Текст книги "Шапками закидаем! От Красного блицкрига до Танкового погрома 1941 года"

Автор книги: Владимир Бешанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Переговоры еще продолжались, а войска Белорусского округа уже получили боевой приказ № 2, которым устанавливались время и места перехода границы Литвы, который начался в 15 часов 15 июня. 16-й особый стрелковый корпус должен был занять Каунас и близлежащие мосты и удерживать их до подхода основных сил 11-й армии, в авангарде которой следовал 6-й кавалерийский корпус Еременко. Несмотря на приказ генерала Виткаускаса о лояльном отношении к советским частям, при переходе границы советскими войсками имели место отдельные стычки с литовскими военнослужащими. Не поспевая усваивать меняющиеся политические установки, красноармейцы без затей разоружали супротивника и брали его в плен. Начальство потом разберется. Разведгруппа 185-й стрелковой дивизии, перейдя границу, захватила литовскую заставу, зарубив при этом одного солдата.

Еременко, однако, предпочитал вспоминать о букетах и улыбках: «Население очень тепло встречало наших бойцов. Несмотря на злобную пропаганду, которую вела клика Сметоны против Советского Союза и Красной Армии, повсюду, начиная от границы, мы видели радостные лица, слышали приветствия. Это означало, что трудовой народ понимал происходящие события. Наши бойцы, чувствуя это, держали себя достойно и тепло отвечали на приветствия трудящихся. Через г. Каунас корпус прошел в парадной кубано-терской и донской казачьей форме. Хороший внешний вид и отличная подготовка воинов 6-го кавалерийского корпуса вызывали восхищение жителей Каунаса. Даже некоторые военные атташе зарубежных государств, которые были тогда в Каунасе, не могли не высказаться похвально о советской кавалерии и танковых частях. Их поразила высокая организованность и дисциплина советской конницы и танковых частей. На следующий день в 20.00 я был уже в Шауляе…»

В два дня красные полки заняли большую часть территории Литвы. Президент Сметона вместе со своей «кликой», не дожидаясь, когда за ним придут, бежал в соседнюю Германию. Так поступили не только члены литовского правительства, высшие военные чины и дипломаты, но и целые воинские подразделения литовской армии, нелегально переходившие германо-литовскую границу и сдававшиеся немцам.

16 июня советские войска получили задачу вступить на территорию Эстонии и Латвии. В 9 часов 17 июня военные уполномоченные сторон генерал Лайдонер и Мерецков встретились в Нарве, а генерал Павлов и полковник Удентыньш – на станции Ионишкис. Переговоры завершились подписанием соглашений о вводе дополнительных контингентов войск, в которых были указаны места временной дислокации (9 дивизий в Латвии и 12 дивизий в Эстонии) и оговаривались хозяйственные вопросы.

Развернутые на границе войска 8-й армии перестроились в походно-парадные колонны и, получив задачу занять важнейшие пункты, начали продвижение в Эстонию и северо-восточные районы Латвии. Части 65-го особого стрелкового корпуса вместе с десантом Балтийского флота заняли Таллин. Десантная операция в Гайжунах была отменена, и 720 десантников из состава 214-й воздушно-десантной бригады на 63 самолетах ТБ-3 были переброшены на аэродром Шауляя. Их придали 2-й и 27-й танковым бригадам 3-й армии, сосредоточившимся к исходу дня в районе Ионишкис. В тот же день, 17 июня, к 13 часам танковые бригады и части 121-й и 126-й стрелковых дивизий вошли в Ригу. Остальные части 3-й армии заняли юго-восточные, а части 2-го ОСК западные районы Латвии. В последующие дни Красная Армия продолжала оккупацию Прибалтики, которая в основном завершилась к 21 июня 1940 года.

Несмотря на мирное продвижение, советские войска имели потери, которые, по неполным данным, составили 58 человек убитыми (самоубийств – 15, погибло – 28, утонуло – 15) и 158 человек ранеными.

С 21 июня управление 8-й армии разместилось в Тарту, 3-й армии – в Риге, 11-й армии – в Каунасе. На командиров корпусов была возложена ответственность за порядок, сохранность военных объектов, взаимоотношения с вооруженными силами республик, но им запрещалось вмешиваться в политическую жизнь. Войскам было приказано «в разговорах с населением и местными властями… уважать самостоятельность литовского государства и объяснять, что Красная Армия выполняет лишь мирный договор о взаимопомощи».

Формально прибалтийские республики продолжали оставаться «независимыми», хотя уже 17 июня нарком обороны Тимошенко направил Сталину и Молотову докладную записку с планом «организационных мероприятий» на ближайшее время:

«В целях обеспечения скорейшей подготовки Прибалтийского ТВД считаю необходимым немедленно приступить на территории занятых республик к осуществлению следующих мероприятий:

1. Границу с Восточной Пруссией и прибалтийское побережье немедленно занять нашими погранвойсками для предотвращения шпионской и диверсионной деятельности со стороны западного соседа.

2. В каждую из занятых республик ввести по одному (в первую очередь) полку НКВД для охраны внутреннего порядка .

3. Возможно скорее решить вопрос «с правительством» занятых республик.

4. Приступить к разоружению и расформированию армий занятых республик. Разоружить население, полицию и имеющиеся военизированные организации.

5. Охрану объектов, караульную и гарнизонную службу возложить на наши войска.

6. Решительно приступить к советизации занятых республик.

7. На территории занятых республик образовать Прибалтийский военный округ со штабом в Риге.

Командующим войсками округа назначить командующего САВО генерал-полковника Апанасенко.

Штаб округа сформировать из штаба 8-й армии.

8. На территории округа приступить к работам по подготовке ее как театра военных действий (строительство укреплений, перешивка железных дорог, дорожное и автодорожное строительство, склады, создание запасов и пр.) .

План подготовки ТВД представлю дополнительно».

Вечером 17 июня Молотов пригласил к себе Шуленбурга и, выразив самые теплые поздравления «по случаю блестящего успеха германских вооруженных сил», сообщил, что СССР намерен осуществить аншлюс прибалтийских государств. Для выполнения этой задачи Москва направила своих «особо уполномоченных» эмиссаров: в Эстонию – ленинградского партийного лидера А.А. Жданова, в Латвию – героя политических процессов академика А.Я. Вышинского, в Литву – В.Г. Деканозова, заместителя наркома иностранных дел, по совместительству являвшегося руководителем одного из управлений НКВД.

Гитлер, заранее не проинформированный о советских планах и поставленный перед фактом, не ожидал, что «интересы» Сталина простираются настолько далеко, но, готовясь к битве за Англию, не возражал. Эти претензии он предъявит в июне 1941 года в ноте об объявлении войны СССР, где обвинит Москву в стремлении «большевизировать» все, что только можно. А пока всем своим дипломатам Берлин направил циркулярную телеграмму: «Беспрепятственное укрепление русских войск в Литве, Латвии и Эстонии и реорганизация правительств, производимая советским правительством с намерением обеспечить более тесное сотрудничество этих стран с Советским Союзом, – касается только России и прибалтийских государств. Поэтому, ввиду наших неизменно дружеских отношений с Советским Союзом, у нас нет никаких причин для волнения, каковое нам открыто приписывается некоторой частью зарубежной прессы. Пожалуйста, избегайте во время бесед делать какие-либо высказывания, которые могут быть истолкованы как пристрастные».

У Англии хватало своих проблем. Не признали новых «территориально-политических» изменений Соединенные Штаты Америки, но их мнение в то время для Сталина значения не имело. Все прошло на редкость гладко: Прибалтика сдалась без боя. Хотя буквально месяцем раньше на параде вооруженных сил и Катселийта генерал Лайдонер декларировал: «Мы сделали все возможное, чтобы не оказаться втянутыми в войну. Но мы не боимся войны и должны быть готовы к тому, чтобы в случае необходимости отважно обороняться, что и будет сделано».

До самой смерти прибалтийских политиков мучил вопрос: достойно ли было «покоряться пращам и стрелам яростной судьбы» иль все же стоило оказать сопротивление. «Сопротивление, конечно, потребовало бы жертв, но оно бы сохранило здоровье души народа. Нельзя скрывать, что отсутствие сопротивления вызвало большое разочарование и чувство ожесточения среди молодежи, выросшей в свободной Эстонии, которую учили, что свободу, завоеванную в Освободительной войне, в случае необходимости следует защищать и с оружием в руках… Все эти рассуждения – по большей части мудрствования задним числом, основанные главным образом на том, что наши потери в случае сопротивления были бы не больше потерь в результате депортаций. Однако в период переговоров предвидеть депортации было невозможно».

Впрочем, генерал Судоплатов утверждал, что бескровное покорение Прибалтики стало возможным потому, что буквально всё поголовно высшее руководство прибалтийских стран являлось беспринципной бандой, платными советскими агентами:

«Надо сказать и о том, что вряд ли нам удалось бы так быстро достичь взаимопонимания, если бы все главы прибалтийских государств – Ульманис, Сметона, Урбшис и Пятс, в особенности латышское руководство – Балодис, Мунтерс, Ульманис – не находились с нами в доверительных секретных отношениях… Мы могли позволить себе договариваться с ними о размещении наших войск, о новом правительстве, об очередных компромиссах, поскольку они даже не гнушались принимать от нашей резидентуры и от доверенных лиц деньги. Это все подтверждается архивными документами. Таким образом, никакой аннексии Прибалтики на самом деле не происходило. Это была внешнеполитическая акция Советского правительства, совершенно оправданная в период, предшествующий нападению Германии, связанная с необходимостью укрепления наших границ и с решением геополитических интересов. Но они не могли быть столь эффективно проведены без секретного сотрудничества с лидерами прибалтийских государств, которые и выторговывали для себя лично, а не для своих стран, соответствующие условия…

С нами активно сотрудничал министр иностранных дел Латвии Вильгельм Мунтерс, военный министр Латвии Янис Балодис. Мунтерс был нашей козырной картой. Мы также поддерживали доверительные тайные отношения с президентом Латвии Карлом Ульманисом, оказывая ему значительную финансовую поддержку… Но, пожалуй, самое впечатляющее сотрудничество было налажено нашим резидентом В. Яковлевым в Эстонии. Президент Эстонии Константин Пяст, хотя и не подписал вербовочного обязательства о сотрудничестве с ГПУ в 1930 году, тем не менее был на нашем денежном содержании до 1940 года».

17–21 июня при помощи советских эмиссаров (в советских же посольствах) в трех республиках были сформированы «народные», или, по молотовскому определению, «честные» правительства: в Литве – во главе с «видным антифашистом» Ю. Палецкисом, в Латвии – во главе с «прогрессивным деятелем» профессором А. Кирхенштейнсом, в Эстонии – тоже с «прогрессивным» писателем И. Варесом.

Как они создавались, можно узнать из воспоминаний эстонского коммуниста Максима Унта, получившего портфель министра внутренних дел (вот уж кто действительно был советским агентом с 1932 года): «Вечером 18 июня встретился с тов. Бочкаревым, который спросил меня, согласен ли я быть министром внутренних дел. Я сказал, что если мне доверяют, то я возьму это задание на себя. 19 июня встречался с тов. Ждановым два раза и, кроме этого, с тов. Бочкаревым. 20 июня было две встречи с тов. Ждановым, а также с тов. Бочкаревым, и вечером того же 20 июня тов. Жданов поручил мне организовать в течение ночи митинг и демонстрацию 21 июня… Ночью все приготовления были проведены как в Таллине, так и в провинции, и 21 июня надо было установить власть, что и было мною сделано… С этого времени я работаю над поручениями, которые на меня возложила партия».

Власть брали не абы как, а «революционно».

Обратим внимание, что специальным постановлением главнокомандующего вооруженных сил Эстонии от 18 июня под угрозой наказания были запрещены до 1 июля « любые публичные и открытые собрания, скопления народа, сходки, шествия и манифестации, а также обсуждение и принятие на них различных решений и резолюций», кроме тех, которые организуются «правительственными властями» под охраной местной полиции. Однако прибывший 19 июня Жданов заметил «подвох», мешающий трудящимся проявлять инициативу, и тут же генерала подправили: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».

Как рассказывал Х. Мяэ, поздно вечером 20 июня к министру внутренних дел пришел «какой-то русский комиссар» и потребовал выписать разрешение провести на площади Свободы демонстрацию: «Юрима объяснил, что проведение всяческих собраний запрещено приказом главнокомандующего, поэтому он такого разрешения дать не может, и это может сделать только главнокомандующий. Комиссар сказал, мол, садитесь за стол и сейчас же пишите нужное разрешение, «иначе я вас арестую». И министр внутренних дел нашего независимого государства не отправил русского ни к его послу через министра иностранных дел, ни к главнокомандующему или президенту, а сел за стол и написал противозаконное разрешение. Положение было вполне ясным, если русский комиссар в мундире, не снимая фуражки, мог угрожать арестом».

Одновременно для захвата арсенала, государственного радиовещания и ряда других учреждений какие-то неизвестные, устроившиеся по всем известному адресу: улица Пярнуская, 41, «снабжали оружием» рабочих-дружинников.

21 июня состоялась «мощная манифестация» трудящихся на площади Свободы с красными флагами и лозунгами вроде: «Мы требуем образования правительства, которое честно будет соблюдать заключенный с Советским Союзом договор!» и «Убрать правительство, провоцирующее войну против Советского Союза!» Полпред Никитин докладывал, что собралось свыше 4000 человек. Показания очевидцев рисуют немного другую картинку: «Площадь Свободы была пуста, только сзади, где-то около церкви Яани, стоял автомобиль и возле него – сотня-другая людей. На крыше автомобиля какой-то человек размахивал красным флагом и держал речь. Мы огляделись. Внезапно оратор слез с крыши автомобиля, и туда забрался русский офицер в форме. Пуук вздрогнул и сказал, что теперь дело серьезное, раз Красная Армия вмешивается в открытую… Все представление производило довольно убогое впечатление».

Далее, исполнив «Интернационал», демонстранты, разделившись на группы и сопровождаемые советскими автомобилями, направились к зданию тюрьмы, где были освобождены политические узники режима численностью 27 человек, и к президентскому дворцу. Константин Пятс, выйдя на балкон, молча выслушал скандировавшиеся внизу лозунги, особенно красиво звучало: «Да здравствует Сталин!» – и подписал заготовленные под диктовку Жданова указы, «уже вечером «народ долго обсуждал сообщение об образовании нового правительства».

Всё! Буржуи спеклись: «Министр иностранных дел Пийп сидел в углу Белого зала и плакал. Наш начальник, министр без портфеля Антс Ойдермаа, смотрел из окна на проходящую процессию и говорил мне и Раудма: «Ребята, дело в ж…! Это конец!»

Утром 22 июня революция так же внезапно закончилась, у рабочих отобрали винтовки, а полиция вновь заняла посты на улицах.

Вышинский и Деканозов тоже не подкачали: одновременно, и даже раньше, чем в Эстонии, в Литве и Латвии «по призыву коммунистов прошли массовые митинги и демонстрации, в ходе которых выдвигались требования создать народное демократическое правительство».

Таким образом, под прикрытием советских штыков коммунисты брали власть в Прибалтике, а пассивное общество «по инерции волочилось вперед в момент, решающий для его существования». Конечно, нельзя отрицать и того факта, что часть населения по разным причинам приветствовала новые правительства. Была оппозиционная авторитарным режимам интеллигенция, мечтающая о демократии, малоземельные и безземельные крестьяне, были бедные слои, надеявшиеся на лучшую жизнь, были коммунисты, стремившиеся всех «осчастливить» под красными стягами.

Между тем военные деловито осваивали ТВД.

20 июня в Москве было утверждено особой важности постановление Комитета Обороны при СНК СССР «Об утверждении организации КБФ и мероприятиях по усилению обороны западных районов Финского залива», которым намечались меры «для создания организации ПВО на полуострове Ханко и обеспечения строительства береговой обороны на островах Эзель, Даго и южном побережье Ирбенского пролива». В соответствии с этим постановлением и последующими приказами наркома ВМФ главной базой Балтийского флота становился Таллин. Командиром базы стал командующий КБФ вице-адмирал В.Ф. Трибуц.

21 июня командующий войсками Белорусского округа Павлов направил наркому обороны служебную записку на предмет «утилизации» прибалтийских армий:

«Существование на одном месте частей литовской, латвийской и эстонской армий считаю невозможным. Высказываю следующие предложения.

Армии всех трех стран разоружить и оружие вывезти в Советский Союз. Или после чистки офицерского состава и укрепления частей нашим комсоставом допускаю возможность на первых порах или в ближайшее время использовать для войны части литовской и эстонской армий вне БОВО, примерно – против румын, турок, афганцев и японцев (ох и широко шагал генерал). Во всех случаях латышей считаю необходимым разоружить полностью.

После того как с армиями будет покончено, немедля (48 часов) разоружить все население 3 стран. За несдачу оружия расстреливать. К вышеперечисленным мероприятиям необходимо приступить в ближайшие дни, чтобы иметь свободу рук для основной мобилизационной подготовки округа.

Для проведения вышеуказанных мероприятий БОВО готов, лишь прошу приказ по мероприятиям дать за 36 часов до начала действий».

Однако национальные армии «суверенных» государств решили пока не трогать. Через месяц выйдет директива наркома обороны о преобразовании армий прибалтийских республик и постепенной трансформации в обычные стрелковые корпуса Красной Армии численностью в 15–16 тысяч человек каждый:

«…существующие армии в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР сохранить сроком на 1 год, очистить от неблагонадежных элементов и, преобразовав каждую армию в стрелковый территориальный корпус, имея в виду, что начсостав закончит за этот срок усвоение русского языка и военную переподготовку, после чего территориальные корпуса заменить экстерриториальными, формируемыми на общих основаниях.

Корпусам присвоить наименования:

а) эстонскому корпусу – 22-й стрелковый корпус;

б) латвийскому корпусу – 24-й стрелковый корпус;

в) литовскому корпусу – 29-й стрелковый корпус».

Но это будет через месяц. А вот к разоружению населения и военизированных организаций приступили не мешкая. Правда, нарушителей пока не расстреливали, ограничиваясь либо штрафом, либо арестом до трех месяцев. К середине июля только в Латвии и Литве было изъято 36 214 винтовок и карабинов, 21 250 пистолетов, 433 легких и 17 станковых пулеметов, 4654 единицы холодного оружия, 2835 гранат, 608 толовых шашек, 1 танк и 5,5 миллионов патронов.

30 июня начальник Генштаба представил наркому обороны проект директивы о дислокации Красной Армии, составленный с учетом создания Прибалтийского военного округа. 4 июля нарком обороны и начальник Генштаба в докладной записке в Политбюро ЦК ВКП (б) и Совнарком СССР окончательно сформулировали идеи военно-территориальной структуры Прибалтики и уточнили состав будущего округа, который должен был включить 11 стрелковых, 2 танковые, 1 моторизованную дивизию и 9 артполков. После утверждения этих предложений постановлением Совнаркома нарком обороны 11 июля отдал приказ, ставивший задачу к 31 июля сформировать на территории Литвы, Латвии и западных районов Калининской области Прибалтийский военный округ со штабом в Риге. Калининский округ расформировывался. Территория Эстонии включалась в состав Ленинградского военного округа, восточные районы Калининской области – в Московский округ, Смоленская область передавалась в БОВО, который переименовывался в Западный особый военный округ. Командующим войсками ПрибВО был назначен генерал-полковник А.Д. Локтионов, начальником штаба – генерал-лейтенант П.С. Кленов, командующим ВВС округа – генерал-лейтенант Г.П. Кравченко, а командующим 8-й армией ЛВО был назначен бывший командир 65-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант А.А. Тюрин.

В июле 1940 года для усиления обороны Моонзундских островов была сформирована 3-я отдельная стрелковая бригада.

Приближалось последнее действие сталинской многоходовки.

В ночь со 2 на 3 июля в Кремле состоялся откровенный разговор между Молотовым и исполнявшим обязанности премьер-министра формально еще независимой Литвы Креве-Мичкявичусом, который вздумал жаловаться на повсеместное и бесцеремонное вмешательство во внутренние дела советских войск и функционеров НКВД. В ответ Вячеслав Михайлович рассказывал собеседнику о Большой Кремлевской Мечте:

«Ваша Литва вместе с другими прибалтийскими государствами, включая Финляндию, вступит в великую семью – Советский Союз. Вот почему Вы уже сейчас должны знакомить ваш народ с советской системой, которая в будущем воцарится повсюду, во всей Европе, сначала в одних местах, таких, как прибалтийские государства, затем в других… Сейчас мы убеждены более чем когда-либо еще, что гениальный Ленин не ошибался, уверяя нас, что Вторая мировая война позволит нам завоевать власть во всей Европе, как Первая мировая война позволила захватить власть в России… где-нибудь возле Рейна произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы. Мы уверены, что победа в этой битве будет именно за нами, а не за буржуазией. Мы не можем позволить остаться у нас в тылу маленькому островку той социальной системы, которая должна будет исчезнуть во всей Европе».

Наверно, это был самый счастливый год в жизни Молотова.

4–5 июля в трех республиках были приняты решения о парламентских выборах, которые должны были состояться через десять дней. По совету советских советников, чтобы «предотвратить участие в выборах врагов народа», в законы о выборах были внесены поправки, требовавшие от всех кандидатов представить свои предвыборные платформы. Дополнительная инструкция для окружных комитетов предупреждала: «Если представленная избирательная платформа является голословной или откровенно направлена на обман избирателей, то окружной комитет должен занять позицию относительно письма о выдвижении кандидата, тщательно рассмотрев этот вопрос». На этом основании еще в период регистрации отделяли «овец от козлищ». Формулировки применялись стандартные: «Письмо о выдвижении кандидатом от 78-го избирательного округа Эдуарда Пеэдаска, зарегистрированное под № 2… следует аннулировать потому, что избирательная платформа, приложенная к письму, является голословной и прежняя политическая деятельность кандидата не позволяет верить, что он в дальнейшем сможет честно действовать по всем пунктам платформы, из чего следует, что платформа составлена для обмана избирателей». Либо: «Письмо за № 5… которое в качестве заголовка и лозунга содержит название «Союз трудового народа Эстонии», по единому мнению всех членов комитета, соответствует всем требованиям, и поэтому его следует признать действительным».

В конечном итоге в каждом избирательном округе Эстонии (здесь избиралась Государственная дума) имелся один кандидат, в Латвии и Литве (у них Сеймы) – по одному списку кандидатов – все коммунисты либо левые социалисты, хоть и назывались они «Союзом трудового народа», с одной и той же «платформой». Таким образом, избиратель мог либо голосовать за коммуниста, либо опустить в урну пустой бюллетень, либо игнорировать выборы. Но это только теоретически.

Для стимулирования активности избирателей был применен весь арсенал доступных средств: обещания, обман, угрозы: «Уклонение от выборов будет вызывающим шагом: в нынешнем положении пассивность может расцениваться как враждебность по отношению к рабочему народу, пассивными могут оставаться лишь те, кто выступает против трудящихся». В дни выборов к домам направляли автомобили и завозили электорат на участки. Для облегчения процедуры центральные Избиркомы разрешили голосовать без предъявления документов, удостоверяющих личность, то есть опустить бюллетень в урну мог кто угодно, в том числе гражданин, не имеющий права голоса или вообще не являющийся гражданином, например, вся имевшаяся в Прибалтике Красная Армия. «Это давало возможность, – писал в мемуарах Рей, умудрившийся вместе с супругой сбежать из Москвы в Стокгольм, – в сговоре с коммунистами, входившими в избирательные комиссии, направлять коммунистических агентов под вымышленными именами на голосование в несколько избирательных участках. Доказательств того, что все эти возможности обмана в полной мере использовались, было в избытке. Естественно, для чего их и придумывали, как не для того, чтобы пустить в ход?.. Тайна голосования на избирательных участках практически не соблюдалась. Рядом с входившими в комиссии коммунистами везде сидели политруки Красной Армии, которые строго следили за поведением избирателей и делали письменные заметки». Еще вот что придумали: ставить каждому проголосовавшему штамп в паспорт, а у кого штампа не окажется – тот враг народа (первые аресты последовали сразу после выборов). Оставалось лишь «правильно» подсчитать голоса, что не составляло никакой проблемы.

Ну и, само собой, накануне «выборов», так сказать превентивно, произвели массовые аресты: в одной Литве в ночь с 11 на 12 июля было схвачено около двух тысяч человек.

Литовский посланник в Германии К. Скирпа настрочил по этому поводу для арийцев ноту: «14 июня 1940 года Союз Советских Социалистических Республик под необоснованным и неоправданным предлогом предъявил Литве ультиматум… На следующий день русская Красная Армия, атаковав литовских пограничников, пересекла литовскую границу и оккупировала всю Литву. В дополнение к этому было сформировано марионеточное правительство… вся администрация поставлена под контроль правительства Союза Советских Социалистических Республик, нам было приказано провести 14 июля выборы в Сейм, в результате чего была осуществлена величайшая фальсификация воли литовского народа… Еще до выборов были запрещены все клубы и организации, на литовскую прессу был наложен арест, ее редакторы насильственно смещены, а более или менее влиятельные в общественной жизни лица арестованы. Люди, ранее считавшиеся нами открытыми врагами литовского государства, были назначены в правительственные учреждения, в частности в государственную политическую полицию. Коммунистическая партия стала единственной политической организацией, которой было разрешено функционировать легально… Был разрешен лишь один список кандидатов, а именно тот, который был приемлем для членов коммунистической партии. Чтобы принудить всех к обязательному участию в выборах, тех, кто не желал голосовать, грозили объявить врагами народа, а личное участие в выборах строго проверялось. Очевидно, что Сейм, избранный в таких условиях, – лишь слепое орудие в руках коммунистической партии и тем самым – правительства Союза Советских Социалистических Республик».

Аналогичную ноту представил посланник Латвии. Статс-секретать германского МИДа Верманн в «непринужденной обстановке» ноты вернул, «оправдывая это тем, что мы можем принимать от посланников ноты, представленные от имени их правительств, и умолчал о том, что ноты возвращаются по указанию министра иностранных дел Рейха».

В общем, понятно, что выборы в стране, оккупированной чужеземными войсками, есть бессмыслица.

Результаты, само собой, оказались блестящими: в Литве в голосовании участвовали 95,1 % от имевших право голоса, в Латвии – 94,8 %, в Эстонии – 84,1 %. Отдельные участки добились 100 %-й явки. Процент голосов, поданных за кандидатов «Союза трудового народа», составил 99,19 % в Литве, 97,8 % – в Латвии и 92,8 % – в Эстонии.

20 июля газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью о русском стиле в демократии: «Представим, что в ноябре наши избиратели при голосовании получат по одному списку. Представим, что список составлен диктатором, которого мы ненавидели и боялись, представим, что избирательные пункты контролируются войсками диктатора, что каждому избирателю должны поставить штамп в паспорт, что каждый из тех, кто не голосовал, должен понести наказание как «враг народа». Представим, что закордонный диктатор, контролируемая им пресса, его марионеточная партия в нашей стране объявят подавляющий перевес в 90 % голосов и распорядятся им как всенародной поддержкой аннексии в пользу своей страны. Как раз это и произошло только что в бывших республиках Эстонии, Латвии и Литвы, которые уже оккупированы советскими войсками и в скором времени будут поглощены Советским Союзом. Проведя такие «выборы» в Балтийских странах, Сталин вновь превзошел Гитлера. На этот раз хозяин Кремля инсценировал демократический фарс, который откровенным цинизмом отличается даже от знаменитых «плебисцитов» Гитлера в Германии… Без сомнения, в подходящее время новые марионеточные правительства решат, что они хотят присоединиться к Советскому Союзу. Это и есть демократия в русском стиле. Удивительно здесь не то, что так много людей голосовало на этих самых гнусных и жалких из всех выборов, но то, что кто-то все же осмелился остаться от них в стороне».

Статья едва вышла, а в Восточном полушарии уже наступило 21 июля 1940 года. В этот день открылись первые заседания Народных сеймов Литвы, Латвии, а 22 июля – новой Государственной думы Эстонии.

Народный сейм Литвы единогласно принял декларацию об установлении Советской власти, национализации банков и крупной промышленности, о провозглашении Литвы Советской Социалистической Республикой, о вхождении ее в состав СССР.

Декларация, принятая Народным сеймом Латвии, заканчивалась словами: «Выражая волю всего свободного трудового народа Латвии, Сейм торжественно провозглашает установление Советской власти на всей территории Латвии… Латвия объявляется Советской Социалистической Республикой… отныне вся власть в Латвийской ССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся».

Государственная дума Эстонии хоть и называлась по-другому, но думала так же. Тексты всех трех деклараций идентичны.