Текст книги "Искатель. 1991. Выпуск №4"

Автор книги: Владимир Михановский

Соавторы: Майкл Коллинз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 7

Телефонный звонок разбудил меня в десять часов. Марти еще спала. Я поплелся к телефону, постанывая. Голос в трубке был незнакомый и официальный. Человек назвался лейтенантом Доланом из полиции Нью-Йорка и сообщил, что капитан Газзо хочет меня видеть немедленно.

Я повесил трубку и пошел обратно к кровати, думая – ну вот и все. Нашли Джо-Джо, надо полагать? В реке? Под кучей старого мусора в подвале? Я совершенно точно знал, о чем хочет говорить со мной капитан Газзо. Мои расспросы о Джо-Джо не могли остаться незамеченными полицией. А Газзо занимается убийствами. Мне страшно хотелось лечь обратно в кровать, но вместо этого я встряхнулся, чтобы окончательно проснуться, и потрогал Марти за плечо.

Она огрызнулась и поглубже зарылась в подушку. Марти не любит просыпаться, как не любит засыпать. Под простыней она казалась маленькой и очень нежной. В этот момент мне подумалось, что не может быть ничего настолько важного, чтобы я оставил ее. И все же я знал, что уйду. Если, конечно, мне позволят уйти.

Я подошел к окну – проверить. Те двое были, на месте. В некотором смысле мне их стало жаль: ночь, наверное, показалась им длинной. Я оделся и подошел поцеловать Марти. Она обругала меня и перевернулась.

– Не открывай никому, кого не знаешь, – приказал я. – Я шлепнул ее по бедру. Она открыла один сердитый глаз.

– Ты меня поняла?

Она закрыла глаз и кивнула.

Я стал спускаться к первому этажу. Вышел через заднюю дверь во двор. Перелез через забор, прошел насквозь дом, стоявший позади дома Марти, и оказался на следующей улице. Для уверенности я сделал еще несколько замысловатых поворотов вокруг домов и прошел через чужие двери и задние дворы. Жара отбила всякое желание завтракать. Я выпил две чашки кофе в закусочной и отправился в полицию.

Капитан Газзо – старый полицейский. Я его знаю с детства. Он был знаком с моей матерью. Газзо называет меня Дэном, если мы встречаемся не по официальному делу. Он никогда не был женат и живет только своей работой. Газзо хороший полицейский и понимает, что его долг – помогать жителям города, а не запугивать их. Но он также понимает, что полиция – это необходимое зло; очень хорошо, что он это понимает. Газзо тоже человек, и ему иногда кажется, что он сумасшедший. Так ведь и мир сумасшедший, и чтобы справиться с ним, может быть, и нужно быть сумасшедшим… А еще он говорит, что не знал бы, как обращаться с нормальным человеком, потому что таких еще не встречал. К ненормальным он относит и меня. Ему виднее.

Несмотря на утренний час и жару, в кабинете Газзо было сумрачно: он задернул шторы. Газзо утверждает, что солнце несовместимо с его работой. По его серым глазам было видно, что он опять плохо спал. Некоторые говорят, что капитан иногда вообще не спит, что у него нет кровати, да и дома-то нет своего, дома в привычном смысле. Эти люди шутят, что на ночь Газзо подшивает себя к очередному досье у себя в кабинете. Но я знаю, что у Газзо бессонница. Он этого не скрывает. Он говорит, что для полицейского бессонница – все равно что нашивка за боевое ранение. Или знак того, что ты еще человек.

Газзо не тратил время на вступление и, пригласив сесть, сразу приступил к делу.

– Прежде чем ты начнешь распространяться насчет своих прав, защиты клиента и прочего, я тебе вот что скажу. Я знаю, что ты ищешь Джо-Джо Олсена. Ты считаешь, что он пропал. Все это мне уже рассказали. Теперь ты скажешь мне кто, что, когда, где, почему и как. О'кэй?

– Джозеф, Джо-Джо Олсен, – медленно проговорил я. Работает на Уотер-стрит в гараже Шмидта. Отсутствует с утра прошлой пятницы. Я пытаюсь выяснить, почему его нет и где он. Меня напал его друг. Некто Пит Витанца. Пока еще я не нашел ни волоска от Олсена.

– Джозеф Олсен… – Газзо задумался, и через некоторое время из компьютера, которым была его голова, выскочила перфокарта. – Он имеет какое-то отношение к Шведу Олсену?

– Сын, – кивнул я, – Швед его скрывает.

Я рассказал с неудачной попытке Шведа избить менякое-что о разговоре со всеми Олсенами. Я не упомянул, что у меня был пистолет и что, по моему мнению, у Олсенов какие-то свои неприятности. Ни слова также о двух тенях под окном Марти. Похоже, Газзо все это заинтересовало, но с капитаном ничего нельзя знать наверняка. Мы знакомы двадцать пять лет, а я так и не понял, любит он меня или ненавидит.

Газзо потер свой подбородок, поросший седой щетиной.

– Значит, парень работает в гараже Шмидта?

– Работал.

– Он был там в четверг, а в пятницу его уже не было? – Вот именно.

– Интересно, – пробормотал Газзо. – Ты пока еще ничего не знаешь о том, куда он сбежал и почему?

– Ничего. А теперь расскажите, что есть у вас, капитан. Вы же не из-за этого мальчишки меня сюда вытащили.

Газзо улыбнулся.

– Я думал, ты махнул на мир рукой, Дэн.

– Я махнул, да он отмахивается, – неопределенно проговорил я, – так в чем дело, капитан?

Газзо нажал кнопку. Вошла женщина в полицейской форме. Газзо, казалось, удивился, увидев ее. Я знаю, что она работает у Газзо уже несколько лет. А он по-прежнему рассматривает ее лицо, как бы определяя, не пора ли этому полицейскому побриться. На ее синюю форменную юбку он смотрит с недоумением: что-то тут явно не в порядке.

– Дело Джоунса, э, сержант, – сказал капитан.

Газзо видел, наверное, уже все ужасы и извращения в человеческой жизни, но привыкнуть к женщине-сержанту он не может. Когда она вернулась, он взял папку с делом без улыбки.

– Тани Джоунс, но это не настоящее имя, – начал читать Газзо. – Настоящее имя: Грейс Энн Мерц. Родилась: Грин Ривер, штат Вайоминг. Родители живут там. Белая, двадцать два года, волосы светлые, рост пять футов восемь дюймов, вес 132 фунта. Манекенщица и хористка. Работала в «Голубом подвале». Это туристский клуб на Третьей улице. Газзо посмотрел на меня.

– Твоя птичка работает в одном из туристских клубов, правильно?

– В «Вэт Клаб» Монте.

– Она знает Тани Джоунс?

– Мне об этом ничего не известно. Когда Марти одевается после работы, она выбрасывает из головы все клубы. И если уж мы говорим о работе, то актерской. О настоящем мастерстве.

– Но, может быть, в этот раз? – настаивал Газзо. – Могли же быть какие-то разговоры.

– Она не общается с клубными девицами вне работы, капитан. Все время, которым располагает, она проводит с театральным пародом, – объяснил я. – А что случилось? Она умерла? Ее убили? В четверг или пятницу?..

Это была простая догадка. Газзо занимается убийствами. Он интересовался парнем, который был на Уотер-стрит в четверг и пропал в пятницу.

– В четверг пополудни, – сказал Газзо. Он продолжал изучать дело. – Жила она в дорогой четырехкомнатной квартире в доме без швейцара на Дойл-стрит. Лифт самообслуживания. Тело нашла утром в пятницу служанка, которая приходит два раза в неделю. Смерть наступила от огнестрельной раны в голову, стреляли с близкого расстояния. Оружие было тридцать восьмого калибра. Квартиру очистили. Пропало много драгоценностей. Примерно на пятнадцать тысяч долларов. Есть страховочный список украшений. Ее приятель тоже подтвердил факты пропажи и сказал, что больше ничего не тронули.

Читая, капитан время от времени поглядывал на меня. Я не мог понять почему. Может, он думал, я знаю больше, чем это было в действительности. А что я мог знать? Ну, хорошо, картину я понял: Дойл-стрит была в квартале от Уотер-стрит. Но за сутки в Уэст-сайд случается пятьдесят преступлений с применением насилия, а убийство с ограблением получает в газетах лишь несколько строк.

– Вероятно, здание на Дойл выходит задней стеной к Уотер-стрит? – поинтересовался я. – Тот же поперечный блок, в котором стоит гараж Шмидта на Уотер?

– С боковой аллеей, которая выходит на обе улицы, – кивнул Газзо.

Я представил себе город с птичьего полета. В большинстве городов трущобы и зоны среднего класса разделены должным образом. Реки делают из Манхэттена нечто особое. Манхэттен, на котором и расположен наш Нью-Йорк, – остров, места мало, расширяться некуда. В результате город движется кругами. Частные дома, роскошные доходные здания перемешиваются с маленькими фабричками и еще черт знает с чем. А новые здания на улицах со смешанным населением – первейшая цель для воров.

– Она застала вора на месте? – спросил я.

– Похоже, что так. Дверь была заперта и на цепочке. Служанке пришлось воспользоваться задним входом. Задняя дверь открыта, замок взломан. Эта дверь ведет на служебную лестницу, которая спускается к аллее и подвальному гаражу. Аллея выходит на Дойл-стрит одним концом и на Уотер-стрит – другим. Вора никто не видел.

– Среди бела дня? – подчеркнуто сказал я. – Притом что женщина была дома.

– Ее приятель говорит, что Тани всегда уходила во второй половине дня, она работала манекенщицей. В четверг позвонила, сказалась больной и отменила встречу с фотографом. Фотограф говорит, она часто пропускала встречи… Постель была разобрана, измята. На женщине была комбинация, трусики, бюстгальтер.

– Драгоценности где-нибудь всплыли?

– Нет, – ответил Газзо и резко переменил тему: – Расскажи мне еще про этого парня Олсена.

Я понял, почему он переменил тему. Капитан не хотел говорить о драгоценностях. Они давно уже должны были где-то появиться. Воры быстро разгружаются. Я ненастаивал. Если Газзо что-то скрывает, на это есть свои причины.

– Да я все рассказал, – неохотно проговорил я. – Он исчез, точка.

– Ты думаешь, этот Джо-Джо что-то видел?

– Драгоценности не всплыли, – я медленно покачал головой. – Если даже вор вышел на Уотер-стрит, то что мог увидеть Джо-Джо? Просто идущего человека.

– Может, он увидел кого-то в аллее?

– Ну и что? Откуда он мог знать?..

– А вдруг он узнал этого человека? Потом услышал об ограблении и убийстве – и сопоставил все эти факты. А тот человек тоже увидел его и узнал.

Это была хорошая версия. Я мог в нее поверить. Но некоторое время все же сопротивлялся.

– И он, значит, болтался здесь с вечера четверга до утра пятницы? – недоверчиво проговорил я. – Я хочу сказать, если убийца его видел, то что столь долго удерживало убийцу? Мой клиент говорит, что разговаривал с Джо-Джо утром в пятницу. Джо-Джо, по его словам, нервничал – но он ведь не прятался.

Тут Газзо призадумался. По логике, если Джо-Джо и убийца знакомы и убийца знал, что его видели, а Джо-Джо считал себя в опасности, то убийца должен был сделать что-то в отношении Джо-Джо еще вечером в четверг. Получавшаяся отсрочка не имела смысла – разве только?.. Я подумал о Шведе Олсене.

Не так уж много людей ходит по улицам, на которых можно обратить внимание без особых причин. А если к тому же ты на мотоцикле, новом мотоцикле… Однако если вы увидите своего отца, хотя бы мельком, то заметите и задумаетесь. По какой-то причине это, видимо, не пришло в голову Газзо. И я по-прежнему не чувствовал, что Олсенов беспокоят возможные осложнения с полицией. Да и вообще, зачем Джо-Джо убегать, если он увидел своего отца? Не многие парни доносят на своих отцов.

– А что же Стеттин? – сказал я. – Совпадение? Или, может быть, видел вора?

Газзо опять потер седую щетину на подбородке. Капитан старается бриться как можно реже. Двенадцать лет тому назад ему облили кислотой лицо, и у него нежная кожа.

– Наших людей никто не может обвинить в бездеятельности, – заявил капитан. – Если бы Стеттин что-то увидел, он бы устроил целый бой. Но он говорит, что ничего не видел.

– Но вор-то мог подумать, что Стеттин его разглядел. Газзо вздохнул.

– Да если бы вор только заподозрил, что Стеттин его заметил, разве он оставил бы его в живых? За, ним ведь уже было убийство.

– Убить полицейского? Вы бы его из-под земли достали, – Если он думал, что попался на глаза Стеттину, он мог

или убить, или ничего не сделать, Ден. Третьего варианта нет. Зачем просто ударить его и оставить живым, чтобы тон потом мог опознать преступника? Стеттин ведь за ним не гнался. Вот тогда я мог бы понять. Спасаясь от преследования, тот человек мог пристукнуть полицейского. Но Стеттин вообще ничего не видел. Он понятия не имеет, кто на него напал. – Газзо улыбнулся. – Стеттин очень смущен – действительно, в положение он попал дурацкое. Наверное, больше всего переживает из-за ботинок. Мы же его без ботинок нашли. Хорошо еще брюки не потерял.

Газзо был прав: Стеттин как-то со всем этим не вязался. Может быть, Джо-Джо видел все же грабителя, а не убийцу. Или убийцу, а не грабителя.

– Какие-нибудь улики есть? – поинтересовался я.

– Улики? – Газзо кисло поморщился. Уликами дела не раскрывают. – Ну, конечно, одна у этой Джоунс. Проигравший талончик на лошадиных бетах в Монмут Парт днем раньше. На полу рядом с телом. Это оказалось единственным, что не принадлежало Тани и ее любовнику.

– Спасибо, – фыркнул я. – Толку от этого талончика… – и добавил: – А по времени что-нибудь совпадает?

Газзо заглянул в папку. Женщина умерла между пятью тридцатью и шестью тридцатью пополудни. На Стеттина напали около шести тридцати.

Да, вопрос о времени в данном случае играл большую роль, Джо-Джо и Пит Витанца были в гараже Шмидта часов до шести. А в этом деле все решали какие-то полчаса. «Около шести часов» – это могло означать пять тридцать и возможность ограбить квартиру Тани Джоунс.

Газзо внимательно смотрел на меня.

– Молодой Олсен ставит на лошадей, Дэн?

Я поднялся.

– Он занимается машинами и мотоциклами. Может, он действительно уехал по делам.

Я в это не верил, Газзо – тоже.

Когда я уходил, капитан давал по телефону указание объявить Джо-Джо Олсена в розыск.

На улице я направился в подземник. То, что я услышал от Газзо, проясняло картину примерно в той же степени, что и все остальное, услышанное мной за последнее время. Чем больше я думал об этом, тем труднее мне было представить Джо-Джо в роли грабителя или убийцы. Мне кажется, что Газзо – тоже. В Челси любой ребенок знает, что нельзя идти на дело в своем квартале – а потом выдавать себя бегством.

Что же касается Шведа Олсена, то тут тоже ничего не получалось. Если убил Швед, то сбежать должен был он, а не Джо-Джо. Нет, ни один из них не должен был убежать. Может быть, преступление совершил Швед, а Джо-Джо было стыдно. Может быть, в этом все и дело. Джо-Джо убежал от отца, о котором узнал, что он вор и убийца. Это объяснение казалось наилучшим из тех, что до сих пор приходили мне в голову. И это неплохо характеризует мою голову.

Я решил посетить гараж Шмидта. Как-никак, Джо-Джо работает там, и обойти это место я просто не мог.

Меня смущали обстоятельства смерти Тани Джоунс. Я имею в виду теорию о том, как ее убили. Чрезвычайно редко бывает так, чтобы вор запаниковал и воспользовался пистолетом. Даже воры-любители и наркоманы. Джо-Джо если и был любителем, но уж никак не наркоманом. Кроме того, если предположить, что этот вор по какой-то причине напал на Стеттина, то любителем здесь и не пахло. Нападение на полицейского было проведено профессионально. Конечно, пока еще не найдена связь между ограблением квартиры и нападением на Стеттина, за исключением того, что произошло это примерно в одно время в соседних кварталах. Но что мне особенно не нравилось, так это теория о запаниковавшем воре. Жертву грабежа убивают только в том случае, если она сопротивляется.

Профессиональные воры носят пистолеты, да, хотя реже, чем вы могли бы подумать. А пользуются они ими еще реже. Этот вор произвел идеальный вход и выход. Его никто не видел. А по теории, его застигла проснувшаяся в своей спальне женщина, и он ее застрелил. Не должен он был в нее стрелять. Разве что Тани его узнала – а это уже совсем другая история.

Старый Шмидт лежал под машиной, откуда высовывались его тощие ноги. Услышав, зачем я пришел, он вылез. Шмид был маленький пухленький человечек лет семидесяти. Седоволосый и с розовым круглым лицом херувима.

– Я беспокоюсь, – сказал старик. – Джо-Джо – хороший мальчик, усердно работает. Он уехал и ничего не сказал мне. Это странно. Я беспокоюсь.

– Может быть, просто захотелось развеяться, у мальчишек это бывает.

– Он бы сказал мне. И мотоцикл. Вот он.

Старик показал на мотоцикл, стоявший в углу гаража. Он был аккуратно прикрыт тяжелым пластиковым чехлом. Мотоцикл блестел под пластиком, как брильянт. Джо-Джо заботился о своем мотоцикле.

– Я ходил к его отцу, – продолжал Шмидт, – Он говорит, Джо-Джо уехал по делам. Ха! Я чувствую, что он врет. У него неспокойно на душе.

– Что вы знаете о Тани Джоунс и патрульном Стеттине?

– Женщина, которую убили, и полицейский? Я знаю только о чем читаю, слышу. Больше ничего. Думаете, Джо-Джо? Никогда! Нет!

– У него были какие-нибудь неприятности? Или, может, появились новые друзья? Что-нибудь не так с девушкой? Или вдруг потребовались деньги?

– Нет. В четверг он весь день занимался здесь мотоциклом, в пятницу не явился на работу. Ничего не сказал. Мне это не нравится.

– А что с этой девицей по фамилии Дрисколл?

– Дрисколл? Ну… она была здесь раз или два. Ей нужен был Джо-Джо. Она поговорила с Питом и Джо-Джо. Джо-Джо ушел. Он не хотел с ней общаться,

– Где я ее могу найти?

Шмидт пожал плечами, потом вдруг поднял палец вверх.

– Подождите! Кажется…

Он как мальчишка побежал в контору. Вернулся с цветной брошюрой. Я взял брошюру. Это было туристское издание по Италии. Бросались в глаза фотографии красных гоночных машин «Феррари».

– Она принесла это для Джо-Джо, вот, – сказал Шмидт. Он показал на штампик на задней стороне обложки. – Она там работает.

Я прочитал адрес: туристическое бюро «Трафальгар», Западная улица, 46.

– Да, – кивнул Шмидт. – Она там работает. Вы думаете…

Он не договорил. Зазвонил телефон. Шмидт поднял трубку. Розовое лицо хозяина стало темно-красным.

– Избили Пита! Он в больнице святого Винсента. Больница святого Винсента располагалась в нескольких кварталах. Я побежал туда.

ГЛАВА 8

Мне сказали, что Пит, вероятно, будет жить. Сказали также, что и зрение вернется. Он не был слепым, только так казалось. Вместо лица я увидел одну сплошную повязку.

– Оба глаза заплыли, – сказал врач. – Нос сломан, одна скуловая кость тоже. Я никогда еще не видел столько синяков сразу, можете мне поверить.

В тело Пита поступали какие-то жидкости из висевших над ним трубок. Он был в полусидячем положении. Питу сломали обе руки. Но большую опасность представляли сломанные ребра и внутренние повреждения от пинков.

– Ему сделали полную обработку, – сказал врач, криво усмехаясь.

Полиция тоже присутствовала, поскольку ясно было, что Пит не упал с лестницы. В палату меня впустил лейтенант Макс. Сопровождавший его полицейский согласился с врачом, что это впечатляющее избиение, но он не думал, что это сделали профессионалы.

– Любители, – уверенно сказал старый патрульный. – Били руками и ногами. Слишком много крови и повреждений, а боли недостаточно. Похоже, они били его, когда он был без сознания. Так информацию не вытянешь. Любители.

– Им нужна информация? – задал я вопрос Максу.

– Да, – кивнул лейтенант. – Он не мог говорить, но мы спрашивали, и он кивал. Мы не знаем, что их интересовало.

– Где это произошло? – спросил я, потом до меня дошло, что все говорят во множественном числе. – Их? Сколько же их было?

– Двое, – ответил Макс. – Его нашли в аллее. – Он подозрительно взглянул на меня. – А почему вы интересуетесь, Форчун?

Но я не ответил, я думал о двух мужчинах. Двое избили Пита почти до смерти. Двое стояли прошлой ночью на улице и наблюдали за домом Марти. Тут уж понятно было, что эта пара шла по следу Джо-Джо Олсена. Да, я во что-то впутался, и мне это не нравилось, по я уже начинал злиться, глядя на повязки, трубки и висевшие вверх дном бутылочки, которые полностью скрывали Пита Витанцу.

– Он мой клиент, – наконец ответил я Максу.

– Этот мальчишка?

– Он хочет, чтобы я нашел его друга. Джо-Джо Олсен – помните?

Макс кивнул.

– Да, помню. Он ведь объявлен в розыск. Интересно, что он сделал?

– Вот и мы хотели бы это знать, – усмехнулся я.

– Вы думаете, эти двое, что обработали Витанцу, тоже гоняются за Олсеном?

– Может быть, – согласился я. – Или же они не хотят, чтобы кто-то нашел Олсена.

Макс внимательно смотрел на меня. Он был не дурак, этот Макс.

– Вы разыскиваете Олсена?

Я кивнул, глядя на то, что осталось от Пита Витанцы. Кто-то провел ледяным пальцем мне по спине. У меня только одна рука, и я хочу, чтобы она осталась целой.

– Ходите по середине улицы, – посоветовал Макс. – Есть какие-нибудь идеи о том, кто были эти двое?

– Если б были, об этом уже знала бы вся полиция, – с чувством проговорил я.

– А при чем здесь отдел убийств?

– Там считают, что это может быть связано с убийством Тани Джоунс. – Вот как… А я, естественно, в первую очередь думал о Пите.

– Могу я с ним поговорить? Врач пожал плечами.

– Он не в состоянии ответить.

– Пусть хотя бы кивает.

– О'кэй. Две минуты, не больше. Потом всем выйти, – сказал врач.

Я склонился к повязкам. Это было все равно что говорить с трупом. Пит мог лишь чуть-чуть шевелить головой.

– Ты их узнал?

Отрицательное движение головы, очень медленное.

– Они спрашивали о Джо-Джо? Утвердительный, едва заметный кивок.

– Они хотели, чтобы ты прекратил поиски Джо-Джо? Они хотели сами его найти?

Утвердительное движение. Это становилось все более интересным.

– Джо-Джо знал некую Тани Джоунс?

Ничего. Никакого движения. Потом я увидел едва заметное движение. Пит пожал плечами.

– Тебе не известно, был ли Джо-Джо знаком с Тани Джоунс?

Утвердительное движение. Очевидно, имя Тани Джоунс ничего ему не говорило.

– Ты сказал, что у Джо-Джо какие-то неприятности. Он казался испуганным?

Пожатие плечами, которое я едва заметил.

– А эта девица Дрисколл… Она доставляла Джо-Джо неприятности?

Пожатие плечами.

– Хватит, – вмешался врач.

Тело Пита напряглось. Он хотел говорить. Я высказал догадку:

– Нэнси Дрисколл может что-то знать? Быстрый утвердительный кивок.

Потом по телу Пита пробежала какая-то дрожь. Врач наклонился к ему и сразу выпрямился.

– Он потерял сознание. Всем выйти. Вон!

Лейтенант Макс оставил полицейского у двери. Мы с Максом вышли из больницы и обнаружили, что по-прежнему жарко, по-прежнему лето, вторая половина дня. А ощущение было такое, что должны быть ночь и зима. Сейчас я не думал ни о Джо-Джо Олсене, ни о Тани Джоунс, ни о патрульном Стеттине, ни о законе и порядке. Я думал о Пите Витанце и людях, которые могли так избить девятнадцатилетнего мальчишку. Я не хотел правосудия, я хотел разделаться с ними сам. Это как в политике: меня не волнует Программа борьбы с бедностью, меня волнуют бедные. Ну и, конечно, я не мог не думать о себе. Те люди интересовались мною.

– Берегите себя, Форчун, – сказал Макс на прощание.

Интонация насторожила меня, и я замер, глядя, как удаляется полицейская машина. Лейтенант знал что-то и не говорил мне. Газзо тоже знал. Я чувствовал, что это связано с Тани Джоунс и ее убийцей и тем, почему убийца не спешит расстаться с добычей.

Во всем этом было еще что-то. Какая-то третья сила. Теперь я в этом не сомневался. Третья сила, которая пока проявила себя лишь двумя тенями на ночной улице и двумя неизвестными мужчинами, которые задавали вопросы мальчишке и били его. Может быть, это те же самые двое, может быть, другие.

Я отправился к Марти. Она уже встала с постели и причесалась. О ночных тенях она уже забыла. Мы пошли в открытое кафе «О. Генри». Я любовался самым красивым видом в Нью-Йорке: Марти в короткой юбке.

– Ты грязный старик, Дэн Форчун, – заявила Марти.

– А разве бывают другие? Вы, красивые молодые девушки, не даете нам, старикам, состариться с достоинством.

– Я красивая?

– Для меня – да, – сказал я, – и на сцене. Вот что важно: для своего мужчины и в своей работе ты красивая.

Она наградила меня улыбкой.

– Ты знала Тани Джоунс, Марти? Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Тебе ведь известно, я с этими девицами не общаюсь. Это ее убил вор, правильно? Одна из девушек говорила о ней несколько дней назад. Тани я никогда не видела. «Голубой подвал», он же в двух кварталах от нас. Какой ужас, Дэн. Я хочу сказать – дурацкая смерть для молодой девушки.

– Около твоих девушек болтались какие-нибудь мужчину – спросил я.

– Около девушек всегда…

Марти умолкла. Глаза ее расширились. Она сидела лицом к Шестой авеню, а я спиной. Я обернулся.

– Хелло, Дэнни.

Он подошел и сел напротив меня за наш столик размером с почтовую марку. Энди Паппас. Ничего не подозревающие люди проходили совсем рядом, а Паппас сидел и улыбался. Если не считать цены его костюма, которая могла быть только трехзначной, Паппас выглядел как любой обычный человек. Фетровая шляпа была темно-голубой, тропический костюм – темно-голубой в едва заметную полоску. Рубашка, в голубую и белую полоску, вполне соответствовала времени дня. Галстук строгий, ботинки из мягкой черной кожи… Из-под тонкого пиджака нигде не выпирал пистолет.

– Очень рад тебя видеть, Дэнни. Выпьем все вместе?

Я знаком с Энди Паппасом всю свою жизнь. Мы одного возраста. Выросли вместе – здесь, рядом с рекой. В одно время стали интересоваться девчонками. Окончили среднюю школу в одном классе. Вместе воровали в те ранние дни. Энди знает, как я потерял руку. Это с его наводки мы с Джо пошли тогда на голландское судно. И Энди сбыл бы добычу, если б я не сломал руку. Пожалуй, Энди Паппас– главная причина того, что местные до сих пор считают меня отчасти своим. В Челси никто не захочет понять, что можно быть близко знакомым с Энди Паппасом и не возносить за это хвалу Господу каждый вечер. Мы росли вместе, да, но на этом все и кончилось. Джо бедный и работящий. Я бедный и зарабатываю себе на жизнь, хотя особо себя не утруждаю. Энди богат, и никто не знает точно, в чем заключается его работа.

– Моим друзьям повторите, а мне немного «реми-мартена», – сказал Энди официанту. Официант был вежлив. Энди был вежлив. Он улыбнулся мне. – Поздоровайся со мной, Дэнни.

Энди Паппас – босс. Босс, вот и все. Официально – большой стивидорной компании в доках. Официально у него хорошая, эффективная компания, от которой всем только польза, А неофициально Энди является боссом чего-то совсем другого. Некоторые говорят, что он босс всего остального. Кое-кто даже говорит это вслух. Энди не беспокоят такие пустяки. Всем известно, что Энди – крупный босс в рэкете, только вот в каком? Часть этого рэкета – поддержание порядка в доках. Паппас устраивает так, что суда разгружают тихо и спокойно – за цену. В общем, люди думают, что Энди держит по пальцу в каждом нелегальном предприятии, какие только у нас есть. Конечно, истинное занятие Паппаса, истинное занятие босса этого типа – вымогательство. Это ведь и есть рэкет – любая деятельность, легальная или нелегальная, где главным рычагом является страх.

– Хелло, Энди, – сказал я. Чуть повернув голову, кивнул Марти. Я хотел, чтобы она ушла. Энди улыбнулся.

– Пусть леди останется, Дэнни. Я видел, как она работает. Она очень хороша, – У Энди приятный голос, низкий и ровный, и речь культурная для человека, который с трудом окончил среднюю школу. – К тому же мы старые друзья, верно, Дэнни?

– У тебя нет друзей, Энди, – сказал я. – Ты всем враг. Паппас кивнул. Он не перестал улыбаться. У нас это была старая история.

– Ты никак не хочешь смягчиться, а, Дэнни?

– А ты так и не меняешься, а, Энди? Ты ведь не с визитом вежливости явился.

Я кивнул в сторону фонарного столба, стоявшего в нескольких футах от столика этого крошечного открытого кафе. Фонарь был старый, газовый, хозяин «О. Генри» развесил их для атмосферы. К столбу прислонился, притворяясь, что смотрит на девушек, Джейк Рот. Смотрел Джейк не на проходивших девушек, а на меня. Энди Паппас, как всем известно, пистолета не носит, а Рот даже в постель ложится с наплечной кобурой под пижамой. Джейк Рот у Энди главная «убеждающая» сила во всех конфликтных ситуациях. Через улицу я увидел Милта Баньо. Маленький Милт – второй стрелок; сейчас он, стоя у писчебумажного магазина, пытался читать газету по слогам. В действительности он наблюдал за мной в витрине магазина. А чуть подальше, в сторону Шеридан-сквер, у магазина японских игрушек стояла длинная черная машина Энди. Водитель сидел за рулем, опустив козырек фуражки и скрестив руки. Под скрещенными руками, естественно, скрывался пистолет.

Паппас проследил мои взгляды на его людей. Пожал плечами.

– Ты сам это сказал, Дэнни. Мне все враги. Нужно защищаться.

– Это не совсем то, что я сказал, но ладно. Что тебе нужно?

– Сначала выпей, Дэнни. Ты мой друг. Хотя меня ты другом и не считаешь.

– Я с тобой пить не буду, Энди, и моя подруга – тоже.

Я знаю, что захожу с Паппасом слишком далеко. Его холодные глаза заблестели. У Энди мертвые глаза. Холодные глаза мертвого человека, который давно перестал спрашивать себя, чего он в действительности хочет и зачем живет. Я видел такие глаза у генералов. Может быть, если человек часто сталкивается со смертью, это меняет его. Нет ничего храброго в том, чтобы не уступить дорогу бешеному псу – это просто глупо. Но когда передо мной Энди, я ничего не могу с собой поделать. А ведь я боюсь его. Ненавижу и боюсь.

– Ладно, Дэн, – сказал наконец Паппас. – Я буду краток. Отвяжись от Шведа Олсена и его семьи.

Не скажу, что это ударило меня между глаз. Удар пришелся намного ниже. Куда-то ниже пояса. А еще это было частью ответа на несколько хороших вопросов. Каким-то образом Энди Паппас замешан в дело Джо-Джо Олсена. Это многое объясняло. Да, на месте Олсенов я бы сейчас беспокоился. Если у Энди Паппаса был какой-то интерес, а я оказался не на той стороне, я бы очень быстро «сыграл кролика» – убежал как можно дальше. Я не Олсен, я ничего не знал, и все равно беспокоился.

– Почему? – спросил я.

– Олсен работает на меня.

– Олсен? – Вопрос был ясен. Паппас пожал плечами.

– Не то чтобы очень много. Мелкие поручения. Но он под моей защитой, Дэнни.

– Ему нужна защита, Энди? Паппас рассмеялся.

– Послушай, Дэн. Я не знаю всего. Я даже не хочу все знать. Я знаю одно – Олсен не желает, чтобы ты беспокоил его и семью. О'кэй?

– А он сказал, почему я его беспокою?

Энди тщательно вытер руки бумажной салфеткой – такие подают со всеми напитками.

– Я с ним не говорил. Его просьба поступила по обычным каналам, Дэн. Если бы это был не ты, а кто-то другой, я послал бы кого-нибудь передать это сообщение.

– У него мальчишка сбежал, – сказал я.

– Это семейное дело. С каких пор ты работаешь на легавых?

– Я не работаю на легавых. Я работаю на хорошего парня, который хочет, чтобы нашли его друга. Хорошего парня, которого сегодня избили почти до смерти. Ну, ему просто не повезло – он не рос вместе с тобой, Энди.

– Осторожно, Дэн!

Мертвые глаза загорелись, и я отшатнулся. Энди криво улыбнулся.