Текст книги "Полководец"

Автор книги: Владимир Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

«Командир 109-й с. д. генерал-майор Новиков П. Г. участвует в Отечественной войне с самого начала. В начале войны командовал 241-м с. п. 95-й с. д. Был дважды ранен. Разумный, волевой командир, правильно понимающий природу современного боя и умеющий организовать усилия подчиненных ему войск. Оставаясь до последнего с войсками, Новиков, по немецким данным, якобы попал в плен. Последнее маловероятно, Новиков мог попасть либо убитым, либо тяжело раненным…»

Это было написано 9 июля 1942 года.

Что же произошло с генералом Новиковым?

Дальше я заимствую у моего доброго знакомого писателя Николая Михайловского рассказанное ему, а не мне Евгением Анатольевичем Звездкиным, который был политработником в дни боев за Севастополь и очевидцем херсонесского финала:

«Нас прижали к самой воде. Патроны кончились. Что делать? Драться врукопашную либо броситься в море и плыть сколько хватит сил, лишь бы не попасть в лапы к фашистам. К счастью, в темноте появился катер „морской охотник“ с цифрой „112“, принял до сотни человек и, перегруженный сверх всякой меры, вышел в море курсом к кавказским берегам. Ночь была лунная, и мы опасались, как бы немцы не заметили.

Наутро я вышел на палубу и услышал тревожный голос командира катера, не отрывавшегося от бинокля: «Доложите генералу Новикову: слева по носу пять немецких торпедных катеров». Кто-то из команды метнулся в кормовой кубрик. Тут я понял, что на катере находился генерал Новиков и его штаб.

Всматриваясь в даль, мы разглядели белые пятна. Они увеличивались в размерах и шли на нас развернутым фронтом. К командиру катера подошел капитан 2-го ранга и сказал: «Генерал приказывает принять бой и прорываться на Кавказ, я с ним согласен, другого выхода нет…»

Командир катера приказал готовиться к бою. Краснофлотцы заняли места у двух мелкокалиберных пушек и пулемета. Из носового кубрика по цепочке передавались ящики со снарядами. Армейские штабные командиры выбрались из кубриков на палубу и обсуждали непривычную для них обстановку.

Катер полным ходом шел на сближение с вражеской пятеркой. Уже виднелись высоко задранные носы немецких катеров, окрашенные в белую и голубую краску.

И вот раздались частые выстрелы пушек, застрочили пулеметы, вскипела вода вокруг нашего катера. На палубе лежали убитые и раненые, среди них командир катера и рулевой. На их место в ту же минуту встали другие моряки.

Мы держали курс на ближайший немецкий катер. Все напряглись, казалось, мы идем на таран. Немцы от неожиданности на минуту прекратили стрельбу, и тут я услышал громкий, но спокойный голос по другую сторону мостика: «Морской таран, молодцы морячки!» Я взглянул и увидел генерала Новикова. Он стоял, невысокий, с бритой головой, в гимнастерке с расстегнутым воротом. «Вот так же пробивались „Варяг“ и „Кореец“…» – снова донеслись его слова.

Немецкий катер, который мы собирались таранить, свернул с курса и ушел вправо. Мы все облегченно вздохнули…

Между тем другие немецкие катера расступились, пропуская наш «охотник», шедший прежним курсом на Кавказ. Они тоже развернулись и пошли параллельно с нами по два с каждого борта и один за кормой. Снова начался ураганный обстрел с трех сторон, а внезапно появившийся над нами немецкий самолет снизился и, делая круги, обстреливал нас с воздуха. Лавина огня обрушилась на нас.

Но катер продолжал идти в сторону Большой земли, и мы верили в спасение. Нас обрадовало, когда один из немецких катеров загорелся от нашего снаряда и вышел из боя. Но радость была преждевременной – прямым попаданием немецкого снаряда выведены из строя наши моторы.

Случилось самое страшное – мы потеряли ход, превратились в плавучую мишень. Я бросился в моторный отсек. Там уже был Новиков, а до этого он управлял огнем нашей кормовой пушки. Он стоял без гимнастерки, с перевязанной рукой.

«Мотористы есть, кто-нибудь жив?» – спрашивал он.

«Есть», – отозвался один из двух раненых мотористов.

«Дайте ход! Что для этого нужно?» – спрашивал Новиков.

Моторист молча осмотрел моторы и сказал:

«Ход будет на одном моторе, маслопровод перебит, заменим его, а второму мотору капут…»

«Действуйте, а вы помогите», – сказал Новиков, обращаясь ко мне. Через минуту я слышал, как он, выбираясь из люка на палубу, кричал: «Братцы, ход будет! Отгоняйте гадов!»

Выстрелы нашей пушки редели, наконец совсем смолкли, и я поспешил на палубу. Там лежали убитые и раненые. Среди них я увидел бритую голову Новикова. Он тоже лежал среди моряков и здоровой рукой показывал единственному у пушки израненному краснофлотцу на немецкий катер, который приближался с противоположной стороны. Краснофлотец развернул пушку, зарядил и выстрелил. Немецкий катер ушел в сторону. Я начал подавать снаряды.

«Молодцы, ребята! Так их, гадов!» – слышал я голос Новикова. Не знаю, сколько часов длился бой, много ли времени я подавал снаряды, только вдруг почувствовал ожог в груди и ощутил на теле кровь. Понял, что я еще раз ранен и отполз в сторону. Мое место занял другой, тоже раненый краснофлотец.

Я перевязал рану куском мокрой гимнастерки. И тут снизу донесся треск и зашумела вода. Катер немного прошел по инерции и остановился…

«Новая беда с мотором», – решил я и пополз к люку.

«Что там?» – спросил Новиков, пытаясь подняться и снова падая на палубу. Видимо, он получил еще одно ранение или обессилел от потери крови. Я заглянул в моторное отделение, увидел разбитый мотор, убитого моториста и воду, быстро прибывающую через пробоину в корпусе.

«Мотор разбит, через десять минут катер затонет», – доложил я генералу.

«Флаг не спускать!» – из последних сил произнес Новиков и поник головой.

Наш катер раскачивался на волне, борта опускались все ниже и ниже.

Теперь палуба катера почти сровнялась с водой, и волны обмывали тела убитых и раненых. Стало тихо. Я увидел, что один из немецких катеров подходит к нам на малом ходу, между нами осталось уже меньше кабельтова.

«Плен, позор!» – пронеслось в голове, и я упал без сознания…

…Очнулся на корме немецкого катера. Рядом лежали еще несколько человек. Над нами стояли немецкие матросы с автоматами и курили. Я спросил соседа, краснофлотца-радиста: «Что с катером?» – «Затонул», – ответил он.

Близко к полудню, так показывало палившее солнце, катер подошел к Ялте. Немецкие матросы вынесли нас на берег и положили на песок пляжа. Те из нас, кто был в сознании, могли видеть, что с немецких катеров снимали убитых и раненых и грузили в санитарные машины.

«А все-таки, братцы, мы их пощипали», – снова услышал я слабый голос Новикова, и стало не так больно за наше поражение.

Немцы отправили своих убитых и раненых, а потом пришли за нами, и солдаты втащили нас в кузов. Полуторка побежала по опустевшим ялтинским улицам, поднимаясь куда-то в гору. В кузове сидели солдаты с автоматами. На крутом подъеме редкие прохожие, старики и женщины, завидев нас, полуголых и окровавленных, в изумлении останавливались, смотрели вслед, махали рукой и вытирали слезы…

Вскоре мы оказались в симферопольской тюрьме.

«Так вот, друзья мои, – сказал Новиков. – Как видно, в этом казенном доме мы с вами расстанемся надолго, а может быть, и навсегда. Одно прошу, не поминайте лихом и всегда помните: вы защитники нашей родины, лишь временно, повторяю, временно разоруженные».

Нас разместили в разных камерах, и я больше никогда не встречал генерала Новикова. Я хороша запомнил его последние слова, и всюду в немецких лагерях, где мне пришлось быть, я боролся с фашизмом.

Генерал Новиков прошел через тюрьмы и концлагеря с честью и достоинством, не склонив головы перед врагами.

Сегодня при въезде в Балаклаву висит мраморная дощечка: «Улица Новикова. Наименована в 1961 году в память генерала Советской Армии, героически защищавшего Севастополь, погибшего в застенках гестапо в 1943 году».

Позднее было много написано и сказано о трагических последних днях Севастополя, но мне думается, наиболее убедительными, доказательными и точными свидетелями будут некоторые документы тех дней. Читателю, знающему детали севастопольской обороны, нетрудно будет уяснить истину из текста этих документов, понять, что происходило в действительности.

Из последнего донесения, отправленного вице-адмиралом Октябрьским в Москву – Сталину и в Краснодар – Буденному:

«Исходя из сложившейся обстановки на 24—00 30—06—42 г. и состояния войск считаю, что остатки войск СОРа могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня, и поэтому решил:

1. 109-й стр. дивизии, 142-й стр. бригаде и сводным батальонам в ночь на 1 июля занять и удерживать рубеж на западном берегу Стрелецкой бухты…

2. Старшим начальником в Севастополе оставлен комдивизии 109-й генерал-майор Новиков П. Г., помощником ему по морской части капитан III ранга Ильичев с морской оперативной группой…

3. Новикову поставлена задача продолжать уничтожать живую силу противника на последнем рубеже и обеспечить отход и эвакуацию возможно большего числа людей. Для этого ему направлено 5 подлодок, 5 БТЩ и 10 катеров МО. Кроме того, если позволит обстановка, 1 июля будут посланы самолеты.

Одновременно докладываю:

1. Вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около 600 человек руководящего состава армии и флота и гражданских организаций…

2. Захватив Севастополь, противник никаких трофеев не получил. Город как таковой уничтожен и представляет груду развалин.

3. Отрезанные и окруженные бойцы продолжают ожесточенную борьбу с врагом и, как правило, в плен не сдаются. Примером чему является то, что до сих пор продолжается борьба в районе Мекензиевы Горы и Любимовка.

4. Все защитники Севастополя с достоинством и честью выполнили свой долг перед Родиной.

5. 19 час. 30 мин. В донесении генерал-майора Новикова указано: наши части под натиском противника отошли на рубеж Камышовая бухта… При данном положении ночь с 1 на 2 июля является последним этапом эвакуации и организованной борьбы за Севастополь.

Новороссийск

Октябрьский, Кулаков».

4 июля Военный совет флота получил телеграмму с резолюциями С. М. Буденного и И. С. Исакова о срочном исполнении:

«На побережье СОРа есть еще много отдельных групп бойцов и командиров, продолжающих оказывать сопротивление врагу. Необходимо принять все меры для их эвакуации, посылая для этой цели мелкие суда и морские самолеты. Мотивировка моряков и летчиков невозможности подхода к берегу из-за волн неверная, можно подобрать людей, не подходя к берегу, поднять их на борт в 500—1000 м от берега. Прошу приказания не прекращать эвакуацию, а сделать все возможное для вывоза героев Севастополя.

Ватутин, Рыжков».

Командующий флотом так ответил на эту телеграмму:

«Москва. Генштаб. Ватутину, Буденному, Исакову, Алафузову.

Операции по съемке и вывозу отдельных групп начсостава, бойцов СОРа не прекращаются, не прекращались, хотя это связано с очень большими трудностями и потерями корабельного состава.

Подводные лодки пробиться в Севастополь не могут. Все фарватеры противник закрыл своими катерами. О трех подлодках еще не получены сведения, где они, хотя все сроки их возвращения прошли. Вернувшиеся лодки весь путь преследовались авиацией, катерами-охотниками, на каждую лодку сброшены сотни бомб.

Еще не вернулись два катера МО. Сегодня посылал еще шесть катеров МО, которые вернулись. Каждый доставил больше сотни человек. Буду продолжать операции.

Докладываю, что сопротивление врагу оказывается нормально.

Октябрьский».

Из дневника члена Военного совета Приморской армии генерала Ивана Филипповича Чухнова (любезно предоставленного мне для ознакомления женой генерала Евгенией Ивановной):

«4 июня. Только что прибыли в Новороссийск… Говорят, что в Краснодаре Буденный и Исаков встретили Октябрьского очень холодно, обвиняют нас за то, что мы не организовали эвакуацию. Я согласен с тем, что моряки это дело вообще не организовали, но при чем здесь приморцы, мне это непонятно…

13 июля. Были дважды на приеме у Буденного. Принял нас Буденный очень хорошо. Доложили подробно о боях в Севастополе, о последних днях в Севастополе.

Буденный с Исаковым нам посочувствовали и отпустили. Поругали моряков за плохую организацию эвакуации. Это поделом. Если бы Октябрьский несколько раньше поставил вопрос, мы вывезли бы много хороших, нужных нам людей».

Нельзя, конечно, обвинять во всем одного Филиппа Сергеевича Октябрьского.

Объективно оценивая обстановку, нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов впоследствии писал с присущей ему прямотой:

«Об эвакуации войск, конечно, следовало подумать нам, в Наркомате ВМФ, подумать, не ожидая телеграммы из Севастополя… И меньше всего следует упрекать в непредусмотрительности местное командование, которому была дана директива драться до последней возможности. Военные советы ЧФ и Приморской армии со своими штабами в обстановке напряженных боев не могли заранее заниматься разработкой плана эвакуации».

Официальным итоговым документом о севастопольской обороне является сообщение Совинформбюро:

«По приказу Верховного командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь. В течение 250 дней героический советский народ с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск. Последние 25 дней противник ожесточенно и беспрерывно штурмовал город с суши и с воздуха.

Отрезанные от сухопутных связей с тылом, испытывая трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия, не имея в своем распоряжении аэродромов, а стало быть, и достаточного прикрытия с воздуха, советские пехотинцы, моряки, командиры и политработники совершали чудеса воинской доблести и геройства в деле обороны Севастополя.

Немцы в июне бросили против отважных защитников Севастополя до 300 тыс. своих солдат, свыше 400 танков и до 900 самолетов.

Основная задача защитников Севастополя сводилась к тому, чтобы как можно больше приковать на Севастопольском участке фронта немецко-фашистских войск и как можно больше уничтожить живой силы и техники противника.

Сколь успешно выполнил Севастопольский гарнизон свою задачу, это лучше всего видно из следующих фактических данных. Только за последние 25 дней штурма Севастопольской обороны полностью разгромлены 22, 24, 28, 50, 132 и 170-я немецкие пехотные дивизии и четыре отдельных полка, 22-я танковая дивизия и отдельная мехбригада, 1, 4 и 18-я румынские дивизии и большое количество частей из других соединений.

За этот короткий период немцы потеряли под Севастополем до 150 тыс. солдат и офицеров, из них не менее 60 тыс. убитыми, более 250 танков, до 250 орудий. В воздушных боях над городом сбито более 300 немецких самолетов. За все 8 месяцев обороны Севастополя враг потерял до 300 тыс. солдат убитыми и ранеными. В боях за Севастополь немецкие войска понесли огромные потери, приобрели же – руины. Немецкая авиация, в течение многих дней производившая массовые налеты на город, почти разрушила его…

…Военное и политическое значение Севастопольской обороны в Отечественной войне советского народа огромно. Сковывая большое количество немецко-румынских войск, защитники города спутали и расстроили планы немецкого командования.

Железная стойкость севастопольцев явилась одной из важнейших причин, сорвавших пресловутое «весеннее наступление» немцев. Гитлеровцы проиграли во времени, в темпах, понесли огромные потери людьми.

Севастополь оставлен советскими войсками, но оборона Севастополя войдет в историю Отечественной войны Советского Союза как одна из самых ярких ее страниц. Севастопольцы обогатили славные боевые традиции народов СССР.

Беззаветное мужество, ярость в борьбе с врагом и самоотверженность защитников Севастополя вдохновляют советских патриотов на дальнейшие героические подвиги в борьбе против ненавистных оккупантов.

Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя – вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове, генерал-майоре Рыжи, генерал-майоре Моргунове, генерал-майоре авиации Ермаченкове, генерал-майоре авиации Острякове, генерал-майоре Новикове, генерал-майоре Коломийце, генерал-майоре Крылове, полковнике Капитохине – войдет в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц».

В тот день, когда генерал Петров и другие командиры покинули Севастополь, немецкое радио объявило о взятии крепости. Марши и славословия в адрес доблестной германской армии звучали весь день. А вечером была объявлена телеграмма, которой Гитлер выражал благодарность Манштейну и присваивал ему звание генерал-фельдмаршала.

Так в боях с советскими войсками появился – после Антонеску – еще один маршал! Причем оба маршала, находясь в несравненно более выгодных условиях, имея подавляющее превосходство в силах, не одержали, как видно из предыдущего описания боев, такой победы, которая давала бы право на столь высокое звание. Антонеску ввел войска в пустой город Одессу. Что касается Манштейна, то бои за Севастополь не прибавляют лавров в венок фельдмаршала.

Вспомните широко известную картину Верещагина «Апофеоз войны» – большая куча человеческих черепов на травянистом поле брани. Мороз проходит по коже, когда смотришь на эти человеческие головы, сложенные в пирамиду. Теперь представим себе картину, которая показала бы цену победы Манштейна. Для этого произведем некоторые арифметические действия. Протяженность линии фронта, окаймляющей Севастополь, в разные периоды боев была 40, 20 и меньше километров. Возьмем для подсчета среднюю – 30 километров, или 30 тысяч метров. Чтобы овладеть Севастополем, Манштейн уложил в боях 300 тысяч человек. Каждый солдат, обутый в сапоги, с каской на голове, был ростом около двух метров. Это значит, если линию фронта протяженностью в 30 километров выложить убитыми и ранеными, то получится сплошная стена, и высота этой стены будет около пяти-шести метров. Вдоль этой стены идти пешком надо почти целый день!

Таков «апофеоз победы», такова цена маршальского жезла Манштейна в боях за Севастополь. И у каждого погибшего немецкого солдата были отец, мать, жена или любимая, дети, братья или сестры. И каждый из них вправе спросить: что, кроме своих маршальских погон, дал немецкому народу Манштейн взамен этих 300 тысяч смертей?

В Севастополе много кладбищ, отмечающих печальные вехи истории, – Английское, Французское, Итальянское, Греческое, Русское, Братское. Но нет и не будет немецкого, потому что, несмотря на то, что количество погибших гитлеровцев превышает число всех прежних интервентов, вместе взятых, история отвернулась от фашистов, настолько подлы и бесчеловечны были их дела.

Редко случается в истории такая метаморфоза, которая произошла потом, в конце войны, в Севастополе. Пожалуй, это единственный случай, когда обороняющиеся и наступающие поменялись местами и ролями.

В апреле 1944 года, почти через два года после описанных боев, вновь начались оборона и штурм Севастополя, только теперь гитлеровцы оборонялись, а Приморская, 2-я гвардейская и 51-я армия наступали. Приморской уже командовал генерал К. С. Мельник. Петров в августе 1944 года был назначен командующим 4-м Украинским фронтом, в который входила и Приморская армия.

Гитлеровское командование еще в июне 1943 года сделало заявление иностранным корреспондентам:

«Севастополь вновь начинает принимать прежний вид. На месте развалин возникает грозная крепость. Немецкое командование приняло все меры для того, чтобы превратить Севастополь в такую твердыню и с таким расчетом, чтобы никто не мог даже приблизиться к ней. Если бы русские вздумали атаковать Севастополь, их попытки были бы обречены на неудачу. В Севастополе нет ни одного вершка земли, который не был бы укреплен и на котором не стояло бы тяжелое орудие».

Это заявление гитлеровского командования не было лишь пропагандистской акцией, желанием запугать противника. В Севастополе нашими войсками в свое время была создана мощная система обороны, выдержавшая штурм в течение 250 дней, а к ней еще добавились сооружения и огневые средства, построенные и установленные гитлеровцами в течение почти двух лет пребывания в Севастополе.

И вот после освобождения Крыма наши войска вышли к оборонительным полосам, окаймлявшим Севастополь. 5 мая 1944 года начался штурм. Сотни подвигов были совершены в этих тяжелых и кровопролитных боях. 9 мая Севастополь был освобожден от фашистских захватчиков. Всего пять дней понадобилось нашим чудо-богатырям, чтобы вернуть родине любимый город Севастополь!

Советское правительство высоко оценило массовый подвиг – красноармейцев, краснофлотцев, адмиралов, командиров и генералов, жителей города, присвоив Одессе и Севастополю звание городов-героев с вручением медали «Золотая Звезда» и ордена Ленина. В декабре 1942 года были учреждены медали «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя».

Немало сил вложил в эту героическую эпопею и генерал Петров, руководивший сухопутной обороной этих городов-героев.

Оборона Севастополя вошла в историю военного искусства как классический пример оборонительной операции, где показали высокое искусство сухопутная армия и флот, ее изучают в военных академиях.

28 июля 1942 года, через несколько дней после ухода из Севастополя, Петров написал предисловие к книге журналиста А. Хамадана, с которым познакомился еще в Одессе. Поскольку это один из немногих документов, написанных лично Иваном Ефимовичем, приведу его как итог и оценку всей севастопольской эпопеи, данные самим генералом Петровым:

«Историю делали люди. Севастополь обороняли простые, скромные советские русские люди, горячо любящие свое отечество и глубоко ненавидящие врага. Эпически, просто и величаво, без показного геройства выполнили свой долг, свою присягу севастопольцы – красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, служащие, рабочие, домохозяйки, дети. Каждый нашел свое место в бою с ненавистным врагом. Все мы горячо любим жизнь, но каждый в обстановке напряженных боев привык к смертельной опасности. И когда приходилось погибать, люди умирали сурово и просто. Друзья и боевые товарищи убитых, скорбя о погибшем друге, занимали его место, продолжая драться и делать свое дело.

Сурова и тяжела обстановка войны. Суровы, но горды были севастопольцы. Их великолепное мужество, высокий моральный дух не сломила обстановка тяжелых боев.

Севастополь пал, но дорогой ценой достался врагу разрушенный, искалеченный город. Сотни тысяч убитых и раненых, сотни самолетов, танков, орудий потерял враг на подступах к Севастополю.

Севастополь – морская крепость, но с суши он не был защищен. Сухопутную оборону Севастополя в ходе боев создали севастопольцы. В этой огромной, полной боевого энтузиазма и смертельной опасности работе принимали участие все, кто был и жил в Севастополе, – и войска, и население.

Будет время – севастопольскую эпопею напишут историки и писатели. Документы сохранились, но не пришло время их публикации. В то же время есть насущная нужда хотя бы в небольшом человеческом документе отобразить эпическую простоту и великолепное мужество севастопольцев».

Мы расстаемся с Иваном Ефимовичем Петровым, когда он, выйдя из подводной лодки на кавказскую землю, глотнул не прохладной воды, как это было после прихода из Одессы, а вдохнул полной грудью чистый воздух и через некоторое время отправился в Краснодар к маршалу Буденному. Впереди его ожидали труднейшие сражения за Кавказ.