Текст книги "Тропой флибустьеров (Очерки)"

Автор книги: Владимир Верников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Кому поклоняются лесные негры, есть ли у них свой бог? Да, бог есть, но не один, а много. Почему? Да потому, что они язычники, сохраняющие старинные африканские культы, и каждое племя, по традиции, чтит сразу нескольких богов. Высшим божеством считается Ньанкомпон, нечто всесильное и всевидящее, мудрое и доброе, справедливое и бескорыстное. Есть еще добрый и злой змей, добрый и злой крокодил, злой паук, добрый тигр и другие мифологические божества. Характерно, что парамакканы никогда не пугают своих детей злыми духами, никогда не наказывают их.

Едят лесные негры много и практически все, что растет, плавает и ползает, как сказал, улыбаясь, Альбрехт. За века, проведенные в сельве, они привыкли довольствоваться тем немногим, что было когда-то под силу добыть небольшой группе людей, бежавших с плантаций. Они великолепно знают повадки зверей и птиц, способы приготовления съедобной пищи из различных животных, кореньев, трав и листьев. Вождь утверждал даже, что меню его соплеменников гораздо богаче, чем в хорошем европейском ресторане.

Возможно, это шутка, но в том, что лесные негры не испытывают недостатка в витаминах, сомневаться не приходится – все они отличаются завидным здоровьем и практически не болеют. А в случае ранения на охоте или травмы умело используют настои различных трав и листьев. Позже мне даже продемонстрировали целебные свойства сока какого-то дерева: по приказу вождя один из негров сделал себе глубокий порез на пальце и тут же капнул на ранку сок из сорванной ветки. Кровь в мгновение запеклась, образовав небольшой шов, который уже через день должен зажить.

За разговором мы не заметили, как наступил вечер. Стало намного душнее и еще более влажно – лес и болото отдавали дневное тепло. Свет в хижинах не зажигают (хотя в некоторых я видел свечи и керосиновые лампы – одни из немногих свидетельств цивилизации, проникающей и сюда), а собираются обычно у костров подле входа. Там продолжается еще недолгая беседа, но зачастую люди сидят молча, готовя себе еду. А затем селение погружается в сон. Почти все лесные негры спят в самодельных гамаках, подвешенных в хижинах, чем-то напоминая походный лагерь древних воинов, остановившихся передохнуть.

Наутро мы вновь пошли смотреть поселение. Заглядывать в хижины без разрешения не принято, а разрешить это может только хозяин – мужчина. Но никого из них в то время уже не было дома – лесные негры славятся в Суринаме своим умением валить лес и сплавлять его плотами по самым коварным рекам, и потому их охотно берут на такого рода работы.

В поселке остались лишь старики, дети и женщины, а остальные с рассветом отчалили на своих каноэ и возвратятся поздним вечером. В субботу и воскресенье они отдыхают– возятся на участках, играют с детьми, выделывают шкуры.

Женщины сидели, поджав босые ноги, у хижин в своих обычных одеждах. Одни готовили еду, другие трепали о камень какое-то волокнистое растение. Из его нитей они ткут вручную примитивную ткань, которую вымачивают затем для придания ей определенного цвета в соке разных деревьев, настоенном на растертых до пыли цветных минералах. Краски получаются яркие, сочные, не выцветающие ни от частой стирки, ни от солнца.

Каждая семья работает только на себя – излишков не делают. Натурального обмена не существует, но охота и рыбалка – дело коллективное, в нем участвуют все взрослые мужчины. Вот так они и живут годы, века…

Лишь через несколько дней нам разрешили побывать в хижине одного из лесных негров. Она оказалась небольшой, сплошь завешанной гамаками. В самом центре ее стояли дюралевые кастрюли заводского изготовления, такие же тарелки и кружки. Ложек, вилок или ножей для еды негры не употребляют. В углу валялось несколько аккуратно зачищенных от коры кусков какого-то дерева.

Резьба по дереву – вычурная, сложная, тонкая – любимое занятие и мужчин, и женщин, и детей, едва научившихся держать нож в руках. Ею украшены лавки, комоды, посохи стариков, весла. Кустарные изделия – ритуальные маски и различные безделушки из дерева с резным рисунком – лесные негры изготовляют и на продажу. Время от времени в поселке появляется какой-нибудь ловкий перекупщик и за гроши приобретает их, чтобы затем в городе перепродать во много раз дороже, – мастерски исполненные, они пользуются большим спросом у приезжающих в страну туристов.

Так в знакомстве с жизнью и бытом лесных негров незаметно прошли четыре дня. На утро был назначен отъезд, а накануне Альбрехт устроил прощальный ужин. Не буду говорить о еде – она была не менее экзотична, чем обед в день приезда. И еще был импровизированный концерт – бурные эротические ритуальные танцы, глухой рокот тамтамов, тонкий голосок свирелей и мягкие, протяжные старинные песни не были похожи ни на что слышанное раньше. Человеческая радость и горе, голоса птиц и зверей легко угадывались в сложном полифоническом звучании инструментов, сделанных самими жителями поселка.

Провожать нас не пришел никто. Ранним утром мы вышли из хижины, где спал уставший от дневных забот вождь, а на окраине поселка нас уже поджидали старые знакомые и вновь тем же способом доставили в каноэ. Легкий толчок шеста о дно, прощальные взмахи руки – и лодка плавно входит в кустарник, надежно укрывающий островок прошлого от окружающего мира.

Но современность упрямо пробивается и сюда, а освоение сельвы, начатое правительством Суринама, безусловно, коснется этих затерянных в лесах потомков беглых рабов. Чтобы навсегда покончить с их изоляцией, бедностью и отсталостью. Молодое независимое государство полно оптимистических планов включить всех этих людей в строительство новой жизни. Сумеют ли адаптироваться, найти в ней свое место гордые и независимые лесные негры – вот в чем вопрос. А пока знакомство с ними – это путешествие в далекое прошлое. Интересное, но и печальное.

Бокситы и независимость

Возвращение в Парамарибо из джунглей было подобно чуду из сказки про Алису в Стране Чудес. Может быть, столица Суринама и не очень подходит для такого сравнения, в ней все же ощутимо чувствуется пульс жизни нашего времени. В городе возводятся современные дома из стекла и алюминия рядом с ветшающими деревянными виллами, небоскребы иностранных банков и корпораций, роскошные отели для богатых туристов. А в северной части столицы, где еще совсем недавно зеленели плантации кофе и цитрусовых, растет новый жилой район местной буржуазии.

История его появления – характерный штрих на портрете всей страны. Когда-то эта земля на самом берегу реки Суринам – свыше тысячи гектаров – принадлежала голландскому латифундисту, и он стриг солидные купоны с выращиваемого на ней урожая. Но постепенно земля истощалась, урожаи падали. Тогда-то он и решил выгодно распродать ее на участки под строительство домов. Цены оказались по карману лишь весьма и весьма состоятельным суринамцам. И вот теперь, спустя всего несколько лет, около сотни роскошных коттеджей из бетона, отделанных знаменитым деревом махагани, уже стоят на месте недавних плантаций.

Но прежде чем начать здесь строительство, надо было осушить близлежащие болотистые земли, провести дорогостоящие дренажные работы, дороги и коммуникации. Все это делала и проектировала фирма, принадлежащая молодому суринамцу Маршелу Мейеру. Познакомились мы случайно в аэропорту Виллемстада, столицы Кюрасао, ожидая рейс в Парамарибо.

Я заметил у него в руках какой-то проспект, изданный на английском языке в Москве, и мы разговорились. Оказалось, он летит домой из Советского Союза, где был на международном симпозиуме мелиораторов. В самолете Маршел много рассказывал о своей стране, о годах учебы в Голландии, о планах его фирмы на будущее. Вместе с ним побывали мы и в этом новом жилом районе, пока самом крупном его проекте.

– Но в сравнении с новым делом он выглядит довольно скромно, – с гордостью замечает Маршел. – Правительство заключило с нами контракт на подготовку площадки для расширения города Моэнго в районе добычи бокситов на востоке страны. Это будет второй по величине город с населением свыше ста тысяч человек, а то, что этот заказ исходит от правительства, накладывает на нас особую ответственность – мы ведь теперь независимая страна.

В Моэнго мне довелось побывать через несколько дней. Широченная автострада пролегла к нему от столицы через девственные леса, болота и десятки небольших рек. Если отвлечься на миг от окружающей природы и то и дело перебегающих дорогу экзотических животных, впечатление такое, будто едешь по современному автобану где-нибудь в Европе или Америке. Это и не удивительно: строили шоссе американцы и голландцы для транспортировки добытых бокситов в порт Ньив-Амстердам.

Сам Моэнго выгодно отличается даже от столицы своими красиво и необычно расставленными коттеджами, чистыми асфальтированными улицами, зеленью ухоженных газонов и другими благами городской цивилизации. Американская компания «АЛКОА» – полновластная хозяйка бокситных разработок – старалась для себя, обосновываясь здесь прочно и надолго. Но и суринамским рабочим, которых тут всего шесть тысяч, созданы условия намного лучшие, чем на других предприятиях страны. Расчет был простой: показать свою «щедрость» в сравнении с голландцами и избежать социальных конфликтов, заставить рабочих не думать ни о классовой борьбе, ни о национализации.

Когда-то в Гвиану колонизаторов и авантюристов влекло мифическое Эльдорадо. Как известно, надежды их не оправдались. Богатые залежи бокситов, найденные в 1915 году в Суринаме, с лихвой затмили легенды о сказочной стране золота. Их добыча сулила такие барыши, что о золоте забыли вообще, отдав промывку речных песков в руки голландских предпринимателей, не потерявших еще надежды разбогатеть на подневольном труде лесных негров.

Первый завод по добыче бокситов начал действовать в 1922 году, и принадлежал он «Алюминиум Компани оф Америка» («АЛКОА»), но полуфабрикат вывозили в США, где из него выплавляли конечный продукт – алюминий. Разработки в Моэнго ведутся открытым способом – ценнейшие руды залегают почти на поверхности земли, что делает их добычу очень дешевой, принося американской монополии и голландскому концерну «Биллитон» баснословные прибыли. Если еще учесть, что содержание алюминия в руде одно из самых высоких в мире – около 25 процентов, – станет ясно, почему так цепко держатся за свои владения неоколонизаторы.

Суринам почти полностью обеспечивает потребности США в бокситах, занимая первое место в мире по их разведанным запасам (6 миллиардов тонн) и третье – по добыче (около 7 миллионов тонн). Сосредоточена она в руках «Суринам алюминиум» («Суралко»), дочерней компании «АЛКОА», контролирующей две трети добычи, и уже упоминавшейся «Биллитон». Годы хозяйничанья этих спрутов в экономике страны нанесли ей огромный ущерб – за океан уплывали бесценные богатства, а колония не имела права голоса: налоги были смехотворно низкими, но бороться с «АЛКОА» за более справедливое распределение доходов Голландия даже не пыталась.

Но постепенно монополии почувствовали, что их беззастенчивый грабеж вызывает недовольство. К тому же в 1954 году Суринам получил внутреннюю автономию от Голландии и стал пристальнее присматриваться к порядкам в своем доме. Уже четыре года спустя правительство вынудило «АЛКОА» заключить соглашение о дальнейшей разведке месторождений бокситов и о строительстве завода по производству алюминия на территории страны. Для этого компания построила в 1966 году мощную электростанцию на реке Суринам, неподалеку от местечка Афобака, и в том же году были получены первые тысячи тонн суринамского алюминия.

Начавшаяся борьба за политическую независимость Суринама, естественно, коснулась и деятельности иностранных монополий в экономике страны. В 1974 году «АЛКОА» согласилась выплачивать вдвое более высокий, чем раньше, налог за вывозимые бокситы, а чуть позднее правительство заявило, что оно увеличит его еще в четыре раза. Монополии пытались было воспротивиться этому, но дело им уже пришлось иметь с суверенным государством, и они уступили. Уступили потому, что по-прежнему в выигрыше, хотя и не таком, как ранее, фантастическом.

Все это мне невольно вспомнилось, когда в сопровождении одного из служащих «АЛКОА» мы ходили по заводу. Правда, разрешение посетить его хозяева дали с оговоркой: никаких цифр, никаких бесед с рабочими – только внешний осмотр. Но даже столь поверхностное знакомство помогло мне почувствовать, как много теряет страна, вынужденная пока мириться с прочно сидящими на ее земле современными пиратами и эксплуататорами.

На память пришли и с гордостью сказанные слова Маршела Мейера: «Это будет второй по величине город с населением свыше ста тысяч человек, а то, что этот заказ исходит от правительства, накладывает на нас особую ответственность – мы ведь теперь независимая страна». Да, у правительства далеко идущие планы взять под свой контроль добычу природных богатств и направить их на благо всего народа для решения стоящих перед Суринамом острых социальных проблем: массовой безработицы, упадка сельского хозяйства, постоянного недоедания, тяжелых болезней, вымирания коренного населения – индейцев и многих других. Страну предстоит вырвать из тьмы неграмотности, вселить в людей уверенность в том, что завоеванная независимость – не громкая фраза, а новая страница в долгой и пока безрадостной истории.

Беседа с министром экономического развития страны М. Кембриджем была долгой и обстоятельной в его кабинете, увешанном бесчисленным количеством карт, схем, диаграмм и графиков. Сделаны они были недавно и отражали недавно начатый процесс, рассчитанный на многие годы, хотя есть и подробно разработанный пятилетний план. Однако мой собеседник почти не прибегал к их помощи – он все знал наизусть.

– Мы начинаем комплексное преобразование страны, – говорил министр, – но начинаем его в невыгодных для нас условиях экономического застоя, отсутствия средств и кадров, политической глухоты большинства населения. Поэтому на первый план мы выдвинули программу развития общего образования. Одновременно с этим мы стремимся увеличить занятость и вложения в экономику, повысить жизненный уровень населения и добиться на всей нашей территории действенного руководства.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы были понятны слова министра. Предоставляя Суринаму независимость, Голландия действовала по уже отработанному англичанами неоколониалистскому трафарету: «Уйти, чтобы остаться». Как это выглядело в данном случае? Довольно просто: выдача двухмиллиардного кредита сопровождалась требованием производить в течение многих лет ту продукцию, в которой заинтересована Голландия. Это был диктат, но Суринам, не имеющий необходимого количества своих специалистов и денег, не мог не уступить, чтобы еще больше не ухудшить свое экономическое положение.

Лес – второе по значению богатство страны. Экспорт древесины ценных и редких пород мог бы дать казне значительные средства, но разработка огромных нетронутых лесных массивов затруднена отсутствием дорог и отдаленностью от портов, тяжелыми условиями труда во влажной сельве и гористой местностью. Сейчас правительство намерено стимулировать развитие этой отрасли, привлекая к работе индейцев и лесных негров и приобщая их таким образом к активной деятельности на благо всей страны.

– Начало всегда тяжело дается, – вздыхает М. Кембридж, – а мы к тому же веками были изолированы от остального мира. Буржуазная пропаганда пугала нас коммунизмом, и многие суринамцы боятся одного этого слова, но мы всерьез думаем о сотрудничестве с социалистическими странами, понимая, как важен для нас их опыт и возможности.

Правительство думает о строительстве новых предприятий по переработке риса, кофе, цитрусовых, какао и других культур, которыми богата страна и которые экспортирует. О возведении новых электростанций на своих крупнейших многоводных реках. О привлечении частного капитала в горнодобывающую и деревообрабатывающую промышленность. О прокладке новых дорог к еще не освоенным богатствам железной руды и нефти и о многих других важнейших проектах, которые сразу были бы заметны в намеченной общей программе становления независимого Суринама.

Да, много сложных проблем, пришедших с провозглашением политической самостоятельности, ему предстоит решить. Половина населения страны занята в сельском хозяйстве, но это в основном батраки на плантациях голландских и местных латифундистов или влачащие жалкое существование мелкие семейные фермеры. Поэтому не удивительно, что столь богатая страна, где можно получать по два урожая в год, ввозит абсолютное большинство продуктов питания: растительное масло и консервы, мясо и молоко, зерно, кондитерские изделия и даже фрукты и овощи.

У этого парадокса есть свое объяснение: часть населения, особенно креолы, осевшие в городах, от всех предшествующих поколений унаследовали не просто отвращение, а ненависть к труду на плантациях и к сельскохозяйственному производству вообще. Они считали его рабским, унижающим их человеческое достоинство.

Нищета и отчаяние гнали десятки тысяч обездоленных суринамцев на чужбину, в основном в Голландию, где они надеялись получить хоть какую-нибудь работу. В Парамарибо даже одно время в ходу была весьма грустная шутка: хотелось бы знать, кто будет последним, чтобы выключить свет в городе и аэропорту? Не случайно поэтому премьер-министр Суринама в своем послании к нации в день провозглашения независимости с болью произнес: «Соотечественники в изгнании, возвращайтесь домой, на землю ваших предков, вы нужны ей, теперь она – ваша. Сообща мы можем ее сделать счастливой и быть счастливы сами».

Счастье… Пока оно еще – призрачная синяя птица для абсолютного большинства жителей этой древней и богатейшей страны. И понятие о нем разное у народов, ее населяющих. Счастлив городской креол уж тем хотя бы, что имеет работу и крышу над головой. Счастлив лесной негр, которого освоение сельвы не сорвало с насиженного места в поисках другого царственного уголка. Счастлив местный богач-индиец, наживающийся на труде своих сограждан. Счастлив простой индеец, живущий почти как в первобытные времена…

«Солнце светит для всех одинаково», – гласит популярная суринамская пословица. Одна большая пятиконечная звезда – по числу населяющих страну пяти этнических групп – на бело-красно-зеленом флаге независимого Суринама. Символика, целиком совпадающая с мудростью пословицы. Как хочется, чтобы она стала реальностью! Ведь за это пролито столько крови, которая у всех одного цвета – красного.

В добрый путь, молодой Суринам!

ПИНОС: СОКРОВИЩА РЕВОЛЮЦИИ

Взгляните на карту: между 21-й и 22-й параллелями и 82-м и 83-м меридианами на безбрежной синей глади океана есть небольшая точка. По форме своей этот островок напоминает небольшую рыбку, несущую на своем хребте тяжелый камень. В справочнике можно прочесть, что с севера на юг остров протянулся на 54 километра, а с востока на запад – на 58. Крошка…

Однако какая же громкая и лихая слава у нее, сколько легенд связано с ее именем! Остров Пинос – ныне часть Республики Куба – пережил многовековую историю бурных событий, проносившихся в этих местах подобно тайфуну. Но судьбе было угодно распорядиться так, что именно здесь, на Пиносе, начались преобразования, о которых другие острова Карибского моря пока лишь мечтают. И новая слава, пришедшая к нему, затмила старую, хоть и громкую, но… пустую.

Поднявшись с гаванского аэродрома имени Хосе Марти, самолет – небольшой «ИЛ-14» или «АН-2» – через несколько минут уже летит над морем. Внизу проплывают саблевидные, совсем крохотные и необитаемые островки, купающиеся в густой синеве, а за ними в ультрамарине вод неожиданно появляется более крупный остров. Расстояние скрадывает детали – видны лишь его зеленое ожерелье да серебристые отмели, рыбачьи суда, белостенные длинные здания и белая пена прибоя. Это и есть Пинос – всего двадцать минут лёта от Гаваны.

Ошибки великих мореплавателей нередко приводили к приятным и важным открытиям – история знает немало тому примеров. Точно так же было и с Пиносом. Отправившись во время своей второй заморской экспедиции на поиски земель, относящихся к Индии, Христофор Колумб был уверен, ступив 3 июля 1494 года на живописный клочок суши, что это часть их. Но остров оказался почти необитаем. Присоединив его к бесчисленным по тем временам владениям испанской короны, он назвал его «Сан-Хуан-Эванхелиста».

Как говорится, лиха беда начало. Вскоре другие испанские мореходы переименовали его в остров Святой Марии, а в 1514 году небезызвестный конкистадор Диего Веласкес, проплывая мимо, окрестил его Сантьяго. Но мадридскому двору это не понравилось, ему по душе пришлось более пышное название – Колония королевы Амалии. Затем последовали новые имена: Забытый остров, Остров попугаев, Остров пиратов, Остров сокровищ (утверждают, что Стивенсон со слов бывалых людей описал в своем знаменитом романе именно Пинос), Остров 500 казненных и так далее.

Но обширные хвойные леса, покрывавшие когда-то всю землю острова, дали ему название, которое оказалось самым стойким: Пинос – сосновый остров. Даже «рыцари удачи», сделавшие его на долгие годы своим пристанищем, называли его между собой только Пиносом. Правда, совсем недавно появилось еще одно имя – Остров молодости, отразившее новую эпоху в долгой истории Пиноса.

Остров пиратов

От административного цента острова, города Нуэва-Херона, гладкое, до блеска накатанное новое шоссе идет к заливу Сигуанеа. Мчимся мимо новеньких школьных корпусов, мелькают по сторонам лишь таблички с их названиями, мимо, а вернее – сквозь бесконечные плантации цитрусовых, огибая десятки искусственных водохранилищ, которые дают влагу садам. Невысокие деревца сплошь усеяны золотисто-зелеными плодами – не пришел еще срок сбора урожая, и апельсины и грейпфруты склоняли своей тяжестью ветки до самой земли. Как яблоневые сады у нас на Украине или в Молдавии.

Конечно, сравнение это чисто внешнее – все здесь другое. И земля, и климат, и история.

История Пиноса. Ее не надо искать где-то в тиши библиотечных залов Гаваны, а достаточно зайти в местный музей – здесь же, совсем рядом с плантациями цитрусовых и новыми школами. Уютно устроенный в островерхом здании бывшей лютеранской церкви, это, наверное, самый оригинальный музей в мире. И, глядя на его экспонаты, невольно вспоминаешь о прочитанных когда-то книгах приключений…

Шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый века. Угрюмые лица «железного» Фрэнсиса Дрейка, Эдварда Мэнсфилда, Генри Моргана, Джона Кука, Эдварда Дэвиса и других знаменитых пиратов. Это они сделали Пинос своим главным «опорным пунктом», говоря современным языком, отсюда совершали свои набеги на суда и города в районе Карибского моря. По узким и длинным рекам, некогда протекавшим здесь, они проникали в глубь острова, чтобы передохнуть, пополнить через буканьерос – торговцев съестным – свои запасы, разделить и припрятать добычу.

Знаменитый кубинский географ и спелеолог Антонио Нуньес Хименес, многие годы отдавший исследованию Пиноса, отмечает в своих записках: «На острове всё – от устного фольклора и до названий маленьких селений и бухт – связано с пиратами. Когда старый житель острова – истинный пинейро – начинает свой рассказ, вы тут же услышите о громадных сокровищах, спрятанных пиратами и кем-то из его давних знакомых частично найденных, и о попугаях, которые ведут разговоры даже на философские темы. Но мало кто знает, сколько отчаянно бесстрашных искателей приключений, корсаров и пиратов навсегда остались в бесчисленных пещерах, в лесах и болотах, а то и просто на побережье. Я-то видел их кости…»

Тот же Хименес считает, что самая западная точка острова – Французский мыс своим названием обязан французскому пирату Франсуа Леклерку. Небольшой заливчик Джаль явно связан с именем не менее известного пирата Корнелиса Джальса. Мыс Пепе, безусловно, напоминает о пребывании легендарного Пепе с острова Мальорка, известного больше как Мальоркиец. Есть еще здесь русло Корсаров, названия, указывающие на Фрэнсиса Дрейка и погибшего на Пиносе французского флибустьера О Нао.

О ратных «подвигах» многих из них хорошо известно. Как правило, все им сходило с рук. И лишь однажды дело чуть не дошло до крупного скандала. Когда в 1822 году уже упоминавшийся Мальоркиец со своей ватагой атаковал и разграбил английский торговый корабль, Лондон пригрозил испанским властям оккупировать Пинос, если они не изгонят оттуда пиратов. Мадриду пришлось отступить: вскоре на острове высадился подполковник артиллерии дон Клименте Дельгадо с 14 солдатами и 12 каторжниками. Морской разбой в этих краях к тому времени и без того шел на убыль, а тут еще начались фортификационные работы, делавшие Пинос неприступным. Словом, стало спокойнее.

Историки не раз высказывали предположение, что колонизация острова была прямо связана с пиратами и контрабандистами, хозяйничавшими здесь и вершившими свое правосудие. Так, к концу XVIII века на изрезанном невысокими горными цепями Пиносе, площадь которого 2199 квадратных километров, постоянно жило всего 86 человек – 14 рабов и 72 вольных поселенца. Три семейства, «сильные мира сего», – Дуарте, Салавери и Сайас – были хозяевами всего скота. Снабжая мясом пиратов, они жестоко эксплуатировали немногочисленное население.

Лишь в 1830 году, с образованием Нуэва-Хероны и завершением строительства военных укреплений, число жителей начинает увеличиваться. Однако все старания испанских властей принудительно заселить остров кончаются неудачей – слишком уж дурная слава была за ним, да и климат оставлял желать лучшего. Даже к концу века на Пиносе было всего 3199 жителей, из которых 1916 человек не имели работы.

Зато в это время к острову приходит иная, не менее мрачная слава: он становится местом ссылки противников испанского господства на Кубе. Многие участники освободительных войн 1868 и 1895 годов томились здесь в ужасающих условиях. Здесь же провел в заточении многие годы национальный герой Кубы Хосе Марти – домик, в котором он жил со своей семьей и писал страстные революционные стихи, сохранился, сейчас в нем создан музей.

Но вернемся еще ненадолго в музей пиратов. Вглядимся в черный флаг с непременным изображением черепа со скрещенными под ним костями – он украшал грот-мачту, в резную статую неизвестного святого на носу шхуны, в тупо ощетинившиеся пушки вдоль борта и в карту, висящую на стене. Да, это Пинос. Весьма и весьма подробное изображение его, немало помогавшее пиратам.

Оказывается, в 1792 году в их лапы после налета на очередное судно случайно попал секретарь испанского вице-короля в Лиме дон Дионисио Франко, плывший из Картахены на Кубу. Корсары тут же сообразили, какую неоценимую пользу он может им принести, и отправили его на Пинос, пригрозив самыми страшными пытками, если он не удовлетворит их требование. За полтора месяца плена дон Дионисио и составил эту карту, присовокупив к ней весьма и весьма любопытный рассказ обо всех своих приключениях.

Он же был первым, кто утверждал, что у берегов Пиноса лежат затопленными три испанских судна: «Санта-Паула», погибшая 12 августа 1679 года, «Дон Карлос», разбившийся о рифы 19 июня 1698 года, и «Сан-Доминго», потонувшее 21 апреля 1715 года. Все эти три судна везли из Перу награбленное у индейцев золото и серебро. Пятнадцать миллионов долларов – так оценивают и поныне не унимающиеся кладоискатели сокровища, лежащие якобы в морских глубинах совсем неподалеку от Пиноса. Но ни одна из попыток найти их до сих пор не увенчалась успехом.

Правда, несколько лет назад кубинские рыбаки случайно обнаружили небольшую бригантину, и аквалангисты достали из ее чрева солидное число золотых монет. Поднять ее саму на поверхность не удалось, так и лежит она, полуразвалившаяся, на рифах юго-восточной части острова. И неизвестно, о ней ли говорил дон Дионисио, или это совсем другое судно.

А о том, насколько легко было здесь заблудиться и наскочить на рифы, говорит история со знаменитым путешественником и естествоиспытателем Александром Гумбольдтом. Сбившись с пути, он в течение многих дней безуспешно искал среди множества крохотных островков путь к «единственному острову, чья площадь в четыре раза превосходит площадь острова Мартиника и где строгие, выжженные солнцем горы увенчаны величественными соснами». Гумбольдт искал Пинос. И было это уже в нашем XX веке.

И тогда, в начале нашего века, еще не перевелись сорвиголовы, мечтавшие о славе Моргана и Дрейка, страстно желавшие быстро разбогатеть. Некто Андухар Гомес, по прозвищу «Красавчик», со своей братвой целых двадцать лет – с 1910 по 1930 год – наводил ужас на малые суда, бороздившие Карибское море. Какой из бесчисленных необитаемых островков неподалеку от Пиноса он сделал своей базой, и поныне неизвестно. Зато точно известны его пиратские приемы, позаимствованные у предшественников.

На подводных рифах вывешивались сигнальные фонари, и суда шли на них, как на маяк. Естественно, они разбивались о камни, команда в панике покидала их, и тут подоспевали на лодках люди Красавчика. Перегрузив к себе добро, они, заметая следы, взрывали корабль. Но однажды удачливого корсара выследили и поймали. Свою непутевую жизнь он закончил в «образцово-показательной тюрьме» Пресидио-Модело, которую к тому времени построили на Пиносе по указанию кубинского диктатора Херардо Мачадо. Предназначалась она для политических противников режима, но нашлось в ней место и Красавчику…

Мрачная романтика прошлого смотрит со стен музея. Забытое, давнее время. Новый мир с победой кубинской революции в январе 1959 года полновластным хозяином пришел на Пинос, преобразив его.

Однако до того, как наступил этот день, были еще десятилетия мрака и самоотверженной борьбы. За нынешнюю жизнь и за сам Пинос.

Остров-тюрьма

Чуть в стороне от главных дорог острова, почти на самой окраине Нуэва-Хероны, где уже начинаются поля и бахчи и где находится знаменитый пляж из мельчайшего черного песка, уныло возвышаются над одноэтажными домами пять гигантских железобетонных цилиндров. Издали они напоминают элеватор. Но это не элеватор.

Это бывшая тюрьма. Печально знаменитая на всю Латинскую Америку Пресидио-Модело – «образцовая тюрьма» в переводе с испанского. Куда до нее царской Петропавловке – русским жандармам явно не хватало воображения…

А здесь оно налицо. И хотя сорваны двери у входа и решетки с клеток, легко представить себе, как все это было. В центре – круглая башня с будкой и гнездами для пулеметных стволов; это сохранилось и поныне. В ней, несколько напоминая заключенного, сидел охранник. А перед ним как на ладони – весь корпус. На всякий случай вход в башню был проложен по подземному тоннелю.