Текст книги "Фантом"

Автор книги: Владимир Губарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Дай бог, если так. Но в своей жизни я кое-что видел, в том числе и пожары на станциях, – возразил Кардашов, – данная ситуация не укладывается в привычные схемы... А я все-таки два десятка лет в атомной энергетике.

– Не вижу ничего страшного, если мы отправим детей отдыхать на праздники, – заметил секретарь райкома, – им это будет только на пользу.

– Уже и его перевоспитал?! – второй секретарь стукнул ладонью по столу. Вот так и рождается паника... Именно так!.. Люди ничего не понимают в этой самой вашей радиации, и у них забирают детей. Вы представляете, что начнется?

– Поймут, если объяснить, – спокойно заметил Кардашов.

– Думаю, тебе надо приказать Самойлову, чтобы он пока не активничал, сказал первый секретарь. – Я попытался это сделать, но он, видно, вышколен у тебя: нет, говорит, я выполняю распоряжения только начальника АЭС. А обком ему не указ? Не в этих выражениях, конечно, сказал, но по сути так.

– Молодец!

– Кардашов, не до шуток. Положение серьезное. Так можно и партбилет на этот стол положить. – Первый секретарь сказал эти слова медленно, чтобы у Кардашова не оставалось иллюзий, что именно так и будет, если он... Но Эрик Николаевич не дрогнул.

– Я прекрасно понимаю ситуацию и свое положение. – Он прямо посмотрел в глаза первому секретарю, и тот невольно отвел взгляд. – Прошу мне и работникам станции оказать необходимое содействие. В первую очередь транспортом и милицией. Надо установить жесткий контроль на дорогах. Мы не имеем права пропускать через область на Москву зараженные машины. И, во-вторых, все средства гражданской обороны необходимо подготовить к работе. Потом будет поздно. Только сейчас!

– Неужели вы думаете, что это все удастся сохранить в тайне? – удивился второй секретарь. – Представляете, дойдет до Москвы и, наконец, за границей узнают... Вы представляете, если тревога окажется ложной?

– За границей через несколько часов зафиксируют повышение радиационного фона, – заметил Кардашов, – и естественно, запросят у нас данные. У меня нет сомнений – так и будет!.. Через несколько часов ситуация будет ясной. Хорошо, что Тимофеев уже там... Даже если по официальным каналам мы ничего не получим, мы будем знать все...

– Тимофеев, Тимофеев... Он что у вас, маг и волшебник?

– Тема? – улыбнулся Эрик Николаевич. – Он – специалист высшей квалификации. И этим все сказано.

Все замолчали. Первый секретарь пристально смотрел на Кардашова. Тот выдержал его взгляд.

– Хорошо, директор, действуй, – сказал первый секретарь, – свою ответственность ты знаешь. А партбилетом дорожи. Мне не хотелось бы, чтобы он оказался на этом столе...

– Мы не заблудились? – водитель вопросительно посмотрел на Тимофеева.

– Нет, еще километров пятнадцать. Аэродром должен быть где-то здесь, неподалеку. Сам понимаешь, на карте он не обозначен, – ответил Тимофеев.

Послышался звук вертолета. Вскоре и он появился над проселочной дорогой, по которой пробирался "уазик" дозиметрического контроля. Вертолет ушел влево.

– Нам туда, – махнул Тимофеев, – видишь, не ошибся, хотя всего один раз был на этом аэродроме. Во время учебных сборов летали. Там базируется самолет гидромета, и если повезет... – он не закончил фразу, потому что над лесом появился еще один вертолет.

Уже три часа "уазик" пробирался по лесным дорогам соседней области. Изредка останавливались, Тимофеев проводил дозиметрические замеры, потом связывался по радио со станцией. Сообщал координаты места, передавал данные. Его сводки состояли из колонок цифр, в которых мог разобраться лишь сведущий человек.

Каждый раз водитель спрашивал:

– Ну как?

Тимофеев отвечал односложно:

– Без изменений.

Что именно в виду имел начальник дозиметрической службы станции, водитель не понимал; Тимофеев ("Тема", как звали его все на АЭС) слыл человеком замкнутым, неразговорчивым, и об этом знали все, в том числе и водитель, который на этот рейс попал в общем-то случайно, – он работал на "персоналках", но в минувшую ночь пошел на дежурство; таким образом шоферы "персоналок" подрабатывали. Все-таки и "ночные" платили, и "воскресные", так что за одну ночь набегала к зарплате тридцатка. Иногда удавалось дважды в месяц дежурить. Обычно можно и поспать, не более двух ездок случалось за ночь – в аэропорт или на вокзал, к самолету на Москву или утренний поезд встретить, а нынче субботний день пропал. Когда отсюда выберешься? Теперь уже до вечера... Так что у водителя настроение было испорчено, в душе он даже радовался, что попутчик оказался таким немногословным.

А Тимофеева терзали сомнения.

Зачем он здесь? Почему так упрямо рвется к этому аэродрому, на котором был много лет назад? Иное дело, если бы добраться до аварийной станции, но как известно, она далеко за рекой, что разделяет две республики, и моста в этих местах нет... Конечно, все, что сделано на их АЭС после аварии, верно – в этом он не сомневался, но нужно ли было ехать сюда? Не целесообразнее ли ждать информацию там, у себя? Ведь все сообщат обязательно... Но, может, сказать сегодня директору? Ведь они, дозиметристы, – его глаза и уши. Но пока Кардашов слеп и глух. А промедление в атомной промышленности смерти подобно. Это и Кардашов и Тимофеев уяснили еще на студенческой скамье. Работа на АЭС лишь подтверждала сию аксиому.

Тимофеев представил, как Эрик Николаевич посмотрит своими светло-голубыми, почти белесыми глазами, не скажет ничего, но на душе будет беспокойно: а вдруг он, Тимофеев, не оправдал надежд Кардашова? Неужели все иначе, чем ему представляется...

– Ясно, облако прошло, – вслух начал размышлять Тимофеев. Водитель удивленно посмотрел на него, мол, с чего бы сосед начал разговаривать...

– Я не очень-то понимаю в этом деле.

– Это я для себя, – спохватился Тимофеев. – Все-таки доберемся до аэродрома. Летчики – народ сведущий.

Они вновь замолчали. "Уазик" выскочил на опушку леса, впереди показались небольшие домики.

Три вертолета один за другим поднялись со взлетной площадки. Тимофеев без труда определил, что это военные машины. И тут же патруль, будто выросший из-под земли, приказал "уазику" остановиться.

Генералу было меньше сорока. Спортивный, подтянутый. Форма сидит ладно, будто влитая. Если бы не седина на висках, ему можно было бы дать и меньше.

Тимофеев представился.

– Присаживайтесь, – сказал генерал, – рад вас видеть.

Тимофеев растерялся.

– В общем-то я здесь оказался случайно.

– Значит, нам повезло, – сказал генерал, – вы нам нужны.

– Чем могу, готов помочь, – согласился Тимофеев, – но моя аппаратура не очень...

– У вас хоть что-то есть, – смягчился генерал, – а я не умею, да и не хочу действовать вслепую. Прошу сюда... – он пригласил Тимофеева к карте, – рисую обстановку. Вот объект. Мне приказали приготовить технику к атаке, простите, поправился генерал, – к работе над объектом. Сейчас готовятся на этой площадке, – он показал на карте промежуточный аэродром, – сетки с мешками, там разные компоненты – свинец, песок и еще что-то, это неважно. Мои орлы должны сбрасывать груз на объект. Условия трудные, здесь высокая труба, – палец генерала застыл на вентиляционной трубе станции, – надо зависать рядом и сбрасывать груз на объект... Дело усложняется тем, что можно находиться там очень короткое время... Пока не знаю, сколько... Неприятная штука эта самая радиация? – неожиданно спросил он.

– Невидимая. А главное – ничего не ощущаешь. И все зависит от полей... начал объяснять Тимофеев.

– Не образован, – усмехнулся генерал, – виноват, но не интересовался... Не довелось, – он будто оправдывался. – Обещали прислать спецов, но пока их нет. И где искать, не знаю. А командующий ясно определил: получишь приказ и лети! Не люблю работать вслепую. Все-таки ребята Афганистан прошли... Там поняли, что вслепую нельзя... Можете помочь?

Молодой генерал авиации нравился Тимофееву. Что-то в нем было от Кардашова.

– Надо лететь, – коротко сказал Тимофеев.

– Благодарю. Иного ответа не ждал. Хоть чуть-чуть обстановка прояснится. А потом вас доставлю домой. По воздуху, – и, заметив, что Тимофеев что-то хочет возразить, добавил, – ваш "уазик" – тоже. У нас в небе колдобин меньше, а мои орлы способны не только такие малютки возить, они у меня – богатыри... Я с вами полечу сам. Вперед! – генерал решительно направился к двери.

Уже на летном поле, заметив, что генерал и не думает переодеваться, Тимофеев остановил его:

– Форму лучше снять, что-нибудь попроще, чтобы не жалко было выбрасывать.

– Так серьезно? – удивился генерал.

– Если мои предположения верны, нужно обязательно переодеться, – настоял Тимофеев, – единственное, что могу сказать сейчас: с радиацией не следует шутить. Она этого не прощает.

Вертолет сначала шел над лесом. Потом под ними оказалась река. И отсюда открылась панорама города. 16-этажные белые здания, прямые проспекты, скверы, стадион.

– Ниже, ниже, – пытался перекричать шум винта Тимофеев.

Генерал кивнул. Хотя на нем была надета роба техника, шлем, из-под которого выбивались седые волосы, стоптанные сапоги, но тем не менее нечто "генеральское" в нем чувствовалось. Может быть, та уверенность и мастерство он управлял вертолетом легко, непринужденно, – которые не исчезли вместе со снятой формой.

Они летели над городом. Прогуливаясь внизу люди, на детских площадках играли малыши, у овощного киоска стояла очередь. Наверное, свежие огурцы завезли. Об огурцах Тимофеев подумал, потому что вчера у них на станции была их широкая распродажа. Почему здесь должно быть иначе?

Впрочем, Тимофеев лишь мельком взглянул вниз. Он не отрывался от своих приборов, которые он разместил за креслом пилота.

– Теперь к станции, – прокричал генерал.

– Выше и чуть в сторону, – ответил Тимофеев.

В это мгновение они оба увидели красную ракету. На АЭС заметили их вертолет.

– Выше, выше, – крикнул Тимофеев, он понял, что сигналят им. – И на максимальной скорости!

Они стремительно пронеслись над станцией. Внизу сновали бронетранспортеры, чуть в стороне стояли пожарные и санитарные машины. Людей рядом с поврежденным реактором не было.

– Ну что там? – крикнул генерал.

– Домой, – Тимофеев глянул на приборы и сразу все понял, – домой. Там объясню.

Кратер поврежденного блока светился. Свет был ярче солнечного. Значит, горел графит.

Аппаратуру "зашкалило". Стрелки легли на упоры. Приборы не могли работать при столь высоких уровнях полей.

– Запах чуешь? – опять крикнул генерал.

Тимофеев кивнул. Он не проронил ни слова до тех пор, пока вертолет не приземлился.

– Ну что? – генерал вопросительно смотрел на Тимофеева.

Винт еще вращался, но двигатель уже затих.

– Плохо. Без дозиметрической разведки летать нельзя. Надо еще подсчитать, но эти штуки, – Тимофеев показал на индивидуальные дозиметры, которыми был утыкан его карман, – покажут годовую дозу. Как говорится, носом чую, – мрачно улыбнулся он, – очень высокий уровень, воздух ионизирован. Без дозиметрического обеспечения летать нельзя, так и скажите своему начальству. Опять-таки считать надо, но приблизительно за два-три полета можно получить значительную дозу.

– Не пугай, – генерал насупился.

– Вам же больные орлы не нужны? – Тимофеев смотрел прямо в глаза генералу.

– Может быть, останешься у нас? – генерал обнял Тимофеева. – Сам понимаешь, как ваш брат нам нужен. Да и мужик ты, видно, из наших, авиационных...

– У меня другой профиль. Да и аппаратура для этого случая не годится. Тут другое нужно... И с одеждой. Пока у вас бани нет, контроля тоже – сбросьте. Потом постирать надо, когда наладится наша служба...

– Товарищ генерал, товарищ генерал! – к ним прямо по летному полю бежал посыльный. – Специалисты прибыли. Разворачивают дезактивационный пункт, и листы свинцовые привезли. Надо защищать машины. С ними начальство высокое, в том числе товарищ командующий...

– "Уазик" их отправили? – генерал показал на Тимофеева.

– Так точно. Шестнадцать минут назад.

– Хорошо. Отправьте и товарища дозиметриста, – генерал повернулся к Тимофееву, – спасибо вам. За службу и за дружбу. А уж раз там спецы приехали, разберемся. Наверное, теперь и на вашей станции дел невпроворот, летите. И еще раз спасибо, – генерал крепко пожал руку Тимофееву.

Генерал быстро зашагал в сторону домиков, в одном из которых находился штаб его части. Тимофеев смотрел ему вслед, будто сомневаясь: а действительно, не остаться ли ему здесь?

– Товарищ Тимофеев, вертолет к вылету готов, -дозиметрист обернулся, рядом по стойке смирно, приложив руку к козырьку стоял лейтенант, командир вертолета.

Тимофеев огорченно вздохнул, посмотрел на домики – генерал уже скрылся в одном из них.

– Ну что же, летим, – сказал он с сожалением, дома давно уже ждут.

Секретарь обкома читал докладную записку медленно. Лицо его нахмурилось.

Кардашов разглядывал полки с книгами, которые тянулись вдоль стены кабинета. Его заинтересовало полное издание Пушкина, он осторожно взял первый том. Такое издание он видел впервые – книга умещалась на ладони.

– Это подарок для делегатов съезда. – Секретарь обкома на секунду оторвался от чтения. – Осторожнее, берегу.

– Только взгляну, – отозвался Эрик Николаевич, – похищать не собираюсь.

– Сразу пересчитаю, так что не удастся, – не поднимая головы, заметил секретарь.

Тимофеев сидел за столом. Он достал из кармана индивидуальный дозиметр и машинально вертел его пальцами.

Наконец, секретарь закончил читать. Помолчал. Посмотрел на Кардашова – тот уже возвратился к столу, потом на Тимофеева.

– Лихая записка, – наконец нарушил он молчание. – Так и послали в Москву?

– Да, фельдсвязью, – спокойно ответил Эрик Николаевич, – думаю, уже в министерстве.

– А не думаешь, что там тоже кое-что соображают?! – Секретарь был явно не в духе. – Или здесь только такие башковитые, а?

– Соображают, конечно, – охотно согласился Кардашов, – но, во-первых, немногие из нынешних энергетиков, которые командуют атомными станциями, прошли и испытательный полигон и остальное. Они это только по учебникам знают, а мы на собственной шкуре проверили. И, во-вторых, добрый совет даже со стороны всегда полезен... Но не это главное. Я имею в виду ту часть записки, которая касается нашей области, и тех мер, которые надо предпринимать. Завтра-послезавтра появится необходимость эвакуировать три деревни – к этому нужно подготовиться и технически и морально. И, наконец, наши заслоны на дорогах уже не справляются – необходимо подключить милицию и гражданскую оборону.

– А такие штуки у нас есть? – Секретарь показал на дозиметр, который Тимофеев машинально крутил пальцами.

– Должны быть у гражданской обороны, – ответил тот, – их только зарядить надо. Но не в них проблема. Сейчас – главное на дорогах, а завтра – на полях и в деревнях.

– Шестнадцать машин мы задержали. Три из них так и не отмыли, пришлось временно изъять у владельцев, – сказал Кардашов.

– А они немедленно телеграмму в Москву, сразу в Центральный Комитет, мол, полное беззаконие творится в области, – секретарь откинулся в кресле, – мне уже позвонили и распорядились самым строжайшим образом наказать за самоуправство. То есть вас, Эрик Николаевич. Плюс к этому обвинили в том, что сеем панику. Такая информация ушла наверх. По каким каналам, не знаю, но нагоняй жду с минуты на минуту. А вы – об эвакуации... Да нас с вами сразу же эвакуируют, да так, что за всю жизнь не оправдаемся.

Кардашов встал. Тема вскочил следом.

– К сожалению, я рассчитывал на иное...

– Одни молчат, другие утверждают, что вы ошибаетесь, – секретарь будто оправдывался, – я не имею права не считаться с их мнением. С детьми-то как?

– Наш лагерь, имеем право предоставить его в распоряжение деревенских ребятишек, в порядке шефства, – сказал Кардашов. – И никто не упрекнет.

– Шефство – это хорошо. – Секретарь задумался. – К такому придраться невозможно... А остальное – повременим.

– У этих штучек, – Тимофеев показал дозиметр, – есть батарейки. Вернее, он работает, если есть батарейка. Так вот их на складах может не оказаться...

– Не волнуйтесь. Я распоряжусь, чтобы обязательно проверили. Да и подготовились на всякий случай. Но принимать окончательное решение не могу... Не имею права...

– Мне жаль Москву, – сказал Кардашов, – "грязные" машины постараются проскочить по окружным дорогам. На магистрали уже заторы, начнут объезжать, а значит, потащат "грязь" по области. Потом придется разыскивать эти машины... К сожалению, многие бегут... У нас в поселке около четырех тысяч личных машин атомщики живут неплохо. И там не меньше. И будут бежать. До официальной эвакуации.

– Вы уверены; она будет? – спросил секретарь.

За директора ответил Тимофеев:

– Судя по тому, что я видел, хотя и мельком, обязательно. Это не та авария, которую легко ликвидировать. Горит графит, а значит, активная зона раскалена или раскаляется. Ее быстро не остудишь – да и неизвестно, как ее охлаждать... Насколько я знаю, таких аварий в атомной энергетике не случалось.

– Будем надеяться на лучшее, – секретарь протянул руку, – мне кажется, вы все-таки ошибаетесь.

Кардашов не ответил. Молча протянул руку секретарю, постоял еще секунду и потом решительно направился к двери. Тимофеев кивнул секретарю и так же, как Кардашов, у порога не остановился и не оглянулся.

Секретарь подошел к книжной полке, поправил томик Пушкина.

В дверях появилась референт.

– Вызови ко мне начальника гражданской обороны и начальство из облздрава, – сказал секретарь, – да побыстрее, пожалуйста.

– Перекусим у меня. Светлана, наверное, уже вернулась. Кстати, сколько времени-то? – спросил Кардашов.

– Двенадцатый, – ответил Тимофеев.

– Быстро день пролетел, – заключил Кардашов. – Жена еще в отпуске?

– После праздников вернется, числа десятого, – сказал Тимофеев, – так что пока в холостяках.

Они не обсуждали то, что произошло в кабинете секретаря обкома. Его тоже можно понять – доверяй, но проверяй. А у кого проверишь?

Эрик Николаевич вел "Жигули" уверенно, не торопясь. Тимофеева укачивало, он закрыл глаза, задремал. Все-таки намучился за день.

– Да и положу у себя, – сказал Кардашов. – Светка диван купила – роскошь!

– Светлана Олеговна – хозяйственная, – Тимофеев открыл глаза. – Я ее всегда в пример ставлю...

– Тебе грех жаловаться... Вот и приехали.

Кардашов поставил "Жигули" на привычное место, проверил дверцы – запер ли? – и по привычке посмотрел вверх.

– Дома, хозяйничает на кухне, так что голодными не будем, – сказал Эрик Николаевич, – пошли.

Дверь открыла Светлана.

– Наконец-то. Заждались, – она улыбалась. – Тема, рада, что и ты приехал. Мы ждем уже почти час...

В проеме двери показался Самойлов.

– Пельмени – пальчики оближешь. Сибирские, – рукава у Самойлова закатаны, фартук повязан аккуратно, было видно, любил Самойлов готовить. – Светлана у вас, Эрик Николаевич, московская женщина, а настоящие красноярские пельмени и в глаза не видывала... Так что обучаю.

– Ой, товарищи-граждане, но ведь почти сутки ничего не ел, – закричал Тимофеев, – где, где эти пельмени?! – он направился на кухню.

– Как дела? – Эрик Николаевич смотрел на Светлану.

– Все нормально. Дети осмотрены и отправлены. Твой заместитель умеет работать. У него в пионерлагере все по струночке ходят.

– Я просто там военное положение объявил, – доложил Самойлов, – теперь дети уже спят. А какое ликование у них было, когда узнали, что каникулы! Им же еще три недели учиться, а тут – каникулы!

– Учебу можно и в пионерлагере организовать, – буркнул Кардашов.

– Вот этого народ не поймет, – рассмеялся Самойлов, – тем более, что я эту публику, ребят то бишь, вполне официально заверил, что лично прекращаю всяческие занятия. Мол, надо окрепнуть, спортом заниматься, а то все побледнели от этих уроков...

– Самойлов – оратор, – добавила Светлана, – он такую речь перед ребятами закатил, что они рвались в пионерлагерь. Родителей нам даже уговаривать не пришлось, сами ребята все организовали. Большинство подумало, что у них по программе такое организовано. Есть там всякие игры – "Зарница", "Следопыты" и еще в этом роде... Не беспокойтесь, Эрик Николаевич, эта часть операции прошла гладко и четко. Без происшествий... Да проходите вы, пора за пельмени браться.

Пельмени и впрямь были отменные. И четверти часа не прошло, как огромная миска опустела. Проголодались все.

Зазвонил телефон.

– Нет, не спит, сейчас позову...

Кардашов слушал молча. Потом положил трубку.

– Что? – не удержался Самойлов.

– Звонил Первый. Сказал, что скоро будет сообщение от Совета Министров СССР. Правительственная комиссия уже на месте. Ее распоряжения – для всех обязательны. И никакой самодеятельности.

– Я все-таки в деревне с мужиками потолковал, тет-а-тет, так сказать, признался Самойлов, – чтобы потихоньку готовились к отъезду дней на десять пятнадцать. Мужики поняли правильно. Войну прошли, знают, что делать, когда нагрянет беда.

– Сейчас не война, – жестко заметил Эрик Николаевич. – Будем ждать решений комиссии. Через четыре дня праздник, торжественное заседание надо провести. Потом День Победы... И еще. Завтра же надо полную инвентаризацию станции, просмотреть каждый блок, все службы. И у нас подраспустились люди, слишком уж благодушное настроение. Да и случай с операторами быстро забыли. Помните, с запашком на работу явились? Пожалели, не хотелось биографию портить. А теперь чувствую, что зря... В общем, завтра наша главная забота – полный порядок на станции. Везде и во всем.

Где бы ни бывал Кардашов в день 9 мая – в Москве или Ленинграде, Смоленске или Свердловске, он всегда шел на то место, куда стекались в этот день фронтовики. Нет, ему не довелось самому быть даже вблизи фронта – семью эвакуировали в Фергану, оттуда они с матерью вернулись лишь через два года после Победы. А отец... отец "пропал без вести" в 41-м, и так и не удалось выяснить, где именно он погиб, известно, что в Белоруссии – и только. Отец был в пехоте, рядовым бойцом...

Как обычно, в восемь утра Эрик Николаевич заехал на АЭС, прошел по дежурным сменам всех четырех блоков, на третьем встретил Тимофеева, и он увязался за директором в парк, где сегодня встречались фронтовики.

Гремел духовой оркестр. Звучали до боли знакомые мелодии военных лет. День был ясным, солнечным, праздничным. Привычные плакаты: "4-й отдельный артбатальон", "Ищу однополчан", "Воевал в Восточной Пруссии", "С кем брал Берлин? Отзовитесь" – и многочисленные самодельные стендики с фотографиями молодых парней, большинства из которых уже давно не было среди живых.

Сбившись в кучки, фронтовые друзья пели, разговаривали, кое-кто танцевал. Эрик Николаевич и Тема пробирались сквозь толпу: какой-то определенной цели у них не было, хотелось просто побыть в кругу фронтовиков.

У центральной эстрады парка, на которой давали свой концерт школьники, сгруппировались бывшие партизаны. В центре круга – секретарь обкома, в старенькой потертой гимнастерке, с тремя боевыми орденами – другие награды в этот день он не надевал. Рядом с ним молодой генерал авиации. Тимофеев сразу узнал его.

– Тот самый, – толкнул он Кардашова, – с ним я летал тогда на разведку...

Секретарь обкома заметил директора АЭС.

– Ну, атомный бог, иди сюда, познакомлю, – позвал он Кардашова и что-то сказал генералу. Тот с любопытством посмотрел на Эрика Николаевича.

Поздоровались. Рука у летчика была крепкой, жилистой.

– Его батя, – секретарь представил генерала, – к нам летал, на партизанском аэродроме раз сто приземлялся. Мы на него молились. Но за всю войну лишь до майора дослужился, а сын-то, гляди, уже генерал!

Секретарь повернулся к Кардашову.

– А это начальник атомной станции. Пока нашей, а не той, где тебе пришлось...

Генерал едва заметно подмигнул секретарю:

– Военная тайна. Мне положено молчать... Это я, так сказать, по давнему знакомству... У вас на станции, – обратился генерал к Кардашову, – отличный парень есть. Дозиметрист. Я с ним летал...

– Тема, – позвал Эрик Николаевич.

– Точно! – обрадовался генерал.

Тимофеев пробился к ним. Генерал обнял его, расцеловал.

– Великолепный мужик! – Летчик не выпускал Тимофеева. – Он меня сориентировал. Не слепыми кутятами летали, а грамотно. В общем, накрыли кратер сверху аккуратно и быстро.

– Наслышаны о подвиге вертолетчиков, наслышаны, – подтвердил секретарь обкома. – Во всех газетах о вас пишут.

– Нет, теперь не о нас, о других, – возразил генерал, – мы свое получили и улетели. Два месяца отпуска каждому. Веселенькая работка была... – задумчиво добавил он. – А тебе, дозиметрист, великое спасибо. Помнишь, приборы у тебя зашкалило. Так там много было.

– Знаю, – подтвердил Тимофеев. – Теперь знаю, а тогда слепым был.

Секретарь отозвал Кардашова в сторонку.

– Пару слов, по секрету, – сказал он. – Имей в виду, вашу бумагу я тогда сразу направил в ЦК. Ее оценили по достоинству, очень помогла... И еще. Есть мнение, что тебя следует назначить начальником той АЭС. Там энергоблоки нужно пускать в работу. Хочу предупредить: твою кандидатуру буду поддерживать самым решительным образом. Мнения твоего не спрашиваю, но на всякий случай будь готов.

– Я попросился туда еще в апреле. Доверят – поеду, – ответил Эрик Николаевич.

Ни секретарь, ни Кардашов не догадывались, что решение о новом директоре АЭС будет принято через несколько дней...

– Это контрольно-пропускной пункт, – шофер показал на шлагбаум, будку на шоссе, колонну машин, которые дожидались в очереди. – Здесь вас должны встречать.

– Остановите, – распорядился Кардашов, – пройдусь. Тут минут сорок простоять придется...

– Так не надо, – усмехнулся шофер, – "Волги" могут и без очереди. Да и пропуск у нас могучий, – он показал на ветровое стекло, – только честь отдают,

– Ждите, – приказал Кардашов, – а я посмотрю, что там...

Он вышел из машины.

Колонна грузовиков двигалась медленно. На обочине собрались водители, курили.

Кардашов достал сигареты, попросил прикурить. Водители расступились, приняв его в свой круг.

– Подзаработаю, и сразу на юг, к морю, – усатый водитель продолжал прерванную беседу, – все-таки тысчонка за месяц набежит, хотя ребята там, на площадке, и побольше зашибают.

– Им в "намордниках" приходится, а мы на свежем воздухе, – бросил реплику другой водитель. Пожалуй, он был помоложе других.

– Тебе не намордник надо, а... – усатый шофер сделал выразительный жест, и все расхохотались. Кардашов тоже улыбнулся.

– Хорошо платят? – спросил он, когда смех затих.

– Из новеньких? – пожилой водитель смотрел вопросительно.

Эрик Николаевич кивнул.

– Заработать можно. Пятикратка все-таки, – охотно объяснил молодой водитель. – Где такое есть?

– Но, наверное, крутиться приходится... – заметил Кардашов.

– Стоять, браток, стоять, – возразил усатый шофер. – Мы больше стоим у разных пунктов, но главное, в зону попасть, а остальное значения не имеет. Разве не знаешь: солдат спит, служба идет. Так и у нас. Тут за гнилую атмосферу платят, воздух-то, знаешь, какой вредный? Он весь из радиации...

– Что-то незаметно, – улыбнулся Эрик Николаевич. – Вот курите, стоите...

– Так надоело уже, пугали, пугали... Это те, кто первый день тут, в намордниках бегают, а потом надоедают они... Там, на площадке, без них нельзя, а тут одни слова да проверки.

Колонна грузовиков медленно тронулась. Водители заспешили к своим машинам. Кардашов направился к контрольно-пропускному пункту.

Два милиционера тщательно изучали документы водителя. Тот терпеливо ждал, когда они проверят номера машины, груз в кузове.

– И много "зайцев" задержали? – спросил Кардашов.

– Не мешайте работать, гражданин, – постовой мельком глянул на Кардашова. – И вернитесь, пожалуйста, к своему автомобилю.

– Наконец-то, Эрик Николаевич, заждались! – вдруг услышал Кардашов. Он обернулся. К нему спешил капитан Недогонов. – А мне телефонируют: прибудет Кардашов на КПП, встретить и немедленно сообщить. Жду, жду, а вас все нет...

Эрик Николаевич протянул руку капитану.

– Рад, что встретились. Вы уехали так неожиданно, не успел даже попрощаться. Освоились?

– Командую... Вы теперь к нам, на две недели или насовсем?

– Почему на две недели? – удивился Кардашов.

– Так смена столько длится. Уезжают. Не все остаются, – пояснил Недогонов.

– Но вы же...

– Так я военный человек, – перебил Недогонов, – у нас другие законы.

– Насовсем... Вот я тут поинтересовался: много ли "зайцев" едет в зону, ну те, которые без пропусков и документов?

– Без пропусков – бывает, а "зайцев", ну тех, кому без дела, пока нет... Грибы пойдут, тогда, наверное, и появятся. А сейчас – нету, – охотно объяснил капитан.

– Так зачем же держите всех? – спросил Кардашов. – На обратном пути проверка, это понятно, чтобы "чистыми" ушли из зоны. А туда-то зачем?

– Приказ. Три рапорта написал начальству, мол, не следует этого делать, сказал Недогонов, – но ответ короткий: приказано – выполняй.

– Ясно, – нахмурился Эрик Николаевич, – со мной поедете? Проводите?

– С удовольствием, с великим удовольствием, – повторил Недогонов, – вот только сообщу...

– Не надо, нагрянем без звонков, – перебил Кардашов. – Зачем людей от дела отрывать... Тимофеев там, в штабе?

– Наверное, на объекте. Три дня, как прибыл, и сразу на станцию. Но, возможно, сейчас в штабе – там вас ждут.

"Волга" поравнялась с ними. Кардашов и Недогонов сели в нее. Милиционер открыл шлагбаум и приложил руку к козырьку.

Проехали КПП. И сразу же за ним увидели табличку: "Обочина заражена. Съезд и остановка категорически запрещены".

Было начало июня, но леса вдоль дороги давно уже потеряли свой привычный зеленый цвет. Деревья стояли серыми, одинаковыми. Они были покрыты тончайшей пленкой – дезактивационной жидкостью, а потому казались безжизненными. Кардашов вспомнил роман братьев Стругацких. Конечно же, будто это сюжет из их "Пикника на обочине".

Еще в Москве он понял, что уже многое сделано здесь, в зоне. Его утверждение директором АЭС проходило трудно, хотя и быстро – пришлось побывать во многих кабинетах, говорить с десятками людей в разных министерствах и ведомствах. Его собеседники пытались выяснить, можно ли доверить Кардашову такое дело, а он, в свою очередь, выяснял обстановку на станции. Да, сделано много, но никто не мог сказать, когда именно можно пускать в работу те блоки АЭС, которые сразу после аварии были заморожены. А энергия, ох, как нужна! Области, городам, стране... Да и зима не за горами, а тогда без этой АЭС будет совсем трудно.

В Центральном Комитете ему так и сказали: твое дело, Кардашов, вернуть первый и второй энергоблоки к жизни. Они обязаны работать! Ну, а окончательная ликвидация аварии – забота остальных, гражданских и военных... И хотя и секретарь ЦК, и Кардашов прекрасно понимали, что одно с другим неразделимо, тем не менее конечная цель была поставлена верно: к зиме два блока АЭС должны действовать.