Текст книги "Время тяжелых ботинок"

Автор книги: Владимир Король

Соавторы: Вадим Носов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

7

– Убивать пока не будут, у тебя крепкий страховочный канат – дефолт. А спасёшь холдинг, возможно, станешь у них фигурой.

Леонид Брут катал на скулах желваки:

– Как мне их убедить, что обвал будет? Желвак дал понять, что теперь это и моя игра. И спросят потом с меня, скажут, что виноват, – потому что не смог доказать очевидную вещь.

Роберт Иванович откинулся на спинку стула:

– Что ж, тогда начнём работать. Давай будем называть тебя Оса – не возражаешь? Моё, как скажут твои новые коллеги, погоняло, – Шкипер. Скажи, ты хорошо изучил, кому выгодна обвальная девальвация у нас в стране? Кто сделает на этом целые состояния?

– Более-менее.

– Расскажи это Желваку. Назови отрасли, компании, фамилии, а главное – цифры, проценты. Покажи, что всё это мутят именно они, а не Международный валютный фонд. Мы тоже провели аналитическую работу, писали наверх серьёзные письма, отправляли с курьером под грифом «особой важности». Но нас и в лучшие времена не хотели слышать, а сейчас – тем более. Ты, мой мальчик, в этом отношении счастливее нас. У тебя есть возможность реализовать свой интеллект на практике. Теперь напрягись и запоминай – как в фильме «Щит и меч». В детстве тебя этот момент потрясал. Итак, внимание! Блок номер один. Сворачивает свою работу по поставкам в Россию из Европы продуктов питания Словакия. Найди польскую посредническую фирму «Преферанс», там генеральным директором Збигнев Калиновский. Передай привет от Яши Элимилаха из Хайфы. У Збышека есть ксерокопии секретных директив правительства Словакии, а за долю малую он и родную мать продаст.

Шкипер сделал минутную паузу.

– Блок номер два. Обратись в банк «Северное сияние» в Екатеринбурге. Президент банка – Касаткин Джон Борисович. Скажешь, что ты от генерала Волобуева Клима Серафимовича. Поставь перед ним задачу, он всё сделает.

Снова пауза. В эти мгновения на своего агента Шкипер старался даже не смотреть, чтобы не отвлекать, хоть тот и сидел с закрытыми глазами.

– Блок номер три. В Правительстве России служит Ерыкалов Игнатий Пафнутьевич. Вот его телефон, запомни. Скажешь, что ты работал в Дублине, с Шелестом Олегом Лаврентьевичем. Он поведает о происках сырьевых компаний, подталкивающих правительство к дефолту. Каждый из тех, с кем ты вступишь в контакт, сам залегендирует, как ты на него вышел. Это – для хозяев-бандитов.

Оса ещё раз проговорил про себя все три блока для запоминания.

«А что, – подумал Шкипер, – разве мотальщица Зульфия Абдюханова, оперативный псевдоним Клеопатра, якобы семнадцать лет работающая на фабрике «Красные суконщики», – не его лучший агент? Всю чеченскую войну она провела отнюдь не на своей фабрике, а на инвалидности, артрит у неё. После года «тяжёлой болезни» Клеопатра получила орден Красной Звезды, и, слава богу, что – не посмертно. А врачи скажут, что лечилась, проходила курсы физиотерапии, побывала в санатории, в Железноводске. И медицинская карта у неё в районной поликлинике – килограмма на два. Абдюханова тоже академий не кончала, он учил её сам. Только очень жаль, что её нельзя сейчас рекомендовать в тех академиях преподавать, – эта красная суконщица вполне могла бы уже учить других».

– Самое сложное, – как готовиться к дефолту, – углублял тему Шкипер. – Никто не знает, в какую сторону развернёт страну. К примеру, будет ли масштабный банковский кризис? Что случится с ценами на недвижимость? А может, страны большой «семёрки» и Международный валютный фонд прочувствуют вдруг, какая опасность грозит России, и бросят такой спасательный круг, что всё и обойдётся?

Оса убеждённо ответил, что это маловероятно. Экономически сильная и самостоятельная Россия никому не нужна.

Шкиперу такой ответ понравился.

– Каков прогноз по срокам? – это было единственное, что плохо поддавалось прогнозированию. Понимал это и Шкипер.

– Наши эксперты проводят постоянный мониторинг. На сегодняшний день осталось максимум полтора месяца.

Да, Оса не профессионал, но это его достоинство.

Проверяй – не проверяй, ничего не найдёшь. Вон как шерстили его семью, всю страну на уши поставили. А результат? Шиш в морской воде.

Потому что их Кинжал именно тот, за кого себя выдаёт.

8

10 июля, в пятницу, заместитель руководителя холдинга по безопасности, полковник ФСБ в отставке Шеремет Алексей Алексеевич, погоняло Алекс, попросил шефа о срочной встрече.

Из их офиса на Павелецкой набережной был потайной ход в подъезд жилого дома, где этот офис и располагался, – бывшая детская библиотека. Обнаружили его случайно, во время ремонта. Поставили металлическую кованую дверь, заделали её шкафом. Замки выписали из Израиля.

Их производство наладил кореш Толстого, тоже бывший домушник.

Вскрытию они не подлежали. Во всех инструкциях было указано, что замки механические. Но туда был встроен микрочип. Он и запускал миниатюрный механизм, блокировавший несанкционированный доступ в скважину запора. Это был секрет производства, о котором покупателя не информировали. В инструкции лишь было предупреждение – очень мелким шрифтом, что при возникновении проблем с замком или ключами следует обращаться только в фирму-изготовитель.

Толстый гордился своим израильским корешом, но приговаривал: «От вора нет запора».

Желвак и Алекс вышли через эту дверь и оказались на лестничной площадке.

Предварительно они просканировали её с помощью встроенной видеокамеры, – к чему лишние свидетели – открыли квартиру, приобретённую для конспиративных встреч и защищённую от прослушки.

– Алекс, у тебя пятнадцать минут, – голова Желвака сейчас была забита только надвигающимся дефолтом. Вопросы безопасности стояли в его приоритетах на почётном втором месте – после финансовых.

– Позавчера Кинжал ушёл от наружного наблюдения, – Алекс присел на край стула, закурил и стал ждать реакции шефа.

Желвак подошёл к окну, приоткрыл штору, выглянул на улицу. У людей жизнь как жизнь, а тут – одни проблемы, и одна другой хлеще.

– Докладывай всё, от начала до конца, и не забудь свои предложения.

Полковник доложил, что случилось это в седьмом часу утра, манёвр был вполне продуманный, но на уровне первого курса высшей школы ФСБ. Такое, бывает, показывают по телевизору. Дома Кинжал появился только в двадцать два пятнадцать.

Через полчаса ему позвонила Ликуша, он читал ей стихи – очень хорошие.

– Ты бы проверил, не появилась ли потом в его ванной пара трупов. Знаем мы, чем иногда кончаются поэтические опыты Кинжала.

Алекс помолчал, обдумывая сказанное шефом. И продолжил:

– Вчера он улетел в Екатеринбург, его квартиру аккуратно досмотрели, в том числе и ванную. Нашли фотоаппарат со съёмкой 8 июля. Там – подробнейший отчёт о передвижениях по Москве, перерывы между кадрами составляют не более получаса. Кинжал действительно посещал культурно-исторические места столицы. Маршрут он накануне подробно обсуждал с Ликушей по телефону. Сразу после ухода от «хвоста» он поехал на Ленинградский проспект, осматривать Петровский дворец. Бомбилу, который его вёз, нашли по номеру машины. Он подтвердил, что подбросил пассажира, похожего на Кинжала, на Ленинградку. Шофёр показал те двадцать долларов, – не успел поменять. Их у него выкупили за тридцать, провели дактилоскопический анализ, нашли пальцы Кинжала. После этого, если верить «фотоотчёту», Брут был в Кусково, на Ордынке, у храма Христа Спасителя, в Коломенском и Царицыне. Обедал в одном из ресторанов «Садко Аркада», куда, скорей всего, добирался на съёмной машине. Вечером гулял по Бульварному кольцу.

– Он мог с кем-нибудь встретиться?

– Мог, но вряд ли это представляет для нас опасность. Если предположить, что он чей-то агент, то это был его первый оперативный контакт за шесть месяцев, а так не работают.

Желвак тоже чувствовал – фуфло всё это, пустая затея.

– Сколько же километров он прошёл?

– Да, Сергей Палыч, и умножьте это на сто восемьдесят дней. Мои орлы уже звереют, когда слышат, что снова надо пасти Брута.

– Твои предложения, Алекс?

– Наблюдение снять.

Желвак снова подошёл к окну. На набережной молодёжь каталась на роликовых коньках.

Может, он ошибается в своих подозрениях, и Кинжал такой же простой молодой человек, как те, на роликах? Да, но только легко и с песней замочил Ахмета, Рогожу и Желтка. От него и требовалось всего ничего – слегка пырнуть кого-то из сокамерников, охрану они бы позвали сами, и инцидент был бы исчерпан. Так нет же, всех троих – на всю длину клинка.

Желвак понял, что этот клубок надо разматывать с другого конца.

– Если предположить – чисто теоретически, – что он всё-таки агент, то квалификация достаточно высокая, и для его раскрытия нужны другие методы, – анализировал ситуацию Алекс. – Однако я продолжаю настаивать, что по моей части он опасности не представляет.

– Зачем же уходил от «хвоста»?

– Молодой, борзый, кровь играет. За столько времени слежки даже подслеповатый заметил бы, что за ним ходят. Вот он и решил порезвиться. А почему – нет!

Это Желваку не показалось убедительным:

– Кому ещё из своих коллег ты его показывал?

– Его смотрел психолог с Лубянки, у меня накопилось часов пять видеозаписи Кинжала в разных ситуациях. Вывод – в наших школах он не учился. Другой мой коллега заключил, что в его рефлексах не просматривается спецподготовка. Вот, казалось бы, мелочь. Наш человек никогда не сядет в общественном месте спиной к входу, это – на уровне подсознания. Но именно так всегда располагается Кинжал.

Он слишком похож на офицера – своей интравертностью, скрытностью, взрывным характером, даже походкой. Вырос в военной среде, это и сказалось. Нестандартно его поведение во время трёх эксцессов, которые мы спровоцировали, – в ресторане, в метро и у дома Ликуши. Офицер спецслужб от драки уклонится – независимо от его физической подготовки, и тут же постарается исчезнуть. Это азы профессии. Нам скандал не нужен по определению. Любой такой конфликт имеет вероятность провокации, а это уже – провал. Как же ведёт себя Кинжал? Вы знаете, ломал челюсти, рёбра, был случай тяжёлого сотрясения мозга. И никакого стремления уйти с места происшествия. Он упивается дракой, хотя сам никогда первым не начинает. Наш человек, как правило, серенький, незаметный, идёт по улице – его и не видно. А этот ходит гоголем, вырядился на тысячу долларов, ногти отполировал. Нет, в наших заведениях он не учился, а дилетанта в холдинг бы не заслали, они здешний уровень знают.

Желвак молчал, пытался понять, насколько важно всё, что говорит сейчас его контрразведчик, въедливый скрупулёзный профессионал.

Алекс опять осторожно вернулся к старой теме:

– Мне бы получить информацию, как он к нам попал, каков механизм его первичного контакта с холдингом, это бы много прояснило. Я понимаю, Сергей Палыч, у вас могут быть свои секреты даже от меня. Но если бы вы поделились, с какой горы он к нам скатился, это сняло бы хоть часть вопросов.

Желвак решился. Видно, настал час, – никуда не денешься.

– Проверь мне гражданку Уробову Алёну Евгеньевну, родилась 26 октября 1951 года в Калининграде.

Любую, даже самую неожиданную информацию полковник принимал с лицом сфинкса.

Но иногда и ему приходилось округлять глаза – как в данном случае.

Весь ближний круг Алёнку знал, все её любили. Чувствовалось, какое благотворное влияние она оказывает и на Палыча. Рядом с ней он становился спокойнее, терпимее, расстался с шокирующими обывателя тюремными привычками. Когда она умерла, в холдинге был траур.

Ещё в 1992 году, как только Палыч познакомился с Алёнкой, её тщательно проверили. Дочь генерала-связиста сразу после школы сбежала с офицером, разрушила чью-то семью. Была вольнонаёмной в армии, в Прибалтике. После гибели мужа при невыясненных обстоятельствах из армии ушла, переехала в Кузбасс, где работала в многотиражной газете крупного шахтного объединения. Сын Егор, 1981 года рождения, подсел на наркотики, умер в начале 1997 года от передоза.

И вот – снова проверка.

– У тебя есть выходы на управление кадров Министерства обороны?

Полковник видел, что Палыч говорит словно чужим голосом.

– Если нет – поищи. Мне нужен подробный послужной список этой Алёны Уробовой. «Вольнонаёмная», – раньше это меня устраивало, теперь – нет. Алекс, обещай любые деньги. Повторяю – любые. Распиши мне её жизнь по минутам, начиная с выпускного бала, с июня 1968 года в Калининграде. И ты знаешь наш закон: всё делать степенно, но мгновенно.

– Да-да, брутально и банально.

– Не банально, полковник, – анально, классику надо знать.

Пока Алекс переваривал поставленную задачу, Желвак и сыпанул ему перцу, чтоб дошло до самой печёнки:

– Раскопай мне эту могилу на Кунцевском кладбище!!! – неожиданным резким криком он ошеломил своего заместителя по безопасности, не думая, что могут услышать соседи.

Полковник вытянулся по стойке «смирно».

Он всё понял: Кинжал – протеже Алёнки. А с неё теперь не спросишь. Спросят с него, начальника безопасности.

Желвак хорошо помнил, когда и как Алёнка появилась в его жизни. Их познакомил один губернатор, на фуршете, после той удачной сделки по экспорту российского угля. Никогда он к бабам серьёзно не относился. А тут – прошибло. Околдовала его Алёнка, запутала, расслабила.

Она покорила Желвака ярким умом мужского склада, непритворными женскими слабостями, таинственной натурой, девственными страстями.

Алёнка была моложе на четырнадцать лет, но он чувствовал в ней что-то материнское.

От неё шло такое тепло, от которого по затылку и позвоночнику словно разливался мёд. Он сидел в кресле, она подходила сзади, прикрывала его глаза мягкими невесомыми пальцами и тихо шептала: «Ты – маленький мальчик Сережа. Ты стоишь в большом саду после летнего дождя. С листьев падают искристые капли. Густо пахнет яблоками».

И он словно растворялся в аромате яблок, в мареве слов и прикосновений. А через двадцать минут снова возвращался в этот мир – отдохнувший, посвежевший, полный сил и куража. Только вот вопрос, где же его столько времени носило? И что всё это время делала Алёнка?

Их знакомство случилось через месяц после памятного разговора с Вайком в Австралии, в Бризбене, где самые красивые в мире берега. Вайк обнаружил в своей интернациональной бригаде «крота», болгарина. Только хотели нейтрализовать, он исчез. Вайк предупредил об особой осторожности. Предложил заморозить сделки почти на год. Но когда об этом узнали хозяева Желвака с Арбата, потребовали немедленно работу возобновить: обеспечим любые системы вооружений, довезём, куда скажешь, а «кротов» бояться – на Рублёвке не жить. Вайк только головой покачал на встрече в Испании, в Коста-дель-Брава: «Какие вы, русские, жадные!» «Да не жадные мы, – хотел ответить Желвак. – Глупые».

Но промолчал.

Есть ли связь между исчезновением у Вайка болгарина и появлением Алёнки на фуршете у угольного губернатора?

Не дай Бог!

– Ладно, согласен, снимай наблюдение. Какой теперь смысл, раз Кинжал вас расшифровал! В ближайшие дни ему предстоят ещё несколько командировок, в том числе за границу. Не пошлёшь же за ним наблюдение в Швейцарию. Отслеживай распечатки из компании сотовой связи, а там – поживём, увидим. Что-нибудь ещё?

– Он потерял мобильный телефон. Ему выдали другой, тоже с «жучком», новейшим, записывающим, послушаем ещё немного.

Когда они двинулись к выходу, Желвак придержал контрразведчика за локоть:

– Смотри, полковник, чтобы ты с этим Брутом не лопухнулся. Заруби себе на своём выдающемся носу – всё под твою личную ответственность. Если Кинжал окажется «засланным казачком», единственное, что я могу тебе пообещать, – похороны с воинскими почестями за счёт холдинга.

Полковник в ответ подумал: настанет час, и я тебя, упырь, удавлю двумя пальцами.

– Сергей Палыч, когда Кинжал будет не нужен, отдайте его нам.

9

Пенелопа внушала: «Распорядись своим новым именем с умом. Не позволяй называть себя Лёней. Ты – Леонид. А ещё лучше – Кинжал. В крайнем случае, Лёня Кинжал, даже – обращаясь к самому себе. Это очень важно для концентрации энергетики. В твоей новой жизни больше нет места бездумному существованию. Восемьдесят процентов людей могут себе позволить жить чувствами, роскошествовать, радоваться то солнышку, то дождику, то снежку. Ты – нет. Ты никогда не сможешь быть прежним».

«А вы, Леонид, – романтик» – говорил себе Кинжал, сидя в самолёте рейса Лондон – Братислава – Москва.

Он снова и снова вспоминал встречу с Робертом Волоховым, чувствовал, как в крови бурлит адреналин, жизнь наполняется высоким смыслом, – но не мог над собой не иронизировать, такова была его человеческая природа.

Все завязки Шкипера сработали безукоризненно.

Особенно расстарался продажный шляхтич Збышек Калиновский. Он вывел Кинжала на своего человека в правительстве Словакии, и теперь в портфеле из изумительной новозеландской кожи – покупку выбирала Ликуша – лежали копии документов, которые способны как противотанковый реактивный снаряд прошить броню любых сомнений, – рубль рухнет в самое ближайшее время. Правда, стоило это пять тысяч долларов наличными – с учётом интересов пана Збышека.

Кинжал сидел в «боинге», в салоне бизнес-класса, попивал сделанный специально для него глинтвейн с корицей и гвоздикой и думал о Ликуше. Жаль, что он не сможет прочитать ей своё новое стихотворение, – это не для женского восприятия.

Назвал он его «Завербованный», и были там такие строки: «Прямолинейность, Бог с тобой! / Ищи себе других пристанищ./ Довольно биться головой / и верить, что другим не станешь./ О, станешь всяким! Для того, / чтоб истину иметь в запасе, / не стоит обнажать всего, / чем ты богат и чем опасен. / Не стоит! Лучше – поворот / на новый круг своих исканий! / Прямолинейность! Видит Бог! / Пора, пора тебе в изгнанье!».

Он записал стихи на одну из своих карточек, благоразумно поменяв название на «Очарованный».

Он чувствовал – Ликуша не просто влюблена.

Она обожала его, как юная чёрная рабыня трепещет перед белым хозяином.

Он поражал её изменённым после пластики лицом, своей манерой вдруг замолкать – с глазами, полными недоговорённостей и одному ему понятных ассоциаций. Когда он читал ей по-французски Вийона, она приходила в восторженное смятение, хотя не понимала ни слова. Ликуша вознегодовала от того, что поэт был гнусным разбойником, но ужаснулась, что поэт умер на виселице. Она обожала наблюдать его тренировки и тяжёлые ритмичные удары в боксёрскую грушу воспринимала как музыку их будущей интимной схватки.

А Кинжал упивался своей властью над этой южнорусской красавицей, крашеной блондинкой.

И не задумывался над тем, в какую чувственную зависимость попадает сам.

Их встречи были невинными, как у школьников его поры. Он трепетно, как в ранней юности, осторожно вдыхал аромат её возбужденной плоти – какой-то невообразимый коктейль ромашкового луга, хвойного леса, Адриатического моря в районе Дубровника и свежести горного воздуха в селении Кандерштег, в Швейцарских Альпах, где у него на днях прошли деловые встречи. Духами она по его просьбе не пользовалась.

«Да, – повторял он про себя, – вы, Леонид, – неисправимый романтик. И ещё – гурман».

10

К проблеме возможного дефолта Желвак подходил очень просто.

Он не какой-нибудь гнида-чиновник, вся работа которого – вовремя уйти от какой бы то ни было ответственности. Пахан с огромным стажем «смотрящего» на пяти больших «зонах» и трёх самых развитых регионах страны не боялся весь груз возможных негативных последствий взять на себя.

13 июля, в понедельник, он собрал у себя под Звенигородом расширенный сход, криминальное руководство холдинга, разбавленное специалистами, не прошедшими «зону», в том числе и теми, кто права решающего голоса не имел.

Присутствовали финансовый «голова» Миша Ушкарский, председатель правления личного банка Желвака «Ротор» Вадик Бирнбаум, трое банкиров помельче. Прибыли пятеро «смотрящих» из крупных регионов, люди авторитетные, с большими властными полномочиями. Вальяжно развалились на полумягких стульях два чиновника – один из Минфина, другой – специалист по финансам из МВД. Ждали аппаратчика из Правительства Российской Федерации, курировавшего холдинг. Но он позвонил, что задерживается, и просил начинать без него.

Кинжалу указали место на противоположном от председательствующего конце овального стола.

Желвак предоставил слово Толстому.

Тот достал свою знаменитую терракотовую книжку.

Захарыча редко видели в костюме, а тут он нацепил галстук оттенка «все вы – говно!» и стал похож на депутата Государственной думы от партии Жириновского.

– Уважаемые люди, братва! Мы собрались сегодня, чтобы спасти наш бизнес, охватывающий территорию от Кубани до Карелии и от Смоленска до Дальнего Востока.

О чём идёт речь, вы в общих чертах знаете. Вопрос сложный, для его понимания требуются специальные знания. Но у нас здесь не научная конференция, а сход, – при этом Толстый с вызовом посмотрел на чиновников, которых терпеть не мог, – поэтому говорить будем предметно и конкретно.

И братва, и фраера отреагировали телодвижением: манеру кореша выражаться короткими рифмами знали все. Не всем это нравилось, но это – дело вкуса.

– В последнюю неделю мы обтирали эту тему основательно. Привлекались авторитетные и знающие люди как в стране, так и за рубежом. Что же или кто угрожает нашему, братва, бизнесу? Да оно самое, родное российское правительство, – при этом он снова кивнул в сторону чиновников.

– Если бы у нас хотели отнять наркобизнес, которым мы не занимаемся, торговлю оружием, которую мы не практикуем, подпольные притоны, которых мы не содержим, алкогольный фальсификат, которого у нас нет, – это можно было понять. Мы не замешаны в морском пиратстве, угоне самолётов, экологической преступности, торговле людьми и человеческими органами, подделке лекарств. Но у нас вознамерились забрать легальное производство и торговлю продуктами питания, строительные и транспортные компании, наши аграрные предприятия, страховой, туристический и шоу-бизнес.

И способ для этого выбрали такой, что если вчера это казалось фантастикой, то сегодня выглядит вполне возможным, – могут отобрать!

Он сделал паузу, хлебнул китайского лимонника и продолжил:

– Вы знаете, что счастье присосаться к нефтяной или газовой трубе наш холдинг обошло. К этому надо добавить, что наши пять банков не удостоились попасть в список для приобретения государственных краткосрочных облигаций – ГКО и облигаций федерального займа – ОФЗ, а там сумасшедшие проценты. Зато эта игра понравилась пацанам из-за бугра. Если в позапрошлом году в руках иностранных спекулянтов находилось 16 процентов всех выпущенных ценных бумаг, то сейчас уже почти треть!

Другими словами, варягам-инвесторам наши «умные» российские правители отдали ликвидных ценных бумаг на 20 миллиардов долларов!

– Это у нас, уважаемые люди, – реальная экономика, мы своими руками и головой зарабатываем живые деньги и кормим миллион ртов по разные стороны высоких заборов с вышками. А международный спекулянт-финансист только тем и занимается, что скупает и сбрасывает ценные бумаги чужой страны – в зависимости от поступающей к нему разведывательной информации. Что случись, – снимутся и улетят, а с ними и наши российские денежки. Такое и надвигается, я бы назвал его день «П» с окончанием на «Ц», когда всё это может рухнуть. Мы, братцы, останемся без штанов и опять пойдём воровать – кто резать сумки и карманы, кто обносить квартиры и вскрывать сейфы, кто «катать» по поездам, а кто и мочить инкассаторов. Короче, от чего ушли, к тому пришли. Кого-нибудь из присутствующих такая перспектива устраивает?

Тишина бывает гробовая. Но та, что воцарилась в этом европейского дизайна уютном зале для переговоров, явила собой тишину абсолютного космического вакуума.

– Вот и мне это не катит, – продолжал Толстый, всласть удовлетворившись многозначительной паузой. После денег, сочинительства, баб и своего душистого табака Захарыч больше всего любил играть паузами.

– Четвёртый год страна живёт взаймы. Мы с вами пашем, зарабатываем, а кто-то занимает и занимает. У кого? А кто даст – у Международного валютного фонда, у Америки. Но теперь всё больше берут у своего народа, у российского бизнеса. Все берут – от нашего рукастого правительства до нахрапистых князьков в субъектах Федерации. И набрали столько, что проценты по долгам отдавать больше нечем. Вот и решили объявить: извините, платить больше не можем, – кирдык. У них это называется «дефолт».

– Теперь самое интересное: где здесь мы? Ни ГКО, ни ОФЗ, как я уже сказал, у нас нет, а значит, мы с вами денег правительству не занимали. И это – по понятиям: с босяка можно получить только с мёртвого и то – лишь ссаными трусами. Выходит, пусть волнуются те, кто жировал на эти немыслимые проценты? Им, конечно, не позавидуешь, но лично мне ближе к телу рубашка моего холдинга.

Толстый вынул из кармана доллар.

– Вот он, зелёненький, родной. И купил я его всего за шесть «деревянных», точнее – за 6 рублей 21 копейку – недорого. Вчера приобрёл, двенадцатого июля. А как вы думаете, если я решу заполучить такую же заморскую бумажку, скажем, двадцать пятого декабря, во что она мне обойдётся? Какие будут мнения?

Присутствующие зашептали, и в этом шелесте неоднократно прозвучало – «валютный коридор».

– Правильно, коридор? – подхватил Толстый. – Его установили, чтобы никому было неповадно устраивать нам «чёрные» вторники и прочие дни недели, начисто лишённые светлых жизнеутверждающих тонов. Пусть курс доллара протискивается по этому узкому проходу, не взлетает и не падает. Только это вам не дохленький рубль, это американский орёл – птица свободолюбивая. И если его сегодня зажали в «коридоре», завтра он может из него вырваться на свободу, и тогда мало никому не покажется.

Коридорчик-то этот висит на тоненькой ниточке дряхлых способностей Центробанка удерживать «зелёненький» финансовыми методами. А российские финансы, как уже говорилось, «поют романсы». Так что в канун нового, 1999 года, этот доллар мне, несчастному, меньше, чем за двадцать рублей, не видать.

– Кто же это посчитал? – Кинжал как чувствовал, что именно этот суслик из Минфина первым не выдержит провокационной, тщательно проработанной речи Толстого.

К такому повороту был готов и Захарыч:

– А подсчитал ваш коллега, он сидит рядом с вами в 42-м кабинете вашего министерства. Фамилию назвать или не надо?

Чиновник из Минфина сложил губы куриной гузкой и сел.

Через минуту, буркнув «срочно вызывают», он заторопился к выходу, нещадно давя на кнопки мобильного телефона.

Ох и любил Толстый всякие, даже самые, казалось бы, незначительные триумфы!

– Что же, так сказать, в сухом остатке? А вот что. К примеру, у моего кореша Кости Фанеры из Петрозаводска на счетах его лесоперерабатывающего комплекса лежит двести миллионов рублей. Прости, братан, сколько у тебя там на самом деле, я не знаю. Эти деньги находятся в постоянном движении – покупка леса, всякой прочей необходимой хрени, продажа готовой продукции, оплата аренды и коммунальных услуг, выплата зарплаты, отчисления налогов, в общем, законная хозяйственная деятельность. И вот однажды утром Косте Фанере звонят на одно из многочисленных карельских озёр, где роскошный клёв, и говорят: у нас теперь не двести миллионов рублей, а только пятьдесят. Мой дорогой кореш на популярном русском языке, от которого вся рыба враз уходит на самое дно, интеллигентно спрашивает: какая же это сука и куда увела остальное? А ему объясняют, что воры тут ни при чём. Просто наше родное правительство отказалось платить по долгам, а от этого все кинулись скупать доллары, и они подорожали в четыре раза. Ведь что такое наш с вами «деревянный»? Сам по себе он – пшик, ничего не значащая бумага. Каждый из нас, когда слышит какую-нибудь сумму в рублях, тут же делит на шесть, чтобы понять, сколько это в долларах, то есть настоящую цену вопроса.

Толстый помолчал, закрыл свою книжку.

– Конечно, я всю схему упростил – нагло, вплоть до безобразия. Но суть того, что нас ожидает, думаю, вы уловили, – если мы загодя не подготовимся к грядущему обвалу.

Довольный успешным началом этого трудного разговора, он присел, встряхнул огромным белоснежным платком и вытер заблестевшую от напряжения лысину.

Поднялся Желвак:

– Бродяги и господа! Наши эксперты подсчитали, что резкое обесценивание рубля произойдёт между концом августа и концом сентября. Лично я под этим прогнозом подписываюсь, – если вам интересно моё мнение. Но хочется услышать вас. Может, кто-то считает иначе? Или кто-нибудь из присутствующих думает, что вся эта малопонятная байда не имеет к холдингу никакого отношения? Прошу высказываться.