Текст книги "Письмо на желтую подводную лодку (Детские истории о Тиллиме Папалексиеве)"
Автор книги: Владимир Корнев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Что случилось, Оля?! Какие могут быть дела, когда у тебя в доме «Битлз»! – воскликнул мальчик. – Они сейчас исчезнут, и все, – когда еще судьба преподнесет такой невероятный подарок? Иди и задержи их, пока не поздно!
Одноклассница повернулась к нему с серьезным видом:
– А ты, наверное, забыл о сочинении, которое нам на каникулы задали?
Тиллим тут же вспомнил, как совсем недавно безуспешно ломал голову, пытаясь провести самоанализ, вразумительно изложив это на бумаге, и его прекрасное настроение улетучилось бы в два счета, если бы в голову не пришла светлая мысль: «Битлы обещали мне помощь во всем, так почему бы не спросить у них совета? Уж они-то знают, чего хотят и для чего живут!» Стоило Тиллиму громко запеть песенку «Help», как ливерпульские «спасатели», еще никуда не улетевшие, оказались рядом.
– Ты звал нас, дружище? – участливым хором поинтересовались они.
Тиллим лишь согласно кивнул, а Оля, вдруг осмелев, с надеждой обратилась ко всем сразу:
– Вы же такие мудрые, столько раз давали интервью, наверняка знаете ответы на все вопросы.
– Многие так считают. Особенно те, кто верит в наши песни, не умеет лгать и не привык вешать нос, – заметил Джон.
– Тогда выручайте. Учительница спросила, кем мы собираемся стать и чего хотим от жизни, задала даже такое сочинение, но это, оказывается, так сложно! В общем, мы запутались – не знаем, что и писать, – призналась девочка. – Вот вы как бы ответили?
Начал Леннон. Глядя сквозь линзы волшебных очков, Джон пустился в воспоминания:
– Когда мне было пять лет, мама твердила мне, что самое важное в жизни – быть счастливым. Когда я пошел в школу, меня спросили, кем я хочу стать, когда вырасту. Я написал «счастливым». Мне сказали – «ты не понял задание», я им сказал – «вы не поняли жизнь». И я по-прежнему желаю быть счастливым, мисс!
Пол выпалил бодрой скороговоркой, как солдат, рапортующий сержанту:
– Хочу жить в Пепперленде, в городе Любви, на улице Согласия, чтобы окна выходили на проспект Мечты и дорога вела бы к морю под названием Счастье.
Смешливый Ринго, куражливо нарушив очередь, легкомысленно уставился в потолок и, будто видя там картину блаженства, признался:
– А я всегда мечтал быть королем дивана.
– Лентяем, что ли? Лежебокой? – вырвалось у удивленного Тиллима.
Ричард Старки пояснил несколько грустным тоном:
– Да нет же. Просто хотел быть удачливым. Желаю удачи! – Ударник подскочил к шкафу и, барабаня ладонью по стенке, завершил озорной тирадой: – Я тут прочитал, что большинство талантливых людей ленивы. Сомнения в сторону! Я понял, что я ТАЛАНТ! Я – человек творческий: хочу творю, хочу вытворяю! Советую всем: чуда не ждите, чудите сами!!!
Настала очередь Харрисона, но тот, точно медитируя, молчал.
– А ты-то, Джордж, кем хотел быть? – прокричали друзья, выводя его из самопогружения.
«Вот, наверное, настоящий самоанализ!» – обрадованно решил Тиллим.
– Когда мне говорят «будь собой», я теряюсь и не знаю, кем из «собой» мне быть. Короче говоря, до сих пор ищу себя, – выдал Джордж и повернулся к Джону: – Кто нашел, просьба вернуть! Пока что я несу чушь…
Джон среагировал иронически:
– А если несешь чушь, старайся ее не расплескать, потому что хороша только полная чушь! – Обратившись к Тиллиму с Олей, Леннон, подмигнув, подытожил: – Это все, что мы знаем о жизни. Зато мы всегда стараемся быть теми, кем являемся… Да не унывайте: ваше детское воображение шире взрослого, оттого что свободно еще от жизненных реалий!
Мальчик и девочка посмотрели друг на друга. В их глазах читались прежние растерянность и озадаченность. Проницательный Джон заметил это и, встав в один ряд с остальными битлами, подал им какой-то знак. И тогда каждый высказался коротко и ясно.
– Есть мечта? Беги к ней! – выпалил первый из битлов.
– Не получается бежать? Иди к ней! – подхватил Пол.
– Не получается идти? Ползи к ней! – продолжил Джордж.
– Не можешь ползти к ней? – спросил Ринго и, выдержав паузу, важно продекларировал: – Ляг и лежи в направлении мечты!
Тиллим с Олей поняли, что это были именно те слова, которых им не хватало, чтобы усвоить урок.
– Ой! Я же вас даже ничем не угостила… Подождите, сейчас сварю кофе! – спохватилась благодарная хозяйка, но чудесные гости заторопились.
Раскланиваясь, Джон даже снял цилиндр:
– Прошу простить нас – уже поздно.
– Вернее, рано, – уточнил Пол, глянув в окно, за которым светало.
– Но мы еще увидимся! – обнадежили Джордж с Ринго.
– О, да, мы еще увидимся! – заверили музыканты теперь уже квартетом, помахали на прощанье, и все растворилось в радужном вихре красок и звуков.
II
«Вот это сон! – подумал Тиллим, почему-то радостный, а не разочарованный тем, что увиденное было не наяву. – Все равно в жизни такого не бывает, но и во сне такое когда еще увидишь! Да-а… Иногда один сон дает больше, чем год жизни! За одну ночь жизнь, конечно, нельзя изменить, зато можно изменить мысли, и это поменяет ход твоей жизни».
Рано утром Тиллим уже ехал в насквозь промороженном трамвае в «Детский мир» – к открытию! – за подарком «лучшей девочке на свете» Оле. «Конечно, о волшебной Алисе мечтать не приходится, – рассуждал юный кавалер, – но ведь, в конце концов, важен не подарок, а внимание. Куплю что-нибудь простенькое, но со вкусом».
В небольшом подсумке Тиллима всегда лежал блокнот для набросков – он любил постоянно что-нибудь подмечать в окружающей обстановке и быстро зарисовывать в свой заветный миниатюрный альбомчик (в школе с литературно-художественным уклоном это приветствовалось). Вот и теперь Тиллим с интересом приглядывался к пассажирам и обратил внимание на большеглазую девочку в ярко-розовой шапочке крупной вязки «косичкой». Девочка тоже ехала без взрослых. Более того, она проводила время гораздо интереснее, чем он. Сняв варежку, сперва горячим кулачком протирала-протаивала прозрачный кружочек на заиндевелом стекле, а затем пальцем старательно, виртуозно процарапывала все остальное. Один кружочек оброс солнечными лучами, к другому было ловко прилажено многоногое фантастическое туловище… Разрисовав одно узорное трамвайное окно, девочка переходила к следующему.
Азартный Тиллим решил тоже включиться в увлекательную художественную игру. Подойдя к уже разукрашенному окну, он быстро снял перчатку и принялся дополнять девочкины гравюры по инею множеством недостающих деталей. Из солнышка вырастали теперь страховидные зимние цветики, непонятное существо, получив длинный суставчатый хвост, превратилось в динозавра, возле домика выросла внушительная трапециевидная фигура с подписью «Андроид-Гуманоид».
Заметив это, девочка хитро скосила глаза на Тиллима и стала оставлять больше места на своих окнах-панно, а затем как ни в чем не бывало пошла по следующему кругу. У «Андроида-Гуманоида» появилась легкомысленно-изящная шляпка с бантом и цветами, над цветами запорхали воздушные, едва намеченные бабочки…
Свою остановку захваченный совместным творчеством Тиллим едва не проехал. Какая остановка, когда ты стал участником столь интересной игры! Забыв о важной цели своей поездки, семиклассник решил выйти вместе с глазастой девочкой и проводить ее до дома, чтобы узнать, где проживает такая фантазерка. Однако все произошло совсем не так, как он рассчитывал.
Набравшись смелости, он подошел к юной художнице и произнес:
– Здравствуйте! Вас как зовут? Меня зовут Тиллим…
– Какое интересное имя – в принципе подходит человеку.
– Ну а вас-то как зовут? – осторожно повторил Тиллим.
– Ну, Юля.
– Очень приятно, – снова осмелел мальчик.
– Это «приятное» ненадолго.
– А почему? – в полном удивлении спросил Тиллим.
– Да мне с вами будет скучно, а вам со мной – непонятно.
– Ну почему же?? – только и смог вымолвить мальчик.
– Вот видите: мне уже скучно, а вам уже непонятно. И вообще, я не люблю почемучек, поэтому телефон свой я вам не оставлю, адрес тоже. И, надеюсь, это была наша последняя встреча…
Тиллим не успел ничего возразить, как трамвай остановился, двери открылись, и Юля быстро соскочила с подножки, даже не дослушав незадачливого мальчишку.
Рядом с трамвайной остановкой с визгом затормозила служебная черная «Волга». Из нее выскочил насмерть перепуганный широкоплечий дядька. Несмотря на сильнейший мороз, он был в костюме и белоснежной рубашке со строгим галстуком, а на лбу у него даже выступила испарина. Оставив дверь распахнутой, дядька бросился к своенравной девочке:
– Юлия Борисовна, что же вы делаете?! Хотите меня под монастырь подвести? Ведь уволят же за ваши фокусы, а у меня жена, дети, мама старенькая… Нехорошо…
Не удостоив его даже ответом, незнакомка с видом маленькой инфанты уселась в машину. Тиллим, успевший сойти с трамвая, так и остался стоять посреди тротуара, как контуженый.
Очнувшись, он даже не заметил, что одна его перчатка так и осталась лежать в трамвае на полу. Впрочем, за перчатку мальчику потом влетело отдельно…
Девочка-видение исчезла, оставив после себя только автомобильный след на снегу, а мальчик пешком побрел в «Детский мир». В голове у него была порядочная неразбериха.
А уже через несколько дней начались долгожданные зимние каникулы с их приятной десятидневной праздничной суетой: встречей Нового года под наряженной елкой напротив телеэкрана с «Голубым огоньком», желанными сюрпризами Деда Мороза, запахом мандаринов и веселыми снежными забавами – от саночных полетов и игры в снежки во дворе до походов на каток с коньками за плечом и загородных лыжных прогулок.
Уже первого января Тиллим явился в гости к Оле с поздравлениями и подарками (она жила как раз напротив его серенькой хрущевки). В одной руке юный кавалер держал коробочку из кондитерской со свежими эклерами и буше по двадцать две копейки, в другой – пестрый бумажный сверток. Мальчик едва успел произнести «С Новым годом, с новым счастьем!», как Оля, прощебетав «спасибо», проворно упорхнула с пирожными на кухню. Гостю приятно было услышать радостное:
– Мама, Тиллим пришел! Вот – к чаю. Поставь, пожалуйста, поскорее!
Пригласив полюбоваться пушистой, мерцающей разноцветными гирляндами, в блеске игрушек и серебряного «дождя» красавицей елкой, юная хозяйка нетерпеливо развернула разноцветную упаковку с фирменными эмблемами универмага «Детский мир» и всплеснула руками, увидев вислоухого, белого в черных пятнах плюшевого щенка с выразительными глазами-пуговками и маленьким розовым сердечком-брошью на ошейнике.
– Какой славный! Это мне?
– Ну конечно тебе! – с удовольствием подтвердил Тиллим. – Дед Мороз велел срочно передать самой красивой девочке, вот я и спешил…
Оля, озорно улыбаясь, переспросила:
– Самой красивой… А ты уверен, что не ошибся?
Он хотел было кивнуть в ответ, но девочка уже благодарно коснулась губками его холодной щеки, тут же закружилась по комнате, не выпуская из рук щенка и что-то мурлыча под нос.
– У него, оказывается, глаза такие грустные-грустные… – заметила Оля. – Я назову его Бим, можно?
Тиллиму вдруг впервые за эти дни вспомнилась другая девочка – загадочная незнакомка, умчавшаяся в метель на черной «Волге».
– По-моему, вполне подходит. Слушай, почему ты спрашиваешь? Он же теперь твой!
Оля приостановилась и смущенно ответила:
– Ну-у… Вдруг ты его уже как-нибудь назвал и не успел мне сказать… – А потом, повернувшись к мальчику, добавила: – У тебя сейчас глаза тоже какие-то грустные.
– Тогда назови его Тиллим. Посмотришь на щенка и сразу вспомнишь, кто подарил.
Теперь и в голосе его были грустные нотки. Оля спохватилась, подбежала к гостю:
– Ты что, обиделся, что ли? Да разве я могу… Я не забуду!.. Только животным нельзя давать человеческие имена – мне мама говорила.
– И совсем я не обиделся. – Мальчик даже усмехнулся. – Надо же! Моя бабушка всегда то же самое говорит: собаке дают кличку, а не имя. Бим так Бим! Черное ухо – как в кино. Со-гла-сен!
Девочка, таинственно улыбаясь, ни слова не говоря, подошла к проигрывателю и, нажав «Вкл», поставила иглу на пластинку. Из колонок тут же зазвучало: «Yesterday, all my troubles seems so far away…»
– «Help»! – Тиллим блаженно растянулся в кресле, даже прикрыл глаза. – Кла-ассный диск…
– Молодец, угадал. Но то, что я сейчас расскажу, ни за что не угадаешь! – торжественно-заговорщически предупредила Оля. – Ты даже представить себе не можешь, что мне подарила московская тетя! Она шекспировед и недавно вернулась из командировки в Англию. Я вчера глазам своим не поверила: дарит мне настоящий альбом «Help», запечатанный, в прозрачной пленочке, а в конверте – тексты всех песен!
Тиллим мгновенно открыл глаза и подался вперед:
– Вот здорово! Дай посмотреть…
– Обязательно, но потом – вместе полюбуемся. Только сейчас не перебивай… Это еще не весь подарок. Подожди – сейчас увидишь! Я знаю, такое ты должен оценить…
Девочка упорхнула в свою комнату и через полминуты вернулась со средних размеров подарочной коробкой. Коробка сверкала золотыми звездочками и была перевязана розовой атласной лентой с изящным бантом! Тиллим мгновенно вспомнил, где видел точно такую же, и даже мог бы сразу сказать, что в ней, но поверить не мог, что подобное возможно. Оля не заметила реакции друга, одним движением развязала бант и открыла крышку…
В коробке на фоне розового атласа, чуть разведя руки в стороны и словно приглашая в Страну Чудес, действительно стояла кэрролловская Алиса!!!
– Смотри, как на меня похожа: удивительно – мой двойник, даже родинка на щеке! Тетя, когда увидела, просто остолбенела и не могла не купить… Ты где-нибудь видел такую замечательную куклу? – похвасталась девочка, кокетливо сматывая и разматывая ленту.
Тиллим не находил смысла что-то скрывать от своей дамы сердца и с трудом, но выговорил:
– Д-да… Видел… Это настоящее чудо. Значит, письмо до них дошло и нас приняли в клуб сержанта Пеппера! Оля, это невероятно, но…
И мальчик стал пересказывать свой чудесный предновогодний сон. Стараясь передать все запомнившиеся подробности и ощущения, он оживленно жестикулировал, менял тон голоса, иногда даже вскакивал с кресла. Оля внимательно слушала Тиллима, и моментами ей казалось, что она сама видит так увлеченно и ярко описанные им эпизоды сна, но когда он под конец признался, что перед сном слушал именно альбом «Help», для рассудительной девочки это было уже слишком.
Какое-то время она еще смотрела на Алису с фарфоровой головкой, точно надеясь, что та вдруг чудесным образом оживет и подтвердит рассказ Тиллима или, по крайней мере, подаст какой-нибудь утвердительный знак, но прекрасная кукла оставалась всего лишь куклой. А мальчик все никак не мог остановиться:
– Ты не представляешь, мы летали на подводной лодке без крыльев, без мотора…
– И бензина им не надо?!
– Да зачем им бензин, у них волшебная лодка – она летает на музыке! А я даже чувствовал, как мои вены горят огнем нового осознания.
Девочка призвала на помощь чувство юмора и с улыбкой пропела фразу из популярной песенки:
– Я тебе, конечно, верю – разве могут быть сомненья?
– Значит, не веришь, – грустно сказал мальчик. – Я думал, хоть ты поверишь… Выходит, это откровение только для меня…
Оля заглянула ему в глаза:
– Нет, Тиллим! Я только хотела сказать…
– Да ты была во сне, ты должна его помнить, этот сон! Если ты его вспомнишь, значит, мы точно члены клуба… Я читал, что нам снятся двадцать семь разных снов за ночь. Сложный защитный неврологический механизм заставляет нас их забыть…
– Такой цветной сон я бы уж точно запомнила, – упрямо возразила Оля.
– …В мозгу происходит огромное множество сложных процессов каждую секунду. Сто тысяч миллионов нейронов в постоянном синаптическом контакте готовы к регулированию наших ощущений и восприятий. Так и возникают все новые и новые сны… Ну вспомни же! – В этот момент Тиллима точно озарило: – Стоп! Я сейчас тебе все докажу: открой-ка Алисину сумочку, там лежат три помидорки и булочка.
Оля спокойно открыла сумочку – там было пусто!
– Ну что, убедился? А тебе фиолетовые летающие коровы не снились?
Но девочка так и не успела толком обидеться, потому что в комнату вошла ее мама. Было неясно, слышала ли она, о чем шла речь, но получилось так, что точку в разговоре поставила именно мама.
– Все секретничаете, дети? Какие же все-таки вы оба фантазеры! Впрочем, поэтому и дружите так…
«Дети» мгновенно покраснели, стараясь не смотреть друг на друга.
– Ну ладно-ладно! Идемте-ка лучше чайку попьем: он давно уже вскипел, а у нас ведь есть вку-усные пирожные…
III
Первый урок литературы после каникул грозная Вера Напалмовна начала со сбора сочинений. Она медленно шла вдоль рядов парт, и каждый семиклассник сдавал ей особую тетрадь. Литераторша иногда останавливалась рядом с какой-нибудь партой, пробегала глазами первые строки очередной работы и, строго кивнув, шла дальше. Открыв Олину тетрадь, она застыла на месте. Лицо Напалмовны побагровело, а глаза полезли на лоб. Тяжело выдохнув, она буквально закипела:
– Это еще что такое?? И это все сочинение?! Вы меня с ума сведете… – Старая учительница, не закрывая тетради и потрясая ею в воздухе, обратилась ко всему классу: – Послушайте-ка, что тут выдала на-гора ваша одноклассница: «Хочу, чтобы мы были счастливыми». Спрашивается, кто это «мы» – Николай Вторый?! – Она презрительно уставилась на сидящую Олю с высоты: – Ваше место в церковно-приходской школе для умственно отсталых, Штукарь.
Класс покатился со смеху, а литераторша продолжала полыхать напалмом:
– Итак, наша Штукарь считает, что своим наглым самодержавным мнением в одной строчке продемонстрировала неизмеримую глубину мысли… Счастье – это когда твое «хочу», «могу» и «должен» совпадают!!! Деточка, вы не раскрыли и не поняли тему! Что ж, Штукарь – кол!!! Ах, извините – бес попутал, нижайше прошу прощения… Да для такой дегенератки, как вы, единица даже завышенная оценка. Вы поняли, наконец?!!
Оля, белая как полотно, встав с места, собрала портфель и вдруг, посмотрев Вере Напалмовне прямо в глаза и отчетливо произнося каждое слово, тихо сказала:
– А вы не поняли жизнь.
– Что ты там пробубнила? – Литераторша прищурилась. – Дорогуша! Там, где ты училась хамить, я – преподавала.
Но Ольга вряд ли слышала эти слова, потому что в этот момент уже шла по коридору.
– Я все больше убеждаюсь, что у некоторых учеников голова – декоративное приложение к месту, на котором они сидят! – продолжила вдогонку негодующая училка.
Тиллим, который, разумеется, выслушал все это с трудом, был не только возмущен происходящим, но и убедился наконец-то, что самая лучшая девочка в мире все-таки в ту предновогоднюю ночь видела с ним один и тот же волшебный сон. Он быстро взял свою тетрадь с готовым, пространным сочинением. Решительно вырвав под партой пять страниц труда трех бессонных ночей, мальчик тут же написал сочинение заново и сдал. Оно было лаконично и выразительно. Седьмой «А» убедился в этом, когда преподавательница полностью озвучила его: «Если каждый из нас сумеет сделать счастливым другого человека – хотя бы одного, на земле все будут счастливы. А я хочу, чтобы Штукарь была счастливой!»
– Вы что, решили все надо мной издеваться? Меня трудно вывести из себя, но загнать обратно еще сложней.
Лопаев ехидно заметил:
– Так его Штукарь укусила, и он заразился бешенством.
Класс злорадным хохотом поддержал шутника, а Напалмовна, взяв указку, с силой ударила по столу:
– Тихо, класс! Я сказала, тихо!!! Балаган здесь устроили! Моя доброта имеет границы, особенно если ваша наглость стремится к бесконечности… Два вам на пару со Штукарь и вон из класса, Ромео! Без родителей в школу можете не являться. И передай это своей Джульетте.
– А я думал, что в своем сочинении Штукарь… – заикнулся было Тиллим.
– Думал?! Не смей называть хаотичный набор импульсов в своей голове благородным словом «думал». Вон из класса!
Взволнованный Тиллим не мог найти подругу по всей школе. Наконец он нашел ее в дальнем углу раздевалки. Оля сидела на подоконнике, уставившись в одну точку.
– Ну что, моя поездка в Новый Афон отменяется? – грустно произнесла она, увидев Папалексиева.
– Моя тоже, – печально улыбнулся он, разводя руками.
– А тебе-то за что?
– За ту же мечту, что и у тебя…
– Тебе легко говорить, Тиллим. Напалмовна на меня всю злость выплеснула, а на тебя только брызги попали.
– Не переживай! – убежденно сказал мальчик. – Зато теперь я определенно знаю, просто уверен, что мы были с тобой в одном и том же волшебном сне, а ты просто его забыла.
Неожиданно для Тиллима Оля взорвалась:
– Да отстань ты со своим сном! Нашел время… Тиля, ты понимаешь, что у нас с тобой сейчас серьезная проблема? Если мы ее не решим, плакала наша мечта, наш Новый Афон!
– И что же нам теперь делать? Я понятия не имею…
– Ну ничего! Я все равно сделаю так, что мы поедем.
IV
В конце января неожиданно напомнила о себе удивительная встреча в трамвае. Придя на занятия, Тиллим увидел кареглазую незнакомку входящей в его класс. Как сказали семиклассникам, Юля Григорович будет теперь учиться в их специализированной школе.
Тиллим сам подбежал к Юле и хотел было поздороваться с ней как со знакомой, но та презрительно сморщила нос и, фыркнув, посмотрела на него, как на противную лягушку, запрыгнувшую на ее лакированную туфельку.
Новенькая сразу стала королевой средних классов 124-й школы с литературно-художественным уклоном. С ней хотели дружить все девочки, а мальчишки все как один мечтали однажды спасти ее от бандитов, пиратов или волков. Юля, казалось, не замечала их неуклюжих детских попыток понравиться, была со всеми отстраненно-вежлива, как и подобает королеве, потому что считала себя внутренне старше и даже выше остальных.
Впрочем, это в чем-то соответствовало истине. Отец Юли занимал далеко не последний пост в городе по профсоюзной линии, в школу девочку возили на государственной черной «Волге». Ей единственной среди семиклассниц было позволено ходить на уроки в крохотных золотых сережках, иногда от нее пахло французскими духами, которых учительницы из-за скромной зарплаты себе позволить не могли и просто толком не представляли, что это такое. Даже физкультурница, для которой ученики были чем-то вроде неповоротливой биомассы, достойной лишь крика и ругательств, была с «Юлечкой» приторно-любезна.
Одновременно и вместе с Юлей в классе появился Саша Матусевич, новички были знакомы чуть ли не с ясельного возраста. Родители Юли и Саши вместе работали за границей – участвовали в строительстве электростанции в Мозамбике. Они уже много лет дружили семьями и надеялись, что детская дружба, которой связаны их чада, со временем перерастет во что-то большее…
Поэтому, вернувшись из Мозамбика, они намеренно определили детей в одну престижную спецшколу. Дети выглядели прекрасной парой, особенно на фоне остальных, – загорелые, одетые с ног до головы во все фирменное, да еще с тем неуловимым выражением лица, которое отличает тех, кто хоть немного пожил за границей.
Юле далеко идущий, расчетливый план, придуманный родителями, казался и в самом деле привлекательным. Но Саша увидел Олю Штукарь, до появления новенькой считавшуюся самой красивой девочкой в классе, и давняя подруга в тот же миг перестала для него существовать. Юля восприняла это как величайшую несправедливость и крушение мира.
В своем новом классе Саша моментально стал признанным «индивидуумом», перед которым одни лебезили и которого другие, особенно мальчики, часто втайне, считали выпендрежником, выскочкой и трусом. Для преподавателей Саша тоже был особенным – явным акселератом-вундеркиндом. Появление в начале третьей четверти этого новенького произвело настоящую сенсацию. Стройный, спортивного вида брюнет, с тонкими чертами лица, с заметно выпяченной пухлой нижней губой, одевался элегантно, носил только импортные галстуки-самовязы, а не грубый ширпотреб на резиночке с застежкой сзади, и на каждый день недели у него были свои запонки. Он преуспевал по всем предметам, к тому же мог блеснуть эрудицией. Понятно, что для девчонок, начиная чуть ли не с младших классов, Матусевич стал бесспорным кумиром и знаменитостью.
Саша вторым быть не привык, поэтому готов был использовать любые средства, чтобы занимать лидерские позиции во всех сферах подростковой жизни (себя он, разумеется, давно считал взрослым, «интеллектуалом среди примитивов»).
Как-то на уроке рисунка Юля Григорович подошла к Тиллиму и попросила открыть баночку с краской. Пока тот возился с банкой, она обмакнула тонкую кисточку в другую – красную – краску и написала у мальчика на руке свой номер телефона:
– Вот, позвони. Хочешь со мной дружить? Я как раз одна, и мне так тоскливо.
– Извини, но у меня уже есть подруга Оля, – ответил Тиллим, демонстративно вытирая руку. Когда-то заинтересовавшийся незнакомкой, он был просто шокирован такой прямолинейностью и неожиданной инициативой.
– По статистике, у восьмидесяти шести процентов людей есть подруга со странностями по имени Оля.
– Да, у меня есть девушка. Нечего обижаться и ее обижать.
– А я и не обижаюсь. Я просто меняю свое мнение о людях и свое отношение к ним! – невозмутимо заявила Юля.
– Так у тебя же есть Матусевич?
– Мы не сошлись с ним религиозными взглядами.
– В смысле? – Тиллим насторожился.
– Он не признает, что я богиня, – пояснила гордая Григорович, с презрением добавив: – А я не вижу в нем достойного жреца.
Она собрала учебники в модную импортную сумку и хотела уже было выйти из класса, как вдруг почувствовала, что кто-то оттягивает ручку сумки. Юля удивленно подняла глаза: рядом стоял Лопаев, пытавшийся облегчить ее ношу.
– А хочешь, я буду твоим парнем? Я тут самый крутой, в обиду никому не дам.
– У меня даже цветы вянут… А тут – «парнем»! Такая ответственность… – независимо усмехнулась Юля.
Лопаев напряг сразу все извилины:
– Не понял.
– Не будем и пытаться понять друг друга, чтобы не возненавидеть. Ты не в моем вкусе, – отрезала девочка.
Кавалер, однако, не отставал:
– А кто тогда в твоем вкусе?
Юля, самодовольно задрав носик, улыбнулась:
– Я, например!
– А что мне сделать-то, чтобы тебе понравиться? – продолжил наседать Лопаев.
– Приклей зеркало к лицу, – съязвила Юля, отвернувшись.
– Вот так вот, да? Отвергла меня, значит. – Школьный хулиган нарочито изменил тон: – Ах! Какая вы жестокая, я в отчаянии! Вы разбили мое бедное сердце на тысячу мелких осколков, и я чувствую такую пустоту внутри.
– Так иди поешь, не мучайся, бедняжка!
– А ты злая девочка! – покачал головой Эскалоп, но при этом было видно, что задиристая Юля ему симпатична.
– Доброй девочкой я буду только для своего мальчика! А остальные терпите! – резко обернувшись к назойливому верзиле, бросила она.
В этот момент в класс уверенной походкой вошел Матусевич, попутно заметив Лопаеву:
– Зря ты так. Среди девочек тоже есть хорошие люди. – Он поздоровался с Юлей: – Привет.
– Лучше бы не здоровался! – уколола та.
– Тогда не привет… – спокойно парировал Шурик.
– Ну что, страдаешь еще по мне? – язвительно полюбопытствовала Юля.
– Вот еще – страдать! – пожал он плечами. – Кому ты нужна? Ты в прошлом. Сдурела, что ли?
– Я не сдурела, я вообще такая! – заявила бывшая подружка.
– У меня и правда есть чувства к тебе. Я чувствую, что ты действуешь мне на нервы… Природа щедро одарила тебя красотой! Собственно, на этом подарки и закончились. Таких королев, как ты, не было, нет и не надо.
«Королева» фыркнула, подобно рассерженной кошке:
– А ты… Да ты просто не достоин такого ангела, как я!
– Меня всегда раздражал шелест твоих крыльев. Все вы, девушки, ангелы, но стоит вам обрезать крылья, как вы начинаете учиться летать на метле, – иронически обронил Матусевич, усаживаясь на свое место.
– Как я могла полюбить такое ничтожество? Ты никогда ничего из себя не представлял. Ты мне должен ноги целовать! Ты просто был моей тенью, которую я отражала, когда хотела. Я полноценная, самостоятельная, знающая себе цену, а ты – эгоист и мерзавец! – одним духом выпалила Юля. Тут же вспомнив про Лопаева, обернулась к нему: – Ты, кажется, хотел мне понравиться? Тогда сейчас же накажи наглеца за запятнанную честь девушки.
Лопаев с готовностью встал и вразвалочку направился к Матусевичу:
– Але, нарядный! Ты чего такой дерзкий? – Верзила Эскалоп толкнул сидящего Шурика и ухмыльнулся. – Ну что? Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: быть дебилом хорошо? Да, сынок, неплохо…
– Ничего плохого нет в том, что умный человек иногда тупит, гораздо хуже, когда тупой постоянно умничает, – не растерялся Матусевич. – Вам, дебилам, нипочем – у вас морда кирпичом. Do you have problem, guy?[6]6
У тебя проблема, парень? (англ.).
[Закрыть]
– Ну ты, борзой! Слышь, чертила, ты по-русски разговаривай! Ты меня дебилом назвал?! Да ты знаешь, что с тобой будет…
– Как в эту светлую голову вошла мятежная мысль пугать меня? – издевательски сказал Шурик.
– Слушай, ты! Млей и осознавай: это теперь моя девушка, и если ты хамишь ей, ты хамишь мне.
Матусевич промолчал.
– А может, тебе просто в бубен дать?! – Задира сначала плюнул новенькому в лицо, потом ударил его кулаком в грудь. – Ну, чего молчишь? Ты только с девушками борзой?
– Мне нравится разговаривать молча. Это когда посмотришь на кого-нибудь, и он сразу понимает, куда ему идти. – Матусевич невозмутимо вытер лицо платком.
– И куда ты меня пошлешь? – Лопаев приподнял вызывающе спокойного Шурика за шиворот.
– Ну конечно, к первоисточнику, – объяснил ’тот, разжав пальцы хулигана.
Лопаев не без труда сообразил, о чем речь, но грозно кивнул лохматой головой:
– Угу! Я, кстати, туда собрался, не составите компанию?
– А что, пора? – Шурик независимо встал в проходе между партами.
– Пора-пора-порадуемся на своем веку! – Воинственно напевая, Лопаев широкой грудью переростка стал вытеснять его к туалету.
Не тратя времени на дальнейшие пререкания, соперники быстро оказались в коридоре напротив туалета. За ними, замерев, следили зеваки.
– Прошу! – Ломаясь, Лопаев глумливо улыбнулся. – Я только после вас.
Матусевич решительно зашел внутрь, втянув за собой надоевшего хама. Дверь едва успела захлопнуться, а в туалете уже раздался грохот, будто уронили здоровенный мешок с мукой. Переглянувшись, зеваки замерли. Кто-то громко, уверенно сказал:
– Лопай иностранца рубанул.
Через считанные секунды Шурик спокойно вышел в коридор, брезгливо отряхивая руки.
– Если кто-то ищет проблемы на свою голову – обращайтесь! Я еще и крестиком вышивать умею, – заявил он всем с видом победителя.
Толпа собравшихся ротозеев тут же ворвалась в туалет. Картина, представшая их взорам, была очень и очень странная, если не сказать страшная. Бедняга Лопаев распластался навзничь на полу. Лицо его было багровым, а в глазах застыл страх, причем было видно, что он даже не дышит. Последнее-то и напугало всех не на шутку. Тот же, кто поспешил объявить об очередном подвиге грозного Лопая, теперь зловещим шепотом предположил: