Текст книги "Год белой кометы"

Автор книги: Владимир Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

20

К концу мая Сосновскому и Гривцову удалось наконец полностью отладить все компоненты новой системы для наблюдений кометы. На Астростанцию приехали Виктор Осипович Павленко с одним из своих инженеров и Наталья Николаевна Селюкова. По расписанию этот период времени отводился для их спектроскопических наблюдений, но и Павленко и Наталья Николаевна рассчитывали попутно освоить новый прибор хотя бы на стенде.

Селюкова работала в институте довольно давно и занималась изучением магнитных полей звезд. За двадцать лет она накопила солидный опыт работы с поляриметрами и спектрографами и, поэтому, сразу оценила сочетание одновременно двух таких приборов в одной системе.

– Как мы знаем, кометы – это весьма динамичные объекты, у которых характеристики излучения могут меняться весьма быстро! Поэтому, если удастся синхронно измерить переменность в спектре и переменность поляризации, мы можем иметь абсолютно полную картину того, что происходит и в ее ядре, и в хвосте, – говорила она Виктору Осиповичу в самолете, когда они летели в Горноводск.

– Да, да…, – кивал согласно Павленко, – было бы неплохо уговорить Кирилова перенести систему со стенда на телескоп именно на наших наблюдениях и попробовать выйти на небо. Навестись, скажем, для начала на какую-нибудь звезду из известных стандартов… В конце концов, две трети полученного материала пойдут на обработку к нам, поэтому если мы начнем испытания немного раньше, чем фотометристы, большого греха не будет.

– А собственно почему раньше? По-моему Лева еще там!

– Через пару дней он хотел уехать…Но, может быть, попробуем уговорить его задержаться. Вообще-то по программе первые пробные наблюдения планируются в конце августа. Чертовски любопытно было бы попробовать сейчас…

Когда на следующий день они высказали Кирилову свои пожелания, Максим Петрович на минуту задумался, потом сказал:

– Во всяком случае, меня радует ваше стремление поработать с новой аппаратурой. У вас до начала сета еще три дня. Завтра я поговорю с Сосновским, с инженерами, которые занимаются подготовкой телескопа, и если нет серьезных трудностей, которые могут этому помешать, думаю, можно попытаться.

– Ты сам прекрасно знаешь, что как только подвешивается новая аппаратура, возникают десятки проблем, о которых мы и не подозреваем, пока ее проектируем и создаем. Лучше выявить их пораньше.

После их ухода Кирилов связался с Сосновским по телефону и повторил предложение прибывших наблюдателей.

– Вообще-то, мы готовы, – ответил Василий Иванович, но знаешь ли, не совсем.

– Из какой области это «не совсем»?

– Видишь ли, Максим Петрович, система весьма объемная, тяжелая, и ее надо разместить в кабине фокуса телескопа, закрепить, подключить провода, проверить, наконец. А мы, там у себя, в этом смысле кое-что упустили. В общем, забыли о штатных креплениях, спецвинтах, скобах и т. п.

– Вечная ваша болезнь, Василий Иваныч, делаете ультрасовременный прибор, а потом прикручиваете его к телескопу веревками и ржавой проволокой! Никуда это не годится, – недовольно проговорил Кирилов в трубку.

С другого конца провода раздалось покашливание, потом снова голос Сосновского:

– У тебя нет никаких оснований выражать недовольство, – ответил он, – мы и так сделали все в рекордно короткое время. Между прочим, мы опережаем график работ почти на полтора месяца и можем себе позволить не торопясь решать эти крепежные вопросы во время профилактики. А Павленко пусть наблюдает на своем старом спектрографе и раньше времени не дергается!

– Ну-ну… Обиделся, – примирительно понизил голос Кирилов, – Ладно, устанавливайте систему как сможете, но чтобы к августу все было, как говорят космонавты, «штатно», по всем правилам.

На следующее утро черный матовый цилиндр, из которого в разные стороны выступали корпуса двигателей, телевизионных камер, различных механизмов, был установлен на тележку, и его в сопровождении Сосновского, Гривцова и Павленко выкатили в подкупольный зал. В различных документах он значился под аббревиатурой «ОМБ» – Оптико-механический блок. Однако, за то время, которое эта часть системы провела на стенде, она уже получила другое, более меткое название: «мина», из-за цвета и характерной «рогатой» внешности.

«Мину» подцепили тросами за строповочные кольца и она тихо поплыла вверх. Труба телескопа была опущена в положение «горизонт», то есть горизонтально над полом подкупольного зала и телескоп, казалось, отдыхал от ночной работы, положив голову на бетонную подушку. Дверка кабины фокуса была открыта. Гривцов поднялся туда по лестнице и провожал взглядом медленно движущийся к нему блок, такой знакомый там, на стенде, и такой неожиданно маленький по размерам и неожиданно причудливый здесь, в сферическом пространстве громадного подкупольного зала. Кран-балка тихо поднесла «мину» к верхнему люку кабины, и Гривцов вошел внутрь. Блок опустился к нему на руки на самой медленной «монтажной» скорости, и Сергей Кузьмич осторожно, как самое дорогое в мире существо, сдвинул его на стропах к посадочному кольцу фокусирующего устройства, с удовольствием убедился, что поверхности и отверстия совпали так, как будто телескоп и прибор всегда были чем-то единым и целым. Он вынул из кармана несколько болтов, гаечный ключ, быстро привычными движениями закрепил устройство и крикнул механику, стоявшему наверху, на мостике кран-балки:

– Майна, помалу!.. Стоп! – потом отцепил теперь уже ненужные стропы и снова крикнул:

– Быстро, вира!

Крюк со стропами резко ушел из кабины вверх, а по лестнице уже поднимались Сосновский, Малахов с Дунаевым и еще двое электриков с кабелями и ящиками электронных устройств управления и передачи данных, которые еще предстояло закрепить в кабине. Гривцов продолжал стоять, молча глядя на блок, явно любуясь его видом. Подошедший сзади Сосновский тронул его за плечо и спросил:

– Ну что, поставил? Можно продолжать монтаж?

– Погоди, Василий Иваныч, дай еще поглядеть.

– Нравится?

– Нравится.

– Ну вот, а ты бурчал – «не конструкция, а черт-де то и сбоку рожки!»

– Да ладно, кто старое помянет… Важно, что эта штука уже здесь, а уж работать мы ее заставим.

– Ты все-таки выйди, время-то идет!

Гривцов вышел, уступив место Сосновскому, который, осторожно пригнувшись, протиснулся к «мине». Все стоявшие на площадке перед кабиной улыбнулись – из-за высокого роста и тонкого телосложения казалось, что Василий Иванович сложился вдвое, чтобы поместиться в тесном пространстве. Коля Дунаев передал Сосновскому кабели и схему соединений, а Малахов – капроновые веревки для крепления весьма тяжелых и объемных блоков электроники, которые должны были устанавливаться отдельно от оптико-механического блока.

Пока Сосновский возился в кабине вместе с Дунаевым и Малаховым, механики, которыми руководил их начальник Саша Точилин, осторожно разматывали тонкий провод в темной блестящей изоляции. Гривцов спустился к ним и внимательно смотрел, как это происходит. Саша поднял голову и улыбнулся:

– Не волнуйся, Кузьмич, не повредим!

– Тебе легко сказать, – не волнуйся… Вы с торцом поосторожнее! Между прочим, если поломаете – считайте треть всей системы работать не будет.

– Ну чего ты все меня пугаешь, провод как провод.

– Не провод, а светопровод, стекловолокно, требует пре– дельной аккуратности и осторожности.

– Кузьмич, ты это нам повторял уже надцать раз! Не говори под руку, ради бога…

Гривцов, пожав плечами, вышел из подкупольного зала. Он спустился еще ниже по лестнице в изолированный толстыми бетонными стенами подвал. Вчера общими усилиями четырех человек туда перенесли спектроскопическую часть системы, от которой механики и протягивали стекловолокно к светоделительному элементу, расположенному внутри «мины». Гривцов не без оснований боялся, что случайная поломка тоненькой стеклянной жилки может надолго вывести из действия спектрограф, на который так рассчитывал сейчас Павленко, но все-таки решил не мешать Точилину и его людям и не нервировать их своим присутствием и своими замечаниями.

Сергей Кузьмич щелкнул выключателем у входа в помещение, и неяркий желтоватый свет лампочки накаливания выхватил из темноты глухого подземного бункера темный силуэт спектрографа. Гривцов подошел к нему, погладил по гладкой матово-черной поверхности кожуха и нажал зеленую кнопку. Индикаторное табло высветило сигнал ожидания, а затем сигнал готовности к работе. «Будет работать, обязательно все будет работать наилучшим образом», – подумал Сергей Кузьмич и выключил спектрограф. Он вышел, плотно закрыв за собой дверь, в полной уверенности, что завтрашняя ночь обязательно принесет первые плоды его многомесячной работы. И не только его, а многих тех, чьи руки оставили следы человеческого тепла на этих приборах, уже ставших для их создателей заметной частичкой жизни.

21

Малахов с утра находился в подкупольном зале вместе с Колей Дунаевым и помогал Сосновскому подвешивать аппаратуру к телескопу, подключать кабели к разъемам в аппаратной, надеясь на то, что после обеда можно будет начинать последовательную проверку всего оборудования перед наблюдениями. Этот процесс обещал быть довольно длительным и требовал определенной осторожности из-за того, что телескоп был «связан» с подкупольным залом тонким и хрупким стекловолоконным фибером.

К началу проверочных работ Дунаев остался рядом с телескопом и следил за тем, чтобы этот фибер нигде не зацепился и не оборвался и чтобы сделать аварийный останов в случае возникновения непредвиденной ситуации. Малахов работал в аппаратной с компьютером управления. Они завершили всю программу проверок только к концу дневной смены, и Малахов отправил Колю отдыхать перед наблюдениями, а сам остался в операторском кресле, откинулся на спинку и устало прикрыл веки. Хотелось спать. За последние двое суток он спал очень мало и дремота охватила его сразу, как только аппаратная опустела.

…За неделю до этого дня здесь, рядом с операторским креслом работала Ольга Семенцова, теперь уже Клименко. Саша не видел ее уже несколько лет и немного боялся увидеть снова. Боялся, что она совсем изменилась, что от того легкого и светлого образа, который так захватил его тогда, на вечеринке в общежитии, не осталось совсем ничего, но больше всего боялся самого себя. Боялся, что старые чувства неудержимого влечения и нежности вернутся снова и он будет не в силах справиться с ними, а вся его налаженная жизнь пойдет кувырком.

Они увиделись почти там же, где и в самый первый раз. Ольга приехала вместе с Валентином Петровичем Ковалевским, но у Валентина Петровича было довольно много забот здесь, на Астростанции, поэтому он оставил Ольгу работать с окончательной проверкой программы новой наблюдательной системы, а сам посвятил себя другим, не менее важным проблемам.

…Когда неделю назад Малахов вошел в аппаратную, ему показалось, что тех лет, в течение которых они не виделись, как будто не было вовсе. Ольга так же тихо напевала какую-то песенку, она почти не изменилась внешне, разве стала чуть-чуть полнее. Она радостно улыбнулась и шагнула ему навстречу:

– Саша! Боже мой, как я рада тебя видеть! Ну ты каким был, таким и остался.

– Я надеюсь! – Малахов подошел к ней и порывисто пожал обе протянутые руки, – Ну, как живешь, Оленька, все ли хорошо?

– Ну конечно, как же может быть иначе? Ну, об изменениях в моей жизни ты, наверное, знаешь. Алексей защитился, у нас дочурка, – она достала из сумочки записную книжку, – Вот посмотри, есть фотокарточка…А ты? Как?

– Я вот тоже…женился, ждем прибавления.

– Просто замечательно… Я знала, что все будет замечательно.

Ольга пристально посмотрела на Сашу, и тот скорее почувствовал, чем заметил, какую-то едва уловимую грустинку в ее взгляде. Он опустил глаза и чуть слышно ответил:

– Не знаю… До сих пор не знаю, правильно ли ты тогда решила.

– Не надо, Саша… Пожалуйста, не надо.

– Все, все… Извини.

– Сегодня Кирилов приглашает всех наших к себе. А вы с Катей будете?

– Еще бы, будем обязательно.

– Познакомь меня с ней, хорошо?

– Обещаю.

Загудел телефон и Малахов поднял трубку. Звонил Максим Петрович и просил его срочно спуститься в поселок.

– Вот, надо ехать, – сказал он, – ваш неуемный Ковалевский привез кучу новых идей и просит срочно их обсудить. Кирилов уже выслал машину. Может быть спустимся вместе?

– Что ты, Сашенька, ответила Ольга, – мне еще очень многое надо просмотреть. Я лучше вечером, автобусом. Пока.

Кириловы принимали у себя гостей в первый раз, поэтому Серафима решила блеснуть кулинарным искусством «по полной программе». Количество блюд на столе явно превышало число приглашенных. Вошедшие в гостиную Гривцов и Сосновский замерли в изумлении, глядя на этот парад поварского мастерства, а Сергей Кузьмич, потянув носом, тихо произнес:

– Умру, а не уйду до тех пор, пока не попробую все.

– Умрешь, – ответил ему в тон Василий Иванович, – все не влезет.

В гостиную вошел опоясанный полотенцем Кирилов.

– Ну как, впечатляет? Это не все…

– Впечатляет наповал! – воскликнул Сосновский, – а что, скажи пожалуйста, у тебя этак каждый день?

– Ну, скажем так: я каждый день получаю от Серафимы Ивановны какую-нибудь частичку того, что вы здесь видите.

– Все равно завидую, – Вздохнул Василий Иванович.

– Еще бы! Ты со своей холостяцкой городской жизнью, да бутербродиками с кофе скоро совсем высохнешь, – пробурчал Гривцов, – Женись, пригодится!

Через несколько минут подошли Малаховы, Ковалевский с Ольгой, Лев Юлианыч и все остальные гости. По давней традиции института тамадой избрали Ковалевского, как самого изысканного и галантного мужчину, неиссякаемого на тосты и притчи. Валентин Петрович встал и произнес первый тост:

– Друзья мои, – начал он, подняв бокал с шампанским, – Когда-то очень давно Мужчина выглядел совсем не так, как сегодня выглядит уважаемый Максим Петрович. Тогда Мужчина был диким, небритым, грязным, жил где придется и ел не так, – он показал на стол, – а тоже, что придется. Ну что это была за жизнь? И не жизнь вовсе, а сплошное безобразие. И вот однажды, в холодный и ненастный день решил Мужчина спрятаться в пещере. Вошел он в пещеру и увидел, что там горит огонь, что там сухо и тепло, а рядом с огнем сидит Женщина – красивая, чистенькая, и захотелось ему тоже сесть к огню и согреться.

Подошел он поближе к очагу, а Женщина ему и говорит: – «Входи, пожалуйста, если замерз, но, чтобы огонь не погас, принеси еще сухих веток!» Вышел мужчина из пещеры, собрал охапку сухих веток и принес их Женщине. Бросила она ветки в очаг и огонь запылал с новой силой и стало в пещере жарко и светло, и заснул мужчина у очага до самого утра. А утром Женщина и говорит ему: «Вечером ты можешь снова прийти сюда, но будет хорошо, если ты принесешь с собой хотя бы часть своей охотничьей добычи». К вечеру Мужчина опять появился в пещере с подстреленным горным туром, и женщина угостила его турьей грудинкой, поджаренной на углях. Изумился Мужчина – как вкусно, намного лучше, чем сырое мясо, и, насытившись, он снова заснул до утра. Вечером следующего дня Мужчина опять появился у пещеры уже с охапкой дров и подстреленной дичью, но Женщина не впустила его. «Если хочешь остаться в пещере еще раз, пойди, искупайся в реке, уж больно ты грязен да пахнешь дурно». И пошел Мужчина к реке, и сам удивился, почему он послушался женщину. А когда смыл он с себя дорожную пыль и возвратился к Женщине, причесала она его костяным гребнем, подрезала коротко его бороду, и почувствовал он легкость в теле и радость в душе. А после ужина легла Женщина рядом с ним под большой и медвежьей шкурой и согрела его своим теплом. Утром Мужчина решил, что если он опять возвратится в пещеру, не видать ему больше свободы и Женщина будет помыкать им до конца дней. И сказал он об этом хозяйке пещеры, но она положила руки ему на плечи и ответила: «Не покидай меня, так страшно ночевать в пещере одной, а с тобой я никого и ничего не боюсь». И Мужчина снова вернулся вечером к очагу, который скоро стал считать своим. Так и повелось с той давней поры: Мужчина возвращается к очагу с добычей, охраняет его от непрошеных гостей, а женщина поддерживает в очаге огонь и угощает Мужчину вкусной едой. И именно с этих пор стал он выглядеть как Человек и считать себя Человеком. Так выпьем за то, чтобы и в этом очаге никогда не гас огонь, не иссякала пища, а свод этой, – Ковалевский обвел рукой стены комнаты, – пещеры был бы крепок и не знал обвалов и трещин! Короче, за семейный очаг Кириловых!

Он выпил до дна под аплодисменты, за ним последовали все остальные. За столом сразу стало шумно, посыпались со всех сторон остроты, шутки, комментарии к тосту Ковалевского.

Гривцов и Сосновский сидели рядом, и Сергей Кузьмич тихонько подшучивая над своим соседом, пытался отвлечь его от жареного гуся, но тот только мычал нечто невнятное и продолжал усердно трудиться над гусиной ножкой.

– Уймись, Вася, люди смотрят. Хоть разговор поддержи…

– М…мг… Подожди, не мешай, вкусно ведь!

– Не отвлекайте человека от серьезного дела, – засмеялась Серафима, – лично мне очень приятно, что он ест с удовольствием.

Через полчаса гости почувствовали, что надо сделать хотя бы небольшой перерыв, иначе потом встать будет весьма сложно. Лонц с Кириловым сели на диван, стоявший в углу и Лев Юлианыч что-то энергично доказывал ему, вычерчивая замысловатые фигурки на салфетке. Ковалевский с Ольгой рассматривали книги в шкафу, а Серафима с Катей скрылись на кухне. Малахов вышел на балкон и закурил. Он впервые чувствовал себя у Кирилова как-то неуютно. Когда он, как и обещал, подвел Катю к Ольге и представил ее, как свою жену, Ольга с улыбкой сказала:

– Вообще-то мы немного знакомы.

– Да, мы встречались…однажды, – сухо ответила Катя бросив на Малахова колкий взгляд, – извините, мне надо помочь Серафиме Ивановне.

Резко развернувшись, она выскочила на кухню и больше не показывалась до тех пор, пока гости снова не вернулись за стол. Потом она несколько раз перехватывала какой-то странный, как ей казалось, взгляд Малахова, обращенный к ее давней сопернице и, наконец, не выдержав, встала из-за стола и вышла в прихожую. Вслед за ней вышла и Серафима:

– Что случилось, Катюша?

Катерина, с трудом сдерживая подступившие слезы, ответила:

– Мне стало нехорошо, я пойду домой, прилягу…

– Я сейчас позову Сашу!

– Не надо, Серафима Ивановна… Ему сейчас не до меня.

Катерина всхлипнула, и только теперь до Симы стал доходить истинный смысл происходящего. Она повернулась к двери в гостиную, но Малахов уже сам появился рядом.

– Что случилось?

– Кате стало плохо, проводи ее домой, пусть приляжет.

Катерина уже спускалась вниз по лестнице, Саша прыжками догнал ее и взял под руку.

– Тебе плохо?

– Не трогай меня, – она зло отбросила его руку, важно, что тебе хорошо, иди, продолжай глядеть на свою…

– Ты что, Катя?..

– Что? Ты думаешь, что если я не училась в институте, как эта блондиночка, то я дура? Ты же глаз оторвать от нее не можешь! Ну иди, иди, продолжай глазеть, муж у нее сейчас далеко, может чего и обломится!

Катерина заплакала почти в голос, не в силах справиться со своей обидой. Саша стоял рядом в полной растерянности и, простояв так несколько мгновений, наклонился, поднял жену за локоть и прижал к себе.

– Ну что ты себе вообразила? Ну перестань, пожалуйста… Пойдем домой, пойдем…

Они вышли из подъезда и двинулись вверх по тропинке к своему дому. «Вот я ее и обидел, – подумал про себя Малахов, – нехорошо». А перед глазами так и оставались теплая улыбка, белые, падающие на плечи, локоны Оленьки Семенцовой, и ничего с этим поделать Малахов не мог…

22

Лев Юлианыч согласился задержаться на Астростанции всего лишь на три дня, но для Кирилова и Сосновского этого было вполне достаточно, чтобы проверить работу всей системы в комплексе. Когда зеленоватый свет заката совершенно погас, в аппаратной было так же людно как в те дни, когда шла приемка телескопа в работу. На длинном столе разместились три компьютера, перед которыми сидели наблюдатели – Павленко, Лонц и Селюкова, у пульта управления заняли места Малахов, Дунаев и Гармаш, а Максим Петрович сел в кресло рядом с наблюдателями.

– Ну, с чего начнем, – громко спросил Сосновский.

В аппаратной сразу стало тихо. Все знали, что этот момент когда-нибудь наступит, но он все равно пришел как будто совсем неожиданно.

Павленко откашлялся и негромко ответил:

– Давайте с Арктура– по яркости он примерно такой, какой будет кометное ядро, да и в спектре много линий.

– Это не стандарт для измерения поляризации, – возразила Селюкова, – для поляриметра он не подходит.

– Ничего, следующий объект подберем для вас, – успокоил ее Кирилов, – Сейчас самое главное – проверить как работают все механизмы, как проходит свет, как идет программа… Давайте, ребята.

Он кивнул головой Малахову, и через минуту телескоп двинулся, плавно набирая скорость и нацеливая решетчатую трубу на яркую красноватую звезду в северо-западной части неба. Когда компьютер управления выдал сигнал о том, что наведение закончилось, Сосновский встал за спиной у Кирилова и сказал:

– Максим Петрович, твое место, как ты помнишь, – дирижерское. Смотри, как только пройдет сигнал готовности, выдашь команду на затвор. Ну что, все готовы? Как говорится, с Богом.

Перед началом наблюдений в кабине фокуса телескопа включили микрофон громкой связи для того, чтобы можно было слышать работу механизмов установленного там блока. Кирилов нажал клавишу, и в динамике, висящем на стене, послышался щелчок. На экране компьютера замелькали отсчеты таймера, которые через несколько секунд остановились. Тут же зажужжали включившиеся в работу микродвигатели, экраны компьютеров вспыхнули голубым светом и на них начали вырастать белые столбики шестизначных чисел.

– Есть поток! – громко воскликнул Лев Юлианыч.

– Видим, видим, не шуми, – ответил Павленко, – посмотрим результат.

Через минуту перед наблюдателями появились первые изображения.

– Ну как? – спросил Кирилов, быстро поднявшись с кресла, – что скажете, коллеги?

– Кажется, надо уменьшить экспозицию, слегка перекопили, – недовольно пробурчал Лонц.

– А у меня вполне приличный спектр, – довольно улыбнулся Виктор Осипович, – большего сказать пока не могу, надо сделать «разрез» изображения.

– А у Вас, Наталья Николаевна? – Сосновский вопросительно посмотрел на Селюкову.

– Ну… отсчеты, в общем нормальные, но вы же знаете, что этот объект мне совсем не подходит.

– Ладно, дайте координаты оператору, попробуем наехать на вашу звездочку.

Снова загудели электромоторы наведения телескопа, снова повторилась вся несложная последовательность манипуляций с кнопками компьютеров, так же как в первый раз в аппаратной зависла напряженная тишина ожидания результатов. Наконец, экспозиция закончилась, Наталья Николаевна пристально вглядывалась в высветившиеся перед ней цифры, потом сняла очки и, спокойно посмотрев на всех собравшихся вокруг нее, так же спокойно сказала:

– Ну… все как в таблице, примерно шесть процентов.

В аппаратной сразу стало шумно. Заговорили все одновременно, к Сосновскому двинулись с поздравлениями, но он поднял руку и решительно попросил участников первых испытательных наблюдений вернуться на места и продолжить работу.

– Друзья дорогие, мы, знаете ли, только начинаем! Ну, я понимаю первый опыт удался, но о свойствах этой системы мы еще решительно ничего не знаем! Как пойдет работа с другими фильтрами, какие точности мы сможем получить? В общем, праздновать рано, давайте работать. Чайку, правда, хлебнуть совсем бы не помешало!

Василий Иванович оказался прав. Очень скоро выяснилось, что в инфракрасном фильтре недостаточна чувствительность поляриметра, что при работе двигателей «мины» иногда возникают помехи, программа «зависает» и требуется перезапуск всей системы, что где-то возникает небольшая засветка фотометра… Блокнот Сосновского заполнялся замечаниями, а Гривцов, сидевший рядом с ним, тихо бурчал и каждый раз говорил о том, что об этом можно было догадаться раньше, то можно было предусмотреть заранее, и вообще, если бы он, Василий Иванович слушался его, Сергея Кузьмича, то большинства из возникших проблем вообще бы не было.

Василий Иванович тихонько посмеивался и лишь однажды ему возразил:

– Ну, ты даешь, Кузьмич! Знаешь, есть такая старая поговорка: «Если бы я сразу был такой умный, как моя жена потом!»

…К рассвету Кирилов вызвал дежурную машину, чтобы участники испытаний не ждали автобуса, а спустились пораньше и успели получше отдохнуть до следующей ночи. Все, кажется, были довольны, но больше других– Селюкова и Павленко, которые успели отнаблюдать в синхронном режиме несколько «своих» звезд.

– Совершенно уникальный результат, – возбужденно говорил Виктор Осипович, – абсолютно четкая временная зависимость яркости двух линий спектра от величины поляризации… Но его почти никто не слушал, все устали и, потягивая в ожидании машины крепкий чай, погружались в тягучую и властную утреннюю дремоту…