Текст книги "Беглец отовсюду (СИ)"
Автор книги: Владимир Лакодин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
7. Благоразумный господин Бонк
Левый глаз владельца лучшей в Тёсе траттории жил своей особенной жизнью, не сообразуясь с тем, на что смотрит правый. Те, кто хорошо знал господина Бонка, верили, что, когда тот чего-то не договаривает или явно врет, глаз съезжает к переносице. А когда Бонк находится в сомнении или сильном затруднении, он напротив отправляется к левому виску и, как будто всматривается, в туманную даль, пока правым оком трактирщик вполне внимательно глядит на собеседника.
Когда Доктор Хтоний вошел в пустующую по дневному времени тратторию, левый глаз хозяина смотрел в окно, а правый – на оттертую до блеска оловянную кружку, которую Бонк тем не менее медленно оглаживал чистой тряпкой. Заметив посетителя, он развернулся к полкам, что находились у него за спиной, налил в кружку эля из внушительного кувшина и встретил подошедшего к стойке Хтония тем, что поставил перед ним полную посудину.
– Холодный – только что из погреба, – приветливо сказал Бонк, – Не устаю благодарить вас, Доктор, за устройство ледника! Мясо, колбасы – всё хранится прекрасно. А уж как людям понравился холодный эль – ну, вы сами знаете.
– Исключительное изобретение – жаль, нельзя его удержать втайне, – трактирщик изобразил на лице сокрушенную улыбку, – Господин Беренталь из Акраима, побывав у меня, высоко оценил достоинства ледника и успел-таки по весне устроить такой же в своей траттории. Ну и что вы думаете? Половина королевского двора теперь только там и угощается.
Однако и мне жаловаться не пристало. Даже в Недельник – уж на что занятой день – от народа отбоя нет. А в день Ленивый сбиваюсь с ног! Пришлось, конечно, нанять двух женщин, но не скажу, что это для меня слишком обременительно.
Так что, глубокоуважаемый Доктор, снова и снова подтверждаю ваше право на лучший стол в моей траттории в любой день бессрочно и без каких-либо барышей в оплату. Также полагаю, что если с вами будут один-два друга, гостеприимством Бонка смогут воспользоваться и они.
– Ну я рад, что мои скромные познания поспособствовали вашему благородному делу – вкусно кормить людей, – вежливо ответил Доктор Хтоний, уселся напротив Бонка на высокий стул и приложился к кружке с элем, – Что новенького в столице? Давно бывали?
– Недели три назад. А что новенького?.. Должен отметить, столица хорошеет. Изгойское сословие изрядно поприжали к ногтю – спасибо приказным Благородного Дюка. Верите ли, возникла мода на ночные прогулки под музыку с дамами! Еще год назад о том и помыслить было нельзя. Ночью Акраим на семь запоров запирался... Да вы сами знаете, какие типы там промышляли по улицам. Можно было не только голым остаться, но и без головы, спаси нас Ворон!
– И что же за волшебство такое учинил... как вы сказали? Благородный Дюк?
– А вы, Доктор, не слышали о Дюке Морини? О, это чрезвычайно талантливый и умный молодой человек! Думаю, его ждет большая слава и, надо полагать, вскоре он получит очень серьезное влияние. И не только в столице, а по всей стране – попомните мое слово.
Волшебства же никакого не было. Как рассказывают, Благородный Дюк сначала окоротил изгойский народ в Порте Нимф, когда получил его в управление. И как-то раз пригласил погостить в городе Его Величество. Говорят, в один из вечеров он предложил королю полюбоваться луной, встающей над морем, и заодно отдать должное позднему ужину – прямо на берегу.
Ну, конечно, Его Величество озаботился вопросами безопасности, потому что, с тех пор, как в старом городе выстроили большой порт, по ночам в нем стала хозяйничать самая отъявленная рвань. Все же помнят, что там пришлось постоянно держать сотню лучников.
Однако Дюк Морини уверил короля, что ужин будет абсолютно безопасным, потому что порт отныне – самое спокойное место во всей округе. В чем и предоставил убедиться Его Величеству, хоть и в присутствии телохранителей.
Наш достославный король Улаф, как рассказывают, был поражен. И, естественно, вскоре дал особые полномочия Благородному Дюку на благоустройство самой столицы.
– А что, господин Бонк, рассказывают в Акраиме о методах Благородного Дюка? Как мы с вами знаем, решить проблему с изгойскими бандами не удавалось еще никому. Это ведь демонически любопытно! – Хтоний поднял глаза от кружки с элем и вопросительно посмотрел на Бонка, задрав кустистые брови выше возможного.
Трактирщик не спеша достал из под стойки перламутровую табакерку, покрутил ее в руке, как бы раздумывая взять понюшку или не взять? Затем отправил табакерку на место, оперся о стойку обеими руками, сложил губы трубочкой и просвистел задумчивое "фью-фью-фью". После чего снова заговорил:
– Рассказывают не так много, уважаемый Доктор. Отчасти достижения Дюка Морини действительно напоминают волшебство. Внешне было видно следующее: Дюк поделил город на равные части и в каждой выстроил Приказный дом. Затем с ним прибыли люди, которые в этих домах и поселились. Люди не столичные, ни с кем в городе не знакомые и бессемейные. Следует полагать, служивые люди.
Днем их почти не было видно, а вот ночью, когда Акраим запирался, они наоборот выходили на улицы. Что они там делали, трудно сказать. Мало кто видел, мало кто слышал. Но грабежей в городе стало происходить все меньше и меньше. Поубавилось нищих – да так сильно, что попрошайку теперь редко встретишь. Также перестали вламываться в богатые дома – вовсе перестали. Так что, неизвестно как, но Благородный Дюк чрезвычайно благоустроил столицу. Чрезвычайно.
Левый глаз господина Бонка предательски съехал к переносице, а правый глаз заметил, что кружка Доктора Хтония на две трети пуста.
– Еще эля соблаговолите?
– Да нет, спасибо. А вот от пары орешков не откажусь.
Трактирщик не глядя выудил из под стойки миску с жареными в соли древесными орехами и поставил перед гостем. Доктор Хтоний двумя пальцами взял один орешек и воззрился на него, изогнув брови фигурой, выражающей серьезное сомнение:
– Надо полагать, в Акраиме живут проницательные люди. Вот, скажем, господин Беренталь, я уверен, очень проницательный человек...
Свободолюбивый глаз трактирщика коротко глянул в лицо старика, вильнул было к носу, но затем снова прибился к левому виску. Бонк вздохнул и неохотно продолжил:
– Несомненно, господин Беренталь – человек большого ума. И обширных связей. Скажем так, многое слышит. Но можно ли верить слухам?
Хтоний ловко бросил в рот орех и заметил:
– Верить слухам – последнее дело, господин Бонк. Здесь вы совершенно правы. Но человек проницательный и среди плевел способен обнаружить одну-две жемчужины.
Бонк снова навалился на стойку и издал тихое "фью-фью-фью". Затем принялся усердно тереть тряпкой столешницу прямо перед собой, время от времени останавливаясь и разглядывая результат.
– Кое-кто по ночам слышал крики, – какое-то время спустя сообщил он, – И были они не слишком похожи на то, как кричат приличные господа, когда их раздевают воры. Опять же кое-кто по утрам обнаруживал плохо замытые пятна крови на мостовой.
А однажды ночью почти полностью сгорела Голая Слобода. Понятно, что акраимцы не очень-то сильно захотели выскакивать на улицы и спасать это гиблое место. Сами понимаете – почему оно там горело, и что при этом было, толком никто не понял. Но весь город вздохнул с облегчением, это можно сказать. То есть, можно предположить с большой долей правоты...
Еще рассказывают, что изгойские главари и те, кто рангом пожиже, но тоже не последнего разбора, поступили на службу в приказные. Однако кто же этому в здравом уме поверит?
– Действительно, – убежденно закивал Доктор, – Этому как раз не поверит ни один умный человек.
– Вот я про то и говорю... Хотя предпочел бы об этом, так сказать, не слишком распространяться.
Хтоний состроил понимающую мину, поднял кружку и медленно допил эль.
– Тёс у нас, господин Бонк, все ж таки далеко от столицы. Что нам столичные слухи? Да пока они сюда дойдут, они сказками сделаются – одна другой страшнее...
– Ваша правда, уважаемый Доктор. Вот и я про то. Другое дело, что наша жизнь, хоть и простая, но тоже не стоит на месте... – Бонк замялся и впервые за всю беседу прямо посмотрел на старика обоими глазами, – Вот, к примеру, если приходит... ну скажем, в тратторию серьезный человек. Человек, так сказать, облеченный влиянием... И доводит до сведения и, надо заметить, внушительно доводит, что отныне вводится уплата ежегодной десятины, исчисляемой в барышах. И вводится, так сказать, независимо от поставок ко двору Его Величества... То как в этом случае следует себя вести достойному и благоразумному человеку? – от внутреннего напряжения господин Бонк посерел лицом и подался вперед к гостю, ожидая ответа.
Хтоний откинулся на спинку стула и внимательно поглядел на трактирщика:
– Следует ли понимать, что десятина собирается под несомненно мудрым руководством Благородного Дюка Морини?
– Именно, – почти шепотом прошелестел Бонк.
– Тогда, вероятно, следует ежегодно, при уплате десятины, получать в качестве верного залога письменную грамоту с собственноручной подписью... человека, облеченного влиянием. И даже, смею заметить, печатью, которая недвусмысленным образом свидетельствует о том, что десятина уплачена – как это называется?.. Приказному дому, учрежденному по повелению Благородного Дюка.
И благодаря этой, каждому понятной предосторожности благоразумный владелец... к примеру, траттории будет иметь возможность в случае каких-либо недоразумений, искать понимания при дворе.
Глаза Бонка снова разъехались. Он некоторое время переваривал сказанное, а затем буквально просиял:
– Я всегда знал, глубокоуважаемый Доктор, что проницательные люди живут не только в Акраиме! Нет-нет, не в одном лишь Акраиме...
– Со своей стороны я тоже придерживаюсь подобного мнения, – слегка поклонился Хтоний, выразительно глядя Бонку в правый глаз.
– Премного вам благодарен, Доктор! И хотел бы сделать для вас что-то, что мне по силам.
– Не стоит, господин Бонк, не стоит, – старик встал со стула, взял из миски еще один орешек и рассеяно посмотрел в окно.
– Хотя, вы знаете дружище... Мне, пожалуй, потребуется совсем маленькая услуга. Коли уж я у вас одарен ежедневным обедом. На днях мне привезли больного... издалека. Юноша лет шестнадцати – пора уже, как говорится, Идти За Судьбой, а он буквально при смерти. Такая жалость... Так вот не могли бы вы присылать с кем-нибудь мой обед – ко мне в Башню? Парень лежачий – не то что до траттории, до уборной не дойдет. А надо бы его подкормить – помимо лечения.
Между нами говоря, юноша не простой – сын самого Ваан Чика. Но это строго между нами, – понизил голос Хтоний.
– Ох ты, спаси нас Ворон! – всплеснул руками Бонк, а этот... Ваан Чик...
– Глава одного из самых свирепых краснозубских кланов, – старик значительно посмотрел на трактирщика, – Горские знахари парня вылечить не смогли. И вот, как видите, примчали его ко мне – ночью, в спешке. Мальчик по-нашему почти не говорит. Лежит в горячке, бредит. Сами понимаете, хлопоты...
– Ни слова больше! Обед ежедневно будет доставляться, я лично прослежу. Надо же... мальчик самого Ваан Чика...
– Да, такая история, господин Бонк. Ну что ж, спасибо за вкусный эль – во всей округе лучше него не сыскать. Мне, пожалуй, пора.
– Всегда рад встрече, уважаемый Доктор!
Бонк совершил энергичный поклон. Хтоний ответил коротким кивком, и на этом наиболее проницательные люди лесного городка расстались.
8. Мнимый больной
Ко времени, когда Викул явился в Башню поглядеть на странного мальчишку и грохнул на обеденный стол блюдо с мясом, завернутое в промасленную бумагу, Доктор Хтоний уже успел кое-что обдумать. Он решил, что предстоящий разговор будет лишним для ушей Шиммы, поэтому тоном, не допускающим возражений, предложил ей отправиться ужинать в библиотеку, что была устроена на втором этаже.
Кузнец отрядил девочке столь щедрую порцию, что ее не сжевал бы за один присест и королевский телохранитель. Шимма миску с ужином взяла, но окатила Доктора взглядом, полным такой обиды, что тот чуть не отменил свое решение. Однако сдержался, хоть и пришлось прятать глаза и бесцельно перекладывать вилки на столе, пока девочка не ушла наверх.
Мальчишку позвали к столу, выдали миску с едой, кружку с тинманом и лепешку. Викул поначалу поглядывал на него, стараясь не глазеть слишком уж явно, но, услышав рассказ Доктора о встречах с Бонком и Табачником Жоаном, практически забыл про загадочного пришельца.
– Слушай, – выпучив глаза, басил он, – Этот их Дюк, похоже, по-тихому забирает себе власть над Акраимом. А в Порте Нифм, судя во всему, он уже хозяйничает, как у себя дома. Кстати, ты случаем не прояснил, кто он такой? Откуда взялся? Ты вроде в столицах-то обретался...
– Понятия не имею, кто он и откуда явился. Но глупо было бы показывать Бонку мою неосведомленность. Я настолько усердно делал вид, что о Благородном Дюке и слыхом не слыхивал, что он, конечно, решил, что я имею об этом господине самые полные сведения.
– Ну, ясно. Ясно, – кузнец забросил в рот кусок мяса и уставился на потолочную балку. Размолов в три секунды все, что было во рту, он указал на Доктора мощным пальцем и сообщил:
– А вот насчет барышей. Приволок мне сегодня портняжка Одр свою дохлятину – она у него с левого переднего копыта подкову потеряла. Я собрался было с ним сговорится, как обычно, а он мне чуть не силой навязал эти кругляшки. Говорит, лучше мены теперь нет. Ну я что? Спорить с ним стану? Но главное – я ведь не знаю ни демона, сколько брать? Он мне, мол, четыре выгодки будет в самый раз. Ну, Ворон с тобой, думаю – пусть четыре. Вот они, смотри – поменьше, чем те-то приносили, – Викул достал из кармана золото и протянул ладонь к Хтонию.
– Да я уж насмотрелся на Меновой. Там мелкие еще есть – из серебра. Называются "комплимент".
– Ну и что ты об этом думаешь? – осведомился кузнец
Доктор, который ужину не уделил никакого внимания, покатал по столу двузубую вилку и задумчиво ответил:
– Если по сути, то изобретение остроумное и удобное. Жоан аж подпрыгивал – "справедливая цена, справедливая цена". А вот по форме... Я так понял, что барыши эти очень толково насаждают. И если дело дошло уже и до нашего недотепистого городишки, то насаждают, видно, давно.
И подумай-ка вот – кому выгодно перевести всю мену на барыши?
– Кому? – вытаращился на Хтония кузнец.
– А тому, кто их отливает. И если у него еще и свои золотые копи... Вот ты железо собираешь, где только можно – трудно это?
– Не то слово! Золото-то оно самородное – только надо уметь жилу отыскать. А железо – с ним мороки-то сколько... Небесных Камней теперь уж так просто и не найти. Изволь болотную руду жечь. А сколько там проковки после горна! Если в две проковки обойдешься – твое счастье. Чуть не доглядел за горном – не крица получается а демон-те что. Бывает и четыре раза проковываешь. И выход-то – глаза б мои не глядели...
Да и изделие ржавеет потом, если не ухаживать. Это только из небесных камней железо не ржавеет или, скажем, из морской руды. Но плавильщики в Порте Нимф – они знаешь какие пройдохи? Привозишь им вещи – сам бы пользовал, да людям надо! А эти давай отменивать морской металл на вес изделий. Видал такое? В нем, говорят, большой труд. А у меня что, не труд, что ли?!
– Ну ладно-ладно, – поморщился Хтоний, – Не заводись. А лучше сообрази, если бы барыши делать из железа, тяжело бы это вышло?
– Неподъемно! Очень много нужно металла. Я даже не представляю, сколько надо горнов устроить и кузниц. Опять же саму руду копать. Там выход-то, я ж тебе говорю...
– Да знаю я, Викул! А теперь подумай – золото у нас раньше было что? Металл для украшений, да и все. Правда, я думаю, что можно приспособить его, чтобы запасные зубы делать – золото, понимаешь ли, десны, да и вообще тело не язвит.
– З-у-у-бы? – удивился Викул и снова воззрился на потолок, – Подожди, подожди. Ты хочешь сказать, что можно отлить золотой зуб и в дырку вот просто так вставить?
– Почему нет? Если соседний зуб обточить, да на него сделать колпачок по той же форме, а к ней приварить литой зуб...
– Ну ты даешь, колдовская твоя голова! – восхитился Викул, – И как тебе такие мысли-то приходят, я не пойму? С духами все-таки разговариваешь?
– Да ну тебя, Викул! Плюнь ты на зубы! Ты подумай – если у этого Дюка свои копи. И барыши он отливает сам же, то долго ли ему столько их наделать, чтобы отменять все, что ни есть и в Акраиме, и в Порте Нимф, и... где угодно? Ведь никто и ни на что этой их "справедливой цены" не знает. То есть, понимаешь ли, "справедливая цена" – это как бы новый обычай и не более того. Кто этот обычай насаждает, того и справедливость.
Кузнец вцепился в свою бороду и надолго задумался. А потом вдруг сильно треснул ладонью по столу и воскликнул:
– А ведь ты прав, демоны мне на шею! Я б и не подумал в эту сторону.
Мальчик на другом конце стола вздрогнул, Викул, вспомнив о нем, убрал ручищу со столешницы и в неловкости кашлянул в кулак. Потом снова глянул на Доктора:
– А что скажешь про приказных этих?
– Ну часть, наверное, наемники. В том числе – из воров. А больше ничего не скажу – узнал мало. Нам еще надо подумать, что с парнем делать? Думаю, приказные Дюковы в нем как-то заинтересованы. И, исходя из того, что я слышал, это мне не нравится.
Бонку я под большим секретом наплел, что мне привезли на лечение горского мальчишку в плохом состоянии – якобы сына одного из вождей. Значит, считай, Голова скоро будет знать, что у меня живет больной из чужаков. На время мы с Шиммой мальчишку укроем. А вот дальше что?
– А дальше знаешь чего сделай? – предложил Викул, – Пусть его папаша как бы оставит сына у тебя в услужении. В благодарность за исцеление. На какой-нибудь срок. У них там, у горцев, того – честь, все такое. Одолжений не терпят.
– Это мысль, – Хтоний почесал костлявым пальцем горбатый нос, – Научим, пока "болеет", объясняться более-менее по-акраимски. А там посмотрим.
– Дай-ка я его хоть разгляжу. Больно одежа интересная!
Кузнец встал со стула, подошел к Полу, сказав как можно ласковее "Тихо, парень!", и принялся щупать и разглядывать его одеяние. Затем вернулся на место и некоторое время молчал. Вдруг подвинул поближе к мальчику его миску с мясом и пророкотал:
– Ешь, парень, ешь! Вкусный поросенок, очень вкусный!
Затем Викул отвернулся от пришельца и озабоченно сообщил Доктору:
– Одежу надо спрятать. Выглядит уж очень шикарно и не по-горски вовсе. Пуговицы, я тебе скажу, у нас такие никто не сделает. Заковыристые пуговицы – даже я, наверное, не смогу. Да и матерьял... Не знаю я такого матерьяла – хоть демон меня заешь. Если только сапоги можно оставить. Запачкать слегка – никто не разберет, что за сапоги. Хотя и обувка шитья такого, что диву даюсь. Каблук какой-то странный...
– Я тоже обратил внимание... – Хтоний внимательно посмотрел на Пола и тихо сказал:
– Парню, похоже, не по себе. Давай-ка выйдем. Шимма!
По Тёсу разлился тихий весенний вечер. Костры Белентайна две недели, как отгорели, но лето не спешило приходить со своей надоедливой жарой. Стоял мягкий май, пахнущий яблоневым цветом.
Хтоний, Викул и Шимма стояли рядком у входа в Башню и не спешили расходится. Наконец Доктор спокойно сказал девочке:
– Займешься одеждой? Я видел твою ногу на лестнице – знаю, что все слышала.
– Да, Доктор.
– На тебя внимания не обратят, поэтому подбери что-нибудь. Подшей по росту, если будет нужно. Днем из дому парня выпускать не будем – станем "лечить". Надеюсь, скоро он сможет хоть как-то разговаривать. Выглядит вроде не сумасшедшим и не глупым.
– И глаза красивые.. – тихо произнесла Шимма.
9. Взаперти
Первую неделю своей жизни в башне Доктора Хтония Пол тосковал и боялся. Особенно по вечерам, когда обучение заканчивалось и больше нечего было делать. Гипотезу о том, что он находится в бредовой реальности, Пол отбросил. Тело ощущалось как обычно. Мысли были ясными, зрение, слух и другие чувства – четкими.
Все, что его окружало, несомненно было настоящим: старая массивная башня, превращенная в дом, книги, посуда и другие предметы обихода, его новая одежда, леса за окнами, залетающие внутрь пчелы, простая и вкусная еда. А главное – настоящими были люди.
Доктор Хтоний, несмотря на внешнюю суровость, был терпелив и доброжелателен с Полом. И, кажется, искренне старался помочь. Каждый день он подолгу просиживал со своим подопечным над литерарием, увлекательными бестиариями, атласами и травниками.
Пол заметил, что Доктор обучает его обозначениям базовых понятий, а на долю Шиммы оставил все бытовое и повседневное. Иногда хозяин башни бывал довольно забавным в своих попытках объяснить некоторые слова.
Например, однажды он начал занятие с того, что лег на пол, закрыл глаза, приоткрыл рот, разбросал руки и замер. Пролежав так некоторое время, Доктор сел и обозначил то, что показал:
– Умер!
Потом он преувеличенно громко задышал, заморгал глазами и какое-то время стучал кулаком по груди в области сердца через равные временные интервалы. После чего сказал:
– Живет!
Затем снова лег на пол, устроился на боку, уютно сложил ладони под головой, закрыл глаза и захрапел:
– Спит!
Слово "думает" он изобразил при помощи суровейшей нахмуренности и указательных пальцев, приложенных к вискам. Слово "смеется" – при помощи хриплого карканья и удивительно поглупевшего выражения лица с ненатуральной улыбкой.
Довольно непросто Доктору далось объяснение того, как звучат понятия "плохой" и "хороший".
Сначала он состроил злую физиономию, начал потрясать в воздухе кулаками, демонически хохотать и рычать. Потом успокоился, ткнул себя пальцем в грудь и заявил:
– Плохой!
Затем принял вид какого-то тихого идиота, сложил руки на животе, вытаращил глаза и растянул рот до ушей:
– Хороший!
Пол непонимающе помотал головой.
Тогда Хтоний покопался в книгах, которые в изобилии громоздились по углам, и извлек два тома. Один из них был новеньким и ярким – с нарисованной на обложке ярко-красной розой. Второй был потертым и, кроме изящных буквиц, ничем не украшен.
Доктор открыл на середине книгу с розой, брезгливо взглянул на ее содержимое и изобразил декламацию:
– Тари-тари-татарам!
Тари-тари-татарам,
Тари-тари-татарам -
Та-тарам, та-ра-рам!
Затем громко захлопнул книгу и плюнул на пол:
– Тьфу! Плохой!
Взяв вторую книгу, Хтоний бережно полистал ее страницы, показал Полу разворот, воткнув в красновато-коричневые строчки указательный палец, и изобразил что-то вроде удовольствия от еды:
– М-м-м! Хороший!
Пола, который было решил, что Доктор показывает ему пару "злой-добрый", был сбит с толку и снова покачал головой.
Шимма, сидевшая за шитьем и наблюдавшая эту сцену, вдруг рассмеялась, вскочила и убежала наверх. Вернувшись, она подошла к мальчику и показала ему два яблока. Одно было безнадежно гнилым, а другое так и лучилось внутренним светом.
– Яблоко. И яблоко... Это плохое яблоко, – Шимма подняла повыше то, что гнилое, – А это хорошее яблоко, – показала она второе.
Затем девочка выложила на стол перед Полом обыкновенный гвоздь:
– Гвоздь!
Рядом с первым – новеньким и чистым, она пристроила другой – кривой и ржавый:
– Хороший гвоздь! Плохой гвоздь!
Пол сопоставил то, что показывал Доктор, и то, что принесла Шимма, и до него наконец-то дошло:
– Я понял, – он пошарил глазами по комнате, увидел недалеко от двери одинокий изношенный сапог и показал на него:
– Плохой!
Затем поднял свою ногу, обутую в подаренный отцом ковбойский сапожок, и ткнул в него пальцем:
– Хороший!
Старик улыбнулся, потрепал Шимму по голубым волосам и довольно заявил:
– Молодец – сообразила.
После занятий с Доктором Пол ел одну и ту же простую еду. Как правило, на обед всегда было мясо в том или ином виде, лепешки, иногда – мясной же – суп, тинман, мед. Однажды Шимма принесла к обеду глиняный широкогорлый сосуд, который был тщательно закупорен и защищен от проникновения воздуха какой-то замазкой.
Когда его торжественно вскрыли, оказалось, что внутри – вкуснейшее варенье из незнакомых Полу красных ягод.
Пока он пробовал первую ложку, Шимма нетерпеливо смотрела на него с вопросом в глазах, а когда Пол энергично закивал головой и сказал "Вкусно! Очень вкусно!" – буквально просияла. "Наверное, сама варила", – подумал Пол и, как мог, яснее изобразил свой гастрономический восторг. Варенье, кстати, на самом деле было исключительное.
С Шиммой было интересно и даже весело, хотя лет ей, на взгляд Пола, было всего тринадцать-четырнадцать. Она с удовольствием учила его языку, не прерываясь ни на минуту – называла вслух все предметы вокруг и свои действия с ними, притаскивала разные книги с картинками и, они вместе подолгу просиживали на ними.
Она учила Пола здороваться и прощаться, объясняла как обозначаются понятия "право" и "лево". Иногда вцеплялась в какие-то необязательные слова. Например, полчаса объясняла слово "пиявка" – рисовала ее углем на своей ноге, выпучивала глаза, издавала сосущие звуки. А когда Пол растерянно объяснял, что не понимает – хохотала до слез, и начинала сначала.
В один из дней Шимма его совершенно поразила. Показав в книге на изображение закованного в броню мечника, она сбегала в библиотеку, где, будучи в гостях у Доктора, хранила свое оружие. Вернувшись с мечом в руках, девочка пристроила на спине ножны, вложила в него клинок, встала на пятачке пола, свободным от книг, заплесневелых сосудов и пучков трав, и пригласила Пола смотреть.
Сосредоточившись и глядя в пространство перед собой, Шимма вдруг молниеносно выхватила меч, совершила им рубящее движение сверху вниз – прямо из-за спины, одновременно отступив на шаг назад, и закончила атаку блоком. Затем волчком обернулась вокруг себя, пригибая голову, и, развернувшись лицом к воображаемому противнику, "нанесла" ему страшный, по мнению Пола, удар – как-то слева и снизу. Тут же отпрыгнула назад и ловко вложила меч обратно в ножны.
Пол просто оторопел. Ожидать от этой веселой и легкой в общении девчушки таких отточенных боевых движений он никак не мог. Выговорить ему удалось только одно слово:
– Еще!
Шимма с готовностью заплясала с мечом по комнате – прямо-таки вдохновенно. Правда, кончилось это тем, что она в запале разрубила деревянную кружку из-под тинмана, стоявшую на столе. После чего сникла и детским голосом простонала:
– О-о-ой...
Однако расколотую сверху вниз кружку они затем благополучно спрятали на чердаке, а рассеянный хозяин Башни ничего не заметил.
Лишь однажды у Пола с Шиммой случился неприятный инцидент. День на пятый, уже чуть-чуть научившись объясняться ломаными предложениями, он прикоснулся к волосам девочки и спросил:
– Зачем твой волосы голубой? Такой краска?
К изумлению Пола Шимма вспыхнула, сбросила к колен книгу прямо на пол, чего никогда себе раньше не позволяла, крикнула "Дурак!" и выскочила из Башни. Больше в этот день она не появилась, даже за тем, чтобы забрать свой меч, без которого на улицу обычно предпочитала не выходить. А назавтра пришла и продолжила свои веселые уроки, словно ничего и не произошло.
Озадаченный Пол решил не напоминать девочке о неловком моменте, но при случае спросить Доктора о том, что он сделал не так.
Если дни были полны жизни и интереса, хоть мальчику и объяснили знаками с самого начала, что выходить ему из Башни нельзя, то вечера стали настоящим мучением. Пола поселили на втором этаже – в библиотеке, куда он должен был убегать всякий раз, когда к Доктору кто-то приходил.
Старик устроив ему ложе под узким окном, бывшим когда-то бойницей, указал на книжные полки и сурово потребовал:
– Если смотреть – мыть руки! – и для верности показал ладонями соответствующие движения, став на секунду похожим на престарелого енота-полоскуна.
В библиотеке Пол, за исключением ужина, и коротал самое тяжелое время. Хоть огромная комната и была полна книг, читать он не мог – слишком слабо еще понимал язык. Ему оставалось только думать. И мысли его, как правило, быстро становились тоскливыми.
Он снова и снова представлял, как в одночасье постарели родители. Как в соцсетях распространяет его фотографию и приметы городское отделение поискового отряда "Лиза Алерт". Какой безнадежный кокон отчаяния свился вокруг их квартиры. Как участливо и с опаской разговаривают с мамой соседи. Как папе приходится обивать пороги полицейских начальников и слышать их неопределенные ответы на его вопросы.
Часами Пол корил себя за тупость в изучении языка, за то, что не может внятно спросить Доктора о месте, где он очутился и, конечно, о том, как можно было бы... вернуться? Перенестись обратно? Проснуться?
Каждый вечер он одинаково лежал на своей импровизированной постели, глядя на выщербленный временем окоем бойницы, и мучился час за часом, пока незаметно не засыпал. А наутро оказывалось, что веки его склеились от высохших слез.
Так прошла одна неделя и началась вторая, не обещавшая никаких улучшений в положении Пола. Однако вскоре ему стало некогда тосковать.
10. «Одобрено королем!»
Этим утром Хтоний собирался заняться с Полом счетом, но урок не состоялся. От Викула прибежал мальчишка и передал, что кузнец прямо сейчас ждет уважаемого Доктора в траттории господина Бонка и просит прийти немедля. Старик препоручил своего подопечного Шимме и, не раздумывая, поспешил на Большую Коряжью улицу.
Викул сидел с озабоченным видом в дальнем углу зала. На некрашеном столе перед ним возвышались две пустых кружки и одна полная. Вокруг нее кузнец выложил кольцо из жареных орехов.
Посередине закопченного зала расположилась компания из трех сплавщиков. Один из них сонно прихлебывал эль. А двое других, видимо, спорили – от их стола по сторонам разносился напряженный гул, в котором время от времени появлялась визгливая нота. В эти моменты Викул сильнее хмурил и без того изломанные брови, с какой-то тягостью поводил плечом и снова принимался поправлять и подравнивать ореховый круг.
Увидев вошедшего в тратторию друга, Викул с некоторым облегчением откинулся на спинку скамьи. Едва Хтоний и кузнец успели обменяться краткими приветствиями к столику неслышно подскочил Бонк, с поклоном поставил перед Доктором кружку с элем и непременную мисочку с орешками, а сам деликатно удалился.
– Что случилось? – осторожно спросил у Викула старик.
Кузнец неопределенно помотал большой головой из стороны в сторону и, словно с трудом подбирая слова, начал рассказывать:
– С Аниткой опять плохо. Помнишь тот, случай, когда паводком снесло пристань и куча сплавщиков потонула? Ну когда маленькая она еще была и за три дня до волны прибежала к реке и стала плакать, кричать и тащить мужиков оттуда за руки?