Текст книги "Чудные зерна: сибирские сказы"
Автор книги: Владимир Галкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Заветная поляна
Жили в таёжной деревне Тойской Парфен да Марья. Хлебом своим кормились, богатым не кланялись. Как-то зимой поехал Парфен на реку сети проверять, да по неосторожности в прорубь угодил. Изловчился, однако, на лед выбрался. Бухнулся в сани, погнал лошадь в село. Да морозище коркой ледяной по рукам-ногам сковал, не доехал, застыл в дороге.
Трудно стало Марье. Хозяйство без мужика, и детей на руках двое – Васятка да Аннушка.
Только одна беда в дом не идет – другую за собой тащит. Надсадилась на мужичьей работе Марья, да и слегла. Похворала недельку, а почуяв, что смерть пришла, позвала детей. Васятка-то совсем малолеток – сидит под лавкой, рёвом ревет; Анютка большенькой уже была – прикусила губёнку, подошла к матери.
– Смотри, дочка, береги себя и братца. От дома не отлучайся, бедных людей не гнушайся, богатых опасайся.
Сказала и умерла.
Зажила Анютка, как мать наказывала: дом прибирала, за братцем смотрела, и люди, чем могли, ей помогали. Вот и девушкой стала: замуж пора. Да случилась беда большая – загорелась баня у одного ротозея, искры ветром понесло, а сушь стояла, и заполыхало села в разных концах жарким пламенем. Вмиг полсела выгорело. И Анюткина изба сгорела. Только братца успела спасти. Идти Анютке некуда. Пришлось к богатому мужику в работники наниматься. Крысаном его звали.
Работает Анютка, старается, а Крысан все кричит:
– Кормлю вас, дармоедов!
Дочери его Малашка да Наташка того больше злятся: Анютка, вишь, лицом чистенькой была, походка лёгонькая, а те – рябые, жирные, как гусыни откормленные, при каждом шаге охали да ахали.
Вот и невзлюбили красоту; матери жалуются:
– Женихов наших отобьёт, парни многие на неё засматриваются. Вон и Федька зенки на нее пялит.
Федька, хозяйский сын, был полудурок. Видит, что за Анютку никто не вступается, начал к ней приставать. Уследил как-то в сенях, когда она за водой ходила, давай лапаться. Анютка изловчилась и надела ведро дураку на голову, да еще коромыслом по хребту ударила. После забоялась: «Выгонит хозяин, куда с братцем пойду?»
Но Федька хоть и дурак, а понимал, что на смех поднимут – эко девка парня угостила. Смолчал и приставать перестал.
Так зима прошла. Летом Анютке вольготней: хозяин в поле на покос либо в город уедет, а хозяйка с дочерьми в саду чай сосут из блюдечек. Анютка же в лесу грибы да ягоды собирает. В одной руке лукошко, другой Васятку ведет. И ему спокойней – от тычков подальше.
Как-то набрели на подранка – оленёнка хроменького. Анютка ему рану в ручейке обмыла, листик целебный приложила, травинкой перевязала. Оленёнок скоро поправился, побежал резво, а за ним Васятка вприпрыжку. Потянулись с того дня к Анютке зверюги хворые: то зайка прибежит с рваным ухом – от собак спасался, то горлица прилетит с крылом перебитым, раз даже медвежонку занозу из лапы вытащили. Всем помогала, и всяк зверь в тайге знал её и любил. Только однажды почувствовала: будто глядит на неё из-за кустов кто-то. Оглянется – никого. И так всегда: войдёт в лес и почувствует – кто-то стоит, на неё глядит. Иной раз услышит – сучок треснет, либо веточка заколышется. Оглянется – опять никого. Забоялась было Анютка, но потом подумала: «Кажется всё». Но спиной чувствовала чей-то взгляд на себе. От этого и боязно и отрадно.
Пролетело лето, отхлюпала осень дождями, зима с морозами на санях прикатила. В лес теперь не выберешься. Хуже прежнего Анютке стало. Крысан все кричит:
– Проедаете больше, чем работаете!
Малашка с Наташкой задурили. Однажды вечером похлёбку из свежих грибов затребовали. У Анютки грибов полный короб насушен, а им свежих вынь да подай.
– Какие сейчас грибы?! – взмолилась была. – Зима!
Но Наташка с Малашкой и слушать не хотят, кричат:
– Давай грибов свежих!
В это время Федька в избу вбежал. Перепуганный, дышит часто, мычит, выпученными глазами на окошко показывает.
Долго от него слова добиться не могли, но потом отошел, рассказал. Шли, дескать, парни гурьбой по селу, и Федька с ними. Вдруг с Крысанова плетня медведя увидали. Ясное дело, кто за кол схватился, кто за ружьём побежал. А медведь спокойно так на дорогу вышел – на самое видное, место. И увидали все – не простой он, не бурый. Шкура серебром переливается, ярко светится, глаза слепит. Парни-то со страху колья, ружья побросали и – врассыпную. А Федька перемахнул через плетень да в избу и заскочил.
Однако не поверили хозяин с хозяйкой – мало ли что дураку примерещится. К соседским ребятам сходили, а тем стыдно, что целой ватагой медведя испугались, условились на Федьку свалить – он, дескать, крикнул, они не разобрались, а это корова была.
Вернулись хозяин с хозяйкой злые, на Анютку напустились:
– Почему сор в избе?! Почему ухват не на месте?!
Малашка с Наташкой своё занудили:
– Хотим грибов белых! И всё!
Хозяин и взревел дурным голосом:
– Ступай в лес, без грибов не возвращайся, не то выкину обоих на улицу.
Сам доволен, что зло сорвал, а Анютке деваться некуда. Собралась, поцеловала тайком Васятку, вышла на крылечко. А уж ночь была. Кругом темень непроглядная, но вступила на землю Анютка и заметила – вроде светлеть стало, ветерок тёплый-тёплый подул. И чувствует, как летом, в лесу, смотрит на неё кто-то. Подошла к калитке, глянула и диву далась: стоит у плетня лукошко, грибов белых полнёхонько: один к одному, только что сорванные. Анютка и не знает, что делать. Вдруг кто-то за спиной сказал шёпотом:
– Бери, девушка, грибы, не бойся.
Удивилась, спросила негромко:
– Ктой-то здесь? Покажись, добрый человек.
Но никто не ответил, лишь облачко невдалеке показалось и растаяло.
Взяла Анютка лукошко, внесла в избу, на стол тихонько поставила, сама спать легла.
Утром проснулись хозяин с хозяйкой, удивились:
– Летом грибов не всякий раз наберешь, а она, гляди-ка, сейчас белых принесла!
Смекнул Крысан:
– Грибки зимой в цене, барину коли в город отвезти, хорошую деньгу получить можно.
Съездил, и правда – немалые деньги привёз. Ну и надумал опять в лес Анютку отправить: «Авось еще принесёт».
Делать нечего, не скажешь ведь, что грибы у калитки нашла, не поверят. А уж снег повалил, ветер студёный подул. Еле добрела Анютка до леса. А как вошла, так сразу тихо стало: снег валить перестал, ветер не дует.
Бредёт по заячьей тропинке, дырявыми валенками по снегу похрустывает, а у самой из головы не выходит: «Кто грибы у калитки поставил? Кто говорил ласковым голосом?»
Чувствует – будто опять на неё глядит кто-то, и теплей на душе становится. Поглядела по сторонам, прислушалась – никого не видно. Лишь стоят вперемежку сосны да ели, вершинами тихо помахивают – словно кланяются.
Побрела дальше по следам заячьим и вышла на большую поляну, белым снегом покрытую. Посреди ель стоит вековая – стройная, высокая, вершиной в небо уперлась. Тропа к ней ведет.
Подошла Анютка, глянула и руками развела: стоит под елью корзина с грибами белыми, словно в подарок приготовлена.
«Кто же поставил?»
Только подумала, знакомый голос за спиной:
– Бери, девушка, не бойся, за доброту твою лес дарит грибы.
Как ни смотрела Анютка – никого не увидела, как ни просила – никто не отозвался. Только на душе теплей.
Взяла корзину, оглянулась в последний раз и направилась в обратный путь.
Но как из леса вышла, тепло вдруг исчезло куда-то, будто его и не было. Опять ветер подул, снег повалил. Еле добрела до села. Зашла в избу – хозяин руками развёл:
– Ну-у.у-у… не думал, что принесёт!
Повёз грибы в город, опять деньги получил. Подумал однажды: «Где ж это она грибы берёт?… Никак, напрятала летом в лесу, а сейчас таскает».
Но потом решил: «Пусть ещё сходит; коли принесёт – значит, много их там».
Дал ей на этот раз большую корзину. Вытолкнул на крыльцо и захлопнул дверь.
Вернулась Анютка в лес, на заячью тропу набрела, на знакомую полянку вышла и опять чувствует, будто смотрит на неё кто-то. А на душе так легко и светло стало, что не выдержала, спросила громко:
– Покажись, добрый человек, зачем прячешься?!
Знакомый голос ответил:
– А не забоишься?
– Чего ж я забоюсь, коли душа у тебя добрая, – ответила смело Анютка. – Покажись.
Только успела сказать, как заклубилось перед ней белое облачко, голубым светом засветилось, растаяло. И встал огромный медведь: шкура серебряным светом переливается, искорки от неё отскакивают. Стоит Анютка завороженная, слова не вымолвит. А медведь голосом человеческим:
– Не бойся, девушка, не бойся, милая.
Анютка и так видит, что медведь не страшный: его и зайцы не боятся – сидят рядом, ушками шевелят, лапками перебирают, а белки-резвушки по ели зеленой прыгают, весело посвистывают. Взял медведь Анютку за руку, повел вокруг ели. Обошли. Она глазам не верит – лес вроде тот , и ель, и поляна, а зимы нет: цветет всё, зеленеет вокруг, на деревьях птицы поют, над цветами шмели жужжат.
Протерла Анютка глаза кулачком, воскликнула:
– Уж не спится ли мне?!
А медведь засмеялся, пошел ещё раз вокруг ели, и вышел из-за неё богатырь-молодец. У Анютки сердечко и затрепетало, словно птенец на ладони. Никогда такого красавца не видывала: кудри до плеч вьются; в глазах синь небесная. Подкосились у Анютки колени, но подхватил её молодец на руки, зашептал слова ласковые:
– Милая Аннушка, ненаглядная. Давно за тобой наблюдаю, по душе пришлась – будь мне женой, тайге хозяйкой!
Только успел сказать, как выскочили на полянку зайцы, в лапках по большому белому грибу держат, сложили все грибы в Анютину корзину, сели рядышком. А молодец сказал:
– Отнеси, Аннушка, грибы хозяину в последний раз, а сама с братцем к нам приходи, вместе жить станем. Хозяину накажи, чтоб в лес не показывался, не то худо ему будет.
Поклонилась, хотела было корзину взять, да где ж ей такую тяжесть унести? Молодец взглянул на корзину, да так пристально, что она сразу в маленькое лукошко превратилась. Подал Анютке и сказал:
– Неси домой, да не ставь где-нибудь на дороге, не то опять в большую превратится – не донесёшь.
Поклонилась Анютка в пояс, взяла лукошко и пошла в село. А как вернулась, лукошко на крыльцо поставила, так оно в большую корзину на глазах превратилось: с места не сдвинешь.
Выскочили хозяин с хозяйкой на крыльцо, за ними Федька-дурак с жирными сёстрами, еле втащили корзину в избу. Крысан совсем задурил от алчности, орёт на весь двор:
– Запрягай лошадей, Фёдор. В лес поедем, найдём, где она грибы прячет.
Анютка вспомнила наказ молодца, чтоб хозяин в лес не показывался. Хотела сказать, но тот слушать не хочет, кричит:
– Несите короба, да побольше, враз увезти надо, чтоб другим не досталось!
Фёдор лошадь в сани запряг, подвёл к крыльцу. Сел Крысан, Анютке приказал садиться. Но та стоит, ехать не хочет. «Нельзя, – говорит, – и все тут». Схватил тогда Крысан кнут, хлестанул Анютку. Упала она от боли на землю, но слова не вымолвила.
Братец Васятка увидел, что сестрёнку бьют, вцепился ручонками в хозяина, плачет:
– Не бей сестрёнку! Не бей родненькую!
Крысан понял, что Анютка ничего не скажет, схватил Васятку, засверкал глазами, зарычал:
– Не поедешь – ему достанется!
Делать нечего – взяла Васятку на руки, прижала к груди, села в сани. Обрадовался Крысан, махнул Федьке рукой – гони, мол, быстрее. Въехали в лес.
– Показывай, – говорит Крысан, – где грибы брала?
Анютка туда-сюда глядит, а полянки той нет. Увидит ель большую, подъедут – ан нет, место не то. Крутил, крутил Крысан по тайге, разозлился вконец, схватил Анютку за косу – хотел кнутом по спине хлестануть, да Федюха заорал дурным голосом. Оглянулся Крысан, и ноги от страха к земле приросли: стоит перед ним огромный медведь, пасть оскалил, вот-вот лапой ухватит. Закричала тогда Анютка:
– Не надо, медведушка, не надо, батюшка, бог с ним, пусть живет – человек ведь!
Но медведь зарычал грозно:
– Не может он человеком называться, коли душу злую имеет. Нет такому прощения!
Взглянул медведь в глаза Крысановы, да так пристально, что Крысан вдруг уменьшаться в росте стал. Нос удлинился, руки к плечам подобрались, ещё немного и… в крысу превратился. Засверкал злыми глазёнками, зубами защёлкал, побежал в кусты. А хвост длинный, будто кнут, за ним поволочился.
Охнул Федюха, глаза выпучил и погнал лошадь из леса.
А медведь обернулся молодцем, подошел к Анютке, успокоил ласковым голосом и повёл ее с братцем на полянку заветную.
Золотые рога
Жил в одном селе охотник Кузьма с женой Устиньей и сыном Свиридкой, а с ними – дедка старый, Егор. Как-то уехал Кузьма с женой в город. Свиридка с дедом остался. А в это время купцы богатые охотиться приехали – шуму в тайге понаделали.
Сидят вечером Егор со Свиридкой в избе. Дед валенки чинит, байки шутейные рассказывает. Внук хохочет, заливается. Вдруг под окном топоток, будто жеребчик прыгает. Выскочил на крыльцо Егор с ружьём, за ним Свиридка, глядят – лосёнок, мордой к ним тычется, ревёт жалостно.
Парнишка стал просить:
– Оставим лосёнка, поди, мамку потерял, а утром выпустим.
Дед глянул на внука, улыбнулся. Так и оставили. Утром Егор в тайгу ушел, а вернулся черней тучи. Свиридка к нему:
– Нашел мамку лосиную?
Промолчал старик, но Свиридка не отстаёт:
– Сказывай, чего молчишь?!
Егор махнул рукой сокрушённо:
– Нет у него теперь мамки – те купцы, что намедни приезжали, сгубили её. Губы, звери, отрезали, а самою в овраг сбросили.
Заплакал Свиридка, побежал во двор, за шею лосёнка обнял: «Бедненький».
Вскоре отец с матерью вернулись, узнали, в чём дело. Теперь уже дед со внуком за лосёнка просят:
– Куда ж ему без мамки? В тайге снег скоро ляжет. Пусть вместе с коровой в стайке живет.
Отец с матерью пожалели, оставили.
Вскоре осень прошла, зима наступила. Лосёнок выше Свиридки подрос, на голове рожки проглянули, поблескивают, будто позолоченные. Соседи и говорят:
– Ишь, золоторогий какой!
Вырос лосёнок, и рога выросли, только темней стали, потом совсем потускнели, но люди всё равно его золоторогим кликали. А Свиридка вместо коня стал запрягать. За вожжи возьмёт, сам на лыжи встанет, помчит его лосёнок по глубокому снегу – обоим забава!
Люди их дружбе дивуются: куда один – туда и другой. Свиридку так и прозвали: «Лосиный пастух».
Но вот зима отбуранила. Свиридка подрос, вытянулся, а дружок его в здоровенного лося вымахал, рожищи огромные накинул.
Весной те купцы, что осенью в тайге безобразили, опять приехали. Увидели – лось парнишку на себе по селу катает, пристали к отцу Свиридкиному:
– Продай,– говорят,– лося, мы его в тайге выпустим и охоту на него устроим…
Кузьма помрачнел, Устинья брови нахмурила. А купцы, знай, уговаривают, деньги большие сулят. Не выдержал тут старый Егор, соскочил с печи, закричал:
– Я вот вам устрою охоту! Уж так устрою!..
Схватил берданку со стены и в потолок выпалил.
Купцов только и видели… А Свиридка на всякий случай лося подальше в тайгу увел, да и выпустил.
…Скоро лето пролетело, за ним осень забагрянилась. А потом и новая зима наступила. Свиридка сам уж на охоту стал ходить, да и забрел однажды в глушь. А дело к вечеру. Сумерки над тайгой сгущаются, сосны да кедры чёрной стеной стоят, сучья корявые за шубейку цепляются, и снег глубокий. Устал шибко, но вот луна взошла, идти легче. Свиридка меж деревьями полянку увидел, лунным светом залитую. Вдруг впереди огоньки зеленые вспыхнули и засуетились. Волки!
Кинулся Свиридка в сторону, да разве от стаи уйдешь? Хитрость нужна.
Глядит, впереди овражек небольшой, за ним сосна кривая – забраться легко. А с неё палить по волкам из берданы.
Покатил Свиридка вниз, да ногой зацепил о коряжину – полетел кубарем, головой о пенёк ударился, в глазах потемнело.
Долго лежал, только почувствовал вдруг дыхание на лице тёплое. Открыл глаза – перед ним лось огромный, губами влажными щеки его трогает.
«Да ведь это лосенок мой, – обрадовался . Свиридка. – Ишь какой вымахал! А где волки?»
Пошевелил он руками, ногами – вроде целы. Привстал и ахнул – рядом три матерых волчища лежат, у одного череп снесен, у других брюха распороты. Но и у лося бока в крови.
Понял Свиридка, кому жизнью обязан, обнял лося за шею. Сохатый привстал на колени, Свиридка на спину ему вскарабкался. И побежал лось по глубокому снегу в село…
Свиридка деду и отцу с матерью рассказал всё, как было, а те уж и не знают, чем сохатому угодить: хлебца ему дают, овсеца в корчаге подсовывают. Так лось опять у них зиму и весну прожил, но летом все чаще в лес поглядывать стал.
Как-то к осени вёз верхом Свиридку по вырубке, навстречу две лосихи из леса вышли, увидели Свиридку и за деревьями скрылись. Лось за ними и кинулся. Насилу Свиридка друга удержал, а вечером деду все рассказал.
Старый Егор прищурился, крякнул в кулак и сказал:
– Вот ведь, Свиря, дело какое: тебе шашнадцатый годок только, а к девчатам вечерком ты давно стрекаешь. Не к дружкам, не отмахивайся; вот и сохатому без подружек скучно. Пустил бы его?
Не стал Свиридка спорить, вывел лося за село, дал краюху напоследок, хлопнул по боку:
– Беги, друг!
Лось головой помотал, затрубил и побежал. Лишь у леса остановился, оглянулся и исчез за деревьями.
А тем летом в наших местах люди россыпи золотые обнаружили. Многие промысел охотничий бросили. Золотишко в речках доброе намывали, И скоро приметили: где лось на водопой ходил, у реки об сосну иль кедр рогами тёрся, – там россыпь богатая.
Люди Кузьме с Егором не раз говаривали:
– Не ваш ли сохатый золото указывает?
Те отмахивались и в золото не шибко верили. Но как новая зима прошла, Кузьма не выдержал и тоже подался в старатели: «Авось повезёт!» Да только другим фартило, Кузьма лишь песок пустой черпал. Все лето промотался зазря, домой вернулся – ругается:
– Время потерял, лучше б овса лишнюю десятину засеял!
А Свиридка летом дома деду с матерью помогал, по лесу бродил, друга искал. Следы частенько встречал, но на глаза лось так и не показывался. Как-то в декабре уехали отел с матерью и дедом в соседнюю деревню в гости. Свиридка один остался. Вечером пошел сенца корове подбросить, глядит – у ворот сохатый стоит, рогами трётся. Свиридка обрадовался, выскочил к другу, завёл во двор. Тот потёрся рогами об угол дома, мотнул головой – рога у него и отпали, он копытом их к Свиридке подвинул, будто сказать хотел – возьми, мол, в подарок. А тот лося по шее погладил, сенца ему дал. Пожевал сохатый, Свиридкину щёку губами потрогал, вздохнул глубоко и побежал в лес. Кинулся было Свиридка за ним, да разве ж догнать. Вернулся в избу, присел на лавку да прикорнул.
И видит во сне – сидит он у дома на брёвнышке, вдруг подъехала тройка, из саней вышел богатырь-молодец, в шелк да парчу одетый, на голове корона золотая. Глядит ласково. Снял корону, подал Свиридке, а она тяжелая – не удержать. Свиридка ее наземь поставил, а богатырь вдруг исчез, и тройка исчезла. Глянул он на корону, а она задымилась; потом дым рассеялся, и вместо короны рога лежат закопчённые…
Проснулся Свиридка, слышит – в дверь, потом в окно колотит кто-то. Выглянул, а это родители из гостей приехали. Дед с отцом коня распрягают, мать в окошко стучит. Свиридка на крыльцо выскочил, мать по голове его потрепала:
– Сохатый, гляди-ка, приходил, рога оставил.
Отел подошел, улыбается:
– А мы их в горницу приладим, для красоты будут.
– Да больно уж черные, – заметил старый Егор, – будто копоть на них.
– Отчистим, – ответил Кузьма, взял рога, внес в избу.
Вечером, как поужинали, стал Свиридка рога чистить, потер тряпочкой, убрал копоть, и…. засверкали они концами острыми.
Устинья ухват уронила, Кузьма с Егором руками развели:
– Ай да рога – концы будто золотые блестят!
На другой день всё село к ним приходило – охали да ахали:
– Каки здоровы да красивы!
А тут купцы опять охотиться приехали, прослышали про чудо-рога. Пришли, тоже любуются. Одному захотелось к себе их увесть, он и давай сговаривать:
– Чего у вас будут висеть? У меня сам губернатор бывает. Пусть подивится трофеям моим. Я денег не пожалею…
Свиридка не хотел расставаться, но дедка его урезонил:
– .Сохатый каждый год рога сбрасывает – дай срок, еще такие же будут, а случая упускать не следоват.
И заявил купцу:
– Парня женить скоро надобно: коня покупать и ещё кой-што по хозяйству, а грошей не хватает, вот – ровно четверть от ста.
Купец ухмыльнулся – для него, богатея, сущий пустяк. Но тут уж и другой купец не пожелал лицом в грязь ударить – губернатор, вишь, и к нему заезжал иногда отобедать. Егора толкнул тихо в бок, полсотенный посулил. А за ним третий ввязался, еще сто накинул, а там и четвертый за деньгами полез. Егор и говорит купцу первому:
– Вот, мил человек, с энтими господами ещё вчерась сговорились, по такой-то цене, мол.
А купцу охота душу свою утешить, да и престиж терять нежелательно: «Как так? Товар на глазах .перекупливают!»
Он и взревел, чтоб других одним махом отбить:
– Тыщу рублёв выкладываю и ешо ружьё отдаю аглицкое!
Сунул Свиридке в руки «винчестер», достал пачку денег толстенную, кинул на стол, сграбастал рога и понес довольный. Остальные облизнулись только и за ним потрусили.
Кузьма с женой как стояли, так и остались на месте, глазами хлопают; Свиридка ружьё любовно оглядывает, а Егор рукавом пот со лба вытер, взял деньги, на свет поглядел:
– Настоящие!
И пустился в пляс – экое богачество привалило.
С тех пор хозяйство у них поправилось, в гору пошло. Лось к Свиридке и Егору потом не раз приходил, те отборным овсом накормят его и выпустят, а старик поглядит вслед сохатому и скажет:
– Не зря люди золоторогим прозвали, для нас-то его рога и впрямь золотыми оказались.
