Текст книги "Истребители танков"

Автор книги: Владимир Зюськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 3
НАСТУПЛЕНИЕ

Освобожденный Воронеж

Радио и газеты принесли долгожданную радостную весть: началось грандиозное наступление наших войск под Сталинградом. В эти дни радисты бригады постоянно слушали Москву. Красноармейцы составляли сводки военных действий с указаниями освобожденных городов и сел.

Как мрачный лес, переживший зиму, светлеет, одеваясь в яркую весеннюю зелень, так просветлели лица солдат. Во время бесед агитаторов засыпали вопросами. Бойцы хотели знать обо всем в деталях. Но чаще других звучал вопрос: когда же наконец и мы перейдем в наступление?

В ночь с 22 на 23 января в расположении бригады появились два перебежчика. Они прошли по пойме реки, густо начиненной немецкими и нашими минами, но остались живы. Правда, один из них, подорвавшись у самых наших позиций, был тяжело ранен.

Перебежчики были русскими. Они объяснили, что, попав в плен, не захотели умирать с голоду в немецких концлагерях и сделали вид, будто согласны служить врагам. И вот представился случай перейти к своим.

Они сообщили, что фашисты спешно минируют сохранившиеся от взрывов здания, усиленно мародерничают, стаскивая все ценное. Похоже, что не сегодня-завтра побегут из Воронежа.

В это не верилось. Но в ночь на 25 января разведка обнаружила, что немцы оставляют город. Тотчас подразделения бригады и части стрелковых дивизий были подняты по тревоге. Саперы разминировали узкое пространство от наших позиций до города, и по этой тропе двинулись бойцы, техника.

Впереди отдела обеспечения тыла и транспорта шел его начальник старший лейтенант Еременко. Правее тропы он увидел немецкий домкрат. Во всех подразделениях бригады ощущалась большая нужда в запчастях, инструменте, подъемных механизмах. Понятно, что хозяйственник не мог пройти мимо домкрата. Но подняв и осмотрев его, Еременко был разочарован: механизм оказался неисправным. Лейтенант в досаде отшвырнул домкрат, и тот упал на замаскированную мину. Раздался оглушительный взрыв.

Лейтенант Еременко погиб. Идущих следом за ним лишь осыпало осколками льда, которые взлетели высоко в небо. Стоял сильный мороз. Ледяной панцирь реки был толст и крепок: взрыв не смог разворотить его широко. Поэтому на ту сторону перешли без заминки. Но потрясение и жгучее чувство скорби по смелому, мужественному товарищу, погибшему из-за небрежности, долго не оставляло людей.

А когда вошли в Воронеж, испытали иное: с новой силой ударило в сердца чувство ненависти к врагу. Разрушенный мертвый город. С трудом различимы под развалинами бывшие улицы. Редкие уцелевшие остовы домов выглядят одиноко и беспомощно, как больные заблудившиеся дети.

Шли по скверу, где валялись обломки зданий и деревья, словно в неслышном крике, вздымали обрубки ветвей в морозное безучастное небо. Посреди сквера стоял не тронутый взрывами бюст Кольцова, а рядом с ним – два больших березовых креста, под которыми лежали останки каких-то фашистских микрофюреров. Волосы бронзового поэта-гуманиста, тронутые изморозью, словно поседели при виде варварства двадцатого века.

По всему скверу в ряд, как клавиши, маячили могилы врагов. С чувством удовлетворения смотрели на них бойцы.

Нет, не зря они расходовали снаряды, сработанные голодными, падающими от усталости женщинами и детьми в далеких городах тыла.

Наверно, это ненормально, когда человек испытывает радость, видя страдания и смерть другого человека. Но человека ли?

Во время своего победного и вместе с тем печального шествия по городу красноармейцы бригады наткнулись на труп истерзанной и поруганной женщины, рядом с ней лежал мертвый ребенок с размозженной головой…

Нет слов, чтоб обозначить эти действия врагов. Слово «зверство» характеризует их слишком мягко, да и неверно. Звери могут убить, но они не способны так изощренно, а нередко и бессмысленно мучить, как это делали «сверхчеловеки».

Действие равно противодействию. Понятно, что бойцы над развалинами домов, над могилами товарищей, над трупами этой женщины и ребенка, над письмами из дому клялись отомстить врагу, воздать ему должное по заслугам.

Подразделения бригады шли по оставленному врагом городу. Они прошли мимо взорванного здания обкома партии, поравнялись с разрушенным госбанком, из подвалов которого саперы выносили и грузили на машины мешки светло-фиолетового цвета.

– Что это? – спросил Юрий Рожин у товарищей. Кто-то коротко ответил:

– Разминировали фашистские фугасы.

Как ни спешил враг покинуть город, боясь окружения, но все же успел оставить после себя смертоносные сюрпризы. Сорок лет спустя, уже будучи на пенсии, посмотрел Георгий Алексеевич Халтурин фантастический фильм «Сталкер» и вспомнил разрушенный Воронеж. Он так же представлял собой «зону», где каждый неосторожный шаг мог обернуться смертью. Тщательно замаскированные мины срабатывали от того, что люди брались за ручку двери или отодвигали мебель, загораживающую вход в дом. Дьявольским выдумкам фашистов не было предела.

После нескольких взрывов, понесших за собой жертвы, саперы, подобно сталкеру в фильме, работали осторожно и медленно. Огромного напряжения сил, а порой и жизни стоило им разминирование проходов, проездов.

Первым комендантом освобожденного города был назначен офицер штаба бригады капитан В. А. Морозов. В мае 1942 года, выписавшись после лечения из госпиталя, Василий Михайлович получил солдатскую шинель без знаков отличия, без ремня. Приехал в Свердловск. Пока дошел до штаба УралВО четыре раза пришлось предъявлять документы патрулям.

В поезде познакомился и подружился с лейтенантом А Г. Спиваковым, который тоже после госпиталя направлялся в Алтынай. Вечером они вышли на станции Богданович, чтоб пересесть на поезд, который шел только утром.

Постучались в один дом, в другой – не пускают переночевать. А есть хочется не меньше, чем спать. Пришлось пойти на хитрость. Зашли в очередной дом. Просторно. А хозяев всего – старик да старуха. Морозов сделал строгое лицо и твердо сказал:

– Здесь разместим взвод!

– Есть, товарищ командир! – ответил Спиваков. Оробев перед «большим начальником», хозяева подскочили к Александру Спивакову:

– Может, вы с командиром останетесь у нас. Мы бы ужин сообразили. Отдохнете хорошо!..

Когда несколько месяцев спустя Морозов рассказал об этом Халтурину, тот весело смеялся:

– Не повезло тебе, Вася! К кержакам попал. Есть у нас такие. Но по ним об уральцах не суди!

Василий Михайлович согласно кивал головой. Уж кому-кому, а ему, командиру батареи, которая, держа оборону на западном берегу реки Воронеж, то и дело вступала в бой с немцами, щедрый уральский характер бойцов открылся во всей полноте.

Недолго пробыл комендантом города Морозов. В течение трех суток истребители танков прочесывали город, вылавливая не успевших сбежать фашистов, шпионов и диверсантов, которых было немало в западной части Воронежа. А затем бригада получила задачу: обойти Курбатово и занять станцию Нижнедевицк.

Лошадь в каске

Зима сорок второго – сорок третьего выдалась снежной и суровой. Но холодно на морозе да тепло на сердце бойца: линия фронта двинулась на запад. Враг бежал, причем так лихо, что бросал технику – не до нее.

В поселке Касторное наступавшая бригада увидела множество вражеских машин: грузовики, тягачи, легковые. Моторы их еще не остыли. В некоторых автомобилях попадались награбленные вещи, бутылки коньяка, лимоны. Но все эти трофеи были ничто по сравнению с горючим в баках. Нехватка бензина тогда ощущалась остро.

Стоявшие впритык автомобили походили на стадо фантастических животных. И шоферы под командованием начальника химслужбы А. П. Полякова «доили» их до тех пор, пока не заполнили несколько десятков трофейных канистр.

А фашисты в это время, барахтаясь в снегу, как мухи в молоке, уносили ноги подальше от наступавших красноармейцев. Юго-восточнее Касторного в окружение попали около девяти вражеских дивизий. И хотя кольцо не было сплошным (основным силам удалось просочиться в район Горшечное – Старый Оскол), завоевателям некогда было вспоминать о коньяке с лимонами. Наступление на Воронежском участке фронта было настолько стремительным, что враги уже не успевали хоронить своих солдат. Живые на ходу срывали с мертвых одежду, чтоб натянуть на себя. Но тряпки, спасая от русских морозов, не могли защитить от пуль и снарядов.

В письме, датированном 28 февраля 1943 года, Иван Иванов писал матери:

«Идем на запад. Немцы всюду: убитые, раненые, пленные. На дорогах валяются в лужах крови, голые, с заросшими рыжей щетиной лицами. И лежат уже головами не на восток, как их учит фюрер, а – на запад».

В Касторном кто-то из шутников поднял и прислонил к забору замерзшую лошадь. На голову ее положили немецкую каску, на шею повесили множество фашистских крестов, медалей, а ноги обули в огромные камышовые башмаки – зимнюю обувь фашистских солдат. Глядя на это чучело, олицетворявшее «доблестного воина вермахта», бойцы смеялись, острили, давая выход ненависти к врагу.

Подразделения бригады часто встречались с колоннами пленных, идущими на восток. Представители «высшей расы» выглядели довольно жалко: головы укутаны цветным женским тряпьем, шинели изодраны, грязные. Провожая их взглядом, Аристарх Поляков думал: «Дождались изверги своего часа…»

Однако почти каждый населенный пункт приходилось брать с боем и, как говорили бойцы, выколупывать фрицев из подвалов и чердаков. Проще было с сателлитами. Сражаясь на стороне фашистов в начале войны, они вели себя нагло. Никогда не забудет Георгий Алексеевич Халтурин случай, когда шестеро румын пытались взять в плен целую роту красноармейцев. Колонна пехотинцев уходила по украинской степи от наседавшего врага. Вдруг увидели приближающихся всадников. Скакали они так открыто, что бойцы их приняли за своих. Но метров за полтораста всадники разъехались, начали окружать колонну с криками: «Русь, сдавайся!»

Опьяненные наступлением, румыны, видимо, считали, что война вот-вот закончится победой фашистов, и спешили выслужиться перед хозяевами. Наверно, скача во весь дух, уже видели, как им вручают высокие награды. Но русские почему-то не побросали оружие и не пошли за ними, как стадо в загон. Вместо наград «герои» получили пули.

Было это в июле сорок первого. Сейчас же, в начале сорок третьего, у сателлитов, похоже, пропала вера в победу над русскими. Когда бригада вышла к станции Льгов, на путях догорал состав. Вездесущие подростки сообщили, что в этих вагонах сожжены румыны. Иван Иванов не поверил и с разрешения начальника политотдела сбегал с ребятами на место, навел справки. Действительно, фашисты обманом завели румын в вагоны, закрыли их, обложили соломой, облили бензином и подожгли. Тех, кто пытался вылезти в окна, расстреливали.

Так гитлеровцы расправились со своими союзниками, которые потребовали, чтобы их вернули домой.

В начале сорок третьего союзники немцев начали сдаваться в плен. В Касторном сдалось много венгров. Они бросали оружие и выскакивали из домов с поднятыми руками. Вначале их отводили в штаб полка под конвоем, а потом стали просто показывать на горку, где располагался штаб, и жестами объяснять, что именно там их и ждут.

В плен сдавались и немцы. В Касторном один из сержантов пятой батареи запряг десяток пленных фашистов в сани и заставил привезти воду из реки для бани.

«Если уж за дело взялась высшая раса, то парок будет на высшем уровне», – шутил он.

Но процессию с бочкой увидел офицер политотдела, и «парилку» в штабе устроили для Халтурина. Получив нагоняй, он шел по улице села и вспомнил, как бойцы в Тюмени впрягались не в сани, а в пушки. Их вынудили это сделать немцы, напав на нашу страну… А унизительные работы, которые заставляли выполнять фашисты?.. А составы, увозящие женщин и детей в Германию – в рабство?..

Георгий Алексеевич разжал стиснутые зубы и глубоко вздохнул. Все же командиры правы, запрещая унижать пленных. Немцы – враги до тех пор, пока держат оружие. Как только бросили его и подняли руки вверх – они пленные. Издеваться над безоружными – не уважать себя.

Но как это внушить бойцам, когда каждый день они хоронят товарищей, когда получают письма, сообщающие о смерти родных, когда видели растерзанную женщину и рядом с нею ребенка, которого убили мимоходом, будто прихлопнули пролетающую мошку…

На войне как на войне

Бригада продолжала наступать. Делать это было непросто. И не только потому, что отступавшие немецкие части огрызались огнем. Слой снега был настолько велик, что без бульдозера передвигаться было невозможно. Траншея, которую оставлял за собой бульдозер, скрывала автомобили. Колонну можно было обнаружить лишь с воздуха. Однако в эти дни в небе не появлялись ни наши, ни немецкие самолеты.

Наконец снежные заносы остались позади. Передвижение пошло веселее. Но на смену вязким снегам пришли густые туманы. В один из таких дней, когда двигались, словно в молоке, шофер «газика», в котором ехали батальонный комиссар Полтавцев и два писаря, сбившись с курса, случайно заехал в село Репьевка, занятое немецкой частью, попавшей в окружение.

Через пару дней, когда фашисты были выбиты из Репьевки, красноармейцы нашли в этом селе трупы майора Полтавцева и его спутников. На груди комиссара была вырезана звезда.

Известие о мучительной смерти товарищей глубоко взволновало бригаду. Казалось бы, не впервой хоронить однополчан. Но, видимо, так уж устроен человек, что привыкает ко всему на свете, кроме смерти. К тому же Полтавцева уважали. Все в нем – армейская выправка, походка, голос – говорило о твердости характера. Юрию Рожину не раз приходилось вместе с Полтавцевым попадать под обстрелы, но он никогда не видел на его лице и тени страха. Никогда майор не суетился, не кричал. Выйдя из сложной, смертельно опасной обстановки, не вспоминал об этом, как делали многие.

А как говорил Полтавцев! Просто, ясно, без лишнего пафоса. Слова дышали такой уверенностью в победе, такой силой, что тебя невольно охватывало чувство благодарности к этому человеку. Он умел заставить позабыть о всех тяготах, сомнениях, неудачах. Фазлутдинов, когда-то ездивший с замполитом добывать бумагу для бригады, с грустью думал о том, что – не будь этой случайной смерти – сколько б еще мужества вдохнул майор в души бойцов.

Случайная смерть на фронте. Еременко, Полтавцев… Оказывается, бывает и такое. Но чаще всего на фронте остаются случайно живы. В феврале 1943 года Иван Иванов писал матери:

«Упал снаряд у ног – не разорвался. Упал другой – в трех метрах – не повредил нисколько».

Рядом с Рожиным ткнулась мина. Она зарылась в снег так близко, что Юрий задохнулся от волны горячего воздуха, но взрыва не последовало.

О таких счастливых исходах может рассказать каждый фронтовик. В мирное время люди случайно умирают насильственной смертью, а в военное – случайно остаются живы. Тяжкий каток войны не жалеет на своем пути никого: ни воинов, ни женщин, ни детей, ни стариков.

В освобожденном поселке Тим красноармейцы бригады обнаружили в подвале одного из домов трупы замученных мирных жителей.

Подразделения бригады вошли в этот городок, когда бой шел уже на его противоположной окраине. На улицах, в огородах маячила брошенная фашистами техника: пушки, автомашины. Юрию Рожину особенно запомнилась площадь. Здесь стояли орудия, возле них громоздились штабеля снарядов и всюду – стреляные гильзы, трупы немцев и лошадей. Всего на улицах этого небольшого города противник оставил около тысячи убитых солдат и офицеров. Наступление наших войск было настолько стремительным, что враги не успели эвакуировать из Тима госпиталь со ста сорока ранеными.

Линия фронта продолжала катиться на запад. Не каждый населенный пункт освобождала бригада на своем пути. Истребителей танков порой опережали наши передовые части. Вот и в Курск вошли без боя. Здесь отдыхали двое суток. Два дня спокойной, мирной жизни, когда можно ходить в полный рост, не боясь ни снарядов, ни пуль! Два дня нормального питания! Такого не бывало от самого Воронежа, ибо продуктами бригаду снабжали с перебоями.

Истребители танков расположились в домиках, стоявших на западной окраине города. Весело трещали дрова в печах бань. Возбужденно сновали бойцы, нося воду, вонзая топоры в кряжистые чурбаны. А какие радостные вопли, блаженные стоны неслись из раскаленных бань! Охаживая друг друга вениками, воины забыли на миг о взрывах, пожарищах, крови и трупах. Здесь, в Курске, они впервые за много дней избавились от кровососущих насекомых, которые чем дальше, тем больше плодились в неснимаемой одежде.

Человеку, оказывается, не так уж много надо. Помылись, надели чистое белье и почувствовали себя так, словно вновь родились.

В ледяной воде

Освобожденная земля, ограбленная и сожженная, вызывала жалость. Кое-где на месте бывших сел торчали печные трубы, рядом с которыми тоскливо сидели голодные кошки.

Из Курска бригада выступила под Льгов. Большой бой на этом пути завязался за деревню Лукашевку. На атаку силами батальона противник ответил тремя контратаками, бросив на наши позиции около четырехсот власовцев. Против них выступили танки. Спасаясь, враги выскочили на огневые позиции пятой батареи артполка.

– По предателям Родины огонь! – скомандовал командир Халтурин.

Местность словно утонула в круговерти земли и металла. Уцелевшие власовцы укрылись в большом овраге. Но это не спасло их. Артиллеристы тут же переставили пушки так, что снаряды начали ложиться вдоль оврага. Перепуганные враги выскочили и заметались. Разгром их завершили танки.

В этом бою пленных не брали. Как ни велика была ненависть бойцов к фашистам, но и она уступала той, которую вызывали предатели Родины. Командир взвода Журавлев, командиры орудий Пристуков, Павлов, наводчики Калашников, Леонов, разведчик Бирюков сражались так отважно, что были отмечены в журнале боевых действий бригады.

Пятая батарея была награждена переходящим Красным знаменем артполка. Развевающийся стяг, укрепленный на передней машине, вызывал восторг у жителей освобожденных населенных пунктов. Этот символ родной советской власти они встречали со слезами радости.

Чем дальше гнали фашистов, тем упорнее становились бои. Под Льговом рота, где командиром одного из взводов был С. Н. Островкий, попала под сильный пулеметный огонь. Пришлось отойти с большими потерями и укрыться в старом противотанковом рве. Осенью дно его заполнила вода. И вот сейчас, зимой, мины пробили лед. Красноармейцы оказались в воде.

Мороз градусов десять – двенадцать. Валенки, полушубки промокли моментально. Но немцы палили так яростно, что не только выйти – высунуться невозможно. Пришлось ждать темноты. С ее наступлением броском ворвались в село, занятое врагом. Но и там было не до сушки одежды – бой продолжался до утра.

Около двух часов просидеть в ледяной воде, а затем воевать, обламывая на себе лед! Казалось бы, тут и самый закаленный человек сляжет. Но никто из бойцов тогда не испытал даже легкого недомогания.

Вообще, на передовой болели редко. Видимо, ощущение постоянной смертельной опасности мобилизовывало все силы организма, которые вполне справлялись с болезнетворными бактериями. Изучение этой зависимости – тема для медицинского труда. Однако не вызывает сомнения, что только предельное напряжение нервов, духа спасло от заболевания, а может быть, и смерти людей, находившихся долгое время в ледяной воде.

Крутой поворот

В начале марта части, в составе которых воевала бригада, заняли город Льгов. Бойцы не успели прийти в себя после ожесточенных боев, как их в срочном порядке отправили на юг.

И замелькали на дорогах столбы. Автомашины шли почти без остановок. Ясно, что где-то положение критическое, раз так срочно понадобилась противотанковая бригада. Но где? Этого знать бойцу не дано. Впрочем, особо головы и не ломали. Неизвестность интриговала, настораживала, когда на фронт ехали впервые. А сейчас-то чего опасаться? Били фашистов в одном краю, будут бить в другом.

По данным сводки, войска Юго-Западного фронта оттеснили врага до Днепропетровска. Фронт далеко. Настроение у красноармейцев приподнятое. Они шутят, смеются, строят планы послевоенной жизни.

На северную окраину Харькова въехали с песнями. Но что такое? Совсем рядом звучат выстрелы. Машины останавливают часовые и приказывают немедленно потушить фары.

Постепенно обстановка проясняется. Враг непрерывно бомбит город. До передовой – рукой подать. Положение на Воронежском фронте резко изменилось. Что же произошло?

Когда южное крыло фронта дрогнуло и двинулось, набирая ход, на запад, в подтекстах речей, раздававшихся в ставке фашистского командования, зазвучало: караул! Завоеватели уже планировали землю под имения в левобережной Украине, как вдруг лакомый кусок начал уходить из рук, а вместе с ним и почва – из-под ног. Выходя к Днепру, советские войска грозили рассечь весь восточный фронт гитлеровцев. Фашисты в срочном порядке перебросили сюда силы с других фронтов. Они сформировали группу вражеских армий «Юг», которая выдвинула против левого крыла Воронежского фронта четвертую танковую армию и оперативную группу «Кампф» – десять пехотных, шесть танковых и одну моторизованную дивизию. Под Харьковом врагу удалось создать превосходство в людях в два раза, в артиллерии – в два и шесть, в танках – в одиннадцать и четыре раза. Ста пятидесяти советским истребителям и бомбардировщикам пришлось сражаться против пяти сотен самолетов противника.

За два месяца наступления наши передовые части оторвались от тылов на большое расстояние. Железные дороги восстановить не успели, автотранспорту мешала начавшаяся распутица. Нерегулярное снабжение горючим, снарядами, продуктами вынудило прервать наступление, а затем отходить назад, так как фашистам к этому времени удалось подтянуть свои резервы. Свежие силы врагов двинулись в наступление.

За короткое время наши войска оказались у стен Харькова. В городе ощущалась нервозность. Срочно эвакуировались госпитали, склады. На улицах наблюдалось движение разрозненных частей.

Артиллеристы и пэтээровцы, не останавливаясь, проехали на юго-запад Харькова и заняли оборону в Песочине. Здесь также ощущалось приближение врага. Творилось что-то непонятное. Приказали занять позицию в одном месте, но не успели переместиться, как последовал другой приказ.

Бойцы недоуменно переглядывались. За время наступления повидали всякое, но приказы были четкими, каждый знал, что ему делать. А здесь… На своем участке обороны истребители танков остановили целое отделение красноармейцев, которые сами не знали, куда идут и где их командиры: часть разбита, связи со штабом нет.

Бойцы бригады были неприятно удивлены всей этой неразберихой. Не могли они знать тогда, что вскоре сами окажутся в подобном положении. Привыкшие идти вперед (порой медленно, с большими потерями, но теснить врага), сейчас они прижимались к земле, спасаясь от бомб, снарядов, пуль. Немецкие одномоторные пикирующие бомбардировщики Ю-87 и двухмоторные бомбардировщики Ю-88 то и дело зависали над головой.

Кто справа, кто слева? С соседними частями связи нет. Что там творится, надежно ли? Это был, пожалуй, первый по-настоящему серьезный встречный бой.

Давление врага постоянно нарастало. И начались тяжкие дни отступления, когда отвоеванную, кровью омытую землю приходится оставлять врагу. Землю, меченную наскоро вырытыми могилами, где нашли свое последнее пристанище те, кто мечтал о Победе, но не смог дожить до нее…