Текст книги "Завтрашний ветер"

Автор книги: Владимир Файнберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 14
«Мне нужна твоя помощь…»

– Послушай, ты умеешь врать? – спросил после обеда Владилен Алексеевич, когда мы остались одни на веранде. Мать ушла на работу.

Я не знал, как ответить, хотя врать, конечно, умел. На всякий случай я помотал головой.

– Нет, умеешь, – задумчиво сказал Владилен Алексеевич. Он лежал поверх одеяла на кровати, а я сидел на табуретке рядом. – Вот и сейчас соврал.

Я отвернулся и поглядел в раскрытое окно. Там жужжала оса – хотела залететь сюда, на веранду, и всё боялась, висела в воздухе.

– Так или иначе, но я всё равно понял, что здесь побывала наша уважаемая Полина и всё объяснила про мою болезнь и скорую погибель… Можешь не отводить глаза. Для меня это уже не имеет ровно никакого значения. Можешь это понять?

Я промолчал.

– Так вот, брат, – сказал Владилен Алексеевич, приподнимаясь с кровати. – Мне нужна твоя помощь. Сейчас никто, кроме тебя, не может мне помочь. Серьёзно говорю. Поэтому слушай: я доверяю тебе одну тайну. Надеюсь, ты хоть не проболтаешься. Да или нет?

– Нет. Никому не скажу.

– Ну и отлично. – Он сел на кровати. – Значит, так. Съёмки остановились на неделю. Сам знаешь почему. Торчать здесь на веранде и попивать молочко мне просто некогда – каждый день дорог. Каждый час. Это тебе жить в двадцать первом веке, а мои дела кислые…

Он встал и заковылял по комнате без палки.

– Значит, у нас есть семь дней. Громадных летних дней. Почти вечность. Видишь, как я хожу?

– Вижу.

– Ничего ты, брат, не видишь… – Он усмехнулся. – Я с удовольствием взял бы сейчас рюкзак на плечи и пошёл куда глаза глядят пешкодралом!.. Да уж поздно. А ведь с детства мечтал. Да не получалось почему-то. То учился, то картины снимал…

– Вы ещё ходите хорошо, вон даже без палки совсем.

– Так далеко не уйдёшь, брат Валерка. – Он остановился напротив меня и оперся о край стола. – В общем, ситуация такая: у меня появилась последняя возможность поглядеть на вольный мир не из окна больницы, а ноги уже отказывают. Знаешь, что мне сейчас необходимо?

– Костыли?! – догадался я.

Он помотал головой:

– Нет, костыли – это уже как-то совсем не то. Определённо не то. Лодка мне нужна. Мне вместо ног нужна лодка.

– Правильно! – сказал я. – На лодке куда хочешь уплыть можно! Наравне с любым здоровым.

– Ну вот как ты всё отлично понял. Верно, Валерка.

В лодке я буду независим от этих дрянных штук. – Он хлопнул рукой по коленям. – Вот я и предлагаю тебе завтра же с утра пораньше отплыть со мной в путешествие.

– Куда? – обрадовался я.

– Вниз по реке. – Владилен Алексеевич нагнулся к моему лицу. – Но с этого момента ты должен держать язык за зубами. И не вздумай проговориться. Это тайна. Только ты. И только я. Больше никто не знает.

– И матери не говорить?

– И матери.

– Она ругаться станет, – сказал я и испугался, что он раздумает взять меня с собой.

– Мы записку оставим, – сказал Владилен Алексеевич. – Иначе всей затее крышка. Они лишат меня последней радости, эти милые, заботливые люди. «Режим», «покой»! Если б я не сопротивлялся этой чепухе, я бы равно уже скис. Знаешь, брат, некоторые врачи втихомолку удивляются, что я ещё жив!

Он засмеялся.

– Знаю. А почему?

– А потому, – серьёзно сказал он, – что человека создаёт сопротивление окружающей среде. Этого ты сейчас не поймёшь. Хоть запомни на будущее. Сопротивление окружающей среде. Очень важно.

– Понятно, – буркнул я.

– Меня вот окружает моя болезнь. – Он показал на палку, на пузырьки с лекарствами, на постель. – А я стараюсь вести себя как здоровый человек, сопротивляюсь.

– А может, это вам вредно?

– Что вредно?

– Лекарства не есть.

– Я их ем. Я, брат, уже объелся этими лекарствами, целую аптеку съел. И с собой возьмём все лекарства. И вообще давай-ка подумаем, что мы возьмём с собой. Тащи ещё одну табуретку, садись к столу. Составим список.

Мы уселись. Он раскрыл свою тетрадку на самой последней странице, взял авторучку.

– Ну, давай думать… Лодка с вёслами у нас есть. Палатка с надувным полом, два одеяла и рюкзак будут вечером. Организовал. Как тебе понравились удочки и всё прочее? Годится?

– Ещё как! – сказал я. – На любую рыбу! А червей я всегда накопаю.

– Ну и хорошо. Чайник или чистое ведёрко, котелок, сковородку, ложки достать сможешь?

– Могу, – сказал я и вспомнил, что котелок-то у меня в тайнике. – А есть чего мы будем?

– В основном рыбу, – сказал Владилен Алексеевич. – Как думаешь, наловим?

– Запросто. А ещё я могу картошки взять хоть целый мешок.

– Мешок – это много. А килограммов пять хорошо бы. Потом я тебе дам денег, сходи купи, пожалуйста, подсолнечного масла две-три бутылки для жарева, да ещё – самое главное – хлеба нам надо будет взять батонов десять. Что ещё?

– Соль нужна для ухи.

– Отлично, Валерка, соль. Чай. Спички. Сахар.

– Топорик нужно взять. И нож.

– Есть топорик и нож! Записываю. Всё?

– Можно пшена взять. Кашу сварим.

– Хорошо, пшена.

– А ещё помидоров и огурцов!

– Ну, брат, целый магазин получается. Может, взять ещё сыра и колбасы?

– Колбасы хорошо бы! – обрадовался я.

Владилен Алексеевич засмеялся:

– Отлично, Валерка, так и быть, возьмём лично для тебя ещё и колбасы.

– Вроде всё…

Владилен Алексеевич аккуратно, столбиком, записал всё, что мы решили взять в путешествие. Получился длинный список.

– Ага! Кружки забыли для чая!

– И ещё лекарства, – вспомнил я.

– Ну хорошо, лекарства… Всё?

– Всё.

– Так вот. Это хозяйство надо будет погрузить прямо в лодку сегодня же, чтоб никто даже понять не успел, что мы собираемся удирать. Палатку, одеяла и рюкзак к восьми часам вечера подвезёт прямо на берег один верный человек – наш шофёр.

– Он знает?

– Знает. Я обо всём с ним договорился. Он и телеграмму даст мне на Бычью пристань накануне того дня, как Николаю Сергеевичу выписываться из больницы.

– Бычья пристань – это где?

– Что ж ты – местный, а не знаешь? Она всего в трёх четырёх днях плавания вниз по реке. На правом берегу. Обратно на пароходе поедем.

– А моя лодка?

– Как-нибудь доставим. Не беспокойся.

– Значит, и вы умеете врать, – сказал я. – Говорили, только мы с вами знаем тайну, а тут ещё и шофёр!

– Ну, Валерка, он же не главный в заговоре. Главный, пожалуй, ты. Кстати, глянь-ка, я даже карту достал, вернее, срисовал схему сегодня у вас в райисполкоме.

Мы посмотрели карту.

Вот она.

Я сразу узнал все знакомые места. Будто с самолёта увидел.

Потом Владилен Алексеевич вырвал из тетради чистый лист и написал на нём большими буквами:

«Уважаемая Ефросинья Васильевна!

Я и ваш сын Валера уплываем в небольшой туристский поход. Вернёмся домой дней через шесть. Не волнуйтесь. Валера помогает мне в одном важном деле. Тем более, что вы хотели от него отдохнуть. Еды у нас вдоволь, есть палатка, одеяла…»

Я-то знал, что мать особенно сердиться не станет. Она привыкла, что я часто ночую не дома. Но Владилен Алексеевич сказал, что порядочные люди должны оставить записку.

Глава 15
Я становлюсь капитаном

И вот в пять часов утра мы отплыли в наше тайное путешествие!

Нас никто не видал.

Ещё вечером на «газике» прямо по берегу подкатил шофёр. Он привёз не только палатку, одеяла и рюкзак, но даже и две брезентовых куртки с капюшонами. Мы уложили в лодку все наши вещи.

Ночью я ворочался на постели и думал, как это мы станем путешествовать с Владиленом Алексеевичем совсем одни, и боялся проспать.

Я бы и проспал. Я проснулся, потому что Владилен Алексеевич тянул меня за вихор. Он был очень весёлый. Я ещё никогда не видал, чтоб он был такой.

– Капитан, – прошептал Владилен Алексеевич, – свистать всех наверх!

…Когда мы отплывали, всё небо было покрыто тихими облаками.

– Погода благоприятствует, не будет жары, – сказал Владилен Алексеевич и сам взялся за вёсла. Грёб он ровно, без шума. Лодка начала перерезать Казак.

Только сейчас я увидел, как много в ней груза. Корма была почти вровень с водой – так погрузилась лодка.

В реке плескалась рыба.

Я сидел на корме между рюкзаком и свёрнутой палаткой и показывал, куда плыть, потому что сначала нам надо было заехать на второй остров в мой тайник за котелком.

Река была ещё пустая. Только вдалеке, там, где начиналась запретная зона, как опрокинутый гриб, чернел какой-то человек в лодке. Наверное, это старик Таточенко снова выехал на свой тухлый промысел…

– Слушай, Валерка, теперь расскажи, пожалуйста, почему ты сначала назвал себя Александром? Непонятно.

Я рассказал.

– Чудак, – усмехнулся Владилен Алексеевич, равномерно заводя вёсла в воду. – Если так рассуждать, то Валера – имя, наоборот, геройское… Ты что-нибудь слыхал, например, про Валерия Чкалова?

– Знаю. Это был какой-то лётчик.

– И всё? Так знать – ничего не знать. Это был необыкновенный лётчик. Он ещё до войны на стареньких наших самолётах совершал чудеса. Кто первым перелетел из Москвы через Северный полюс в Америку? Он. Это был смелый, красивый человек. Он однажды знаешь что учудил? Промчал на самолёте под речным мостом! Представляешь, какая нужна точность глаза и твёрдость руки? Но это ещё не самое поразительное. Вот что рассказал мне один человек, который был лично знаком с Чкаловым. Однажды зимой Чкалов ехал в поезде. Он стоял в тамбуре вагона и просто смотрел в раскрытую дверь на зимние поля. Вдруг у него слетела с правой руки новенькая кожаная перчатка. Слетела в снег. А поезд мчит дальше. Вот что бы ты в ту же секунду сделал на его месте? Я задавал этот вопрос десяткам самых разных людей, и никто не догадался.

– Я бы затормозил поезд!

– Поезд? Из-за перчатки? А вот твой тёзка Валерий Чкалов быстро снял с другой руки левую перчатку и швырнул вдогон правой. Одна перчатка не нужна никому, а человек, который найдёт обе, наверняка обрадуется… Нет, брат, имя у тебя вполне приличное.

– Правым веслом гребаните!

– Есть правым! – отозвался Владилен Алексеевич.

Мы уже подходили к проливу между первым и вторым островами.

Я глядел, как управляется с вёслами Владилен Алексеевич, и думал, что здорово вот так сидеть, развалясь на корме, без всяких забот, и солнышко уже пригревать начинает, а лодка знай себе плывёт к тайнику.

Меня ещё никто никогда не вёз в лодке. Я всегда грёб сам и всегда почему-то спешил. А тут спешить некуда: рыбу на базар не тащить… Мы уже подплывали к песчаной отмели второго острова, когда я понял, что лучше плыть прямо к тайнику, чем пешком через весь остров тащиться, и велел Владилену Алексеевичу сворачивать в пролив.

Он оглянулся, утёр рукой лоб и повернул лодку.

В проливе мы поплыли медленней. Владилен Алексеевич всё глядел по сторонам на берега островов, реже взмахивал вёслами. Может быть, устал?

– Теперь налево, – сказал я, когда мы вышли в Гниловод, – вдоль этого берега.

Мы были уже совсем близко от моего тайника, когда я увидел под ивой на своём прикормленном месте того самого старика рыболова в высоких сапогах. Он опять закидывал свои удочки в водоросли на середину Гниловода…

«Ловить не знает как, а на чужое место лезет. Как бы котелок не упёр», – подумал я.

Владилен Алексеевич осторожно обогнул его разноцветные поплавки, мёртво стоящие на воде.

Глава 16
История старика рыболова

– Теперь прямо в берег, вон в те кусты, – сказал я.

– Есть, капитан! – Владилен Алексеевич послушно направил лодку в берег.

А старик рыболов замахал мне рукой:

– Мальчик, мальчик, объясни всё-таки, на что ты тогда ловил?!

– Некогда мне, – ответил я и отвернулся.

Лодка носом раздвинула ветки кустов и с ходу вплыла прямо в канавку.

– Здорово! – удивился Владилен Алексеевич. – С реки ни за что не догадаешься! Замаскировано.

– С берега тоже, – сказал я.

Котелок был на месте.

Владилен Алексеевич взглянул на часы.

– А не сделать ли первый привал? Мне, откровенно говоря, что-то есть захотелось…

– И мне, – сознался я.

Я помог ему вылезти из лодки, и скоро у нас уже трещал костёр и в котелке, висящем на проволочных рогульках, вскипала вода для чая.

– Вытаскивай из рюкзака колбасу, сахар и прочую бакалею, – сказал Владилен Алексеевич, а сам стал нарезать хлеб.

Когда мы всё нарезали и разложили на листе газеты возле костра, у меня слюнки побежали.

Вот тут-то к нам из-за кустов и вышагнул тот самый старик в резиновых сапогах.

– Дымок увидел. Не откажите посидеть у костра в компании, а то я здесь на острове один робинзонствую…

– Пожалуйста, – сказал Владилен Алексеевич, – милости просим. Чай закипает. Закуска разложена. Угощайтесь, присаживайтесь.

– С удовольствием! – сказал старик. – Сейчас вернусь.

Он повернулся, раздвинул кусты и скрылся в зарослях.

Вот всё-таки нахальный старик! Почуял, чужим угощением запахло, и сразу припёрся. А Владилен Алексеевич неужели не понял, что ему не просто посидеть с нами хочется, а чужой еды?

– Владилен Алексеевич, – не стерпел я, – что ж это мы ему и колбасы нашей дадим?

– Конечно, – шёпотом ответил он, – у нас ведь много. И потом, цени, когда незнакомый человек доверчиво подходит к твоему костру. Тем более, этот рыбак сейчас расскажет нам свою жизнь.

– Да ну?! – тоже шёпотом сказал я. – Откуда вы знаете?

– Клянусь, – сказал Владилен Алексеевич, – сам удивляюсь. Мне все почему-то рассказывают свою жизнь.

Что мне до жизни какого-то чужого старика, тем более он хочет колбасу нашу слопать! Но я ничего этого не сказал, чтобы Владилен Алексеевич не подумал, будто я жмот.

Чай закипел. Я стал доставать кружки.

– Чего ж две вынул? – спросил Владилен Алексеевич. – Нас ведь трое будет. Отвинти колпачок от термоса – вот и третья.

Старик вернулся с какой-то кастрюлей в руках.

– Обождите чай пить! – сказал он, открывая крышку. – Ещё не остыла. В самый раз.

Там была варёная картошка. Тоже невидаль!

– Вот спасибо! – обрадовался Владилен Алексеевич. – Без картошки, да ещё в мундирах, наша жалкая закуска ничего не стоит. Присаживайтесь. Валера, дай-ка товарищу хлеба и соль пододвинь.

– Не беспокойтесь, картошку я перед рыбалкой уже ел, а вот чайку за компанию выпью.

Владилен Алексеевич отдал ему свою жестяную кружку, а себе взял крышку от термоса, плеснул туда воды, вынул из нагрудного кармана куртки жёлтый флакончик с таблетками…

– Это что у вас, – протянул старик руку к флакончику, – случайно не от стенокардии?

– Совсем от другого, – ответил Владилен Алексеевич, запивая таблетку водой. – А что у вас – сердце?

– Оно, – сказал старик. – Доктора приказали изменить образ жизни. Впервые за рыбалку взялся. Палатка. Робинзон. Словом, активный отдых на природе…

Старик с хрустом отгрыз от куска сахара и прихлебнул из кружки.

– Угощайся, Валерка, – сказал Владилен Алексеевич и взял картошку из кастрюли старика.

Я кивнул, потому что рот у меня был уже набит хлебом и колбасой.

– А сердце своё я испортил за пять минут на всю жизнь, – медленно сказал старик, и тут я посмотрел на Владилена Алексеевича, а Владилен Алексеевич на меня…

«В самом деле чудно, – подумал я, – ведь его никто не просил, он сам начинает рассказывать про свою жизнь».

Я приготовился было снова навалиться на колбасу, да и картошки тоже захотелось, но тут старик начал рассказывать такое, что вся еда вылетела у меня из головы.

– Я, знаете ли, в первый период войны попал в немецкое окружение. Не у меня одного была в ту пору такая судьба, да от этого ведь не легче. Особенно когда ты остался один, а товарищей твоих поубивали, и фронт ушёл куда-то далеко на восток.

По лесам, по опушкам, в основном ночью, я брёл туда, где солнце всходит, – тоже на восток к своим, чтоб перейти линию фронта. Шёл я один целых полтора месяца. Ел сырые грибы, малину… Потом встретил однажды такого же, как я, человека, и дальше мы стали пробираться вместе. Его Петром звали. Фронт уже издалека стал слышен. Артиллерия работала. Ну, нам не терпелось скорей к своим перейти. А ближе к фронту – больше немцев, опасней… По пути была одна полусожжённая деревня. Там ни немцев, ни наших не было. Это я знал точно, потому что встретил в лесу нескольких местных жителей, они и сказали. Вот и пошли мы с Петром через эту пустую деревню в надежде хоть какую-нибудь еду отыскать: оголодали мы страшно…

Входим на околицу. Тихо. Пусто. Поднимаемся в горку по улице. А когда стали спускаться, вдруг видим – прямо посреди улицы фашистский грузовик, а рядом легковая автомашина. От грузовика бензином заправляется. А рядом стоят немцы. Человек шесть. Деваться некуда. Побежишь – сейчас же убьют. Я и говорю Петру: «Прямо на них». Он кивнул. Подходим. А у меня была немецкая зажигалка. Я её вынул, подхожу прямо к офицеру немецкому, прошу бензина налить. Они ничего. Налили в зажигалку бензина, отдают мне. Мы с Петром поворачиваемся уходить. Ну, думаю, пронесло. Только мы двинулись, слышу: «Стой! Документы!»

А документов у нас, кроме моего партийного билета и красноармейской книжки Петра, никаких не было. Всё… Офицер тут же приказал двоим солдатам отвести нас на край деревни и расстрелять.

И вот ведут нас… Воробышки чирикают. И жить остаётся минут десять. По дороге один конвоир увидел брошенную лопату. Он её поднял и, когда мы прошли последний деревенский дом, дал Петру, показал знаками, чтоб мы могилу себе копали.

Начали мы с Петром копать по очереди.

В это время другой конвоир заметил невдалеке колодец. Он что-то сказал своему напарнику и пошёл воду пить. Я сейчас же Петру и говорю: «Бежим к тому вон лесу». А он тихо отвечает: «Ничего не выйдет. Убьют». – «Вот, дуралей, шепчу, ведь всё равно же убьют. Нет выбора».

И мы как побежим к лесу! Вот за эти минуты я испортил себе сердце на всю жизнь.

…Костёр угас. Владилен Алексеевич сидел, оперев подбородок о палку, и с любопытством глядел на старика.

– Ну и убежали? – спросил я.

– Как видишь, – улыбнулся старик. – Меня только пулей в бедро задело, а Пётр вообще цел остался. Самое неожиданное, что, когда мы кубарем слетели в овраг, который оказался перед лесом, там сидели наши – целая группа разведчиков из морской пехоты.

Старик замолчал, допил свой остывший чай, а Владилен Алексеевич сказал:

– Для меня самое интересное в вашей истории – поведение Петра. Вот уж действительно нашёл время сомневаться! Запомни, Валерка, «сомнения – предатели, они проигрывать нас часто заставляют там, где б могли мы выиграть, мешая нам попытаться». Это не я придумал. Это сказал Шекспир – великий умница, английский писатель.

– Он, конечно, был умный, – сказал старик, – только я до сих пор не понимаю, чего так долго сомневался Гамлет. Дело было ясное.

– Это вы насчёт дяди Клавдия? – спросил Владилен Алексеевич. – Но разве можно основывать приговор на показаниях призрака, пусть и родного отца?

Тут они начали говорить про этого Шекспира и совсем непонятных людей. Я почувствовал себя дураком, потому что ничего про это не знал.

Я разозлился и прошел сквозь кусты под иву к удочкам старика. Его поплавки стояли посреди Гниловода, как прежде.

Я выбрал все три его удочки и укоротил лески.

– Дяденька рыболов! – позвал я старика. – Подите-ка сюда!

Когда он подошёл вместе с Владиленом Алексеевичем, я успел наживить червя и закинул одну удочку так, что поплавок закачался в воде рядом с моими ногами.

– Глядите, – сказал я, – ловить надо здесь, под самым берегом.

Клюнуло сразу. Я подсек большого рыбца.

Старик засмеялся и побежал в свою палатку за подсачком.

Я поймал ему ещё двух рыб, потом мы сложили наши вещи, попрощались со стариком и поплыли дальше.

Глава 17
Гроза над рекой

В этот раз сидел на вёслах я сам. Потому что Владилену Алексеевичу понравилось, как я научил старика ловить рыбу на своём месте. Я вправду увидел, что ему понравилось. И мне захотелось показать ещё, как я гребу.

Ведь это Владилену Алексеевичу было с самого начала интересно смотреть на реку и берега второго острова, а я всё это и так видел каждый день. Для меня настоящее путешествие началось только теперь, когда мы поплыли дальше вниз по реке.

Я ещё раньше рассказывал Владилену Алексеевичу, что, говорят, есть острова со своими озёрами и даже речками. Он посмотрел по своей карте, и мы решили плыть сразу к четвёртому острову мимо длинного третьего, который сейчас виднелся далеко впереди. До четвёртого острова было, наверное, целый день хода, да и то если грести без перерыва.

Я грёб изо всех сил.

Владилен Алексеевич сидел на корме и чего-то писал в свою тетрадь.

Мне стало обидно, что он не глядит, как я гребу.

– Чего это вы всё пишете? – спросил я, будто ни разу не заглядывал в тетрадь, и вдруг увидел, что он покраснел. Краска сразу залила всё лицо и даже лоб.

Владилен Алексеевич сначала захлопнул тетрадку, а потом снова раскрыл. Краска сошла с его лица.

– Видишь ли, Валерка, в жизни крайне важно точно выбрать дело, которым будешь заниматься. Пусть это будет самое трудное дело, но чтобы захватывало целиком. Понимаешь? Я всегда думал, что для меня такое занятие – кино. Но вот когда со мной случилась эта штука и я узнал, что болезнь неизлечима, я стал писать стихи. Я понял, что всё, что думаю и чувствую, в кино мне так не выразить, как в стихах.

– Почему? – спросил я и снова подумал, что ему осталось мало жить.

– Да потому, что кинофильм делают много людей: автор сценария, редакторы, актёры, операторы и ещё много народа. Ты сам видел. А мне хочется успеть сказать о многом. Ведь обидно, умрёшь – никто и не узнает, о чём ты думал…

– А о чём это вы думаете? – спросил я и даже перестал грести.

– О тебе, который будет жить после меня, – он сунул тетрадку в рюкзак и глянул наверх, – и о том, что сейчас грянет дождь.

Я и не заметил, что небо стало совсем тёмным. Потянуло холодом.

Я поглядел вперёд. Третий остров только ещё показался…

– Давай-ка поменяемся, – сказал Владилен Алексеевич. – Надо успеть догрести.

– Сам догребу, – ответил я и сильно замахал вёслами, обрызгав Владилена Алексеевича.

– Не бузи, Валерка, по-моему, гроза будет нешуточная, а нам надо успеть ещё палатку поставить.

– А я грозы не боюсь, – сказал я и почувствовал, как по затылку стукнула первая капля.

И сразу река вокруг лодки закипела от дождя. Сверкнула молния.

Владилен Алексеевич протянул мне брезентовую куртку с капюшоном и сам надел такую же, только побольше.

Тут шарахнул гром, да так, что я чуть не выпустил из рук вёсла, чтоб зажать уши. Дождь заливал и реку, и лодку, и нас в лодке.

Я грёб, грёб и грёб, пока не оглянулся на третий остров. Он был уже близко. В заливе среди камышей по колено в воде стояла цапля. Она была белая-белая и стояла на одной ноге.

– Глядите, Владилен Алексеевич! – крикнул я. – Цапля! Я такой белой никогда не видал!

– Это потому, что стало сумрачно. Чем темней, тем ярче светит белое, – сказал он, вытирая воду с лица. – Правь скорей в эту бухточку!

Цапля взмахнула крыльями и медленно полетела над кустами и деревьями. А наша лодка въехала носом в камыш. Мы пристали к острову.

Я выпрыгнул на берег и помог вылезти Владилену Алексеевичу. Дождь бил прямо по глазам. Мы поскорей схватили рюкзак и палатку и кинулись в заросли кустов и деревьев, потому что над островом всё время сверкали молнии и я боялся, чтоб нас не убило.

Наверное, и Владилен Алексеевич боялся, потому что он тоже спешил, неуклюже опираясь на палку. Мы уходили всё глубже и глубже в лес. Мокрая ветка больно хлестнула меня по подбородку.

– Давайте здесь, – сказал я, но гром перебил мои слова.

Я потянул Владилена Алексеевича за рукав куртки. Он оглянулся, и я увидел, какое радостное и весёлое у него лицо.

– Здесь палатку! – крикнул я.

Он помотал головой:

– Негде. Кусты.

Вокруг вправду были одни мокрые заросли, только мне показалось, что он этому рад.

Мы пробирались всё дальше, разгребая листья, как воду.

– Смотри! – Владилен Алексеевич дёрнул меня за плечо.

Лес кончился. На полянке стоял большой сарай. Ворота его были раскрыты. Мы кинулись туда.

Внутри никого не было. Посреди грудами лежала чуть подвядшая трава.

Мы бросили наши вещи, содрали с себя мокрые, дымящиеся от жары куртки и повалились на сено. Дождь лупил по крыше, раскатывался гром, а здесь было сухо и вкусно пахло летом, лугами…

– Здорово нам повезло! – сказал я и хотел кувырнуться через голову, да не вышло.

– Ещё как! – согласился Владилен Алексеевич и сильно потянул носом душистый воздух.

– А мы ведь не хотели сюда, на третий остров, – сказал я.

– Пришлось, – ответил Владилен Алексеевич. – Путешествие не бывает без неожиданностей. В этом вся прелесть. Иначе было бы тошно путешествовать. Как ты думаешь?

И вправду я нисколько не жалел, что нас сюда занесло; мне даже захотелось поспать.

Я обошёл весь сарай. В одном месте у стены стояли три косы и грабли. В другом было сломанное весло. Слева у входа лежала груда хвороста.

– Давайте разожжём костёр! – сказал я.

Но мне никто не ответил.

Владилен Алексеевич спал на сене. Брови его были сведены, будто ему было больно, а губы улыбались…

Дождь всё так же одинаково тарабанил по крыше сарая.

Я зевнул и тоже улёгся спать.

…Когда я проснулся, у входа трещал костёр. В котелке что-то фыркало и дымилось.

Владилена Алексеевича видно не было.

Я прислушался. Гром перекатывался где-то вдалеке. Я встал и подошёл к выходу. Дождь кончился.

В котле кипела пшённая каша.

– Владилен Алексеевич! – крикнул я в лес.

– Я здесь, – тихо послышалось слева.

Я оглянулся. Владилен Алексеевич сидел совсем рядом на пеньке какой-то один-преодин. Мне захотелось спросить, а есть ли у него родные.

Где-то, должно быть у нашей пристани, два раза прогудел пароход.

– А я заснул, – глупо сказал я.

– Сейчас будем ужинать, – отозвался Владилен Алексеевич. – Уже, наверное, девять. Я часы в сарае оставил.

– Полдесятого, – сказал я, помешивая кашу. – «Комаров» только прогудел.

Владилен Алексеевич удивился.

За ужином я рассказал ему, как узнавал время, когда жил в своём тайнике.

– Ну и Валерка! У тебя вместо циферблата река, а вместо часовых стрелок пароходы!

Когда мы поужинали, стало темнеть. Снова ложиться спать не хотелось.

– А давай-ка посмотрим, как там наша лодка, – сказал Владилен Алексеевич. – Я боюсь, что в ней полно воды.

– Заодно и котелок почистим, – сказал я.

Мы захватили котелок и пошли на берег по еле заметной тропинке между кустов.

Лодка наша была на месте. Тихие волны время от времени шлёпали по низкой корме. Воды в лодке было много.

Вычерпывать большим алюминиевым котелком – всё же совсем не то, что консервной банкой. Я быстро выплескал всё, что налил дождь. Потом вычистил котелок песком.

– Пошли обратно? – спросил я.

Владилен Алексеевич стоял спиной ко мне у самой воды и глядел, как светят красный и зелёный огни бакенов на фарватере.

Сверху по реке шёл «Владимир Комаров». Пароход был белый, он и вправду будто весь светился сам по себе среди сумерек.

Вдруг на нём зажглось электричество. Во всех иллюминаторах, на всех палубах, надстройках и мачтах. Белизна сразу пропала. Пароход стал похож на огромную раскалённую головешку. Вода шипела под его носом.

– Обратно когда пойдёт?

Я понял, что он спросил про «Комарова».

– Обратно с моря дней через пять. А потом его чуть ли месяц не будет. Он далеко вверх уходит. На самый север. Когда ещё обратно спустится! Через месяц, а то и больше. На пристани расписание висит. Можно поглядеть.

Владилен Алексеевич хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

Я понял, что это расписание ему уже ни к чему…

Мы повернулись и пошли.

Владилен Алексеевич только один раз оглянулся на пароход, который уже проплыл мимо красного и зелёного огней.