Текст книги "Автономный дрейф"
Автор книги: Владимир Макарычев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Четыре месяца тропической жары, тоска по домашним и близким, всеобщее нарастающее раздражение от неожиданно возникшей критической ситуации не могли не повлиять на принятие решения.
– Доложите обстановку на фактическое время, – прервал доклад механика комбриг.
– В час поступает 60–70 тонн забортной воды. Откачиваем воду эжекторными насосами. Мощности их не хватает – всего 50 тонн в час. Существует угроза постепенного затопления дейдвудного отсека, хотя живучести корабля ничто не угрожает. Мы просто потеряем ход, а в шторм это опасно, – ответил механик.
– Гоняться во время шторма за авианосцем, у которого скорость в 35 узлов, самоубийство. Еще, не дай бог, встанем и начнем на виду у супостата пускать пузыри, – добавил замполит.
Комбриг подвел итоги совещания.
– Владимир Сергеевич, – обратился он к Белову, – давай спускайся к морякам в кормовой отсек, объясни им задачу простыми человеческими словами, без лозунгов. Посоветуйся с ними. Ваше место сегодня в кормовом отсеке. Связь лично со мной. Будем докладывать о ЧП во все инстанции. Вызовем буксир. Замполит, а вы не забывайте, что жизнь моряков важнее любой оценки.
В заключение изрек, как будто вынес приговор:
– Сергей Георгиевич Горшков, наш главком, именно для вас, механик, как-то сказал: «Нет аварийности оправданной и неизбежной. Аварийность и условия для ее возникновения создают люди своей неорганизованностью, безответственностью и безграмотностью»… Не люблю бездарей и лентяев, – добавил комбриг.
В кормовом отсеке стояла жара под сорок градусов. Громко урчали перекачивавшие воду помпы. Шесть моряков электромеханической боевой части, в трусах, чумазые от мазута и смазки, стояли у открытого люка дейдвудной трубы [29]29
Дейдвудная труба– представляет, с одной стороны, опору, поддерживающую гребной вал, а с другой – устройство, предупреждающее попадание забортной воды внутрь судна.
[Закрыть]. В полумраке машинного отделения Владимир разглядел еще нескольких моряков, словно призраки скользивших среди машин и труб. Он снял кремовую рубашку, ставшую мокрой за пару минут. Что дальше делать, не знал. Но, переговорив с моряками, понял, что объяснять здесь никому и ничего не нужно. Все парни знали свое место. Подошел механик и поставил задачу. Выяснилось, что в узком отсеке могут работать лишь два человека. Одному из них придется находиться там без водолазного костюма. Старшина второй статьи Хизматулин первым спустился в заполненный морской водой дейдвудный отсек.
Произошла заминка, суть которой разъяснилась позднее. Дело в том, что, кроме Хизматулина, долго под водой находиться никто не мог. Владимир выразительно посмотрел на механика, и тот, все поняв, кивнул в знак согласия. Вот они уже вдвоем стояли по пояс в теплой воде. Хизматулин то и дело погружался с огромным разводным ключом в грязную от мазута воду. Белов быстро освоился в этой непривычной для себя роли. Когда выныривал моряк, он занимал под водой его место. Таким образом откручивали большую шайбу, которая крепила сальник на трубе. Уже впоследствии, в заводском доке, Владимир не мог поверить в то, что они вручную смогли справиться с увесистым болтом, закрученным в заводских условиях при помощи автоматики.
В какой-то момент Белов почувствовал тупую боль в локте. Она быстро прошла, но Владимир с удивлением увидел на поверхности воды в ярком свете переносной лампы темно-красный круг. Это была его кровь, которая сочилась из разбитого локтя.
О незначительных травмах наверх не докладывали. Берегли авторитет экипажа и командира. Кто знает, что еще произойдет в море?
Через сорок минут прокладка была поставлена. Механик дал команду на запуск основного двигателя. Корабль пошел в базу своим ходом. Начальство на эскадре поняло комбриговскую телеграмму совсем уж буквально – корабль тонет и сигналы SOS не подает лишь по причине соблюдения скрытности. Командир эскадры выслал навстречу СКР «Летучий». Корабли встретились на входе в базу, и недоразумение разрешилось. Всю ночь комиссия штаба проверяла техническое состояние корабля. Прокладку, установленную в море, признали надежной, корабль оставили продолжать боевую службу и готовить к самостоятельному переходу во Владивосток.
Глава пятая
Встреча
Командир бригады капитан первого ранга Сергеев прибыл на корабль, стоявший у «американского» пирса, аккурат к завтраку. Пирс, то есть железобетонная платформа, к которой причаливают корабли, представлял собой подобие судна. Он мог самостоятельно, с помощью мотора, двигаться. А механизмы поднимали его до шести метров в высоту. Электрическое питание осуществлялось с берега, но на платформе находился и резервный дизель-генератор. Американцы еще в шестидесятые годы имели такие конструкции. Они были удобны, далеко выступали в море, что позволяло пришвартоваться к стенке причала большему количеству кораблей. Удобно, выгодно и экономично. Правда, перечисленные технические преимущества разрушили сами американцы, а наши специалисты и не пытались их отремонтировать. Все ходили вокруг, облизывались, советовались с Москвой, но ничего не сделали.
В кают-компании комбриг сообщил последние новости.
– В базу прибыл новый корабль из Владивостока, сторожевой корабль. Командир и замполит – совсем молодые ребята.
К тому же Сергеев принес сумку с письмами. Однако никто из офицеров ее как будто не заметил. Все ждали от него известий об уходе корабля домой. Пять месяцев боевой службы заканчивались. Бывали случаи, что на несколько месяцев пребывание в дальнем походе продлевалось. Но такого поворота событий никто не хотел.
Сергеев между тем сделал вид, что не понимает нетерпения офицеров.
– Все слышали историю, как неделю назад два офицера-строителя пьяными ввалились на вьетнамский пропускной пункт? Приставали к военнослужащей-вьетнамке, а потом ударили их офицера, который сделал им замечание? – спросил он, обращаясь к Белову как к старому знакомому.
– Знаем, конечно. Но нам неизвестно, чем закончился над ними суд офицерской чести.
– Командир эскадры принял решение отправить их в Союз. А офицерский суд предложил оставить еще на один год во Вьетнаме. И я с ним согласен. Отправить в Союз – для них поощрение, а послужить еще годик вдали от женщин являлось бы суровым наказанием.
Несколько минут офицеры ожесточенно расправлялись с мясом кенгурятины, которая выскальзывала из-под ножа из-за своей жесткости. Наверное, кенгуру был старым.
Сергеев отодвинул тарелку со вторым и с ироничной улыбкой посмотрел на замполита.
– Расскажу случай о продлении дальнего плавания кораблей Средиземноморской эскадры. Я тогда служил командиром сторожевика.
В кают-компании восстановилась звенящая тишина.
– В Средиземном море и сегодня корабли со всех флотов по пять месяцев несут службу. Временная и сборная эскадра. Был у нас начальник политотдела. Фамилию называть не стану. Он сегодня адмирал. Прибыл к нам в звании капитана первого ранга, но привез с собой заранее сшитую форму контр-адмирала. Должность-то была адмиральская. Ждал со дня на день муху на погоны. Каждый день перед зеркалом в каюте ее примерял. Так уж ему хотелось стать флотоводцем-адмиралом. Так вот, чтобы ускорить производство в адмиралы, он решил прогнуться перед вышестоящими начальниками. Накануне очередного партийного праздника начпо самостоятельно отправил телеграмму члену Военного совета ВМФ примерно такого содержания: «Морально-политическое состояние моряков слишком высокое, и в канун юбилея вождя мирового пролетариата все как один высказали желание остаться на боевой службе еще на четыре месяца».
Он опять ехидно посмотрел в сторону замполита и продолжил:
– А на эскадре об этом никто не знал. В ответ приходит телеграмма из Севастополя: «Дорогой начальник политотдела, поздравляем Вас с праздником. С прибытием в родную базу кастрируем».
Сергеев обвел глазами присутствующих и добавил:
– Подпись под телеграммой значилась: «Женсовет Черноморского флота».
Затем так же неожиданно, как пришел, комбриг резко поднялся и убыл с корабля. При этом не забыл пожелать хороших известий с «большой земли». Офицеры поняли намек. Корабль в родную базу уйдет вовремя, если замполит не проявит дурной инициативы.
Замполит же, как ни в чем не бывало, принялся за сумку с письмами. Владимир получил сразу три письма. Одно от бывшей жены, два других – от девушки, с которой познакомился накануне выхода в море в ресторане «Владивосток».
Владивостокские кабаки имели четкое подразделение. В «Зеркале» тусовались морпехи, в «Арагви» – граждане при деньгах, во «Владивостоке» – местная молодежь, а в «Золотом Роге» – солидная публика. Белов пошел во «Владивосток» – куда еще пойти молодому лейтенанту? По ценам это был самый доступный кабак. В тот день он впервые сошел на берег за все время пребывания в офицерской должности. Красивая незнакомка пригласила Владимира на белый танец под песню «Снег кружится». Сияние ее ласковых глаз, стихи Есенина – «утонул в сугробе, отморозив ногу» – пьянили не хуже коньяка. Душа распахнулась, потянулась навстречу красивой девушке. Владимир до сих пор помнил о теплоте, с которой произошло знакомство с Татьяной. Он не только проводил ее домой, но и остался до утра.
Как женатый мужчина, Белов не придал особого значения начавшимся отношениям. Думал тогда, речь идет об очередном увлечении. А что хочет мужчина, того же хочет и женщина. Оставшись неожиданно для себя без женщин в течение пяти месяцев и даже не имея от них весточки, он воспринял известие от Татьяны уже не как дружеское участие, а как нечто большее. Но в то же время не хотел воспоминания о физической близости называть любовью.
Конверт от бывшей жены Владимир порвал, не читая. От письма Татьяны его оторвал звонок внутрикорабельного телефона. Помощник дежурного по кораблю сообщил о прибытии лейтенанта Коркина.
Друзья шумно обнялись и внимательно оглядели друг друга. Затем, довольные увиденным, рассмеялись и пошли к Владимиру в каюту. Сидели, вспоминали курсантские годы, понимая, что они были лучшими в их совсем недавно начавшейся самостоятельной жизни. Поговорили о киевских подругах, подробно обсудили, кто и где из их выпуска сейчас служит.
За короткое время оба по полной вкусили всю тяжесть службы корабельного офицера. Постоянное нахождение в сугубо мужском коллективе, многочисленные дела политработника, которого то и дело бросали «на амбразуру», вахты и подготовка к выходу в море… Взять хотя бы формальную процедуру – сдача старых и получение новых технических средств пропаганды. Перед длительным плаванием она была обязательной. А это не только телевизоры, но и музыкальные инструменты, спортивная одежда. Получить, например, новый телевизор было невозможно, не сдав старый. Договориться же с начальником базы ТСП или тетей Машей, которая проводила сверку документов, было очень сложно. Но флотское «шило» и здесь решало практически любые вопросы. Так появлялся долгожданный акт о разбившемся во время шторма телевизоре марки «Горизонт». Для большей правдивости в акт вписывали еще радиолу, баян и пару гитар.
Лишь благодаря особому напитку под названием «шило» [30]30
Шило– так на флоте называют питьевой спирт.
[Закрыть]выполнялись, казалось, невыполнимые задачи. К счастью, с этим продуктом как раз проблем не было. Спирт получали на корабль раз в три месяца. Командиры, заинтересованные в том, чтобы и в минуты отдыха матросы не слонялись без дела, изрядную долю спирта выделяли замполиту. В шутку это называлось «для протирки киноустановки».
Самое сложное в процедуре получения технических средств пропаганды было доставить сломанную технику на склад политуправления флота во Владивостоке. Там же получали новые телевизоры, различные инструменты. Все закрепленные за кораблем автомашины находились в распоряжении штаба и политотдела бригады. Выпросить их для поездки на склад было практически невозможно. Однако «шило» решало и транспортную проблему.
Вся служба состояла из кучи реальных и искусственно созданных проблем. Они, с одной стороны, не давали политработнику расслабиться, с другой – ежечасно заставляли его думать о постоянно возрастающем ворохе проблем. Старшие начальники, те, которые давно обосновались на берегу, очень быстро забывали трудности жизни корабельного офицера, а в ответ на жалобы стандартно советовали учиться планировать работу. Да еще приводили в пример ленинский тезис об умении найти нужное звено, за которое можно вытащить всю цепь.
Для морского офицера мысль вождя мирового пролетариата была понятна и актуальна, так как без якорной цепи корабль в море не выйдет. Только на якорной цепи главное звено уже давно найдено. А им еще предстояло его найти. Лейтенанты, в силу своей неопытности, не знали, что таким звеном является правило «все делать вовремя». Вовремя, перед проверкой, заполнить многочисленную документацию. Вовремя перейти с корабля на берег. Наконец, вовремя уйти с флота на гражданку.
Флотская служба на берегу – совсем другое дело. По форме одежды сухопутные моряки ничем не отличаются от корабельных. Те же погоны, те же нарукавные нашивки… Правда, такие мысли возникают лишь в головах молоденьких лейтенантов, которые считают, что всю жизнь будут служить на кораблях. Они еще не знают, что с назначением в плавсостав их основная цель – обязательно дослужиться до самого звучного звания – капитан-лейтенант. А к пенсии перевестись в Севастополь, Ленинград или Калининград.
Алексей рассказал о своей встрече с Пашкой Прошиным, служившим комсомольцем в Тихоокеанском высшем военно-морском училище.
– Служба у него с 9 до 18. В наряды не ходит. Бассейн каждое утро. Представляешь, полгода не прослужил, а досрочно представлен к старлею. Меня же начпо за каждый случай неуставных обвешивает выговорами. Получу ли в срок очередное звание, даже и не знаю. Перед выходом на боевую службу встали на неделю в завод, во Владивостоке, – продолжал Алексей. – Предстоял ремонт гидроакустической станции «Вега»…
– А где же она у вас находится? Этот проект без «Веги», – переспросил Владимир.
– Проект модернизирован. Станцию поставили в порядке эксперимента. Мы уже ударяли ее о грунт. У нее неудачная механическая часть, – продолжал Алексей. – Вот из-за этой поломки нам с командиром объявили о неполном служебном соответствии. Пока наказание через год не снимут, представлять к очередному званию не положено. А снимут ли? Потому и говорят, что лучшее поощрение – это отсутствие выговора. Ну да бог с ним… Лучше о Пашке. Он сам меня нашел и пригласил в гости к невесте. Да, собирается жениться на чухонке [31]31
Чухонка– местное наречение, жительница Поморья.
[Закрыть]. Посидели с ее родителями, Пашкина жена спела на гитаре. Не служба у него, а идиллия. Так вот… Мне уже было пора собираться на корабль. Но тут приходит ее подруга. Пришлось зависнуть до утра. А как у тебя дела на личном фронте?
Владимир молча протянул другу Татьянино письмо. Тот сразу же увидел и прочитал ее стихотворение:
– Слушай, мне кажется, у вас любовь, – мельком прочитав письмо, ответил Алексей.
– Не верю я в эту любовь. А жениться меня не заставишь.
Немного подумав, продолжил:
– Конечно, женщина нужна. Я же служу во Владике, а там этого товара достаточно.
Коркин посмотрел на фото, расположенное на столе, под оргстеклом.
– Это и есть та самая Татьяна?
Белов утвердительно кивнул.
– Красивая девушка. Глаза у нее добрые, – отметил товарищ. – А что у тебя с рукой? – спросил Алексей друга.
– Разбил локоть. Доктор говорит, попала грязь, нужно ложиться в госпиталь. Скоро идем домой. Обойдется, – небрежно ответил он.
Обойтись не получилось. С приходом в главную базу Владимир на месяц лег во флотский госпиталь.
Предположения Коркина о новых выговорах и неприятностях подтвердились уже на следующий день. Погиб моряк, старшина первой статьи Фархимов, откомандированный с группой офицеров бригады на вьетнамский корабль для ремонта радиотехнической аппаратуры. Работая на отключенной станции со всеми мерами предосторожности, он получил удар тока высокого напряжения. Это вьетнамский моряк включил по ошибке станцию.
Флагманский радиометрист эскадры рассказывал:
– Наш моряк ремонтировал радиолокационную станцию на вьетнамском сторожевике. Стоял рядом со мной. Мы соблюдали все меры предосторожности – диэлектрические перчатки, резиновый коврик. Вьетнамский матрос непонятно по какой причине включил генератор. Пошел ток 5000 вольт. Я еще спросил моряка, сильно ли ударило током. Он мне ответил и тут же упал. Корабельный врач зачем-то делал ему иглоукалывание. Не помогло.
На следующий день Алексей с командиром знакомились с телеграммой, полученной из штаба флота. В ней шла речь об электротравмах на флоте за три последних месяца.
– Двадцать четыре случая гибели от электротока. Словно для нас телеграмма, – скорбным голосом прокомментировал командир.
– Да, не зря все же пишут подобные телеграммы и приказы, – вздохнул Алексей.
В каюте воцарилась тишина. Командир не спеша достал сигарету и равнодушно затянулся табачным дымом. Они оба осознавали свою вину, но уже ничего нельзя было поделать. Моряк погиб. Командир вспомнил, как на прежнем корабле мать погибшего матроса сказала во всеуслышание: «Чтобы вы страдали так, как он страдал, когда умирал!»
– Хоть бы сняли с должности и отправили в Союз, – в сердцах сказал командир. – Ну ее к черту, такую службу. То моряк перед боевой вены порезал, девушка, видишь ли, замуж вышла. То пьют всякую гадость и травятся. Беда с личным составом. А боевая служба лишь начинается, что еще будет дальше?
Чтобы разрядить обстановку, Алексей попытался успокоить командира.
– Во всем виновата наша флотская организация. Начальники подгоняют, ставят нереальные сроки и задачи. А как мы их выполним, никого не волнует!
– Наш флагманский офицер руководил ремонтом. Он и должен ответить, – подытожил командир. И продолжил: – Вспомни, как нас на боевую службу готовили? Моряков со всей бригады собирали, а сплаванность? А топливо и продукты? То тети Маши-кладовщицы, то прапорщика – начальника склада нет. У них после 18 часов море на замок. Я за два месяца перед боевой лишь один день дома был! И тыловые за все тянут, то спирт, то тушенку. Как будто не они для нас, а мы для них. Подумать только, на полгода идем в моря, а на корабле не получена мука! В тропики уходим, а вместо кондиционеров нам сбрасывают металлолом.
Первая неделя на боевой службе ознаменовалась трагедией. Алексей и в этот раз вспомнил подъем на левый, несчастливый борт своего корабля в Тимофеевке. Стечение обстоятельств, случайности жизни заставляли его верить в роковую судьбу. Такие же мысли возникнут у него и тогда, когда он будет падать вместе с подбитым вертолетом в Таджикистане. После той случившейся с ним через пятнадцать лет трагедии он впервые сходит в церковь и наденет нательный крест.
Тело погибшего моряка в цинковом гробу увозил на родину БПК «Хабаровск». Вьетнамское правительство наградило его посмертно орденом, а наше – медалью «За отвагу». Моряк на самом деле совершил подвиг в мирное время. Подвиг – это поступок. Девятнадцатилетний башкирский паренек совершил его уже тем, что погиб на посту, выполняя боевую задачу. В мирное время. Вышестоящее командование усмотрело в его гибели показательный пример советско-вьетнамской боевой дружбы. Видимо, по этой причине никого и не наказали. Как всегда, по флоту разошлась телеграмма с известием о подвиге, где прозвучало название корабля, бригады и место дислокации. Прочитав ее, командир с облегчением сказал:
– То, что не назвали фамилий командования корабля, больше чем поощрение. Лучшее поощрение – ненаказание. И вообще, лучше бы нас все забыли на эти шесть месяцев морей! – воскликнул он в сердцах.
Глава шестая
Дананг
Из штаба эскадры пришел новый приказ – следовать в порт Дананг для оказания помощи вьетнамской бригаде надводных кораблей в подготовке к учениям. Известие с воодушевлением было воспринято экипажем.
Алексей, наученный горьким опытом последних происшествий, понимал, что главное для корабля – иметь ход. Поэтому основное внимание уделял личному составу боевой части, механикам. Перед выходом в море решил побеседовать с моряками.
Капитан-лейтенанта Аксенова, командира боевой части, моряки просто боготворили. Да и с дисциплиной там все было нормально. Никаких притеснений со стороны старослужащих. В то же время тетрадь бесед с личным составом, несмотря на требования политотдела, он демонстративно не заполнял. Формализм претил ему с первого дня службы.
Коркин зашел к командиру БЧ-5. Из-за коричневой занавески, что закрывала кровать, торчали голые ноги.
«Отдыхает, может, не тревожить?» – подумал Алексей. Но в это время занавеску отбросила волосатая рука и показалась взлохмаченная голова механика.
– Заходи, замполит, – радушно пробасил заспанный голос.
Аксенов поставил на стол чайник рядом с полной окурков пепельницей. В каюте было неуютно и неприбрано. Видно, что ее хозяина мало заботили удобства. В открытом иллюминаторе вставлен кусок картона, для того чтобы поступал забортный воздух. Было жарко.
– Пришел ругаться из-за неработающих кондиционеров?
Поставленные на скорую руку еще в родной базе японские «Хитачи» оказались в неработающем состоянии. Такой прискорбный факт выяснился лишь в море. Из десяти кондиционеров собрали лишь пять. Поставили их на наиболее важные для боевой готовности боевые посты. Конечно же, и в кают-компанию. Именно она являлась местом досуга офицеров.
– Нет, не буду, – односложно ответил Алексей.
Удобно усевшись в кресле, он отхлебнул из стакана чаю. Механик уловил его настроение.
– Значит, будешь воспитывать из-за бумаг? Некогда мне их писать. У меня все по факту. Есть у корабля ход – работа сделана. Нет хода – и корабль никуда не пойдет. Вот тебе и вся политработа.
– Посади за это дело командира группы, пусть заполняет, – предложил примирительно Алексей. Он прекрасно понимал, что с приходом в новую базу местный политотдел проверку начнет в первую очередь с состояния бумаг.
– Еще какая-нибудь помощь тебе нужна, ведь через три дня в море? Помнишь историю с поломкой на БПК «Хабаровск» во время слежения за американской авианосной группой? Телеграмма командующего Тихоокеанским флотом красочно и сочно расписала чрезвычайное происшествие в Южно-Китайском море в ходе выполнения боевой задачи. Информирование на флоте поставлено на высоком уровне. Мне ребята с «Хабаровска» рассказывали, что любое мало-мальски заметное происшествие отмечалось шифротелеграммами. Офицеры под роспись знакомились с текстом, а замполит при необходимости проводил с личным составом партийно-комсомольскую работу по предупреждению подобных случаев.
– У нас с техникой должно быть все нормально, – уверенно ответил механик.
Алексей еще раз обвел взглядом каюту. У всех офицеров под куском оргстекла обязательно лежала фотография жены или любимой девушки. На столе механика валялась инструкция по приведению в боевую готовность боевой части да фотография полуголой японки. Каждый уважающий себя офицер доставал в иностранном порту эротический журнал. Картинки полуголых красавиц, видимо, восполняли недостаток настоящих женщин.
– Сергей Петрович, замечаю, не получаешь ты писем с «большой земли». Что произошло? Давай запрос в политотдел телеграммой направим? Чем нужно, помогут, – предложил он.
– Тут не поможешь, – без энтузиазма ответил Аксенов.
Из рассказа командира Алексей знал, что у механика сложилась необычная ситуация. Женился он еще на четвертом курсе училища на женщине старше его лет на двадцать. На своей преподавательнице. Кандидате наук.
– Ревнует она меня.
– К кораблю, что ли? – с удивлением спросил Алексей.
Аксенов молча протянул ему листок, заполненный убористым почерком.
Алексей быстро пробежал текст.
– Ревнует и не верит, что в походе. Думает, ушел к другой женщине, – отрешенно глядя в пожелтевший от табачного дыма потолок каюты, проговорил механик.
Для Алексея чувство ревности было незнакомо. Все училищные отношения с киевлянками проходили увлеченно, но быстро. Вспышки влюбленности настигали, как волны. Но разбивались о его нежелание углублять отношения. Воспоминания о них хранила в своей бесчувственной памяти курсантская записная книжка.
– Давай вместе сфотографируемся, и ты пошлешь ей фото, – нашелся замполит.
– Под пальмами, что ли? – в раздумье проговорил механик.
При этом взгляд капитан-лейтенанта ожил, редкие рыжие брови ощетинились, отчего он стал похож на ныряющего в воду зверька. Но так же быстро настроение и поменялось. Пропала нервозность, взгляд стал спокойнее и увереннее.
«Высокореактивный индивид, – дал ему определение Алексей, – с таким следует быть осторожнее, особенно в словах. Реагирует моментально, особо не задумываясь об их смысле и последствиях», – подсказывали Коркину полученные знания на лекциях по психологии [33]33
В. Д. Небылицын. «Основные свойства нервной системы человека».
[Закрыть].
– Хорошая мысль, – с благодарностью проговорил тот.
– Ну вот и договорились. Сегодня же у пальмы на пляже и сфоткаемся, – предложил Алексей.
– Зачем заходил, замполит? – примирительно спросил Аксенов.
– Предлагаю перед выходом в Дананг провести комсомольское собрание в твоей боевой части. Вот за этим и заходил.
Комсомольское собрание требовало подготовки. Азы политработы учили, что нужно заранее написать постановление, определить выступающих и подготовить доклад. В этот раз на бумажную работу времени не было. До выхода оставалось дня три.
Собрание решили провести после ужина на верхней палубе. Днем стоял зной, и железо раскалялось на солнце, как сковородка. В жару «адмиральский» послеобеденный сон обычно проводили, обернувшись намоченной холодной водой простыней. Сложнее всех приходилось морякам электромеханической боевой части. Механизмы корабля работали, не останавливаясь, отчего температура воздуха в трюмных помещениях доходила до плюс сорока пяти градусов. Вахтенная смена находилась там не более двух часов.
Собрание началось сразу же после ужина. Было приятно расстегнуть тропическую куртку и подставить грудь прохладному вечернему ветерку. Курильщики делали последние затяжки, тоже наслаждаясь прохладой. Во всем чувствовалась расслабленность и томная медлительность. Матросы не спеша занимали места, но скамеек всем не хватило, и люди усаживались прямо на теплой, еще не остывшей от дневного зноя палубе. Однотонно гудел дизель-генератор, порыв ветра иногда обволакивал всех едким дымом отработанного топлива. Тропическая ночь опустилась неожиданно и внезапно. Лишь звезды совсем низко висели над головами. Они светили здесь по-особому ярко.
– Кто за то, чтобы открыть комсомольское собрание? Прошу поднять руки, – начал процедуру комсорг – старшина первой статьи Слюсаренко.
Закончив необходимые формальности, комсорг предоставил слово командиру. Матросы рассеянно слушали доклад, который делал капитан-лейтенант Аксенов.
– Товарищи комсомольцы! Перед экипажем корабля поставлена новая задача – выйти в море и следовать в порт Дананг. В ходе перехода пройдут артиллерийские учения. Мы должны обеспечить не только движение корабля, но и бесперебойную подачу электроэнергии на артустановки, другие жизненно важные объекты.
Аксенов знал, о чем говорить, как поставить морякам задачу. Но собрание в этот раз пошло по другому пути. Комсомольцы стали жаловаться на отсутствие чая на боевых постах. Потом дошло и до питания.
– Хлеб есть просто невозможно, – поддержал коллектив комсорг Слюсаренко.
– Пломбы из зубов вытягивает, как пластилин. Поэтому куски хлеба матросы и разбрасывают.
– Хлеб коки готовят на самом деле плохо, хоть и проходили обучение еще в базе, – поддержал Коркин комсорга, – предлагайте, что нужно сделать. Ведь хлеб следует беречь. Он создается трудом и потом советского народа, и мы получаем его не за деньги. Советские люди тем самым выражают уверенность в своих защитниках. А в море вопросы экономии продуктов питания должны привлекать максимум внимания. К тому же качественное питание – это наше с вами здоровье.
В свете прожекторов, направленных на собравшихся, мелькали насекомые. Они слетались на яркий свет. Их было так много, что луч мощной лампы тускнел, как забрызганные грязью машинные фары.
– Предлагаю к кокам прикрепить помощников, по графику, от всех подразделений. Ввести в строй кондиционер на камбузе. Вот и будет стимул лучше хлеб готовить, – уверенно сказал комсорг.
Подумав, добавил:
– А остатки хлеба следует бачковым [34]34
Бачковые– матросы, накрывающие и убирающие стол для питания личного состава боевой части.
[Закрыть]собирать и относить на камбуз. Коки пусть делают сухари и разрешают желающим их брать в любое время.
После собрания по традиции для свободных от вахты матросов на верхней палубе крутили «Добровольцев». История о первых метростроевцах, испанских добровольцах, Великой Отечественной войне до сих пор не оставляет равнодушными. Это светлый фильм о любви и счастье простых ребят-комсомольцев. Он был эффективнее любых политзанятий. Фильмы показывали каждый вечер, если корабль стоял у пирса. Лишь там была возможность поменять свои бобины на фильмы с других кораблей. Свой-то лимит полученных на кинобазе фильмов замполит исчерпал уже на третий месяц боевой службы. Правда, начпо ругался, заставлял разнообразить досуг за счет викторин, тематических вечеров. Но какие уж в море викторины? После окончания любого мероприятия все равно крутили на киноустановке «Украина» очередной отечественный фильм. Пленка после многократного использования часто рвалась на самом интересном месте. Тогда зрители во все горло кричали: «Киномеханика на мыло!» Тем самым уставшие за день от жары и работы люди выплескивали в вечернюю прохладу накопившееся раздражение.
Наконец, все приготовления были закончены, корабль вышел в море. Погода стояла солнечная, но приносила некоторое неудобство океанская зыбь. Волна шла по ходу корабля и не создавала качки. Лишь с интервалом минут в пять нос корабля зарывался в набегающую волну, корма задиралась, а затем медленно опускалась. При этом вахтенный офицер объявлял по громкой трансляции:
– Вниманию экипажа, корабль входит в океанскую волну! – что означало повременить с перемещением внутри корабля.
Учения с артстрельбой по имитированной воздушной цели экипаж провел довольно уверенно, поразив все самолеты «противника». Правда, как всегда, не обошлось без неприятностей. Перед самой стрельбой выяснилось, что вышел из строя стабилизатор качки, система «Грот». Оказалось, технический спирт, заправленный в систему стабилизации, неизвестно куда испарился. Командир штурманской боевой части капитан-лейтенант Парамонов лишь разводил руками, пытаясь объяснить, куда же он делся. Разрядил обстановку механик.
– Наверное, его выпил главный штурман эскадры. Я перед выходом в море видел, как наш штурман тащил по пирсу в штаб трехлитровую банку. Запах стоял! – пошутил он.
