Текст книги "Слезы Чёрной речки"
Автор книги: Владимир Топилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
За разговорами Леха впал в крепкие объятия сна и захрапел. Когда Андрей вернулся, дядька Иван с улыбкой заметил:
– Счастливый... Спит и в ус не дает! А я вот к старости плохо спать стал. К вечеру находишься – сил нет! А ляжешь, три-четыре часа – и все. Потом всю ночь звезды караулю.
Он хотел сказать что-то еще, но умолк на полуслове. Послышались тяжелые, неторопливо-размеренные шаги, шумное пыхтение, короткие ругательства. Кто-то шел на свет костра. Под давлением тяжелых ног треснула пара сучков, после чего возникла огромная фигура Гришки Сохатого. Он был сильно пьян.
– Андрюха! Ты чего это убежал? А я тебя потерял.
Сохатый грузно уселся рядом, удивленно и вызывающе посмотрев на дядьку Ивана, спросил:
– Леха? Не, не Леха... А ты кто такой? Откуда взялся?
– Из тайги пришел. Вот только недавно, перед сумерками, – ответил Иван и преспокойно потянулся за кружкой.
– Кто такой? Бродяга? Что тебе здесь надо? Чего шаришься? Вынюхиваешь золото? – грознее и строже спросил Гришка, уставясь немигающими глазами на торбу дядьки Ивана.
– Ничего не вынюхиваю. Проходил мимо, иду в Чибижек к родственникам.
– А к кому это ты идешь, ну-ка скажи?
Дядька Иван назвал фамилию, но Сохатый не унимался.
– Ты мне тут не заливай! Знаем мы вашего брата. Ходите, вынюхиваете, где золото есть, а потом по нашим шурфам копаетесь!
– Не надо мне вашего золота. У меня своего хватает. Сказал же – прохожу мимо. Остановился на ночлег. Вон и Андрейка подтвердит, – все так же спокойно ответил Иван и прихлебнул чаю.
– Андреем не прикрывайся, он еще молод, ничего не понимает. Мозги запудрить можно любому... Это он пусть тебе верит. А меня не проведешь. Таких, как ты, бродяг-нахлебников топить надо, камень на шею и в реет! Или душить на кедрах. А еще лучше – в шурф вниз головой! – закипал Сохатый.
– Да перестань ты, Григорий! Что он тебе сделал? – пытаясь утихомирить зарвавшегося мужика, заступился за своего дружелюбного собеседника Андрей.
– А ты молчи. Ты еще мал и глуп, ничего не понимаешь! Бродяги эти – воры! Их всех убивать надо! – проревел Сохатый и, грубо оттолкнув Андрея, схватил Ивана своей лапищей за грудь.
Обстановка накалилась до предела и теперь уже, конечно, никак не могла закончиться миром и согласием. От шума зашевелился и проснулся Леха.
– Убери руки, я сейчас уйду, – не теряя чувства самообладания и достоинства, сказал спокойно Иван.
– Нет! Никуда ты не уйдешь! Тебе пришел конец! Я тебя сейчас задушу! – шипел Сохатый, всем телом наваливаясь на Ивана. Его руки змеей перебирались к горлу опрокинутого навзничь человека.
Леха пошел на испытанную, крайнюю меру. Схватив голову Гришки, он стал заворачивать ее назад и вбок. Сохатый разжал руки и, молниеносно прокрутившись на месте на сто восемьдесят градусов, от боли выкатил стеклянные глаза и в бешенстве заревел:
– Ты что, щенок, на папку руку поднял?
Будто разжавшаяся пружина сработавшего капкана, Сохатый вскочил на ноги и, одновременно распрямив свою сильную жилистую руку со сжатым кулаком – кувалдой, ударил Леху точно в переносицу. Леха бесчувственно завалился в кусты. Все это произошло так быстро, что напомнило Андрею ускоренные кадры фильма, которые он видел в поселковом клубе. Но досмотреть сюжет не удалось. Его голова вздрогнула, как от неожиданного падения сверху кузнечной наковальни. В глазах мелькнула ослепительная молния. Окружающий мир перевернулся, замелькал и потух.
Сколько он пролежал «выключенным», Андрей не помнит. Тяжелая головная боль привела его в сознание. Он увидел Сохатого, который сидел на дядьке Иване. Руки Гришки были сомкнуты на шее обреченного человека. Иван уже не сопротивлялся, а просто хрипел и судорожно сучил ногами.
Не помня себя, Андрей быстро вскочил, побежал к костру и, схватив в руки горящее полено, ударил Сохатого по затылку. Сноп искр рассыпался фейерверком, озарил все вокруг и отпугнул по сторонам темноту ночи. На затылке Сохатого противным треском пыхнули скатавшиеся волосы. Напрягшееся тело замерло в оцепенении, обмякло и, повалившись вперед, упало на поверженного дядьку Ивана. Андрей быстро отвалил в сторону Гришку и стал давить трясущимися руками на грудь Ивану. Какое-то время тот не подавал признаков жизни. Но потом слабо захрипел, несколько раз тяжело вздохнул и наконец открыл глаза. Жив!
Короткая летняя ночь скоротечно растворялась в мутных бликах серого рассвета. На смену непроглядной мгле с небес лег густой светящийся туман, бездвижно окутавший притихшую после грозы тайгу. Мокрые деревья, кустарники и трава согнулись под тяжестью огромных прозрачных капель воды, алмазными слезами скопившихся на черных иголках разлапистых веток и потемневших листьях. В ожидании торжественной минуты появления солнца, как перед началом знаменательного парада, застыл влажный воздух. Еще не слышатся радостные голоса пернатых жителей тайги. И только неумолчный шум Балахтисона нарушает напряженную тишину. Но и он старается приглушить свой глас в плоти тумана. Кажется, что за тальниковыми кустами несколько человек ведут негромкий разговор. Время будто остановилось.
Андрей привстал на ноги и передернул плечами от прокравшегося в тело холода. Сон еще какое-то время склеивал глаза, но несколько всплесков ледяной воды прогнали дремоту. Вернувшись к костру, юноша привычно подвесил на таганок слезливо плачущий закопченными стенками котелок и положил на угли несколько поленьев.
– И что, дядя Ваня, надумал делать дальше? – присаживаясь на землю, спросил он у безмолвно сгорбившегося мужика и задержал взгляд на его осунувшемся, потемневшем за ночь лице.
Тот, вздрогнув от неожиданного вопроса, неторопливо перевел взгляд куда-то в густоту тумана, затем посмотрел на спящего Леху, на громко храпящего Сохатого. Медленно и с расстановкой заговорил:
– Неприветливо меня встречает Чибижек... Видимо, это был знак, что в поселке мне делать нечего... А если делать нечего – поверну свой след назад, домой... Ждут меня, наверное, а может, потеряли уже – полтора месяца, как по тайге шатаюсь. Бабка-то моя уже десять лет как померла. Осталась дочка, зять да внучка. Справная девчина! Машенька чуть помладше тебя.
– Машенька? – вздрогнув, переспросил Андрей.
– Да. А что, уже понравилась, как я рассказал? Хорошенькая она у меня, скромница – слова не дозовешься! А работу любит! Хотел бы я, чтобы она нашла такого же парня, как ты!
– Да ты, дядя Ваня, меня, никак, сватаешь?!
– А чем черт не шутит? Может, приглянется, присушит косой – не оторвешь! Хочешь, нет ли, пойдем ко мне в гости? Возьмем пару коней, оно дело-то побыстрее пойдет. В две недели уйдем в один конец, а может, и того мене. А там, глядишь, и жить останешься.
Андрей покраснел до кончиков ушей и, потупив взгляд, проговорил:
– Эх, дядя Ваня, и судишь ты, как портянку ножом режешь! Для тебя три сотни верст не расстояние. Месяц жизни – не время. Тайга – дом родной. Ты человек старой, бродяжьей жизни. Для тебя и власть не указ. Но времена изменились. Сейчас не так, как раньше, – куда захотел, туда и пошел. Как я могу идти? Привязанный я к работе. Убежишь – засудят! А к осени грозят забрать в Красную армию. И еще я хочу тебе сказать, только не обижайся. Есть у меня невеста. Тоже Машей зовут... Обязан я перед ней...
– Эк ты, какой проворный! – усмехнулся дядька Иван. – Это хорошо, что обязанность имеешь. Смотрю я на тебя и себя в молодости вижу. Такой же был. Со своей бабкой пятьдесят годков вместе прожили в любви и согласии.
Он умолк, по всей вероятности, вспоминая годы ушедшей молодости.
Потом заговорил серьезным, настороженным, но спокойным голосом:
– Послушай, что я тебе скажу!.. Спас ты меня сегодня... Спас от смерти! Если бы не ты – лежать бы мне сейчас с камнем на шее в Балахтисоне. Или под колодиной, пока медведь не сожрал...
– Да что ты, дядя Иван. На моем месте любой...
– Не перебивай, – сказал мужик с укоризной. – Так вот. В благодарность тебе за это отплачу добром. Чувствую, что в этих местах мне не бывать более, и передать по крови некому. Покажу тебе одно место...
Андрей сразу же понял, о чем идет речь. Понял, но не подал виде, как будто разговор шел не о золоте, а о рыбной яме, где после осенней шути скопился скатившийся на зимовку хариус. Однако, внимательно посмотрев по сторонам, Андрей приложил к губам палец и дал понять своему щедрому собеседнику, что у кустов тоже могут быть уши. Дядька Иван понимающе кивнул и продолжал разговор уже гораздо тише, почти шепотом:
– Местечко-то – наше, родовое. Еще прадед мой там ковырялся да потом по наследству показал деду. Дед – отцу. Отец – мне. Ну а мне-то показывать, как видишь, некому. Поэтому я покажу его тебе. Что ты на это скажешь?
– А что сказать-то? Кто же от такого подарка откажется? Никто! Я тоже не откажусь. А ты сам, дядя Ваня, потом не будешь жалеть о своих словах?
– Нет. Для тебя я жалеть не буду. Это я решил твердо!
– Хорошо. Я пойду с тобой, но только ненадолго. Послезавтра мне надо быть в поселке. Дядька Федор дал только два дня. Иначе...
– Эк, ты сказал! Да мы с тобой в один день управимся. Тут недалеко. Если сейчас поторопимся, то к вечеру будешь опять на прииске. А поторопиться надо бы. Скоро солнце встанет. Видишь, как птички распелись? Верный признак – к хорошей погоде. Чтобы марево не застать – пора в путь. Да и не хочу я... – дядька Иван недовольно кивнул головой в сторону спящего Сохатого, – не хочу я с ним больше видеться...
Андрей быстро вскочил на ноги и хлопнул ладонью себя по лбу:
– Эх, черт! У меня же карабин в складе под замком! Да и лошадь надо с собой брать, иначе управ будет лишние вопросы задавать – куда да зачем... Я быстро, дядя Ваня. В склад да за лошадьми. А ты пока Леху поднимай. Без него никак нельзя. Оставим его вверху на реке, пусть рыбачит.
На прииске не было видно каких-то признаков жизни. Уставшие и измученные работой, а более того вечерней посиделкой, превращенной в пьяный угар, старатели видели сладкие сны. Даже верные слуги человека, собаки, не желали покидать своих теплых, прогретых за ночь мест. Заслышав Андрея, они просто приподнимали головы, но, хватив знакомый запах, тут же сворачивались калачиками.
Перед продуктовым складом Андрей замедлил шаг, специально затопал и несколько раз кашлянул, однако предупредительного окрика часового так и не дождался. На свой страх и риск стал приближаться к складу.
Тимоха безмятежно храпел, отравляя воздух перегаром. Укутавшись в овчинный тулуп, он цепко прижал к вытянутому в струнку телу измазанную в грязи трехлинейку. Похоже, что уснул он в вертикальном положении, а после падения так и не смог проснуться.
Андрей долго и настойчиво пытался разбудить мертвецки пьяного Тимоху, но, кроме тяжелых вздохов и мычания, ничего не смог добиться. Ключей от склада у Тимохи не было. Это значило, что Андрею предстояло потерять драгоценное время.
Наполовину вкопанная в землю изба старшего управляющего стояла в самом центре временного поселка, за вторым старательским бараком. Андрей поспешил к ней по извилистой тропке, что вела мимо вытянутых бревенчатых срубов. Когда он проходил мимо барака, за окном метнулась темная человеческая тень. Андрей не придал этому значения. И Федор, и Сергей, и Иван могли быть этой тенью, потому что управляющий поселил их во втором бараке. Дверь избы управляющего, как всегда, была не заперта. Постучав в косяк для приличия, Андрей вошел. В приземистой избе царил хаос. Здесь тоже был праздник в честь знаменательного прибытия на прииск Андрея и Лехи. Стены бревенчатого сруба тряслись от неповторимого храпа трех спящих мужиков.
Разбудить Кузьмича не представлялось возможным. Андрей знал, что в такие моменты будить его не имело смысла. Где находятся ключи, Андрей знал: Кузьмич ему доверял и не единожды давал ключи от склада. В настоящий момент они висели на самом видном месте, на вбитом в стену гвозде. Там же висела портупея управляющего, и в кожаной кобуре торчала ручка вороненого револьвера.
Замок склада открылся без труда, с первым поворотом ключа. Однако подпертая задницей Тимохи дверь не открывалась. Андрей отвалил часового за ноги и вошел в прохладное и совершенно темное помещение склада. Он зажег спичку. Она осветила аккуратно расставленные у стены жестяные бочонки и деревянные, но обитые жестью ящики, в которых хранились продукты. Плотно закрытые крышки и тонкое железо отлично предохраняли запасы от мышей. В складе царил безупречный порядок. Завхоз Михалыч обожал чистоту и практически ежедневно мыл в складе проструганный пол. Андрей вытер свои кожаные бродни о половую тряпку и лишь после этого прошел к стене, где стоял его карабин под дощатыми стеллажами. Андрей ненадолго задержал свой взгляд на двух ящиках, стоящих на стеллажах. На приоткрытых, не забитых еще гвоздями крышках развернутыми усами торчали тоненькие проволочки, на которые крепились свинцовые пломбы.
«Золото», – равнодушно подумал Андрей и определил, что один из них полон – под пломбой, а во второй старатели еще будут домывать благородный металл до необходимого веса.
Догорающая спичка обожгла пальцы. Андрей встряхнул рукой, затушил огонь, но остаток спички не бросил на пол. Он знал о чистоплюйстве Михалыча, знал о том, что если тот сегодня днем найдет в складе мусор, то ему грозит самый строгий выговор – звонкая затрещина. Андрей положил огарок спички в карман и только после этого на ощупь зажег очередную спичку. Взяв оружие, он поспешно вышел из склада.
Закрыв дверь на замок, он уже хотел пойти к землянке управа, но, посмотрев на спящего Тимоху, не удержался от соблазна сочинить над ним какую-нибудь шутку. Подняв с земли винтовку, он вытащил затвор и положил его в карман тулупа, в котором спал Тимоха. Однако этого ему показалось мало. Ему захотелось сделать что-то такое, чтобы над его шуткой сегодня катался весь прииск и Тимоха надолго запомнил, что на посту спать нельзя.
Недолго думая, Андрей снял с часового кирзовые сапоги, штаны и кальсоны.
Надеть на Тимоху штаны было сложнее, но Андрей справился. Огромные, на два размера больше сапоги заскочили на ноги спящего караульщика быстрее, чем ожидалось. Затем Андрей отстегнул от винтовки штык и одним резким и сильным взмахом руки приколол Тимохины кальсоны к стволу близстоящей елки.
В землянке управа Андрей нашел чистый лист бумаги, карандаш и написал пояснительную записку: «Карабин взял. Пошел с Лехой по Балахтисону вверх на рыбалку. Андрей».
Записку оставил на столе. На записку положил ключи от склада. Затем, улыбнувшись, вытащил из кобуры револьвер Кузьмича и положил его рядом с ключами.
Из землянки Андрей вышел с «воздушным» чувством радости перед тем, что сегодня преподнесет ему и его друзьям новый день. Подкинув на плечо оружие, он негромко, призывно свистнул. Из глубины тумана радостным ржанием ответил Марат.
ГЛАВА 12
Чем выше по реке поднимался небольшой караван охотников за синекрылой птицей удачи, тем труднее и непроходимее становился путь.
Многочисленные прижимы, перекаты усложняли ход. За короткий отрезок пути Балахтисон разделился на многочисленные притоки, поэтому основное русло превратилось в большой, шумный, порожистый ключ.
Падающие в узкий лог горы всякий раз останавливали лошадей, но повидавший за свою жизнь бесчисленное количество труднопроходимых таежных троп дядька Иван всегда находил выход. Он торопливо спрыгивал со своего коня – Андрей предложил ему ведомого Карьку, – оценивающе оглядывал местность и сразу разумно находил проход через препятствие. Когда это было необходимо, хватал топор и, ловко размахивая им, прорубал небольшую тропу в непролазных зарослях ольшаника или ветровала. Андрей споро помогал ему, не переставая при этом удивляться крепости тела и силе духа коренного таежника. За свою непродолжительную жизнь он повидал много охотников, настоящих таежных бродяг, исходивших матушку-тайгу вдоль и поперек и, как казалось, знавших о диком мире Саян практически все. Но дядьку Ивана он, без всякого сомнения, мог назвать не просто охотником, а Охотником с большой буквы.
На всякий хитрый, лукавый вопрос Андрея у него находился простой ответ. На коротких остановках, как будто между делом, дядька неторопливо рассказывал Андрею о звериных следах, по которым легко угадывал пол, возраст и планы лесных жителей. Старый таежник обладал исключительной памятью. В этих местах последний раз он был более сорока лет назад, но все отлично помнил и мог безошибочно сказать, что будет за тем или иным поворотом реки. Андрей проникался к дядьке Ивану все большим уважением. Но все-таки не раз пытался подловить старожила на той или иной хитрости.
– А вот объясни мне, дядя Ваня, как ты определишь по следам, кто прошел, куда прошел и зачем? – спросил он, указывая пальцем на четко отпечатанное на глине копыто марала.
– Эк человек-голова! Мало ты еще по тайге хаживал! – ответил своей любимой поговоркой старожил и усмехнулся в борода. – Видишь, копыто зверя вытянутое, длинное и острое? Это прошел бык! У маралушки копыто много короче, круглее и тупее. Теперь посмотри, как и где идет зверь. По частникам да по полянкам. Обходит кусты и деревья. Какое сейчас время года? Июнь. У быков еще полностью не закостенели панты. Выходит так, что зверь боится задеть рогами за твердь. Вот и получается, что это след быка – пантача. Ладно ли я говорю?
Андрей согласно кивнул головой, однако, добиваясь уличения охотника хоть в каком-то незнании, задал еще один, более каверзный вопрос:
– А какого возраста зверь?
– Этому? Лет пять-шесть. Здесь опять надо судить по рогам. К продолжению своего рода марал полностью созревает на пятом году. До четырех лет рога зверя малы и низкорослы. На пятом – вдвое мощнее и выше. Зная примерный рост зверя и высоту его рогов, можно определить, где бы он прошел. Видишь наклоненную рябину? Четырехлетку под ней пройти очень легко. А вот пятилеток будет клонить голову, оберегая корону. Вот посмотри, здесь след обходит рябину стороной, потому что боится зацепиться пантами. Ладно ли я говорю?
– Ладно... – ответил изумленный простотой ответа Андрей, но через некоторое время задал вопрос уже о следах медведя.
– Смотри, дядя Иван, след медведя. Скажи, кто прошел, медведь или медведица?
– Эк человек! – вторил свое охотник. – Какое время года? Конец июня. Какой период у хозяев тайги?
– Медвежьи свадьбы на исходе.
– Правильно. А вот теперь сам сообрази, не маленький. Что делает самка, когда прошло время? – хитро прищурившись, спросил дядька Иван.
– Ну как что... Самца к себе не подпускает... – покраснев в цвет кислицы, ответил Андрей.
– Верно говоришь. Как возьмет самка свое, ни за что самца не подпустит. Кончилась любовь – и все тут! Сколько бы самец ни домогался – все бесполезно. Так вот, после гона она какое-то время ходит сжавшись, как высохший кирзовый сапог. Теперь смотри, видишь, задние лапы зверя накладываются неравномерно, поднутряют?
Действительно, задние лапы медведя накрывали передние не как обычно, след в след, а почти наполовину уходили внутрь, под идущего зверя.
– Так вот это и есть медведица! В этом года огулялась, а на будущий год, в феврале, глядишь, медвежонка принесет, а может быть, и двух! – хитро улыбаясь, закончил свой урок дядька Иван и при этом внимательно взглянул в глаза пария, будто хотел проверить, поверил ли.
В последующие минуты Андрей долго молчал, обдумывая слова старожила. Он впервые слышал о таком выводе, поэтому сомневался. Уж не байку ли ему преподнес старый охотник? Но, с другой стороны, это как-то походило на правду. Но тогда почему дядька Иван так хитро усмехался в бороду? Андрею было непонятно...
Закидывая в сторону чуб, Андрей встряхнул головой и поморщился от боли. Он улыбнулся, поблагодарив судьбу за то, что от удара старателя у него не отлетела голова. Он еще легко отделался – всего лишь одной шишкой. От рукоприкладства Сохатого у Лехи вообще под глазами растеклись сразу два огромных синяка цвета незрелой кедровой шишки.
С каждым поворотом реки они приближались к условному месту, где дядька Иван и Андрей решили оставить Леху. Показать Алексею место старожил категорически отказался.
– Поверь, Андрейка, словам старого человека. Тайна всегда бывает на одного. Если знают двое – это уже не тайна! – мудро рассудил он, но, немного помолчав, сказал: – Я тебе покажу золото одному. А ты, если хочешь, потом можешь показать кому угодно!
То «место», куда привел дядька Иван Андрейку, ничем не отличалось от сотен тысяч подобных полянок, раскиданных по Саянам. Как и везде, вплотную подступающие к ручью хмурые, порой неприступные горы. Такой же кедрач, перемешанный с высокоствольными елями и разлапистыми пихтами. Вымытый дождями и овеянный ветрами скальник, чередующийся с языками плывущего курумника. Нет никакой тени намека на то, что в этом месте когда-то мыли золото.
Но спокойный и невозмутимый старожил неторопливо подошел к стволу одного из кедров, снял с подветренной стороны дерева аккуратно вырезанную кору и, зацепив топором краешек искусно вырубленной ляды, открыл тайник. Заглянув внутрь дупла, дядька Иван удовлетворенно хмыкнул и стал вытаскивать из чрева дерева неизменные инструменты старательского искусства. Поочередно появились два самодельных кедровых лотка, две лопаты и тонкий носатый заступ. Инструмент был в полном порядке, будто его вчера уложили.
Подобные схроны широко применялись не только старателями-золотарями по всей Сибири, но и охотниками, и просто людьми тайги. Таким способом в кедрах могло храниться все что угодно – от инструмента и промысловых капканов до охотничьих ружей. Исключение составляли продукты: что сокрыто от человеческого глаза, отлично воспринимается чутьем таежного зверя.
Между тем дядька Иван знающе огляделся вокруг, подвел Андрея к краю полянки и, указав место неподалеку от ручья, сказал:
– Копай здесь, а я пока разведу костерок.
Подготавливаясь к привычной работе, Андрей снял с себя куртку, по-старательски сплюнул на мозолистые ладони и, ухватившись за заступ, начал аккуратно снимать дерн. Так всегда делали предусмотрительные старатели. Это было необходимо для того, чтобы по окончании работы верхними пластами земли скрыть следы человеческой деятельности от любопытного глаза.
От умелых действий парня «дело» поддавалось быстро. Не прошло и получаса, а он уже стоял по пояс в яме. Преодолев перемешанный с камнями суглинок, Андрей начал выкидывать на поверхность песочек. Однако с очередной лопатой породы, как результат давления подземных вод, из земли выступила грязная, бурая жижа. Внимательно следивший за старательским трудом Андрея дядька Иван взял в руки лоток и, подставив его под лопату, скомандовал:
– Брось лопатку, сейчас мы посмотрим, что у нас тут есть...
Андрей подцепил грунт со дна ямы и бросил на лоток. Дядька Иван подставил еще один, парень заполнил и его. Затем они подошли к ручью и, присев на корточки, стали отмывать золотоносную породу. Неторопливо вращая лоток по кругу, они сливали с грязью наиболее мелкие, легкие камешки пустого песка. С каждым забором воды в лотках оставалось все меньше и меньше грязи. Чисто отмытый песок постепенно переваливался через край. Наконец его осталось так мало, что под легкими волнениями воды он стал колыхаться, как перышко, кружившееся в воздухе. И в этом волнующем танце, в этой полоске пылевидного пламени появились едва видимые желтые крапинки. Золото! Эти крупинки были так малы, что взять их пальцами было невозможно. Но пальцы заменили тоненькие щепочки, которые помогли переместить частицы благородного металла на предусмотрительно запасенный дядькой Иваном кусок плотной материи.
Они набрали по второму лотку. Вновь, присев на корточки, торопливо отмывали землю. И вновь, как незабываемое природное чудо, в обоих лотках проявилось по нескольку крупинок. Золото отделили щепочками на ткань. Увеличивающаяся масса желтого металла радовала глаз.
– Как? Идет дело? – хитро подмигнув, спросил дядька Иван.
– Идет! И неплохо! – весело отозвался Андрей. – Наверное, пару грамм-то уже отработали. Впервые в жизни вижу такое богатое содержание.
– Эк человек! Это что! Закопаться бы поглубже, да вода давит.
Надо весной ковыряться, в апреле. Тогда дело пойдет куда лучше, – поучающе сказал дядька Иван и переспросил: – Что, еще по лоточку отмоем?
– Давай, – ответил вошедший в кураж Андрей и добавил распространенную среди старателей поговорку: – Хорошо лоток крутить, когда тебе золото улыбается!
Он подошел к ручью и, наклонившись над водой, стал крутить кедровую чашку по кругу, выплескивая с грязью ненужные камешки. Легкие камешки, переворачиваясь, медленно переваливались за край чашки на землю. Но один из них, как будто противясь законам природы, не желал поддаваться течению воды, лежал на месте. Андрей заволновался.
Отмывание самородка в какой-то мере можно сравнить с чудом, со сказкой о превращении служанки в принцессу. Изъятый из недр земли самородок облеплен грязью, глиной и еще невесть чем, поэтому походит на обыкновенный камешек, каких миллиарды. Но вот грязь отмывается, и самородок обретает незабываемую прелесть, красоту и очарование. В силу прочности и вечности человек наделил золото бесценными качествами, сделал символом богатства. А в первозданном виде самородки похожи на обыкновенные камешки, имеющие самую невообразимую и невероятную форму. Единственное, чем они отличаются от пролежавших рядом с самородком миллионы лет камушков, – это желтый цвет и гораздо больший вес. Андрей взял самородок на ладонь и показал дядьке Ивану.
– А-а-а! Вот наконец-то и «тараканчики» пошли! – воскликнул тот и, взяв золото, оценивающе покачал самородок в своих крючковатых пальцах. – Около десяти грамм, не менее. А может быть, и чуть более!
Своей продолговатой, вытянутой формой самородок действительно напоминал рыжеспинного таракана, но без усов и лапок. В длину он был около сантиметра, в ширину и того меньше.
– Лет пятьдесят назад мы с отцом на этом месте самородок отмыли. На сорок три грамма потянул! Да, было дело... – задумчиво проговорил старожил и протянул самородок Андрею:
– Бери, это твое. И песочек тоже.
– Нет. Я так не могу, давай делить пополам! – воскликнул Андрей.
– А что здесь делить? Да к тому же у меня есть, и мне большего не надо!
С этими словами дядька Иван полез рукой за пояс и вытащил небольшой мешочек, своей тяжестью подтверждающий, что в нем находится что-то потяжелее соли.
– Внучке, на свадьбу. На колечко да на сережки хватит, а большего мне и не надо, – с улыбкой проговорил он и спрятал мешочек.
Андрей посмотрел с благодарностью. Дядька Иван ответил таким же продолжительным взглядом и спросил:
– А ты куда самородок определишь? В золотоскупку или на черный день отложишь?
– Не знаю. В золотоскупку не буду сдавать. Откладывать тоже не имеет смысла – осенью в армию. А вот... – он улыбнулся загадочной улыбкой.
Ему в голову пришла неожиданная мысль. Теперь он точно знал, куда и кому пойдет этот самородок. Андрей вспомнил о Маше, о том, что скоро у нее будет день рождения. Однако о своей задумке он не сказал дядьке Ивану. А тот не стал настаивать. Он знал, что, если человек не хочет говорить, об этом не надо спрашивать. Просто, как будто о чем-то вспомнив, сказал предупреждающую мысль вслух:
– Все хорошо, но как бы самородок горя не принес... – Затем, спохватившись, заторопился: – А время идет! Давай будем ямку заделывать.
Андрей торопливо схватил лопату и стал закапывать шурф. Через четверть часа от работы не осталось никаких признаков. Яма была выровнена с землей и заложена дерном. Спустя некоторое время сама природа сокроет следы человеческой деятельности. Примятая трава поднимется вновь, и благоухающая «дурнина» сохранит тайну и богатство земли от случайного путника.
Дядька Иван уложил в дупло старательский инструмент так же, как и было, заделал его тесовой лядой и корой. Заметить схрон с расстояния не представлялось возможным.
– Вот, Андрейка, теперь это все твое! В тяжелое время на кусочек хлеба хватит. Пользуйся и вспоминай иногда дядьку Ивана! – медленно, с расстановкой проговорил старожил и протянул юноше руку.
Андрей крепко пожал ее и искренне выразил свою благодарность:
– Спасибо, дядя Ваня!
Немного помолчав для приличия, Андрей спросил:
– А что теперь, дядя Ваня, делать собираешься? Может быть, еще переночуешь с нами ночь, а завтра пойдешь в путь-дорогу?
– Что же, верно говоришь. День – к вечеру. Солнце горы закатом лижет. Что одному бока у костра греть? Даже поговорить не с кем. Ночуем. А завтра будет видно! – согласился старожил и вдруг, как будто о чем-то вспомнив, хитро улыбнулся: – Пойдем на реку. Может быть, Алексей ухой накормит. А завтра с утра на гору сбегаем. Ты, кажется, хотел к покосу копченки добыть? Так посмотрим, какой ты охотник!
ГЛАВА 13
Всецело окунувшись с головой в рыбалку, Алексей забыл обо всем на свете. Он забыл о том, что сегодня впервые в жизни остался один на один с тайгой. Если в течение часа после ухода товарищей он с опаской озирался и кочегарил костер дымящими гнилушками, то уже после первого робкого заброса снасти в Балахтисон забыл обо всем. Его поразило, что хариус кидался на мушку-обманку без промедления, и это предвещало отличнейший клев.
Перебираясь все выше и выше по течению, Леха азартно искал рыбные места. Как всегда кажется любому рыбаку, следующая яма в реке будет намного богаче на улов. В процессе рыбалки он даже не придавал особого значения улову. Пойманных хариусов просто выкидывал на берег, для памяти заламывая таниновый куст, и в спешке продвигался к следующей яме.
К закату солнца рыбак прошел не один километр и оставил далеко позади поворот реки, множество перекатов и бесчисленное количество прозрачных глубоководных ям. Внизу у костра остался его немудреный скарб – две большие берестяные горбы под рыбу, небольшой вещмешок с продуктами и солью и лохматый собачий спальник Андрея. За уздечку к пихте была привязана Верба. Леха специально привязал ее около костра, чтобы не убежала в поселок, наложил на огонь сырых веток и мха, налил в котелок воды, чтобы кобыла, не дай бог, не померла от жажды.
Леха потерял всяческую бдительность и осторожность, не замечал, что за ним уже давно следует и жрет его улов небольшой, двухгодовалый шалунишка медведь.
Неожиданное появление людей у себя дома медведь заметил давно. Он наткнулся на следы конских копыт, долго и настойчиво обнюхивал глубокие вмятины в рыхлой земле, недовольно фыркал и дыбил загривок, стараясь понять своим звериным умом, кто же это здесь мог пройти. Оставленный следами запах никак не походил на запах известных ему таежных обитателей. Резкая смесь конского пота, стекавшего по ногам животных на копыта, запаха пока еще незнакомого человека и дыма настолько взволновали и заинтересовали хозяина тайги, что он тут же пошел за караваном. Встречный ветерок помогал зверю в скрытном передвижении. Его запахи уплывали вниз по течению реки. Шум и запахи, исходящие от людей, доставались только ему.
