Текст книги "Посол Урус Шайтана(изд.1973)"

Автор книги: Владимир Малик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Исхак-ага указал на войлочный коврик, что лежал у порога. Это была высокая честь для вчерашнего раба.

– Алейкум юсселям, ага Свирид, – ответил старший хозяин. – Садись, садись. С тобой хочет говорить мой сын Ферхад.

– Ага Свирид, очевидно, хорошо запомнил того разбойника, который совершил на меня нападение? Не так ли? – спросил Ферхад.

– Да, эфенди.

– Мой высокочтимый отец и я обещали тебе, ага Свирид, волю за то, что ты спас меня… Но ты должен сделать для нас ещё одно одолжение. После этого я сам отвезу тебя в Стамбул, разыщу польских или молдавских купцов, они за вознаграждение, которое я им дам, доставят тебя на Украину…

– Что я должен сделать? – спросил с плохо скрытой радостью Многогрешный.

– Ты должен разыскать того мерзавца и убить его или сообщить мне о месте, где он находится. Есть сведения, что он пристал к шайке грабителей и убийц, которые называют себя повстанцами. Ты проникнешь к ним под видом беглеца. Узнаешь, сколько их, какое у них оружие и где их лагерь. Постарайся понравиться их главарям и выведать их намерения. Если все это закончится удачно, ты станешь свободным и не бедным человеком.

– Благодарю, эфенди. Я сделаю все, что смогу.

Когда пастух вышел, Гамид поднялся:

– Позволь мне, уважаемый Исхак-ага, немного отдохнуть, так как на заре я должен ехать дальше. Завтра с войсками санджак-бея тронусь в обратный путь, и дня через два-три мы вступим в бой. Я жду тебя, Ферхад, с твоим отрядом. Думаю, что у вас наберётся сотня преданных и отважных воинов…

На другой день утром во двор влетел султанский чауш – гонец. С коня клочьями падала жёлтая пена, а сам он еле держался на ногах. Слуги ввели его в селямлик, где Исхак-ага, Ферхад и Гамид завтракали после утреннего намаза.

– Воля и слово хандкара! [68]68
  Xандкар, или хюндкяр (турец.; дословно – «человеко-убийца»), – один из титулов султана, свидетельствующий о его неограниченной власти.


[Закрыть]– устало объявил вместо приветствия чауш.

– Пусть славится имя его! – склонились в низком поклоне спахии.

– Что привело тебя к нам, почтённый посланец султана? – спросил хозяин, когда гонец отпил из пиалы шербет.

Тот молча вынул из-за пазухи пергаментный свиток. Исхак-ага удивлённо воскликнул:

– Фирман [69]69
  Фирман (турец.) – указ.


[Закрыть]хандкара! О аллах, война с неверными! С урусами!

Гамид и Ферхад переглянулись: этот фирман обязывал их в недельный срок собраться вместе со своими людьми в поход. Но кого мог теперь выставить Гамид? Вся его стража погибла, а оружие разграблено. Ехать одному?

Когда чауш, поев и отдохнув немного, уехал, Исхак-ага дал волю своим чувствам.

– О вай, вай! – закачался он вперёд и назад, подняв молитвенно руки вверх. – Какое несчастье! Гордыня обуяла сердце падишаха! Мало ему победы над Ляхистаном, хочёт покорить и урусов… Однако той земле ни конца, ни краю, народу – не счесть, леса непроходимые, а зимы такие лютые, что птицы замерзают на лету!.. О вай, вай, горе мне! Единственный сын, единственное утешение моей старости, должен идти в поход в тот далёкий край!.. Три моих сына сложили уже головы во имя и славу падишаха… Ферхад – последняя моя радость и надежда!.. И его забирают у меня! О вай, вай!

– Не все погибают в походе, – старался утешить отца Ферхад. – Зачем ты заранее оплакиваешь меня?

– Я знаю, что такое война, сынок. На ней гибнут люди.

Гамид некоторое время хмуро молчал, потом заявил:

– Высокочтимый Исхак-ага, мой дорогой Ферхад, послушайте меня. Аллах разгневался на меня, наслал лютую шайку разбойников, которые разорили моё гнездо, моё имущество. Я не знаю, остался ли кто живой из моих… Сердце моё обливается кровью, а разум отказывается верить в то, что случилось… Мести! Вот чего я жажду. Кровавой мести!.. И, клянусь аллахом, я сумею отомстить, хотя бы пришлось уничтожить все население Аксу!.. Но не об этом речь. Мне жаль Ферхада, мужа моей любимой Хатче. Хоть я намного старше его, но сумею ещё удержать в руке саблю. И если будет ваша милость и согласие, мой дорогой Исхак-ага, я стану во главе ваших воинов вместо Ферхада. А Ферхад останется дома. У него и причина есть – он ещё не поправился после нападения гяура.

Ферхад, с трудом скрывая радость, вяло пытался протестовать, но Исхак-эфенди растроганно обнял Гамида и прижал к своей груди:

– Спасибо, Гамид-ага! Аллах подарил тебе доброе сердце, и он не обойдёт тебя на дорогах войны своей милостью. Ты вернёшься из похода увенчанный славой, с богатой добычей. Снова расцветёт долина Аксу, снова забурлит жизнь в твоём поместье, а потомки будут прославлять твои подвиги!

– Во всем воля аллаха! – торжественно произнёс Гамид.

4

После успешного нападения на замок Аксу отряд Чернобородого уже третий день отдыхал в труднодоступном ущелье на берегу горного озера.

К шатру, где собрались на совещание вожаки отряда, среди которых был и Звенигора, внезапно донёсся шум и крики.

– Что там? – раздражённо спросил Мустафа часового.

– Дозорные захватили какого-то гяура. Он так избит, что еле держится на ногах.

– Давай его сюда, – приказал Мустафа.

Два вспотевших дозорных подтащили к шатру оборванного, окровавленного человека, почти висевшего у них на руках.

Звенигора еле удержался, чтобы не вскрикнуть от удивления: перед ним стоял Многогрешный. Сквозь лохмотья просвечивало исполосованное кнутами тело; под левым глазом красовался огромный припухший синяк; из разбитой губы стекала на бороду густая чёрная кровь.

– Кто ты? – спросил его Мустафа.

– Я раб спахии Энвера Исхака-аги, пусть проклято будет имя его и имя сына его Ферхада! – выкрикнул Многогрешный на ломаном турецком языке. – Это он с сыном, которого я на свою погибель выходил от смерти, чуть не убил меня в долине Трех баранов…

– Почему в долине Трех баранов? И откуда ты знаешь эту долину, гяур?

– Как? Разве почтённый ага не знает, что там стоит войско Гамйд-бея и Ферхада-аги? – выкрикнул удивлённо Многогрешный.

– Гамид – живой! Посчастливилось сбежать, собаке! – заговорили вокруг.

Звенигора вскочил на ноги и стал перед Многогрешным, тот сразу узнал запорожца, и его глаза блеснули злобой.

– А, это ты, висельник! – закричал он. – Чтоб я тебя не видел!.. Смотри, к чему привела наша встреча! На мне живого места нет…

– Не об этом сейчас разговор, – перебил его Звенигора. – Сколько у Гамида и Ферхада войска и из кого оно состоит?

– У Ферхада тридцать воинов, своих слуг… Да ещё Гамид привёл полсотни или, может, чуть больше…

Звенигора перевёл Мустафе ответ и снова спросил:

– Почему они стоят в долине Трех баранов?

– Они ждут подкрепления от санджак-бея, который обещал подойти через несколько дней с большим отрядом янычар…

– Какие у них намерения?

– А кто знает?.. Да уж наверно не ради развлечения они жарятся на солнце в этих проклятых богом ущельях! Особенно злющий Гамид… Так зол, что готов без помощи санджак-бея напасть на вас…

– А как же ты, дядько Свирид, вдруг оказался с ними?

– После того как я выходил Ферхада, он проникся ко мне благодарностью и сделал своим слугой. Таскал меня всюду за собой, кормил как на убой… Одел, обул, дал коня. Казалось, лучшей доли для невольника и желать не надо…

– Почему же ты убежал от него?

Многогрешный провёл языком по разбитой губе, помрачнел, маленькие желтоватые глазки заблестели.

– Посылал меня шпионом к вам. А я отказался. За это Ферхад заехал мне в зубы, а Гамид велел приготовить из меня шашлык… Чуть было и вправду не сделали, шайтановы дети, но я ночью убежал. Еле живого подобрали меня ваши люди…

Звенигора пересказал Мустафе разговор с Многогрешным.

– Он принёс важные вести, если все это правда, – задумчиво проговорил Чернобородый. – Безусловно, Гамид сделает все, чтобы разгромить нас. Но мы будем хитрее. Надо сегодня же напасть на Ферхада и Гамида, пока к ним не подошёл санджак-бей. До долины Трех баранов – два фарсаха. Если мы выступим через час, то к вечеру будём там и схватим обоих врагов сразу, вместе с их людьми.

5

Дозорные донесли, что в долине Трех баранов, названной так, очевидно, потому, что её обрамляли скалы, чем-то похожие на диких жителей этих пустынных мест – баранов, стоит небольшой отряд врага. Мустафа Чернобородый приказал с ходу напасть на него и уничтожить всех до одного. Только Гамида хотел поймать живьём.

– Слушай, урус, – обратился он к Звенигоре, когда они остановились на перевале, с которого открывался вид на глубокую долину, поросшую редким кустарником. – Ты видишь ущелье, что справа прилегает к долине Трех баранов? Оно ведёт до Кызыл-Ирмака. Возьми свой отряд урусов и часть людей Бекира, зайди в тыл Гамиду по тому ущелью и перережь ему дорогу к отступлению – чтоб ни одна собака не ушла. Иди и пусть бережёт тебя аллах!

Отряды отправились каждый в своём направлении. Звенигора с вершины оглянулся назад и увидел сгорбленную фигуру Свирида, возле которого неотлучно находился Ахмет Змея. Мустафа Чернобородый приказал кузнецу строго следить за гяуром.

Среди кустарника отряд Чернобородого наткнулся на вражескую засаду. Пронёсся тревожный крик. И хотя оба дозорных упали под саблями, долина сразу наполнилась бряцаньем оружия, топотом, криками…

Мустафа Чернобородый первым кинулся вперёд. За ним двинулся в наступление весь отряд. Навстречу повстанцам из-за скал ударил залп из самопалов и пистолетов, просвистели в воздухе стрелы. Кто-то споткнулся, вскрикнул, упал на землю…

Многогрешный бежал вместе со всеми. От него не отставал Ахмет Змея.

Заметив, что перед ними упал пронзённый стрелой повстанец, Многогрешный нагнулся и выхватил из холодеющих рук убитого ятаган.

– Не смей брать, гяур! – крикнул кузнец.

Но Многогрешный или не слыхал, или же не обратил внимания на эти слова и быстро помчался вперёд. Ахмет Змея бросился за ним.

Впереди уже завязался рукопашный бой.

Опьянённый мыслью, что Гамид на этот раз не выскользнёт из рук, Мустафа Чернобородый выскочил на большой валун и окинул быстрым взглядом весь вражеский отряд. Гамида нигде не было. А воины врага были похожи не на слуг спахии, а скорее на хорошо вымуштрованных янычар. Они закрывались прочными щитами из дерёва и буйволовых шкур и медленно отходили на середину долины под натиском повстанцев.

«Где же Гамид? Неужели это другой отряд? Или тот старый гяур обдурил нас? – думал вожак отряда. – Проклятье на его голову! Надо допросить его!»

Он заметил Ахмета Змею, что на целую голову возвышался над повстанцами, а рядом с ним гяура. Мустафа хотел подбежать к ним, но в этот миг по обеим сторонам долины разнёсся грозный многоголосый боевой клич.

Глаза Чернобородого расширились от ужаса. Из потайных засад, из ущелий и пещер, из-за кустов и скал вынырнули свежие вражьи отряды и быстро начали окружать повстанцев.

«Нас обманули!» – пронеслось в голове Мустафы.

Первым его порывом было убить гнусного гяура-изменника, который завёл их в западню. Но не успел он соскочить с камня, как Многогрешный внезапно повернулся к своему охраннику и всадил ему в грудь ятаган. Ахмет Змея несуразно взмахнул руками, в беззвучном крике широко раскрыл огромный чёрный рот и медленно осел на землю. Убийца быстро, как молодой, помчался навстречу воинам Гамида.

– Проклятье! – проревел Чернобородый. – Задержите его! Убейте, собаку!..

Несколько повстанцев кинулись вслед за беглецом. Кто-то метнул копьё, но не попал. Преследователи, увидев, что на них надвигается вражья лавина, повернули назад. Их отчаянные крики и вопли внесли в ряды повстанцев неуверенность и страх.

Какое-то время Чернобородый не знал, на что отважиться. Как безумный смотрел он на две лавины, которые вот-вот могли сомкнуться и захлестнуть собой неприученных к бою повстанцев. Отряд оказался в западне. В чем спасение? Что делать? Увидев, что Звенигора ударил по врагу с тыла, Мустафа спрыгнул с камня и, размахивая над головой длинной кривой саблей, рванулся в самую гущу боя.

– Вперёд, друзья! Бейте шакалов! – загремел его голос. – За мной! За мной!..

Уверенность вожака придала людям смелость и силу. Громкий клич «Алла, алла!» подстегнул их и погнал вперед. Засверкали над головами сабли, замелькали в синеватой вечерней мгле тёмные копья.

Натиск был такой сильный и неожиданный, что почти половина вражеских воинов упала под ноги повстанцев.

– Нажмём, нажмём ещё, друзья! – подбадривал Мустафа Чернобородый своих людей. – Вперёд! Вперёд! Не дадим окружить себя! Бекир, прорывайся правым краем!..

Бекир с группой повстанцев пытался пробиться к Звенигоре, но никак не мог. У него осталось совсем мало воинов. Остальные либо полегли, либо были ранены. Однако он отважно налетел на вражью лавину, саблей прокладывая дорогу товарищам. За ним ринулись другие…

6

Златка сидела под скалой рядом с Яцьком и прислушивалась к далёким крикам. Яцько был не в настроении. Ему не хотелось охранять эту турчанку, о которой заботился Звенигора. Яцьку хотелось стать участником настоящего боя. Штурм замка он не принимал в расчёт. Разве то был настоящий бой? Куда-то бежал, что-то кричал… Паренёк мечтал о таком бое, где бы на него налетали десятки врагов, а он одним взмахом сабли разрубал бы их от плеча до пояса!.. И все поражались бы необычайной храбростью молодого героя…

– Я пойду с тобой, Арсен, – просился Яцько, когда Звенигора собирался в бой. – Ну позволь!.. Златка одна посидит…

– Молчи и делай, что приказываю! – строго отрезал Звенигора и подошёл к девушке.

Златка встала и вздохнула. В последние дни её закрутило, как щепку в водовороте. Не успела прийти в себя после нападения повстанцев на замок Аксу, как рассказы Звенигоры, а потом Якуба о её далёкой отчизне и родных ещё больше растревожили душу. Сердце замирало от сознания того, что осталась она одна-одинёшенька, как сломленная ветка на дороге. Разве может она надеяться на встречу с родителями? Они существуют словно в другом времени и в другом мире. Встретиться с ними так же невозможно, как с теми, кто в могиле. Девушку охватывал страх. И только ласковые слова Якуба и полный нежности взгляд отважного казака, который уже дважды спасал её от смерти, удерживали её от отчаяния.

– Златка, – говорил Звенигора, беря девушку за руку, – наступают минуты, которые могут навеки разлучить нас. Будет бой. А в бою все случается, даже смерть! Поэтому я хочу тебе сказать, что мне очень не хочется погибнуть после того, как я встретил тебя…

Златка вспыхнула и опустила глаза. Однако руку не отняла. Сердце её тревожно забилось. Как приятно слышать это, но не хочется, чтобы заветные слова, о которых мечтает каждая девушка, произносились при таких обстоятельствах.

Звенигора будто прочитал её мысли и, помолчав, сказал:

– Если меня не станет, положись на Якуба. Он найдёт путь в Болгарию… Если и его убьют, тогда твоим защитником останется один Яцько. Пусть прикинется глухонемым, и вы, как брат с сестрой, сможете, помогая друг другу, пробираться в Болгарию или на Украину. Мир огромен, и ты ещё найдёшь своё счастье… Чтобы легче было в дороге, я оставлю тебе свой пояс, в нем золото. Пока я жив, оно не принадлежит мне, а уж если погибну, ты можешь использовать его.

Он протянул ей тяжелей широкий пояс.

– Надень на себя.

Златка, не совсем понимая, для чего это, спрятала пояс под покрывало.

В это мгновение из долины донеслись громкие крики. Звенигора сжал холодные пальцы девушки и шепнул:

– Златка… Милая…

– Пусть бережёт тебя аллах, – прошептала девушка чуть слышно. – Иди! Я буду ждать тебя…

Звенигора повёл свой отряд в бой.

Яцько взобрался на вершину небольшой скалы…

У него сжалось сердце, когда он увидел, как вражеские лавины, хлынувшие из укрытий, окружили повстанцев со всех сторон. Битва разгоралась сильнее. Звенигора со своим отрядом мог бы вырваться из кольца врагов, но, видно, он не думал об этом, так как врубался все глубже и глубже в строй янычар, и блеск его сабли наводил на них ужас: они расступались перед ним, как отара перед разъярённым быком. Рядом с ним рубились Якуб с Исметом, и эта тройка, как клином, рассекала густые ряды врагов…

Зашло солнце, и в глубоком горном ущелье сразу стало темно. Все слилось в глазах у Яцька, – казалось, что копошится муравейник. Вскоре тьма чёрной пеленой окутала и его. Долетали лишь страшные крики озверевших людей, бряцанье оружия да стоны и проклятия раненых.

Постепенно шум боя начал стихать. И в сердце паренька нарастала тревога. Он уже не тешил себя мыслью о победе повстанцев – чересчур неравны были силы, – однако надеялся, что кто-нибудь из своих спасётся и он не останется одиноким в этой кровавой долине.

Но вот до его слуха донёсся голос Звенигоры:

– Яцько, беги! Не жди нас! Беги!..

Яцько вздрогнул и напряг все внимание, стараясь хоть что-нибудь увидеть внизу или ещё раз услышать голос старшего друга. Но ничего не было слышно и видно. Битва закончилась. Воцарилась тишина, которую изредка нарушал предсмертный крик или стон раненого…

Что же делать? Бежать со Златкой подальше от этого страшного места? А как же Звенигора? Может, он раненый лежит где-нибудь под кустом и ждёт помощи?

Плечи Златки вздрагивали от беззвучных рыданий.

– Все наши погибли, – не то утверждала, не то спрашивала она.

– Может, и нет, – буркнул Яцько. – Стемнеет совсем, пойду поищу…

Эта мысль – пойти на поиски – возникла внезапно и не давала покоя. Он еле дождался, когда в долине стихла суета победителей, которые стаскивали своих раненых к кострам, запылавшим под горой, в стороне от поля боя.

Издалека было слышно, как перекликаются часовые.

Строго наказав Златке никуда не отлучаться, Яцько слез со скалы вниз и лощиной, между кустами, пополз к полю битвы.

Больше часа шнырял он, стараясь среди множества трупов найти Звенигору. Ночь была тёмная, далёкие костры давали лишь слабые отблески. Паренёк поднимал головы убитых, поворачивал к свету костров и тихо опускал на землю. Звенигоры нигде не было.

Где же он? Может, раненый и в плену?

Одержав полную победу, вражеские воины устраивались у костров на отдых. Лишь несколько силуэтов часовых виднелось вокруг лагеря.

Яцько осторожно подкрался поближе к ним и залёг под кустом. Послышался тихий стон, долетевший из ночной тьмы, а вслед за ним грубая ругань часового:

– Буду я ещё искать для тебя воду, нечестивый! Сдохнешь и так до утра! Замолчи, а то прикончу, собака!

Кому это так отвечает часовой? Наверняка не своему раненому, а пленному повстанцу. Может, и Звенигора там же?

Яцько пробрался под кустами и очутился рядом с часовым, который сидел на камне, подстелив под себя какие-то лохмотья. Перед ним в неглубоком овражке, вырытом дождевыми потоками, лежало несколько связанных пленных. Яцько не мог рассмотреть, был ли среди них Звенигора: ближний костёр начал уже гаснуть.

Сердце паренька забилось сильнее. Значит, не все повстанцы погибли! Может, и Звенигора среди них, ведь в самом конце боя он был ещё живой.

В это время часовой зашевелился, встал и поплёлся к костру, на ходу собирая хворост. Яцько, согнувшись, мигом перебежал через открытое место и прыгнул в яму. Скатившись по крутому склону на дно, он ударился лицом обо что-то твёрдое.

– Кто здесь? – послышался тихий голос.

– Арсен! – прошептал Яцько. – Это ты? Жив? Не ранен?

– Яцько? – обрадовался Звенигора. – Как ты сюда попал?

Яцько не отвечал. Судорожно нащупал связанные руки казака и ятаганом разрезал верёвку.

– Быстрее! – шепнул он. – Пока нет часового, бежим!

– Здесь ещё Исмет и Якуб. Исмет ранен. Дай ятаган, я разрежу верёвки…

Он быстро освободил от пут товарищей и выглянул из ямы. Часовой возвращался назад.

– Жаль, не успеем выбраться до него. Придётся отправить к праотцам… Ты ляг, Яцько, мы с Якубом сами. Если поднимется тревога, беги, не дожидаясь нас!

Звенигора и Якуб притаились за валуном в тени. Часовой, ничего не подозревая, примостился на своём джеббе и сладко зевнул. В тот же миг жёсткий шерстяной кляп заткнул ему рот, а железные руки Звенигоры сдавили горло. Часовой заметался, стараясь вырваться, но Звенигора быстро заставил его успокоиться.

– Айда, друзья! – шепнул он и поднял на плечо Исмета.

Хворост, который янычары подбросили в это время на костёр, пригасил огонь, и вокруг сгустилась тьма. Три фигуры проскользнули незамеченными через мрачное поле, где вперемешку лежали повстанцы и янычары. На земле повсюду блестело оружие. Беглецы взяли по сабле и прошмыгнули в ущелье, где пряталась Златка…

– Пошли быстрее, Златка! – шепнул Звенигора.

Вскоре они достигли берега Кызыл-Ирмака. Нашли здесь довольно большой чёлн. Вместо весел вырубили длинные шесты. Звенигора упёрся шестом в берег. Но вдруг до его слуха донёсся глухой стон. Потом послышался топот ног. Беглецы замерли, притаились за кустами. Никто не сомневался, что по их следам может идти погоня. Выплывать на середину реки было опасно, и Звенигора держался руками за ветви, хорошо защищавшие их от постороннего взгляда.

Кто-то быстро приближался. Под ногами шелестела трава, трещали сухие ветки.

Якуб прикрыл лицо Исмета кауком, чтобы стон раненого не выдал их. Яцько сжал в руке саблю. Златка съежилась, дрожа от ночной прохлады и страха. Только Звенигора, уловив острым слухом, что идёт кто-то один с тяжелой ношей, спокойно ждал, пока неизвестного поглотит ночная тьма.

Но неизвестный остановился как раз напротив лодки и что-то неразборчиво пробормотал себе под нос. Звенигора мысленно выругался: придётся, должно быть, отправить непрошеного гостя к чертям в пекло.

Держась левой рукой за ветку, Звенигора стал осторожно тянуть из ножен саблю. Но из-за кустов раздался знакомый голос:

– Брось меня здесь, пан Мартын… Не тащи… Я уж не жилец на белом свете… Спасайся сам, пока не поздно…

– Э, пан Квочка, это было б не по-рыцарски, – прогудел в ответ голос Спыхальского. – Разрази меня гром, если я оставлю товарища в беде!

– И сам погибнешь – и меня не спасёшь…

Звенигора спрятал саблю назад в ножны и облегчённо вздохнул.

– Сюда, пан Спыхальский, сюда! – позвал он шепотом. – Спускай его в лодку.

– О матка боска! – воскликнул пан Спыхальский. – Ты слышишь, пан Квочка? Там наши! Теперь мы спасены!

На берег вышел, сгибаясь под тяжёлой ношей, мокрый от крови и пота поляк. Звенигора принял у него раненого, положил на дно лодки.

– Быстрее садись, пан Мартын! Отплываем.

Спыхальский сел на лавочку. Звенигора сильно оттолкнулся от берега, и лодка, подхваченная стремительным потоком, выплыла на середину реки.