Текст книги "Жертва мистификации"
Автор книги: Владимир Константинов
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Дмитрий отвез Карабанова обратно в гараж, по пути прикупив хлеба, консервов, колбасы. А то этот троглодит с голодухи опустошит все полки в погребе. И куда только в него столько лезет. Как в прорву – сколько не бросай, все мало. Определенно.
На следующий день он отыскал в милицейской картотеке сведения на Каспийского Анатолия Сергеевича. И, надо сказать, много почерпнул там о нем интересных сведений. Оказывается, он не всегда был подручным великого актерского братства. Нет, не всегда. Но страсть к искусству питал с юного возраста. Кроме шуток. То стибанет в церкви понравившуся ему иконку, то срежет прямо с шеи батюшки крест, наивно полагая, что тот из чистого золота, то приберет к рукам какую-нибудь вещичку в антиквартном магазине. Вот таким был шустрым и ловким малым. Повзрослев и оперившись, стал работать по крупному. То с помощью отмычки или подбора ключей «ломанет» квартирку какого-нибудь зажиточного соотечественника, то посетит в неурочное время художественный салон, антикварный или ювелирный магазин. Что? Сигнализация? Обижаете, господа! Он ведь был специалистом, а не каким-то там прости Господи. Любую сигнализацию отключал в течении пяти минут. Правда, удачливость и долгая безнаказанность привели в излишней самоуверенности. Засыпался он на художественном салоне, что на Советской. По глупому засыпался, что пацан какой. Но это он уже потом понял, а тогда даже не вздрогнул. Самоуверенность-собака подвела. Отключил он, значит, сигнализацию, открыл дверь. Все чин-чинарем. А в тамбуре ящик стоит. Обычный деревянный ящик из тарных дощечек. Ему и невдомек, что не простой это ящик, а под сигнализацией. Он даже ругнулся как следует. Какой, мол, мудак здесь ящик оставил. Отодвинул его в сторону и, открыв внутреннюю дверь, прошел в магазин. А в это время в ментовке сирена так забазлала, что сходу разбудила ментов. Они ноги в руки, попрыгали в УАЗик и примчались к магазину, где и взяли Толю Капийского, по кличке «Кудря» ещё тепленького с поличным. Кликуху эту он ещё в детстве получил от пацанов, потому, как был кудрявый, как негр, и красивый, как цыганенок. Ну. Так с детства она к нему, кликуха эта, и прилепилась – не отодрать. И кудри все куда-то к хренам подевались, а он так Кудрей и остался. Фартовый он был мужик. И веселый. Следователь добросовестно записал в протокол один из его крылатых афоризмов: «Красиво жить не запретишь!» Правда, у Беркутова на этот счет были свои соображения. Красиво жить – каждым понималось по разному. Определенно. Но Толя понимал это однозначно. Красиво жить – значит иметь полный карман тугих сотенных, а ещё лучше – «баксов». Если пить водку, то закусывать осетровой икоркой или, на худой конец, – лососевой, а если – коньяк, то непременно марочный и лучших сортов. Если трахать телок, то обязательно валютных. Ему даже было невдомек, что на свете есть другие женщины, которые не покупаются и не продается. Да они ему лично были по фигу. Вот так понимал красивую жизнь фартовый парень Толя Каспийский. За все свои трюкачества он получил четыре года общего режима и считал, что ещё легко отделался.
О том, что с ним произошло после выхода на свободу, Дмитрий знал лишь из скудных показаний Карабанова. Так какое-то время Кулря работал таксистом. А сейчас решил быть поближе к искусству. Вот в чем Беркутов был не уверен, так это в том, что Толя напрочь забросил свое прежнее ремесло. Не тем он был человеком, чтобы так запросто менять свои привычки и наклонности. Вот как раз на этом Дмитрий и решил его подловить. А там – видно будет.
Но, как говорится, «легко сказка сказывается, да непросто дело делается». Если кто нигода не выслеживал вора, то и не пытайтесь это делать. Сие занятие неблагодарное и слишком хлопотное, если не сказать больше. Два дня Беркутов ходил за Каспийским, словно тень в одноименной сказке Шварца, ждал его у театра, караулил у подъезда, хоронясь в тени деревьев, рискуя быть покушенным свирепыми псами. Дворняги как-то очень быстро приняли его за своего, а вот домашние паскуды постоянно видели в нем врага и норовили непременно сожрать. Если бы не их сердобольные хозяева, то туго бы ему пришлось. Единственное, в чем смог убедиться Дмитрий за это время, так это в том, что Кудря не изменил своих прежних привычек – обедал лишь в самых перстижных ресторанах и с самыми красивыми валютными телками. Беркутов был вынужден следовать за клиентом и, хотя заказывал в ресторане исключительно самый дешевый салат, его семейный бюджет трещал по всем швам.
Через два дня он настолько вымотался, что стал походить на тот призрак, который играла Светлана Козицина в предыдущей главе. Мало, что он сам едва держался на ногах от усталости, так ещё и бедного «Мутанта» довел до роковой черты, за которой тот мог превратиться в никому ненужную груду металлолома. Осознав, наконец, что не рассчитал свои силы, он написал задание оперативникам Заельцовскго районного управления, на обслуживаемой территории которого проживал Толя Каспийский, а сам отправился на боковую.
Следующий день прошел относительно спокойно. А потом... Потом Дмитрий узнал, что убита ещё одна актриса театра и вместе с Ивановым и Рокотовым выехал на место происшествия.
Глава пятая: Ни тот случай.Телефонный звонок разбудил Сергея Иванова в шесть часов утра. Звонил Рокотов.
– Собирайся, Сережа, – лаконично проговорил Владимир. – Еще одно убийство.
– Убит актер театра? – догадался Сергей.
– Актриса. Мне только-что звонил дежурный по городу. Через двадцать минут я за тобой заеду.
«Ни сна, ни отдыха измученной душе! – проворчал рядом этот зануда Иванов. – Вот, блин, жизнь! Когда все это кончится, так перетак!»
«Эй, приятель, веди себя прилично, – одернул его Сергей, с неохотой вставая. – Что ты лаешься, как последний биндюжник?»
«Так ведь выводишь. Сам не живешь, как человек, и другим не даешь. Заколебал с этими утренними побудками. Сколько же раз можно тебя убеждать, что не в твоем возрасте и не с твоим здоровьем искать на эту самую приключений, что давно надо переходить на более спокойную работу?»
«Да не умею я больше ничего», – возразил Сергей, делая зарядку.
«Ты давай не придуривайся, – проворчал Иванов, продолжая лежать в постеле. Зарядку он не переваривал органически. – Не умеет он, видите ли! Не хочешь.»
«И не хочу», – согласился Сергей.
«В этом все дело. Как был ты эгоистом, так эгоистом и остался. Ну ладно, ты обо мне не думаешь. Хрен с тобой. Я к этому уже привык. Так хоть о Верочке подумай».
«А что Верочка? С ней, вроде, все в порядке».
«Если жить неделями в „продленке“ и общаться с чужими тетями – порядок, то я тебя проздравляю».
«А что я могу сделать?»
«Бабу тебе, придурок, хорошую надо, в смысле, женщину. Понял?»
«Да кому я нужен!» – отмахнулся Сергей от этого предложения.
«Вот только этого не надо тут передо мной. Артист! – рассердился Иванов. – Не надо передо мной театр крутить и кокетничать! Хотя бы взять ту же Светлану...»
«Кого?! – удивился Сергей. – Ты, верно, спятил, приятель. Ведь у нас пятнадцать лет разницы?»
«С Катей у вас было двенадцать лет разницы и ничего – жили куда с добром. И потом, она же сама говорила.»
«Пошутила она. Это у неё юмор такой. Понял? Женщина пошутила, а ты уже и губу раскатал.»
«Э-э, не скажи. Женщина ничего просто так не делает.»
«Да пошел бы ты куда подальше, психолог гребанный!» – вспылил Сергей и, чтобы прекратить этот дурацкий разговор, отправился в ванную.
Едва он успел побриться и умыться, как раздался звонок в дверь. Это был Рокотов. Увидев Сергея в одних плавках, удивился:
– О, да ты ещё в негляже?!
– А ты боишься, как бы труп не сбежал?
– Ну у тебя и шутки?! – укоризненно покачал головой Владимир. – Черный юмор! – И так жиманул руку друга, что тот даже присел от боли.
– Это у тебя черный юмор, а не у меня. Натуральное членовредительство, – проворчал Сергей, тряся рукой. – Надо хоть чего-нибудь закусить.
– У меня в машине есть бутерброды и кофе, – сказал Рокотов. – Позавтракаем по дороге.
И Иванов с тоской подумал, что если бы была Катя, то она бы уже тоже что-нибудь соорудила. И так тоскливо, так паршиво стало на душе, что хоть волком вой. Ага.
В машине их ждал Беркутов.
– Привет, патрон! – сказал он Иванову, когда тот сел рядом.
– Здравствуй! Только, молодой человек, попрошу не выражаться! То, что вам начальство разрешило общаться с порядочными людьми, это ещё совсем не значит, что вы можете их обзывать всякими иностранными прозвищами.
– Спасибо, господин генерал! – подчеркнуто серьезно ответил Дмитрий. – Я это учту. Только вот проблема – где нынче взять приличных людей?
– Каков нахал! – восхитился Иванов. – Только я тебе, парень, вот что посоветую. Если ты ещё не определился с кого брать пример в начале своего жизненного пути, то я скажу: «Бери его с Владимира Рокотова».
– Благодарю за совет. Я сегодня же это сделаю, – заверил Дмитрий.
По дороге они уничтожили все съестные запасы Рокотова и сразу стало веселее жить на белом свете. Машина тем временем уже миновала академгородок.
– Куда ты нас везешь? – спросил Иванов Рокотова.
– В Новый поселок.
– С ним у меня свазана масса приятных воспоминаний, – сказал Беркутов. – Здесь я встретил свою Светлану.
«И у этого Светлана, – с тоской подумал Сергей. Недавний разговор с Ивановым не выходил из головы. – Развелось этих Светлан, как собак нерезанных. Ага.»
В Новом поселке они въехали на улицу, состоящую сплошь из двух и трехэтажных коттеджей.
– Улица «Новорусская», господа! – торжественно объявил Дмитрий.
– Что, действительно так называется?! – удивился Иванов, чем доставил громадное удовольствие шустрому майору.
– Если пока и не называется, то будет называться. Я уже отправил в горисполком письмо с предложением о её переименовании.
– Трепач! – добродушно усмехнулся Рокотов.
– На этой славной улице, – продолжал свой вдохновенный треп Беркутов, – проживают исключительно казнокрады, боссы нелегального бизнеса, крестные отцы мафии и их подручные, Словом, богатая шушера и сволочь, прилипившаяся, будто пиявки, к многострадальному телу нашей с вами, господа, Родины.
– Молодец! – одобрил его речь Иванов. – Да вы лирик, милостивсдарь. Никогда бы не подумал, глядя на вашу сугубо прозаическую физиономию.
– Внешность часто обманчива, – скромно ответил Беркутов. – Кому, к примеру, взредет в голову, глядя на вас, предположить, что вы генерал! Верно?
– Верно, – рассмеялся Иванов. – Один ноль в твою пользу. Сегодня, майор, ты явно в ударе. Поздравлю!
– Спасибо!
В это время они увидели у одного из коттеджей милицейский УАЗик и «Ниву».
– О, а это «Нива» моего друга Колесова, – удивленно проговорил Дмитрий. – Наш пострел и здесь поспел.
– Это я ему звонил, – сказал Рокотов. – Просил, чтобы он захватил Истомина.
У внушительных ворот их встретили Истомин и Колесов. Мужчины обменялись рукопожатиями.
– Что здесь произошло? – спросил Иванов, обращаясь к Истомину.
– Убита актриса театра «Старые стены» Звонарева Раиса Аркадьевна.
– Когда это случилось?
– В три часа ночи.
– Откуда столь точное время?
Вперед выступил Колесов, ответил:
– Об этом говорят супруги Вяткины, живущие напротив, – Сергей указал на коттедж на противоположной стороне улицы. – Они были разбужены звуками двух выстрелов. Мария Павловна Вяткина взглянула на часы. Было ровно три часа. Когда она подошла к окну, то увидела, как из дверей дачи Звонаревых выбежали трое мужчин с большими сумками. Они сели в «Ниву» и уехали. А Мария Павловна сразу же позвонила в милицию.
– Ясно. Эксперты здесь? – спросил Иванов.
– Здесь, – ответил Истомин. – В доме дожидаются.
– Понятые?
– Тоже в доме.
– Что ж, тогда приступим, пожалуй. – Иванов направился к коттеджу. От ворот к дому вела дорожка кровавых пятен. Это могло означать лишь одно – один из преступников был ранен.
В большом квадратном холле у основания лестницы, ведущей на второй этаж лежал труп полной женщины лет тридцати – тридцати пяти. Рядом валялось двухствольное охотничье ружье двенадцатого калибра с вертикальными стволами. Иванов подошел, осторожно двумя пальцами взял за ствол ружья, приподнял, понюхал. Из обоих стволов несло гарью. Осмотрел труп. Было два ранения – в грудь и в голову. Обернулся к стоявшим сзади оперативникам.
– А выстрелов было, как минимум, три. Вот что, Валерий Спартакович, пока я здесь занимаюсь осмотром, ты подробнейшим образом допроси Вяткиных. А вы, ребята, – обратился он к Беркутову с Колесовым, – походите по соседям, поспрашивайте. Не мне вас учить. Может быть надыбаете, что-нибудь интересное. Лады?
– Как прикажите, господин генерал, – за всех ответил Беркутов.
Они ушли. Иванов с Рокотовым прошли в соседнюю комнату, от порога которой кровавые следы вели к входной двери. В зале на диване сидели судебно-медицинский эксперт Громадин и незнакомый Сергею технический эксперт в фоме капитана милиции. Здесь же находились понятые – две пожилых женщины, сидели в креслах и испуганно смотрели на вошедших. В зале было все перевернуто вверх дном. Иванов поздоровался с экспертами и понятыми, повернулся к Рокотову.
– Что скажешь, Володя, об этом бардаке?
– Типичный случай, – ответил тот. – Забрались в дом воры, надеясь на отсутствие хозяев. Разбудили хозяйку. Ну и... Что произошло, ты сам видишь.
– Вот и я говорю – не тот случай.
– В смысле?
– В том смысле, что наши убийцы к этому не имеют никакого отношения. Ага. Что ж, приступим, богословясь.
Осмотр они закончили лишь к полудню.
Глава шестая: Что все это значит?На следующее утро главный режиссер вызвал фотографа и стал настаивать, чтобы Светлана сфотографировалась.
– Нет-нет, – пыталась протестовать она. – Что ещё вы выдумали, Илья Ильич! Зачем это? К чему?
– Я хочу, чтобы ваша фотография, Марианна Юрьевна, была на нашем стенде наряду с фотографиями других актеров.
– Но давайте я сыграю хоть один спектакль. – Ее совсем не прельщала перспектива оказаться крупным планом в фойе театра, где её мог увидеть кто-то из клиентов по основной работе. Вовсе не прельщала. Но Янсон был непреклонен. И это показалось Козициной подозрительным. Вечером она поделилась своими сомнениями с Ивановым.
– Может быть ничего в этом нет, но, как говориться, – «береженного Бог бережет». Не исключено, что они хотят проверить – работала ли ты в действительности в Тамбовском драматическом театре?
Он тут же пригласил прокурора-криминалиста и тот сфотографировал Светлану.
– Завтра же отправим телефаксом твою фотографию в Тамбов, чтобы все работники театра знали свою «героиню» в лицо, – сказал Сергей Иванович.
А репетиции в театре продолжались. Но Светлана постоянно чувствовала какое-то напряжение. Актеры нервничали, срываясь в самых безобидных сценах. И это показалось ей весьма странным. Что-то за всем этим скрывалось, но что именно, – никак не могла понять. На третий день репетиций при прогоне всего спектакля «светская львица» вдруг забегала по сцене, истерично закричала:
– Не-е-ет!... Не хочу!... Не могу!... Не буду! – Глаза её были безумны, а царственная грудь бурно вздымалась, на смуглом лице явственно проступили красные пятна.
От кого, от кого, а от неё Светлана никак не ожидала подобного поведения.
– Прекратите истерику, Эльвира Александровна! – твердо и требовательно сказал Янсон.
– Не-е-ет! – вновь закричала Померанцева и, потеряв сознание, упала. Актеры всполошились, зашумели, загалдели. Людмила побежала за водой.
– Нашатыря надо! – кричал Земляникин. – Есть у кого нашатырь или нет, мать вашу?! – Он поднял Эльвиру Александровну на руки и отнес на диван
– Все! Баста! – громко проговорил Борис Петрович Каморный, исполнявший роль «отставного профессора» Германа Владиславовича. Он решительно спустился со сцены и демонстративно покинул зал.
– Все свободны, – устало проговорил главный режиссер. – Репетиция переносится на завтра.
А через полчаса в гримуборной рыдала Людмила Паршина и, захлебываясь слезами, жаловалась Светлане:
– Как они могут! Это же бесчеловечно! Я больше этого не выдержу!
Светлана обнимала её за плечи, успокаивала:
– Ну-ну, Люда, перестань! Что ты, право слово, как маленькая девочка! Что случилось? Может быть, объяснишь? Что у вас тут происходит?
Худенькие плечи Паршиной подпрыгивали в такт рыданиям. И весь вид её был таким жалким и несчастным, что Светлана прониклась к ней искренним сочувствием.
– Я не могу, – пролепетала Людмила дрожащими губами. – Но только это так жестоко! Так жестоко!
Когда Светлана вышла из театра, то заметила, как вслед за ней вышел рабочий сцены Роман Овчаренко и на довольно приличном расстоянии направился следом. С рабочими сцены её познакомил главный режиссер.
«Неужели следят?» – промелькнула мысль. Опытному оперативнику, каким она являлась, не составило бы большого труда оторваться от «хвоста». Но она решила не спешить и проверить свою догадку. На остановке она остановилась и стала ждать троллейбус. Боковым зрением видела, что Овчаренко что-то внимательно рассматривал. Подошел троллейбус. Она вошла в переднюю дверь, он – в заднюю. На площади Карла Маркса она вышла. Он тоже. Светлана направилась к ГУМу «Новосибирск». Он – следом. Теперь не оставалось и тени сомнения, что за ней следили. Но почему? Где она допустила ошибку? Она скрупулезно перебрала в памяти все, что происходило эти три дня в театре, но ничего такого в поведении Янсона, актеров не вспомнила. Все было обычно.
В ГУМе она незаметно прошмыгнула в секцию готового платья и спряталась в раздевалке. Сквозь неплотно задернутые шторы видела, как вскоре появился Овчаренко. Вид у него был до того глупым и расстерянным, что она невольно рассмеялась. Подождав ещё минут пять, она через служебный вход вышла из магазина и поехала в управление.
Оказавшись в своем кабинете, Светлана тут же позвонила Иванову и хотела рассказать о событиях сегодняшнего дня, но он её тут же перебил:
– Вот что, Светлана Анатольевна, приезжай ко мне. Здесь все и расскажешь. Да, у тебя есть с собой текст этой пьесы, которую вы ставите?
– Есть.
– Захвати, пожалуйста.
* * *
Сергей сидел за столом и не без волнения ждал прихода девушки. В последние дни этот зануда Иванов ему все уши о ней прожужжал. Ага. И красивая-то она. И умница, каких свет не видывал. И фигура-то у неё прекрасная. И улыбка обворожительная. И, несмотря на свою кажущуюся строгость, она очень впечатлительная. Вон как плакала по Макарову. Одним словом, заколебал! А все контрдоводы Сергея, что он слишком стар для нее, что в прошлой жизни у него уже было две жены, что он вынужден помогать первой жене растить, воспитывать и содержать сына, что у него на руках маленькая дочка и все такое, разбивались о его совершенно дурацкое: «Ну и что? Подумаешь!» Можно после этого о чем-то говорить с подобным кретином? То-то и оно.
Однако, старания Иванова не прошли даром. И Сергей стал думать о девушке не как прежде, как о верном товарище по совместной борьбе с оголтелой преступностью, а как-то совсем, совсем иначе. Вдруг, открыл, что когда она улыбается, то на её щеках вспыхивают две симпатичные ямочки. «Ну, надо же! Никогда прежде этого не замечал!» Это миниоткрытие до того отчего-то взволновало его, что он расстроился и долго не мог прийти в себя.
«Ни фига, блин, заявочки! Уж не влюбился ли ты, старый козел?» – напрямую спросил он себя, пытаясь спрятаться за проверенный и ни раз испытанный юмор. Но на этот раз юмор не помог, нет. Какой тут, к шутам, юмор, когда в пору караул кричать. Ага.
Светлана стремительно вошла в кабинет. Деловая. Сосредоточенная. Заряженная исключительно на дело. И не было ей никакого дела до глупостей Иванова. Как же, разбежался! Много вас, старых козлов, – охотников на молодых девушек.
– Сергей Иванович, за мной следили, – взяла с места в карьер Светлана, садясь за приставной стол.
– И в этом нет ничего удивительного, – ответил он с улыбкой. – Наборот, мне было бы странным узнать, что кто-то не обратил на вас внимания.
– Я серьезно.
– И я серьезно.
– За мной только-что следил рабочий сцены нашего театра.
– Не Каспийский случайно?
– Нет, другой. Овчаренко. Едва избавилась от «хвоста».
– Это ещё раз доказывает, что мы на правильном пути. Ты мне именно это и хотела сказать?
– Нет. – И Козицина рассказала о сегодняшних событиях в театре.
Иванов долго молчал, обдумывая услышанное. Достал пачку сигарет.
– Можно закурить? – спросил девушку.
– Да. Пожалуйста.
Он закурил. Встал из-за стола. Прошелся по кабинету.
– Ты принесла пьесу?
– Да. – Она достала из сумки потрепанную папку, выложила на стол. – Но зачем она вам?
– Понимаешь, я тут, на медни, долго размышлял над тем, что ты прошлый раз говорила, и знаешь к какому выводу пришел?
– К какому?
– Что все дело в самой пьесе.
– Как так?! – удивилась она.
– Еще не знаю точно, но мне кажется, что описанные в ней события каким-то образом связаны с самими артистами. Расскажи о ней поподробнее.
Выслушав рассказ Светланы, Иванов спросил:
– Как говоришь фамилия главного героя?
– Бескрылов. Андрей Андреевич Бескрылов.
Сергей раскрыл папку, прочитал:
– "Действующие лица. Бескрылов Андрей Андреевич – богатый бизнесмен 32 лет". Фамилия конечно же изменена.
– О чем вы? Какая фамилия? – не поняла Козицина.
– Теперь я почти убежден, что эта пьеса, – он похлопал рукой по папке, – писалась под конкретного человека, а затем была сыграна, как говорите вы, служители Мельпомены, на натуре. Или я не прав?
Светлана во все глаза смотрела на следователя. На её щеках вспыхнули симпатичные ямочки. А это могло означать лишь одно – она улыбалась. А во взгляде её было что-то такое, такое... Нет-нет, он боялся ошибиться. И вновь очень забеспокоилось сердце Сергея, а в голову стали лезть сумасбродные, совершенно дикие и непричесанные мысли. Вот она – сидит и улыбается. По доброму так улыбается, по хорошему. И стоит лишь протянуть руку и... И фьють – лови журавля в небе. Ага. Нет, лучше уж пусть остается все, как есть. Лучше смотреть вот так на неё и заниматься самообманом, долго сосать его как кисло-сладкую конфетку момпасье, и причмокивать от удовольствия, чем получить отлуп. На фига ему эти заморочки. Вовсе ни к чему. Не для его больного сердца.
А тут ещё этот зануда завозникал, принялся нашептывать на ухо:
«Решайся. Не будь трусом.»
«Я не трус, но я боюсь», – хотел отделаться от него Сергей шуткой. Но не тут-то было. Он по прежнему опыту знал, что если этот прохендей что-то хочет сказать, то, будьте уверены, выскажется до конца.
«Да ты не паясничай! Не паясничай! Шут гороховый! Я ведь дело говорю. Может быть это твой последний шанс. От твоей яичницы по утрам я уже печень к шутам посадил. Она, яичница эта, у меня уже поперек горла. Ага. Сколько ж можно!»
«Слушай, отвали, а?»
«Нет, ты только посмотри – какая девушка! – не сдавался Иванов. – Как она на тебя смотрит.»
«Не выдумывай. Нормально смотрит.»
«Нет не нормально, а с любовью».
«Это очевидно потому, что она росла без папы».
«Дурак и не лечишься! – вспылил Иванов. – Юморист занюханный!»
– Сергей Иванович, вы гений! – услышал он наконец её голос. – Я бы ни за что до такого не додумалась.
Это вернуло его в деловое русло.
– Где, согласно пьесе, происходили события?
– В Горной Шории.
– Очень хорошо. – Сергей посмотрел на часы. – Сегодня уже поздно. Собирай всех наших на завтра, на десять. Бум думать, что делать дальше.
– Но у меня завтра репетиция, а вечером спектакль.
– Ах, да. Извини, забыл. Тогда проведем совещание без тебя. А ты, как только освободишься, обязательно мне позвони домой. Договорились?
– Хорошо, – кивнула она и встала. – До свидания, Сергей Иванович!
– До свидания, Светлана Анатольевна! – Он проводил её до дверей и пожал на прощание руку, как старому, испытанному в борьбе с мафией товарищу.
Мог ли он знать или хотя бы предположить, что произойдет с ней уже завтра? Нет, у него и в мыслях этого не было. Хотя, разрабатывая операцию по внедрению Светланы в театр, они с Рокотовым должны, обязаны были это предвидеть. Ага.
