Текст книги "Вызов смерти"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Огромная, чужая и чуждая столица все больше стала раздражать и угнетать. И я решил вернуться в родной Новосибирск, где жил сын Павлуша (Какой он теперь? Наверное, вымахал за эти два года и уже, поди, перерос батю), где у меня остались друзья. В Москве друзьями так и не обзавелся. Единственный близкий человек, Семен Григорьевич Сапелкин, умер год назад от инфаркта – не выдержало сердце, когда его грубо и несправедливо убрали из прокуратуры. В последние годы смерть стала очень разборчива – метила все больше в порядочных людей.

Задумано – сделано. Я быстро свернул служебные дела, собрал нехитрые пожитки, сел на "Сибиряк" и отправился на свою малую родину. Двухлетняя Верочка, рано начавшая говорить, всю дорогу спрашивала: "А где мама? Почему она меня не любит?" За этот месяц она, бедняжка, замучила меня подобными вопросами, стала капризной и раздражительной. Своим детским умом она еще не способна была понять, что мамы у нее больше не будет, но интуитивно чувствовала, что случилось что-то страшное, непоправимое.

Когда мы с Верой вышли на площадь Гарина-Михайловского, у меня невольно защипало глаза. Становлюсь сентиментальным – значит старею. Все было родным и до боли знакомым. Хотя виделись м заметные перемены. На Вокзальной магистрали уже достраивался комплекс современных зданий из красного кирпича. Рядом с гостиницей "Новосибирск" выросли новые торговые павильоны. Радовала чистота на улицах.

На стоянке такси мы сели в "Волгу" и отправились домой.

На двери нашей квартиры поразила нарисованная краской фашистская свастика. Странно и страшно видеть ее в стране, больше всех пострадавшей от фашизма. Неужели так коротка историческая память? Квартиру эту мы с Катей решили не продавать и мечтали когда-нибудь в нее вернуться. Катя также не прижилась в Москве, считала ее временным пристанищем. Увы, судьба распорядилась по-своему. При воспоминании о Кате квартира сразу стала чужой и враждебной, подозрительно глянула на меня немытыми окнами, а все предметы как бы в одночасье покрылись толстым слоем пыли. Я огляделся. Неужели здесь начиналась моя счастливая совместная жизнь с Катей? Как это было давно, в другом тысячелетии. Тогда мы не могли и предположить, что счастье окажется столь коротким.

– Вот мы и дома. Теперь, Веруха-горюха, ты здесь хозяйка. Распоряжайся.

– А я маме расскажу, – тут же пообещала дочка.

Катя всегда сердилась, когда я так называл Веру. Выходит, что я накаркал дочке нелегкую судьбу.

– И будешь ябедой. А ябед никто не любит. Запомнишь?

– Ага, – серьезно ответила дочь.

Переоделся в спортивный костюм и принялся за уборку. Катя приучила дочку помогать по дому. А потому дал ей влажную тряпку, и она сосредоточенно, с удовольствием терла ею журнальный столик, высунув от усердия язык. Невольно залюбовался дочерью. При рождении Веры Катя убеждала, что дочь – вылитый папа. Но сейчас в ней все больше проступали мамины черты. Будет такая же красавица.

Закончив с уборкой и накормив дочь, я позвонил своей бывшей жене.

– Ой, Сережа! – обрадовалась Лена, узнав меня по голосу. – Здравствуй! Тебя так хорошо слышно, будто от соседей звонишь.

– Ты почти угадала. Я вернулся, Лена.

– Ну и правильно сделал. И Павлик будет рад. Он так по тебе скучает. Что-то голос у тебя какой-то тусклый. Что-нибудь случилось? Как дочка? Как Катя?

–Катя умерла.

– Сережа! Разве такими вещами шутят? – укоризненно сказала Лена.

– Я не шучу. Вот уже месяц, как ее похоронил. Такие вот невеселые у нас дела, Лена.

Мягко, сердечно, без ложного пафоса Лена, волнуясь, произнесла нужные слова. Помолчали.

– Лена, у меня к тебе просьба. Насколько я знаю, твоя мама на пенсии?

– Да. А что такое?

– Попроси ее, чтобы она посидела с Верой несколько дней. Мне нужно оглядеться, уладить формальности с работой, договориться с яслями. Думаю, дня за четыре-пять управлюсь.

– Да я сама с удовольствием с ней посижу.

– А твоя работа?

– Я в прошлом году не отгуляла десять дней. Так что никаких проблем. Привози. Через час сможешь подъехать? К этому времени и Павлик, наигравшись в футбол до одури, должен вернуться.

– Хорошо. Будем. – И я принялся одевать дочь в гости на встречу с братом.

"Хорошая она все-таки баба!" – вдруг с теплотой подумал о своей бывшей жене.

Глава 2

Когда-то, давно мы с Павликом были в зоопарке. Было ему тогда лет семь-восемь, не больше. Зашли в обезьянник. Он долго стоял перед клеткой с павианом, и взгляд у него был такой же, как сейчас у Лены. Тогда сын спросил с сомнением: "Пап, неужели люди произошли от такой вот обезьяны?"

Елена Прекрасная, с любопытством и сочувствием рассматривающая сейчас мою постаревшую и похудевшую физиономию с потухшим взглядом, наверняка подумала: "Неужели он был моим мужем?!" И где-то по большому счету я ее мог понять. Зрелище малопривлекательное, я бы даже сказал – удручающее.

В жизни я боюсь всего трех вещей: неоплаченных счетов, выглядеть дураком в собственных глазах и женских слез. Последних боюсь больше всего, теряюсь и вообще начинаю плохо соображать.

Обнял ее за плечи и, будто выпускник школы законченных дебилов, неуклюже попытался успокоить:

– Ну, ну, Лена! Ну, чего ты, в самом деле. Я тебя не узнаю, честное слово.

– Я и сама себя не узнаю, Сережа. Мне так тебя жалко! Сердце разрывается...

– А вот этого не надо. Я фаталист. Если так случилось, значит, я должен был через это пройти.

Отстранил ее, достал носовой платок и принялся, как маленькой, вытирать глаза, щеки, нос. Черт возьми! До чего же она красива! Месяц назад ей исполнилось тридцать восемь. И рядом с моей поношенной физиономией она, ей-право, выглядит как фотомодель.

– Интересно, ты замечаешь, что становишься с каждым годом все красивее? От поклонников, наверное, отбою нет.

– А что толку, – махнула она рукой. – Где они нынче, настоящие-то мужики?

– Не там ищешь.

– Возможно, – согласилась она.

Стоявшая рядом Верочка, молча с любопытством наблюдавшая за нами, не выдержала, дернула Лену за подол платья и с детской бесцеремонностью спросила:

– Тетя, а ты кто?

Лена подхватила ее на руки, расцеловала в щеки, восхитилась:

– Ах, какая прелесть! Копия мамы. А меня зовут тетя Лена. Я мама твоего братика Павлика. Скоро ты с ним познакомишься.

Но Верочке еще трудно было понять, что у ее братика может быть другая мама. Но услышав знакомое слово, спросила:

– А где моя мама?

Лена растерялась, не зная, что ответить. Посмотрела на меня. Нас выручил звонок в дверь. Лена пошла открывать. Из коридора послышался незнакомый басовитый голос сына:

– Привет, ма! Я только на минутку, только переодеться. Мы с парнями договорились... Что? Кто у нас?

В проеме двери выросла его долговязая фигура. Глянул на меня, на лице отразилась растерянность. Он в замешательстве переминался с ноги на ногу, не зная, что же предпринять. Наконец шагнул навстречу, протянул руку:

– Здравствуй, отец!

Как же он вытянулся, возмужал. Мы теперь с ним почти одного роста. И этот иронический взгляд. Трудно ему придется в жизни. Ох трудно!

– А что так официально, будто мы с тобой на приеме в Букингемском дворце?

Крепко обнял Павла, почувствовал под футболкой сильные мышцы.

.

Лена, глядя на нас, вновь заплакала.

– Господи! Ивановы, как же вы похожи!

Она меня все больше удивляла. Что-то в ней изменилось, стала впечатлительной и слезливой до невозможности.

– Познакомься, Павел. Это твоя сестра Верочка. Человек хоть и маленький, но очень независимый и самостоятельный.

Павел присел на корточки, протянул сестре руку:

– Привет, сестричка! Ты что такая серьезная?

– Я не сельезная, – ответила она, настороженно, исподлобья глядя на брата.

– А ты так умеешь? – Павел ухватил себя за уши, потянул, одновременно высунув язык.

Вера звонко рассмеялась и тут же принялась копировать брата.

– Молодчина! – одобрил он ее попытки. – А не боишься, что Бармалей тебя за язык схватит?

Вера тут же спрятала язык, испуганно огляделась, готовая в любую минуту зареветь.

– Ты знаешь, кто такой Бармалей? – спросил Павел.

– Он некалосый.

– Он злой, страшный и ужасный разбойник. Но ты его не боись. Я его вчера так сильно поколотил, что он ни за что сюда не придет.

Вера заулыбалась, восхищенно глядя на брата: Для нее он сразу стал героем, победившим самого Бармалея.

– А ты на коне когда-нибудь скакала? – спросил он.

– Нет! – вздохнула девочка.

– Тогда садись.

Павел встал на четвереньки, присел, чтобы Вера смогла на него взобраться. Сестра была в неописуемом восторге. Тут же взгромоздилась ему на спину, крепко ухватившись ручонками за тенниску.

– И-го-го! – заржал Павлик и "поскакал" в свою комнату.

Мы с Леной, глядя на них, невольно разулыбались.

– Дети скорее находят общий язык, – сказала она. – Сережа, ты немного поскучай. Я накрою на стол. Будем ужинать.

– Я тебе помогу. Не люблю сидеть без дела. – На кухне спросил Лену: – А где Вадим?

– Кто это?! – сделала она удивленные глаза.

– Ну ты даешь! – рассмеялся. – Насколько я помню, так звали твоего последнего мужа. Или я что-то путаю?

– Не знаю, не знаю. Год назад в этой квартире действительно обретался какой-то жалкий тип. Кто такой? Возможно, это именно тот, кто тебя интересует. Однако ни фамилии, ни имени его я не спрашивала.

– С тобой не соскучишься. А кто обвинял меня когда-то в излишней юморилизации жизни?

– С кем поведешься.

Через полчаса все уже сидели за столом и ели мои любимые сибирские пельмени.

– Как закончил девятый? – спросил я сына. Павел хмыкнул, пожал плечами, насмешливо взглянул сначала на меня, затем на мать.

– Ни фига, блин, заявочки! Ма, ты видела? Мой папа вдруг вспомнил о родительских обязанностях!

В слове "папа" он на французский манер сделал ударение на втором слоге. Получилось смешно. Я невольно залюбовался сыном. Моя школа! Этому палец в рот не клади.

– Павел, как тебе не стыдно! – возмутилась мать. – Ты что здесь представление опять устраиваешь?!

– А я чё. Я ничё. Во всем беру пример с родителя своего.

Я рассмеялся, мне стало хорошо.

– Не знаешь, случайно, как поживает мой друг Миша Краснов?

– Плохие у него дела, Сережа, – понурилась Лена.

– А в чем дело?

– Он в больнице. С инфарктом.

Новость была ошеломляющей. Чтобы Миша Краснов – и вдруг с инфарктом?! Если уж его достало, то что говорить об этом вечно рефлексирующем Иванове?

– Дела!.. Когда это случилось?

– Вчера вечером. Мне Валентина позвонила.

Валентина Краснова была лучшей Лениной подругой. Меня всегда удивляла их дружба. Что могло связывать блистательную и несколько надменную красавицу Лену и простоватую и простодушную Валентину? И тем не менее они подруги – не разлей вода. Валентина умела уступать. Вероятно, это и предопределило прочность столь странного союза. Черт, как обидно за Мишу.

– Подробностей не знаешь?

– Валя сказала, из-за неприятностей на работе. Убили следователя какого-то, его помощника. А будто в него стреляли. – Лена тяжело вздохнула. Когда же все это прекратится! С каждым днем все страшнее становится жить. Я вся испереживалась за Павлика. Он чуть задержится, а я уже места себе не нахожу.

– К Мише пускают?

– Вряд ли. Он ведь пока в реанимационном отделении. Впрочем, на этот вопрос тебе лучше ответит Валентина. Позвони ей.

Валентина сразу заплакала, запричитала, да так, что у меня мороз прошел по коже.

– Что ты его раньше времени отпеваешь?! – нарочито грубо прикрикнул на нее.

Немного успокоившись, она сказала печально:.

– Вот видишь, Сережа, как получилось? А ты все подтрунивал над ним флегматик, мол, нервы как у слона. Оказывается, и у "слона" сердце не камень. А я тебе пыталась вчера дозвониться, но телефон не отвечал. Откуда ты узнал?

– Лена сказала. Я сейчас звоню от нее.

– Так ты что, вернулся, что ли?

– Думаю, насовсем.

– Вот Миша порадуется. Последнее время он часто о тебе вспоминал.

– Как он? Что говорят врачи?

– А что врачи? Как всегда, успокаивают. Уверяют, что все будет хорошо.

– Иначе и быть не может. Ты его видела?

– Только через щелку. Лежит бледный – краше в гроб кладут! – Она вновь заплакала.

– Ты когда собираешься в больницу?

– Завтра утром.

– На машине?

– Да. А что?

– Заезжай за мной. У меня появилась идея, как к нему прорваться.

– Хорошо. Заеду. В девять часов. Только вряд ли у тебя получится. Там завотделением зверь.

– Попытка не пытка. До встречи!

Глава 3

Увидев меня в генеральском мундире, Краснова удивленно охнула:

– Ой, Сережа! Какой же ты красивый! Вот бы Мише глянуть на тебя.

Я обошел их старенький "москвичек", любовно похлопал его по крылу. Сколько связано с этим пенсионером воспоминаний, как приятных, так и не очень. Открыл дверцу, сел рядом с Валентиной, поцеловал ее в ядреную щеку. За эти два года она сильно раздобрела.

– Привет, Валюша! Рад тебя видеть.

– Здравствуй, Сережа! Только на что тут глядеть. – Она похлопала себя по объемному животу. – Видишь, что делается? Прямо не знаю, откуда что берется. Вроде и диету соблюдаю, и зарядку по утрам делаю. И все без толку. Вот на тебя, Сережа, действительно одна радость смотреть. Красавец! Тебе очень к лицу форма.

– Это и есть часть моего плана.

Как я и предполагал, генеральская форма произвела впечатление на медицинский персонал кардиологического отделения. До кабинета заведующего меня никто не посмел остановить. Все, будто под гипнозом, лишь сопроводили меня удивленными взглядами. Заведующий отделением, примерно одного со мной возраста, полный, со строгим взглядом карих глаз, при появлении в его кабинете генерала вежливо привстал.

– Иванов Сергей Иванович, – представился я, протягивая для приветствия руку.

– Очень приятно. Обухов Станислав Владимирович. – Рукопожатие его было крепким. – Чем могу?

Придал лицу строго официальное выражение. Огляделся, не подслушивает ли кто, и тоном заговорщика, будто доверяя важную государственную тайну, сказал:

– Станислав Владимирович, мне необходимо срочно видеть Краснова Михаила Дмитриевича.

– Да, но он сейчас в таком состоянии... – нерешительно запротестовал Обухов.

– Дело большой государственной важности, поверьте. От этой встречи может зависеть очень многое. Вы меня понимаете?

– Конечно, конечно. Такая работа... Вынужден разрешить, но только не больше пяти минут.

– Большое спасибо, Станислав Владимирович. С медиками не спорят, поэтому вдвойне рад, что нашел у вас понимание.

Увидев меня, Михаил даже приподнялся от неожиданности.

– Сережа!! Ты откуда?!

– Из леса, вестимо. Привет, Миша! Ты лежи и не фонтанируй. Смотреть можешь, все остальное – запрещено.

– А в генеральской форме ты выглядишь солидно. На себя не похож, правда.

Это он так шутил. С чувством юмора у моего давнего друга всегда была напряженка. Что не помешало ему стать классным профессионалом. С Мишей Красновым мы двадцать лет назад вместе начинали работать в прокуратуре Заельцовского района. Даже женились почти одновременно. Сколько с тех пор воды утекло, столько всего произошло, но, видно, судьба нас спаяла навсегда. И я вновь похвалил себя за то, что догадался вернуться.

– Ты в отпуск к нам?

– Нет, друг, насовсем. Если примете блудного сына.

– Не прибедняйся, Сережа. Ты как раз кстати. У меня такое дело, что ум за разум заходит. Почище поляковского. Все к шутам расползается.

– Ты никак уже сватаешь меня, Миша? А я надеялся немного отдохнуть, развеяться.

– Какой тут отдых, Сережа. Ты Валентину видел?

– Приехал с ней.

– У меня в кителе ключи. Скажешь, чтобы отдала, и принимайся за дело.

– Это как решит начальство.

– А что решать? Тебя нам сам Бог послал.

– Мне кажется, Миша, что ты несколько завышаешь мои способности.

– Ничего я не завышаю. Ну, как ты поживаешь?

– Все нормально, Миша. Все путем. Ты-то как себя чувствуешь?

– А что я? Я ничего, выкарабкаюсь. Вот парня жалко! Такого замечательного парня, гады, сгубили. Он был чем-то на тебя похож, Андрюша Говоров. Он и разворошил весь этот гадюшник, и, выходит, напугал.

– Ничего, разберемся, Миша. Обязательно разберемся. Это я тебе клятвенно обещаю. Ты только не волнуйся и поправляйся. А то разлегся тут на всем готовеньком. Ну, я пойду. Теперь мы с тобой, брат, в одной упряжке.

– Я рад, Сережа. Мне так тебя недоставало.

Глава 4

Кажется, новость о моем возвращении бежала далеко впереди меня. Стоило лишь переступить порог кабинета начальника отдела кадров Расторгуева, как тот выскочил из-за стола и, широко улыбаясь, долго тряс мою руку.

– Искренне рад твоему возвращению, Сергей Иванович! – Отступил на шаг, окинул меня с ног до головы завистливым взглядом, восхищенно проговорил: Ничего не скажешь, хорош! Никогда не видел раньше тебя в мундире. Форма тебе к лицу.

Мы с ним где-то одного возраста, но судьба предопределила ему все время быть кадровиком, и вот – вырос до начальника отдела. Помню его еще худым и очень подвижным молодым человеком с участливым выражением лица. Кто бы мог тогда предположить, что он в сорок лет превратится в этакого тучного, лысого, обремененного одышкой канцеляриста.

Достал из внутреннего кармана трудовую книжку и приказ Генерального прокурора о моем переводе, протянул их Расторгуеву.

– Мы в курсе. Павел Александрович приказал, как появишься, срочно к нему. Пойдем.

Прокурор области Павел Александрович Ковалев выглядел озабоченным и усталым. Да, ему не позавидуешь. В последнее время заказные убийства посыпались как из рога изобилия. И как следствие – особый контроль Генеральной прокуратуры, звонят чуть ли не каждый день. Да и областное и городское руководство постоянно напоминает о себе. О прессе и говорить не приходится только успевай поворачиваться, отвечай на их едкие, злые, порой вздорные вопросы. А что сделаешь? Нынче журналисты в любую щель пролезет. Это раньше, бывало, скажешь: "Тайна следствия", и они этим удовлетворялись. Нынче другие времена. Демократия. Правда, что это такое и с чем ее едят, кажется, никто до сих пор так и не докумекал. Но сладкое словцо. Очень сладкое! Сказал будто "сникерс" скушал. "Съел, и порядок", – уверяет честной народ реклама.

Служебная карьера Ковалева была стремительной и неожиданной даже для него самого. В тридцать лет он работал прокурором одного из самых дальних районов, когда получил предложение стать первым заместителем прокурора области. Отчего тогдашний прокурор остановил свой выбор на молодом человеке, ничем, в общем-то, не выделявшемся, для большинства так и осталось тайной за семью печатями Говорили о каких-то его связях в Москве, но все более так, наугад, на уровне слухов и досужих сплетен. Его назначение многие встретили с плохо скрываемым раздражением. Но Ковалев очень скоро доказал, что выбор прокурора был не случаен. Сейчас же он уже дорабатывал второй срок и подумывал о третьем. Наши с ним отношения раньше складывались непросто. Особых претензий к моей работе у Ковалева не было, просто он считал меня человеком не совсем серьезным, а мои шутки, которые я порой отпускал в его адрес, его, мягко говоря, раздражали.

Поздоровавшись, он кивнул на стул. И сразу, как говорится, взял быка за рога.

– К сожалению, Сергей Иванович, у нас сейчас полный комплект следователей. Можем предложить вам на первое время должность старшего прокурора следственного управления. Оклад почти такой же, какой был у вас по прежней должности.

– И чем я буду заниматься?

– Как чем?! – удивился прокурор неуместности вопроса. – Следствием, разумеется. Мы хотим, чтобы вы возглавили расследование дела, которое вел Михаил Дмитриевич Краснов. Вы ведь, кажется, с ним друзья?

– Я согласен.

– Вот и хорошо. Можете располагаться в кабинете Краснова. Только вот ключи от сейфа...

– Краснов мне их уже передал.

Ковалев усмехнулся.

– Оперативно. Очень оперативно. По этому делу у нас работало три сотрудника. В строю остался лишь один – старший следователь городской прокуратуры Истомин. Вы ведь с ним знакомы?

–Да.

Своими односложными ответами я несколько озадачивал прокурора. По старой привычке Ковалев разговаривал с непредсказуемым следователем осторожно, тщательно выбирая выражения, словно шел по скользкому льду.

– Нужна будет моя помощь – обращайтесь.

Прокурор встал, давая понять, что разговор окончен.

До вечера изучал переданные мне материалы. По существу, это были два самостоятельных дела: одно – по обвинению Свалова В.Н. и компании и второе возбужденное по факту убийства коммерсанта Шипилина. Объединены они были в одно производство, мягко говоря, без достаточных оснований, по одной лишь версии, что пять убийств в первом деле и три убийства, нет, теперь уже четыре во втором совершены киллером Кацобаевым Владиславом Ивановичем. Попытки же найти его или хотя бы выяснить, кто он такой, под какой личиной здесь обретается, закончились полным провалом.

Согласно справке Информационного центра Москвы подобный господин маленького роста в Белокаменной никогда не проживал и не проживает. А потому объединены дела, грубо выражаясь, незаконно. Но вот что мне показалось странным: никто не обратил внимания на другие обстоятельства, делающие эти дела очень похожими. Банк "Акционер", одним из соучредителей которого являлся Бобров, и банк "Гарант" – в его соучредителях значился Свадов – неоднократно выдавали, как потом оказалось, по фальшивым авизовкам крупные суммы. Случайно ли это совпадение? В связи с этим мне вспомнилось, как накануне чеченской мясорубки очень многие коммерческие банки также отпускали по фальшивым авизо несуществующим в природе чеченским фирмам огромные средства. Причем некоторые продолжали выдавать деньги даже после того, как газеты уже написали об этих фактах. Что это? Всеобщий параноидальный психоз с бредовыми галлюцинациями, внезапно охвативший всех банковских работников, или они выполняли чей-то приказ? Ответ напрашивается сам собой. Может быть, и в данном случае происходит нечто подобное и деятельность этих банков кем-то управляется? Во всяком случае, подобная версия не лишена оснований и нуждается в проверке. Интересно, завершались ли в последнее время какими-то результатами дела, связанные с незаконной деятельностью здешних фирм? Хорошо бы их посмотреть.

Я прекрасно понимал, что дело обещает быть огромным и у нас с Истоминым не хватит ни физических сил, ни времени, чтобы его закончить в определенные законом сроки. Необходимо просить еще, как минимум, трех-четырех следователей.

Раздался деликатный стук в дверь, и в проеме показался Истомин.

Вышел из-за стола, подошел, от души обнял.

– Здравствуй, Валера! Рад тебя видеть. Легок на помине. Только что о тебе вспоминал. Как дела?

– Да что у меня... Вот Екатерина Валентиновна... Надо же! Мы все ее так любили. Представляю, как вам сейчас нелегко.

– Что случилось, то случилось, Валера. Видно, у меня на роду написано отвечать за грехи других. Но, как бы там ни было, а жить надо...

Мы по-настоящему обнялись. На радостях он так меня тиснул, что я едва не испустил дух. Чем-чем, а силенкой его Бог не обидел. Интеллигент с бицепсами Шварценеггера.

– Значит, снова вместе, Сергей Иванович! Я так рад! Искренне! От души...

– Валера! Сжалься! Ты мне всю душу вытрясешь.

– Ой, извините, Сергей Иванович! – смутился Истомин, отпуская меня немного помятым, но живым и невредимым.

– Ты ведь заканчивал дело по Свалову?

–Да.

– Чем он объясняет отпуск крупных сумм по фальшивым авизо?

– Ошибками кассиров.

– Ты их допрашивал?

– Да. Говорили, что "бес попутал". А вы считаете, за этим кроется спланированная акция?

– Почти уверен. Нужно срочно забрать дело из суда. А были ли в городе еще какие-нибудь громкие хозяйственные дела?

– На днях в облсуде рассмотрено дело о хищении большого количества огнестрельного оружия. Членом нашей группы Беркутовым обнаружен огромный склад.

– Это дело также необходимо забрать.

– Хорошо.

– Завтра в четырнадцать ноль-ноль собираемся у

меня.

– Завтра похороны Говорова, Сергей Иванович.

– Ах да. Совсем забыл. Извини. Тогда перенесем на послезавтра. Утром в девять.

Через полчаса после ухода Истомина позвонил Владимир Рокотов. Классный мужик. Не любит много говорить, зато много делает. Года четыре назад ему грозили крупные неприятности. И если бы я и Андрей Трайнин не пошли на определенные деликатные нарушения закона, то Рокотов мог очень запросто оказаться на скамье подсудимых. Больше всего меня тогда удивил не я. Нет. Со мной-то как раз все ясно. Мои гены определенно подпортил далекий предок вольнодумец и авантюрист. Поразил меня и порадовал строгий и педантичный законник Трайнин. Но как бы там ни было, а Володю Рокотова мы отмазали, дали ему верный шанс. И он его использовал на полную катушку.

– Здравствуй, Сережа! Секретарь мне сказала, что ты звонил. А я был в Мошкове на совещании. Ты как раз вовремя. Слышал, какие у нас здесь дела творятся?

– Да уж... Дела как сажа бела.

– С Катей как случилось?

– Поляков и из колонии меня достал.

– Сволочи! Знаешь, Сережа, у меня порой опускаются руки. Честное слово. Мы крутимся, теряем замечательных ребят, дорогих людей, а преступность, что раковая опухоль, растет и растет.

– Ты никак жалуешься? Мир, наверное, действительно обречен, если такие мужики, как ты, начинают хныкать. И что же ты предлагаешь? Сменить профессию?

– Я просто размышляю. Ты же видишь, что творится в стране? А профессию, возможно, я бы и сменил, да только ничего другого делать не умею.

– Не умеешь или не хочешь?

– А какая разница?

– Большая. Я видел, как ты классно работаешь на ринге. С твоими знаниями восточных единоборств мог бы тренировать, допустим, боевиков мафии. Имел бы большие бабки. И главное – никакого риска.

– Ну и шуточки у тебя, боцман... Сережа, ты чем сейчас занимаешься?

– Изучаю дела. А что?

– Давай сворачивайся. Через пять минут я за тобой заеду.

– И куда же ты меня, если позволительно спросить?

– К себе домой. Там Дина запекла гуся. Надо отметить встречу и потолковать заодно по делу. Есть кое-какие новости.

– Ох, Сереженька! – тихо проговорила Дина и, приникнув ко мне хрупким телом, беззвучно заплакала. Дина и Катя были лучшими подругами. До этого я не очень-то верил в женскую дружбу, считал, что женщины с их системой "микроскопа" слишком зациклены на себе, чтобы быть искренними. Но Дина с Катей эту бредятину опровергли.

Узнав, что я похоронил Катю месяц назад, Дина очень обиделась, так посмотрела на меня, что мне захотелось сквозь землю провалиться. Тихо сказала:

– Как ты мог?! – И ушла на кухню.

И только тут я осознал, насколько она права. Почему я считал, что смерть Кати – это лишь мое личное горе? По какому праву лишил Дину, Володю, Мишу Краснова возможности с ней попрощаться?

– Ты, Сережа, действительно... – Рокотов долго подбирал слово, которого я заслуживал, но, боясь, очевидно, усугубить и без того незавидное мое положение, мягко добавил: – Действительно, отличился.

– Извините, ребята! – выдавил я из себя.

"Извините, ребята! – смешно передразнил меня прозвучавший где-то в черепушке знакомый едкий голосишко. – Горбатого могила исправит. Каким ты был законченным эгоистом, таким и остался".

Иванов! Мой постоянный оппонент. Я был искренне рад нашей встрече. Со смертью Кати он куда-то исчез. Похоже, он переместился в Новосибирск задолго до меня. Все возвращается на круги своя. Как все-таки здорово, что я вернулся.

"Привет, – ответил я радостно. – Давненько я не слышал твоего скрипучего голоса. Как поживаешь, приятель?"

"Спасибо. Хреново".

"А что так?"

"Шевельни мозгами, – проворчал Иванов сердито – Одна мысль, что вновь долгие годы придется сосуществовать с таким неотесанным эгоистом, как ты, может навсегда испортить любое, даже самoe праздничное настроение".

"Ты неисправим, – рассмеялся я. – Все такой же зануда и пессимист. И все же я искренне рад нашей встрече".

"Честно признаться, я тоже, – проскрипел двойник. – Поздравляю с возвращением в родные пенаты!"

"Пошел ты!"

– Это ты с кем? – услышал я удивленный голос. Похоже, что уже начинаю беседовать с Ивановым-оппонентом вслух. Замечательно! Хорошо же я выгляжу со стороны, да?! Так недолго и загреметь в психушку

– Да так, кое-что вспомнил.

– Заливай, заливай, – усмехнулся Рокотов. Володя был в курсе моих взаимоотношений с Ивановым-вторым и догадался, кого я только что шуганул. Появилась Дина, неся на подносе огромного румяного гуся. Лицо ее было заплаканным и несчастным. Она поставила гуся в центр уже накрытого стола и, стараясь на меня не смотреть, нарочито строго спросила:

– Почему до сих пор не за столом? Я подошел к ней, обнял за плечи.

– Прости меня, Дина, ради Христа! Я порядочный свинтус. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты меня помиловала?

– Как ты мог, Сережа?! Никогда не думала, что ты на такое способен. Ведь Катя... Я... А-а-а! – Она махнула рукой, закрыла лицо ладонями и убежала в ванную.

– Терпи, Сережа, – попробовал приободрить меня Володя. – Давай за стол. Выпьем. Авось полегчает.

– Авось да небось, – усмехнулся я, усаживаясь. – Никогда прежде не слышал от тебя подобных словечек.

– Старею, наверное, – ответил Рокотов, наливая в рюмки водку. – У нас в детдоме так сторож дядя Петя говорил. Давай, Сережа, выпьем за встречу. Я очень рад, что мы снова вместе. А на Дину не обращай внимания. Пусть проплачется. Такое горе. Она так любила Катю.

– Нет, без Дины я пить не буду, – запротестовал я.

– Ну как знаешь. – Он поставил свою рюмку на место. – Ты изучил дело?

– В общих чертах. Чтобы влезть в него досконально, нужна, как минимум, неделя.

– И каковы первые впечатления?

– Ниже среднего. Пока вы лишь плелись в хвосте событий, добросовестно фиксируя их на бумаге, и если бы не Говоров, то было бы вообще глухо, как в танке. Жаль парня. Он был прирожденным следователем.

– Да, – кивнул Рокотов. – А ты показания Свалова читал?

– Читал.

– И как тебе идея мафии взять все в свои руки? Неужели это возможно?

– Еще как возможно. Идея не нова. Ее контуры просматривались уже при расследовании дела Полякова. Уже тогда мафия предприняла первые шаги к консолидации и была близка к тому, чтобы взять всю экономику области под контроль. Осуществлению этой "благородной" цели помешали тогда мы с тобой.

– А что толку, – хмуро проговорил Володя. – Теперь они собираются взять под контроль экономику всей страны. Неужели там, – Рокотов поднял глаза к потолку, – этого не видят?

– Там, Володя, уже все давным-давно куплены мафией вместе с потрохами.

– Что же делать?

– Спроси что-нибудь полегче. Работать. Иного нам не дано. И попытаться помешать этим планам. Как говаривал ваш детдомовский сторож, авось получится. В это время вернулась Дина. Виновато глядя на меня, проговорила чуть слышно:

– Извини, Сережа! Я что-то совсем расклеилась, встретила, называется, гостя.

– Это ничего, Дина. Живые оплакивают умерших. Давайте выпьем за светлую и незабвенную память о ней. Молча выпили. Грустный получился у нас ужин. Рокотов вызвался меня проводить. Мы решили прогуляться до моего дома. Ночь была тихая, теплая, даже душная, будто не середина августа, а зенит лета. Высокое небо с мириадами ярких звезд было парадно-торжественным. Где-то там обретает сейчас душа моей Кати. Ей там хорошо и покойно. Я это знаю. Практически сам там побывал, да выкарабкался. Но также верю и в то, что она отдала бы все на свете, лишь бы оказаться здесь, рядом с нами...