Текст книги "Злюка (СИ)"

Автор книги: Владимир Малый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

Героическое бегство, муки совести и кое-что еще

Никогда я еще не печалился от того, что получил ответ на мучающий меня вопрос. Естественно, многочисленные шарики и оказались теми самыми снежками, и, что абсолютно логично, предназначены они были для метания.

Тем не менее, аборигены быстро воспользоваться ими не смогли: снежки стали разлетаться в разные стороны с невероятной скоростью и дальностью полета. Порой даже самые шустрые из аборигенов отправлялись в стремительный полет с определенно удивленными восклицаниями.

Оказалось, что наш с Экуппой котейка мог мимикрировать не только под цвета тропических джунглей, все местные оттенки белого тоже были ему по плечу!

Этот очень снежный барс-переросток даже нос и зрачки сделал белым, видна была только его стремительная тень. Подобно разыгравшемуся котенку он расшвыривал ледяные шарики направо и налево со скоростью барабанной дроби. Что интересно: если, вдруг, один из таких шариков попадал в кого-нибудь из местных жителей, он повисал в воздухе, начинал мерцать и распался на мелкие искрящиеся снежинки, а повстречавшийся ему на пути гуманоид закатывал глаза и медленно так оседал на лед у себя под ногами.

Так в пару секунд была выведена из строя добрая половина волосатых наездников и большая часть уцелевших мишек.

– Что происходит? – нервно спросила Язва, пытаясь рассмотреть мелькающую по льду тень.

– Это очень большой невидимый кот, – пояснил я таким тоном, будто сообщаю самую, что ни на есть, тривиальную вещь на свете, – он на нашей стороне. Короче, он со мной.

– Он сможет потащить сани? – быстро и четко спросил Эдвардс.

– Какие сани? – растерялся я, оглядываясь по сторонам.

– Освободившиеся! – рявкнула Язва, тыча пальцем в лед у себя под ногами.

Только теперь я увидел, что основание кургана покоилось не на льду, а на невысоком широком поддоне, состоящем из мешанины каких-то костей и ремней. Видимо, его мои товарищи и именовали санями.

– Сможет, наверное, – быстро ответил я, – только как его сюда запрячь?

– Я видела что-то похожее на упряжь у одного из монстров, – отозвалась наемница.

– Нет времени ее искать, – отрезал Пройдоха, – к моей сети прилагается достаточно длинная веревка, сделаем нескользящую петлю, накинем ее на шею, а свободный конец пропустим между лапами – на какое-то время этого хватит, а дальше, как оторвемся от погони, я сооружу нормальную упряжь!

Больше всего я боялся, что этот игривый пушистик откажется меня слушать, но, видимо, Экуппа могла общаться с ним и из своего временного убежища, минуя меня.

Котейка сам подскочил ко мне и Эдвадсу, становясь чуть темнее, чтобы мы смогли его рассмотреть. Пройдоха со скоростью матерого ковбоя накинул на него петлю, пропустил веревку под кошачьим брюхом и прикрепил свободный конец к убогому подобию саней.

В этот момент один из аборигенов добрался-таки до снежка и метров с семидесяти, не меньше, попал Язве точнехонько в затылок. Наемница опустилась без чувств прямо на край саней.

Переглянувшись, мы с Пройдохой мгновенно последовали ее примеру, а котейка, залихватски петляя, понесся в одному ему известном направлении.

Когда расстояние от нас до ближайшего гуманоида стало таким, что не видно было даже красного от крови снега, Эдвардс повернулся ко мне и, попросив замедлить нашего скакуна, проникновенно заглянул мне в глаза.

– Поговорим, пока она нас не слышит? – уточнил он, кивая на Язву.

В тоне его было что-то настолько ему несвойственное, что я не смог отказаться.

– Экуппа! – мысленно позвал я девушку на помощь. – Без тебя я могу сболтнуть чего-нибудь лишнего.

Тишина. Возможно, все ее силы уходят на контакт с Эммой. Что ж, буду осторожен.

– Я не буду лезть туда, куда не стоит, – начал Эдвардс, – и младенцу понятно, что ты носишь в себе проклятый Дар. Раньше об этом только ходили слухи, но теперь я сам вижу один из однозначных примеров его использования. Я не сужу тебя, поверь. Мне нужно только знать, что ты намерена делать, когда мы выберемся к людям. Что будет со мной? Дело не сколько во мне, ты знаешь, что на себя я плевать хотел. Дело в девочке. Без меня она не выживет, она слишком необычная, чтобы ей позволили жить спокойно и даже спокойно умереть.

– Эдвардс, – прервал я разволновавшегося и казавшегося от этого совсем старым, мужчину, – я не стану ничего отрицать и ничего подтверждать. Скажу только от всей души, что ничего плохого я ни тебе, ни Элизи по собственной воле не сделаю.

– А кто же во всем мире сможет тебя заставить?! – искренне и с очевидным облегчением рассмеялся Пройдоха. – Спасибо тебе! Так же от всей Души хочу заверить тебя, что твою тайну от меня не узнает никто и никогда!

– И тебе спасибо, Эдвардс по прозвищу Пройдоха! – спасибо за все, что ты для меня сделал и еще сделаешь.

Улыбка Пройдохи померкла, но он твердо и уверенно кивнул в знак того, что услышал меня.

– Да, – сказал он, – ты в праве так говорить; сделаю!

Кажется, я сказал что-то не то. Или это прозвучало как-то не так в данном контексте. Мне бы сейчас сюда пояснительную бригаду, а лучше – две!

Эмма, тем временем, уже ощутимо сбавила темп. Взглянув вперед, я увидел вдалеке темно-зеленую полосу.

– Скоро будет жарко, – сказал Эдвардс, проследив направление моего взгляда, – твоя животина сможет вернуть сани их хозяевам?

Я недоуменно посмотрел на Пройдоху.

– Мы и так безмерно усложнили им жизнь, отражая нападение, – пояснил он, – без саней у них не выйдет охоты, без добычи, начнется голод.

– Они нас чуть не убили, – возразил я.

– Даже по тому, как бестолково они пытались это сделать, видно, что им это в новинку, – вздохнул Эдвардс, – я читал научный труд об этом племени. Один из ученых прожил с ними какое-то время. Это очень примитивные, но довольно добродушные разумные. Медведи не столько одомашнены ими, сколько живут в симбиозе и довольно умны для обычных хищников. Племя двуногих и стая четвероногих собираются вместе для большой взаимовыгодной охоты на громадных моржей, или путешествия к краю локации за фруктами.

– И, тем не менее, они на нас напали, – уже чуть менее уверенно повторил я.

– Ты же помнишь, с чего все началось? – уточнил Эдвардс.

Я лишь молча пожал плечами.

– Да, ты такое сотворила, что твое состояние не вызывает удивления. Убить столько крупных одушевленных существ, да еще, считай, своими руками. Ладно, я напомню.

И пока мы тихим сапом подъезжали к следующей локации, Эдвардс рассказал мне, как пересеклись наши курсы. Аборигены ехали на большую охоту. Увидев нас, слегка изменили направление движения, приблизились и спешились. Эдвардс, зная их спокойный нрав, не слишком этим обеспокоился и отправился на переговоры, догадываясь, что местные традиционно собираются устроить стихийную меновую торговлю. Экуппа с Язвой сначала подошли к ездовым медведям, чтобы погладить здоровенных спокойных животных, потому что женщин любого возраста аборигены за участников торгов обычно не принимали. Но потом наемница рассмотрела кое-что на груди у вождя и подошла поближе к мужчинам, которые уже заканчивали выполнять довольно длинный ритуал приветствия.

Уже тогда Пройдоха видел, что не все идет так, как это описывалось в трудах ученых мужей: вид вождь имел надменный и даже спесивый, говорил громко и требовательно, то и дело указывая на женщин и показательно делая в их направлении однозначные возвратно-поступательные движения.

Эдвардс был сильно озадачен таким неожиданным развитием событий и попытался уточнить, правильно ли он понимает намерения вождя, уточнив при этом, что женщины как пришли с ним, Пройдохой, так и уйдут.

На это вождь начал показывать, что если Эдвардс будет стоять между ним и его желанием поближе познакомиться с дамами, вождь сначала познакомится с ним, Пройдохой, а уж потом приступит к десерту.

Собственно, наблюдательность Язвы даже подарила самоуверенному вождю несколько лишних секунд жизни. Наемница узнала едва видный на волосатой груди аборигена амулет подчинения и поспешила указать на это уже достающему кинжал из ножен Эдвардсу.

Пройдоха понял причину сумасшествия вождя, грустно вздохнул и спрятал оружие обратно. Однако сам сумасшедший истрактовал этот жест в пользу того, что Эдвардс боится применять оружие против такого великого и непобедимого воина. К тому же, на его, вождя, беду, клинок уж больно красиво блестел на солнце. Местные военачальник отдал приказ, и вся толпа аборигенов ринулась на Эдвардса и наемницу, на ходу замахиваясь руками для бросков.

Язва взяла товарища за руку, использовала свой Дар, и они исчезли с глаз нападающих.

Экуппа, видя, что дело – дрянь, попыталась прорваться сквозь строй апатичных медведей, чтобы оказаться рядом с товарищами, чье скрытное перемещение она видела по остаточным явлениям мощного заклинания. Однако сама едва успела увернуться от взмаха громадной белой лапы, пытавшейся свалить ее в снег и обездвижить.

И пока невидимые Эдвардс с Язвой перемещались так, чтобы одновременно уйти подальше от медведей и стать между аборигенами и их запасом «снежков» об оглушающем действии которых Пройдоха хорошо знал, Экуппа начала сыпать заклинаниями-ошибками.

Она, красотка такая, решила остановить сразу всю ораву полярных мишек-переростков заклинанием заморозки…

Предугадать действие заклинания на эмунных к холоду монстров не взялся бы и Эдвардс, как это рассчитала Экуппа, Пройдоха не мог даже догадываться.

Однако мишки впали в такую всепоглощающую эйфорию, что не смогли не то, что сдвинутся с места, им не удалось даже повалиться на землю – они буквально растворились в своем внутреннем ледяном раю.

Дар Язвы выдохся, когда уже вооруженные до зубов Пройдоха и наемница перерезали местным охотникам дорогу к их метательным снарядам. Но тут же уже Эдвардсу пришлось включать свои способности, чтобы на пару секунд ускорить свою реакцию и реакцию Язвы. В результате еще оставшиеся на тот момент в руках метателей снежки миновали свои цели, не причинив им вреда. Другим оружием толпа не обладала. За исключением вождя и, видимо, его приближенного. Эдвардс хотел попросить наемницу просто обезоружить несчастного одурманенного вождя и заставить того сдаться, но не успел – Язва убила обоих вооруженных нападающих в один миг.

– Все, – тихо перебил я необычно разговорчивого Эдвардса, – дальше я хорошо все помню.

– Мишек жалко, – помолчав, сказал он, – нет, ты не подумай: на твоем месте я поступил бы так же, а, может, и всех бы прирезал! Но жалко. Они почти разумные…

Помимо своей воли я заскрипел зубами от злости. Причем, даже не могу сказать, на кого конкретно я злился! На Эдвардса, который, ни с того, ни с сего разнылся тут, как баба, над тем, чего уже не исправить? На Экуппу, которая не смогла изначально выбрать такое заклинание, которое обезопасило нас и не привело бы к геноциду местных полуразумных? На себя, за то, что сразу не перевел магический брандспойт в небо и не вызвал эту кошку-переростка?

Вот не знаю! Но злился я сильно.

– Но зато теперь я знаю, как они увели с собой Элизи, – теперь уже улыбаясь, продолжил Эдвардс, – амулет подчинения был мощный, но неперезаряжаемый. Под его воздействием девочка и пошла в джунгли. Скорее всего, она до сих пор считает, что идет не с похитителями, а, например, с нами. Во всяком случае, я бы так и сделал на их месте. Эту иллюзию сложно наложить, но относительно легко поддерживать. Амулет был практически разряжен и, в принципе, уже не нужен. А для подчинения едва проснувшегося разума местного вождя хватило бы и крошечного заряда.

– Элизи теперь сможет прийти в себя? – уточнил я, отвлекаясь от самоедских мыслей.

– Теперь у нее есть на это хотя бы крошечный шанс, – согласился все еще улыбающийся Эдвардс.

Тем временем мы приблизились к полосе джунглей и остановились буквально в паре шагов от невысокой, но плотной стены из цветов и папоротников. За ними же вовсю росли какие-то неизвестные мне деревья.

Эдвардс прищурился, всмотрелся в кроны деревьев и удовлетворенно кивнул.

– Удачный слой! – произнес он. – У этих деревьев очень полезные для этих несчастных аборигенов плоды у нас есть шанс не просто вернуть сани, а еще и хоть как-то компенсировать им нехватку мяса после охоты.

– У них же остались снежки, – уточнил я, – сани мы вернем, охоте ничего не угрожает, разве нет?

– Медведи принимают дельное участие в охоте, – пояснил Эдвардс, – когда вся кампания подбирается к лежке гигантских моржей, каждый из обезьяночеловеков берет по два снежка и выбирает себе индивидуальную цель. Именно двойной заряд обеспечивает несколько секунд дезориентации моржа. За это время пара мишек должна добежать до застывшей жертвы и превратить ее в законную добычу. Потом уже оставшиеся снежки какое-то время летят не в цели, а по площади, настигая улепетывающих моржей. Как только медведи устремляются за случайно подбитыми целями, метание прекращается, чтобы не задеть своих. По какой-то причуде местной магии мишки очень уж восприимчивы к попаданию в них снежка.

– Наверное, по этой же причине на них так и сработала моя заморозка, – высказал я свою догадку.

– Вполне возможно, – согласился Эдвардс, – но я не договорил, потом часть добычи сваливают на сани, которые медведи тянут до стойбища. Другую часть туш поменьше свободные от упряжи звери волоком тащат в пастях, а какую-то часть, освежевав, просто оставляют неподалеку, потому что в местном климате мясо не портится, а других претендентов на него нет.

– Я не заметил никакой упряжи на медведях, – засомневался я.

– Не мудрено, – усмехнулся Эдвардс, – она же делается из их шерсти, поэтому и не видна на ее фоне.

Пройдоха явно хотел еще раз добавить, что ему жалко мишек, но удержался.

– Быстрее, – вместо этого сказал он, – Язва придет в себя минут через десять. За это время я соберу как можно больше плодов, а ты, поможешь мне загрузить их в сани, хорошо?

Конечно же, я был согласен. Вот только мне уже надоело мучиться одним конкретным вопросом. Попросив Эмму немного подождать нас на краю жаркой локации, чтобы ее нежные лапища перестали зябнуть, я убедился, что Язва спокойно и размеренно дышит. Потом одним прыжком догнал Пройдоху, штурмующего цветочно-папоротниковую стену, и выдал, наконец-таки, вопрос, от которого уже прямо-таки все чесалось в голове.

– Эдвардс, объясни, пожалуйста, чем обусловлена такая мешанина локаций? Поверить в то, что такое вообще может существовать почти невозможно. Но, раз уж я сам убедился в реальности этого явления, то, как вообще могут проходить подобные процессы? Где для этого берется энергия? С какой целью это вообще делалось и почему и кем продолжает поддерживаться?

– У меня есть один простой ответ на все эти вопросы, – усмехнулся в усы Эдвардс, – вот только боюсь, что он не удовлетворит твоего любопытства.

– Расскажу уже хоть что-нибудь! – буквально взмолился я.

– Все, что я знаю о первопричинах таких явлений, как эти джунгли, Черта, что мы не так давно умудрились пересечь, отсутствие Дара в месте ссылки и даже те холмы, что отделяют поселение от Черты – все это отголоски Великой войны прошлого. Когда весь мир объединился против белого зла и навсегда уничтожил его и саму память о нем.

– Ты был прав, – не смог сдержать я улыбку, – мое любопытство стало только сильнее.

Все еще улыбающийся Эдвардс повернулся ко мне, чтобы что-то ответить, но внезапно замер на одном месте и по его лицу пробежал целый ряд эмоций, которые я не успел или не смог распознать.

Ничего не говоря, он бросился в сторону и, пробежав метров тридцать, схватился за одно из деревьев и, издав дикий крик, замертво повалился на землю.

Глава 11

Разговоры о важном и личном

Естественно, я со всей прыти бросился к Эдвардсу, но подбежав к месту его падения, тут же выдохнул с облегчением – Пройдоха был жив и даже вполне здоров. Правда, находился мужчина в несвойственном ему состоянии – он плакал. Широкие мутные ручейки текли из его глаз и быстро терялись в районе висков ни то в густой седой бороде, ни то в волосах – трудно было разобрать, да и неважно это было. Важно было понять, нужна ли ему моя помощь и способен ли я вообще ее оказать. Но потом я, наконец, заметил, что под его усами все так же видна улыбка, да и вообще вся свободная от растительности поверхность его лица говорила об испытываемой восторженной радости.

– Она оставила отметину! – срывающимся дрожащим от счастья шепотом произнес Эдвардс. – Моя девочка их раскусила! Какая же она умница!

Логично было предположить, что отметина оставлена именно на дереве. Присмотревшись, я с удовлетворением увидел выжженный на коре оттиск правой детской ладони.

Забавно было осознавать, что маленькая девочка сама додумалась до того, чего требует давняя традиция от американских полицейских, останавливающих подозрительные машины – она оставила на видном месте свой отпечаток, догадываясь, что когда ее будут искать, то поймут, что идут по верному пути.

– Как давно оставлена эта метка? – уточнил я.

– Совсем недавно, – ответил Эдвардс, – но в этих джунглях вопрос «когда?» порой может перечеркиваться другим вопросом: «где?».

Я немного постоял, подумал и лишь после этого понял, что в любой момент хаотичной смены локаций мы теоретически можем оказаться ближе к выходу из джунглей, чем те, кого мы преследуем.

Озвучив свою мысль, услышал от Эдвардса, что прав, но есть информация о проводившихся экспериментах, которые показали, что сидя в одной локации, к выходу из джунглей точно не попасть, так что нужно двигаться, и чем быстрее, тем лучше!

И это мне говорит безмятежно валяющийся в цветочках мужик?!

Ладно, не буду его сейчас тормошить, пускай человек порадуется. Тем более, что пока у него тут минипраздник, а Язва вынужденно ушла в себя, у меня есть несколько минут, чтобы навестить Экуппу и задать ей несколько неудобных, но, как мне кажется, уже неотложных вопросов.

– Как ты тут? – уточнил я, раза с третьего сумев самостоятельно пробиться в белую комнату, поскольку раньше самостоятельно сюда я не попадал, и дорогу теперь пришлось искать буквально на ощупь.

– Уже гораздо лучше! – поделилась радостной новостью девушка. – Эмма мне здорово помогает. Она пообещала мне никогда в жизни больше не охотиться на этих мишек, не смотря на то, что они очень вкусные. Тем самым я сохранила больше их жизней, чем оборвала сегодня. Даже не смотря на то, что сегодняшние печальные события носили массовый характер. Оказывается, что Эмма живет очень долго и ест часто и помногу. Собственно, поэтому она и путешествует по всем слоям.

– А ты можешь быстро научить меня ускорять здесь время? – уточнил я в надежде на положительный ответ и долгую познавательную беседу.

– Нет, – мгновенно обескуражила меня девушка, – но я могу сделать это сама, если ты поделишься со мной имеющимся у тебя Даром. Мы ведь, по сути, находимся сейчас в месте, где его предостаточно, так что просто дай мне руку, и я получу доступ к необходимой нам энергии, пускай канал для нее и будет гораздо уже, чем мне бы того хотелось.

Сказано – сделано! Уже через секунду Экуппа облегченно улыбнулась и сказала, что время для нас здесь теперь течет раз в двадцать или даже тридцать быстрее, чем снаружи.

Если честно, мне всегда были непонятны эти ее игры со временем, но я догадывался, что дело здесь, скорее, в том, что ход наших мыслей сейчас ускоряется внутри ее тела, а вовсе не замедляется время вокруг него.

Но этот вопрос мог и подождать, поскольку меня сейчас беспокоили более насущные проблемы.

– У нас с Эдвардсом состоялся довольно странный разговор, – начал я, – и мне не слишком хорошо понятна его реакция на мои вполне безобидные фразы.

– Можешь конкретизировать? – уточнила Экуппа, становясь, вдруг, очень серьезной.

– А ты сама не слышала? – нахмурился я.

В итоге девушке пришлось сдаться.

– Это очень серьезный и долгий разговор, – после минутной паузы произнесла она, – дело в том, что в наших с тобой мирах есть одно громадное различие.

– Умение пользоваться даром? – озадаченно уточнил я.

– Ладно, два различия, – поправила саму себя Экуппа, – Дар и религия. По сути, в нашем мире религии, как таковой, никогда не было. Я изучила те сведения, что хранила твоя память и поняла, что у нас просто не было необходимости придумывать себе богов.

– Подожди, – перебил девушку я, – божеств действительно придумывали на заре зарождения религии наши полудикие предки. Древние люди наделяли неподвластные им стихийные силы божественной сутью, примерно так появлялись главные боги. Потом, благодаря бесконечным суевериям, появлялись условные младшие боги – покровители основных занятий моих дремучих предков. Это нельзя рассматривать как полноценную религию без понимания того, что это была лишь начальная стадия ее развития. Сейчас, с приходом человечества к монотеизму дела обстоят совсем иначе. Мы просто отдаем себе отчет в том, что став венцом творения природы, человек так и не постиг многих ее тайн и загадок. Грубо говоря, мы в большинстве своем не исключаем, что существование высшего разума возможно, ну, за исключением буддистов, замечая какие-то неточности или откровенно ошибочные с исторической точки зрения моменты в священных для различных конфессий книгах. Но никто не станет отрицать, что все основные мировые религии учат добру в общечеловеческом его понимании. Да и в любом случае, чтобы дальше продолжать этот разговор, ты должна понять, что вопрос веры – это одновременно самый простой и самый опасный вопрос. Данный факт нужно принять за аксиому. Никто не вправе осуждать здравомыслящего адекватного взрослого человека за то, что тот религиозен. Потому что все эти понятия не являются взаимоисключающими.

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – не смогла больше сдерживаться Экуппа. – Я ведь знаю тебя, как облупленного! Ты ведь сам нередко размышлял над тем, как при помощи религии бесчисленное количество раз происходила грубейшая манипуляция общественным сознанием!

– Подожди! – теперь уже перебил ее я. – Мы сейчас говорим не о религии, как инструменте, а о религии, как о внутреннем убеждении современного мне человека!

– Хорошо! – обрадовалась Экуппа. – Представь, что перед тобой сейчас не я, а ты сам, ведь, отчасти, в информационном плане так и есть. Так вот, не обманывая самого себя, скажи мне: тебе не кажется противоестественным то, что выбор конфессии в подавляющем большинстве случаев предопределен местом рождения человека? Ведь, по меньшей мере, странно считать это проведением!

– Экуппа, девочка моя, ты откусила кусок, который не в состоянии прожевать, – грустно покачал я головой, – ты получила целую гору сведений, но все они прошли сквозь призму моего восприятия той или иной информации. Да, по моему скромному мнению, в подавляющем большинстве случаев я объективен, но человеку ведь свойственно ошибаться. А ты видишь мой мир, опираясь на мой опыт и не имея собственного. Это можно сравнить с тем, что ты ешь уже пережеванную кем-то пищу, где уже смешались вкусы и консистенции нескольких ингредиентов. Да, ты в этом случае можешь сказать, что ты это ела, но ты никогда не сможешь описать каждый продукт в отдельности. Ты не обладаешь необходимым спектром ощущений, чтобы правильно понять чужой мир. Причем, не только внешний мир, но и внутренний мир другого человека. Возможно, в том числе, и поэтому люди тысячелетиями и принимают одну веру со своими близкими, чтобы у их внутренних миров было больше общего.

– Это все не то! – в очередной раз не дала мне закончить мысль Экуппа. – Ты просто уходишь от ответа! Вот я, например, точно знаю, что ты веришь в ваших святых, так?

Я охотно киваю ей в ответ.

– И ты считаешь это разумным?! Это нормально: обращаться к давно умершим людям, и это еще, если верить, что они вообще когда-то жили и совершали те деяния, которые им приписали те, кто веками использовал религию, как инструмент?!

– Хорошо, – улыбнулся я, – придется мне объяснить свою позицию еще тривиальнее. Раз этот афоризм знаю я, то знаешь и ты: «В окопах не бывает атеистов». И ты знаешь мою трактовку этой, скажем так, аксиомы. Дело здесь не в страхе. Точнее, не только в страхе. Каждый, кто оказывается в безвыходной или чрезвычайно неопределенной ситуации, молится. В независимости от того, знает ли он молитвы, или верит ли в повседневности в любого из богов. Он молится просто Богу. Я считаю, что в нас заложена вера. Кем или чем, не знаю. Хоть Создателем, если ты монотеист, хоть Вселенной, если ты буддист, хоть кем-то изначально непознаваемым, если ты агностик. Никакой разницы. Оказавшись на краю, практически все взывают к высшим силам. И это неопровержимый факт, которому, впрочем, грош цена в вопросах истиной веры. Да, я верю в святых. Но это моя вера, мой внутренний мир.

– Я никогда не смогу этого понять, – понемногу успокаиваясь, покачала головой Экуппа, – никогда. Сколько наша цивилизация себя помнит, у нас был Дар. И мы верили, что все явления природы – это просто результат применения Дара каким-то очень могущественным человеком. Только и всего. Но это была совсем другая вера, неспособная породить чего-то большего. Если все же подбирать аналогии, то из ваших мировых религий мы можем хоть как-то понять буддистов. Каждый из нас – носитель целой вселенной. В вашем языке нет точного аналога этому понятию, а моим языком ты не овладел настолько, чтобы до конца прочувствовать всю глубину этого термина. Да он, собственно, почти никогда и не употребляется вслух. Однако у него есть далекий, но разрешенный к употреблению в беседах аналог – душа. Все в нашей внутренней вселенной вращается вокруг нее. И если в твоем мире существует совокупность нескольких признаков живого организма, то у нас с этим одновременно и проще и гораздо сложнее.

– Слушаю тебя внимательно, – подбодрил я ее во время небольшой паузы, взятой девушкой для того, чтобы собраться с мыслями или просто перевести дух.

– Так вот, – продолжила она, – у нас каждый сам, исходя из глубокого внутреннего убеждения, решает для себя: живое перед ним существо или предмет по факту наличия или отсутствия у того души. Даже не так. Не просто души, а полноценной души. И для каждого человека этот выбор индивидуален. Отнять жизнь у существа с полноценной душой – аналог вашего греха. Многие переживают из-за своих грехов, но наверняка есть и такие, кому на них плевать. Повторюсь, здесь у нас все индивидуально.

– Неужели никаких общепринятых критериев по полноценности души? – удивился я.

– Почему же, – подумав, ответила Экуппа, – уверена, что насекомых подавляющее большинство считает носителями или вместилищами неполноценной души. А вот с существами побольше уже могут возникать разногласия, которые, опять-таки, редко выносятся за пределы внутреннего мира человека.

– Как-то это все странно, – обозначил я свои ощущения от услышанного.

– Ну, а мне странно то, как подобное различается у вас, – тут же парировала Экуппа, – это же логично, что в чужом монастыре устав совсем неправильный. Взять ту же Язву. Помнишь, как ей было плохо после вашей встрече с мышиным полчищем? Думаешь, что профессиональную наемную убийцу так долго выворачивало наизнанку только из-за боязни грызунов? Я вот почти уверена, что этот размер живого существа является для нее пограничным. Вот Язва и не смогла сохранить хладнокровие, когда вокруг происходило уничтожение сотен, если не тысяч потенциально одушевленных объектов. Повторюсь, вопрос души у нас здесь очень серьезен и чрезвычайно индивидуален. Индивидуален, – понимаешь?

Честно сказать, я не понимал, что именно девушка сейчас пытается вложить в это так тщательно выделяемое ей слово.

– Вижу, что не понимаешь, – улыбнулась Экуппа, – правы, все-таки женщины вашего мира – мужчины не понимают намеков!

– А еще эти самые женщины утверждают, что мужчина их болтовню не способен сосредоточенно слушать дольше пяти минут, – добавил я, – однако ж, вот он я – стою и слушаю!

– С пятью минутами ты себе сейчас льстишь в этом недоисследовании, что ты прочел мимоходом, говорилось о трех минутах! – не осталась в долгу Экуппа.

– Ладно, – сдался я, – мы так может вечность проговорить, а толку никакого не будет. Что, все-таки, ты хотела мне сказать, так налегая на индивидуальность?

– Это же элементарно! – всплеснула руками Экуппа. – Никто не должен знать, что в моем теле живет две души! Это же неслыханная ересь. Такого даже в детских страшилках не рассказывают или по пьяной лавочке. Собственно, нормальному человеку подобное и в голову прийти не может. А если и придет, то он до полусмерти испугается таких крамольных мыслей.

– Хочешь сказать, – что утечка этой информации может угрожать твоей жизни, и все это время ты была на волоске от смерти еще и по этой причине?

– Да, – коротко и ясно ответила девушка, – А еще, раз у нас тут такое трепетное отношение к душе, нужно помнить, что когда ты при обещании или заверении употребляешь слово «душа», то самое пустяшное обещание тут же превращается в нерушимую клятву.

– А ты не могла мне это сказать раньше?! – на этот раз уже я перебил Экуппу.

– Ну, ты не слишком-то религиозен, и на эти расхождения в наших с тобой ценностях я наткнулась далеко не сразу. А когда начала вникать, то сначала не поверила в серьезность всей этой вашей веры в кого-то великого и всеобъемлющего, которому есть дело чуть ли не до любой букашки! Для такого технологичного общества, как ваше, это, на мой взгляд, вообще нонсенс. Когда же я окончательно поняла, что это все всерьез, и напрочь отличается от того, что свято для меня, как раз открылась возможность отправить тебя домой. И вот, при первом же удобном случае, я тебе все объяснила.

– Прямо-таки и все? – поднял я правую бровь на рекордную высоту, всем своим видом показывая крайнюю степень скептицизма. – Эдвардс, как ему казалось, крайне прозрачно намекал на запретность вашей с Эммой ментальной связи.

Повисла очередная небольшая пауза. Теперь я точно знал, что Экуппа тщательно подбирает слова. В такие моменты она всегда, как я уже давно заметил, приопускала голову, подавая ее немного вперед и вниз, и легонько касалась кончика носа указательным пальцем правой руки, иногда даже ритмично постукивая по нему изящным пальцем.

– Да, – наконец, скорее выдохнула, чем проговорила девушка и, как будто, даже уменьшилась в размере, хотя не ссутулилась, – есть еще одна чрезвычайно важная вещь, которую я давно пытаюсь тебе сообщить. Дело в том, что я совсем неслучайно. Помнишь, тот момент, когда чуть не умер мой кот? Так вот…

Внезапно она замолкла на полуслове, а я почувствовал легкую волну какого-то непонятного душевного подъема.

– Кажется, на Эмму кто-то напал! – испугалась Экуппа. – Нужно срочно ей помочь!