Текст книги "Слезы Чёрной речки"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А может, надумаешь поехать в Чибижек? Смотри, у нас Карька пустой дожидается. Глядишь, к ночи будем в поселке.

– Да нет уж, раз решил, значит, точка. Пойду домой. Меня там и так, наверное, потеряли. Полтора месяца как в тайге.

Когда лошади были завьючены, Андрей поправил бродни, отточенно поставил след в стремя и вскочил на загулявшего под ним Марата.

На прощание дядька Иван и Семеныч подошли поближе к отъезжающим. Семеныч, как будто не находя слов, машинально взял Андрея за ногу и, кивнув головой на обувь, спросил:

– Хороша обувка. Кожа мягкая и шов мелкий. Не текут? А кто же это тебе их сшил? Сам?! Ох, ну ты, Андрей, наверное, будешь мастером на все руки. Ну что же, братцы, как говорится, в добрый путь!

С этими словами Семеныч легонько хлопнул Марата по крупу. Небольшой караван запетлял короткой змейкой по извилистой тропинке и скоро скрылся за поворотом Балахтисона.

ГЛАВА 15

Удивляясь разнообразию предлагаемых товаров, расхваливаемых местными и залетными барыгами Ольховского рынка, Андрей медленно бродил между торговыми рядами. Сегодня ему были не нужны сбруи, уздечки или хомуты, он не обращал внимания на дорогой порох и дробь, его глаза не радовались обилию всевозможных охотничьих ружей. Он искал подарок для Маши. Завтра у нее – день рождения. Сегодня он специально напросился съездить с дядькой Федором в город за продуктами, надеясь обойти рынок в поисках подарка.

Цветные шелковые платки, пуховые шали, вязаные кофточки и юбки, кожаные сумочки, стеклянные бусы, всевозможные дешевые безделушки и украшения в избытке ломили прилавки. Но все это было не то. Весь этот товар не нравился Андрею. Он считал все это сорочьими тряпками и стекляшками, предназначенными для вертихвосток. А к подобным любительницам вырядиться и разрисоваться Андрей относился с отчуждением и неприязнью. Ему хотелось купить Маше особый подарок.

Он начинал понимать, что уже примелькался на рынке, барыги начали его узнавать. Андрей решил подойти к той крикливой, настойчивой бабе, которая торговала пестрыми платками. Он уже полез в карман за деньгами и тут увидел то, что искал.

Какой-то мужик, несомненно барыга, выкладывал из большого фанерного чемодана на свободный прилавок вещи. Основную массу товара Андрей не видел. Но он видел, как важный, надутый, ни на кого не обращающий внимания мужик вытащил из своего объемистого багажа и поставил на всеобщее обозрение небольшие женские туфельки. Дальше Андрей не замечал ничего, кроме этих туфелек. Изящная форма, слегка вытянутый, подчеркивающий красоту ступни заостренный носок. Скошенный каблучок. Приятный голубой лак отражал солнечные лучи. Спереди были пришиты аккуратные бантики, в центре которых переливались лазурные стекляшки. Туфли были так красивы, что, по мнению Андрея, ими можно было только любоваться, но никак не носить по грязи деревенских улиц.

Подобные туфли он видел всего лишь раз в жизни. В прошлом года из города приезжала племянница управляющего прииском, которая два вечера подряд смущала поселковых парней своим расфуфыренным видом. На ее ногах были такие же, но только красного цвета туфельки. Андрей хорошо помнил, с какой завистью смотрели местные девчата на ноги городской «выдерги».

Мысленно он уже видел туфли на маленьких ногах Маши, видел, как изящно и гордо идет в них девушка по улице. Только вот две вещи «кипятили» разум парня: хватит ли денег на покупку туфель и этот ли размер нужен Маше? Первую проблему легко можно было разрешить, ведь у Андрея был с собой самородок, отмытый с дядькой Иваном. А вот размер Машиной ноги можно прикинуть лишь наугад.

– Можно посмотреть? – стараясь казаться совершенно спокойным, спросил Андрей у мужика, указав пальцем на туфли.

– Проходи мимо – нечего глядеть! Все равно не купишь! – хмуро и грубо ответил барыга.

– А может быть, куплю? Сколько стоят? – как можно дружелюбнее проговорил парень.

– Ладно уж. За погляд цену не берут. Черт с тобой, смотри, – смягчился мужик и, глядя на то, как Андрей рассматривает туфли, назвал цену.

Восхищаясь красотой обуви и прикидывая размер, Андрей не понял значения названных барыгой цифр, но, когда до него дошли слова, он едва не выронил туфли из рук:

– Ты что, дядя, совсем озверел? Да столько хороший рабочий конь стоит!

– То конь, а то туфли! Коня можно в любой конюшне достать. А ты иди и попробуй где-нибудь такую обувь купить! В таких туфлях еще сама Елизавета ходила! – хитро проговорил барыга, вырывая туфли. – Посмотрел-будя! Проходи!

Андрей окаменел. Явно завышенная в несколько раз цена пугала. Он прекрасно понимал, что тех денег, что у него лежат в кармане, на подарок не хватит. Нет, ему не жалко было золота ради такого подарка. Вопрос в другом: хватит ли самородка для расчета и возьмет ли барыга золото вместо денег.

Выдержав паузу, Андрей слегка наклонился вперед и негромко проговорил:

– За золото отдашь?

– Сколько грамм? – стараясь казаться холодным, спросил барыга, плохо скрывая блеск в глазах.

– Двенадцать. Самородочек... – ответил Андрей и незаметно от посторонних глаз передал завернутый в плотную тряпочку камушек.

Барыга ловкими руками развернул тряпочку в приоткрытом чемодане, певуче ответил:

– Мало...

– Как мало?! Да ты что?! – едва не задохнувшись, во всеуслышание, привлекая внимание людей, воскликнул Андрей.

– Чего орешь? Говорю мало – значит, мало. Такого добра под любым забором можно пуд намыть! А туфли... – он многозначительно посмотрел на лодочки, – вряд ли где достанешь.

С искусно скрываемой хитростью барыга отдал тряпочку с самородком назад Андрею. Мужик точно знал, что победа будет на его стороне. С такого лопуха можно снимать стружку до бесконечности. Следуя опыту многолетней практики надувательства покупателей, он чувствовал всем своим задрожавшим от жадности нутром, что у несведущего в делах купли-продажи парня точно есть что-то еще.

Андрей не умел ни покупать, ни продавать, ни тем более торговаться. Он мог купить гужи, хомут или те простые вещи, которым была дана общеизвестная цена. Стоило Андрею повернуться спиной и сделать вид, что он собирается уйти, как тот тут же побежал за ним, остановил и конечно же согласился на выгодную продажу.

Но Андрей не пошел. Он не стал торговаться и упрашивать снижения цены за лодочки. Он просто желал видеть туфли на ногах любимой девушки.

Под курткой, на поясе у Андрея находилась аккуратно свернутая шкурка соболя. Этот соболь еще с осени был оставлен на черный день. И вот, по мнению Андрея, этот черный день наступил.

– Соболя возьмешь? – подавшись вперед, проговорил он.

По всей вероятности, барыга ожидал именно этого слова. И хотя внутри у мужика все кипело и бурлило от торжества, он как бы нехотя согласился:

– Соболя?.. Ну, если только с самородком, то давай.

Андрей достал из-под рубахи еще одну свою заветную тряпочку, в которую был уложен шелковый темно-коричневый с проседью аскыр. И передал ее вместе с самородком в мелко трясущиеся руки барыги. Тот даже не стал смотреть товар, проворно «похоронив» тряпочки во внутреннем кармане своего пиджака. Он не стал смотреть шкурку соболя, потому что полностью доверял Андрею. Барыга прекрасно знал, что такая прослойка людей честна, верна своим словам и легко поддается обману. Он заулыбался Андрею щедрой улыбкой, заговорил приветливей, почти по-дружески и как старому, хорошо знакомому покупателю, завернул туфли в совершенно новый ярко-красный сатиновый отрез, перетянув шелковой веревочкой. Прощаясь, по-китайски наклонился вперед:

– Ну, бывай здоров! Чего надо будет, приходи. Я здесь всегда торгую. А может, чего надо привезти на заказ из города? Скажи, я сам сделаю!

– Да нет, теперь от тебя мне, наверное, ничего не понадобится... – ответил Андрей и пошел прочь.

Душа парня ликовала! Несмотря на явный обман продавца, он радовался с детской наивностью. Он уже жил и грезил той минутой, когда подарит Маше туфельки.

Задолго до продуктового склада, где Андрей и Леха условились о встрече, он услышал восторженную басовитую речь товарища. Наполовину раздетый, без рубахи, Леха гордо восседал на телеге с продуктами и, отчаянно жестикулируя, с неизменной самокруткой, честно врал чибижекским бабам о своем приключении, случившемся не более часа назад на ольховском аэродроме:

– А когда пилот едва не заплакал оттого, что не может запустить двигатель, я сам сел в кабину и тут же завел крылатую машину! Механик обрадовался, заплясал вокруг самолета, а летчик закричал «ура»! Тогда я решил проверить, как работает мотор после моего ремонта, встряхнул вожжами и взлетел! Вы видели, как сегодня самолет кружил над Бойней?

Бабы согласно закивали головами, что придало «асу» энергии:

– Ну, так вот. Сделал я пару кругов, слез на землю. Еще раз осмотрел мотор. Смотрю – снизу что-то подтекает. Масло бежит! Представляете? Масло бежит, а у них даже нет тряпки, чтобы заткнуть дыру! Эх, и пилоты! Где их только учат? Пришлось пожертвовать своей рубахой. Не дай бог, в полете масло выбежит – разобьются! Эх, и летчики! Одно название!

Леха, как будто о чем-то вспоминая, многозначительно затянулся дымом самокрутки и на некоторое время призадумался.

– Так вот. Перевязал я, значит, супонь, сел в седло, тронул с места...

– Леша! Какую же это такую супонь! Разве у аэроплана бывает супонь?! – в недоумении переглянулись бабы.

– Дык я... Это, того... – в нерешительности залепетал Леха и, заметив приближающегося Андрея, быстро спрыгнул с телеги и поспешил навстречу товарищу. – Андрюха! Что-то ты долго! Ну что, едем домой?

– Едем! – с улыбкой ответил Андрей и, легонько хлопнув Леху по голому животу, поинтересовался: – А где рубаха-то?

Леха равнодушно взмахнул рукой, радуясь, что ему так быстро удалось отвязаться от женщин, которым он не желал открыть правды. А правда, как и всегда это случалось с Лехой, была однобокая и ставила парня в неловкое положение. Но все равно он считал себя сегодня счастливым человеком.

Все было как обычно. Едва они въехали на ольховские склады за продуктами, Леха привязал своего коня к коновязи и конской рысью побежал на летное поле. Там стоял, подготавливаясь к полету, зеленокрылый краснозвездный красавец У-2.

С затаенным дыханием Леха медленно бродил вокруг аэроплана, осторожно дотрагиваясь до крылатого друга. Он восхищался расположением широких фанерных крыльев, любовался круглыми изгибами фюзеляжа и трепетал при виде холодных, серебристых лопастей двигателя. Стараясь быть хоть чуточку причастным к летательному аппарату, Леха нарочито размахивал руками, распугивая по сторонам любопытную детвору, которая так же, как и он, хотела потрогать самолет.

Отключившись от реального мира, Леха витал в облаках и мысленно представлял себе другую, пилотскую, жизнь.

Вот он усаживается за штурвал, надевает шлем, очки, краги и важно запускает двигатель. Затем, взлетев в воздух, плавно и неторопливо покачивая крыльями, пролетает над Ольховкой. На него снизу, разинув рты, смотрят люди и в приветствии машут руками. Леха важно машет в ответ и, сделав героический пируэт, приземляется прямо на футбольное поле. Сбежавшаяся толпа тут же организует митинг. Под звуки фанфар, трепет алых кумачей и транспарантов Леха торжественно вышагивает к трибуне.

Какой-то знаменитый представитель от народа с красным бантом на левой стороне груди ведет речь:

– Уважаемые товарищи! Несмотря на то что в прошлом, тридцать девятом году нашу Ольховку переименовали в районный центр Артемовск в честь знаменитого революционера Артема, предлагаю срочно переименовать Артемовск в честь нашего героя Алексея – в Алексеевск!

Толпа закричала «ура». Все конечно же были согласны с таким предложением. После этого дали слово Лехе.

Леха важно вышел на трибуну и, медленно пережевывая слова, заговорил:

– Дорогие земляки и бабы! Мне славы не надо! Пусть Артемовск остается Артемовском, не в этом дело. А вот дорогу до Чибижека надо вымостить деревом, как это сделано до Кордова. А то по болотникам в непогоду кобыла вязнет по самое брюхо. И еще... Золото в Чибижеке добывают намного дальше, чем в Артемовске, предлагаю от Колокола до Валуихи провести канатную тралею, как это сделано от Золотого Конька до флотофабрики. И еще в Чибижеке надо сделать аэродром, чтобы продукты и разные товары возить на самолетах, а не на машинах. А машины надо вообще запретить, так как моя Верба от их звука по кустам шарахается...

Возможно, Леха помечтал бы еще, но всеобщее внимание привлек мчащийся к самолету грузовик. Не доезжая нескольких метров до скучившейся детворы, шофер лихо завернул в сторону и остановил стрекочущий ЗИС. Из кузова выпрыгнули два милиционера с карабинами и открыли борт. Хлопнув дверцей кабины, к ним подошел еще один, по всей вероятности, старший. Сдвинув на затылок краснозвездную фуражку, он осмотрелся и, уставившись на Леху, по-командирски скомандовал:

– Эй, парень! А ну-ка, подмогни!

Подбежав к грузовику, Леха схватил один из маленьких, но очень тяжелых, опломбированных свинцом ящиков и перетащил его в самолет. Леха понял сразу, что в ящиках золото. Такие же ящики он видел не единожды в Чибижеке на флотофабрике при консервации драгоценного металла. Внутри ящиков были еще две небольшие свинцовые колбы, в каждую из которых фасовалось по восемь килограммов золота. Соответственно в одном ящике находился пуд металла. Существовавшая с незапамятных времен «круглая мера» не менялась, золото мерили пудами.

Так как ящиков было немного, погрузка аэроплана закончилась быстро. Милиционеры, охранявшие перевозку золота, сели в грузовик и уехали в обратном направлении. Пилоты, забравшись в кабину, надели шлемы.

Приготовился к полету и старший милиционер, по всей вероятности, поверенное лицо, обязанное охранять золото во время перелета.

Леха стоял в стороне и смотрел на приготовления с чувством гордости. Он уже считал себя причастным к полету. Прищуренным, опьяненным взглядом осматривая даль, в которую должен был лететь самолет, он не сразу расслышал просьбу пилота:

– Эй, парень! Помоги запустить двигатель!

Леха в два прыжка очутился перед самолетом. Плохо веря в навалившееся счастье, он ухватился за отполированный воздухом винт и с выпученными от возбуждения глазами застыл, ожидая долгожданной команды. Леха не видел ничего вокруг, кроме обжигающих душу изогнутых лопастей. А между тем пилот и механик, ухмыляясь, ожидали излюбленного представления.

Парень несколько раз видел, как механик запускал двигатель и теперь с усердием повторял движения механика: рвал, дергал, вращал, изо всех сил стараясь запустить компрессирующий винт. Повинуясь силе человека, винт глухо тукал, инерционно поворачивался на один круг и, тут же замерев, никак не хотел заводить капризный двигатель. Леха, шумно пыхая от усердия открытым ртом, ухватился за лопасти с утроенной силой, подпрыгивал и давил на винт всем телом. Но двигатель молчал.

Увлеченный своим занятием, Леха не заметил за своей спиной громкого хохота. От сильных и резких рывков парня дергался и раскачивался, махая крыльями, весь самолет. Со стороны казалось, что разбушевавшийся Леха хочет перевернуть аэроплан.

Однако силы быстро покидали взмыленное тело. Бесполезно подпрыгнув за лопастью еще раз, Леха опустил ватные руки и, задыхаясь от нехватки воздуха, упал на траву. Ему было стыдно, что он не может сделать с первого раза то, что легко когда-то делал хохотавший механик. Кто-то из детворы негромко заметил, что все это время Леха вращал винт аэроплана совершенно в другую сторону. Поняв ошибку, словно раненый зверь, Леха вновь бросился на винт и стал его вращать в обратную сторону. Вновь прыжки, рывки, повороты. Вновь смех со всех сторон. Откуда было парню знать, что потешавшийся над ним пилот просто не повернул ключ зажигания «на старт»?

Наконец, резко чихнув, двигатель выпустил из глушителя клубы густого темно-синего дыма, несколько раз фыркнул и ритмично затарахтел, набирая обороты. Легко провернувшийся винт с режущим свистом замелькал в воздухе серебристым кругом. Леха опешил и замер, упав на траву под засверкавший на солнце винт. Он понял, что ему все-таки удалось завести двигатель. Он засмеялся детской улыбкой. Но тут же, вспомнив, что находится среди людей, выдерживая марку бывалого пилота, неторопливо встал на ноги и важно похлопал руками, стряхивая грязь.

– Спасибо, парень! – пожал Лехе руку механик.

– Да чего там... – стараясь казаться равнодушным, ответил Леха, но его голос утонул в рокоте набиравшего обороты двигателя.

Считая себя своим среди служащих аэродрома, Леха грозным окриком отогнал от хвоста самолета детвору и дружески хлопнул своего воздушного товарища по фюзеляжу. В этот момент аэроплан плавно покатился по поляне. И тут при легком касании к фанере рукав Лехиной рубахи мертвой хваткой зацепился за торчавший в фюзеляже неизвестно для чего прибитый и изогнутый в форме рыболовного крючка гвоздь.

В первые мгновения Леха не придал этому значения. Легко подергивая зацепившейся рукой, он попытался освободиться от капкана, но безуспешно. А раскачивающийся из стороны в сторону аэроплан, набирая скорость, катился по земле все быстрее и быстрее...

Увлекаемый рубахой, Леха первые метры шел. Затем самолет потянул его быстрее, и пришлось перейти на бег, который скоро превратился в конский галоп.

– Стой! Тормози! Назад! – орал Леха. От мысли, что аэроплан должен скоро взлететь, его обуял страх.

За ревом двигателя ни пилот, ни милиционер не слышали призывов Лехи. Пилот, недоумевая, что самолет очень медленно набирает скорость, подбросил оборотов взвывшему двигателю, отчего аэроплан покатился по поляне еще быстрее.

Вслед за Лехой на расстоянии бежал механик.

– Придурок! Отпусти самолет! Кому говорю, отпусти! Не мешай разгону! Парень, последний раз прошу, отпусти, пожалуйста! Эх, догоню – голову оторву! – орал механик, но все его слова были бесполезны.

Тогда механик решил остановить строптивого бегуна сам, но для этого необходимо догнать Леху, а силы мужика были на исходе. Механик догнал нарушителя техники безопасности и уже хотел схватить за копну выгоревших на солнце волос, но здесь, как всегда, на сцену выходит его величество случай. Механик споткнулся о небольшую кочку. Падая, в ужасе подумал, что теперь на летном поле точно произойдет происшествие. И чтобы предотвратить его, постарался ухватить Леху хоть за что-нибудь. Это оказались Лехины штаны.

Цепко ухватившись за штанины, механик ни за что не пожелал отпустить последнюю точку опоры. А Леха, сам того не замечая, выпрыгнул из штанов и продолжил бег уже в неприличном для общества виде.

Общества к тому времени собралось очень много. Аэроплан для людей сороковых годов был в диковинку. Всем было интересно посмотреть на него. Восторженная детвора продолжала преследовать взлетающий самолет. Теперь ее привлекали сверкающие ягодицы Лехи. С диким визгом дети показывали пальцами на бегущего парня.

Но Лехе было не до них. В один из своих затяжных прыжков он заметил необъяснимое и несвоевременное исчезновение штанов. Взглянув на свой откровенный вид, он ужаснулся. Попытался прикрыться ладонью, однако эта защита оказалась бесполезной, потому что одна рука была занята зацепившимся рукавом, а вторая была необходима для поддержания равновесия при стремительном передвижении.

Но вот наступил момент отрыва аэроплана от земли. Не поддавались никакому описанию те впечатления, которые Леха испытывал при виде оторвавшихся от земли колес и плавного планирования самолета над мелькающей травой.

Двадцать сантиметров, пятьдесят. Метр! Леха чувствовал, что аэроплан начинает тянуть его за собой вверх! Еще совсем немного, и произойдет отрыв от земли Лехиных ног. Но в самый последний момент чудодейственная сила тяжести помогла парню выскользнуть из собственной рубахи, избежав незапланированного полета.

Освободившись от «капкана», Леха потерял равновесие, упал на землю и покатился по траве колесом. А когда наступило благодатное затишье – аэроплан улетел, Леха приподнялся на четвереньки, с ужасом посмотрел на людей и заревел диким, тоскливым голосом.

С одного конца аэродрома к нему бежала ватага ольховских ребятишек во главе с разъяренным механиком. С другой стороны в голубом небе с крыла набирающего высоту самолета, трепыхаясь Андреевским флагом, прощалась с хозяином улетавшая рубаха.

ГЛАВА 16

Ясным белым днем Андрей подъехал на Марате к воротам Машиного дома и, коротко свистнув, вызвал девушку на улицу.

Светлое время суток – совсем неподходящий момент для встречи влюбленных. Это считалось неприличным по отношению к девушке и могло быть веским поводом для сплетен и пересудов языкастых женщин, случайно увидевших молодых людей вместе. Однако, если бы кто знал нетерпеливое желание Андрея вручить подарок Маше, его сердечное намерение как можно скорее увидеть ее, тот понял бы влюбленного юношу.

Маша в это время заплетала косичку своей непоседливой сестре. Мать, сидя у окна, шила. Она первая услышала призыв Андрея и, посмотрев в окно, удивленно воскликнула:

– Ты смотри-ка! Жених-то уже среди бела дня высвистывает!

Маша залилась краской и, не удержав выскочившую на улицу Наташку, нервно затеребила кончик своей косы:

– Вот еще!.. Тоже мне, жених!.. Может, он совсем и не мне свистит!

Мать лукаво улыбнулась, нежно посмотрела на дочь и коротко, но настойчиво бросила:

– Беги уж, ждет тебя.

Едва сдерживая волнение, Маша встала и, стараясь казаться спокойной, вышла из дома. Наташка уже восседала на опорном столбе забора и поглаживала гриву Марата. Завидев сестру, обрушила на Андрея неуемный шквал вопросов:

– А ты чего свистишь? Машку надо? А зачем она тебе нужна? Опять за баней будете целоваться? Да ты не бойся, я никому об этом не рассказывала! Мамке только. И Кольке. И еще Надьке. А больше – никому!

– Беги в дом, мамка зовет! – с напущенной ноткой угрозы, краснея, проговорила Маша.

– А я только сейчас оттуда. Мне мамка ничего не говорила, – со смехом ответила девочка.

Андрей потянулся в перекинутую через луку седла дорожную сумку и, вытащив оттуда что-то завернутое в материю, протянул Маше:

– С днем рождения!

Девушка растерялась и стояла не двигаясь. Ее изумленный взгляд был полон искренней благодарности за внимание и поздравление. Пользуясь замешательством Маши, Наташка коршуном спрыгнула с забора, на лету вырвала из протянутых рук Андрея сверток и проворно побежала в дом.

Возмущенная проделкой сестры, Маша бросилась ее догонять, даже не успев сказать Андрею слов благодарности.

– Что это? – мать вопросительно посмотрела на Maшу.

Девушка неопределенно пожала плечами и промолчала. Зато Наташка дала волю своему острословию:

– А это ей Андрей подарил! Сказал, что на день рождения. И еще сказал, что будет жениться!

Однако мать на слова болтливой Наташки не обратила внимания и стала разворачивать сверток.

Увидев туфли, Маша лишилась дара речи, а матушка, едва не выронив их, присела на кровать. Медленно поднимая свой восторженный взгляд на Машу, она заговорила:

– Красота-то какая! Как же на это позарился Андрей? Наверное, очень дорого! У меня таких подарков за всю жизнь никогда не было... Да что же это мы? А ну-ка, примерь!

Туфли были слегка велики, может быть, всего на один размер. Но для Маши это не имело никакого значения.

– Пройдись! – попросила мать.

Маша шагнула вперед. Она почувствовала некоторое неудобство и неуверенность: на каблуках ноги плохо слушались. Несколько минут напряженной тренировки – и вот уже перед глазами матери и сестренки вышагивала совершенно другая, изменившаяся девушка.

– Королева! – произнесла мать с восхищением.

Душа Маши ликовала! Ей казалось, что эти чудесные туфельки находились не на ее ногах. Наклонившись, она дотронулась до переливающегося цветами радуги лака. Нет, это был не сон!

Наташка тянула Машу за платье и повторяла:

– Маша, дай померить! Маша, дай померить!

Только Маша сняла туфли, как сестренка тут же запрыгнула в них и со счастливой улыбкой сделала движение вперед. Туфли были велики, Наташка передвинулась, как на лыжах.

– Мала еще. Рано тебе носить такую обувь, – заключила мать.

Наташка не обиделась. Она хитро посмотрела на лодочки. Все ее внимание теперь было приковано к прозрачным, переливающимся на свету стекляшкам, пришитым к бантикам. Девочка решила, что стекляшки подойдут Варьке вместо глаз. Вот только надо дождаться удобного момента, когда туфли останутся без присмотра.

Во дворе хлопнула калитка, послышались торопливые шаги, и на пороге дома появилась Татьяна. Она видела, как к дому Маши подъезжал Андрей, и поспешила к подруге, сгорая от любопытства.

Увидев на ногах Маши туфли, Татьяна замерла от удивления. Растерявшиеся хозяева тоже молчали.

Выручила Наташка. Подбоченясь и притопнув голой ногой, она пропела:

– А Андрей Маше туфли подарил. Посмотри, какие красивые! А у тебя таких туфелек нет, и тебе никто не подарит, потому что ты злая и вредная!

– Наташка! Так нельзя говорить! А ну, беги отсюда на улицу! – строго прикрикнула мать.

– Можно, нельзя... – обиженно пробубнила Наташка и, выходя на улицу, добавила: – А зачем она Варьке голову оторвала?

Ее последние слова взрослые уже не слышали. Впрочем, на равнодушие матери и сестры Наташка не обратила особого внимания. Через три секунды она горела страстным желанием рассказать о туфлях первому встречному-поперечному.

Лицо Татьяны после Наташкиных слов преобразилось! Будто пламя ночного костра полыхнули в гневе щеки, необузданной яростью сверкнули сузившиеся глаза. Однако маска хладнокровия держалась на лице всего лишь какие-то мгновения, а следом появилась наигранная и приветливая улыбка.

– А я забежала на минутку поздравить тебя. Маша, с днем рождения! Ой, Маша, какие у тебя туфельки красивые, как они тебе идут! Наверное, дорогой подарок... А можно мне померить?

Татьяна надела лодочки и притопнула каблучками. Затем прошлась по комнате, остановилась у зеркала. Она была хороша. Туфли пришлись как раз по ноге, сидели, как влитые, будто были сшиты специально для Татьяны.

«Эти туфельки – мои! – мелькнула в голове девушки обжигающая мысль. – Они предназначены только для меня! Андрей купил их мне. А Машке он их подарил просто так, случайно. Это какая-то нелепая шутка. Но в скором времени эти туфельки все равно будут моими!»

ГЛАВА 17

Андрей с волнением ждал вечера. Он казался совершенно спокойным, но с каждой минутой ожидания возбуждение нарастало. Поминутно Андрей смотрел на изнурительно медленно плывущий к закату диск солнца и мысленно проклинал время.

В этот день, день рождения любимой девушки, он решил изменить свою жизнь и жизнь Маши. Пусть их отношения длятся всего месяц, это не беда. За этот месяц он понял очень многое. Андрей понял, что Маша – одна-единственная, кого он будет любить всю свою жизнь. В этот вечер Андрей хотел просить Машу выйти за него замуж. Он не знал, что надо говорить, но точно знал, что скажет.

Думая о своем, Андрей не замечал слов Лехи.

– Так ты знаешь, что она мне сказала? – Лехины слова на какое-то мгновение возвратили Андрея к действительности.

– Кто? – переспросил Андрей.

– Как кто? – взорвался Леха. – Я тебе полчаса объясняю. Третий раз говорю, а ты ничего не слышишь! Бабка Маланья!

– И что она говорит?

– Зачем, говорит, тогда объявление написал?

– Какое объявление? Где?

– Да на магазине! Вот почитай!

Андрей взял в руки листок ученической тетрадки и, едва понимая строчки исковерканных, безграмотно начерканных букв, прочитал: «Продаецца харюс. Три торбы. Недорого. Приходить и обращацца к Лехе!»

Андрей в недоумении посмотрел на Леху:

– Не понял! Ты, что ли, писал? У тебя что, рыба есть?

Леха застонал от бессилия:

– Да сколько же тебе можно говорить? Нет у меня никакой рыбы!

– А кто же это тогда написал?

– А черт его знает! Во народ! Только позавчера вечером рассказал, как у меня медведь рыбу сожрал, а сегодня с самого утра пол поселка баб приходят и хариуса спрашивают! Надоели – нет никакого спасения! Уже человек сто приходило, и всем рыбу подавай!

До Андрея наконец-то дошло. Он так расхохотался, что мирно купавшаяся в дорожной пыли стая воробьев с громким чириканьем и треском мелькающих крыльев стремительно унеслась под спасительный кров крестовоздвиженской конюшни.

– Ну вот, и ты смеешься! Девки надо мной тоже хохочут... – сконфуженно сказал Леха и, задумчиво посмотрев куда-то в синь неба, стал рассуждать, кто мог написать на магазине такое объявление. – Наверное, девки написали... Точно они!.. Ну, я им сегодня прически-то расчешу!

С этими словами Леха вскочил и, размахивая руками и грозясь, торопливо пошел по улице. Андрей еще какое-то время смотрел товарищу вслед, со смехом представляя картину, как к Лехе со всего поселка идет народ за рыбой.

Эх, знать бы Андрею, что такого простого, безобидного, «блаженного» Леху с его фокусами и проделками, с его детской, быстро отходчивой обидой он видит в последний раз. Андрей не ведал, что уже завтра утром увидит своего товарища захваченным бедой, горем и диким страхом перед неизвестностью. Андрей не знал, что в то мгновение Леха не просто идет по улице, а идет навстречу своей судьбе, приготовившей ему врата ада. Он не знал, что эти врата открываются и для него...

В тот вечер Андрей встретил Машу в окружении подруг, у поселкового клуба. Как всегда, поднимая всеобщее настроение, рыжеволосый Колька растягивал меха своей двухрядки. Девчата, чествуя восемнадцатилетие Маши, наперебой выкрикивали частушки. Андрей подошел и еще раз поздравил девушку с днем рождения. Притихшие подруги, выслушав «официальную часть», вновь отрезали Машу от Андрея плотным кольцом. Еще не наступил «час пик», когда с наступлением сумерек молодежь расходится по парочкам. В этот вечер, как будто специально испытывая терпение Андрея, девчата очень долго кружили Машу, заговаривали разговорами и, взяв под руки, старались увести.

В темноте теплого вечера, заговорившись с парнями, он потерял ее из виду, а когда хватился, то не нашел в кругу девчат. Подруги шутили:

– Что, Андрейка, потерял свою любовь?

Он, не обращая внимания на издевки, поспешил к ее дому. Андрей боялся, что Маша может уйти домой, а в такое позднее время вызвать девушку на улицу не представлялось возможным. Но Маша ждала его под черемухой, где они проводили вечера.

Андрей подошел к ней и хотел что-то сказать, но она, не давая ему опомниться, быстро обвила руками его шею и замкнула его губы горячими губами: «Молчи!»

Бежевая полоска предстоящего рассвета легкой дымкой очертила зубчатые вершины гор, видневшиеся в рубчатый лаз амбарного сеновала. Яркие фонарики мерцающих звезд начали тускнеть, растекаться, лишь на западе все еще продолжали гореть разноцветными красками.