Текст книги "Рагнарек"

Автор книги: Владимир Талалаев

Соавторы: Георгий Дубинин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Глава 15

Посадка произошла на удивление успешно. Дэвид и представить себе не мог, что яхты класса «Фламинго» обладают таким запасом прочности: продырявленная во многих местах, почти полностью разгерметизированная, с ошметками корабельного мозга и россыпью панелек от автопилота, она приземлилась на ручнике, как пассажирский авиалайнер, лишь слегка подпрыгнув от толчка о грунт.

К сожалению – не работала рация, так что надо было добежать до ближайшего терминала связи. Увы – ждать, пока яхта исправит свои повреждения, некогда: обстрелявшие успеют замести следы, и тогда опять ищи-свищи их по всей обитаемой галактике.

Люк распахнулся, и шеф Службы Безопасности выпрыгнул на зелень клумбы, так кстати подвернувшейся на главной площади города. Внезапно в глазах потемнело.

– Что за черт! Еще один приступ ясновидения?.. – Малдер был раздражен, а поэтому не сразу обратил внимание, что нету привычного головокружения и тяжести в ногах.

Робкий солнечный лучик пробился сквозь стекло шлема. Похоже – кто-то просто окатил его краской. Неужели тут дом красили или плакат дорисовывали? Сбить при такой посадке ведро с краской – вполне реально. Хорошо хоть -шлем не успел снять...

Малдер вспомнил, как когда-то у него в руках взорвался баллончик со сжатыми чернилами. Глаза-то восстановились быстро, минут за сорок, а вот парадный костюм и новые обои на стенах... Да и ощущения были не из приятных...

Краска тем временем полностью сползла со шлема. И удивленному взору предстал ртутно-серебряный город с серебряно-золотистыми людьми, продолжающими спешить по своим делам и совершенно не обращающими внимание на свой странный вид.

– У них что, мода сейчас такая?.. – Малдер задал вопрос в пустоту.

Краска скатывалась ртутными каплями с прохожих, и они вновь становились многоцветными.

Было что-то неправильное в их поведении. Но это не сразу бросалось в глаза. Они шли прямо и только прямо. А разворачивались лишь тогда, когда натыкались друг на друга или на стены домов и стволы серебряных же деревьев.

Стало трудно дышать. Ну да, в баллонах завершились и последние капли сэкономленного кислорода. Ну ладно, здесь не открытый космос! Сразу надо было шлем сбросить...

Воздух оказался холодным и бодрящим. От пьянящего аромата зазвенело в ушах. Какая благодать!

Хотя – нет. Звон – реален! Откуда-то сзади нарастало странное жужжание. Малдер не успел обернуться. Его толкнуло в затылок, и из-за спины ринулся поток крошечных золотых насекомых. Словно капли дождя, идущего горизонтально. Но он уже не осознавал этого, хоть и видел золоченый поток...

"Нет. Потом мне привиделось, что Бог послал на меня рой саранчи, и дважды она налетала на меня, и за второй раз съела мой мозг." Как странно порой сбываются пророчества...

* * *

Лат выскочил на улицу, прямо в круговорот улиц.

И Город испугал его незрячею, мутною тишиной.

И страшны были его дети, безразличными, безучастными ко всему манекенами слоняющиеся по улицам и дворам. О, как бы теперь возликовали бы классные руководительницы и директрисы заодно с завучами! Как ублажил бы их вид покорного стада, не возражающего им и во всем послушного – давняя мечта "педагогов"!.. Но Лат сжимался от боли, видя холодные неузнающие глаза Стаськи и Илюшки, Вовки и Николы, Данилки и Саньки, Кирилла и Митьки... И пытался докричаться до них, но слова вязли в безразличии.

И все же он не терял надежды. Он шел рядом с ребятами и говорил, говорил, говорил... Говорил, стараясь пробудить хоть капельку памяти, отогреть замерзшее, разрушить сковывающий сознание гипс. И хотя все вокруг были страшны, Лат все же чувствовал своих детей, и боролся. Где-то там, в глубине души, теплился их разум, но был он сдавлен, задавлен, забит... И вытащить его наружу казалось делом фантастическим и невозможным. Впрочем, и о постройке двухмачтового гафельного иола из старой шлюпки тоже говорили ему: "Невозможно!". Но то – парусник, а тут – души детей... И все же война продолжалась. Сколько дней прошло...

И треснул лед.

И Данилка радостно улыбнулся, узнав командора флотилии.

И Санька спросил: "А где Мишель?"

И тут же ответил Илья: "В пути, на Дороге..."

Дети оживали, и были они первыми ласточками в этом возвращающемся к жизни городе. И первые радости сменялись новым горем и отчаянием:

– Лат! Лат!.. Я прихожу домой – а они телевизор смотрят и не шевелятся! А на экране сплошной "снег", вышка-то не работает. Я к ним – а отец только рукой показал, отойди, мол, не мешай смотреть... А мама – так она даже не взглянула в мою сторону!.. – плакал Кирилл.

– Мама бродит по комнатам и переставляет подсвечники с места на место... – с ужасом в глазах шепчет Санька. – И все...

– ...А соседка выключенным утюгом с утра до вечера гладит свой носовой платок...

И вновь вспыхнула война. Странная война с невидимым и давно уже ушедшим противником. Война не "с кем", а "за что"! За души детей. Теперь – за души их родителей. И вновь пытался изменить что-то Лат, бессменный Командор детской флотилии и бывший Лорд, и вновь – на пределе нервов поиск слов и ключей к спящим, замороженным душам.

Оттают ли взрослые, чьи души давно уже закрыты для нового, заперты и заколочены?..

Война продолжалась...

А по вечерам очнувшиеся ребята вместе со своим старшим другом собирались в домике на старой пристани и там, на Пристанях, говорили, пытаясь докопаться до сути происшедшего, понять, что стряслось.

– Лат, а ты-то как от этого очнулся? – с робкой какой-то надеждой спросил Данька, рыжий и когда-то улыбчивый пацаненок из "Звездного Ветра".

– Сам не знаю, – Командор впервые за столько времени потер лоб, словно вытирая пот, и холод стали коснулся руки. Корона.

– Ребята, я что, все время и ходил в ЭТОМ ?

– Угу, – хохотнул Севка, долговязый подросток с черной лакированной гитарой. – Император-тайга!

– С ума сойти! Это ж на меня напялили на балу, когда избрали Королем Бала! За всем этим... – он выразительно посмотрел на опустевший город, – я и забыл про эту фигню!

– Не фигню! – Сурен взял корону в руки и внимательно осмотрел. Затем, несмотря на протестующие вопли Лата, напялил корону на прежнее место на голове Командора, на потеху ребятам. Но сам – не улыбнулся, внимательно обошел вокруг, пощелкал по жести пальцем, а затем присел на корточки и тихо заговорил:

– Жесть спаяна, образуя кольцо. Пластина обода прикрывает виски и центр затылочной кости. Зубцы короны защищают темя и наиболее уязвимые участки...

– Прям-таки тактико-технические характеристики новых средств защиты от мордобоя! – не утерпел Лат. – А не смущает, что она тонюсенькая, из жести?

– Не-а, не смущает. И не от мордобоя. Если предположить, что эти серебряно-золотые мушки воздействуют на мозг, то скорее всего -высокочастотным излучением. И тогда корона надежно защищает мозг от любого типа фоздействий, ой, воздействий... Так что не вижу ничего странного и противоестественного. И королевский Ваш сан спас жизнь и разум Вам, Ваше Величество! – с шутовским поклоном добавил Сурен.

– А если Рой вернется? – спросил вдруг Илья. Спроси кто другой – и не ясно, поверил бы кто. Но Илья... Видящий...

– У меня полно старых банок. От томатной пасты. Можно из них! -Сурен, как всегда, говорил отрывисто, но по существу.

И если бы кто посторонний пришел бы в этот город, то решил бы, что попал Город Королей или в сумасшедший дом, ибо все жители города носили короны. Конечно, банок, из которых Сурен собирался построить ракету для запуска на Луну, не хватило, и в ход пошли старые огрызки жести со свалок, из кружков на станции юных техников и с завода по изготовлению оцинкованных ведер.

Взрослые в равнодушии своем позволяли детям напяливать на их головы жестяные сооружения, не высказывая ни малейших эмоций и не снимая этих "символов королевской власти".

Забавно было видеть бабуль, стоящих у колодца в сверкающих коронах. Не менее забавны "короли" за экранами телевизоров или уныло стучащие костяшками домино, причем в этих играх не было победителей и побежденных, ибо смысл игры сводился теперь просто к стуканью костяшкой об стол...

Пока еще никто из взрослых не очнулся, но ребята надеялись. И в случае успеха обдумывали уже, как бы подоходчивее объяснить им, что короны – не игра, а необходимое средство защиты...

Но это – впереди. А пока – ни один из взрослых не очнулся. Как не очнулся и один единственный мальчишка – Том. Его нашел Кирилл. Привел на Пристаня и, заикаясь от смущения, проговорил:

– Вот, н-нашел! Ст-транный он к-какой-то!

– Все мы были "странными"!

– Да не т-то. При оруж-жии... А еще в т-том ж-же п-п-подвале был т-т-т-т...

– Т-труп? – передразнил Кирилла Севка, вспоминая старый анекдот про заику.

Но Кирилл как-то странно вздрогнул и с испугом сказал:

– Т-т-точно т-так: т-труп!

Имя – Том – вспомнили несколько ребят, видевшие его пару раз до ТОГО, как называли теперь Нашествие. Но откуда он явился и что здесь делал – не знал никто. И откуда у простого мальчишки катана – настоящая, с тяжелой кожаной рукоятью и сверкающим, острым как бритва лезвием – тоже оставалось загадкой. Кто-то предположил было, что клинок – найденный, но чуть изогнутая катана была точно подогнана под руку Тома, да и заплечные ножны-перевязь...

На кожаной рукояти – тиснение: прямой, вытянувшийся в струнку дракон с раскинутыми в стороны передними лапами, несущийся сквозь латинскую букву "S" с готическими завитками. Никакого намека на имя владельца. Особенно – если считать владельцем Тома.

Что только не перепробовали, пытаясь добудиться. Но все оставалось тщетным. Пытались.. Лат даже добыл где-то две спортивных рапиры и ребята поочередно устраивали перед Томом настоящие мушкетерские поединки, но взгляд пацана оставался равнодушным и безучастным. Попробовали дать Тому рапиру -он зажал ее в кулаке, словно скалку. Сережка попытался даже атаковать, но Том не реагировал на уколы. Тогда Генка рубанул сверху, но мальчик проигнорировал удар, и клинок равнодушно звякнул по жести короны.

А затем в воздухе повис противный занудный звон-вой, вызывающий зубную боль, и за полуприкрытой дверью зависла сияющая Королева Роя в окружении своих жидкометаллических подданных. Судорога прошла по лицу Тома, и он вскочил, сжимая в руке смертоносную свою катану. В глазах его, до этого пустых и холодных, билась ярость и гнев. Голос оказался чистым и немного усталым:

– Я – Томас Слипер из клана Сэлета!

И гигантская пчела поднимается на задние лапы, выпуская длиннющее жало. Мгновение – и насекомое перетекает в форму коронованного золотого человека, а жало ложится в ладонь горящим мечом. И знойным маревом вспыхивает в мозгах ребят и Лата ответ-представление:

– Единый!

Голос скрипит и лязгает, словно у машины повыламывали зубья из шестеренок. Но даже такой, скрипящий и чуть скособоченный, монстр страшен. И мантия его из крохотных сверкающих пчелок слепит глаза коварной "не-тьмой", которая и не свет...

Молниями скрестились клинки, и благородная сталь катаны высекла искры из неземного металла золотого меча...

Лат умел ценить искусство фехтования. Сам прекрасный фехтовальщик, он обучал владению клинком своих ребят, ставил бои в кинофильмах и проводил турниры, но то, что он видел теперь, превосходило все мыслимое. Сталь сливалась в сплошной круг, разя монстра, но чудовище легко и уверенно отбивало яростные атаки и тут же кидалось в контратаку, но и его выпады не достигали цели – верткий мальчишка уклонялся и вновь кидался в атаку. Звон оружия заглушил зудение мелких насекомых, зависших в воздухе в полной неподвижности, словно стрекозы. Свист рассекаемого воздуха. Клинок поет, предвкушая кровь. Но никто не в силах сдвинуться с места, словно загипнотизированные борьбой двух Мастеров. Это был Бой, Бой с большой буквы, и какими же жалкими и детски наивными теперь казались поединки, что устраивались перед Томом для пробуждения.

Резкий выпад – и катана рассекает чудовище, разбрызгивая пальцы на его руке. И упавшие на пол обрубки вдруг превращаются в новых зудящих насекомых, взмывают над полом и зависают рядом со своими собратьями. А затем, уплотнившись, золоторожий металлический агрессор захватывает заросшей вдруг раной катану – и тут же возносится золотой меч. Разрушив оцепенение, Лат, Командор, сорвался с места, размахивая рапирой, но монстр даже не обратил на него внимание. И в тот растянувшийся в вечность миг, пока Лат в выпаде летел вперед, сожалея, что так и не успел надеть тот старинный проклятый Браслет, в голове вспыхнуло раскаленное:

– Я не убью тебя, Томасо из клана Сэлета, это было бы слишком просто! Нет! Я вновь убью твоих друзей, и ты вновь будешь нянчиться с зомби. А когда пройдет время – я приду вновь!.. И так будет всегда!

С этими словами рой насекомых ринулся на ребят, и волна живого серебра с золотом одела Лата и его команду, накрыла с головой и откатила, и посреди Роя улетала золоченая пчела-матка, пряча в себя длиннющее жало и чужую катану.

– Ты жив? – кинулся к Тому Командор, капая по сторонам жидким холодным металлом.

– Ну ты даешь! Где ты так научился? – кольцом обступили Тома ребята. И в этом гомоне совершенно потонули слова Антона:

– А короны-то действуют...

– Том, так кто же ты?

– Расскажи, мы же все видели!

– Мы никому не расскажем!

Вымучено улыбнувшись, Том негромко заговорил:

– Я видел – у вас в почете телесериал "Горец". Так возьмите за объяснение, что где-то это все существует на самом деле. И что я – такой же, как они там, в фильме.

– Но они там взрослые!

– Вечный, он же – бессмертный, прекращает расти, когда его убивают первый раз.

– Верно!

– А не думали, что будет, если убьют мальчишку?

– Вечный мальчишка... – задумчиво протянул Лат, – Так сколько же тебе лет? Сам ответишь? А то я поклялся никогда не просматривать мысли людей...

– Отчего бы и не ответить? Не секрет ведь! Тысячи четыре, с копейками...

Лат вдруг чуть изменился в лице, но не от возраста собеседника, а от чего-то другого, мелькнувшего на заднем плане:

– Том, тебе лучше уйти!..

– Я понимаю. Иначе я представляю угрозу для ребят, ведь когда Единый вернется...

– И это тоже... Но... Я не о том. Я о том, что мне как-то сказал Кирилл, когда нашел тебя в подвале. Я думаю, тебе не стоит общаться с ребятами, ты можешь вредно повлиять на них... Немотивированная жестокость и все такое, сопутствующее многовековому опыту... Ну, ты меня понимаешь...

И Том исчез.

Правда, все ребята знали, где он укрывается, и поочередно навещали его. Втайне от Лата. И подолгу болтали с ним, рассказывая о своих нехитрых новостях, слушая воспоминания полувечного...

А вот вечера на Пристанях стали без него какие-то не те. Вроде бы и ничего он не делал там обычно, просто сидел в уголке, но когда ушел – стало немного пусто. И тень какой-то незаслуженной обиды витала в воздухе, словно наплевали в душу...

Один из таких вечеров прервался быстро и неожиданно.

– Мишель в опасности! – Илья внезапно вскочил и ринулся к выходу.

– Погоди! – Лат выбежал вслед за ним, но догнал мальчика только возле его двора. Илья взглядом попросил: "Остановись!" А затем:

– Это будет вопреки всем правилам – но я должен сделать это сам. Сам должен ему помочь.

– Где он?

– Извини, Лат – не скажу.

– Но почему? Почему же?! – в голосе Изначального почудилась детская какая-то обида, – Не доверяешь, да?

– Доверяю. Да, ты тоже можешь его спасти, просто выдернув с Пути, притащив сюда... Напялив жестяную корону... Но тогда погибнет целый мир... Так что ты останешься здесь. Мне и Мишелю надо будет сделать то, чего ты никогда не решился бы сделать, и ты это сам когда-нибудь поймешь и признаешь... Ты хороший, Командор, но порою считаешь, что если что-то когда-то плохо – то это будет злом всегда и во всем, во всех случаях жизни. Увы... но я выбрал свой Путь. Прости и прощай!..

– Значит, ты...

– Не надо. Я не хочу, чтоб ты думал обо мне хуже, чем я есть. И он тоже не плохой... А этот мир... он просто смертельно устал и может не выдержать...

Лорд попытался что-то сказать – и не смог. Он только молча наблюдал, как Илюшка достает из сарая свой изношенный велосипед, как заскрипели пружины, как прогнулось сиденье, когда мальчишка вскочил верхом, как зашуршали по гравию старенькие облысевшие шины. А затем велосипед стал на "козу", словно мотоцикл на гонках при слишком крутом старте. Следом за передним оторвалось от земли заднее колесо, и верный "Школьник" покатил по воздуху, словно по сказочному хрустальному мосту, поднимаясь все выше и выше. Полет был стремителен, и вскоре велосипедист превратился в крохотную черточку в небе. А затем исчезла и она.

Лат еще долго смотрел в небо, и показалось ему, что увидел он кусочек не написанной еще сказки, тревожный и неясный. Сколько раз в его книгах ребята стремились в небо, то упрашивали летчика, то садились в кабину самолета или седлали гигантскую добрую птицу, но чтобы просто вот так, на обычном дворовом велосипеде... Как должна рваться вперед душа, чтобы случилось чудо... И это чуть темное "Я не хочу, чтоб ты думал обо мне хуже, чем я есть. Ты хороший, Командор, но нам надо будет сделать то, чего ты никогда не решался и решиться не сможешь, потому что смертельно устал." Слова немного путались, приобретая чуть иной смысл, но все же Лат был уверен, что Илюшка никогда не убьет и не украдет. Не струсит. И друга не предаст, ведь так спешит к Мишелю по своему звездному мосту. Что же тогда? Что?..

Он знал, что никогда не напишет этой сказки, ибо понимал, что пока не разберется во всем – не сумеет начать, а душой чувствовал, что разобравшись и узнав – будет уже не собой и не пожелает доверить это бумаге... Не захочет рассказать остальным...

Глава 16

За окнами серебрел город, такой непохожий сам на себя. Покрывшись ртутной амальгамой, проявились и стали заметны малейшие трещинки в кирпичах, чешуйки краски на оконных рамах, выбоинки на порогах.

Это не радовало, а сжимало сердце тоской и безнадежностью. Значит -Единый начал новый этап борьбы... Можно опять уйти в добровольное изгнание, запереться в подвалах, погрузиться в пучину вод или темные сырые пещеры... Но тогда не решится вопрос, а снова отложится на неопределенное время. И все равно рано или поздно прийдется сразиться. Ну почему так все просто и бездарно? Почему надо убивать своего создателя лишь затем, чтобы защитить от него созданный тобою мир?! Неужели в этой седой вселенной так и не прибавилось ума?

– Учитель! – голос прозвучал от двери. – Я отправляюсь в путь. Ты столько учил меня смирению, но надо и меч не забывать, особенно если враг иного пути не понимает!..

На голове говорившего чернела стальная вороненая корона – подарок Мельтора.

Учитель повернулся к своему Ученику, устало опираясь рукой на подоконник.

– Я не желаю его гибели... Ты ведь знаешь, что когда-то он создал меня... Тогда он был Творцом, а я – ошметком чьей-то души, разорванной и разметанной по всей вселенной. Он дал мне новую полноценную жизнь, он обучил меня законам Творения, и даже первый Мир мы творили вместе...

– Это который же? – скептически улыбнулся Макс.

– Ты знаешь... Он со своими помощниками сотворил прекрасный Поток, мелодичный фон, равномерный и мощный. А я внес в него Искажение, и тем овеществил Мир. Это как голограмма, основой которой – когерентный поток, а само изображение – искажения, внесенные в эту гармонию...

– Я тут подслушал край вашей беседы и смею внести свою лепту в создание этого диалога... – донеслось из-под окна.

Мельтор и Макс Второй выглянули из окна. Внизу стоял тощий парень в камуфляже и с лютней за спиной. Голову его украшал зеленый же берет с торчащим из него цилиндром авторучки. Увидев Мельтора, незваный гость чуть усмехнулся:

– Не волнуйтесь, я не занимаюсь более заключением сделок! Как говорится -

Здесь нет Товара, нет Купца,

Пустите в гости молодца!

– Ну, заходи, Саттарис, – усмехнулся Мельтор.

Человек в зеленом тут же оказался в комнате. Поправив съехавший на ухо берет, он изящно поклонился и заявил:

– Сатоурис. Менестрель Сатоурис, смертный и гордящийся этим!

– Выкупил, значит, душу-то, а? – усмехнулся хозяин замка.

– О, это давно. Примерно тогда же, когда Нарака превратилась в Крысиный Рай... И с тех пор я честно инкарнирую, наслаждаясь этой стороной бытия... Так вот, о вашем споре... Ой, то есть о вашей высокоученой беседе. Я бы сравнивал Творение не с голограммой, а с Творением... только по-китайски. У них есть хорошая фраза: вся гармония в мире – это круговорот энергии Чи, а материальные предметы – это искажения, внесенные в этот круговорот... Так что все было правильно: Единый с помощниками создал тогда поток Чи, а ты принялся лепить из него задуманное вами. И, если я правильно помню священные квэнты, то первый раз Единый недоработал гармоничность Потока, так ведь? И потому ничего не сработало. Но он был уверен, что стоит попробовать еще раз, и развил ту же самую тему, но с вариациями. Он так был рад простоте решения, что лик его просто сиял от счастья. Но увы – ошибка была в Теме, а не в аранжировке... И потому вторая попытка искажения темы тоже не дала результата. И тогда Единый стал серьезен и начал совершенно новый Поток. На этот раз вполне удачно, и твое, Мель, Искажение достигло цели, ведь было что искажать... И когда Мир родился, Единый провел "разбор полетов", он ведь верил, что все, им сотворенные, мечтают стать Творцами Миров, и потому подробнейше описал им, как Искажения творят среди общей Гармонии те или иные предметы, вещи, явления, существ... Увы, уже тогда не все поняли, о чем он говорил... А уж во что это превратилось, когда недопонявшие его принялись пересказывать это ну совершенно ничего не понявшим Эльфам, а те в свою очередь через множество поколений пересказали это все хоббиту, перенесшему сии истории в своем уже изложении на Всеобщий Язык... Я уж не говорю, что затем со Всеобщего книга того хоббита, попав на Землю, сперва была переведена на английский одним почтенным профессором филологии, а затем... Затем ей совсем не повезло: на другие языки ее зачастую переводили совершенно несведущие даже в английском, не говоря уж о Всеобщем или эльфийском... Впрочем, к тому времени от первофраз Единого в тексте не осталось ни буковки... Вот только одного я никак не могу понять -какого гремлина Единый затем санкционировал высылку тебя, Мель, за Грань его Мира, а? Э, а куда вы подевались-то?..

Едва Сатоурис договорил свой монолог до середины – Учитель и Ученик были уже далеко, в иной зале.

– Ты можешь питать к золоторожей твари сколь угодно родственные чувства, – начал Макс, – Но я желаю спасти этот мир, пока не все города еще обезумели. Так что не спорь – я пойду и сражусь с ним. Благослови меня на этот бой и этот поход. Впрочем – знай, что ежели не благословишь -пойду и без твоего благословения. Судьба мира мне дороже, и поэтому я пойду, даже если ты меня проклянешь...

– Я пойду с Повелителем Воинов, – из коридора появилась пылающая балрогесса.

– И я... – это балрог, рассказывавший истории о Драконьем Городе.

– И шуты порой побеждают... Я тоже пойду! – Женька подошел к Максу. – Мы вместе сюда пришли – вместе и на бой отправимся. В конце-концов, я единственный, кто хоть что-то сумел существенно повредить Единому...

– Это заговор... – вздохнув, улыбнулся Мельтор. – Благословляю вас, и знайте – вы будете не одни... Но пока я остаюсь здесь, мне надо еще посетить одного моего очень старого знакомого...

И, проводив глазами маленький отряд, распахнул крылья и заскользил на север, к цитадели Магистра Ирлана, оставив всеми забытого Сатоуриса в гордом одиночестве посреди новенького замка.

И на пути маленького отряда встречались маленькие города. И уже попавшие под Нашествие, тоскливые и унылые. И еще не знающие об охватившей планету беде. И в таких городах Макс и Женька рассказывали услышанный от Лата рецепт – о жестяных коронах, способных спасти от гнева обезумевшей металлической пчелы и ее свиты. И некоторые верили им...

И все чаще Макс ругал последними словами и местных странников, и картографов с Земли.

– Что случилось? – Женька заглянул в карту, но ничего не понял в переплетении линий и цветов.

– Что случилось?! Что случилось, говоришь?! Да это уже восьмой провинциальный городок, не нанесенный на карту! Такое ощущение, что все о них просто забыли! А ведь сразу видно, что им не одно столетие! Я еще понимаю – карты местных, тут и рассеянность, и политические мотивы могут быть... Но карты землян – это снимки со спутников! Так какого пьяного ежика тут ничего нет?!

– Не все ли равно? – хмыкнул Женька. – А, может, их облака закрывали, когда съемка велась...

– Облака сейчас не помеха...

– Ну, не облака, так что-то другое... А ты знаешь – мне нравятся эти города... Они такие уютные, тихие...