Текст книги "Искатель. 1984. Выпуск №1"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова,Джек Ричи,Владимир Шурупов,Юрий Тихонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Ладно, – прервал ее Маврин. – Допустим, на заводе орудует группа расхитителей, предположим, что Москальцов имеет к ней прямое отношение, но ведь мы-то расследуем совсем другое дело. А этим вплотную занимается ОБХСС.

– Нам… нам показалось, – робко вставил Кононов, – что Москальцов может иметь отношение и к нашему делу.

– Как же вы все-таки решились идти на завод, ведь Москальцов вас тут же узнал бы.

– Понадеялись, что не узнает. Другая одежда, другой вид. Вот ведь вы-то не сразу узнали.

Маврин усмехнулся и скептически осмотрел их странный наряд. Потом снова посерьезнел.

– Затея ваша, – цедя сквозь зубы слова, произнес он, – не только наивна, но и небезопасна. Небезопасна в первую очередь для вас лично. Как мне сейчас стало известно, – Маврин кивнул в сторону телефона, – Москальцов, возможно, имеет пистолет…

Кононов вскочил с кресла и восторженно выкрикнул:

– Видите, я оказался прав. Надо срочно делать у него обыск.

– Погоди! Сгоряча такой вопрос не решается. Пистолет легко спрятать в любом месте. Да и тот ли это пистолет, который мы ищем?

– А кирпичи, – настаивал Кононов. – Вы читали заключение лаборатории промстройматериалов?

– Ага! Значит, П.П.Маврин – это ты и есть? Рад познакомиться. – Он дотянулся до лежащей на столе бумаги и прочитал ее вслух. – Интересно! Выходит, тайник был заложен теми же кирпичами, какие Москальцов использовал для строительства личного дома?

– Конечно, – обрадованно воскликнул Кононов. – Время для такой операции у него было, в прошлом году Зотиков с семьей отсутствовал месяц.

– Меня, правда, удивляет, – тихо сказала Катя, – почему он не соорудил тайник в собственном доме. Куда удобней – идет строительство, попробуй доищись.

– Но ведь это же собственный дом, – возразил Кононов. – Зачем ему рисковать?

Маврин отвернулся. За окном мелко подрагивали ветки смородины с пожелтевшими листьями.

– Вы бы, ребята, пошли во двор, – сказал он, – да набрали смородины. Вон ее сколько уродилось.

Кононов и Майорова переглянулись. Заметив их удивление, Маврин вяло махнул рукой.

– Меня больше смущает другое, – неожиданно переменил он тему разговора. – Если тайник принадлежит Москальцову. то почему он не взял оружие до сноса дома?.. В общем, много есть всяких «но», друга мол…

* * *

Кононов не вошел, а ворвался в кабинет.

– Петр Петрович, угадайте, куда поехал Москальцов в командировку?

Маврин поднял голову.

– Куда же он уехал?

– В Половское.

– Ну и что?

– Половское находится километрах в двадцати от Новоспасска.

– Смотри какой пассаж! Ты, конечно, уверен, что он заметает следы?

Кононов уловил в голосе Маврина иронию и с прежней горячностью ринулся в наступление:

– Оказывается, Киринский завод давно пользуется карьером в Половском.

– Своей, что ли, глины не хватает?

– В том-то и дело, что не хватает. Не простой глины – этого добра у нас много. Лет шесть—семь назад в городе возникла необходимость в специальном огнеупорном кирпиче. Искали сырье поблизости – безуспешно, и вот разузнали, что глина такого сорта есть в Половском. Перевозится она в открытых полувагонах в сопровождении экспедитора завода. Вот Москальцов и ездит туда частенько.

– Давно он работает на заводе? – спросил Маврин.

– Одиннадцать лет.

– Ну а в то лето, когда был убит Коробко, ездил он в Половское?

– Сейчас Катя как раз поднимает в бухгалтерии документы.

– Ты ее оставил одну?

– Да. Она доберется вечерним автобусом.

– А где сейчас Москальцов?

– Должен сегодня приехать.

Маврин поднялся, молча походил по кабинету, вдруг схватил с вешалки плащ и, коротко бросив: «Едем», вышел из кабинета. Во дворе прокуратуры они сели в «Москвич». Петр Петрович включил зажигание и резко рванулся с места.

«На завод», – догадался Эдик.

Маврин гнал машину по оживленной улице, проскакивая светофоры на желтый свет. В одном месте он едва успел затормозить, остановившись буквально в нескольких сантиметрах от новеньких «Жигулей». Оглянувшись на резкий визг тормозов, шофер высунул в окошко руку и показал кулак.

Как только загорелся желтый свет, Маврин, вывернув до отказа руль влево, тут же обошел «Жигули» и понесся вперед. Кононов заметил, как от поста ГАИ кинулся им наперерез инспектор, повелительно указывая жезлом на обочину. Однако «Москвич» вдруг взвыл сигнальной сиреной, и инспектор сразу же опустил руку, разрешая проезд. Машина стремительно пронеслась мимо поста. Мельком взглянув на Кононова, Маврин процедил сквозь зубы:

– Ты должен был находиться с Катей.

Прошла, казалось, целая вечность, пока они доехали до завода. Катю застали в маленькой комнате заводской бухгалтерии за изучением толстой книги авансовых отчетов по командировкам. За ней настороженно следила дородная белокурая женщина.

– Как дела? – с напускным равнодушием спросил Кононов.

Катя мигнула в сторону женщины.

– Я попросил бы вас оставить комнату минут на десять, – холодно сказал Маврин, покосившись на работницу бухгалтерии.

– Но у меня здесь документы, – возразила та.

– Ваши документы останутся в сохранности.

Нехотя поднявшись, женщина вышла.

– Приставили ее ко мне, взгляда не отведет, – пожаловалась Катя.

– Пусть смотрит, – успокоил девушку Маврин. – Нашла что-нибудь интересное?

Майорова молча подвинула ему отчеты.

– Ага, значит, Москальцов дважды в то лето выезжал в Половское. Однако время командировок не совпадает с датой убийства Коробко.

– Срок последней командировки окончился за три дня до убийства.

– Подумаешь, всего три дня, – возразил Эдик. – Он мог остаться и дольше.

– Если не сопровождал груз, – сказал Маврин. – Надо поинтересоваться, когда сырье выбыло из Половского, когда началась транспортировка со станции Боровск и когда прибыло на станцию назначения. Эти документы лучше искать на железной дороге. Но учтите, Москальцов мог договориться с машинистом и поехать позже. А пока, мои добычливые ученики, поедем в гости к коменданту. Грибову, кажется?..

По пути в поселок Кононов пытался выпытать у Маврина его мнение о Москальцове, но Петр Петрович отмалчивался, тихонько насвистывая веселый мотив, который никак не вязался с мрачной физиономией старшего следователя. Заморосил мелкий дождик. Вдруг навстречу им по осевой линии шоссе вылетел мотоциклист. Маврин едва успел уклониться в сторону и сбавил скорость.

– Версия ваша перспективна, друзья мои, – сказал Маврин как ни в чем не бывало, – хотя мне еще далеко не ясно, в каких точках соприкоснется Москальцов с убийством Коробко и соприкоснется ли. Однако тут есть над чем помозговать. Экспедитор со дня на день возвратится. Мы должны знать каждый его шаг. Завтра я познакомлю вас с Виктором Ивановичем Позднышевым – начальником ОБХСС, с которым и надо будет держать связь. В мое отсутствие поинтересуйтесь биографией Москальцова. Откуда он родом, есть ли родственники и где живут, мог ли знать покойного Коробко?..

Дверь помещения, где в прошлый раз Кононов и Майорова нашли коменданта, оказалась запертой.

– Вероятно, патрулирует по поселку. – предположил Эдик.

– Рановато, пожалуй, – не согласился Маврин и постучал в дверь рядом.

Сквозь тусклое окошко на них уставилось старушечье лицо.

– Бабушка, выдь на минутку, – крикнул Кононов.

Старуха долго разглядывала их, потом исчезла и вскоре появилась на пороге.

– Грибова не видели? – спросил Маврин.

– Варфоломеича? – прошамкала старуха. – Дак заболел он, сердешный, второй день дома лежит. Хворь замучила – фердикулит проклятый…

– Где он живет? – прервал ее Кононов.

– Вон. – Старуха показала на деревянный домик. – В угловой комнате.

До дома Грибова добрались, порядком перемазавшись в грязи.

– Входите, – услышали они мужской голос, едва только постучались.

Дверь распахнулась сама, хотя за ней никого не оказалось. В кровати у противоположной стены лежал Грибов. На руку у него была намотана веревка, другой конец которой привязан к дверной ручке.

– Николай Варфоломеевич, с вами хочет побеседовать старший следователь областной прокуратуры Маврин, – сказал Кононов.

Грибов попытался приподняться, но тут же скривился от боли.

– Замучила поясница, – пожаловался он. – Второй день валяюсь, а дела стоят.

– Лежите, лежите, – остановил его Маврин. – Мы к вам опять насчет Москальцова.

– Снова чего натворил?

– Просто в порядке уточнения. Вы рассказывали о пистолете. Не вспомните, какой он был из себя? Размер, система?

Грибов откинулся на засаленную подушку, наморщил лоб. Пошевелив губами, он неуверенно произнес:

– Темновато было, но кое-что я вспомнить могу. Небольшой такой, скорее всего иностранной марки. А на рукоятке, по-моему, что-то блестящее… Вы бы отняли его у этого забулдыги, ведь натворит чего-нибудь.

– Чтобы отнять, надо знать, где он его прячет.

– А вот тут я вам помогу, – оживился Грибов. – Меня-то он не очень боится, ведь пригрозил же в прошлый раз. Как поднимусь, зайду под благовидным предлогом к нему домой да и пригляжусь.

– Ну, спасибо. Только не переусердствуйте. Скажу вам по секрету: Москальцов подозревается в убийстве.

– Ну и ну! Гляди-ка. – покачал головой Грибов.

– Держите пока связь с ними. – Маврин указал на Кононова и Катю. – Номера телефонов мы вам оставим, да и наведываться будем.

Маврин встал, вгляделся в темноту комнаты. Около окна увидел книжную полку.

– Интересуетесь? – спросил он, достав с полки старый учебник криминалистики.

– А как же! – отозвался Грибов. – С дружинниками ведь работаю. У меня и кодексы есть.

– Что же, тогда вам и карты в руки. – улыбнулся Маврин, перелистывая страницы учебника. – Попытайтесь, мы вам будем благодарны. Желаю поскорее поправиться.

Они вышли на улицу.

– Смотрите только, чтобы ваш Грибов дров не наломал в мое отсутствие. Начитался, поди, всякого да и мнит себя криминалистом.

– Вы куда-то едете. Петр Петрович? – спросила Катя.

– В Боровск, Катюша, в город, где трудился почивший Коробко.

* * *

В Боровской городской прокуратуре Маврину посоветовали обратиться к старейшему работнику стекольного завода, заместителю директора по общим вопросам Фофанову Василию Константиновичу. Он поехал на завод и столкнулся с замдиректора прямо в дверях его кабинета.

– Мне звонили о вас из прокуратуры, – сказал Фофанов.

В центре кабинета стоял полукруглый, со множеством телефонов письменный стол. На краю стола под стеклянным колпаком стояла искусно выполненная хрустальная ваза в форме цветка.

– Спецзаказ, – пояснил Фофанов, заметив интерес Маврина к вазе. – Эта не прошла по стандартам – микроскопическая прорезь алмазной грани. По правилам подлежала уничтожению, да духа не хватило, оставил здесь.

– Я к вам, Василий Константинович, по поводу бывшего работника завода Коробко. Помните такого?

– Коробко? Ну еще бы не помнить! Один из старейших работников. Был начальником отдела снабжения.

– Вам, конечно, известна его судьба?

– Как же, как же, – с сожалением произнес Фофанов. – Такой конец, просто не верится. Убийцу-то хоть удалось найти?

– Пока нет, но мы надежды не теряем. В этой связи я и хотел поговорить с вами.

– Пожалуйста, я готов ответить на все вопросы.

– Были ли на заводе люди, настроенные к нему враждебно?

Фофанов беспомощно развел руками:

– С этим вопросом ко мне уже обращались, и я тут в полном недоумении. Коробко умел ладить с людьми. Он находился в моем непосредственном подчинении, так что вся его деятельность проходила на моих глазах. Никогда на него не жаловались, ни с кем он не конфликтовал, разве по мелочам. И домашних его всех я хорошо знал – по соседству жили.

– А прежде, до того как стал начальником отдела снабжения, кем он работал?

– Пришел простым рабочим, окончил заочно техникум, работал бригадиром, потом начальником смены цеха обработки стекла.

– В цехе за время его работы какие-нибудь ЧП случались?

– Ничего особенного.

Фофанов помолчал и заговорил глуховатым голосом:

– В год мы даем продукции почти на сорок миллионов рублей. Плановый бой установлен два-три процента от этой суммы. Ответственность в цеху у нас бригадная, каждый заинтересован в качестве изделий. Но что греха таить, все случается: и несоблюдение геометрических пропорций, и нарушение рисунка, и прорезь алмазной грани. – Фофанов показал в сторону цветка. – Такие изделия подлежат уничтожению. Были, правда, факты, когда они не уничтожались, а уходили на сторону, мы за это строго наказывали мастеров ОТК и других виноватых. Но крупных хищений у нас нет…

– Погодите, – прервал его Маврин. – Попробуйте мысленно вернуться к тому времени, когда и бригадной ответственности не было, и охраняла завод уж наверняка не вневедомственная охрана, ну, допустим, лет на пятнадцать назад.

– Ого! Куда вы хватили. Тогда все по-другому было. В проходной у нас инвалиды сидели – кто без ноги, кто без руки, в преклонном возрасте. Где им было уследить за всеми. Кстати… – Фофанов вдруг замолчал, что-то припоминая, – десятка полтора, а то и больше лет назад как раз в этом цехе осудили трех человек за хищение. Ловко они втроем орудовали, целый конвейер налажен был. Фамилии их сейчас запамятовал.

– Коробко тогда работал в цехе?

– Работал начальником смены. Его незадолго до этого поставили. Но вы не думайте – он к хищениям не причастен. Следствие проверяло.

В первую секунду после слов заместителя директора у Маврина даже екнуло в груди – таким многообещающим показалось сообщение, но, поразмыслив, он решил, что между этим событием и убийством Коробко спустя столько лет вряд ли окажется какая-то связь. А все же Маврин решил посмотреть в архиве старое дело.

Сразу после встречи с Фофановым он вернулся в городскую прокуратуру, которая располагалась в одном здании с Боровским городским судом. Заместитель прокурора города Пантелеев, выслушав просьбу следователя, тотчас послал своего секретаря с запросом в судебный архив. Не проявляя любопытства, Пантелеев уткнулся в бумаги и, казалось, забыл о посетителе. Однако вскоре поднял голову, посмотрел на Маврина и спросил:

– Много у вас дел в производстве?

– Хватает, – уклонился он от ответа. – Фофанов оказался вам полезен?

– В известной мере. Правда, я рассчитывал на большее.

– Да-а-а… Стекольный завод, – задумчиво произнес Пантелеев. – Хрусталь там воруют и поныне.

– Завод вас, однако, беспокоит.

– Время от времени. Но, конечно, нет и сотой доли того, что было прежде.

– Значит, ничего серьезного?

– По мелочи. Воруют иногда. Ищем, привлекаем. Бывает, кое-кто в вытрезвитель попадет или нахулиганит. Был года три назад случай с мастером Сытовым на охоте – стреляли в него, убить пытались. Он охотник был, этот мастер. Пошел на охоту, с ним еще двое, наших, заводских. Шли они по густолесью, вдруг слышат – два выстрела. Смотрят – мастер упал. Подбегают – тот лежит и стонет. Они кровь ему с лица отерли и из щеки здоровую занозу вытащили. Оказалось, одна из пуль расщепила ложу ружья и кусок дерева воткнулся ему в щеку. Повезло. Заноза не пуля. По характеру повреждения на ложе эксперты дали предположительное заключение, что выстрел скорее всего произведен из пистолета.

Петр Петрович слушал затаив дыхание.

«А вдруг это не случайно? – думал он. – И в том, и в другом случае работники завода, и тут и там выстрелы из пистолета».

– Что же дальше? – со всевозрастающим интересом спросил он.

– Дальше? Мастер вскоре пришел в себя, но ничего путного сказать не смог. Кто стрелял, он не видел, из-за чего могли в него стрелять, тоже не знает. Пулю и гильзу не нашли – почва болотистая. Вот и занимаемся этим делом до сих пор. Уж и сам потерпевший просит прекратить его, мол, выстрелил кто-то по ошибке…

В этот момент принесли из архива дело. Заместитель прокурора вышел из кабинета, и Маврин углубился в чтение.

К моменту расследования дела по группе расхитителей Коробко уже около двух лет работал начальником смены. Группа, которая привлекалась к ответственности, состояла из бригадира этой смены Сусло Андрея Герасимовича, кладовщицы цеха Племенниковой Ольги Алексеевны и водителя автомашины Карпова Игоря Петровича. Механика хищений была проста. Бригадной ответственности тогда не существовало, и Сусло практически ежедневно подбрасывал кладовщице неучтенную продукцию, которая затем вывозилась Карповым в общей массе.

Едва Маврин прочел все и сделал необходимые записи, как вошел Пантелеев и молча положил перед ним другую пухлую папку с делом о покушении на убийство, которое произошло почти три года назад.

– Потерпевший Сытов имел какое-нибудь отношение к хищениям на заводе, за которые осуждены Сусло и компания? – мимоходом спросил Маврин, продолжая перелистывать страницы.

– По делу этого не установлено.

– А работал ли он в цехе, когда там орудовала группа Сусло?

– Понятия не имею. Между тем и этим событием свыше десяти лет.

– Наберите, пожалуйста, телефон замдиректора Фофанова, – попросил Маврин.

Пантелеев набрал четырехзначный номер и передал трубку.

– Василий Константинович, я попросил бы вас узнать, с какого времени работает в цехе по обработке изделий Сытов.

– Могу сказать сразу. Сытов работает на заводе семнадцать лет, из них в интересующем вас цехе шестнадцать.

Маврин мысленно подсчитал. Выходило, что к моменту возникновения дела о хищении он проработал там свыше трех лет.

– Нельзя ли сейчас прислать Сытова ко мне в городскую прокуратуру?

– Одну минуту. – Голос Фофанова пропал и через минуту послышался вновь. – Он сейчас на заводе и будет у вас через полчаса.

В кабинет вошла худенькая девушка.

– В приемной прокуратуры междугородная разыскивает следователя Маврина, – сказала она.

Петр Петрович встал, вышел следом за девушкой.

– Петр Петрович! – услышал он в трубке голос Кати Майоровой. – Пропал Москальцов. Приехал и вскоре пропал. Кононов поручил мне связаться с вами, сам он сейчас в поселке. И еще: нашли Семена Прудникова, сегодня доставили в город.

– Вы допрашивали его?

– Эдуард допрашивал. Прудников утверждает, что выкинул интересующий нас предмет в озеро.

– Тоже мне, криминалисты, – пробурчал в трубку Маврин.

– Не слышно! – прокричала Катя. – Говорите громче.

– Выеду ночным поездом. Буду во второй половине дня. До моего приезда Прудникова оставьте в покое.

Он вернулся к Пантелееву и стал дожидаться Сытова. Прошло не полчаса, а значительно больше, прежде чем в дверях показался маленький, юркий человечек с крупным носом и высоко поднятыми бровями. Он быстро обежал взглядом кабинет и, протянув Маврину клочок бумаги, на котором был записан номер кабинета и фамилия следователя, заискивающе сказал:

– Извиняюсь. По независящим от меня причинам вынужден был несколько задержаться.

Юркий человечек вызвал у Маврина легкое раздражение, но он заставил себя приветливо улыбнуться.

– Как ваше здоровье. Валентин Алексеевич? – спросил он.

– Мое здоровье? Нормально. А почему вы спрашиваете?

– Вас же ранили три года назад.

– Забыл я уж про то. После куча болячек появилась.

– А мы не забыли.

– Ну и зря. Я ведь говорил прежнему следователю, чтобы прикрыл дело. Подумаешь – царапина. Сдуру какой-то шельмец бабахнул и утек с испугу.

Сытов говорил бойко, но в его голосе чувствовалась нарочитая небрежность.

– Почти месяц на больничном находились, – сказал Маврин.

– Подумаешь. С того времени я перебывал во всех отделениях нашей больницы, кроме гинекологического.

– Мне бы все-таки хотелось встретиться со стрелявшим в вас человеком.

– А мне это безразлично.

– Первый раз встречаюсь с таким добрым потерпевшим, – усмехнулся Маврин и внимательно посмотрел на Сытова. – Давно вы работаете на стекольном?

– Без малого двадцать.

– Неужели все в жизни шло гладко? Даже врагов не нажили?

– Опять вы о врагах. Не знаю я, понятия не имею, кто стрелял.

Маврину осталось решить в Боровске еще один вопрос. Следователям в Новоспасске не удалось через стоматологические поликлиники найти человека с такой характерной особенностью строения верхней челюсти, о которой сказали специалисты, исследовавшие огрызок яблока, найденный на месте убийства Коробко. Маврнну пришла мысль обратиться к помощи частников.

– Занимается у вас кто-нибудь из стоматологов частной практикой? – спросил он Пантелеева.

– Таких мало – два—три. Город-то у нас небольшой. Однако есть один старый специалист – зубной врач Донде. Пожилая женщина, издавна практикует вполне официально. Я сам у нее лет десять назад ставил коронки. Держатся, как вчера поставленные. И цена сходная.

– Ее адрес?

– Уже запамятовал, но я сейчас объясню своему шоферу, куда ехать, и поезжайте с ним.

Маврин быстро собрался и перед отъездом попросил Пантелеева заказать ему билет на ночной поезд. Он рассчитывал успеть все сделать к этому времени.

Шофер лихо подкатил к подъезду серого двухэтажного здания с узкими окнами. По крутой лестнице Маврин поднялся на второй этаж и уперся в дверь. Дважды нажал на звонок. Открыла маленькая пожилая женщина.

– Заходите, – пригласила она без расспросов. – Слушаю вас.

– Мне нужна Донде Эсфирь Павловна.

– Это я.

– Очень приятно. А я старший следователь прокуратуры Маврин.

Не проявляя удивления или беспокойства, женщина молча пригласила его в комнату, обставленную громоздкой мебелью. Спинка стула, на который уселся Петр Петрович, оказалась много выше головы. Было не совсем привычно, но очень удобно.

«Не зря, должно быть, сейчас погоня за старинной мебелью», – подумал он, откидываясь на упругую поверхность спинки.

– Я к вам за маленькой консультацией, Эсфирь Павловна, – сказал Маврин и достал из портфеля гипсовый слепок. – Вам не приходилось лечить человека с такой особенностью прикуса?

Донде оседлала переносицу старомодными очками и принялась внимательно изучать слепок.

– Правый верхний клык, – пробормотала она едва внятно, – сильно выдается вперед… изогнут…

Потом встала, открыла небольшой шкаф и достала кучу карточек из плотного картона. Положила их на стол и стала читать. Петр Петрович напряженно следил за ней. Наконец Донде сложила карточки и из-под очков взглянула на Маврина рассеянным взглядом.

– Странно, но мне эта особенность кажется знакомой, – задумчиво проговорила она, – хотя в карточках такого пациента я не нашла… Правда, у меня тут только последние десять лет, остальные основательно распотрошил внучек.

– Подумайте, пожалуйста, – заискивающе попросил Петр Петрович, – вспомните, ведь такая особенность встречается нечасто.

– Я стараюсь, что-то мелькает в памяти, но, по-видимому, давно было – трудно вспомнить.

– Значит, во всяком случае, не менее десяти лет назад? – пришел ей на помощь Маврин.

Старушка помолчала, насупилась, собрав на лбу сетку морщин, и согласно кивнула:

– Может, и больше – память подводит.

Расхаживая по мокрому перрону в ожидании поезда, Маврин с досадой думал о том, что все могло бы упроститься, вспомни старушка фамилию. Он посмотрел на часы. До прихода поезда оставалось десять минут. Почти бегом он бросился на вокзал в комнату милиции. Узнал у дежурного домашний телефон Пантелеева и тут же позвонил ему.

– Простите за поздний звонок, – извинился Маврин. – Я с вокзала, времени в обрез. Просьба к вам: взять из архива колонии личные дела Сусло и Карпова и выслать мне побыстрее.

Петр Петрович еще раз повторил фамилии, обождал, пока тот запишет их, и попрощался. К перрону подходил поезд.

* * *

На другой день после отъезда Маврина прямо с утра в прокуратуру позвонил инспектор ОБХСС Хвостов, который занимался Киринским кирпичным заводом.

– Не нравится мне ваш Москальцов, – сказал он, – ведет себя крайне нервозно.

– Где он сейчас? – спросил Кононов.

– Взял отгул и сидит дома. Жена ушла на работу.

– Самое время пустить в дело Грибова, – сказал Эдик Кате Майоровой, прикрыв трубку ладонью. – Я сейчас поеду в поселок, а ты просмотри личное дело Москальцова, там, где он работал, поговори с кадровиками.

Коменданта Кононов застал на месте. Грибов, кряхтя, поднялся со стула и улыбнулся вымученной улыбкой.

– Болит?

– Встаю. Работы много.

– А как ваше обещание? – нетерпеливо спросил Эдик.

– Тяжеловато мне идти-то пока, твердости в ногах нет.

Кононов даже крякнул с досады.

– Ну-ну, ладно. – успокоил его Грибов. – Когда надо идти?

– Сейчас, сейчас лучше всего. И смотрите за ним повнимательней.

Опираясь на суковатую палку, Грибов направился к своему дому. Кононову из окна была видно, как затем уже без палки он медленно побрел на другой конец поселка. Но неожиданно остановился и начал беспомощно оглядываться по сторонам. Кононов не выдержал, выскочил на улицу.

– Что случилось? – раздраженно спросил он.

– Вон, – показал рукой комендант в сторону деревянного палисадника.

Там сидел здоровенный черный кот и наблюдал за ними.

«Черный кот перебежал дорогу», – сообразил Эдик и рассмеялся.

Грибов посмотрел на него с укоризной, но не тронулся с места. Кононов быстро пробежал метров двадцать вперед и вернулся. Только после этого странный человек решился продолжать свой путь.

Комендант отсутствовал около часа. Когда Кононов заметил наконец его неторопливо движущуюся фигуру, он едва не бросился навстречу. Грибов вошел спокойно, как показалось Эдуарду, с нарочитой медлительностью уселся, скользнул взглядом по лицу следователя.

– Москальцов уходить собрался, одетый был. И я тут. Он прямо глазами просверлил – чего, мол, приперся. А я вроде и не замечаю. К столу присаживаюсь, по сторонам смотрю. А он нервничает. Чувствую – не до разговоров ему со мной, но строю из себя эдакого простачка. «Хочу побеседовать насчет твоего образа жизни, – говорю – И насчет постоянных пьянок и как жена твоя мучается». Смотрю, вроде уйти ему не терпится, да, видимо, взять что-то надо, а мое присутствие мешает. Подумал: «Наверно, пушку не успел захватить», – и, была не была, решил взять быка за рога. «Хорошим это у тебя не кончится, – говорю. – За один только пистолет упрячут в тюрьму». Москальцов сразу зырк глазами в угол комнаты – там у него погреб, а потом на меня окрысился. «Какой еще пистолет, чего ты врешь?» А я так же спокойно ему: «Да ведь по пьянке грозил, бахвалился». Москальцов усмехнулся. «Эх ты, говорит, знаток! Игрушки от настоящего отличить не умеешь». Хотел сказать ему, что и он-то далеко не ребенок, чтобы ходить с пугачами, да раздумал. Предупредил напоследок да и ушел. Думаю все ж – в погребе у него эта штука.

Прежде скупой на слова Грибов разговорился.

– Послушайте, Николай Варфоломеевич, вы мне понадобитесь как понятой, – решительно произнес Кононов. – Будем обыскивать дом.

– А разве у вас есть санкция прокурора? – удивился комендант.

Эдик покраснел.

– Постановление прокурора я получу чуть позже.

– Тогда вот и пойдем делать обыск.

Грибов достал с полки потрепанный Уголовно-процессуальный кодекс, раскрыл его в нужном месте и принялся читать, водя пальцем по мелким строчкам.

– В течение суток вы должны сообщить прокурору, – с иронией сказал он.

– Разве это ваша забота?

– Я просто так, напоминаю.

– Ищите второго понятого, и пойдем.

Комендант привел старушку из дома напротив, и они направились к дому Москальцова.

Калитка оказалась закрытой. Из будки их облаял большеголовый рыжий пес.

– Открывай, хозяин! – закричал Кононов.

Из дома не раздалось ни звука.

– Ушел, наверно, – высказал предположение Грибов. – Он ведь собирался уходить.

– Может, за Зинкой послать? – прошамкала старушка.

– Жена Москальцова, – пояснил Грибов. – Она швеей работает в мастерской, поблизости отсюда.

– Давайте кто-нибудь за ней, – приказал Кононов, но тут же представил себе, сколько они будут плестись, и решил идти сам.

Кононов вызвал Москальцову во двор и коротко объяснял причину своего прихода. Она выслушала его с безразличным видом и покорно пошла следом. Так же послушно Москальцова открыла дверь в квартиру и остановилась в прихожей.

Эдуард незаметно переглянулся с Грибовым. Тот указал глазами в правый угол комнаты.

– Что у вас там? – спросил Кононов, показав на крышку люка, после того как бегло осмотрел обстановку.

– Погреб, – едва слышно ответила Москальцова.

С керосиновой лампой в руках Кононов и комендант ста ли спускаться в погреб. Эдик исследовал каждый его сантиметр, тщательно простучал кирпичную кладку, но ничего не обнаружил. Наконец свет лампы выхватил в самом верху у лестницы темное отверстие ниши. Кононов пошарил в ней и вместе с мелкими кусочками земли захватил маленький гладкий предмет. Это был потускневший пистолетный патрон.

Поблагодарив понятых за помощь, Эдик довольный помчался в город. Заехал в криминалистическую лабораторию, сдал патрон на экспертизу и позвонил Кате.

– Как там Москальцов? – бодро прокричал в трубку.

– Почти все сведения в трудовой книжке подтверждаются.

– Почему почти?

– За исключением трехлетней работы в почтовом ящике одиннадцать тридцать семь. Такого предприятия в природе не существует. Зато существовал другой почтовый ящик – колония усиленного режима, в которой Москальцов отбывал наказание за покушение на убийство.

– Что я говорил, Катюша! Ну что я говорил! Конечно же. это Москальцов. А Маврина сомнения одолевают, – хихикнул он в трубку. – Все. Я еду в прокуратуру, у меня тоже хорошие новости.

Поздно вечером перед уходом с работы Кононов не выдержал и в пятый раз за день позвонил Хвостову. Инспектор попросил немного обождать и, не вешая трубки, стал кого-то отчитывать.

– Случилось что? – с тревогой спросил Кононов.

– Понимаете, Эдуард Георгиевич, этот… Москальцов… ушел.

– Как ушел?! Куда ушел?! – заорал Эдуард. – А куда же вы смотрели?

– И на старуху бывает проруха. Ваш подопечный оказался далеко не таким простачком, каким представлялся на первый взгляд. Когда вы пришли с обыском, он, наверное, наблюдал за вами из кустов, а потом добрался до автобусной остановки. Приехал к себе на работу, быстро переговорил с начальником цеха, позвонил из автомата по какому-то номеру, разговаривал полминуты, потом с попутным грузовиком поехал в город. Там он проскочил на завод «Рембыттехника», но не через проходную, а в автоматические ворота для транспорта, следом за машиной. В глубине двора Москальцов переговорил с коренастым мужчиной в спецовке и что-то ему передал. Это мы установили после. А к тому времени, когда мы попали на завод, экспедитор уже скрылся. Поиски мужчины в спецовке пока ни к чему не привели – на заводе свыше двухсот рабочих. Сейчас мы принимаем все меры к поиску Москальцова…

Они вышли с Катей из прокуратуры, когда совсем стемнело. Шли медленно, каждый по-своему переживал случившееся и не обращал внимания на беззаботную толпу, заполнившую центральную улицу в этот теплый летний вечер. Остановились возле общежития. Большинство окон были темными. Через стеклянную дверь виднелась клюющая носом вахтерша.

– Катя! – сказал Эдик. – Где ты собираешься работать после института?

– Куда пошлют.

– Но ведь тебя могут послать за тридевять земель.