Текст книги "Конкиста по-русски"
Автор книги: Владимир Паркин
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 9
Система в системе. Новый мундир, новое назначение. Дорога в Фирюзу. Супруги Барановы и Лена Найдёнова. Прерванный променад. Задачи для контрразведки.
3 октября. 1911 год.
Первую ночь по прибытию в Асхабад Кудашев провёл в кабинете подполковника Дзебоева без сна. На широком столе десятки документов – как на официальных бланках, так и на простых четвертушках, а то и просто на клочках обёрточной бумаги, мотки бумажных телеграфных лент с сообщениями как на русском языке кириллицей либо морзянкой, так и просто цифирью.
Кудашев пробегал каждый документ сначала мельком, «наискосок», определяя его значимость в свете поставленной Дзебоевым задачи, и вносил его в реестр, классифицируя в таблице по теме, важности, дате получения (отправления), источнику, подведомственности. Когда все документы были просмотрены, а реестр занял шесть писчих листов, Кудашев погрузился в изучение самых важных, на его взгляд бумаг, освещающих поставленную тему.
Первые заворковавшие горлинки оповестили – утро. Кудашев щёлкнул стальной крышкой морского хронометра – шесть часов. Захватив из саквояжа походное полотенце, вышел из кабинета, запер на ключ дверь. У выхода во внутренний двор резиденции при виде офицера вытянулся во фрунт дежурный вольноопределяющийся. Кудашев прошёл вглубь сквера к чугунному фигурному крану, из которого била в арык, облицованный калёным кирпичом, струя чистейшей воды Гауданского Золотого ключа. Огляделся: никого. Кудашев скинул полевую гимнастёрку, нательную рубаху и, приняв положение «упор лёжа», нырнул торсом под тугую ледяную струю. Через минуту он обтёрся полотенцем, наизусть, без зеркала побрился, снова умылся, двумя-тремя движениями причесался. Гимнастёрку – на все пуговицы. Кусок бархата, припрятанный в голенище, прошёлся по хрому высоких офицерских сапог. Вот и готов офицер!
Через минуту по возвращению в кабинет в дверь постучали. Вошёл Дзебоев.
– Здравствуйте, Александр Георгиевич! Не тянитесь, давайте так: нет начальства – без чинов! Одно дело будем делать, спиной к спине, в круговой обороне. Согласен?
– Согласен, Владимир Георгиевич!
– Извини, что не дал отдохнуть с дороги. Мы это сегодня наверстаем. Как работалось? Вижу – реестр готов. Рад, не ошибся. Конструктивно мыслишь. Как рука? Двигается? Контужен не был? Нет? Хорошо. Как с памятью? Японским не овладел?
– Дзикосё: каи сасэтэ итадакимас, ватаси-ва поручик Кудашев. О-дзяма ситэ сумимасэн! Позвольте представиться: поручик Кудашев. Извините, что беспокою вас!
– А фарси не забыл?
– Ман дуст! Сархад кучо аст? Ба тарафати рост? Ташаккур, бесяр ташаккур! Я друг! Граница в какой стороне? Направо? Спасибо, большое спасибо!
– Всё, Саша, разминка закончена. Смотри, вот приказ о твоём переводе в распоряжение Начальника Закаспийской области. Вот приказ о предоставлении отпуска за два последних года. Это твоя аттестация, полученная из Владивостока. Представление на присвоение чина подготовил я, через час оно будет подписано Фёдором Александровичем и уйдёт в Ташкент, в Туркестанское генерал-губернаторство, оттуда – в Министерство Внутренних Дел, в Корпус жандармов. А это – твоё прошение о переводе из военной службы в политическую полицию на Высочайшее имя. В новом году после Рождества, надеюсь поздравить тебя ротмистром Корпуса жандармов. Примешь, как минимум, Красноводское уездное отделение, где служил твой отец. Согласен?
– Согласен, Владимир Георгиевич.
– Реально отпуска у тебя не будет. Самостоятельно, но под моим руководством, проведёшь самое тщательное расследование обстоятельств смерти твоего отца – Кудашева Георгия Александровича. В этом направлении, уверен, нас ждут большие сюрпризы. Будешь очень осторожен, понял?
В дверь постучали.
– Можно? Здравия желаю!
Это вахмистр Илья Кузьмич Веретенников. С ним ещё один казак, оба в охапку внесли и сложили у стены несколько больших бумажных пакетов.
– Приказание выполнено. Портные и каптенармусы Первого Таманского полка всю ночь работали! Разрешите идти!
– Это ваше новое обмундирование, Александр Георгиевич. Должно быть впору, ваши мерки ещё вчера переданы телеграфом! Переодевайтесь, у вас всего десять минут. Кресты с гимнастёрки на мундир перевесить не забудь. О нашивках за ранения Кузьмич уже позаботился! Я выйду на крыльцо, встречу Шостака, вернусь, и мы поднимемся к нему.
Представление молодого офицера Начальнику Закаспийской области было коротким.
– Хорош, хорош! Кудашевскую породу за версту видно. Весь в отца, только повыше ростом будешь, – генерал-майор Шостак крепко пожал поручику руку. – Вы уж, Владимир Георгиевич, поберегите своего протеже, не то уведут молодца в Ташкент либо на Кавказ! Из Владивостока уже в Петербург успели нажаловаться, что переводчик с японского в Туркестане без надобности! Когда успели, Александр Георгиевич?
– Два года плена, ваше превосходительство!
– На войне и в плену были многие, но от этого переводчиков не прибавилось! Что делать с вами сегодня? Согласно Положению «военные офицеры, состоящие на действительной службе, могут быть назначены в штат столичных полиций с зачислением по роду оружия без указания должности. Та¬кое зачисление имеет характер временного прикомандирования». Хорошо, я подписываю приказ о вашем назначении офицером по особым поручениям, временно будете числиться помощником адъютанта за подполковником Дзебоевым. Жду от вас доброй службы государю и отечеству!
Возвратившись в кабинет, Дзебоев вынул из сейфа новенькую кожаную кобуру, наган и пару картонных коробок патронов.
– Распишитесь. С сегодняшнего дня это ваше табельное оружие, поручик. Откуда у вас этот «Смит и Вессон»?
– С войны, Владимир Георгиевич. Я из Владивостока в Красноводск два с половиной месяца добирался. Без него – не добрался бы. Но, поверьте, за дорогу ни одного выстрела не сделал!
– Что за беда при самообороне! Ладно, пусть и старый друг с вами не разлучается. Дай Бог, чтобы не пригодился! Теперь держите этот пакет, здесь деньги – жалованье за последние два месяца, отпускные, «георгиевские» и представительские, за последние отчитаетесь. Вам снята квартира здесь недалеко, на Анненковской, хозяйка – вдова нашего бывшего офицера, женщина спокойная, понимающая. Квартира оплачена за полгода вперёд. Будет желание, там же можете и столоваться. Знаю, вы сегодня без завтрака. Я тоже. Зато обед нас ждёт званый. Мы приглашены на день рождения супруги начальника штаба Первого Таманского казачьего полка полковника Баранова Максима Аверьяновича. Едем в Фирюзу, столы накрывают на даче Начальника области. Думаю, тебе будут особенно рады.
Подъехала и остановилась уже знакомая Кудашеву коляска Дзебоева, которую сопровождал верховой, всё тот же Кузьмич. В коляске на свободном сиденье корзинка с цветами и корзинка с шампанским.
– Вперёд!
* * *
Над Асхабадом перезвон колоколов христианских храмов. С крыши Кешинской мечети – минарет ещё не достроен – ишан призывает на утренний намаз правоверных мусульман.
Выгоревшее за лето небо вновь приобрело синеву. В небе разминают крылья белые голуби. Асхабад – город голубятников. Их пронзительный свист с переливами никак не нарушает утреннюю гармонию звуков просыпающегося города. Со станции – гудки и свистки паровозов.
Весело отбивают копыта по брусчатке асхабадских улиц. Осеннее утро свежо и солнечно – редкое сочетание для Закаспия. Первые опавшие листья. Самая чудная пора не только в Средней Азии…
– А в Петербурге уже снег…– задумчиво протянул Дзебоев.
Кудашев улыбнулся: «Погода навевает одни и те же мысли».
– В Фирюзе бывали? – спросил Дзебоев.
– Нет, не приходилось. Даже в Асхабаде – только проездом. Детство – в Кизил-Арвате и в Красноводске, юность – в Казанском университете, потом – Манчжурия, Дальний, Владивосток…
– Какой курс оставили?
– Четвёртый выпускной. Практически оставалось только защититься.
– Что же помешало? На войну захотелось?
– Война не была самоцелью, но средством уйти от вовлечения в революцию. На курсе все знали, из какой я семьи. Меня сторонились. В студенческой среде было очень модно полагать себя либералом, нигилистом, наконец, революционером. Героями были не туркестанские ветераны, а народовольцы. В пятом после девятого января начались демонстрации, забастовки, стрельба… Я вернулся в Закаспий, подал рапорт и поехал в Манчжурию. Остальное вы знаете.
– Не горюйте, по весне экстерном защититесь, получите диплом. Какова будет специальность?
– Юрист, Владимир Георгиевич.
Асхабад остался позади. На выезде – казацкий пост – сторожевая будка в чёрно-белую полоску, поднятый шлагбаум.
– Василий Игнатьич! – окликнул возницу Дзебоев, – у Золотого Ключа сделай, друг, остановку.
Лошади, повинуясь воле своего хозяина, приняли вправо. Фаэтон свернул с тракта и остановился на лужайке. Офицеры сошли с экипажа, не торопясь, пошли по берегу ручья, берущего начало у подножия гор, орошающего и туркменские огороды, и плодовый сад, заложенный ещё при Куропаткине и носящий его имя.
– Не хочу при нижних чинах говорить, но этот разговор состояться должен. Девятьсот пятый, девятьсот шестой годы горькой чашей будут вспоминаться очень многим в России. «Свобода, Равенство, Братство, Власть народа» – под этим лозунгом политикам удобно скрывать передел властных структур, собственности, территорий, что оплачивается рядовым исполнителям правом на разбой, насилие, убийство, а затем провозглашается священным правом граждан на революцию. Не буду давать характеристик венценосным персонам. Многое в них и в их действиях-бездействиях вызывает раздражение не только в массах, но и у тех, кто, исполняя свой долг, стоит на страже их интересов. Однако, противостоять революционерам и националистам всех мастей мы будем. Во имя России. В девятьсот пятом я сам валялся с осколочным ранением и дезинтерией в Благовещенске. Не знал, не мог знать, что мой родовой дом в Дигара под Владикавказом сожжён, семья замучена, старший сын погиб с шашкой в руке, изрубленный на куски. Таких судеб по всему Кавказу – десятки тысяч. У меня ни одной фотографии своей семьи не осталось. Те, что были в кармане кителя, размокли в водах манчжурской реки Ялу. На месте родового гнезда – пепелище…
Владимир Георгиевич замолчал. Молчал и Александр Георгиевич.
– Что скажешь? – тихо спросил Дзебоев.
– Я с вами, Владимир Георгиевич, – ответил Кудашев.
* * *
Фирюзинское горное ущелье напетляло на добрые двенадцать вёрст.
Петляет вместе с ущельем река Фирюзинка. Петлю за петлёй, поворот за поворотом тщательно повторяют не только ухоженная дорога, позволяющая разъехаться двум экипажам, но и железнодорожная узкоколейка.
– Берегись! – навстречу нашим героям пыхтит паровозик, извергая клубы чёрного дыма. – Туту-у!
– Эх, не повезло! Пропали мундиры! – с досадой проронил Дзебоев.
Однако, обошлось. Ущелье резко повернуло влево, дунул ветерок и отнёс дым в сторону.
– Слава Богу! – Дзебоев нервно дёрнул подбородком, поправил Орден Святого Георгия на шейной ленте: Я-то ладно, в синем мундире. За вас побоялся, Александр Георгиевич. Ваш белый в порядок привести не удалось бы. Подъезжаем, скоро будем.
Ещё один мост через Фирюзинку, ещё один поворот, и ущелье раздвинулось.
– Слева – посёлок Ванновский, – комментирует Дзебоев, – местные жители туркмены и курды, сосуществуют, вроде, мирно. Хорошие фруктовые сады, огороды. Держат овец, коз. Больших отар нет, но на жизнь хватает. Русских в этом посёлке нет. Следующая станция – Фирюза, по-персидски – Фируза, по-туркменски – Певризе! Русские здесь со дня завоевания Ахала, с тысяча восемьсот восемьдесят первого. Фирюза принадлежала Персии, жители – в основном, курды. Русские освоили местечко быстро. Понастроили дач, заложили прекрасный парк, обзавелись купальней. Соответственно – пограничный пост, почта, банк, телеграф, синематограф, рестораны, шашлычные, магазины, фотостудии, парикмахерские. Живи – не хочу!
Свои права на Фирюзу Россия узаконила только в 1893 году. Статьёй 2 Тегеранской конвенции Фирюза была передана Российской империи в обмен на земли по реке Аракс у крепости Аббас-Абад. Ну, лекция окончена, приехали!
Фаэтон въехал в ворота, где был встречен аплодисментами ранее прибывших.
В центре обширного двора – бассейн с фонтаном. Вокруг бассейна белые столики, плетённые из ивовых прутьев кресла. Хозяйка званого обеда принимает поздравления в цветущей, несмотря на октябрь, беседке, убранной вьющимися китайскими розами. Дзебоев подтолкнул Кудашева к имениннице:
– Разрешите представить, поручик Кудашев!
Перед Кудашевым дама из поезда.
– Поздравляю, Татьяна Андреевна!
– Спасибо. Рада вас видеть, Александр Георгиевич! Не удивляйтесь, вас здесь уже все знают и ждут! Будьте как дома!
– Где он! Где он, сын казачий, спаситель моей благоверной?!
Кудашев был крепко обнят и расцелован в обе щеки казаком с чёрной бородищей, одетым в черкеску с газырями. Сам полковник Баранов:
– Сашка, казак оренбургский! Зови меня батей, не ошибёшься. Я с твоим отцом, конечно, в зиндане у хивинского хана не сидел, и Денгиль-Тепе не штурмовал, но мы жизнь и смерть не раз вместе на прочность испытывали! Спасибо тебе за Татьяну Андреевну! Кого ещё ждём, прошу всех за стол!
Оборотившись к подполковнику Дзебоеву, добавил:
– Мои ребята двух пьяных щенков из конвойной команды отловили ещё на вокзале. По-текински, мешки на головы, на коней и аллюр «три креста» – намётом – прямо на мою гауптвахту! Объяснительные уже написали, всю бумагу соплями измазали. Пока Држевский поляну на весь казачий круг не накроет – своих шляхтичей не получит!
Кудашев был рядом, но последних слов Баранова уже не слышал. Перед ним стояла его соседка, Найдёнова Лена, похожая и непохожая на ту девочку, что семь лет назад на проводах вольноопределяющегося в Манчжурию попросила привезти ей из Японии веер… А не её ли он видел третьего дня на кладбище в Красноводске, а потом – со спины – в поезде? Кудашев глянул на руку. Так и есть, узкое серебряное колечко с камешком-бирюзой!
– Здравствуйте, Леночка, – сказал Кудашев, – я вернулся, но веера вам не привёз…
Найдёнова просто и спокойно подошла к Александру Георгиевичу, как к родному, много лет знакомому человеку, крепко взяла его за локти опущенных рук, прижалась лицом к белоснежному кителю и вдруг громко навзрыд заплакала.
– Мама, мама умерла! Саша, я вас так ждала…
* * *
За столом Леночка и Александр Георгиевич сидели рядом. После первого же тоста Дзебоев шепнул на ухо Кудашеву: «Я незаметно отлучусь по делу на пару часиков. Да и вы лучше погуляйте по местечку, в парк сходите. Нам с вами казаков не перепить, а в этом застолье ставятся только такие задачи. Ни шашлыки, ни чёрная икра не помогут. Через час будете лежать под столом. Пока».
Кудашев последовал совету, и через минуту они с Леной уже выходили за ворота дачи. На них не обратили внимания.
В Фирюзе нельзя заблудиться. Центральная улица пряма и наклонна. Вверх к пограничному посту идёшь с усилием, вниз – ноги сами несут. Справа – купальный бассейн. Шлюз поднят, освобождённая Фирюзинка весело бежит себе, ещё не подозревая, что по выходу из родных гор будет поглощена песками Кара-Кумов. Слева – дачи, потом вездесущий магазин «Парижскiя Моды», справа – городской сад с летней сценой и акустической полусферой, шашлычной, клумбами цветов, экзотическими растениями, дорожками, тропинками, уединёнными беседками и скамейками. За садом – почта, телеграф, Российский кредитный банк, снова дачи, ресторан. Стоп, дальше пути нет, глухая каменная стена, шлагбаум, массивные ворота, часовой. Пограничный пост. Можно разворачиваться и идти вниз, туда, откуда пришёл.
Правая рука Лены деликатно лежит на согнутой в локте левой руке Кудашева. Его правая рука, как и положено человеку в форме, свободна. Их разговор прост, чист и безыскусен, как разговор двух, давно не видевшихся, детей. Каждая третья фраза начинается словами: «А помнишь?..». О смерти, о войне, о политике – ни слова.
Стук кованых копыт заставил оглянуться. Лена оступилась, крепко сжала руку Кудашева. Странно, вечно нывшая и стреляющая болью рука, на сей раз на толчок не отреагировала. Впервые за два последних года боли не было.
Рядом остановил коня всадник. Дзебоев.
– Александр Георгиевич! Очень не хочется прерывать ваш променад, но у нас прибавилось работы. Елена Сергеевна, простите великодушно.
Дзебоев дал коню шенкеля и поскакал к генеральской даче. Через десять минут там были и Кудашев с Найдёновой. Фаэтон уже стоял за воротами. Дзебоев сидел на своём месте, а Кузьмич успокаивал своего коня, кормил его сухариками и гладил по шее.
Кудашев прощался с Леной:
– Мы же ещё увидимся?
– Конечно, увидимся!
– Скоро?
– Скоро!
– Я найду вас! И больше не потеряю!
Кони тронулись. Леночка махала вслед фаэтону платочком. Из-за дачного забора вслед отъезжающим неслась лихая казачья песня:
Хазбулат удалой,
Бедна сакля твоя.
Золотою казной
Я осыплю тебя!
* * *
– Есть новости, Владимир Георгиевич? – спросил Кудашев.
– Есть. И ещё какие!
Дзебоев несколько минут молчал, собираясь с мыслями.
– В ночь смерти бухгалтера караван-сарая Соломона Блюменталя, с вечера двенадцатого по утро тринадцатого сентября, караван-сарайщик Искандер Ширинов действительно был со своей супругой и младшей дочерью в Фирюзе. Так он пишет в своём заявлении в полицию. Но не у родственников, которые справляли свадьбу своего сына, а тихо-мирно на собственной даче. В тот день в Фирюзе вообще свадеб не было. В шесть часов вечера в ресторане «Фирюза» Ширинов встречался с лидером Кизил-Арватских эсеров по фамилии, как бы вы думали, – Блюменталь! Он полагает себя политиком, опирается на рабочих Кизил-Арватского вагоноремонтного завода. Легален. Кассой взаимопомощи заведует, в сущности, держит в своих руках денежный забастовочный фонд. Ухитряется получать деньги не только с рабочих, но и со служащих, которых формально отнести к рабочему классу нельзя. В половине девятого вечера Блюменталь на частном извозчике проехал полицейский пост Асхабад с Фирюзинского направления. Мне повезло поговорить на бирже у станции с извозчиками. Дознаватели жандармского отделения Железной Дороги удостоверились в смерти бухгалтера от сердечного приступа и успокоились. Свою собственную агентурную информацию я пока никому не сообщал. Есть минимум два серьёзных факта, позволяющих сомневаться в «естественной смерти» бухгалтера. Это ложные показания Ширинова и исчезнувший банковский вексель на сто тысяч фунтов стерлингов.
– Насколько велика эта сумма, Владимир Георгиевич?
– Десять таких билетов, – и можно купить современный броненосец типа «Дредноут»! Эта сумма многократно превышает годовой бюджет Туркестанского края и Кавказа вместе взятые.
– Фантастика! А был ли вексель на самом деле?
– Почти уверен, что вексель существует. Это деньги Британской внешней разведки – «Сикрет Интеллиндженс Сервис». Практически обналичить этот вексель ни в России, ни в Иране нельзя. Его можно предъявить к оплате либо в Лондоне, либо в филиале Ост-Индийского Банка, таковые есть в Калькутте, в Дели, в Европе – только в Париже. Такой вексель необязательно обналичивать немедленно. Это хороший финансовый инструмент, которым можно пользоваться как гарантом каких-либо сделок, только на этом можно заработать во много раз больше, чем стоит сам вексель. Но его сюда привезли не для этого…
– Для чего же?
– Такая сумма – бюджет очень крупных операций: финансирование оппозиционных сил в стране, предназначенной к аннексии, закупка оружия, подрывная террористическая деятельность, политическая работа партий... Думаю, нас не ждут лёгкие времена. Я ещё не решил, озвучить ли этот факт на совещании у Начальника области и озадачить новой работой соответствующие службы, либо самостоятельно отработать его.
– Что бы вы не решили, я с вами, Владимир Георгиевич. Как я понимаю, у нас сейчас не праздный разговор, а совещание. Спасибо за доверие. Тогда будут вопросы, Можно?
– Жду.
– Первое: Что вас останавливает от немедленного придания этому вопросу государственного статуса? Второе: Что мешает продолжить собственное расследование?
– Отлично, Александр Георгиевич. Не зная вас, подумал бы, что имею дело с математиком. В вас есть сильное конструктивное начало. Правильно поставленный вопрос уже несёт в себе правильный ответ. Отвечаю: Первое: Нет ничего опаснее и безумнее, как сбросить необоснованную информацию по серьёзной проблеме. Я не настолько наивен, чтобы предъявлять на совещании генералам общей полиции и Корпуса жандармов две записки своих доверенных лиц, планшет с картами и пару теодолитов в качестве доказательств обвинения Британской Короны в нарушении Конвенции 1907 года и подготовки крупномасштабной экспансии в Российский Туркестан. Для такого демарша нужны живые британские агенты, взятые с поличным и готовые давать показания, нужны списки руководителей и активистов наиболее агрессивной, «правой» части оппозиции, склады с оружием, источники финансирования.
– Разве это не задача для контрразведки?
– Нет, нет у нас контрразведки! Нужна мощная военная контрразведка с профессиональными кадрами. Есть у нас в Департаменте полиции МВД Охранное отделение. В составе Особого отдела Департамента полиции – Агентурная часть. Есть Положение «Об охранных отделениях», исключительно на которые возложены оперативно-розыскные мероприятия по государственным преступлениям. Есть закон от 6 июля 1908 года «Об организации сыскной части». При полицейских управлениях уже положены сыскные отделения, которые должны заниматься и опер-розыском, и проводить дознания по уголовным преступлениям. При этом охранные отделения обязаны предоставлять агентурную информацию жандармам, производящим дознания. Вы догадываетесь, чем там занимаются? Вот, полюбуйтесь, очередная информация, – Дзебоев достал из кармана кителя листок бумаги: «Пятого дня в служебном помещении Кизил-Арватского вокзала пили чай кондукторы Бурмистров, Витрищак и Швыдкой. Подошёл Семенов и сказал: «Зачем говорят, что забастовка была неправильная? А что нам хорошего этот сукин сын сделал? Только землю Русскую кровью поливает! Следующий подрастает нам на шею, той же породы, вырастет – так же кровь будет пить!» Бурмистров Семенову сказал, дескать, выпил – иди лучше проспись».
Дзебоев смял листок, но, всё же, сунул его назад в карман:
– Вот какой работой завалены наши охранные отделения! Огонь 1905-го года не погашен, он тлеет, набирает новую силу. Новый взрыв будет страшнее первого. Его готовят и местные русские либералы, и националисты от Бунда до Дашнакцутюнь, а главное – разведки всего мира, разве что без Панамы… Такие, как Чикишлярский пристав Федотов и Красноводский ротмистр Кудашев – доброе исключение из наших кадровых реалий! Они вдвоём разработали и осуществили фактическую ликвидацию летучего конного отряда, теперь нет сомнения, английского шпиона Караджа-Батыра. С казаками Первого Таманского полка связались только в последний момент. Начни они согласовывать свои действия по инстанциям – об этом знал бы Лондон на следующий день. В Георгиевскую Думу представления к Орденам четвёртой степени направлены. К сожалению, Кудашеву посмертно, а сам Федотов вряд ли осознает себя награждённым. Однако, начальство довольно. Хоть бы кто вспомнил, что Караджа-Батыр несколько лет ходил по нашей области, как у себя дома! Это вам, Александр Георгиевич ответ на первый вопрос. На второй вопрос дам ответ через десять минут.
– Василий Игнатьич! Придержи на минутку своих орлов!– снова окликнул возницу Дзебоев. – Посёлок Ванновский. Нас сам староста решил встретить. Я ненадолго.
Дзебоев сошёл с экипажа, двумя руками поздоровался с высоким пожилым человеком в белой домотканой рубахе навыпуск ниже колен, в таких же штанах и чёрной меховой душегрейке-безрукавке. Его голову венчала белая повязка, распахнутая душегрейка позволяла видеть кривой иранский кинжал-бебут. На груди внушительный серебряный жетон «Сельский староста». Старые знакомые отошли в сторонку, остановились в тени столетнего чинара, из-под корней которого бил родник. Дзебоев достал стальной портсигар, угостил папиросой собеседника, закурил сам. Минут через пять вернулся в экипаж. Тронулись.
– Это Ванновский курдский старшина Яр-Дауд-Ага. Просит разрешения послать младшего сына в русско-туземную школу. Нужно помочь. Было бы финансирование да кадры учителей, давно бы в посёлке своя школа работала. Задал ему вопрос о Ширинове. Думаю, Ага говорит правду. О Ширинове, конечно, слышал, но лично не встречался. В посёлке нет курдов, имеющих возможность свободно разъезжать по области. Ни купцов, ни возниц, ни служащих железной дороги.
Паспорт есть только у самого старшины. Остальным без надобности. Связи между российскими прикопетдагскими курдами весьма незначительны, с иранскими курдами отсутствуют вовсе. Через центральную часть хребта Копет-Даг в Иран одна единственная дорога – Гауданский перевал. Этот путь под хорошим контролем. Там и пограничная стража, и таможня, и текинские конные отряды милиции. С ноября по апрель-май перевал вообще закрыт. Скорее всего Ширинов возил оружие через Атрек. Пустыню контролировать труднее. Там путей много. Агентами Ширинова могли быть только мобильные, не вызывающие подозрения лица. Не забывайте – Ширинов владеет не «Гранд-Отелем», а караван-сараем! Если верить разговору с Гюль Падишахом, у Ширинова склад или склады с оружием здесь, в Закаспии. Теперь оружие не должно идти в Персию, ему уже нашли покупателей здесь же. И даже оплатили! Это эсеры или националисты, а, возможно, и те, и другие. Будем работать.
Вернёмся к прерванной беседе. Вопрос второй: Нет сил решить задачу, озвученную в вопросе первом в полном объёме. Упростим её: – отследить и изъять из оборота вексель Ост-Индийского Коммерческого Банка. В процессе работы сами появятся новые факты.
Однако, следует помнить: лично я – не Начальник жандармского Управления, но адъютант Командующего войсками, то есть, как пишут в английских газетах, «министр без портфеля». Моя задача – отбор, аналитика, передача по инстанциям и контроль. Всё! Ни я, ни вы тем более, не имеем ни возможностей, ни формальных прав самостоятельно вести агентурную работу, розыск, осуществлять дознание, организовывать наружное наблюдение, задержание, обыски и прочее. Вся наша деятельность в этом направлении должна быть в прокрустовом ложе Статуса Ордена Святого Георгия, коим награждаются за подвиги!
– Всё понял. В таком случае необходимо тщательно отделить зёрна от плевел.
– Опять ваша конструктивность. Давайте, я уже в неё верю.
– В любом деле должна быть система. Построенная и отлаженная система начинает работать сама!
– И в нашем случае?
– Конечно! Сегодня утром в вашем кабинете я построил некую систему, разобрав вагон документов. К вечеру эта система потребовала хранить документы, предназначенные для официальной работы – в кабинете подполковника Дзебоева либо в сейфах канцелярии, но агентурная документация, не предназначенная для передачи в охранку, должна храниться за пределами кабинета. Это не перестраховка, Владимир Георгиевич. Это требует «система»! Вы дали мне совет быть осторожным. Я призываю вас быть осторожным вдвойне. Ставка в игре сделана не нами – сто тысяч фунтов стерлингов. Мы ответим на неё. Без права на ошибку.
Фаэтон въехал во двор резиденции Начальника области. К экипажу подбежал дежурный вольноопределяющийся:
– Господин подполковник! Вам распоряжение: быть сегодня в драматическом театре на спектакле. Артисты из Ярославля! Начало через двадцать минут.