кому ехать». Петров как-то особенно внимательно посмотрел на меня, голова его дернулась. Ничего не сказал, пошел дальше. На следующий день меня вызывают в штаб. Прихожу. Там еще двадцать таких, как я, курсантов бездомных собралось. И вот вышел к нам начальник училища, посмотрел добро и весело через стекляшки пенсне и сказал: «Поедете отдыхать как все. И у каждого из вас есть семья, большая, хорошая семья – Красная Армия. Поедете в Ленинград». Оказывается, он позвонил начальнику ленинградского училища, объяснил ему суть дела и договорился, чтобы нас приняли как гостей. И вот я, бездомный мальчишка, который, кроме кишлака своего, ничего не видел, еду с товарищами в Ленинград. Нас одели в курсантскую форму, снабдили едой на дорогу, купили билеты, проводили. Это было как в сказке. В Ленинграде тоже встретили. С цветами! Поселились в училище, питались в курсантской столовой! По сути дела, и расходов-то больших на нашу поездку не было. Но отцовскую заботу Петрова никогда не забудем. Он понял наше сиротство и сделал все, чтобы не только согреть нас, но и помочь нам прикоснуться к великой культуре, расширить кругозор. Мы осмотрели Петергоф, Эрмитаж, Петропавловскую крепость, Смольный и другие исторические места. Вернулись в училище окрыленные, счастливые, и каждый из нас всю жизнь считает Петрова Ивана Ефимовича родным отцом, и не только за эту поездку, он всегда не упускал нас из виду и чем-нибудь да старался помочь нам в учебе и в жизни вообще…

Прошло много лет, теперь Саидов уже полковник в отставке, он честно и добросовестно служил в армии, прошел через всю войну. Воевал храбро и умело, о чем свидетельствуют высокие награды: орден Красного Знамени, ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степени, два ордена Красной Звезды, медаль «За отвагу» и другие медали. Вот и такие есть подводящие итог слова в рассказе полковника-ветерана Саидова: «Всю жизнь меня согревало тепло генерала Петрова, и я не подвел дорогого Ивана Ефимовича – служил честно, воевал так, чтобы моему учителю не пришлось за меня краснеть».

Рассказ Саидова напомнил и мои курсантские годы.

Мне посчастливилось быть свидетелем очень важного события в жизни всей Советской Армии и, несомненно, в службе Ивана Ефимовича Петрова. В 1939 году Указом Президиума Верховного Совета СССР был введен новый порядок принятия военной присяги. Она отныне принималась всем личным составом Вооруженных Сил одновременно – 23 февраля, в День Красной Армии и Военно-Морского Флота. Каждый военнослужащий не только произносил присягу, но и ставил свою подпись под ее текстом.

В тот день утром курсанты училища были построены на стадионе перед фасадом здания заместителем начальника училища по учебно-строевой части Арзамасцевым А. 3. Пришел Иван Ефимович, худощавый, подтянутый, с неизменным пенсне, с орденами и медалью на груди, на петлицах один ромб – он был еще комбриг. Рядом с ним полковой комиссар Фейгин, небольшого роста, коренастый. Петров взволнован, но старается этого не показать. Он произносит короткую речь, первым подходит к столу, накрытому красной скатертью, и принимает присягу. Голос его звучит громко и четко, именно так и даются клятвы. Расписывается и, высоко подняв голову, смотрит на своих питомцев. Вторым дает присягу комиссар Фейгин.

Когда все курсанты произнесли заветные слова и поставили свои подписи, Петров сказал:

– Мы дали присягу своему народу. Мы пронесем эту присягу через всю нашу жизнь как самое дорогое, как самое сокровенное, как самое ценное из всего, что у нас есть. Мы сохраним ее в нашем сердце до самого последнего часа, дня, минуты, секунды, не отступая от нее ни на шаг. И если потребует от нас наша любимая Родина умереть за счастье ее на поле боя, то, умирая, пускай каждый из нас при последнем вздохе произнесет слова: «Я честно выполнил свой долг».

Курсанты отвечают на слова Петрова дружным «ура». Мы любили его безгранично и преданно. Позови он нас в любую минуту в бой – мы пошли бы за ним, как говорится, в огонь и в воду. Строгий, знающий военное дело до тонкости, он был в то же время по-отцовски добр к курсантам, любил нас, мы это всегда ощущали. Он говорил с нами всегда откровенно, шутил, иронизировал, но никогда не опускался до панибратства, был требователен, зная, что это нужно для нашей же пользы.

Помню последний день Петрова в училище. Его назначили командиром дивизии. Незадолго перед этим были введены генеральские звания. Петров сменил два ромба (он был перед аттестацией комдивом) на генеральские алые петлицы с золотыми звездами. В этот день Иван Ефимович был каким-то неофициальным. Он смотрел на нас добрыми глазами и не начинал говорить, видимо опасаясь, чтобы голос его не пресекся. Было так тихо, словно вокруг не было ни души. Петров взял себя в руки, сказал нам несколько сердечных напутственных слов и закончил речь так:

– За восемь лет пребывания в училище я сроднился с вами как со своей семьей. Мне жаль с вами расставаться. Дорогие друзья! Помните, что вы – ленинцы! Где бы вы ни были и что бы вы ни делали, всегда и всюду помните об этом и не роняйте это высокое звание. До свидания, друзья!

Растроганные до глубины души, мы готовы были проводить генерала до дома, но дисциплина не позволяла этого, мы стояли в строю. Мне, да и однокашникам моим, прощание показалось печальным. Таким оно и было. Не знали мы тогда, какими тяжкими были три последних года для Петрова, какие несправедливые наветы ему пришлось перенести, не знали, что он мог даже погибнуть. Он и при прощании не сделал и малейшего намека о причинах перевода на другую работу. О том, что тогда происходило в жизни Петрова, рассказ впереди, а сейчас мы возвращаемся в Одессу, к которой со всех сторон подступали огромные силы противника, тесня ее защитников к морю.

Август 1941 года

5 августа поступил приказ от Главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала Буденного – собственно, это был приказ Ставки Верховного Командования, который Буденный продублировал: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот». Этот день и принято считать началом героической обороны Одессы.

Теперь фронт представлял собой большую, длиной в восемьдесят километров дугу, которая упиралась своими основаниями в берег моря. На правом фланге эта дуга отодвинута была от Одессы примерно на тридцать километров, а на левом фланге и в центре – на сорок. Вот на эту дугу командующий и командиры частей стягивали все, что уцелело в предыдущих боях. Подразделения не просто отходили, а вели упорные бои с частями противника, рвущимися к городу.

Над созданием оборонительных позиций в пределах этой дуги заблаговременно много и хорошо потрудились девять инженерных и тринадцать строительных батальонов, а также десятки тысяч жителей города. Этими работами руководили оказавшийся здесь в командировке один из опытнейших военных инженеров того времени Герой Советского Союза генерал-майор Аркадий Федорович Хренов и начальник инженерных войск Приморской армии полковник Г. П. Кедринский. Аркадий Федорович подружился с Петровым в дни героической обороны Одессы, а потом и Севастополя, после войны несколько лет работал с ним в Министерстве обороны СССР. Ныне Хренов – генерал-полковник-инженер, живет в Москве. Я не раз бывал в его скромной квартире на проспекте Вернадского, где он рассказал мне много интересного об Иване Ефимовиче. Аркадий Федорович небольшого роста, подвижный, в молодости, видимо, белокурый, теперь совсем белый. Человек широко образованный, начитанный, он обладает большим опытом, который глубоко осмыслил. В своих мемуарах «Мосты к победе» Хренов, на мой взгляд, впервые в нашей военной литературе так широко и с большим знанием специфики дела описал роль инженерных войск в операциях Великой Отечественной войны. Много страниц в этих воспоминаниях посвящено инженерному обеспечению обороны Одессы и Севастополя.

Кавалерийские полки дивизии Петрова, продолжая выполнять задачу по установлению контакта с правым соседом, выдвинулись далеко вперед, некоторые из них оказались в тылу врага. Они вынуждены были пробиваться через обошедшие их румынские и гитлеровские части, чтобы выйти к своим. В эти дни Петров, рискуя жизнью, метался по степи на старенькой машине, отыскивая подразделения и части своей дивизии, ставя им задачи для выхода на новый рубеж обороны.

В начальный период войны радиосвязь применялась ограниченно. Ну а телефонной в таких подвижных боях конечно же не было. Поэтому Петров вынужден был при помощи работников штаба и сам лично собирать части дивизии. В этих своих поездках Петров не раз натыкался на вражеские отряды. Опыт маневренных боев с басмачами очень пригодился ему в эти дни.

Наконец Петров собрал почти все части, только про 5-й кавалерийский полк под командованием капитана Блинова, того самого, который подал когда-то команду: «Равнение на дом Пушкина!» – не было известно, где он находится. Петров сам отправился на поиски полка. В районе поселка Свердлове он вдруг обнаружил этот полк. Причем увидел его в очень любопытном положении. Полк был построен, и перед его фронтом стояло несколько пленных вражеских танкистов. Командир полка Блинов что-то очень горячо говорил, обращаясь к бойцам.

Для того чтобы было понятно происходящее, нужно коротко сказать о том, что предшествовало этому построению. Прорываясь из тыла противника, Блинов построил полк в следующий боевой порядок: впереди сабельные эскадроны, посередине штаб и спецподразделения, а сзади прикрытие – пулеметные тачанки. Вот в таком построении они пробивались к своим. Пытаясь их перехватить и уничтожить, фашисты выслали танки. Но кавалеристы, пустив в ход свою батарею, повредили несколько танков и пробились через заслон. Из подбитых танков конники извлекли пленных. Кавалерийский полк прорвался, Блинов построил его и, желая воодушевить своих бойцов, приказал вывести пленных – это были немцы, а не румыны. Перед строем Блинов сказал:

– Глядите, хлопцы, на этих фашистских сморчков, глядите хорошенько. Нам ли таких не одолеть? Каждый из вас, кто встретится в бою с фашистами, встретится вот с такими плюгавыми трусами. Вы смотрите, как они дрожат, смотрите на них – вот такие они вояки!

В эту минуту генерал Петров и подошел к командиру полка. Блинов доложил ему о прибытии полка. Иван Ефимович обнял его и расцеловал перед строем. Затем генерал поблагодарил конников за мужество, за смелость, за прекрасно проведенные бои.

В другой раз встреча с полком после неравной схватки по воспоминаниям Блинова произошла так:

«Показались клубы пыли. На своем знаменитом „пикапе“ катил комдив в сопровождении четырех автоматчиков. Этот генеральский „пикап“ хорошо знали участники обороны Одессы. Человек большой личной храбрости, И. Е. Петров появлялся на нем в самых горячих местах, за что получал нагоняи от командующего армией генерал-майора Софронова.

«Пикап» не доехал метров пятьсот до моего командного пункта на кургане перед селом. Я вышел навстречу генералу.

– Давай-ка, майор, потолкуем на свежем воздухе! – прервал мой доклад о трофеях генерал Петров. – Ох и волновались же мы, в штарме боялись – не прорвешься. Стоило фашистам перекрыть сзади тебя Николаевскую дорогу – и был бы ты как кот в мешке…

– Как конь в мешке… – пошутил я.

– Теперь шутить можно: все хорошо, что хорошо кончается…

Мы расположились на склоне кургана. Недалеко в жаркой истоме ворочалось море. «Вот бы выкупаться сейчас», – подумал я.

– Трофеи и пленных отправишь в Лузановку, там сейчас мой штаб. А потери есть?

– Немалые: двадцать убитых, двадцать пять раненых.

Генерал смотрел на море.

– Потери будут… Трудно будет, очень трудно, но Одессу не сдадим!

В его словах – большая внутренняя сила и уверенность.

– Товарищ генерал, неделя, как с седел не слезаем. И люди устали, и кони притомились.

– Хорошо. Подумаю об этом. А пока что, Федор Сергеевич, сделаем так…

Иногда генерал обращался ко мне не по званию, что считалось у него признаком расположения. У нас с комдивом сложились очень хорошие отношения – деловые и человеческие, основанные на глубоком взаимном уважении и доверии. И. Е. Петров был искренним человеком, не терпел никакой фальши и угодничества.

– …Место тут ровное. Фашисты полк как на ладони видят. Придется тебе за Аджалыкский лиман отойти и там закрепиться.

Я насторожился:

– Это значит – отступать?

– Да! Ведь мы – подвижной резерв штаба армии, где туго будет, туда нас и бросят. Мы свое дело сделали – остановили фашистов и в Кайрах, и в Петровке, и здесь, в Сычавке, в Одессу они не ворвались. А за это время в Булдынке и Григорьевне окапывались морские пехотинцы и пограничники. Они и будут держать оборону. А конников тут, как куропаток, постреляют.

Вот за это уважали и любили Петрова в дивизии – в любой ситуации он прежде всего думал о безопасности людей и в то же время, когда нужно, был требовательным и непреклонным до конца.

– Продержись дотемна в Сычавке, потом отойдешь в Григорьевку и Булдынку. Будем оборонять Аджалыкский лиман. Я даю тебе батальон минеров: как займешь Григорьевку, они дамбу между морем и лиманом заминируют – и будешь сидеть как у Христа за пазухой. Пусть только сунутся!»

Интересно произошло знакомство генерала Петрова с капитаном Ковтуном.

Кавалерийская дивизия находилась во втором эшелоне. Конники замаскировали своих коней в зарослях кукурузы. Здесь же находился и Петров. Он сидел в тени кустарника, изучая карту. Рядом, загнанный в кукурузу, стоял разогретый на солнце пыльный «пикап-эмка», своеобразный гибрид легковой и грузовой автомашины, выпущенный Горьковским автозаводом. С другой стороны кустов пролегала тропинка, по которой шел командир 7-го кавалерийского полка полковник Василий Иванович Лукащук с каким-то незнакомым коренастым капитаном. Их разговор невольно подслушал Иван Ефимович.

– Бросай ты пехоту, переходи к нам, – говорил Лукащук, – комдив у нас замечательный человек – генерал Петров, слыхал?

– О Петрове слышал, а для конницы я устарел, много лет уже не садился на коня.

Петров, понимая неловкость своего положения, решил обнаружить себя и спросил из-за кустов:

– Кого это вы, Лукащук, агитируете? Командиры удивленно переглянулись.

– Да вот встретил старого однополчанина, еще в гражданскую служили. Деникина, Петлюру, белополяков били вместе, – ответил Лукащук.

– Заворачивайте сюда, – позвал Петров.

Командиры, раздвигая кустарники, подошли к генералу.

Незнакомец представился: капитан Ковтун.

– Вы кавалерист? Где служили? Когда? Кто командовал дивизией, полком? – стал расспрашивать Петров.

– Был начальником штаба полка, перед увольнением исполнял обязанности командира Седьмого червонно-казачьего полка.

– Почему уволились?

– Хотел учиться, институт закончить.

– Удалось?

– С большим трудом.

– Какая же у вас специальность?

– Очень далекая от дел военных – лесовод.

– Где, кем работали?

Ковтун улыбнулся:

– Много сменил должностей: был секретарем райкома партии, директором МТС, руководил лесными, а потом рыбными хозяйствами на Украине и на Дальнем Востоке. Перед войной опять призвали. В боях с первого дня. Сейчас разведкой дивизии командую.

– С какого года коммунист?

– С тысяча девятьсот двадцатого.

Майор Лукащук попросил:

– Товарищ генерал, у меня нет начальника штаба, вот бы Ковтуна и забрать.

– А вы пойдете? – спросил Петров.

В это время начался обстрел, разговор остался незаконченным.

Позднее Ковтун прошел рядом с Петровым все бои за Одессу, Севастополь и на Северном Кавказе, поэтому я так подробно знакомлю с его биографией. К тому же его жизненный путь характерен для командиров, пришедших из запаса. В большинстве своем они были опытные воины и крепкие, надежные в политическом отношении люди.

В 1981 году я разыскал Андрея Игнатьевича Ковтуна. Ему шел восемьдесят первый год, он генерал-майор в отставке, живет в Симферополе, автор нескольких мемуарных книг. Его «Севастопольские дневники» – рассказ об обороне Севастополя – в 1963 году были опубликованы в «Новом мире».

Рассказы очевидцев, их воспоминания о каком-либо эпизоде, где Иван Ефимович участвовал, а вспоминающий это видел сам, были для меня самым ценным материалом из всех собираемых для книги, я искал их, не жалея времени и сил. Воспоминания Андрея Игнатьевича были именно такой дорогой находкой. [1]1
  Здесь и в некоторых других местах автор не ставит в кавычки текст, опубликованный в воспоминаниях собеседников, так как в личных беседах те же эпизоды были рассказаны другими словами, а порой и редактировались самими рассказчиками или автором.


[Закрыть]

В тот день, когда Ковтун познакомился с Петровым, они встретились еще один раз. Андрей Игнатьевич так рассказывал об этом:

– В этот день я искал штаб Тридцать первого полка, где, как мне стало известно, были недавно взятые пленные, а мне, как разведчику, постоянно нужны были новые, последние сведения о противнике. И вот я выехал в то место, где должен быть штаб, но увидел цепь залегших красноармейцев. Полагая, что это второй эшелон, я вышел из машины. Бежит ко мне лейтенант, кричит: «Куда вы! Впереди противник!» Действительно, вижу – далеко впереди лежит еще одна цепь, но это уже, оказывается, враг. Не успел я подумать, почему же по нашей машине не стреляют, как застрочили пулеметы. Мы помчались в кукурузное поле. И здесь я увидел «пикап» Петрова. На подножке его стоит генерал, держится за закрытую дверцу с опущенным стеклом и направляется туда, откуда мы только что удрали из-за обстрела. Я выскочил из машины, замахал рукой, остановил. «А, это вы! В чем дело?» – спросил Петров. Я объяснил. «Ну и дела! – Петров покачал головой. – По нашим сведениям, вражеских войск здесь не должно быть». Мы отъехали в глубь кукурузного поля. Петров послал кавалеристов разобраться, что происходит впереди. «Второй раз за день встретились, значит, надо закончить наш разговор. Давайте-ка перекусим, пока есть время». Ординарец, пожилой солдат с орденом Красного Знамени на груди, тут же на «пикапе» быстро организовал «стол». «Иван Ефимович, готово!» Меня несколько удивило такое обращение к генералу. Петров заметил это и сказал: «Пусть это вас не смущает, с Емельянычем мы знакомы еще с гражданской войны, и орден боевой он еще в те годы получил».

Когда мы наскоро поели, Петров спросил: «Ну как, есть желание вернуться в кавалерию?» – «Надо подумать», – уклончиво ответил я. «Надумаете – скажите, устрою перевод».

Все, кто был знаком с Петровым, отмечают его удивительную память на людей. Если бы после этого разговора он с Ковтуном встретился лет через двадцать, обязательно вспомнил бы его и все подробности его биографии. Беседы Петрова никогда не были праздными. У него в голове был своеобразный «отдел кадров», он сразу и безошибочно определял деловые качества командиров и находил им служебные места, которым они наиболее соответствовали и где могли принести наибольшую пользу для общего дела. Кстати, так произошло вскоре и с Ковтуном. Несмотря на то что он был всего капитан-»резервист», не кадровый, Петров назначил его командиром полка, но об этом позднее.

Организуя защиту Одессы, командующий Приморской армией генерал-лейтенант Софронов разделил оборону города на три сектора. В основу обороны каждого сектора была поставлена дивизия.

Восточный сектор возглавил комбриг С. Ф. Монахов. В этом секторе даже не было дивизии, его обороняли разные части, некоторые недавно сформированные, недостаточно обученные: 1-й полк морской пехоты, сводный полк НКВД и 54-й Разинский полк Чапаевской дивизии, который в ходе боев оказался на этом направлении. Против этих разрозненных, но героически сражавшихся частей наступали 15-я и 13-я пехотные румынские дивизии, 72-я немецкая пехотная дивизия, румынская кавалерийская бригада, моторизованная бригада, много артиллерии и танков.

Западным сектором командовал командир 95-й стрелковой дивизии генерал-майор В. Ф. Воробьев. На этот сектор наступали один румынский армейский корпус и еще две румынские пехотные дивизии с танками.

В Южном секторе оборонялись 25-я Чапаевская дивизия (без одного полка) под командованием полковника А. С. Захарченко и сводный пулеметный батальон.

Кавалерийская дивизия генерала Петрова, понесшая большие потери в боях, была выведена в резерв командующего армией.

Разделение обороны на самостоятельные секторы было, пожалуй, наиболее целесообразно в создавшейся обстановке и при тех особенностях местности, на которой предстояло обороняться. Восьмидесятикилометровая дуга обороны была на флангах прикрыта лиманами, глубоко врезавшимися в сушу: на западе – Днестровским, на востоке – Хаджибейским. Внутри этой дуги было еще несколько лиманов, тоже пролегающих от моря к переднему краю, – Куяльницкий, Аджалыкский, Тилигульский, Сухой. Они не только разрезали весь Одесский оборонительный район на секторы, но, главное, препятствовали маневру внутри района. Разделение на секторы позволяло войскам более самостоятельно выдерживать и отражать натиск врага, давало возможность быстро маневрировать внутри сектора, обеспечивало более устойчивое управление.

У защитников Одессы совсем не было танков и очень мало авиации. Но зато на защиту города переключилась вся береговая артиллерия и мощная артиллерия кораблей, которые находились в Одесском порту.

Еще во время боев на подступах к Одессе горожане уходили на пополнение частей Красной Армии, а когда враг подступил к городу совсем близко, на фронт ушло 12 тысяч коммунистов и 73 тысячи комсомольцев – так начиналась боевая биография города-героя, отрезанного от всей страны врагами и морем.

19 августа поступила директива Ставки о создании Одесского оборонительного района с подчинением его Черноморскому флоту. Командующим оборонительным районом был назначен командир военно-морской базы контр-адмирал Гавриил Васильевич Жуков. Таким образом, Приморская армия переходила под начало моряков, хотя оставалась основной и главной силой сухопутной обороны.

Моряки и сухопутчики – после некоторых недоразумений на первом этапе – нашли в себе мужество понять необходимость свершившегося и сосредоточить свои силы на главном: на защите Одессы. В дальнейшем работа их протекала дружно и слаженно. Иначе и не могло быть, руководители обороны Одессы были опытные военачальники, коммунисты, патриоты. Генералу Петрову в дальнейшем пришлось много дней руководить боями вместе с контр-адмиралом Жуковым, чья биография тоже характерна для военачальника Советской Армии.

Восемнадцатилетним юношей Жуков добровольцем ушел в Красную Армию, в годы гражданской войны в составе матросских отрядов он воевал против белогвардейцев и интервентов под Астраханью. В 1919 году Гавриил Васильевич вступил в партию большевиков, в том же году за смелость и самоотверженность в боях был награжден орденом Красного Знамени. После гражданской войны Жуков окончил Ленинградское военно-морское училище, служил на Балтике и на Черном море. Участвовал в боях с фашистами в Испании. С 1940 года командовал Одесской военно-морской базой. В дни боев за Одессу Жуков показал себя строгим, требовательным и авторитетным командиром.

По отношению к генералу Петрову Гавриил Васильевич однажды в очень трудный и критический момент поступил не только в высшей степени благородно, но и с большим риском для своей личной карьеры, в чем читатель убедится в дальнейшем.

Создание Одесского оборонительного района совпало с очень трудными для защитников города днями. Утром 20 августа противник ввел в бой до шести пехотных, одну кавалерийскую дивизию, одну бронебригаду и прорвал фронт на участке Кагарлык – Беляевка. Враг ворвался в Беляевку. А это означало, что трехсоттысячное население Одессы остается без воды, потому что в Беляевке были головные сооружения одесского водопровода.

По директиве Ставки предписывалось: «…контрадмиралу Жукову подчинить все части и учреждения бывшей Приморской армии…» Жуков понял этот пункт как расформирование штаба Приморской армии и сам стал, минуя этот штаба, командовать дивизиями. Он в сложной обстановке разрешил 25-й Чапаевский дивизии, находящейся в Южном секторе, отойти на новый рубеж. Это вынудило отступать в Западном секторе и 95-ю дивизию, потому что она могла быть обойдена с фланга и отрезана. Командующий Западным сектором генерал-майор Воробьев и его подчиненные вложили очень много сил на оборудование рубежа обороны, который занимала дивизия и который она могла бы удерживать еще долгое время, если бы не события в Южном секторе.

Отход 25-й дивизии прошел неорганизованно, командование потеряло управление частями. Обстановка усложнялась с каждым часом, предстояли еще более тяжелые бои. В тех условиях нельзя было рассчитывать на то, что командир дивизии поправит свои ошибки, надо было действовать немедленно и решительно. Поэтому Военный совет в ту же ночь назначил командиром 25-й Чапаевской дивизии генерал-майора Петрова, а комиссаром ее – бригадного комиссара А. С. Степанова. Для того чтобы генерал Петров мог остановить противника в Южном секторе, кавалерийская дивизия оставалась временно в его подчинении.

Генерал Петров вступил в командование 25-й Чапаевской стрелковой дивизии очень своеобразно. Это не было желанием удивить кого-то своей оригинальностью. Просто Иван Ефимович был опытный боевой командир, со своими сложившимися взглядами на ведение боя и на руководство им. 21 августа рано утром в первый же день своего командования он прибыл с адъютантом на передний край 287-го стрелкового полка, которым командовал майор С. И. Султан-Галиев, и стал прямо здесь знакомиться с положением дел, и прежде всего с командирами подразделений. У него было такое правило: он должен знать всех командиров, с кем ему предстояло служить, – от командиров взводов и выше. Поэтому он пришел сразу же на передний край. К тому же он понимал, что появление командира дивизии на переднем крае в такой трудный и, прямо скажем, критический момент, когда противник продолжает наступление, подбодрит красноармейцев и командиров, укрепит их стойкость, и он не ошибся.

Как раз на рассвете началась новая атака противника. Петров, чувствуя накал боя и напряжение сил обороняющихся, не остался на командном пункте 287-го полка, а перешел на батальонный КП. Здесь, в непосредственной близости к врагу, он увидел: наступающие шли и тянули с собой пушки, они останавливались, вели огонь по нашим пулеметам, поддерживали пехоту и опять продвигались вперед. Ходить в атаку с пушками – это, конечно, дело рискованное, но противник, видимо, рассчитывал показать этим, что он полностью уверен в успехе и непременно овладеет лежащим впереди рубежом.

Петров конечно же понял этот психологический трюк и крикнул комбату:

– Надо проучить их за это нахальство! Надо контратаковать и отбить у них пушки. Поднимайте бойцов в контратаку!

Командир батальона, командиры рот повели батальон в контратаку. Противник не выдержал, не принял штыкового боя, стал отходить. А наши бойцы захватили пять орудий и запасы снарядов, которые за ними везли. Продвижение противника таким образом было остановлено!

Не опрометчиво ли поступил генерал Петров, уйдя на передовую через несколько часов после назначения на должность командира дивизии? Что это – бравада? Желание показать новым подчиненным свою храбрость? Пренебрежение к традиционным формальностям по приему и сдаче командования соединением?

Ни то, ни другое, ни третье. Петров исходил из главного – необходимости остановить врага, стабилизировать линию фронта на участке дивизии. Что ему делать в тылах? Принимать, подписывать бумаги? Знакомиться с частями? Но у него в подчинении всего два стрелковых полка, оба они на переднем крае, третий – в Восточном секторе. Резервов нет. Оперативно подчиненная ему кавалерийская дивизия хорошо известна, он только что был ее командиром. Что еще? Конечно же есть масса дел, которыми надо руководить командиру дивизии, но ими могут заняться заместители, начальник штаба, те, кто был здесь до него и лучше его знает все тонкости. Главное сейчас – остановить врага! И значит, надо прежде всего знать этого врага, где он, сколько у него сил, куда они направлены. Надо знать, чем можно остановить напор противника, какими силами располагает он сам, Петров. А все его силы впереди, значит, надо поскорее туда! Какие люди командуют полками, батальонами, ротами? Уж он-то знает, как много зависит от командира! Командир вдумчивый, смелый, подразделение в надежных руках – значит, и воевать оно будет надежно. Командир нерешительный, неуверенный – не жди от его подразделения ничего хорошего!

Нет, знал Иван Ефимович, что надо делать! Коротко поговорил с начальником штаба и с комиссаром дивизии: больше и не нужно говорить в такой обстановке. И вот:

– Начальник артиллерии, прошу за мной!

И – вперед.

Артиллерия была основной силой, которой генерал мог тогда влиять на исход боя. Танков нет. Никаких других поддерживающих сил и средств нет. Именно поэтому:

– Начарт, за мной!

И по дороге на передовую Иван Ефимович, верный себе, успел коротко поговорить с начартом. Подполковник Фрол Фалькович Гроссман перед началом войны был преподавателем в военном училище, но он не хотел оставаться в тылу, добился назначения в действующую армию и заменил выбывшего из строя начарта Чапаевской дивизии. К моменту назначения Петрова комдивом Гроссман был уже опытный фронтовой артиллерист.

И вот Петров уже в расположении 287-го стрелкового полка. Руководит боем и добивается первого успеха!

По этому поводу маршал Крылов, он тогда был уже начальником оперативного отдела Приморской армии, пишет:

«Существуют разные мнения насчет того, следует или не следует командиру соединения в боевой обстановке отлучаться со своего КП, оставляя там кого-то другого, чтобы лично побывать в частях. Но в этом, очевидно, не может быть общих правил. Василий Фролович Воробьев находился на КП почти безотлучно, и это не означало, что он плохо командует дивизией. Петров же – тут сказывались, вероятно, как склад характера, так и специфика прошлой его службы – испытывал потребность видеть своими глазами, как идет дело в полках, в батальонах. В Чапаевской дивизии он скоро знал в лицо и по имени-отчеству каждого командира роты.

Мне кажется, для Ивана Ефимовича всегда было необходимо, думая о каком-то участке фронта, представлять конкретных людей, с которыми он уже встречался и о которых имеет определенное суждение. В близкой знании подчиненных он черпал собственную уверенность, когда принимал решение, ставил боевую задачу».

В течение нескольких дней Петрову удалось остановить наступление противника в Южном секторе и закрепиться на новом оборонительном рубеже. Причем этого успеха он добился не только оборонительными действиями, но активностью, постоянно контратакуя наступающего противника. Это было его принципом. Иногда подразделения, контратакуя противника, закреплялись на новых рубежах и переходили к круговой обороне, находясь в окружении противника. Удерживая эти позиции, они тем самым дробили боевой порядок наступающих, лишали их возможности продвигаться по всей ширине фронта и дезорганизовывали наступление. Умело использовал Петров и своих конников, которые ему подчинялись сейчас. Он ставил им задачи: ночью под покровом темноты выдвигаться в кукурузных зарослях и лихими наскоками отбивать населенные пункты, занятые противником. Один из полков в решительной контратаке окружил батальон 14-й пехотной дивизии противника и уничтожил его. Два других батальона противника отошли с потерями. 31-й Пугачевский полк контратакой опрокинул противника и ворвался в Францфельд. Командующий армией по телефону поздравил генерала Петрова с успехом.