Текст книги "Жестко и быстро (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Именно поэтому я и верну их дяде Вольфару, это автоматически выводит меня из-под удара.

– Мудро. Правда, тут есть одна проблемка, внук. Тебе шестнадцать, и продать, отдать, подарить, обменять акции не можешь, пока тебе не стукнет двадцать один. И господин Уэйн заключать подобные сделки от твоего имени не вправе. Единственный законный вариант – ты можешь передать свои активы в управление своему Дому, но этого ты не сделаешь. Так что выход у нас только один: ты остаешься в Доме Сабуровых до своего совершеннолетия, избавляешься от акций любым способом – и после этого я тебя отпускаю. Аннушке ты верно сказал, насильно мил не будешь.

Пять лет. Ну что ж, если дед сделает, как сказал, то это будет приемлемый вариант... Гребаные акции, чтоб их, лучше бы папа акции какого-нибудь ресторана купил...

– Ладно, как говорится, и на том спасибо. Насчет вероятного убийцы – а есть возможность как-то проверить? Покопать там, уж не знаю, как это делается у профи...

– Маловероятно, – покачал головой Петр Николаевич, – соперник Томаса, если речь о нем, тоже из знатного Дома, так что там покопать не удастся, не считая проверки общедоступной информации вроде записей камер наблюдения на улицах. Но надо понимать, что он вращается в своей же среде, то есть и его знакомых и подружек мы допрашивать тоже не можем, они с нами и говорить не будут. А веского повода для подключения полиции нет, потому что все изложенное – не более чем моя гипотеза, подтвержденная ровно ничем.

– Жаль, – сказал я и зевнул: – спасибо за ужин и беседу, но что-то меня снова в сон потянуло. Многовато нагрузки для болезного, который только нынче от бинтов и капельницы избавился.

Я откланялся и вернулся в свои апартаменты.

Итак, надо как-то прожить пять лет. В принципе, это перспектива куда как лучше чем, допустим, женитьба на ком велят, в любом случае я и так несовершеннолетний, а Аквилония, насколько я могу судить, страна довольно развитая и благополучная. Быть беспризорником, как в Токио в тысяча девятьсот сорок седьмом, мне не страшно – знаем, проходили – да только тут не послевоенная Япония, останусь без опеки Дома – упекут в приют на раз-два... Если, конечно, в моей голове не перемешались воспоминания Куроно о Штатах из того мира и воспоминания Реджинальда об Аквилонии. К тому же хоть душа рвется на свободу, надо внимать голосу собственного разума: в послевоенный Токио приехал тринадцатилетний подросток, закаленный лишениями с детства, который к тому времени был способен убить кулаком свинью, да и человека, надо думать, тоже. Который мог постоять за себя в любой драке, даже против взрослого. Окажись на его месте нынешний я, хлипкий и слабый – мои дела были бы намного хуже. Я получил время на самоподготовку – и разумнее всего им воспользоваться, не создавая себе новых проблем. Если дед не врет – конфликт практически исчерпан, кем-кем, а треплом я его назвать повода не имею.

Тут я подумал, что надо бы связаться со старыми товарищами, Лех, наверное, переживает за меня, и подошел к компьютеру, стоящему на столе в комнате, которая вроде бы должна служить мне кабинетом.

Компьютер отличался довольно архаичным дизайном, несколько отличающимся от того, что я видел в том мире. Корпус горизонтальный, монитор плоский, но какой-то толстоватый. Смотрю и испытываю дикий диссонанс: он кажется мне одновременно и чудом техники, и раритетом, привычным и непривычным. Должно быть, мастеру Куроно любой компьютер – чудо техники, а вот Реджинальд, сравнивая строгие функциональные системные блоки из того мира и старомодно выглядящие со своей стилизацией под антиквариат компьютеры из этого, видимо, делает выбор в пользу строгого стиля.

Тряхнув головой, отбрасываю эти размышления. Компьютеры – не единственные вещи, кажущиеся одновременно знакомыми и странными, автомобильный дизайн тут тоже другим путем пошел, так что просто надо привыкнуть. Главное – польза, и я так думаю, что в комнате дворянина из знатного Дома будет стоять далеко не самый плохой компьютер.

Загрузился он быстро. Надо будет потом заглянуть, что там за начинка, а пока – связаться с... Ага, щас, вот прям уже и два раза. Сетевой идентификатор – символьная строчка длиной в тридцать с чем-то знаков, и само собой, что номер Леха я не помню, точнее – никогда не знал, ввел с бумажки один раз и все. И доступ на школьный сайт у меня был из моего предыдущего жилья в усадьбе Рэммов, и реквизитов доступа я тоже не помню, они у меня были на бумажке записаны. Вот же блин, как много всего нужного осталось там, а тут такое чувство, словно с чистого листа начинаю...

Хе-хе. Вот уж смешная жалоба от того, кого занесло в чужое тело в параллельном мире.

Ладно, с Лехом я свяжусь иначе. Выход в сеть, геральдическое министерство Аквилонии, Дома... Дома... Яблонские. Две ветви. Лех же из второй вроде был... Сетевой адрес. Приемная Дома, так, отправляю письмо. Запрос контактов от Реджинальда Рэмма, в прошлом Дом Рэмм, нынче из Сабуровых, адресовано – Лех Яблонский.

Что ж, осталось дождаться либо официального ответа канцелярии, либо самого Леха. А пока...

Встаю из-за стола, подхожу к подушке. Мы с ней знакомы всего полдня, но частичка прежнего малыша Реджи уже ненавидит ее сильнее, чем Томаса. Так, на чем я остановился? Восемьсот восемьдесят. Снять с себя парадный наряд, стать в стойку... осталось одна тысяча сто двадцать. Мозг в ужасе, малыш Реджи в истерике, а руки... руки делают.

Удар. Удар. Удар. Удар. Удар.

* * *

До двух тысяч я не дотянул где-то на триста и завалился спать, не особо этим обескураженный: все-таки в первый день такой шок – да непривычному к нагрузкам телу. Руки ломит жутко, ноги тоже – но лиха беда начало. Мышечная крепотура – верный признак, что нагрузки сильно перевалили за лимит, а значит – я стал сильнее. Привыкну, наверстаю. А пока – выспаться хорошенько и во второй половине дня снова за тренировки.

Но этому плану не суждено было сбыться, потому что я проснулся от бесцеремонного тормошения.

– Вставай! – громко сказал кто-то прямо над ухом.

Я с трудом разлепил глаза, пытаясь понять, кто это вторгся в мои апартаменты – и похолодел.

Надо мною стоял высокий мрачный тип с длинным лицом, темно-серой кожей, белыми волосами и прижатыми к голове чуть заостренными ушами, и сверлил меня злым взглядом красных глаз.

Свартальвы?! В столице Аквилонии?! Уже?!!

Я хотел было закричать как можно громче, предупреждая всех о нападении, но тут заметил на его рубашке – не военного, а скорее спортивного покроя – вышитый значок Дома Сабуровых.

– Ты еще кто такой?! – опешил я.

Свартальв улыбнулся мне ласковой улыбкой питбуля и ответил:

– А ты сам-то как думаешь, «четвертинка»? Я – К'арлинд, твой тренер, наставник и палач! И не глазей, а вставай, пока я тебе не помог.

– Тренер чего?!

– Магии, чего же еще?

Я фыркнул.

– Не знаю, чья это идея, но тренировать единичку – глупость несусветная...

Чертов свартальв вместо ответа наклонился, взялся руками за нижний край кровати – и вот я уже на полу. Сильный, паскуда.

– Ты что творишь?!

– Я сказал – «вставай». А теперь одевайся, умывайся и быстро. Впрочем, если хочешь, можешь и в исподнем тренироваться, мне все равно.

Вот тут во мне уже начала закипать злость. Я, все же, дворянин, как этот нахал смеет так себя вести по отношению ко мне?!!

– Это дед тебя прислал?!

– А я и не знал, что ты так догадлив.

Все понятно. Дед про родню и внука бухтел-бухтел, но моего выпендрежа не простил. Надо что-то делать с этим новоявленным тренером.

– Ладно, – пробурчал я, – ща оденусь...

– И поживее, четвертинка.

– А не слишком много слуга себе позволяет по отношению к члену благородного Дома, которому служит?! Где твое уважение?! – не выдержал я.

– Не хочу показаться невоспитанным – но с какой стати я должен тебя уважать?

Клянусь, он сказал это с теми же интонациями, с которыми я вчера то же самое говорил деду. Все понятно, тихой жизни мне тут не видать.

– Так это дед тебя послал надо мной поиздеваться? – уточнил я.

– Твой дед послал меня тебя тренировать и учить. Все остальное – моя инициатива. Если вдруг тебе слова знакомыми показались – так я просто видел видеозапись, где ты перед дедом упражнялся в острословии. Слабовато, прямо скажем, но именно эту фразу я себе в цитатничек записал. Вот и пригодилась сразу.

М-да... А вот и мой тренировочный костюм в шкафу.

– Я не знаю, кем надо быть, чтобы дать свартальву доступ к серверам видеонаблюдения, – пробурчал я, натягивая штаны.

– А мне не давали. Каждые две недели лопухи Петрушки затыкают найденную мною дыру, а я за это выставляю дополнительный счет твоему дедуле.

– Знаешь, К'арлинд, высказываться в подобном ключе в адрес главы Дома, которому ты служишь – это, мне кажется, все же перебор...

Свартальв только усмехнулся:

– И ты туда же... Я свою присягу твоему деду помню дословно, даром что тридцать лет прошло, и поверь, там про уважение не было ни слова. Ты думаешь, кому твой дед обязан репутацией человека с железными нервами и непрошибаемым самоконтролем? Мне. Кто привык общаться со мной – того уже вряд ли кто сможет вывести из себя.

Я вздохнул. Вот она, карма. Недаром говорят: посеешь ветер – пожнешь бурю.

– Я могу понять, почему дед стерпел кое-какие вольности от меня, коего считает родней и внуком, но скажи, почему он терпит такое от чужака-свартальва?

К'арлинд кивком головы указал мне на дверь и сказал:

– Если много можешь – то и позволить себе можешь многое. Я тренировал твоего деда, я тренировал его детей, я тренирую его внуков, а теперь вот и тебя. Где он еще найдет такого учителя, как я? Твоя мать, чтоб ты знал, родилась четверочкой, да и то слабой, как думаешь, кто сделал ее шестым универсальным уровнем?

Я остановился в двери и взглянул на него:

– Так ты знал мою мать?

– Причем гораздо ближе, чем хотелось бы твоему отцу. Топай.

Я сразу же возненавидел его.

Мы прошли по коридору, спустились в подвал и оказались в помещении, похожем то ли на тир, то ли на бункер.

– Ладно, о могучий маг, чему ты будешь учить безнадежного первачка? – с сарказмом спросил я.

К'арлинда это не обескуражило.

– Просто между прочим – я не великий маг, но великий учитель. На самом деле, хоть у меня сейчас и тройка, я родился таким же бесполезным убожеством, как и ты. Первым уровнем.

Я отнесся к его словам с вполне закономерной долей скепсиса.

– Во-первых, у тебя, значит, был дикий потенциал. Во-вторых, путем упорных тренировок возможно подняться в лучшем случае на один уровень, на два – это если изначально быть почти двойкой, тогда реально кое-как дотянуться до тройки. Исключения единичны, а тут, если верить тебе на слово, сразу два прыжка на два уровня, моя мать и ты.

К'арлинд кивнул.

– В общих чертах ты прав, но тут есть свои моменты. У вас, людей, приняты странные, с моей точки зрения, стандарты классификации. В общих чертах, вторым уровнем вы считаете того, кто может причинить магией вред, но не способен убить, третий – тот, который может убить, четвертый – который может убить одним ударом. Система несовершенна, зная критерии оценки уровней, можно получить ранг, превышающий твою фактическую силу. Именно это сделал я, этому же научил твою мать.

– То есть, моя мать не была на самом деле шестым уровнем?

– Она – пятый. Дело в том, что отличить шестой уровень без сильных предрасположенностей и мастерства от пятого уровня с расположенностью и мастерством практически нереально. В Аквилонии принята бредовая система, которая не учитывает фактор мастерства. Причина проста: чем сильнее маг, тем с более высокого балкона он плевал на мастерство.

– А зачем ему мастерство, в самом деле? Он может рукой махнуть и целый взвод вбить по пояс в землю.

– Взвод – да. Но когда ваши лучшие боевые маги встретились сорок лет назад с нашими, Ференца из независимого королевства внезапно превратилась в провинцию Свартальфсхейма. За два дня. Еще пара войн – и мы начнем уже от Аквилонии куски отгрызать. А все потому, что ваши маги лезут из кожи вон, чтобы нарастить себе капельку силы, и полностью игнорируют мастерство. Ваша школа мастерства высоких уровней просто утрачена, и понимают толк в искусном колдовстве только те, у кого потолок низкий. Когда маг второго-третьего уровня упирается в свой предел – он начинает искать другие пути, хотя если по-хорошему, то этим путем стоило бы идти изначально.

Я закивал головой.

– Ладно-ладно. И что, ты покажешь мне, как за счет мастерства превратить мою технику поджигания спички в огненный шар?

К'арлинд покачал головой.

– В твоем случае незачем даже рыпаться. У тебя с силой совсем все печально, но ты и сам это знаешь.

– Конечно знаю. С семи лет, когда мне целая свора знатоков, которых отец приглашал чуть ли не каждый месяц, единогласно поставила «диагноз» слабенькой единички без малейшей капли потенциала. Мне просто интересно, чему ты меня можешь научить в этой ситуации.

– Тому единственному, в чем ты сильнее семерки. Пустоте.

Я посмотрел на новоявленного учителя как на идиота:

– И толку с нее? Техники пустоты бесполезны.

Свартальв ухмыльнулся в ответ.

– Тебя же обучили пустотному щиту?

Да, было дело... В детстве меня, можно сказать, заставили выучить эту технику, и я даже нашел ей применение, когда отец взял меня на горнолыжный курорт. Было весело: ему слалом, мне санки и пони. К тому же он за безукоризненную службу разрешил нашим слугам, чете Паркеров, взять с собой их троих ребятишек, так что у меня всегда было с кем играть. Как же скучаю по тем временам...

– Научили, – сказал я вслух. – Но он почти бесполезен. Я в детстве защищался им от снежков, но когда все начали говорить, что так нечестно – прекратил.

К'арлинд подошел к шкафу с инвентарем, достал кувалду и вручил мне, а сам стал так, чтобы мне было удобно с размаху заехать ему в грудь.

– Бей.

Я не стал отказываться: если его техника подкачает, я отделаюсь от этого идиота как минимум на время лечения. Молот, конечно, тяжеловат, но мне огромная сила и ни к чему: главное хорошо размахнуться, а дальше вес и инерция все сделают.

Замах и удар! Конечно, убить я бы не смог – силушка не та – но кто-то сейчас огребет!

Молот вошел в соприкосновение с животом К'арлинда, его тело подернулось дымкой... И все. Мое орудие буквально замерло, и это было совсем не то же самое, когда молот ударяется о твердую поверхность: никакой отдачи в руки. Щит поглотил энергию удара практически полностью.

– Вот так, – улыбнулся К'арлинд, – впечатляет, правда?

– Конечно, господин великий учитель с третьим уровнем, ты невероятно впечатляющ на фоне единички без перспективы, – с иронией ответил я.

К'арлинд внезапно перестал улыбаться.

– Постой, какой еще уровень? Это пустота, уровень может быть у огня или мороза, потому что их можно ощутить и измерить, но это – пус-то-та. Как вакуум, только вакуум – пустота физическая, а мы говорим о пустоте в твоей астральной сущности. Разве твои прежние учителя не объяснили тебе этого?

– Нет, – покачал головой я.

– Идиоты... не повезло тебе с учителями, в общем.

– Ты хочешь сказать, что если я сейчас закроюсь щитом, которым спасался от снежков – ты не сможешь убить меня кувалдой?

– Смогу, конечно, чем угодно, ведь мастерство никто не отменял, у тебя его нет, и в техниках пустоты это главное, что имеет значение. Ну и отсутствие других способностей. Мне уже очень сложно использовать пустоту, ведь я тройка, но когда еще был единичкой и жил в Свартальвсхейме – подрабатывал в магической школе подвижной мишенью. Только подумай: при должном уровне мастерства ты сможешь защититься от удара мага четвертого-пятого уровня... Правда, только одного.

Это меня всерьез заинтересовало, хотя скепсис не пропал. Что, если я научусь делать что-то такое, чего не могут другие маги? Или вообще любым способом подниму свой ранг? Одно дело, если я маг только формально, так как все мои способности – зажигать свечи, и потому я никто. И совсем другое – если стану чем-то вроде двоечки... Разница невелика, но хоть какой-то статус бы мне не помешал, с учетом того, что я намылился в свободное плавание.

– Допустим. Если пустота такая сильная стихия...

– Это не стихия, а полное их отсутствие.

– Угу. Если так – почему ее все маги ни в грош не ставят?

Учитель ухмыльнулся:

– А сам как думаешь? Они не могут ее использовать. Когда я был единичкой – выдерживал удары довольно сильных магов. Стал тройкой – удар кувалды мой предел, и это при моем-то мастерстве. Кроме того, пустоту использовать сложно, это маг может творить техники, основанные на силе, а твой путь – только мастерство. Ну и наконец – у магов есть весьма эффективные и простые в использовании стихийные и кинетические щиты, экраны и обереги. Им пустота ни к чему. Кроме того, у пустоты нет атакующих техник и она несовместима с применением любой другой техники.

– Почему?

– Потому что она – пустота. Ты можешь использовать ее, только пока держишь свою душу пустой. Стоит тебе начать новую технику – как пустота перестает быть пустотой. Пустотный щит при этом срывается сам и срывает то, что ты пытался применить. По этой же причине пустотный щит, как правило, может поглотить энергию даже очень сильного удара, но только одного. Исключение – если «влитая» энергия очень мала по сравнению с пустотой твоего астрального тела.

Я скис. Увы, но формальный статус дворянина-рыцаря сильно зависит от пользы, которую он может принести на поле боя, и тут пустота мне подняться не поможет. Ну и ладно, я ведь собирался вообще обойтись без магии. Хотя посетившая меня слабая надежда на то, что я перестану быть единичкой, была очень приятна.

– Я понял. Пустота поможет мне пережить один удар мага – только для того, чтобы скопытиться от второго? Зачем оно надо?

– Ты знаешь, что в императорской гвардии куча пустотников? Их по всей стране разыскивают. В строевых частях, таких, как штурмовая пехота и войска поддержки магов, офицерам-пустотникам зеленый свет, потому что у них выше выживаемость. Весь твой взвод лег от «огненного шторма» или улетел от «ветрового удара» – а ты стоишь себе. Были случаи, когда пустотники, хорошо экипированные защитой, выживали после прямого удара магов шестого-седьмого уровней. Разумеется, для такого мастерства нужны годы тренировок.

Я развел руками:

– Я не собираюсь делать военную карьеру. Какой мне смысл в пустотном щите? Тратить часы, дни, месяцы – только ради того, чтобы однажды выиграть две секунды жизни – до второго удара мага? Пустота бес-по-ле-зна.

К'арлинд печально вздохнул.

– Я обучал твоего отца пустоте. А именно – пустотному щиту. Благодаря этому ты хотя бы смог поцеловать его на прощание – мало? В то время как твоего деда Нормана и всех остальных, кто был в лимузине, хоронили в закрытых гробах, словно консервы с фаршем.

Меня перекосило, и неслабо, надо думать. Появилось сильное желание шваркнуть урода кувалдой, а потом еще раз, и еще раз – пока не иссякнет его хваленый щит. И потом добить.

К'арлинд, увидев мою реакцию, улыбнулся уголками рта:

– Я не со зла напомнил тебе о твоем отце, мне и самому очень больно об этом вспоминать. Но что поделать, если ты не внемлешь мне по-хорошему? По приказу Александра Тимофеевича я обучал твоего отца семь лет, с тех пор, как он женился на твоей матери и стал вхож в Дом Сабуровых. Когда вы приходили в гости, ты шел играть с другими детьми, а твой отец – вот сюда. Я научил его так хорошо, как мог и как позволило время. И если бы в какой-то момент у него не пропал интерес и он продолжил заниматься, я был бы твоим величайшим благодетелем, а ты – не был бы сиротой. Твой отец разминулся с жизнью на четыре минуты. Всего лишь.

– Что ты несешь?! – удивился я. – Все, кто был в лимузине, погибли мгновенно, какие четыре минуты?!

– Это тебе сказали, чтобы ты не так сильно терзался. Однако правда в том, что твой отец выжил и после столкновения с грузовиком, и после падения с шоссе. Его вытащили из того, что осталось от лимузина, живым и без единой смертельной травмы. Он прожил еще полтора часа, скончался от множественных внутренних повреждений, и не дожил до приезда спасателей и целителя девять минут. Проживи он четыре-пять минут дольше, и целитель его бы откачал. Но мозг – штука тонкая. Через пять минут вернуть к жизни еще можно, через девять – уже не удалось. Появись целитель на четыре минуты быстрее – твой отец выжил бы. Или, поучись он у меня еще пару месяцев – смог бы дожить до приезда целителя. Такие вот дела. Но тебе, конечно, сказали, что он умер мгновенно. Я бы и сам так сказал... А что до остальных пассажиров – то они действительно умерли на месте и превратились в неузнаваемый фарш. Твоего деда, Нормана Рэмма, опознали только по галстуку, а секретарей – деда и отца – по зубному прикусу.

Я не поверил своим ушам. Вылет на встречную полосу, удар грузовика и падение с тридцатиметрового моста – и отец после этого был жив?!

– И ты хочешь сказать, что это щит его уберег?!

– Ну... не совсем. Установить, что именно произошло в лимузине, было невозможно, но моя версия, основанная на чтении полицейских протоколов, следующая. Когда у лимузина лопнуло колесо и он вылетел навстречу двадцатитонному грузовику, скорей всего успел отреагировать только твой дед, армейское прошлое все-таки. Он закрыл щитом или щитами твоего отца, а сам погиб вместе с остальными. Затем лимузин полетел с моста, и твой отец в этот момент был в сознании и располагал секундой или двумя, чтобы применить свой пустотный щит. Неизвестно, были травмы получены при первом ударе или втором, или от первого и второго, но железный факт в том, что водители других машин спустились под мост и вытащили его из останков лимузина еще живым. При этом остальные превратились в месиво, а у твоего отца только множественные переломы, травмы – и ни одной несовместимой с жизнью. Скончался он, не приходя в сознание, от внутренних кровотечений – полтора часа спустя. Такие вот дела. Пустотный щит в исполнении хорошо обученной единички оказался примерно соизмерим с уровнем твоего деда, а он в защите знал толк. И это... я мог бы привести другие примеры, но этот – самый мотивирующий, потому что затрагивает тебя лично и по живому. Твой отец сделал ошибку, решив, что и так освоил технику хорошо – и когда я вспоминаю об этом, то безумно сожалею, что не настоял на продолжении тренировок.

Я вздохнул, постарался прогнать тяжелые мысли и взглянул на К'арлинда:

– Хоть не лицемерь. Тебе абсолютно наплевать на людей и моего отца в частности, так что не изображай печаль... Хреново играешь.

– Спроси деда Александра, как я запил после гибели твоего отца. Магистр Тэйон меня два раза выводил из запоя, я срывался обратно... До сих пор не могу себе простить...

– Вот уж не думал, что свартальв может так убиваться по своему ученику, тем более человеку, – сказал я.

– Тебе не понять, глупый. Выживи твой отец в такой страшной катастрофе – кто был бы величайшим учителем магии пустоты в Аквилонии? Я. Ко мне бы строились очереди таких, как ты, единичек с богатыми родителями. Я тренировал бы всю императорскую охрану и лучших офицеров армии. И уж конечно, я бы мог ставить свои условия – даже императору. Я сейчас был бы главой своего собственного Дома, так-то. Но вы, люди, смотрите только на конечный результат. Как мне было не убиваться по твоему отцу, если он с собой на тот свет унес мой самый лучший шанс и самые светлые перспективы?!!

Я возненавидел бы К'арлинда еще сильнее, если б мог.

* * *

Жизнь в новом Доме постепенно начала приходить в норму, а инцидент во время церемонии представления был благополучно списан на посттравматический синдром. Уж не знаю, кто постарался, дед, наверное.

Параллельно я узнал некоторые моменты о своей матери, которые, впрочем, оставили у меня только еще больше вопросов. В детстве она, будучи самым младшим ребенком, пользовалась всеобщей любовью, в том числе своих братьев и старшей сестры, урожденной Натальи Сабуровой, а ныне Пасечниковой из одноименного Дома. Я смотрел семейные фото и удивлялся. «Смуглый ангелочек», как ее называл дед, на снимках в кругу семьи неизменно счастливо и задорно улыбалась. Затем – университетские снимки, и опять она на всех фото – улыбчивая и счастливая в компании однокурсниц и однокурсников. Вот она же в свадебном платье рядом с моим отцом – счастливая, радостная. А вот – с крохотным мной на руках.

Последний ее снимок был датирован тысяча восемьсот восемьдесят вторым от Великой Бури, шестое апреля. Она, отец и маленький малыш Реджи. Они – счастливо улыбающиеся, я задумчиво серьезен, какими бывают иногда трехлетние дети, не иначе, боюсь пропустить момент вылета птички...

Всего два дня спустя ее и след простыл: прихватив только самые нужные вещи и относительно небольшую сумму в восемьсот империалов – как раз на дорогу – мать улизнула в Свартальфсхейм. Еще через пару дней ее, объявленную во всеимперский розыск, опознали на границе, после чего она легким взмахом руки смела примерно двадцать метров бетонной стены и порулила через нейтральную полосу на территорию темных альвов. Задержать ее силой даже не пытались: дворянка, на которую нет ордера, в большинстве случаев неприкасаема, да и как можно задержать шестой уровень?

Почему? Этот вопрос вся семья Сабуровых задавала себе довольно долго. И только тремя годами позже деду удалось узнать, что мать за это время успела сделать в Свартальвсхейме карьеру, вполне достойную шестого уровня.

А я сижу и задаюсь другим вопросом: как? Как можно было всю жизнь быть такой счастливой – а потом поминай, как звали? Или же другой вариант: как можно было едва ли не с самого рождения дурачить братьев, сестру и отца своим показным, притворным счастьем? Да и... чего ей не хватало? Как можно променять меня и папу на карьеру?

Ответ, многое объясняющий, я получил на одной из тренировок от К'арлинда.

– Понимаешь, у свартальвов немного иначе устроены мозги. Способ мышления другой. Объективные факты и законы природы – первостепенны. Все условности и законы людские – ничто. Шелуха. Вот закон физики – его нарушить нельзя. Хоть тресни – не нарушишь. Неважно, сколько у тебя денег, кто твои родители, где у тебя есть прихват – законы природы установлены не людьми и людьми не могут быть преодолены. А законы общества и традиции – пыль. Один принял, другой нарушил. Твоя мать безумно ненавидела Аквилонию с ее гребаными традициями. Посуди сам: пятый уровень с мастерством, выводящим на шестой, умна, красива, образована. Способна стереть в порошок всяких там Гастингсов, Джекманов, Орловых, Моллари, Утесовых, Никольских, Розенкранцев, Глушковских и прочих графьев – но почему-то должна делать им реверансы. Вот с хрена ли сильный должен склоняться перед слабым? Почему твоя мать, будучи сильнее подавляющего большинства глав Домов, сама не глава Дома? Но окончательно доконало ее терпение не это. Твоя мать еще смирилась бы с условностями, если б на ней женился император и она стала императрицей. Но – она полукровка. Как будто серая кожа делала ее некрасивой или неполноценной. Политика, понимаешь? Свартальвы, теснящие вас, людишек, с юга и востока – враги, ну разве ж можно императору на полукровке жениться? Уж не знаю, чем думали император и его советники, но Аквилония от такой императрицы только выиграла бы. Вот потому твоя мать и сбежала. Все думают – к своим удрала, по зову крови... Самая большая глупость, какую я в жизни встречал. И вам не понять, что это вы были ей своими. А она удрала вовсе не к своим, а туда, где важны ее способности. Туда, где получила высокое положение сообразно своим способностям, в котором вы, люди, ей отказали. Вот так-то.

Со своими двоюродными братьями, Витусом и Марком, я нашел общий язык быстрее, чем когда мы были детьми. Я обнаружил, что мне совершенно легко и просто держаться с ними на равных. Может, они изменились, повзрослев, или же просто мне в их глазах прибавили веса моя победа на Божьем суде и тот факт, что я действительно был близок к убийству Томаса. В общем, они передо мною не выпендривались, как в детстве, так что на фоне той ненависти, которой научил меня Томас, мои отношения с Витусом и Марком можно было бы смело назвать дружескими.

С Софией слегка не сложилось: она, по большому счету, осталась единственной, кто не простил мне мою наглость в адрес деда. Анна объяснила мне, что София испытывает к деду глубочайшее уважение и потому мне на ее дружелюбие можно не надеяться.

Самый тесный контакт у меня наметился как раз с Анной, так как именно с ней я общался чаще всех в доме, на втором месте был чертов К'арлинд. Или, может быть, потому, что она проявила ко мне наибольшее участие.

Как или иначе, но неделей спустя именно она позвонила мне по внутреннему телефону насчет образования и учителей. Я как раз закончил полторы тысячи ударов и в полном изнеможении валялся на кровати, когда запиликал телефон на тумбочке.

– Да?

– Реджи, а что ты собираешься делать со школой? Я услыхала, как дед давал распоряжение Николаю – в смысле, дворецкому Николаю, а не моему папе, он Николас, на западный манер – договориться с директором моей школы насчет частных уроков для тебя, чтобы ты догнал пропущенное, а то до выпускных экзаменов – всего три месяца, а первый семестр ты почти полностью пропустил в каталажке. Ты вообще собираешься вернуться в свою школу, или может в мою?

Я чуть подумал. Допустим, литературу и историю я не сдам, потому что она тут другая. С грамматикой у меня полный порядок. Математика, физика, биология? Так они тут такие же, как и в прошлой жизни. Химию учили только один год, в общих чертах, ее на выпускных экзаменах не будет... Что еще?

– Я не уверен, что это так необходимо, – сказал я вслух. – Вот что, можно я почитаю твои учебники, чтобы глянуть, что именно я пропустил и что там еще предстоит выучить за последние полгода?

Через два часа я уже знал, что проблем не будет. Мне остается только дотянуть новейшую историю и так называемый курс социальных наук, потому что школьный курс точных наук почти идентичен тому, что я учил в прошлой жизни, при том что математика и физика тут даются в меньшем объеме, причем законы всемирного тяготения в учебнике даже не упоминались. Оно и понятно, дворянину физика и математика не столь критичны, а гравитацию изучать вообще ни к чему, данные о том, падение с какого этажа смертельно, люди и так вывели статистически, без формул. Зато социальные дисциплины имеют высокое значение. К счастью, такие вещи, как риторика, этикет, литература, поэзия, экономика и бальные танцы – изучаются в средних классах по минимуму, а в старших присутствуют как факультативы, и экзамен по ним сдавать не надо.