Текст книги "Колумбы российских древностей"

Автор книги: Владимир Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

В 1824 г. Румянцев предложил Гаазе «воспользоваться тем влиянием, которое ныне Франция имеет в Испании, дабы отправиться туда и как в Королевской библиотеке, так и в монастырских библиотеках стараться отыскивать древние и доныне еще неизвестные греческие рукописи» со сведениями по истории славян. По мнению некоторых биографов Румянцева, Гаазе предпринял такую поездку.

Не собираясь останавливаться на достигнутом, Кеппен по настоянию Румянцева опубликовал в 1825 г. «Записку о путешествии по славянским землям и архивам» – оригинальный проект путешествия фактически по всем европейским странам с целью осмотра их архивов для выявления документов по славянской истории. «Записка» основывалась на собственном опыте Кеппена, приобретенном им во время аналогичного путешествия в 1821–1824 гг., но примечательно, что она содержала указания на хранилища, уже в той или иной степени осмотренные кружком. Кеппен предлагал посетить Молдавию, Валахию, Буковину, Трансильванию, Венгрию, Галицию, Моравию, Саксонию, Баварию, Австрию, Кроацию, Италию, Швейцарию, Францию, Нидерланды, Германию и закончить путешествие в Польше. Среди архивов этих стран, могущих представить интерес для русского путешественника, он указывал на библиотеки графа Телеки в Германштадте, Дебрецена, Мункача, графа Тарновского – во Львове, князя Чарторижского – в Сеняве, Церрони – в Бринне, библиотеки и архивы Дрездена, Лейпцига, Галле, Эрфурта, Венского университета, Флоренции, Генуи, Турина, Тюбингена, Любека, Гамбурга и др. П. И. Кеппен рекомендовал и зарубежных ученых, к которым можно обратиться с просьбой о содействии на получение доступа к документам этих хранилищ. Можно полагать, что «Записка» должна была стать добротным путеводителем для намечавшейся кружком археографической экспедиции по зарубежным архивам [67]67
  Кеппен П. И.Записка о путешествии по словенским землям и архивам. – Библиографические листы, 1825, № 33, с. 474–488; № 34, с. 490–495.


[Закрыть].

Таким образом, членами Румянцевского кружка впервые в истории русской науки были произведены широкие и разносторонние разыскания в зарубежных хранилищах документов, касающихся прошлого России и соседних с ней стран. В более чем 40 архивах и библиотеках Польши, Швеции, Финляндии, Дании, Голландии, Пруссии, Австро-Венгрии, Франции, Англии, Италии были выявлены и скопированы тысячи неизвестных или малоизвестных источников. В работе по разысканию, описанию и копированию документов приняли участие свыше 30 человек – дипломатов, ученых, переводчиков, переписчиков. Копии зарубежных материалов, поступившие в Россию, стали важным дополнением корпуса русских источников.

Они не потеряли своего значения и в настоящее время. По следам разысканий Румянцевского кружка в зарубежных архивах нередко позже шли и другие русские археографы. Так, А. И. Тургенев в 1825–1826 гг., намереваясь осмотреть Британский музей, имел каталог рукописей, полученных отсюда Румянцевым, и при сравнении с удивлением обнаружил, что почти все материалы, касающиеся русской истории, были уже скопированы для графа раньше. Работая во французском архиве министерства иностранных дел, Тургенев мечтал переписать материалы о дипломатических сношениях России с Францией «так, как покойный канцлер граф Румянцев и граф Семен Романович Воронцов описали все подобные акты английского министерства иностранных дел» [68]68
  Тургенев А. И.Хроника русского: Дневники 1825–1826 гг. М.; Л., 1964, с. 60–61, 105–106, 111, 292–293.


[Закрыть].

К началу XIX в. русские архивы, из-за трудности получения от гражданских и духовных властей разрешения на знакомство с ними, были мало доступны исследователям. К тому же и уровень организации хранения в них документов нередко не гарантировал отыскания нужных материалов (в частности, из-за отсутствия качественного научно-справочного аппарата).

По традиции, возникшей в XVIII в., наиболее интенсивно в начале XIX в. использовались документы Московского архива Коллегии иностранных дел и Синодальной библиотеки.

Трудами Миллера, Бантыш-Каменского, Малиновского и других архивистов историческая часть Московского архива Коллегии иностранных дел, включавшая документы различных правительственных учреждений, и постоянно пополнявшееся пожертвованиями собрание рукописных книг были приведены в образцовое для того времени состояние. Разыскания сотрудников Румянцева в архиве поначалу сосредоточенные только на копировании и выявлении грамот для «Собрания государственных грамот и договоров», со временем распространились и на другие документальные комплексы. В Московском архиве Коллегии иностранных дел для членов кружка была организована своеобразная «мастерская» по копированию материалов, наведению по ним справок, касающихся дипломатической и внутренней истории, генеалогии. Здесь выявлялись документы о первопроходце С. И. Дежневе, еретике К. Кульмане, польско-шведской интервенции начала XVII в. В 1825 г. по заданию Румянцева к сбору источников в архиве для капитального труда по истории ремесел и мануфактур приступил известный изобретатель и путешественник И. X. Гамель. Еще раньше, в 1819 г., Я. О. Ярцев, а в 1823 г. X. Д. Френ выполнили поручение графа по изучению хранившихся в Московском архиве Коллегии иностранных дел документов на восточных языках. Составленные ими реестры восточных рукописей стали одним из первых в России опытов описания восточных памятников. Именно здесь в бумагах академика Кера Ярцев обнаружил список сочинения Абулгази, с которого в 1820 г. в Петербурге была изготовлена копия для издания.

В отличие от Московского архива Коллегии иностранных дел другое крупное московское хранилище – Синодальная библиотека – представляло собой преимущественно собрание историко-литературных памятников, создававшееся на протяжении нескольких столетий. Еще в XVIII в. ее документы широко использовали в своих исторических трудах Щербатов, Болтин и другие историки. Из членов кружка лучшим знатоком богатств Синодальной библиотеки очень скоро стал Калайдович. Он получил возможность работы здесь в 1811 г., когда по заданию Общества истории и древностей российских собирал материалы для исторического издания Общества «Русские достопамятности». За несколько лет этот исследователь впервые произвел сплошной просмотр нескольких сотен рукописей и был вознагражден за это рядом блестящих находок ранее неизвестных памятников. В их числе оказались древнейшие послания русских митрополитов, сочинения Кирилла Туровского, Иоанна экзарха Болгарского, несколько древнейших рукописей, важных для изучения истории славянского языка. От внимательного взора ученого не ускользнула и знаменитая приписка на последнем листе Псковского Апостола 1307 г., содержащая фразу, сходную с одним из мест изданного, но уже утраченного к этому времени «Слова о полку Игореве», имеющая огромное значение в решении вопроса о подлинности поэмы.

По поручению Румянцева в Московском архиве Коллегии иностранных дел и Синодальной библиотеке Бантыш-Каменским, Малиновским, Строевым, Калайдовичем и другими членами кружка было предпринято сравнение списков Степенной книги (Румянцев надеялся найти списки, созданные митрополитами Киприаном и Макарием, о которых сообщил ранее Татищев), выявление летописей, житий святых и других памятников, а также осуществлено их копирование.

Уже в самом начале разысканий кружка в Синодальной библиотеке у Калайдовича возник грандиозный по тем временам замысел подготовки печатного описания этого хранилища. Предполагалось перевести на русский язык существовавший в библиотеке каталог греческих рукописей, составленный профессором Маттеи, а затем приступить к описанию славянских рукописей, число которых доходило до тысячи. В 1825 г. Калайдович заключил с Румянцевым договор на проведение такой работы и приступил к ее осуществлению. Из-за последовавшей вскоре смерти графа описание не было завершено. Часть составленного Калайдовичем каталога еще долгое время оставалась единственным составленным на научной основе справочником по этому хранилищу [69]69
  Работа Калайдовича позже была подготовлена к изданию В. М. Ундольским. – ГБЛ, ф. 310, карт. 1412.


[Закрыть].

Много находок было сделано членами кружка и в Типографской библиотеке, созданной на базе рукописей и книг, издававшихся в Московском печатном дворе. Среди них оказались несколько старопечатных изданий, рукописное Евангелие 1147 г., первое русское библиографическое сочинение анонимного автора XVII в. «Оглавление книг, кто их сложил» и другие материалы.

В еще одно московское хранилище – Архив старых дел, созданный в 1782 г. для хранения дел московских учреждений, ликвидированных в ходе реформы 1775 г., и содержавший документы московских приказов и коллегий, членам кружка удалось проникнуть нелегально с помощью Малиновского через работавших там архивистов. Старый служака пошел на нарушение существовавших в то время правил. В 1816 г. он получил от служащих архива три акта, которые не замедлил переслать Румянцеву. Заинтересовавшись ими, тот предложил Малиновскому продолжать контакты с архивистами (кстати, именно в переписке Румянцева с Малиновским впервые употребляется такое обозначение романтичной профессии работников архивов), «платя им для тех грамот, которые не позднее XIII в. и относятся к Пскову и Новгороду, Киеву и их окрестностям», по 25 рублей за копию. Граф рекомендовал выявить в архиве документы «о доходах и расходах государственных древних царствований или веков», о «производстве старинных тяжебных дел, которые событие свое имеют гораздо до появления Судебника…». Всего за 1816–1825 гг. в распоряжение кружка поступили копии свыше 50 актов из числа нескольких сотен, предложенных служащими архива. Эти копии изготовлялись «не только со всею точностью, но и с удержанием также ошибок» как самими архивистами, так и сотрудником Румянцева художником А. Ратшиным. Кружок намечал включить их в одну из своих публикаций.

«Не довольно Москвы для поприща нашей деятельности, пусть целая Россия превратится в одну библиотеку, нам доступную», – говорил в своей речи на заседании Общества истории и древностей российских 14 июня 1823 г. Строев, выдвигая план археографического обследования русских хранилищ.

В другом центре сосредоточения архивов – Петербурге, «историческая жатва», по выражению Румянцева, оказалась менее значительной. Из Публичной библиотеки и библиотеки Академии наук кружок смог получить лишь описи грамот и летописей. Несколько копий, в том числе Псковской летописи, удалось изготовить в Эрмитажной библиотеке, а также в библиотеках Александро-Невской лавры и Петербургской духовной академии. В начале 20-х годов X. Д. Френ, для того чтобы выявить сведения по истории народов, вошедших в состав Российской империи, начал работать с восточными рукописями библиотеки Академии наук, приобретенными у французского консула в Египте.

Тогда же у сотрудников Румянцева появилась возможность изучения документов Литовской Метрики – части государственного тайного архива Речи Посполитой, находившегося накануне польских разделов в Варшаве. Он содержал свыше тысячи книг на русском, польском, латинском, немецком и других языках, относящихся к государственному управлению и дипломатическим отношениям Польши, Литвы, Белоруссии. После разделов Польши документы архива оказались рассредоточенными между Прусским государственным архивом, архивами в Люблине, Петрикове, Вильно, Варшаве, Кракове и в других городах. В 1795 г. часть его была перевезена в Петербург и присоединена к третьему департаменту Сената. Узнав об этом из речи польского ученого Маевского в польском Королевском ученом обществе и по рассказам Лобойко, Румянцев добился разрешения на знакомство с документами петербургской части архива. Общее руководство работой было поручено Анастасевичу, а непосредственное копирование документов выполняли служащие архива титулярный советник Лапа и архивариус Уотко.

В 1822–1823 гг. отдельные копии из части Литовской Метрики, хранившейся в Варшаве, были получены кружком через Буссе. Среди них оказались материалы о дипломатических отношениях Литвы с Россией, по истории Литовского княжества XIV–XVI вв. и т. д. [70]70
  Копии их см.: ГБЛ, ф. 256, д. 74–75.


[Закрыть]

Румянцев любил путешествовать. Ежегодные переезды из гомельской усадьбы в петербургский или московский дом, как правило, каждый раз проходили по новым маршрутам. Эти поездки давали ему возможность знакомства с памятниками Киева, Чернигова, Новгорода, Владимира, Ярославля, Суздаля и других городов. Часто именно во время таких путешествий он устанавливал контакты с краеведами и договаривался об их сотрудничестве в кружке.

В 1814 г. он посетил Киев. Здесь священник X. Шираевский предложил ему свои услуги по «описанию древностей» города. Румянцев быстро выхлопотал от церковного и гражданского начальства разрешение Шираевскому на занятия в киевских архивах и библиотеках, но по неизвестным причинам в дальнейшем тот не стал сотрудничать в кружке. Зато спустя год в лице М. Ф. Берлинского кружок приобрел одного из самых активных своих членов. В течение десяти лет Берлинский сообщал Румянцеву сведения о хранилищах Киева и его окрестностей. От него поступили выписки и копии документов из Печерского, Пустынно-Николаевского, Михайловского, Межигорского, Выдубицкого монастырей, Киевского Софийского собора, Китаевской пустыни, Вышегородской церкви Бориса и Глеба, Киевской казенной палаты и других хранилищ.

По заданию Румянцева Берлинский приступил к копированию грамот Братского монастыря. Среди находок Берлинского оказались копии грамот Андрея Боголюбского и Романа Галицкого, хранившиеся в Печерском монастыре, Печерский Патерик, переписанный в 1551 г. дьяком Нестерцем, и другие материалы [71]71
  Семейкин Н.М. Ф. Берлинский, бывший ученик и учитель Киевской духовной академии, и его учено-литературная деятельность. Киев, 1916; ЦГАДА, ф. 11, д. 480, л. 7; ГБЛ, ф. 255, карт. 6, д. 53, л. 1-13.


[Закрыть].

Летом 1816 г. Румянцев побывал в Ярославле – городе, с которым связано открытие «Слова о полку Игореве». Знал ли тогда он, что в конце XVIII в. этот памятник приобрел от ярославского архимандрита Иоиля Быковского его современник и коллега по изучению прошлого А. И. Мусин-Пушкин? На это трудно дать однозначный ответ: Калайдович, которому о своем приобретении сообщал ранее Мусин-Пушкин, был связан обещанием не разглашать этого. И все же заинтересованность Румянцева фигурой Иоиля дает основание предполагать, что он многое слышал о просвещенном архимандрите Спасского монастыря. В том же 1816 г. от литератора С. П. Соковнина он получил даже несколько копий документов, хранившихся в коллекции Иоиля, а также пространную характеристику его личности. Во время посещения Ярославля архиепископ Антоний Знаменский подарил Румянцеву копию одного из хронографов, принадлежащих Мусину-Пушкину. Не исключено, что его погибший оригинал происходил из Ярославля. Позже ряд ярославских хранилищ (Ильинской Тихоновской церкви, церкви Петра и Павла) по поручению Румянцева были обследованы местными священниками М. А. Ленивцевым и А. С. Михайловским. Копии некоторых документов из них были присланы затем графу.

Добросовестно и тщательно вели разыскания сотрудники Румянцева в Новгородской Софийской библиотеке, одном из древнейших и богатейших собраний исторических материалов России. Возглавил их хранитель библиотеки протоиерей З. Т. Скородумов. В 1816 г. он прислал Румянцеву ее подробное описание и затем по отметкам, сделанным в этом описании графом, сумел организовать копирование большого числа летописей, житий святых и других памятников.

Хранилища исторических центров Древней Руси привлекали членов кружка в первую очередь. Именно с ними сотрудники Румянцева долгое время связывали возможность отыскания интересных памятников. В 1815 г. через бакалавра Феоктиста члены кружка получили возможность знакомства с библиотекой и архивом Троице-Сергиевой Лавры. Отсюда в последующее время в собрание Румянцева поступили копии летописей, житий святых. В 1816 г. игуменом Феофаном были скопированы документы муромского Благовещенского монастыря, городским головой Вороновым – угличской соборной церкви Преображения, нижегородским протоиереем Ермилом – Спасо-Преображенского, Благовещенского, Арзамасского монастырей и Покровской церкви Нижнего Новгорода, архимандритом Порфирием – сибирского Покровского монастыря. В этот и последующие годы от архимандрита Мельхиседека и протоиерея М. Троепольского кружок получил копии материалов суздальских монастырей: Спасо-Евфимиева, Покровского, Васильевского. В 1816–1817 гг. по заданию Румянцева под руководством рязанского епископа Феофилакта в местной духовной консистории было организовано выявление и копирование документов по истории Рязанского края. Подборка сведений из летописей, актов, родословных книг, синодиков, составив солидный том, фактически оказалась одной из первых исторических работ о Рязани и ее окрестностях [72]72
  Переписка Н. П. Румянцева, с. 18, 113; ЦГАДА, ф. 11, д. 114, л. 286; д. 18; д. 2 доп., л. 82, 148, 177 об., 179, 180–181, 225–225 об., 227, 231, 235–235 об., 240–240 об.; ГБЛ, ф. 256, д. 222 и др.


[Закрыть].

В 1816 г. к разысканиям кружка был привлечен оренбургский генерал-губернатор князь Г. С. Волконский. По его предписанию, духовенством Казанской, Астраханской, Уфимской и Тобольской епархий было проведено обследование местных хранилищ с целью сбора «обстоятельных известий о всех древностях». Результаты его, однако, оказались незначительными скорее всего потому, что оно проводилось формально. Префект Казанской духовной академии сообщил, что все документы архива академии и казанских монастырей были еще в 1793 г. «отобраны бывшим тогда святейшего правительствующего Синода обер-прокурором графом Мусиным-Пушкиным», а то, что осталось, сгорело в 1815 г. Вслед за ним тобольский архиепископ Амвросий, ссылаясь на «жестокость бывших до него в его епархии пожаров», писал об отсутствии вообще церковных и монастырских архивов. По сообщению уфимского архиепископа, «ни в самой Уфе, ни в местных монастырях, старинных исторических церковных актов не оказалось». Исключением стал ответ астраханского архиепископа, представившего выписку из синодика и записку о библиотеке Астраханского собора [73]73
  Переписка Евгения с Н. П. Румянцевым, вып. 3, с. 108; ЦГАДА, ф. 11, д. 137 доп., л. 3, 8–8 об., 15–15 об., 22–22 об.; ГБЛ, ф. 255, карт. 9, д. 4, л. 1–1 об.


[Закрыть].

В дальнейшем Румянцев не терял надежды на открытия интересных материалов в этих районах, но предпочитал действовать уже через гражданских лиц. В Казанской губернии он старался привлечь к разысканиям историка Н. С. Арцыбашева. По списку библиотеки Общества любителей отечественной словесности при Казанском университете Арцыбашев организовал для Румянцева копирование «Истории» князя А. Курбского. В 20-х годах нижегородские архивы согласились обследовать купеческий сын Руднев и балахнинский купец Латухин (очевидно, тот самый Латухин, от которого еще в 1812 г. Карамзин получил интересный список Степенной книги, названной его именем).

Долгое время безрезультатными оставались разыскания кружка в Архангельской губернии. Попасть в здешние архивы Румянцев вначале пытался через архангельского гражданского губернатора А. Ф. Клокачева. От него в 1816 г. члены кружка получили известия о грамотах Архангельского монастыря и реестр грамот архангельского архиерейского дома. На предложение графа организовать копирование части их губернатор отвечал многолетним молчанием. В 1822 г. архангельским архиепископом стал Неофит, человек, серьезно интересовавшийся историей местного края. С ним у Румянцева появились более обнадеживающие перспективы сотрудничества. Неофит установил связи с местными коллекционерами и краеведами, в частности с владельцем богатейшего собрания исторических памятников по истории русского Севера важским мещанином М. Н. Мясниковым (с ним от имени Румянцева он вел переговоры о приобретении коллекции), организовал по просьбе графа осмотр архивов Холмогор, Сийского и Николаевского монастырей. В 1824 г. Неофит прислал в Москву подлинные грамоты из архива архангельского архиерейского дома, с которых в Московском архиве Коллегии иностранных дел были сделаны копии [74]74
  Переписка Н. П. Румянцева, с. 211; ЦГАДА, ф. 11, д. 114, ч. 7, л. 227–231, 244–253.


[Закрыть].

В 1818 г. Румянцев предложил Мурзакевичу «приступить к отысканию в архивах городских или по монастырям древних бумаг, документов и летописей» в районе Смоленска. Ходили слухи, что в этом городе еще жили потомки русского историка А. И. Лызлова. Разыскание его «Скифской истории», написанной на богатой документальной базе, и поручалось в первую очередь Мурзакевичу. Тогда же Мурзакевичем была задумана археографическая экспедиция по Смоленской губернии, не осуществленная из-за противодействия духовных властей.

Наконец, эффективными оказались поиски членов кружка в архивах Риги и Митавы, откуда поступили копии материалов по древней истории и торговле этих городов. Среди них оказались Лифляндская хроника, протоколы сеймов, магистратские постановления и другие.

Практика археографических разысканий уже к 1817 г. показала необходимость совершенствования их организационных форм. Наиболее распространенной для кружка организационной формой постепенно становилось сплошное обследование высококвалифицированными специалистами всего документального комплекса архивов и библиотек определенного региона в ходе специальных археографических экспедиций. Задачи такого обследования становились более всеобъемлющими. Они заключались не только в разыскании наиболее важных с точки зрения интересов членов кружка материалов, но и в описании всего корпуса письменных памятников конкретного хранилища. По мере подготовки эти описания должны были издаваться.

Уже первый опыт сотрудников Румянцева в этом направлении – Подмосковная археографическая экспедиция, осуществленная в 1817–1820 гг. Калайдовичем и Строевым, оказался удачным.

Хранилища подмосковных монастырей привлекли внимание исследователей еще в XVIII в., когда они были описаны по указам Синода. В 1791–1795 гг. эти описания вместе с частью рукописей были присланы в Синод из Троице-Сергиевой Лавры, Воскресенского Ново-Иерусалимского, Чудова монастырей и использованы тогдашним обер-прокурором Синода Мусиным-Пушкиным в его исторических сочинениях. Весной и летом 1804 г. библиотеки Симонова, Савво-Сторожевского и Троицкого монастырей бегло осмотрел Карамзин, надеявшийся найти здесь материалы для подготавливавшейся им «Истории». В целом он оказался разочарован своим обследованием, хотя в процессе его обнаружил Троицкую летопись и список «Хожения» Афанасия Никитина.

В 1817 г. описание хранилищ монастырей московской епархии Румянцев поручил Строеву. 9 июня 1817 г. Строев вместе с Калайдовичем выехали в Волоколамск. По дороге они посетили Ново-Иерусалимский монастырь, хотя им уже было известно, что рукописи большой библиотеки основателя этого монастыря патриарха Никона давно переданы в Синодальную и Типографскую библиотеки. Однако «при разборе небольшого числа оставшихся рукописей» исследователей ждала первая в этой экспедиции неожиданность: они обнаружили сборник, написанный в 1073 г. для князя Святослава Ярославича, и в настоящее время являющийся вторым по древности датированным памятником славяно-русской письменности и книжности. В дальнейшем здесь же Строев обнаружил и несколько рукописей из библиотеки Никона.

Продолжение экспедиции, осуществлявшейся уже без Калайдовича одним Строевым, принесло новые находки. В Иосифо-Волоколамском монастыре Строев обнаружил новый список одного из сочинений Иоанна экзарха Болгарского, дополнительные статьи к Судебнику 1550 г., неизвестное произведение русского писателя Кирилла Туровского, пергаменное евангелие XI–XII вв., список сочинения монаха XI в. Иакова «Память и похвала князю русскому Володимеру» (древнейший памятник агиографической литературы, сохранивший уникальные сведения летописного характера), единственный известный до сих пор список Судебника 1497 г. В Савво-Сторожевском монастыре он нашел соборное определение 1503 г. о священнослужителях, а при повторном осмотре Ново-Иерусалимского монастыря – летописный свод, доведенный до 1534 г., сочинения Максима Грека и другие уникальные материалы. В дальнейшем Строевым были осмотрены библиотеки Пафнутьева-Боровского, Серпуховского Высоцкого и Серпуховского Владычного монастырей [75]75
  Барсуков Н.Указ. соч., с. 33–41.


[Закрыть].

Везение и случай лишь сопутствовали систематическому и кропотливому труду Калайдовича и Строева при сплошном и тщательном просмотре и «перетряхивании», как выражался Строев, всех документов хранилищ. Уже тогда Строевым было подготовлено описание свыше 600 рукописей Пафнутьева-Боровского, Савво-Сторожевского, Иосифо-Волоколамского и Ново-Иерусалимского монастырей, опубликованное много позже [76]76
  Строев П.Описание рукописей Волоколамского, Ново-Иерусалимского, Савва-Сторожевского и Пафнутьева Боровского монастырей. СПб., 1891.


[Закрыть]. Оно рассматривалось членами кружка как часть задуманного общего печатного каталога материалов русских архивов и библиотек. Сотрудники Румянцева стали фактически пионерами в разработке методики подготовки таких справочников и основателями этого нового для России того времени вида археографической работы: в 1825 г. Калайдович и Строев издали образцовое описание рукописей библиотеки графа Ф. А. Толстого, тогда же Калайдович приступил к подготовке аналогичного справочника по рукописям Синодальной библиотеки, а Востоков – по материалам коллекции Румянцева.

Сенсационные открытия, сделанные в ходе Подмосковной археографической экспедиции, немало взволновали современников. Свои права на издание найденных памятников, кроме кружка, предъявили Синод и Общество истории и древностей российских. В конце концов спор был разрешен в пользу сотрудников Румянцева. Это дало членам кружка широкие возможности для научного творчества в новых направлениях. Среди них на первое место выдвинулась работа по публикации законодательных и литературных памятников.

Почти одновременно с Подмосковной экспедицией Берх, старший учитель Пермской гимназии Калестинов и чиновник Решетников в течение 1817–1822 гг. предприняли аналогичное обследование государственных, монастырских и частных хранилищ в районах Тобольска, Перми, Соликамска, Верхотурья и по берегам рек Тагила, Лобви и Чусовой. До них в местных архивах результативно поработали Миллер и Мясников. Еще в 1745 г. Миллер скопировал ряд документов сгоревшего затем Чердынского архива. Мясников стал обладателем копий документов по истории Верхотурья, Ваги и Шенкурска. Следуя по маршруту Миллера, Берх и его помощники осмотрели свыше 20 архивов и частных собраний. Особенно результативными оказались поиски в Соликамске. В архиве местного Истобинского монастыря Берх обнаружил материалы упраздненного Пыскорского монастыря, разобрав которые, нашел жалованную грамоту монастырю 1573 г., книгу записей актов 1579–1680 гг., указы Петра I и другие редкие документы. Интересные документы были найдены им и в архивах бывшей Соликамской воеводской канцелярии и соликамского магистрата. Из частных коллекций и личных архивов соликамского именитого гражданина А. Т. Ливонова, секретаря соликамского уездного суда И. Н. Дубровина, надворного советника И. Рукавишникова, купца Д. А. Оболенского, секретаря пермского губернского правления П. Г. Сведомского и других жителей Соликамска и Перми Берху удалось получить копии и даже подлинники ряда ценных документов XVII–XVIII вв.

С помощью Берха кружок получил копии реестров многих хранилищ Перми. Он сумел организовать присылку из них подлинных материалов, с которых в Московском архиве Коллегии иностранных дел были сделаны копии нескольких сотен документов [77]77
  Переписка Н. П. Румянцева, с. 137; Письма Н. П. Румянцева к В. П. Берху, с. 153–154; Берх В. Н.Письмо к одному знаменитому любителю российской истории о следах русских древностей в Пермской губернии. – Сын Отечества, 1819, № 18, с. 244–245; ГБЛ, ф. 255, карт. 14, д. 12; карт. 15, д. 2.


[Закрыть].

Экспедиция Берха носила ярко выраженный комплексный характер. В дальнейшем эта черта разысканий кружка стала проявляться все больше, а в ряде обследований археологические и этнографические мотивы нередко даже преобладали.

К числу таких относится экспедиция, предпринятая летом 1822 г. Калайдовичем по Рязанской губернии. Тогда этому исследователю наряду с чисто археологическими разысканиями удалось осмотреть, описать и частично скопировать документы архивов и библиотек рязанского архиерейского дома, местной семинарии, Спасского, Солотчинского, Богословского, Льгова монастырей, рязанской городищенской церкви, Аграфениной женской пустыни, Зарайского и Микулинского соборов. Результаты этого обследования оказались менее значительными по сравнению с другими, но экспедиция Калайдовича имела важные последствия в комплектовании коллекции Румянцева оригинальными рукописями: во время ее ученый установил контакты с рязанскими краеведами и коллекционерами, от которых впоследствии удалось приобрести несколько важных памятников.

Вершиной археографических разысканий членов Румянцевского кружка по масштабам и организации проведения стала серия экспедиций в западные и частично южные районы страны, в которых приняло участие несколько десятков исследователей. В 1824 г. Лобойко, характеризуя хранилища губерний, присоединенных к России после разделов Польши, сообщал Румянцеву, что «документами наполнены и поныне большая часть общественных и частных архивов… Невозможно, чтобы история и филология не извлекли из сего, доныне неприкосновенного, но богатого источника, ощутительной пользы» [78]78
  Переписка И. И. Григоровича, с. 40.


[Закрыть]. На местные архивы, ставшие доступнее после изгнания иезуитов, сотрудники Румянцева обратили внимание еще в 1818 г., когда Канкрин должен был «разведать забытые очень древние бумаги, документы или летописцы и хроники». Спустя год Кеппен сообщил Румянцеву о результатах беглого знакомства с хранилищами Нарвы, Гдова, Пскова, Полоцка, Витебска и Могилева. От него, например, стало известно, что в могилевском магистратском архиве находятся «акты с 1577 года и разные на пергамине писанные грамоты».

Сообщение Кеппена совпало с переездом в Белоруссию Григоровича, согласившегося по предложению Румянцева провести здесь разыскания. К маю 1820 г. Григорович представил графу копии десяти актов могилевского архива и описание редких книг Оршанского кутеинского, Могилевского братского монастырей и нескольких церквей.

Одновременно с Григоровичем к осмотру архивов Минской губернии по поручению Румянцева приступили архимандрит полоцкого Борисоглебского монастыря И. Шулякевич и доверенные лица губернатора В. И. Гегевича. Возможно, что именно Шулякевич в Софийской церкви полоцкого Борисоглебского монастыря обнаружил одну из древнейших славянских рукописей – Добрилово евангелие 1164 г., которое было приобретено Румянцевым за денежный вклад в монастырь [79]79
  Переписка Н. П. Румянцева, с. 156; ЦГАДА, ф. 11, д. 114, л. 80–81 об.; д. 158, л. 21; ф. 18, д. 2 доп., л. 83, 215–217; ГБЛ, ф. 255, карт. 13, д. 54, л. 7–8.


[Закрыть].

Тогда же с помощью Лобойко и Даниловича начались разыскания памятников в районе Вильно, одном из центров сосредоточения в то время всевозможных древностей. Виленские студенты, например, приносили Даниловичу «целые груды пергаменных и других рукописей из униатских церквей и монастырей». Правда, наиболее интересное открытие ждало Даниловича не здесь, а в Супрасле (тогдашняя Гродненская губерния), где в одном из местных монастырей ему (правда, по другой версии – М. Бобровскому) посчастливилось найти замечательный памятник русско-литовского летописания – так называемую Супрасльскую летопись. В Супрасле же с помощью Лобойко члены кружка напали на след архива Радзивиллов (старинного литовского княжеского рода). Часть его еще в конце XVIII в. была перевезена в Смоленск, а затем оказалась в Вильно (так называемый Несвижский архив Радзивиллов). В нем находились богатейшие источники по истории России, Польши, Литвы: жалованные грамоты и привилеи царей и польских королей, статуты, имущественно-хозяйственные, финансовые и другие документы. В 1812 г. архив сильно пострадал. Как удалось выяснить Лобойко, «солдаты резали пергаменные документы и подшивали их на подтяжки. Другие документы исторической важности похищены разными лицами. Печати, не только украшенные алмазами, но и медные, какие только были и имели приятную наружность, тогда от документов оторваны» [80]80
  ЦГАДА, ф. 17, д. 35 доп., л. 18.


[Закрыть]. С помощью Лобойко в 1822 г. кружок получил реестр части сохранившихся материалов. По отметкам Румянцева учителем Глебовичем было скопировано свыше 250 документов из этого архива [81]81
  Переписка Н. П. Румянцева, с. 229, 295; Переписка Евгения о Н. П. Румянцевым, вып. 2, с. 61; вып. 3, с. 113; ГБЛ, ф. 255, карт. 12, д. 36, л. 1-10.


[Закрыть].