Текст книги "Срубить крест (сборник)"
Автор книги: Владимир Фирсов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Я разыскал Тину в лаборатории. Она уже заканчивала свои записи, и я предложил ей поужинать вместе.
– Если ты не возражаешь, можем поехать ко мне. Бабушка скоро укатит в какую-то тьмутаракань, а пока будет рада накормить нас. Знаешь, когда бабуся дома, она не терпит, чтобы я питался автопищей.
– Тебе хорошо живется, – вздохнула Тина. – Очень славная у тебя бабушка. И где ты ее раздобыл?
– Скажу только тебе, по секрету. – Я положил ладонь ей на плечо и наклонился к самому уху девушки. – Мне ее выдали за спортивные успехи.
Мне было очень приятно идти вот так с Тиной по открытой солнцу галерее, болтать с ней о всяких пустяках и чувствовать, как на нас незаметно оглядываются редкие встречные. Занятия давно закончились, поэтому внешняя галерея, повисшая на высоте двадцати этажей над институтским парком, была почти пуста. Как-то незаметно для самих себя мы остановились у перил. Солнце сегодня было горячим и ласковым, а лежавшая под нами Москва прекрасна, как всегда, – нет, еще прекрасней. Отсюда, с вышины, были видны вдалеке увенчанные звездочками острия древних кремлевских башен над лентой реки, и разноцветные силуэты новых зданий, и безглазая труба Звездного совета, и ажурные километровые зонтики погоды, и переплетения скоростных магистралей над домами и рекой. Когда я положил руку на перила, мои пальцы прикоснулись к пальцам Тины – очевидно, та этого просто не заметила, потому что не отодвинула руку. Я вдруг ощутил внутри какую-то сладкую пустоту и понял, что не могу сейчас ничего сказать – ну просто ни слова. Мне хотелось только, чтобы мы вот так стояли рядом и молчали и чтобы она не убирала своей руки. Я не знаю, долго ли все это продолжалось, только вдруг почувствовал, что Тина тихо вздохнула, и от этого ее грудь на секунду прикоснулась к моему локтю. Я, не поворачиваясь к девушке, видел, какая у нее красивая и высокая грудь, какая тонкая талия, какие стройные и загорелые ноги, – сегодня Тина была в коротеньких шортах, и поэтому ее ноги были открыты почти целиком солнечным лучам и взглядам. Я чуть-чуть подвинул свою руку, мои пальцы скользнули по ее пальцам и сплелись с ними. Это было так невероятно, что сердце у меня в груди вдруг забухало громкими и редкими ударами.
Нас вернул к действительности чей-то голос. Я не сразу понял, что этот голос мне очень хорошо знаком. По галерее спешил к нам Гусев – как всегда, взлохмаченный и суетливый.
– Вот вы где, голубчики! – кричал он еще издали. – А я обегал пол-института. Тина, ты почему без браслета?
– Я сняла его, чтобы мне не мешали работать, – ответила девушка. – Думаешь, ты один не даешь мне покоя? – Мне показалось, что она не очень обрадована появлением своего дружка.
– Какие у вас планы? – осведомился Гусев.
– Мы собирались ко мне ужинать, – сказал я. – Бабушка грозилась сделать что-то необыкновенное. Пойдешь с нами?
Я смотрел на моего тренера, на дорогого друга Пашку Гусева, и чувствовал, что впервые во мне возникает какая-то неприязнь к нему. Я его очень любил и уважал. Это был беззаветно преданный спорту человек, прекрасно знающий свое дело и знающий, чего он хочет. Природа обделила его ростом, поэтому путь в рыцари был для него закрыт навсегда – при весе в шестьдесят килограммов человек вылетает из седла даже при не очень сильном ударе копья. Но он был прекрасный фехтовальщик, бегун и стрелок, и лучше его никто не умел планировать на самоподъемном крыле – как раз тут его малый вес становился решающим преимуществом. И он был великолепный тренер – не знаю, откуда взялось это у мальчишки, но только, по отзывам крупнейших спортивных авторитетов, он не уступал признанным тренерам, имевшим за плечами по сотне лет стажа. Я был обязан ему многим, да вдобавок и жизнью. И тем не менее сейчас при виде Гусева я ощутил глухое раздражение. Тина была его девушкой, и он ей, очевидно, нравился, она, может быть, даже любила его, поэтому я не имел никакого права становиться у него на дороге. То, что сейчас произошло на галерее (хотя там ничего не произошло – эка важность, подержал девушку за руку!), было предательством по отношению к другу, и я чувствовал, что Гусев думает так же, хотя и не подает вида. Ох, как мне не хотелось, чтобы он, я и Тина ужинали вместе! Дернул черт меня за язык – не брать же приглашение обратно…
Но тут проблема решилась без моего участия. Мы уже стояли у паркинга в ожидании свободного автокиба, когда Тина сказала:
– Мальчики, вам придется ужинать без меня. Я забыла про одно срочное дело. Извините!
Она помахала нам рукой, села в подъехавший киб и укатила. Тут же второй киб остановился перед нами. Мне уже расхотелось ужинать, но ехать пришлось. Пашка тоже был не в своей тарелке – плюхнулся на сиденье и надулся, как мышь на крупу.
Я о чем-то заговорил, но Павел упорно молчал всю дорогу. Дома я зашел к бабушке поздороваться, а когда вернулся в гостиную, Гусев торчал у стола и вертел возле своего носа розу, которую мне вчера бросила Тина. Я поставил цветок в вазочку с живой водою, чтобы роза не увяла и законсервировалась. Мне хотелось сохранить ее как память о Малом Споре (а еще больше о Тине). Но теперь все пропало – этот нахал вытащил розу из вазы, словно не знал, что так делать нельзя, и теперь консервация не получится.
– Слушай, Алексей, – сказал он и швырнул розу на стол. – Тина – моя девушка, и ты к ней не приставай.
– С чего ты это взял? – пробормотал я. Выпад Гусева застал меня врасплох. – Мы с ней друзья, и только…
– И давно это вы подружились?
Тут я разозлился, потому что Гусев вел себя по-хамски.
– А тебе какое дело? Ты что, хочешь мне посоветовать, с кем дружить, а с кем нет?
– Можешь дружить с кем хочешь. Но не дури девчонке голову. От нее теперь только и слышишь: «Ах, какой рыцарь! Ах, какой удар! Какой сверхудар! Какой сверхталант! Сверхгений!».
– Это она на самом деле так говорит? – спросил я с неподдельным интересом.
Павел почувствовал, что зарвался, и сбавил тон.
– Так не так – какая разница? Она меня любит – вот что главное. А ты ее с толку сбиваешь. Еще бы – профессор, светило, чемпион!..
В его голосе чувствовалось сильное раздражение. Ему, видимо, было все равно, за что меня ругать.
Я был не на шутку огорчен и разозлен словами Гусева. Если они действительно любят друг друга, мое положение оказывалось незавидным. Хорошо, что я скоро уезжаю на Изумрудную.
Ужин был испорчен. Ели мы без всякого удовольствия, чем очень расстроили бабусю. Она сидела поджав губы и распрощалась с нами сухо. Я пошел проводить Павла. Мы пытались говорить о подготовке к Олимпийским играм, но разговор не клеился, и мы расстались.
Я бродил по городу довольно долго, думая о Тине и Павле. Высоко над моей головой в прозрачных трубах проносились серебристые капли магнитных поездов, еще выше проплывали дисколеты туристов, по улицам гуляли веселые, смеющиеся люди. Как всегда в это время, прошел легкий дождь, вывесив через все небо разноцветную радугу. Воздух стал удивительно свежим, запахло какими-то южными цветами. Не знаю, случайно это вышло или ноги сами привели меня, но когда я поднял голову, то увидел, что стою перед «Справочником Гименея».
Официально здание это называлось Центральным информаторием. В его огромном кристалломозге были собраны подробные сведения о всех обитателях планеты – их возрасте, внешности, вкусах, привычках, работе, увлечениях. Вначале все это мыслилось как автоматическое справочное бюро, но потом было предложено с помощью информатория облегчить людям встречи по интересам. И сразу оказалось, что подобное учреждение просто необходимо людям. Правда, большинство запросов имело целью получить информацию, облегчающую поиск подруги или друга жизни, и вскоре информаторий иначе чем «Справочником Гименея» почти никто не называл.
Сведения обо мне тоже хранились здесь, но я давно заблокировал свою ячейку, спасаясь от восторженных любителей и любительниц конного боя. Не так давно я заходил сюда, чтобы узнать, интересовался ли кто-нибудь моей особой. За последний месяц в информаторий поступило три запроса о профессоре Алексее Северцеве, и тринадцать тысяч восемьсот семьдесят Два человека пытались связаться с рыцарем Черной башни…
В прохладном вестибюле информатория, как и всегда, дежурил робот. Он подкатил ко мне и осведомился, чем может быть полезен. Я подумал и спросил, много ли людей обращается сюда по брачным вопросам. Оказалось – до ста тысяч человек в год. Тогда я поинтересовался, насколько велика эффективность такой службы.
– По имеющимся у нас сведениям, – забубнил робот, – из всех лиц, обратившихся в Центральный информаторий для отыскания друга или подруги жизни, впоследствии зарегистрировали объединенные опознавательные индексы или зарегистрировали совместные адреса с кем-то из указанных в справке Центрального информатория лиц на срок до года и более, что может свидетельствовать о создании семейного союза, или родили детей при участии указанных в той же справке лиц, до сорока двух процентов лиц, которым были выданы рекомендации брачного характера.
– Неплохо, – похвалил я, подсчитывая в уме, сколько раз он упомянул о лицах. – У вас очень высокий КПД. А смогу я узнать, какова пригодность моей кандидатуры для семейной жизни?
– Попрошу приложить сюда ваш опознаватель, – сказал робот, проводя меня к пульту.
Я приложил браслет к гнезду, и тотчас на щите замигали лампочки.
– Пригодность данного лица в каждой возрастной группе, – вновь забубнил робот, – определяется по пяти степеням пригодности, определяемым на основе тех требований, которые предъявляет к возможным кандидатам лицо, сделавшее запрос. По пятой степени ваша кандидатура за период, прошедший с начала текущего календарного года, соответствует двумстам сорока запросам, по четвертой степени – семидесяти одному, по третьей – девятнадцати, по второй – четырем, по первой – одному запросу. Поскольку ваша ячейка заблокирована, сведения о вас не выдавались и в справки не включались.
Я посмотрел на робота с уважением. Ведь обычная машина, а знает, что для кого-то я, Алексей Северцев, двадцати трех лет, ростом двести два сантиметра и весом сто двадцать килограммов, являюсь единственным… Интересно, кто это?
– Могу я узнать, кем сделан запрос, подпавший под категорию первой степени?
Робот повозился у пульта.
– Лицо, сделавшее данный запрос, заблокировало свою ячейку, поэтому ответ быть дан не может.
Вот так… Где-то живет неизвестная мне девушка, для которой я мог бы стать единственным, но никогда не стану. И ничего тут не поделаешь.
Я повернулся, чтобы уйти, но тут мне в голову пришла еще одна идея.
– Попрошу дать мне справку о возможной подруге жизни. Мои требования: пол – женский, возраст – 18–22 года, брюнетка, но не жгучая, рост… выражение глаз… грудь высокая… талия… походка волнующая… (Я закрыл глаза и стал рисовать портрет Тины, переводя его из зрительных образов в сухие анкетные данные). Интересуется наукой, конным боем, гимнастка, альпинистка, горнолыжница…
Я диктовал всю эту бредятину, презирая сам себя, но остановиться не мог. Закончив, я с опаской посмотрел на робота, словно ожидал увидеть осуждение в его электронных глазах. Но этот ящик на колесах стоял ко мне спиной, подключившись к пульту, и ему не было дела до моих эмоций, если он вообще имел представление об эмоциях. Из пульта выскочила карточка, робот взял ее и протянул мне.
– Ваш запрос соответствует первой степени, и ему соответствует по всем параметрам запроса, кроме не поддающихся формализации, каковыми являются требования к выражению глаз и эмоциональные ощущения от походки, всего одно лицо из числа всех лиц, взятых на учет в информатории.
Я взглянул на карточку и присвистнул. На карточке было напечатано:
«Виола Ириния Миллер, 19 лет. Звездный совет, секретарь IV класса».
– Врет ваша машина, – сказал я. – Я эту Виолу знаю. Она же стопроцентная блондинка, а я их терпеть не могу.
Робот обратил на меня философски мерцающие электронные глаза и пробубнил:
– Поскольку данное лицо в момент регистрации по цветовым параметрам прически относилось к нежгучим брюнеткам, допустим вывод, что данное лицо изменило цвет своих волос, не поставив в известность информаторий. Данному лицу будет сделан немедленный запрос с целью внесения уточнений в его ячейку.
– Валяйте уточняйте, – сказал я и вышел.
Глава 7. Бабушек надо слушатьсяВсе на свете имеет свой конец. Пришли к концу и мои сборы в дорогу.
Все было обговорено и рассказано, документы оформлены, обряды запомнены, снаряжение упаковано. С огорчением я узнал, что с терилаксовой броней мне придется распроститься, поскольку такой брони на Изумрудной нет. Принцесса рассказала мне, что их кавалеры сражаются только равным оружием, и это правило соблюдается очень строго.
– Но вы получите лучший панцирь из коллекции моего отца. Он очень любил турниры и собрал Прекрасную коллекцию оружия. Вот копье с вымпелом Соискателя вы должны взять с собой. Оно послужит для вас пропуском во дворец.
– А конь? Как быть с конем?
– Коня вы купите на месте. Не везти же его с Земли. Да он и не войдет в кабину даже до середки.
Я представил себе, как получаю на Изумрудной из ВП-кабины одну половину Баязета и скачу на ней наподобие барона Мюнхгаузена… Да, коня придется искать там.
– Не огорчайтесь, – промолвила принцесса и положила свои пальцы мне на руку. – В королевской конюшне вам подберут лучшего коня. Я распоряжусь.
– Я вам заранее благодарен, – вздохнул я.
Эта девушка совершенно не представляла себе, что добрый конь в хорошем бою – половина успеха. Она рассуждала как все дилетанты, для которых лошади отличаются только именами и мастью. Мой Баязет, сын Баяна и Зебры, был лучшим конем на нашей планете. Мы с Павлом искали его три года, и я не променяю его ни на какого коня в мире. Но, увы, ВП-кабины не рассчитаны на межзвездные перелеты лошадей.
Когда я впервые услышал про конные поединки на Изумрудной, это совпадение поразило меня. Но теперь мне было ясно, что никакого совпадения тут нет. Рыцарские бои на копьях, процветавшие в средние века, возродились еще в XX веке – что-что, а уж историю своего любимого спорта я знал до мельчайших подробностей. Началось это одновременно в Польше и в Англии. Польские рыцари выступали в театрализованных представлениях, устраиваемых в старинных замках, изображая битвы давних времен. В Англии в те же самые годы начали проводиться конные поединки с легкими бамбуковыми копьями. Позже, в XXI веке, после изобретения терилакса, который гарантировал спортсменам безопасность, этот спорт широко развился и впоследствии был включен в олимпийскую программу. Для меня не было удивительным, что беглецы с Земли, создав на Изумрудной свою аристократию., вспомнили про конный спорт, всегда считавшийся на Земле аристократическим.
Пальчики девушки все еще покоились на моем локте, и от этого я почувствовал, как у меня к щекам приливает жар. Удивительное сходство Ганелоны с Тиной настолько сбивало меня с толку, что я совсем запутался. С ужасом я вдруг понял, что мне нравятся обе девушки, причем одинаково сильно.
Ганелона походила на Тину как две капли воды. Нет, различия во внешности были, хотя и не очень заметные: гораздо светлее оттенок кожи, чуть тоньше губы, не такие большие глаза, неуловимые отличия в очертаниях скул, носа, подбородка.
В движениях, жестах, походке разницы обнаруживалось гораздо больше. У Ганелоны было свое особенное выражение глаз – какое-то настороженное, всегда немного беспокойное и тревожное, словно девушку непрестанно грызли тайные заботы. Властно сжатый рот принцессы свидетельствовал о решительности и твердости характера, ничуть не умаляя ее прелестной женственности. Походка казалась несколько скованной, Ганелона словно избегала быстрых движений и старалась за округлостью жестов скрыть внутреннюю резкость. Пожатие ее руки казалось вялым и безразличным, словно ей приходилось подавать руку через силу.
Впрочем, все эти мысли выветрились у меня из головы, когда вдруг выяснилось, что агенты Рюделя все же обнаружили Ганелону. Она рассказала, что недавно с ней говорил через браслет неизвестный, не назвавший и не показавший себя, и спросил, предполагает ли принцесса в ближайшее время отбыть на родину. Получив положительный ответ, он сказал: «Если передумаете – пеняйте на себя», – и отключился, даже не попрощавшись.
– Почему вы не обратились в Службу безопасности? – спросил я, кипя возмущением. Это было неслыханно – в наше время угрожать кому-то, запугивать, вынуждать. – Вашего Рюделя и всю его шайку быстренько бы схватили и выслали домой, а Изумрудную заблокировали, чтобы никто не мог до вас добраться…
– Я думала об этом, – грустно ответила Ганелона. – Да разве во мне только дело? Рюдель рвется к власти, и моя задача – помешать ему. А для этого я должна ехать.
Чтобы отвлечь девушку от тревожных мыслей, я заговорил о Петровиче.
За последние дни я успел сдружиться с ним. Робот был неплохой парень, не то что механические недотепы из информатория и аналогичных заведений. Он побывал на моих тренировках, обучаясь искусству оруженосца, и теперь я знал, что он ничего не упустит в сложном ритуале подготовки к бою. Шутки ради я предложил ему сесть в седло. Это было уморительное зрелище – ездить он не умел совершенно, сидя на лошади, растопыривал ноги наподобие циркуля и на рыси выглядел настолько жалко, что я поскорее остановил лошадь. Однако на землю он спрыгнул легко и грациозно и, судя по всему, был весьма собой доволен.
В институте уже знали, что я ненадолго уезжаю, и, когда я зашел попрощаться, меня сразу окружили. К середине лета все мы были достаточно загорелыми, но все же одна из физиономий показалась мне чернее других. Вглядевшись, я узнал лаборанта Цоя, который только что вернулся с юга.
Мне стали показывать его снимки – старинные белоснежные дворцы, реставрационные работы на Золотых воротах, состязания ныряльщиков, толпы на пляжах. Цой снимал профессионально – на объемную бумагу с электретной подложкой, поэтому цвет и глубина на его снимках приобретали полную достоверность и фотографии словно светились изнутри. Все это сейчас меня мало интересовало – я потихоньку оглядывался, ища глазами Тину, которая куда-то отлучилась. Вдруг я понял, что передо мной только что мелькнуло знакомое лицо. Я схватил уже отложенную фотографию и увидел кавалера Рюделя.
Снимок был сделан на приморской веранде, где, прячась от зноя, сидели под тентами загорелые люди – кто в шезлонгах, кто у столов с напитками. В руках у соседей кавалера были карты, а сам он держал какой-то приборчик, из которого торчала крестообразная антенна.
Этот снимок я в тот же день показал Ганелоне.
– Почему он пользуется таким приемником? – спросил я. – У него же есть браслет, – я показал на левую кисть кавалера Рюделя. – Браслет дают каждому, кто прилетает на Землю.
– Опять кого-нибудь подслушивал, – с неприязнью ответила принцесса. – Помните, как он нас подслушивал?
Девушка долго смотрела на снимок, что-то мучительно вспоминая.
– Алексей, я боюсь, – сказала она наконец. – Я не знаю, в чем тут дело, но мне страшно. У меня на родине есть одна легенда… Я почти забыла ее. Но в ней говорится о каком-то кресте, который несет всем смерть… Когда я была совсем маленькой, сестры пугали меня по вечерам рассказами об этом кресте. Я кричала от страха и пряталась под одеяло, а потом долго не могла заснуть. И сейчас мне снова страшно…
Голос ее замер. Я взял ее за руку – пальцы у нее дрожали и были холодны как лед.
– Не бойтесь, – сказал я. – Сказки – это только сказки. И меня не удивляет, что ваш Рюдель предпочел браслету собственный радиоаппарат, – ведь с помощью браслета подслушивать нельзя. А он, насколько я заметил, очень любит это занятие.
Чтобы успокоить девушку, я обещал показать снимок специалистам.
– Бабуся, – сказал я за ужином, – где сейчас Милич?
– Иво? Вице-президент Радиоакадемии? Почему ты о нем вспомнил?
– Сейчас будет удобно его побеспокоить? Я хотел бы показать ему вот эту фотографию.
Бабушка повозилась у пульта, и через десяток секунд Иво Милич высветился на экране.
– Дорогая Евдокия Адамовна, – растроганно проговорил он, – вспомнила все-таки меня, старого! А то мне стало казаться за последние десять лет, что я так и помру, не повидавшись с тобой…
– Так уж и десять! – возразила бабушка. – Три года назад мы виделись на Плутоне.
– Ах, да… Это когда ты провалила мой проект…
– Пожалуй, не стоит об этом вспоминать. – Бабушка явно не хотела говорить о некоторых своих занятиях. – Взгляни лучше на моего внука. У него есть к тебе вопросы.
– Здравствуйте, дядя Иво, – сказал я.
– Батюшки, неужели это Алеша? – Старик даже всплеснул руками. – Слышал, слышал я про твои подвиги. Не женился еще?
– Некогда ему, – вздохнула бабушка. – Спортсмен! В чемпионы метит. Ну, еще профессором стал. Учит лягушек далеко прыгать. Всех девушек этими лягушками распугал.
– Дядя Иво, что это за прибор? – поскорее спросил я, не давая бабусе увести разговор в сторону.
Ученый некоторое время рассматривал снимок.
– Не знаю, – сказал он наконец. – Вот антенна мне знакома. Только это допотопная конструкция. Когда-то очень давно ими пользовались для поляризации сигналов. Но лет сто назад появились кристаллические антенны, а еще позднее – молекулярно-фазовые.
– Дядя Иво, как ты думаешь, для чего на пляже может понадобиться поляризованная передача?
– Такую передачу сложнее подслушать. Подожди, – встрепенулся он, – а зачем это надо? Ведь связь через браслет абсолютно неподслушиваема…
– Вот и я думаю – зачем? – пожал я плечами. – И мне очень хотелось бы получить ответ на свой вопрос…
В этот вечер мы долго сидели с бабушкой за столом. Ганелона разрешила мне открыть ее секрет, и я все рассказал бабусе – про Ганелону, кавалера Рюделя, про вызов в Звездный совет. Она молча слушала, не задавая вопросов, только хмурилась и поджимала губы – мое повествование ее чем-то очень огорчило, – да барабанила пальцами по столу.
– С Тиной попрощался? – спросила она вдруг.
– Тина уехала… – отвечал я виновато.
Я весь день тщетно вызывал ее, а когда соединился с ее квартирой, автосекретарь ответил, что ее нет в городе и вернется она только через месяц.
– Когда ты отбываешь? – спросила бабушка.
– Завтра утром.
– Завтра утром… – Она забарабанила еще быстрее. – Завтра утром…
Она подошла к пульту, ткнула пальцем, и тотчас из экрана раздался знакомый голос.
– Слушаю вас, Евдокия Адамовна.
Я удивленно посмотрел на экран. Оказывается, моя кулинарка бабуся имеет личный канал связи с комиссаром Звездного совета. Впрочем, тот тоже, наверно, любит вкусно поесть. Я знал немало известнейших людей, которые откровенно гордились тем, что им довелось пробовать стряпню моей бабушки.
– Фаркаш, вы с моим внуком уже знакомы, – сердито сказала бабушка, кивая на меня. – Не нравится мне вся эта история с Изумрудной. Вы не находите, что вам давно следовало известить Службу безопасности?
– Я уже пришел к такому выводу. Моя информация час назад передана в оперативный отдел службы.
– Этот юноша завтра отбывает. Какие меры безопасности приняты?
– Утром ему будет вручен несъемный браслет Службы здоровья. На ВП-станции Изумрудной объявляется режим повышенной готовности с круглосуточным дежурством. На случай возможных передвижений Северцева в другое полушарие дополнительно подвешены два автоматических стационарных спутника, которые обеспечат ему связь со Станцией в любой точке планеты. К утру будет закончено дублирование канала ВП-связи Земля – Изумрудная.
– А робот?
– Проверен и проинструктирован.
– Вы заблокировали у него цепь Первого Закона?
– Да. И весь Совет, и командные машины – все за то, что риск допустим. Роботы класса ноль сверхнадежны. А Петрович к тому же очень воспитанный, я бы сказал – деликатный механизм. Ему можно доверять.
– Где блок-кольцо?
– Оно будет вручено Северцеву перед отлетом.
– Ну ладно, – пробурчала бабушка. – По-моему, все правильно. Извините за беспокойство, и спокойной ночи. Но утром я вас подниму ни свет ни заря.
– Спокойной ночи, – сказал Фаркаш и погас.
Весь этот стремительный разговор я слушал с возрастающим удивлением. Только сейчас я догадался, что моей особой все это время занимались десятки людей – работали, обеспечивали мою безопасность, запускали спутники, беспокоились… Еще больше поразила меня бабушка, которая запросто говорила с одним из самых занятых людей на планете, да причем так, словно требовала от него отчета. Разговор был явно деловой, а не просто дружеский. Но додумать свои мысли я не успел, потому что бабушка так же стремительно, как и Фар-каша, атаковала меня.
– Чувствую, впутался ты в пакостное дело. Не стоило бы тебе туда ездить, да теперь ничего не попишешь – рыцарское слово надо держать. Ох уж эта мне твоя принцесса – как ее, Ганелона? Надумала же такое… Выдрать бы ее как Сидорову козу… Ведь тебя на этой Изумрудной придавят, как цыпленка, ты и пикнуть не успеешь. Отравят, зарежут, пристрелят! А ну-ка, внучек, дай мне позывные твоей красотки…
Она снова ткнула в какую-то кнопку.
– Иван, это я. У меня сейчас состоится один разговор. Есть предположение, что его могут подслушать, – наверно, подсунули где-нибудь микрофончик… Так вот, обеспечь мне полную секретность. Заглуши любые передачи от моего собеседника, запеленгуй приемники и выяви их. Проверь, нет ли где записывающих устройств. Если обнаружишь, записи сотри, предварительно переписав, и выяви, кто их поставил. Ты все понял?
– Да, все, – ответил невидимый Иван.
– Даю тебе пятнадцать минут. Заодно проверь и у меня с внуком. Пока.
Я открыл было рот, чтобы задать бабусе вопрос, но она успела вызвать кого-то еще.
– Люций, ты уже спишь? Поднимайся. Всю информацию об Изумрудной немедленно ко мне на стол. И быстренько отыщи кого-нибудь из Космостроя. Даю тебе полчаса сроку.
Секундой позже бабушка разговаривала уже с кем-то другим.
– Здравствуй, Генрих, – сказала она. – Мне срочно нужна Окати-сан, победительница последнего Спора монтажников, и вся финальная десятка. Достань их мне хоть из-под земли. Через час доложишь об исполнении.
Она повернулась ко мне.
– Шел бы ты спать, Аника-воин. Завтра у тебя будет хлопот полон рот. Да и у меня тоже – по твоей милости. Дайка я тебя поцелую.
– Бабуся, ты кто? – спросил я недоуменно, подставляя ей лоб. – Я всегда думал, что ты кулинарка…
– Кто, кто… Дед Пихто, вот кто, – проворчала она, подталкивая меня к дверям. – Бабушка я тебе. И мне очень хочется, чтобы ты вернулся живой с этой самой Изумрудной. Иди, иди, не упирайся. Бабушек надо слушаться – они плохого не посоветуют. А ну марш в кровать, профессор кислых щей, магистр лошадиных наук! И чтобы немедленно спал!
Но в эту ночь я долго не мог уснуть.
