Текст книги "Горицвет (сборник)"
Автор книги: Владимир Бондаренко
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
ДОБРОЕ СЕРДЦЕ
Обветшали у медведя Потапа и медведя Спиридона берлоги. Самим подправить сил нет – одряхлели медведи, состарились. Медвежат помочь попросили. Медведь Потап Шашку позвал, а медведь Спиридон – Мишука.
– Помогите, ребятки, зима скоро.
Откликнулись медвежата, пришли. Правда, Ивашка без всякой радости принял приглашение медведя Потапа, он сызмала не привык к делу, но мать сказала :
– Иди.
И соседи сказали:
– Сходи.
И Ивашка пошел. Нагреб листьев дубовых в роще, постель медведю постелил. Попытал – жестковато. Надо бы еще подстелить, чтобы помягче было. Но так рассудил Ивашка:
–И чего это я радеть буду? Для себя, что ль, стараюсь. И так сойдет.
Слукавил медвежонок, приберег силу.
За вход принялся. Косяки новые поставил, дверь навесил. Смотрит – эх, не рассчитал он немного. Повыше бы надо притолоку поднять. И поскреб в затылке: «Переделать если...».
Но тут же сказал:
– И чего это я буду понапрасну силу тратить.
He мне ходить-нагибаться, а Потапу, и так сойдет.
А Мишук в это время у медведя Спиридона трудился. Настелил постель ему новую. Полежал на ней, поднялся.
– Жестковата, а на ней зиму лежать. Мне жестковата, а медведь Спиридон – старичок, ему еще жестче будет. Пойду еще листочков наберу.
Принес охапку пахучих дубовых листьев. – Уложил на кровать.
– Вот теперь, – говорит, – всю зиму можно лежать и бока не отлежишь.
Дверь ремонтировать начал. Смотрит – притолока низковата, повыше поднять надо, чтобы медведю Спиридону не пригибаться, когда он в берлогу входит.
– Старичок он, тяжело ему гнуться. Да и дела-то не так уж много. Порадеть надо для старика.
И перестроил Мишук дверь медведю Спиридону.
Закончили медвежата дело свое, попрощались с медведями. Осмотрел медведь Потап свою берлогу, сказал:
– Спасибо, мне самому и так бы не сделать: сил нет.
А медведь Спиридон осмотрел работу Мишука
и сказал:
– У, если бы у меня и сила была, я бы так не сделал: нет у меня сноровки такой, как у тебя, Миша.
И теперь ходит по лесу и говорит всем:
– Вы бы только поглядели, как мне Мишук берлогу отделал.
А медведь Потап, тот ничего не говорит. И Ивашка обижается. Спросил Мишука при встрече:
– Отчего это так: делали мы с тобой, Мишка, одинаковое дело, а хвалят нас по-разному. Как ты думаешь, почему?
– Наверное, у медведя Спиридона сердце добрее, – сказал Мишук.
И Ивашка согласился:
– Наверное.
И тут же пожалел:
– Лучше бы мне медведю Спиридону помогать: теперь бы он меня хвалил.
НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ
Упала на нору Енота осинка и прикрыла вход в нее. Енота дома не было. На охоте был Енот. Приходит он домой, смотрит – не войти ему внутрь. Всполошился :
– Как же быть мне? У меня в норе – енотики. Мне снаружи стоять никак нельзя.
Совсем было Енот духом упал, а потом смотрит – осинка-то тоненькая. В такой и тяжести, гляди, нет.
– Сейчас, – говорит, – вздохну поглубже, поднатужусь и отодвину ее в сторону.
Бежал мимо Барсук. Услышал его слова, остановился:
– О чем это ты?
– Да вот осинка упала и вход в нору прикрыла. Я сперва было растерялся, а потом смотрю – ничего страшного нет.
– Как нет! Это же – осина. Беда какая!
– Какая там беда, – усмехнулся Енот, – вздохну сейчас поглубже, поднатужусь и отодвину в сторону.
А Барсук за айкал:
– Ай, ай, быстрый ты какой. Осине-то, гляди, лет двадцать будет. А тебе сколько?
– Три года.
– То-то и оно. Двадцать лет и три года – разница. Слаб ты против нее. Двадцать лет она тяжести набирала, а ты всего три года силы копил. Не сдвинешь вдруг-то.
Осмотрел Енот себя – и впрямь слабоват он против осины. Вон она разлеглась как, не столкнуть. А Барсук похаживает вокруг, лапами всплескивает :
– Ай-ай, сучков-то сколько! И каждый за землю держится. Не оторвать, ни за что не оторвать – у тебя всего четыре лапы-то.
Смотрит Енот;– верно, много сучков на осине. И каждый за землю ухватился. Где их оторвешь, когда у него всего четыре лапы-то.
И повесил Енот голову. А Барсук побегал еще немного, по айкал:
– Ай-ай-ай, беда-то какая!
И побежал дальше. А Енот у норы своей остался. Сидит, губами чмокает, вздыхает:
– Что же мне теперь делать? У меня же в норе енотики. Бедный я, бедный.
Мимо Мышка бежала. Услышала его слова. Остановилась.
– О чем это ты?
– Да вот осина на мою нору упала, вход закрыла, а у меня в норе енотики.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
– Ну и чего ты сидишь? Бери и отодвигай ее в сторону.
– Отодвинь, попробуй. Это же – осина.
Обежала Мышка опять осину вокруг, сказала:
– Да какая же это осина? Осинка. Чего ты на себя страх нагоняешь? Переполошился. Бери и отодвигай в сторону.
– Куда мне, – загундосил Енот, – ей двадцать лет, а мне всего три года.
– Двадцать лет! Нашел чем себя испугать. Да она все эти двадцать лет на месте простояла, а ты три года по земле бегал, сил набирался. Ты посмотри на себя, какой ты крепыш. У тебя вон грудь круглая какая. И плечи покатые.
Осмотрел Енот себя – точно, круглая у него грудь и плечи покатые. Может, и впрямь допытаться? Но вспомнил Барсука, сказал:
– Да у нее вон сучьев сколько. И каждый за землю держится. Сдвинь ее, попробуй.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
– Какие же это сучья? Так, веточки зеленые. Погляди лучше.
Смотрит Енот – точно, какие там сучья – ветки зеленые и не держатся вовсе за землю, а отталкиваются от нее. Может, попытаться все-таки?
А Мышка топчется рядом, торопит:
– Берись, берись, не робей. Поднимешь сейчас, я ухну, и отбросишь ты эту осину в сторону.
Взялся Енот и чувствует – точно, не такая уж осина и тяжелая, а если ухнет сейчас еще Мышка, двинет он ее, и откроется вход в нору.
И ухнула Мышка:
– Ух!
Двинул Енот осинку и увидел своих енотиков. Обрадовался.
– Вот спасибо тебе, Мышка.
Сидел он потом у себя в норе, кормил ребятишек п думал: «Барсук прошел – силу отнял, Мышка
прошла – силу дала. Какие прохожие разные бывают».
ХИТРОСТЬ МЕДВЕДИЦЫ МАТРЕНЫ
Ничему не хотел учиться у медведицы Авдотьи медвежонок Ивашка. Бранит, бывало, его медведица, а Ивашка сердится:
– И как это ты все видишь? Этр, наверное, потому, что я у тебя один.
И тут заболела медведица Авдотья и пригорюнилась – куда Ивашку девать. А соседка ее, медведица Матрена, и говорит:
– Давай его ко мне. У меня своих медвежат двое, а где двое есть, там третий не помешает.
Обрадовался Ивашка – среди Матрениных ребят его незаметно будет. Не делай ничего – и слова никто
не скажет.
Переспали ночь. Собралась медведица завтраком медвежат кормить, смотрит – ее Мишук и Машута заправили постели, а Ивашка и не подумал. Как была она у него раскидана с ночи, так и осталась.
Задумалась медведица: как быть ей? Как сказать Ивашке об этом? Пожурить, еще обидится. Скажет —» если мата заболела, то уж и ругают меня.
И тогда кликнула медведица сына своего и ну его
виноватить:
– Ты что же это, Мишка, как постель-плохо убрал? Погляди, куда у тебя подушка углом смотрит?
– К окошку, – прогудел медвежонок.
– А куда нужно, чтобы она глядела?
– К двери, -прогудел медвежонок.
– Так что же, выходит, я тебя зря учила? Да я вот тебя сейчас за вихор. Убирай все сызнова.
Раза три Мишу к пропотел, пока его мать бранить перестала. Мишука перестала, Машуту начала:
– А у тебя, Машка, что это одеяло морщится? Разве, я тебя так учила постели убирать?.
Уж она ее, уж она ее!
«У, – думает Ивашка, – у Мишука с Машутой все-таки заправлены койки, и то она их вон как куде– лит, а что же будет, когда до меня очередь дойдет...»
Подбежал к своей кровати, заправил ее скорее, одеяло разгладил, чтобы ни одной морщинки не было. Подушку углом к дверй поставил, сделал все, как надо.
Похвалила его медведица:
– Вот у кого учитесь постели убирать.
И еще своих медвежат поругала.
Стали за стол садиться. Смотрит медведица – ее Мишук и Машута умылись, а Ивашка и не подумал даже. Он у себя дома никогда не умывался.
– Все равно, – говорит, – к завтрему опять испачкаюсь, грязный буду. Зачем же тогда сегодня
умываться?
И в гостях неумойкой за стол полез.
И задумалась медведица: как быть? Пристыдить Ивашку? Еще обидится медвежонок. Скажет: если мать заболела, то уж и стыдят, меня.
И напустилась тогда медведица на сына своего:
– Что же это ты3 Мишка, умылся как? Щеки потерла под носом кто мыть будет? Разве я тебя так умываться учила?
–Нет, – прогудел медвежонок.
– А что же ты позоришь меня перед гостем?
Уж она его, уж она его!
Раза три пропотел Мишук, пока его мать бранила. Побежал поскорее к умывальнику. А медведица дочь свою отчитывать принялась:
– А ты, Машка, что же? Шею вымыла, а про уши забыла. Я тебя разве так учила умываться?
Уж она ее, уж она ее!
«У – думает Ивашка, – Мишук и Машута все– таки умылись, и то она их вон как бранит, а что же будет, когда она увидит, что я совсем неумытый за столом сижу...»
Вскочил скорее – и к умывальнику. Морду вымыл, уши, шею чисто-начисто продрал.
Похвалила его медведица:
– Учитесь, – говорит, – у Ивашки, как умываться надо.
Так и повелось с той поры: увидит медведица у Ивашки непорядок какой, своих медвежат винить начинает, а Ивашка догадается и, пока до него очередь дойдет, приведёт себя в порядок. Подкаливает его медведица, Ивашка тоже доволен,
– Хорошо, – говорит, – что я ей чужой: не сразу она меня замечает. Пока своих отбранит, меня уж и бранить не за что. Вот как. . .
КАТАЛСЯ НА РЕЧКЕ ВЕТЕР
Случилось как-то Ветру пробегать мимо нашей деревни. Слышит – шумят ребятишки на речке. А берега у речки крутые, тальником заросли, не видно —. чего это они там, а узнать хочется. Свернул Ветер к речке, хоть и нечего ему там было делать, а все равно свернул – любопытно все-таки поглядеть, что это детвора на речке кричит и хохочет.
Прибегает, спрашивает:
– Что это вы тут поделываете?
Смотрит, а на речке – лед, чистый, прозрачный, от берега до берега и во всю длину. Катаются по нему ребятишки. Кто на коньках, кто просто на ботинках. Колька Грек только что вон где был, а теперь ишь куда уже укатил. Хохочет:
– Хо-хо-хо!
И речка ему таким же хохотом отзывается.
Обрадовался Ветер нечаянной встрече Захотелось и ему покататься. Спрыгнул он с обрыва на лед и покатился по нему. Ждал – закричат сейчас ребятишки: «Ветер с нами. И Ветер катается».
Но никто, о нем не сказал ни слова. Не понравилось это Ветру. Ванька Мартышкин покатился, шлепнулся, так о нем сейчас же по всей речке пронеслось :
– Ванька упал!.. Ха-ха-ха!..
А ведь он, Ветер, тоже только что растянулся по льду, и никто над ним не посмеялся, никто ничего не сказал. Будто и нет его вовсе.
И подпрыгнул тут, взвизгнул Ветер:
– Ну конечно, я же для них в самом деле что есть, что нет. Меня же не видно.
И вздохнул:
– Эх, снежку бы теперь. Покатился бы я по льду, задымил бы он за мной белым дымком, и стало бы видно меня.
Поднялся Ветер в небо, облетел округу, отыскал над Ивановкой тучку, привел ее к нашему селу. Правда, снега в ней мало было. Да зачем его много-то? Немножко есть и дадшх4
Натряс Ветер снежку из тучи на лед и спустился опять к ребятишкам. А они еще больше разозоровались. Щеки у всех красные й глаза веселые.
«Шуму-то, балованья-то сколько! – обрадовался Ветер. – Вот и я сейчас поиграю с ними. Больно уж я поозоровать люблю».
Разбежался он, покатился по льду, оглянулся – дымит за ним снежок дымком белым. Это хорошо, теперь его видно.
И еще быстрее покатился Ветер. И слышит, кричит кто-то из ребят:
– Смотрите, поземка с нами катается.
И понеслась по речке разноголосица:
– Поземка катается! Ура поземке!..
– Ну вот, – вздохнул Ветер, – катаюсь я, а они думают – поземка. Плохо быть невидимкой.
Досада его тут взяла. Сперва он даже хотел обидеться и убежать куда-нибудь в степь, но потом решил :
– Останусь здесь. Пусть они считают, что это поземка. Но я-то точно знаю, что катаюсь-то я, Ветер, а поземка, она так просто, за мной бегает.
И остался Ветер с ребятишками на речке. И до позднего катался по льду с ними, хоть они его и не видели.
СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК
Жил на кургане Хомяк. Рядом с ним на том же кургане жил Суслик. И был у Суслика кусочек зеркальца. Суслик целыми днями сидел с ним у своего домика на крылечке и показывал Хомяку солнечного зайчика.
Часто говорил он:
– У нас с тобой, сосед, на двоих одно солнышко и один солнечный зайчик.
Хомяку было обидно, что у него нет зеркальца и нет своего солнечного зайчика. И однажды, когда Суслик побежал на поле ужинать, Хомяк забрался к нему в дом и унес зеркальце. Завернул его в тряпочку, спрятал к себе под подушку и сказал:
– Зеркальце теперь мое, и солнечный зайчик тоже мой.
Всю ночь ему снилось, будто сидит он у своего домика на крылечке и ловит в зеркальце солнышко. Просыпаясь, он говорил:
– Завтра будет так, как снится сегодня.
Утром он достал из-под подушки зеркальце и хотел было бежать с ним на улицу, но остановился. Нельзя ему показываться с ним на кургане. Увидит Суслик и скажет:
– Так это ты украл мое зеркальце?
И Хомяк опять завернул зеркальце в тряпочку и сунул под подушку. Весь день сидел он скучный на крылечке своего домика, а Суслик – у себя на крылечке и говорил Хомяку:
– У нас с тобой, сосед, одно в небе на двоих солнышко и нет ни одного солнечного зайчика, потому что кто-то украл у меня зеркальце.
Так было и на другой день и много, много дней. Тосковал о солнечном зайчике Суслик, тосковал о солнечном зайчике и Хомяк. И однажды не вытерпел, достал зеркальце и отнес Суслику, когда его не было дома.
Утром прибежал к нему Суслик и забарабанил и окошко:
– Идем скорее: я нашел свое зеркальце. Сейчас у нас с тобой опять будет солнечный зайчик.
И все опять стало хорошо. По целым дням они сидят каждый возле своего домика. Суслик ловит в зеркальце солнышко и говорит Хомяку:
– У нас е тобой, сосед, на двоих одно солнышко, в небе и на двоих один солнечный зайчик.
А Хомяк говорит Суслику:
– Что ж, Пусть лучше будет один зайчик на двоих, чем ни у тебя, ни у меня не будет.
Вот только не знает Суслик, почему он так говорит.
КЛЮЧИК ОТ СЕРДЦА
Бежит Заяц по лесу. Смотрит, сидит под кустом Енот и слезы по щекам размазывает, плачет.
Остановился перед ним Заяц:
– Ты что?
Глянул на него Енот и еще пуще заплакал:
– Беззаступный я. Медведь Тяжелая Лапа обидел. Я мышку поймал, а он отнял, в берлогу унес к себе..
– Ах он, кряхтун, лиходей, верзила! – заругался Заяц. – Да что он сам себе поймать не может, на чужое надеется? Идем, я тебе помогу!
Но Енот и лапками замахал:
– Что ты! Какая от тебя помощь. Ты такой маленький. Тебя, чтобы увидеть, и то наклониться надо.
– Меня не видеть, слышать надо. Идем.
– Нет, я уж с Волком ходил. Так Медведь на него как рявкнул.
– Ах он, каналья, горлодер. На рык свой надеется! Ну я ему сейчас покажу. Идем, у меня ключик есть от сердца.
– Так оно у него медвежье.
– У меня и от медвежьего есть. Идем.
–^ Нет, не пойду я, – отказался Енот и в куст спрятался.
– Жди тогда меня здесь, – сказал Заяц, – я один пойду. Мне одному еще даже лучше будет.
Пришел он к медведю Тяжелая Лапа, остановился поодаль. Спрашивает:
– Говорят, что ты Енота обидел. Он мышку поймал, а ты у него отнял.
– Ну и что?
– Говорят, а я не поверил. Сам вот пришел спросить. Правда, что, ль?
– Тебе-то какое дело?
– Мне-то вроде и никакого,. да тебя жалко. Он, Енот-то, говорйт: пойду сейчас по лесу и всем расскажу,
что у меня медведь Тяжелая Лапа мышку отнял. А я ему говорю: стой, погоди. Что ж ты его. так позорить будешь? Ведь ему потом нигде появиться нельзя будет. Как только увидит кто, так -и скажет сейчас же: вот он, медведь тот, что мышку у Енота отнял.
Задумался медведь: а что? И в самом деле, стыдно будет по лесу ходить, смеяться будут: на мыша польстился. Поглядел исподлобья на Зайца, спросил:
– Неужто_ рассказать хочет?
– Вот именно. Я сначала не поверил, а потом вижу – такой расскажет. Вот, думаю, беда какая. Неужели, думаю, медведь Тяжелая Лапа настолько оплошал, что на чужое зариться начал. Стой, говорю, погоди, Енот, тут что-то не так. Разобраться надо. А он как начал кричать: «Да он всегда таким был – на чужое падким!..»
Поежился медведь, пошевелил плечами:
– Ишь, проворный какой обзываться.
– Вот и я ему говорю: погоди, Енот, не спеши. Не мог тебя медведь Тяжелая Лапа обидеть всерьез. Неужели, говорю, он такой скряга, чтобы на мышку твою кинуться. Может, он пошутил просто.
Обрадовался медведь.
– Верно, пошутил я, а он уж сразу – по лесу пойду. Какой, шуток не понимает...
– Вот и я ему говорю: погоди, Енот, оговаривать. Вот сбегаю я к медведю, если не шутит он, иди тогда по лесу, говори всем, как он обидел тебя, пусть все знают.
– Нет, нет, пошутил я.
– Ну вот и хорошо. Давай тогда мышку, я ему отнесу ее.
И заскреб медведь пятерней в затылке: не хотелось ему отдавать мышку Еноту, но и обидчиком прослыть не хотелось. Отдал.
Увидел Енот – несет Заяц его мышку. Удивился:
– Как это он отдал ее тебе?
– Так я же тебе сказал: есть у меня ключик от сердца.
– Так оно же у него медвежье.
– А у меня и от медвежьего имеется. Словом зовут его, ключик мой. К каждому сердцу его подобрать можно. Сказали тебе его, а ты и задумался. И отмягчело твое сердце, отомкнулось. Ну, беги, ешь свою мышку. Да впредь расторопнее будь, не попадайся на глаза медведю.
САМ СЕБЯ БЕЛЬЧОНОК ВЫДАЛ
Собралась Белка в кедровник, приказала сыну:
– Ты, сынок, из дому никуда не ходи. Жди меня. Да смотри, орешек не ешь: он у нас последний.
– Ладно, – сказал Бельчонок.
Но одно дело – сказать, а другое – вытерпеть, не съесть, когда съесть очень хочется.
, Не вытерпел, съел Бельчонок орешек. Пока ел, ничего, а съел и стыдно стало: что он теперь матери скажет? И решил Бельчонок правду не говорить.
– В лесу не я один живу, – говорит, – разве некому орешек унести?
Возвратилась Белка домой. Бросился Бельчонок к ней навстречу. Говорит:
– А у нас, мама, кто-то орешек унес. То был, был, а то, смотрю, а его нет уже.
– Совсем нет?
– Совсем. Лежал он себе, а я думаю: пусть лежит. А потом смотрю, а уж его нет.
А глазенки круглые, чистые, как две бусинки.
Улыбнулась Белка. Достала шишку кедровую. Спрашивает:
– А еще орешек хочешь?
– Хочу, – подпрыгнул Бельчонок, – одним разве наешься.
Белка засмеялась, а Бельчонок глядел на нее и удивлялся, чего она смеется, ведь одним орешком и правда не наешься.
КРАСНОЕ ЯБЛОКО
Проезжал дедушка Василий по мосту, вез яблоки из колхозного сада. И уронил одно в речку. Подхватила его речка и понесла, приглядываясь, кому бы его подарить. Увидела – Енот у бережка ладошки полощет, подкатила ему:
– Угощайся.
Обрадовался Енот красному яблоку. Ест, думает: «Это, наверное, речка за то мне подарила его, что я ее проведать пришел. Что ж, я и завтра приду».
На другой день Енот пораньше встал, чтобы кто не опередил его и не пришел первым к речке. Прибежал, встал у берега, ждет, когда речка ему красное яблоко на песок выкатит.
Ждет-пождет, не несет речка ему яблока. Почему бы это? Подумал Енот и догадался: не знала речка, что придет он, потому и не приготовила для него яблоко.
Откашлялся Енот и сказал громко, чтобы слышно было:
– Завтра я опять приду тебя проведать, речка.
Пришел. Встал у берега, ждет. Нет яблока. Почему
бы это?
И догадался Енот – думает теперь о нем речка: подарила ему яблоко, а он уж и за вторым идет. Охочий на даровое.
Стыдно Еноту стало. Ушел он в лес и с месяц не показывался у речки, выдержку самому себе дал. А через месяц пошел. Шел, думал: «Теперь-то уж обязательно речка меня яблоком встретит – вон сколько не был».
Но речка и на этот раз не принесла ему яблока.
Удивился Енот – почему бы это? Подумал и догадался: обиделась речка. Дескать, не дала ему еще одно яблоко, он и дружить перестал, целый месяц не был.
И чтобы доказать речке, что он, Енот, не такой, как она о нем думает, что он не яблоками дружбу мерит, стал Енот каждый день приходить к речке. Придет, встанет на бережке, скажет:
– Пришел я.
Постоит. Водички похлебает. Скажет, вздохнет будто:
– Завтра опять приду.
И приходит. Стоит на бережке, на воду смотрит. Уверен Енот, увидит когда-нибудь речка, что он просто так к ней приходит, и прикатит к его ногам еще одно красное яблоко.
КАК ПРОХОЖИЙ ДРУГОМ СТАЛ
Ходил Суслик на поле за колосками. Устал. Чуть плелся домой. Увидел домик Хомяка. «Дай, – думает,– посижу возле него на камушке, отдохну».
– Разреши, Хомяк, посидеть на твоем камушке. Устал я.
– Посиди, – разрешил Хомяк.
Сидел Суслик, отдыхал, а Хомяк глядел на него и думал – прохожий;
Дня через два опять случилось Суслику мимо домика Хомяка идти. И опять он притомился, отдохнуть ему захотелось. Остановился он, попросил :
– Разреши, Хомяк, посидеть на твоем камушке. Устал я.
– Посиди, – разрешил Хомяк.
Сидел Суслик, отдыхал, а Хомяк глядел на него и думал – знакомый.
Дня через два опять случилось Суслику мимо домика Хомяка идти. Увидел его Хомяк, окликнул :
– Что мимо идешь, Суслик? Сверни на минутку.
– Да я не устал сегодня, – отвечает Суслик.
– А ты просто так сверни. Посидим, словечком– другим перекинемся. О себе расскажи. Где живешь, есть ли дети?
Сидел Суслик на камушке возле Хомяка, рассказывал ему о себе, а Хомяк глядел на него и думал – приятель.
С неделю после этого не видел Хомяк Суслика. До этого столько не видел и – ничего, а тут неделю не показывался Суслик и затосковал Хомяк.
Сказал жене:
– Что-то Суслика давно не видно. Уж не заболел ли он? Пойду проведаю.
Вышел ко двору, а Суслик – вот он, сам к нему бежит.
– Что пропадал долго? – спросил его Хомяк.
– Да жена прихворнула, – ответил Суслик – ухаживал за нею, пшеничку жевал ей.
– Ну и как?
– Да теперь ничего. На поправку пошла.
Сидел Суслик на камушке, рассказывал о своей
жене, а Хомяк глядел на него и думал – друг.
Теперь их часто видят соседи вместе, и от Суслика к домику Хомяку проторена даже дорожка.
