Текст книги "Год белой кометы"

Автор книги: Владимир Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

23

В середине июня зарядили теплые и тихие летние дожди, но для работы Астростанции это уже не имело никакого значения. Телескоп остановили на профилактику, мойку оптики, чистку всех помещений и разнообразные ремонтные работы. Кирилов практически не покидал башню, стараясь вникать по возможности во все проблемы от самых сложных технических задач до незначительных хозяйственных вопросов. Серафима каждый вечер звонила ему, просила спуститься пораньше и подольше отдохнуть, но каждый рабочий день Максима Петровича затягивался допоздна и он укладывался спать на диване в своем кабинете.

Утром ему передавали пакет с едой от жены и он, извиняясь, благодарил ее за заботу, опять же по телефону…

По истечении двух напряженных недель работы он, наконец, появился в своей квартире к невероятной радости Симы, которая, открыв Максиму Петровичу дверь, крепко обняла его и долго не отпускала, прижавшись к мокрой от дождя куртке.

– Ты меня совсем забыл…

– Ну, ну… Не придумывай лишнего.

– Я вот скучала здесь одна.

– Хочешь, чтобы я сказал то же самое? Не скажу. Скучать мне было совсем некогда, я страшно устал. А вот твои звонки мне здорово помогали, я даже лучше себя чувствовал после них.

– Приятно слышать. Только…, а вообще ты что, плохо себя чувствовал? Почему ничего не говорил мне? – встревожено спросила Сима, отстранившись от Кирилова.

– По всякому.

– Ох, Максим, Максим, заканчивал бы ты со своим трудовым героизмом, опять доведешь себя до сердечного приступа!

Они перешли на кухню и Максим Петрович сел на свое любимое место за столом в углу у окна.

– Знаешь, у меня была любимая старая тетушка, которая часто говорила, что когда щемит сердце – это не самое страшное. Это оттого, что человек пропускает через свое сердце все события, радости и невзгоды жизни: и свои, и чужие. Это значит – он хороший человек. А когда он этого не делает, вся жизнь проходит мимо него, а он как бы стоит на обочине… И ничего ему не интересно, и никто ему не нужен. Вот ты скажи мне, можешь ты меня представить на обочине жизни? Я – хороший человек?

– Местами… А вот философия твоей тетушки может обойтись тебе дорого! На обочине, конечно, стоять бессмысленно, но и кидаться навстречу каждому автомобилю и прохожему тоже вряд ли стоит.

– Это – чисто женская практическая логика. Нам, мужчинам она несвойственна. Мужчины в душе романтики!

– Ну да, здесь, на Астростанции, особенно. Вы все тут какие-то чокнутые фанатики работы. И твой Малахов, и Гармаш, и, кажется почти все остальные.

Серафима нахмурила брови, потом вдруг улыбнулась и добавила:

– Хотя со стороны вы смотритесь здорово, красиво смотритесь!

Она налила в тяжелые фаянсовые кружки чай, села рядом с Кириловым и погладила его по небритой щеке.

– Ты все-таки береги себя, романтик.

– Я стараюсь…

Прошло всего несколько месяцев со дня их свадьбы, но иногда, когда Кирилов уходил с головой в работу, забывая обо всем на свете, Серафиме начинало казаться, что она занимает в его жизни совершенно незначительное место и ее роль сводится к тому, чтобы заполнять квартиру, готовить еду и иногда напоминать о том, что где-то рядом протекает другая жизнь, идущая параллельно жизни Астростанции. Копаясь в книгах мужа, она однажды натолкнулась на странную фантастическую повесть о параллельных мирах, которые как будто существуют независимо друг от друга совсем рядом, но их обитатели и не подозревают об этом, совсем не ощущая, не видя и не понимая своих соседей по мирозданию. Серафима тогда подумала, что в этой повести на самом деле нет вообще ничего фантастического. Здесь, в одном поселке, живут так же, независимо друг от друга, мир простых деревенских проблем с их отточенным веками практицизмом и его этикой и мир высокой науки, полная противоположность этого практицизма. Эти миры никак не пересекались и не могли пересечься и ей, неожиданно оказавшейся как будто в другой Вселенной, еще предстояло научиться понимать и ощущать ее красоту и весь смысл жизни.

Как-то в один из вечеров она поделилась с Максимом Петровичем этими мыслями и тот, удивленно приподняв очки и оторвавшись от журнала, ответил:

– Никогда не подозревал в тебе столь глубокого философа… интересно…

Отложив журнал в сторону, подняв глаза куда-то вверх и, как будто читая что-то там, на белом потолке, Кирилов продолжил ее рассуждения.

– Понимаешь, попадая в другой, чуждый мир люди ведут себя абсолютно по-разному. Я наблюдал это многократно. Одни пытаются слиться с эти миром, попробовать его понять, жить его жизнью и проблемами. При этом они сами основательно меняются очень во многом. Хорошо это, или нет – совсем другой вопрос. Многое зависит от того, хороша ли среда, в которую они попадают. Но чаще всего наблюдается совсем другой феномен. Люди пытаются защитить себя оболочкой из кусочков и остатков того, привычного мира, который их всегда окружал.

– Например?

– Например, весьма характерно поведение наших групп туристов за границей. Как правило, уже через день, другой они начинают петь хором все знакомые с детства песни нашей страны, даже если до этого никогда не пели и не любили это занятие вообще! Как думаешь, почему?

– Защитная звуковая оболочка, которая заменяет привычную среду обитания? Что-то подобное делают некоторые насекомые, когда их помещают в незнакомое место…

– Вот-вот! Точно! А ты зайди в комнату, где работает Катенька Малахова. Точь в точь – двор дома ее родителей в Галаевской. Только вместо забора она огородила себя от мира шкафами. Чисто хуторская психология: подальше от посторонних взглядов, мой дом – моя крепость и запретная для других территория, жить только для себя…

– Если ты прав, то приняв твой мир и поняв его, я тоже должна со временем измениться?

– В чем-то да…Но и часть своей Вселенной ты все равно перенесешь с собой.

Он обвел рукой полки с комнатными растениями: Чем не твой лес? Кстати, мне нравится.

– Я заметила. Между прочим, если то, что ты сказал о Катеньке, правда, я думаю, что Малахову с ней будет ох как непросто…

– Ему уже непросто. А все же интересно, откуда такой вывод?

– Похоже, она всегда жила только для себя и Саша для нее – это прежде всего собственность, которая постоянно должна быть при ней. А Саша, ты же видишь, душа нараспашку, готов поделиться со всем миром последней ниткой, готов сутками вылизывать телескоп, не деля время на рабочее и личное. Катя этого не понимает и требует от него такого же отношения к жизни, как у нее. Это может когда-нибудь привести к трещине в отношениях…

– Она, между прочим, по этой же причине терпеть не может Гармаша.

– Ну еще бы. Дурной пример для Малахова, тем более, у Гармаша в этом смысле полное взаимопонимание в семье.

Их беседу неожиданно прервал дверной звонок. Серафима вышла открывать и вернулась на кухню вместе с Малаховым.

– Смотри, Максим, безгрешная душа, только что мы ему перемывали кости и он тут же явился во плоти!

– Безгрешный мужчина– это как-то грустно, – заметил Малахов.

– Как Катерина? Что вместе не заходите?

– Она… – Малахов замялся… – не очень здорова, вы знаете. Я чего зашел-то? Мы свою часть профилактики закончили и хотелось бы вырваться на пару недель в отпуск, съездить с Катериной к моим родителям. Отпустишь?

– Отпущу. Кого за себя оставишь?

– Да, в общем-то и не надо никого за себя оставлять. Мы все сделали. Ну, если хочешь, пусть Гармаш повоюет.

– Справится? У вас там все с гонором, а Володя имеет, прямо скажем, не самый большой стаж. Не поймут…

– На него можно положиться – это главное. Если сравнить с Дунаевым, то он парень куда более ответственный. Макарову, конечно это не понравится. Тем лучше, может что-то поймет.

– Ну ладно, будь по-твоему… хотя ничего ваш Макаров никогда не поймет. Вот если я ему оклад урежу, тогда может быть! Давай так, проведи завтра еще одну последнюю проверку и можешь лететь в родовое гнездо.

– Чаю налить? – прервала их беседу Серафима.

– И с грушевым пирогом!

– Сегодня – пирог с грибами.

– Это вообще деликатес! – обрадовано воскликнул Саша и плюхнулся на стул рядом с Кириловым, – жаль, что я не принес…

– Еще чего! – сердито возразила Серафима. – Чай и только чай! До самых наблюдений вашей кометы!

24

Гармаш почувствовал что-то неладное уже через несколько минут после начала последней проверки. Телескоп переходил в режим сопровождения объектов как бы нехотя, слишком медленно и, как только сработали электромагнитные муфты следящих электромоторов, начал плавно раскачиваться из стороны в сторону. Володя немедленно позвал к пульту Малахова, который следил в это время за показаниями приборов релейной станции.

– Саня, телескоп раскачивается, как пьяный, наверное что-то не в порядке с усилителями.

– Не надо было протирать контакты разъемов спиртом! – пытался было отшутиться Малахов, но взглянув на мечущиеся стрелки контрольных амперметров, почти выкрикнул:

– Быстро «стоп», жди меня!

Он поднялся к пульту и на минуту замер, пытаясь оценить обстановку. Телескоп уже остановился.

– Володя, давай еще разок и спокойно.

Гармаш снова нажал кнопку пуска и телескоп опять двинулся, набирая скорость, но вскоре снова началась та же совершенно невероятная раскачка.

– Еще раз стоп! – Малахов не мигая смотрел на Гармаша несколько секунд, потом спросил: – Что заметил?

– Заметил, что раскачивание идет только по высоте.

– Правильно. Значит неисправность сидит именно в канале управления высотным приводом. Будем проверять все последовательно…

…Они работали уже несколько часов подряд, но обнаружить что-либо существенное им не удавалось. Кроме двух-трех недостаточно затянутых клемм и небольшого разбаланса усилителя управления двигателем они ничего не нашли и оба прекрасно понимали, что это не может быть причиной столь серьезной неприятности. Оба очень устали, но продолжали поиск неисправности, не желая сдаваться странному случаю, который как будто насмехался над ними и специально не давал понять, откуда возникло столь нетипичное явление. Время летело незаметно и Малахов удивился, что так быстро промелькнули двенадцать часов поиска.

Он предложил немного отдохнуть и вызвал дежурного электрика.

– Сережа, посмотри, может быть это где-то в ваших цепях?

Сережа, неохотно покинувший в три часа ночи теплый диванчик дежурного помещения, долго не мог понять, что от него требуется. После подробных объяснений он сонно зевнул и махнул рукой:

– Не, это управление, чего там в моторе может быть. Крутится, значит работает. Ладно, я проверю…

Он скрылся за дверью, а Гармаш, проводив его взглядом, сказал:

– Знаешь, Саня, это что-то до тупости простое. Я уверен, что это не в наших блоках.

– Откуда такая уверенность?

– Видишь ли, чудес не бывает. Мы же проверили у себя почти все и все в порядке…

– …а телескоп не работает, – в тон ему добавил Малахов.

– Вот поэтому надо проверить и силовой агрегат.

– Знаешь, Володя, мне завтра надо ехать, а тут такой сюрприз! Не знаю что и делать…

– Не горюй, вот увидишь, мы сейчас найдем эту пакость.

Они поднялись по крутой винтовой лестнице внутри стойки телескопа к приводу, Гармаш открыл кожух. Все механизмы выглядели вполне обычно, не было видно ни отломанных деталей, ни отвалившихся проводов. Малахов вызвал по внутренней громкой связи дежурного механика в аппаратную и попросил нажать кнопку пуска. Они внимательно глядели, как разгоняются двигатели наведения, как срабатывают мощные электромагниты системы сопровождения и когда, казалось бы, можно было говорить о том, что и этот узел не имеет никаких дефектов, Малахов воскликнул:

– Володя, смотри!

Гармаш посмотрел туда, куда указывал палец Малахова и сразу все понял. Очевидно, во время профилактических работ на приводе, механики рассоединили муфту тахогенератора – измерителя скорости вращения двигателя и забыли соединить снова. Электрически система была абсолютно исправна, электронщики и не могли обнаружить ничего подозрительного.

Малахов вынул отвертку и крепко затянул соединительный винт. Колебания быстро прекратились. Гармаш предложил ему снова разъединить валики, что было сразу же сделано, и колебания возобновились с прежней силой. После этого соединение было окончательно восстановлено и двигатель заработал плавно, медленно и уверенно.

Малахов радостно хлопнул Володю по плечу:

– Все-таки нашли!

– Нашли. Чертовы механы… Хоть бы сказали.

– Мы тоже хороши! Могли бы догадаться…

– Так и догадались. Правда, могли бы и побыстрее, тугодумы.

– Пойдем отдыхать?

– Подожди, нет сил двигаться. Давай посидим немного прямо здесь.

Они присели на решетчатые металлические ступеньки и неожиданно для себя Володя задремал.

…Приехавший утром на смену Дунаев обнаружил, что телескоп включен и стоит на концевых ограничителях, а Малахова и Гармаша нигде нет. Встревожившись он спросил дежурного механика, где тот последний раз видел его коллег и механик ответил, что слышал их голоса в стойке телескопа. Дунаев бросился вверх по ступенькам стойки и едва не споткнулся о полулежащего Малахова. Гармаш находился в той же позе рядом. Дунаев испуганным хриплым шепотом выкрикнул:

– Эй, мужики, вы чего тут!?

И тут же расхохотался.

Гармаш и Малахов спали.

25

К концу сентября комету было уже видно даже невооруженным глазом как мутноватое светлое пятнышко в созвездии Персея. На Астростанцию посыпались телефонные звонки из близлежащих городов и окрестных деревень, жители которых с неизменной тревогой спрашивали, не грозит ли чем-нибудь серьезным столь необычное небесное явление. Кирилов вынужден был несколько раз выступить по местным телевизионным и радиопрограммам с разъяснениями по существу проблемы, но его по-прежнему донимали репортеры, корреспонденты, астрономы-любители и прочая публика, проявившая интерес к открытой им комете. Но это было не самое главное, что больше всего раздражало Максима Петровича в этой околонаучной и околоастрономической суете. Он вдруг понял, что в каждом интервью, при каждой встрече от него ждут какого-то чуда. И, когда Кирилов начинал рассказывать о том, что комета – это не корабль инопланетян, не знамение Дьявола, а всего лишь глыба льда из смерзшихся газов и космической пыли, о сути этого явления и его природе, он каждый раз замечал искреннее разочарование людей от той строго научной информации, которую давал своим слушателям. Разговор об астрономии и ее месте в жизни неизбежно переходил на темы, связанные с вымыслами прессы о космических пришельцах, «летающих тарелочках», «полтергейсте» и прочей газетно-бульварной чепухе, о которой Максим Петрович даже не желал говорить.

«Почему так, – думал он иногда, – ведь в реальном Мироздании множество необычного, почти фантастического, почему они почти все хотят не научной истины, а глупой сказки? Вероятно, наука сейчас очень сложна, многие ее достижения на пальцах не объяснишь, а что касается астрономии, то она теперь вообще не оперирует бытовыми категориями. У обывателя (в хорошем смысле этого слова) возникает неизбежно мысль о бесполезности этой науке в целом. Что вообще понятно и полезно для обычного человека? То, что можно съесть, надеть на себя, использовать для улучшения собственного комфорта, но зачем изучать звезды или галактики, свет от которых идет миллионы лет? Ведь оттуда, заведомо ясно, невозможно привезти ничего необходимого для жизни. И вот тут недобросовестная и жаждущая тиражей и популярности пресса подсовывает простой и понятный ответ: „Небо необходимо наблюдать, потому что оттуда прилетают могущественные инопланетяне! Они могут помочь нам решить все наши проблемы. Они уже прилетали не раз, есть масса свидетелей, но официальная наука это скрывает и обманывает, таким образом, нас всех. Небо необходимо наблюдать и для того, чтобы знать под каким созвездием родился и живет каждый из нас, от звезд зависят наши судьбы…“» И те, кто приехал на Астростанцию с надеждой приобщиться к Чуду узнает от него, Кирилова, что чуда в их понимании вовсе нет, нет никаких пришельцев, как нет астрологии, телекинеза, черной и белой магии, как нет никакой связи всего этого с небом… Ему выпало быть разрушителем Веры, а это весьма редко прощается уверовавшими когда-то в ложные истины.

Его сильно расстроил вчерашний звонок из приемной райисполкома. Секретарша попросила его взять трубку, и он услышал резкий голос председателя.

– Кирилов? Ты вот что, давай закрывай свою контору и всех – на уборку картофеля!

– Не понял…

– Нечего тут строить из себя дитя неразумное. Порядок общий для всех. В районе уборочная, значит все закрываемся и в поле. Все равно от вас никакого толку!

Кирилов уже взял себя в руки и, стараясь говорить ровным голосом и, не повышая тона, ответил:

– Астростанция была построена по решению Совмина, поэтому закрывать ее не дано ни мне, ни вам. Кроме того, мы готовимся к наблюдениям кометы и останавливать эту подготовку я не буду. Не Вам судить и о том, какой от нас толк.

– Ты свою демагогию мне не разводи! Комета подождет. Сало от ваших наблюдений дешевле не станет, и за их выполнение с меня не спросят. А вот за срыв уборочной с меня голову снимут. В общем, даем тебе десять гектар, не уберешь – сниму голову с тебя! Все!

В трубке запели короткие гудки.

Кирилов вызвал Семенова и рассказал ему о телефонном разговоре.

– Руслан Алиевич, что посоветуешь?

– Я вам так скажу, Максим Петрович, разговоры о нашей бесполезности в районе, это не новость, я их не первый год слышу… Самое смешное в том, что наше районное начальство когда-то приложило массу усилий для того, чтобы Астростанцию построили именно здесь. Пока ее строили, часть средств пошла и на благоустройство райцентра: на водопровод, канализацию, несколько пятиэтажных домов. Часть улиц заасфальтировали. Да в общем много чего сделали. Тогда никто и не смел заикаться, что мы не приносим пользы. Теперь, когда стройки закончились, можно и покуражиться. Им дармовая рабсила нужна, вот и заговорили о ненужности астрономии.

– Так что делать будем, закрываться? Комета-то уже видна…

– Давайте, я найду желающих из персонала поселка и съезжу с ними, поработаю. Мы все же в районе этом живем, ссориться с ним не стоит. Иной раз тоже приходится помощи просить…

– Ну что ж, может вы и правы. Все же такой тон, как я сегодня слышал просто недопустим. Полное непонимание наших задач…

– Да все они понимают, просто вы к этому еще не привыкли. Не расстраивайтесь. Я вам даже советую поехать с нами. Вы не представляете как люди там дружно работают, как славно песни поют, когда домой едут!

– Ну что же, спасибо за приглашение, будет возможность – съезжу обязательно…

Октябрь порадовал наблюдателей тихой и ясной погодой, бархатно-черным глубоким небом, чистым, до нереальности. Система наблюдений кометы была окончательно доработана и смонтирована. До пика яркости был еще почти месяц, но, поскольку позволяла погода, астрономы включали аппаратуру, наводились на комету Кирилова и старались получить по возможности максимум информации, используя поочередно весь без разделения световой поток на одном из трех каналов. Первым заступил на наблюдения Виктор Павленко.

Спектр кометы он снял достаточно уверенно в первую же ночь наблюдений, затем отработал поляриметр. Однако, основная программа наблюдений была еще впереди…

Перед началом выполнения программы Кирилов встречался с персоналом телескопа.

– После своего назначения я почти каждую неделю бывал здесь, работал рядом с вами по несколько дней. Кое-какие проблемы удалось решить, что-то пришлось отложить. Нам предстоит весьма ответственный период наблюдений кометы, поэтому я решил еще раз собрать вас для разговора. Какие есть замечания, предложения, жалобы?

Первой подняла руку Люба Осокина, молодая высокая женщина, дежурный оператор аппаратной.

– Конечно, с вашим приходом изменилось многое, внимания мы почувствовали намного больше – это главное. И нервничать на дежурствах стали поменьше, технику за эти месяцы отладили неплохо. А главное – наблюдатели перестали видеть в нас равнодушных марионеток. За это вам, конечно, спасибо. Только вот какая просьба, нельзя ли каждому выдать свой тулуп? А то дали один на всю группу, а это очень неудобно!

– Кому что, а дамам – наряды! – хмыкнул Точилин.

– И ничего смешного, – Осокина снова повернулась к Кирилову. – Этот тулуп Макарову впору, а я в нем тону, поэтому и согреться не могу. А Дунаев в нем курит, потом от меня дымом несет!

– Предлагаю включить в поставки материалов духи! – выкрикнул Дунаев, – Вы какие предпочитаете, – спросил он Любу.

Конференц-зал загудел, зашумел смешками, Осокина обиженно села. Поднялся Малахов и поднял руку.

– Давайте бытовые вопросы отложим на конец собрания. Обсудим главное. Отказов телескопа и правда стало меньше. Но проблема надежности работы по большому счету не решена. Вся электроника нуждается в коренной модернизации. Есть проект. Надо наконец решиться это сделать, мы же не можем торчать здесь сутками не считаясь с трудовым законодательством и своим здоровьем. Мое предложение весьма конкретное: начать в мае следующего года. Думаю и все остальные того же мнения…

…Собрание длилось почти три часа. Кирилов уловил, что долгие месяцы его работы здесь, на горе, вместе с теми, кто поддерживал работу инструмента, не пропали даром. Настроение людей заметно изменилось, исчезла апатия. Макаров на этот раз вообще не выступал и наоборот, те, кто на первом собрании помалкивали на заднем ряду, высказывали весьма дельные предложения, говорили прямо и весьма критично. Можно было причислить все это в свой актив, но главная задача – кардинальное улучшение качества работы телескопа была еще далека от решения и Малахов в этом был более чем прав.