Текст книги "Наследник двух Корон (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

За окном продолжала шуметь людская феерия. Практически карнавал. Вот даже могу чай себе позволить, а не вино или кофе. Праздник сегодня.

Усаживаюсь в кресло к чаю поближе. И к бумагам. Три свечи в подсвечнике весело подрагивают на сквозняке. Замок, ничего тут не попишешь – сквозняк обычное здесь дело.

Горячий чай приятно грел душу. Дорог он мне, а бюджету герцогства так вообще очень дорог. В России с ним полегче.

Осторожный стук в дверь.

– Да!

Румберг, мой лакей, тихо (как всегда) вошёл.

– Господин, я всё проверил. К утру всё будет готово. В котором часу прикажете закладывать карету?

– Карл, что там со снегом? Может лучше возок?

– Ваше Королевское Высочество, на лесных дорогах точно снег, а вот в городах по пути всяко может быть. Возок по мостовой не проедет. Да и на катания ваш дядюшка подать завтра прикажет…

– Хм… возок быстрее по снегу. Ладно закладывай кареты, а в Рольфсхагене поменяем.

– Это так, мой Господин. К которому часу закладывать экипажи?

– К десяти утра.

– Слушаюсь, мой Господин.

Карл вышел, а я вернулся к чаю и бумагам.

Как я докатился до такой жизни? Очень просто – пришёл в 2027 году в столь привычный шахматный клуб в Екатеринбурге, планируя сыграть пару-тройку партий со старым другом Кузьмичом. На игру пришли тогда трое – я, Кузьмич и мой инсульт. Мы даже успели с Кузьмичом привычно поязвить друг другу перед началом партии на околонаучные темы. Впрочем, не его же медицинские шутки при всех шутить? А мы «могем», не один пирожок в его анатомке на прозекторском столе съели. А потом я умер. И воскрес.

Уже здесь. В этом теле пацана. Было непросто, но, я, вроде бы, справился. Во всяком случае в местную дурку меня не отправили, а то, что я странно себя вёл, так я тут всегда слыл чудным. По-любому, за два с половиной года я как-то освоился и приспособился.

Когда я тут по плану должен стать Царём-Императором России? Через двадцать лет? А двадцать лет – это немало. Практически целое образованное поколение сменится в столицах. Сотни так-сяк специалистов каждый год. А нужно не «так-сяк» и побольше. Хотя бы чтобы нормально могли следующих научить.

Двадцать лет. Мало. Но, и раньше никак. Не успеем. И войны тут идут одна за другой. Да и с царственной тётушкой, насколько я помню из истории, отношения будут так себе. Романовы очень подозрительно относились к тем, кто может представлять угрозу Престолу. Особенно, если это Наследник. В традиции у нас перевороты. Елизавета Петровна сама так пришла к власти буквально на днях. Будучи Цесаревной – Наследницей Престола Всероссийского

На штыках гвардейских. Так что и на меня будет косо смотреть в этом плане, опасаясь дать мне слишком много. Всего много – власти, денег, влияния, популярности в армии и на флоте. Всего. А без этого твёрдо на трон не сядешь. Даже через двадцать лет.

Так что, вряд ли предстоящие два десятка лет у меня будет большая свобода манёвра. Меня даже жениться заставят на той, которая меня и убьет через двадцать лет, если я не предприму определённые меры буквально в ближайший год. Такие дела не откладывают.

Самодержавие в России ограничено удавкою. Да, это так. Помнить об этом я должен всегда.

Поднялся из кресла. Не работалось. Подошёл к окну и глядя на толпу под окнами неожиданно сам для себя напел на французском незабвенную Эдит Пиаф:

– Non, rien de rien

Non, je ne regrette rien

Ni le bien, qu’on m’a fait

Ni le mal, tout ça m’est bien égal!

Плясал огонь камина, бросая неверные мечущиеся отблески божественного пламени на окружающую меня действительность.

Нет, ничего из ничего

Нет, я ни о чем не жалею

Это оплачено, сметено, забыто

Мне плевать на прошлое!

Великая песня великой женщины. Песня, посвященная Иностранному легиону, ставшая полковой песней 1-го иностранного парашютно-десантного полка. Полк был расформирован после неудачного мятежа против решения президента де Голля о предоставлении Алжиру независимости. Они проиграли. Но, не сломлены были. Навсегда покидая свои казармы в Зеральде, легионеры пели «Я ни о чём не жалею».

Жалею ли я сам о чем-нибудь? Нет. Только о моих детях, внуках и правнуках, которые остались там, в далёком теперь будущем. Об ушедшей тремя годами раньше меня супруге. Может так случиться, что из-за моих действий в этом времени они не родятся в будущем? Вряд ли. Всё же я учёный, а не фантазёр. Если бы было так, то и я бы не родился. Парадокс. А значит, это противоречит тому, что я наблюдаю. В общем, этот научный опыт имеет право на существование. Посмотрим на результаты эксперимента.

А невеста, у меня, Петра Третьего, точно должна быть другая. Да. И я работаю над этим.

Напеваю, глядя в огонь:

С моими воспоминаниями

Я зажег огонь

Мои печали, мои радости

Je me fous du passé!

Чай уже остыл. Что-то я замечтался. Эх, Иринушка, солнце моё, плохо мне без тебя…

Смахиваю предательски выкатившуюся слезу.

Нет, я ни о чем не жалею. Только о ком.

А пока пора спать.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. КАБИНЕТ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ. Вечер 20 (31) декабря 1741 года.

Идеализированный парадный портрет Императрицы Елизаветы Петровны

кисти Шарля ван Лоо

– Ваше Императорское Величество.

Граф Бестужев склонил голову перед Императрицей. Елисавета Петровна благосклонно кивнула.

– Рада вас видеть, Алексей Петрович. Чем порадуете?

Вице-Канцлер Российской Империи вновь склонил голову, а затем начал доклад.

– Государыня, ситуация в столице ныне благополучна, каких-либо волнений не наблюдается. Принятие верноподданнической присяги гарнизоном города и войсками гарнизона Санкт-Петербурга завершена. Принесение присяги в Москве, судя по докладам, ещё продолжается. Впрочем, вести идут долго. Курьерская почта из Первопрестольной идёт восемь дней. Из других мест соразмерно расстоянию от столицы.

– Не отмечено ли волнений в провинции или в гарнизонах войск в губернских городах?

– Пока таких сведений не поступало, Государыня.

– Что войска в Финляндии?

– Отводим на зимние квартиры, Ваше Величество.

– Будут ли шведы соблюдать перемирие?

Граф позволил себе неопределённый жест.

Портрет графа А. П. Бестужева-Рюмина.

– Ситуация там напряжённая. Они считают Россию ослабленной сейчас. Большое разочарование царит по поводу вашего отказа отдать русским войскам приказ о прекращении сопротивления, а также по поводу отказа от уступки утраченных Швецией земель обратно шведской короне. Ваше воцарение в Стокгольме было поначалу принято с воодушевлением. По этой причине смею полагать, что тем сильнее при шведском дворе стал голос тех, кто выступает за скорейшее разрешение русского вопроса. На выборах там победила партия войны и они настроены решительно.

– Маркиз де ла Шетарди уверил меня второго дня, что последние столкновения были случайны и случились исключительно из-за сложности передачи приказов в войсках.

Вновь склонённая смиренно голова опытного интригана.

– Ваше Императорское Величество, без сомнения, окружает себя мудрейшими советниками.

Императрица кивнула. Двор-Двор. Змеиный клубок. Шетарди интригует против Бестужева, тот наоборот, Шетарди услужливо улыбается и делает комплименты, но после её воцарения получил слишком много влияния и на назначения, и на политику в целом. Маркиз хочет показать, что он друг России и добрый советник новой Императрицы, но, во главе его интересов, конечно, его родная Франция и все его советы России (и Швеции) продиктованы лишь французскими интересами.

Граф Бестужев тоже отнюдь не образчик верного служаки. Хитрый, коварный, человек, у которого за маской добродушия прячется хищник. У него тоже свои иностранные «предпочтения» – Англия и Австрия. Их интересы и деньги соответственно влияют на политику и советы вице-канцлера.

Да, в Стокгольме очень надеялись на неё. Даже предлагали двинуть войска в помощь под мотивом защиты её прав на русский престол. И двинули. И денег дали. Но, она взошла на трон без помощи шведских войск, опираясь на Гвардию и собственную решимость. Письменных обязательств Елисавета Петровна не подписывала, а от устных обещаний Швеции она просто отказалась. Конечно, шведы были разочарованы в такой ситуации. И продолжение войны неизбежно.

– Граф, что в Европе?

Бестужев вновь почтительно кивнул.

– Как известно Вашему Величеству, курфюрст Баварии Карл Альбрехт заявляет о своих притязаниях на наследование короны Священной Римской империи. С французско-баварским войском Карл вошел в Верхнюю Австрию, занял Линц, принял титул эрцгерцога австрийского, а затем взял и Прагу, потребовав от всех признания его прав на Богемский трон и присяги. Всё идёт к тому, что он вскоре провозгласит себя императором Священной Римской империи Карлом VII. Австрийцы, однако, полны решимости вернуть себе Верхнюю Австрию и Чехию.

– Это возможно сейчас?

– Возможно, Ваше Величество. Австрия не намерена уступать и терять свои земли. У них неплохая армия, так что баварцам может не поздоровиться.

Пройдоха Алексей Петрович, ой пройдоха. Фон Бракель написал, что французы с баварцами Фридриха Прусского обхаживают и тот думает разорвать перемирие в Веной. Но об этом вице-канцлер молчит. Ну, зато он хоть русский. А то больно много немцев осталось при Дворе от прошлого царства. Тем и полезен.

Елисавета Петровна глядела на Дворцовую площадь, полную гуляющих и празднующих подданных. Третий день столица отмечала День рождения новой Императрицы. Она любила пышные праздники, но пока не слишком дела располагают к празднествам. Её положение зыбко, власть нужно укреплять. И празднествами, и балансом окружающих фигур. И надеждой на устроение престолонаследия.

В глубокой тайне один из свойственников и самых доверенных людей Императрицы барон Николай фон Корф был отправлены в опасную и важную миссию – доставить в Санкт-Петербург наследника Престола Всероссийского – юного герцога Карла Петера Ульриха, да так, чтобы не хватились ни в Стокгольме, ни в Берлине, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в самом Киле. Ему в помощь и посла в Дании тайно отрядили, умнейшего Иоганна Альбрехта фон Корфа. Родственники. И дело родственное. Даст Бог справятся.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ВЫБОРГСКАЯ ДОРОГА. 20 (31) декабрь 1741 года.

Русская зима холодна и сыра. Во всяком случае возле столицы. Под Азовом и в Лимерике, наверно, и снега ещё нет. А тут сугробы под трубы избёнок упираются. Конвой, охраняющий командующего хоть и накинул тулупы, но явно ребятушки уже мёрзнут. Но ничего. Тройка тянет ходко. Уже Парголово и в ближайший час они будут в теплых казармах, а генерал-фельдмаршал Ласси у себя дома. Марта с утра должна была получить письмо, верно уже и баньку по её наставлению нагрели.

Тяжёлый выдался год. Для старого вояки, впрочем, любой год был тяжёлый. С самой юности, еще якобитом в родной Ирландии, Петр Петрович, тогда ещё Пирс Эдмонд, не выпускал из рук шпаги. Теперь вот вместо неё маршальский жезл. Но эта ноша нисколько не легче. Мутят вот французы с идущей войной. Объявленное перемирие выгодно только битым им, Ласси, с прошлого лета шведам. Вот послала Государыня отводить войска на зимние квартиры. Мол устали и поносом мучаются. Оно конечно служивым не просто. Так ведь и шведы тоже измождены.

Эх, да что уж там. Де Шетарди с Лестоком вот верховную власть месяц как поменяли. Пётру Петровичу хватило ума не влезть в заговор, но среди первых прийти присягнуть новой Императрице. А вот тот же Миних, стеснявший его движения под Азовом? Зачем Бурхард стремился к самым вершинам власти? Ему его инженерного мастерства было мало? Хотел быть вторым после Матери-Императрицы? Ну и где они теперь с Остерманом? Крыс в Петропавловке кормят?

Вот и Сампсониевский собор. Ласси перекрестился. И храму, и старым друзьям. Вот почто лежащим по его стенам Волынскому, Хрущёву и Еропкину не терпелось. Последний бы строил себе Петербург и строил, а Волынский – свояк же Петров. Не люб им был Бирон, о лучшем помечтать хотелось. И где эти мечты? Монархия требует абсолютной верности. И в мечтах тоже. Знай своё место и дело, хорошо веди его и не лезь поперёк рескриптов и артикулов. Нужно, что поменять – делай что можешь сам, а остальной пусть решают высшие инстанции.

Артемия Петрович Волынский – герой. Не сдал на дыбе нынешнюю Государыню. А то бы лежала Елисавета Петровна сейчас в Петропавловском соборе рядом с батюшкой, и куковал бы Ласси с армией под Борго. А Финляндия скудна чтобы прокормить и обогреть солдатушек. Впрочем, по весне снова начнём. Государыня твёрдо уверила, что планы генерал-фельдмаршала верные и французов она пошлёт как крепче на Трон сядет.

* * *

Читайте также серию «Миры Нового Михаила» – роман о попаданце в тело брата Царя Николая Второго – Михаила – /work/1

Глава 2

Побег

* * *

ГЕРЦОГСТВО ГОЛЬШТЕЙН. КИЛЬ. КИЛЬСКИЙ ЗАМОК. ПЛОЩАДЬ. 1 января 1742 года.

Нужно ли говорить, что все таки перепились? Такое ощущение, что даже лошади подшофе. Майора Корфа я нашел на конюшне, в стогу сена, в обнимку с какой-то полуголой девицей. Несколько бутылок валялось рядом.

– Баро-он, просыпайтесь.

Ноль реакции. Девица приоткрыла один глаз, вздохнула и попыталась исчезнуть в Царстве Морфея. Разморило прелестницу. Кони здесь элитные и натоплено лучше, чем в моей «одиночке».

– Барон, подъем, труба зовёт!

Тот, кряхтя, сел в куче сена, огляделся, спросил у девицы:

– Ты кто? А, ладно, молчи, какая разница… О, Петер, у вас нет селёдки или пивка? Башка раскалывается.

Отстегиваю от пояса флягу.

– Вы Николай Андреевич, ещё бы рассол запросили. В вашем случае, барон, подобное лечится подобным. Шнапс. Сделайте три глотка.

Фон Корф с сомнением посмотрел на флягу.

– Шнапс?

Киваю. Не знаю уж что тут немца, пусть и уже русского, удивило.

Сделал он глотков пять, но я промолчал. Встряхнув головой и помолчав, майор спросил:

– Который час?

– Без четверти девять. Ищите и поднимайте всех остальных. К десяти все должны быть готовы. Возниц и лакеев я уже распорядился растолкать, вашего дядюшку поднял. Брюммера с Берхгольцем – вам будить. Драчливы больно. А то нам пора уезжать отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Вы меня слышите, барон?

Кивок.

– Да, вся ясно и даже понятно… Шнапс дадите?

Подозрительно смотрю на него.

– Это ещё зачем?

Хмыканье:

– А остальных я как поднимать буду, ну, сами посудите.

– Ладно, одна початая фляга на всех. В кареты сядем – там и будет вам селёдка с пивом.

– Славно. Вы, Петер, просто наш спаситель.

Барон одобрительно кивнул, и зевая вышел из конюшни.

Девица спешно одевалась, но она меня не интересовала, и я вышел вслед за Корфом.

…

Понятно, что в десять мы не выехали. И в одиннадцать не выехали. Лишь в четверть первого дня наши две кареты выехали за ворота замка. Нас никто не остановил. Нашего отъезда никто даже не заметил.

Вот и славно. Хоть здесь без накладок.

Невольно оглядываюсь назад. Кильский замок. Я в нём провёл последние два с половиной года. И я собираюсь когда-нибудь сюда вернуться или я не профессор Завзятый! Я что, зря прожил 87 лет в прежней жизни и два с половиной года в этой? Да, мне вот-вот девяносто лет стукнет!

Так, успокойся, воитель. Помни, что тебе тут только четырнадцать почти. Не петушись. Всему своё время и место. У тебя вся жизнь впереди.

Ещё одна жизнь.

Впереди нас ждала долгая и опасная дорога.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. КАБИНЕТ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ. Вечер 22 декабря 1741 года (2 января 1742 года).

Генерал-лейтенант сенатор Ушаков учтиво приветствовал Императрицу.

– Ваше Императорское Величество. Моя душа радуется, видя вас добром здравии и настроении.

Елисавета Петровна улыбнулась.

– Андрей Иванович, вы, как всегда умеете располагать к себе людей. И на балах, и светских раутах. И не только…

Она не стала добавлять про «умение располагать к себе» в дознавальных и пыточных Канцелярии тайных розыскных дел. О личной жестокости в высшем обществе ходили настоящие легенды, как и об умении быть неизменно полезным любой власти. Шутка сказать, но Ушаков возглавлял государственный сыск при пяти Императорах!

Впрочем, злые языки клевещут. Насколько знала Елисавета Петровна, Ушаков не был извергом или чем-то в таком роде. Он просто делал свою работу максимально хорошо и результат был почти всегда. Ему было всё равно кого допрашивать – сегодня одних, по приказу других, а потом и других по приказу третьих. Ещё месяц назад он, по приказу Анны Леопольдовны, мог беспристрастно допрашивать её саму, а теперь по приказу Елисавет точно так же беспристрастно допрашивает бывшую Императрицу, ее мужа и окружение. Пока без дыбы, но если новая Императрица повелит, то будет и дыба. Ничего личного. Максимально жестоко и максимально полезно для следствия. Никаких душевных переживаний или удовольствий от процесса. Служба такая. Палачу тоже всё равно кого как зовут. И топору его тоже безразлично. Оба делают свою работу.

Боялись не его лично (хотя и это само собой), а боялись его должности и самой тайной службы. В обществе же Андрей Иванович был весьма обходительным, начитанным и даже приятным в общении, хорошо разбирался в литературе и музыке, и, если бы не его мрачный шлейф, мог бы стать просто душой любой компании.

Однако, глава Тайной канцелярии отказался поддержать переворот и отговаривал других от этой попытки. Конечно, нынешняя Императрица ему этого не забыла. Но он был полезен для государства и знал очень много, в том числе о грязном белье почти всех при Дворе и о многих иностранцах. И конечно, знал очень многое об Анне Леопольдовне и её муже. В общем, дай Бог Леопольдовне здоровья и выносливости, они ей пригодятся даже без дыбы. Это власть. Тут нет места слабым.

Елисавет распорядилась содержать пока бывшее Августейшее семейство прямо здесь, в Зимнем дворце, под строжайшей охраной Лейб-компанейцев – тех гвардейцев, которые привели её к власти почти месяц назад. Новая Императрица в благодарность даровала всем трём сотням гвардейцев потомственное дворянство. Ненавидимые всеми они тут же стали верными псами Елисаветы Петровны. Без неё их просто загрызут. Елисавет не питала иллюзий. Да, она пока (особенно сейчас и особенно пока) популярна в Гвардии. Много времени много денег понадобилось на то, чтобы старые гвардейцы, помнящие ещё её Великого отца Петра Первого, всякий раз вспоминали его и часто находящуюся рядом с родителем дочь Лизу самыми добрыми словами, а гвардейская молодежь слушала эти героические байки открыв рты. Но, даже в такой ситуации, за ней пошли лишь три сотни человек.

И, да, Елисавет повелела отделить от бывший царственных родителей их сына Ивана. Они сына не увидят больше никогда, хотя он тоже здесь, во дворце. А пока с ними поработает «Главный Инквизитор». Пока он на службе.

Елисавета Петровна не собиралась допускать ситуацию, чтобы сенатор Ушаков служил и при шестом Императоре. Тем более что возраст Ушакова был весьма почтенным и скоро ему уже пора на покой.

А новостей об экспедиции Бергов нет. Из Берлина сообщают о том, что король Фридрих весьма заинтересован в том, чтобы юный гольшинский герцог стал королем Швеции. Поэтому экспедиция Берга была организована в такой спешке. А это всегда чревато оплошностями и случайностями, коих в этом деле решительно нельзя было допускать!

– Что по делу Остермана и Миниха?

Глава Тайной канцелярии спокойно доложил:

– Ваше Императорское Величество, следствие идёт к своему завершению. Обвинения доказаны по всем статьям. По тому же Остерману «Измена присяге Екатерине Первой», «После смерти Петра Второго устранение от Престола Вашего Императорского Величества, вопреки установленному Престолонаследию», «Сочинение манифеста о назначении наследником престола принца Иоанна Брауншвейгского», «Советовал Анне Леопольдовне выдать вас, моя Государыня, замуж за иностранного „убогого“ принца», «Раздача привилегий, государственных мест, должностей и чинов иностранцам, ущемление русских», «Разные оскорбления в адрес Вашего Величества» – вот лишь неполный перечень обвинений, которые были доказаны в ходе следствия. У Миниха примерно такой же набор обвинений и доказательств его изменнической деятельности.

– Ваши выводы?

– Государыня, они, безусловно виновны перед государством и Короной. Конечно, смертная казнь через колесование при полном стечении народа на площадь. Но, ежели Ваше Императорское Величество пожелает проявить милосердие, то представляется возможным смягчение приговора для всех участников заговора против Вашего Величества. Заменить смертную казнь через колесование, простой ссылкой в дальние дали, языки заговорщикам вырвать, семьи разлучить, выслав в разные места, запретив встречи и письма, имущество конфисковать в пользу казны, лишить чинов, наград и титулов.

Елисавета Петровна усмехнулась внутренне. Да, Ушаков, как всегда, богат на фантазию. Примерно так он с Меньшиковым расправлялся с противниками всемогущего Меньшикова, а потом, когда пришло время, точно так же поступил в отношении самого Меньшикова и его семьи. Вчера Ушаков был против Елисаветы Петровны на троне, а сегодня он уничтожает врагов новой Императрицы. Он служит России, а не тому, кто на Престоле. Он служит не Ей, потому не может Её и предать.

* * *

ГЕРЦОГСТВО ГОЛЬШТЕЙН. ОКРУГ СТОРМАН. РЕЗИДЕНЦИЯ РОЛЬФСХАГЕН. ПОКОИ ГЕРЦОГА. 2 января 1742 года.

Вот здесь всё началось больше двух с половиной лет назад… Жил-был мальчик. Рос без мамы, но под заботой отца. Тот внушал ему вернуть все земли Гольштейна… А потом помер. А мальчик, увидев покойника, упал без чувств. Нормально это в неполные двенадцать лет. На следующее утро проснулся мальчик другим человеком… Правящим герцогом и бесправным сиротой. А ещё… Но это я пока оставлю при себе. Пока же достаю из кожаного походного чемодана небольшой фолиант. В моё время его бы назвали ежедневником, впрочем, кто мне мешает это сделать сейчас? Да я так и называю. Уже два с лишним годом веду. Но этот новый – дорожный.

Вдыхаю запах обложки. Да, это не уже(!) пропахшая морозной пылью и дорогой кожа чемодана. Нет, запах был удивительный, настоящий, он так и манил открыть книжечку и что-нибудь написать эдакое. Возвышенное. Что-то вроде «Хоббит. Нежданное путешествие». Внуки показывали фильм, в рамках семейного просмотра, когда собрались все поколения под одной крышей. Занятный фильм Сказка, конечно. Но, сейчас вспомнилась почему-то. Но путешествие у меня долгожданное. Да и фильм по книге Джона Толкина «Хоббит. Туда и обратно» снят. У меня в библиотеке, как оказалось потом, эта книга 1976 года издания есть. Была? Будет? Какая теперь разница. Главное название своевременное.

Открываю обложку и пишу на первой странице по-немецки.

«Reise. Hin und zurück»

Долго думал над первым словом. Я мог бы написать что-то более возвышенное и поэтическое, но я не чувствовал никакой особой романтики в предстоящем нам путешествии. Длинный, полный опасностей и очень пониженного сервиса, путь. Радищев когда-то написал своё творение: «Путешествие из Петербурга в Москву», где описал весь ужас дороги и бедственное положение русских крестьян, которые встретились ему на его пути. Мне предстоит нечто подобное в ближайшие полтора месяца, ведь путь из Киля в Санкт-Петербург совсем не близкий. Но путешествую я инкогнито и никому кроме едущих со мной и императрице Елизаветы Петровны пока не надо знать кто, откуда и куда.

Потому, останавливаю руку уже намеревавшуюся написать:

«Путевые заметки Карла Петера Ульриха герцога Гольштейн-Готторпского».

Я сейчас не я и для посторонних пока в Лейпцигский университет еду. Учиться. Там и сейчас есть чему. Но не судьба.

Потому и по-русски « Дорога. Туда и обратно» я не написал.

Добавляю «пропустив строчку» ниже.

«Reisenotizen des Winters von 1742 G. D.»

На русском «Путевые заметки зимы 1742 года» со своим подлинным титулом и перевод «названия» я в Риге добавлю. А пока я G. D. – граф Дюнкер. И в дневнике придется шифроваться, но свои сокращения я за 90-лет выучил. Восстановлю потом коли понадобится, да и думаю перейти дня с шестого при записи на смесь известных мне языков и наречий. Если кто дальше третьей странице полезет – переводить замучается.

Морем было бы можно так не шифроваться, да может и быстрее, но нечего было и думать о таком вояже – с лета идет война между Швецией и Россией. Война, в том числе, и на море. Ну и погода – «чаще шторм». Впрочем, и на суше был отнюдь не райский сад. Война за австрийское наследство шла полным ходом. Армии сторон двигались туда-сюда, устраивали баталии, перемирия рушились, полководцы не ждали тепла, покидая «зимние квартиры». Январь на улице. Не май месяц. Пусть здесь и не Россия, но зимой тоже холодно. И сыро.

Война за австрийское наследство шла уже второй год. И продлится ещё семь, если мне не изменяет память. Европу и её колонии трясли события и политические потрясения. Франция, Пруссия и Испания против Австрии, Англии и Голландии. Два года назад на трон Пруссии взошёл Фридрих, который ещё не Великий и начал больно кусать соседей. На опустевший трон Австрии взошла Мария Терезия, но указанные выше Франция, Пруссия и Испания имели на сей счёт особое мнение, которое требовали внести в протокол Истории. А была ещё Османская империя, которая тоже поглядывала на земли Австрии. И Российская, готовая поддержать Австрию против Пруссии. Но, Россия, стараниями Франции, была занята Швецией…

Швеция, подстрекаемая и подталкиваемая из Европы, объявила в прошлом июле войну России. Повод нашли. Вроде наши отказались поставлять Стокгольму хлеб. Да и Выборг вернуть шведы хотели. Царствовал в Санкт-Петербурге младенец Иоанн III Отодвинув его родителей, царедворцы делили власть. В общем, шведы сочли момент удобным. По осени они ради «защиты прав на корону, интересов Елизаветы Петровны и меня любимого, как Наследника Престола» дали тётушке моей денег. Французских. Хотели помочь и пушками. Но младшая дочь Петра Великого обошлась без шведских штыков и устроила в Санкт-Петербурге государственный переворот при помощи гвардии (как без неё) и в благодарность Стокгольму пошла на перемирие. Где сейчас мой венценосный троюродный племянник Иван Антонович, с родителями, мне неизвестно. В любом случае, по сравнению с его судьбой, моя ещё ничего! Помеха он и тётке и мне, но вмешиваться в это дело надо ли? Царица сама разберется.

В общем, в интересные времена я ныне живу.

Сижу в отцовском кресле. Подушку всё же не только для тепла подложил, но и для роста. Конечно, прохладно, хоть специально для меня комнату протопили. В дороге писать не удобно. Зима, конечно, дороги ровнее, но расплескать чернильницу – как нечего делать. Да и холодно. Чернила расслаиваются. Я, когда в прошлую зиму в университет катался, проверил. Буду в дороге думать, а писать на остановках. Они как зимние ночи длинные. Надеюсь на свечах не разоримся. Пишу первые заметки по-немецки. Вспоминаю прошедший день.

'1 января 1742 года. Выехали с задержкой. Чуть проследовали на север проводить старшего Корфа и повернули к Университету, огибая просыпающийся Киль. Едва успел заехать в Бордесхольм попрощаться с могилой отца. Когда ещё выдастся. В прошлый раз не получилось. Университет начал оживать после новогодней попойки, и мы быстро уехали. Брюммер опять ворчал. Мол попусту время тратим. Сам же вчера нажрался скотина. Пришлось фон Корфам его на пару грузить в карету. А вот к Бордесхольму отошел. Отто рад, конечно, что ему не руководить в ближайшие дни праздниками, но солдафон из гофмаршала Брюммера так и прёт. Я и не надеюсь, что дорога это вытрясет.

Из-за утренней задержки переночевать хотели в Бад-Зегеберге в местной гостинице на Рыночной площади. Дать отдохнуть нашим лошадям. Сколько таких ночёвок ещё предстоит. Но город датский и майор фон Корф настоял продолжить путь. Фон Берхгольц и Крамер не возражали хоть и промёрзли. Брюммер же удачно заснул перед Бан-Зегебергом. Слуг и не спрашивали. Местные может и обращали внимание на две кареты из Киля простучавших по Рыночной площади. Но для них это не в диковинку. Бад-Зегеберг город небольшой, но курортный и достаточно ухоженный. Жители, конечно, им гордятся. А так… Рынок, магистрат, кирха, гостиница и пару постоялых дворов для путешественников попроще. Всё, пожалуй.

Въехали по темноте, но кильские лошади и возницы хорошо знают дорогу в готторпский Рольфсхаген. Господские спальни здесь давно не топили, так что пришлось побегать подданным. Зато все постельные клопы помёрзли, а то они уже мне здесь порядком надоели.

В Бордесхольме передал пастору Хосманну несколько писем. Завтра депешами уйдут в Лондон, Милан и Буксвиллер. Ничего личного. Только научная переписка. Почти.

С утра переложимся в возки. Помоюсь с утра нормально, пока мои попутчики отоспятся. Для местных я просто решил отдохнуть без взрослых. Так что вроде у меня и не побег вовсе. Выдвинемся опять, наверно, к полудню. Но на возках быстрее. По белому снегу, мимо белого замка Аренсбурга на горизонте… Очень рассчитываю, что за светло доберёмся до ганноверского Лауэнбург, Лоонборга на гольштинском. Впрочем, там мы уже окончательно покинем мои родные земли, и я начну забывать это наречие'.

* * *

СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КНЯЖЕСТВО-ЕПИСКОПСТВО ЛЮБЕК. ЭЙТИНСКИЙ ЗАМОК. 4 января 1742 года.

Адольф Фридрих любил свою резиденцию на Эйтинском озере. В отличии от Кильского здешний замок отделялся от города парком и рвом, что давало ощущение уединённости. Любекский городок Эйтин, или по-местному Ойтин, не нёс на себе шумной суеты портового Киля. Да и был Адольф здесь полновластным хозяином, а не Регентом при малолетнем двоюродном племяннике как в Готторпе. Отдав, в ночь на первого января должное празднованию в Киле, Адольф Фридрих, проснувшись после полудня и перекусив, не мешкая, укатил в Любек. Всё же он ещё властвовал здесь как суверенный князь-епископ. Тем более что русский посол фон Корф со своим братом с самого утра отбыли в Данию. А любекцы тоже хотели увидеть своего правителя на фейерверках.

Так что весть о том, что куда-то делся опекаемый им юный герцог Голштейн-Готторпский Карл Петер Ульрих, заботливый дядюшка узнал только вчера. К вечеру ему сначала привезли разные сплетни. Одни видели двоюродного племянника Адольфа уезжающим утром с русским послом. Другие говорили, что он был днем на могиле отца в Бордесхольме. А кто-то видел его непутевого племянника с русскими на следующий день в Рольфсхагене. Общее было одно, везде Карл Петер был с русскими. Теми русскими, которые когда-то чуть не погубили их Гольштейн, и уехав к которым старший брат кильского князя-епископа Карл Август умер накануне своей свадьбы с цесаревной Елизаветой Петровной. Впрочем, уже императрицей. И Адольф Фридрих более чем догадывался куда делся его подопечный, которого прежняя русская императрица Анна Иоанновна называла «чёртушкой».