Текст книги "Коренные изменения неизбежны - Дневник 1941 года"

Автор книги: Владимир Вернадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

16 июня. Понедельник. Узкое.

Невольно мысль направляется к необходимости свободы мысли как основной ‹составляющей›, равноценной основной структуре социального строя, в котором личность не является распорядителем орудий производства. Равенство всех без этого невозможно. Но оно и невозможно без свободы мысли.

Наш строй это ярко показывает, когда мильоны людей превращены – «на время» – в заключенных: своего рода рабство.

В конце концов великие идеи, ‹выросшие› в науке, искажаются.

Надо пересмотреть с этой точки зрения Маркса: он ясно видел, что мысль человека создает производительную силу.

Еще больше и глубже это проявляется в ноосфере. Но для этого необходимое условие – свобода мысли.

18 июня. Узкое.

17 июня 1941 года В. Г. Хлопин, как председатель Урановой Комиссии[107]107
  Шевырев Петр Яковлевич (1863-1887) – товарищ Вернадского по Петербургскому университету, революционер-народник, 8(20) мая 1887 года казнен вместе с А. И. Ульяновым, В. Д. Генераловым и другими.


[Закрыть] , по согласовании со мной – подал в Президиум от имени своего, моего, как заместителя председателя, и А. Е. Ферсмана, как председателя бригады, ездившей на Табошарский рудник весной, ‹заявление› об обращении в Правительство от Урановой Комиссии об изменении решения начальника Главметалла Егошина и наркома цветных металлов Ломова и об изъятии (со сметой) Табошарского уранового рудника на доразведку в трест Среднеазиатских цветных металлов. Егошин и Ломов, по-видимому, никуда не годные «дельцы», предлагали, истратив больше 20 мильонов в течение 7 лет, направить Табошарское месторождение на «консервацию». История с Табошарским месторождением урана – типична для бессмысленной траты денег и бессознательного вредительства. Надеюсь, что мы пробьем рутину и невежество советских бюрократов. – Посмотрим.

17 июня 1941 года в Президиуме Академии прошло создание на Биологическом Отделении Лаборатории по физиологии микроэлементов при Институте биохимии. Во главе поставлен Д. Н. Прянишников. Наша с ним работа останется нетронутой. Надо ее расширить радиоактивными элементами. В «Известиях» 12.VI упомянуто мое имя, вместе с Прянишниковым, ‹как› обративших внимание на значение «микроэлементов». Это название вошло, мне кажется, через нашу Лабораторию, но не я ‹один› был его автором – и А. П. Виноградов ‹также›.

Смерть Горького 18 июня 1936 года. Об убийстве его тогда никто не подозревал. Это «открылось» позже, и жертвами явились Левин и Плетнев которые «сознались» во время процесса[108]108
  Фраза не окончена; возможное прочтение: «Без внимания к этой стороне – ничего реального достигнуть невозможно».


[Закрыть] .

Уже во время процесса мне показалась подозрительной роль Ежова помощника Ягоды – грубо-глупым рассказом об обоях его помещения. В 1941 году, в пятилетие смерти Горького, ни в «Правде», ни в «Известиях», ни в «Литературной газете» об этом «убийстве» никто не говорил.

19 июня. Четверг. Узкое.

Вчера ‹исполнилось› пятилетие со времени смерти Горького. Поразительно, что никто не говорит – и не верит? – в его убийство врагами. В «печати» («Правда» и «Известия») только Ярославский, между прочим, об этом упомянул.

Бедные Д. Д. Плетнев и Левин – пострадали напрасно; а Левин уже убит. Друг Я. В. Самойлова[109]109
  Малюга Дмитрий Петрович – парторг, сотрудник Биогеохимической лаборатории.


[Закрыть] , мягкий человек и хороший врач, – он был у нас в начале нашей московской жизни: в 1890-х годах он был ‹нашим› домашним врачом. Потом ‹были› Филатов, Аргутинский – главным образом детские ‹врачи›. А. Я. Самойлова рассказывала, что так как Левин был кремлевским врачом и лечил ‹сотрудников› НКВД, – то он, когда его пришли арестовать, позвонил Ежову; тот его успокоил и сказал, что все это выяснится.

Среда, окружавшая Горького (один Ягода чего стоит), явно была подозрительна. По-видимому, и Луппол, тихо арестованный и исключенный из академиков, связан ‹был› с гешефтами этой семьи?

Интересно, сколько правды в том, как объясняют ‹…›[110]110
  Коштоянц Хачатур Седракович (1900-1961) – физиолог, историк науки, член-корр. АН СССР.


[Закрыть] ТАСС о Германии, бывшие на днях в связи с отъездом Криппса и публикацией об этом в связи с нашими отношениями с Германией [111]111
  Комиссия по проблеме урана была создана в системе АН СССР в 1940 году. Председателем ее стал ученик Вернадского академик В. Г. Хлопин, Вернадский – заместителем председателя.


[Закрыть] .

Говорят, что Германии ‹нами› был предъявлен ультиматум – в 40 часов вывести ее войска из Финляндии – на севере у наших границ. Немцы согласились, но просили об отсрочке – 70 часов, что и было дано.

22 июня, утро. Воскресенье. Узкое.

По-видимому, действительно произошло улучшение – вернее, временное успокоение с Германией. Ультиматум был представлен. Немцы уступили. Финляндия должна была уничтожить укрепления вблизи наших границ (на севере), построенные немцами. По-видимому, в связи с этим – отъезд английского посла и финляндского?

Грабарь[112]112
  См. дневниковые записи Вернадского 13 января, 1 и 13 марта 1938 года. – «Дружба народов», 1991, № 2.


[Закрыть] рассказывал, что он видел одного из генералов, которого сейчас и в партийной, и в бюрократической среде осведомляют о политическом положении, который говорил ему, что на несколько месяцев опасность столкновения с Германией отпала.

И. К. Луппол пострадал в связи с Горьким. Говорят, он расстрелян. Он был мужем вдовы сына Горького, которая служила в Институте Горького. Арестованы были и Луппол, и вдова сына Горького в связи с тем, что в Дерпте при обыске у какой-то баронессы, старой знакомой Горького, нашли дневники Горького, содержащие критику деятельности Советского правительства из тех лет, когда Горький ‹был на границе разрыва› с Советской властью. Горький взял обещание от вдовы сына, что она эти дневники перешлет от баронессы ‹ему›. Ее выпустили, а Луппола арестовали и, говорят, расстреляли. Луппол был образованным человеком, не симпатичным – но одним из немногих культурных правительственных деятелей. Из румын.

…1872 год. Помню ‹себя› в большой комнате (спальня) моей матери в Харькове, разделенной на две части большой перегородкой из материи. Большая покрытая низкая тахта стояла в ней, и я любил на ней лежать и читать. Отец с Каченовским[113]113
  Самойлов Яков Владимирович (1870-1925) – минералог, геолог, биогеохимик, ученик Вернадского.


[Закрыть] , которой я интересовался. Вдруг отец меня позвал и сказал Каченовскому: «Мой отец [114]114
  Два слова неразборчивы; по смыслу: «официальные сообщения».


[Закрыть] думал, что я доживу до конституции, но я этого не думаю, но уверен, что Володя будет жить в свободной стране».

22 июня, вечер. Воскресенье. Узкое.

В 4 часа утра – без предупреждения и объявления войны – в воскресенье 22 июня германские войска двинулись на нашу страну, застав ее врасплох.

Мы узнали об этом в Узком в санатории через радио из речи В. М. Молотова.

Он сообщил, что в этот час немецкие аэропланы бомбардировали Киев, Житомир, Каунас и ‹нас атаковали› с румынской границы. Больше 200 убитых и раненых. Одновременно произошло нападение на наши пограничные войска на западной границе – и в Финляндии.

Из речи как будто выходит, что хотя немцы и были отбиты, не застали ‹нас› врасплох – но находятся на нашей территории. Граф Шуленбург в 5 1/2 утра сообщил, что это вызвано сосредоточением наших войск на немецкой границе.

Речь Молотова была не очень удачной. Он объявил, что это вторая отечественная война и Гитлера постигнет судьба Наполеона. Призывал сплотиться вокруг большевистской партии.

Ясно, что ‹нас› застали врасплох. Скрыли все, что многие, по-видимому, знали из немецкого и английского радио.

Они говорят, что Германия предложила Англии заключить мир (Гесс? – я не верил). Говорили, Рузвельт это предложение отверг. Мне кажется маловероятным, чтобы Англия могла пойти на заключение мира с Германией в этой обстановке – за счет нас.

23 июня. Понедельник.

Только в понедельник выяснилось несколько положение. Ясно, что опять, как ‹в войне› c Финляндией, власть прозевала. Очень многие думали, что Англия за наш счет сговорится с Германией (и Наташа ‹так думала›). Я считал это невозможным. Речь Черчилля стала известна.

Бездарный ТАСС со своей информацией сообщает чепуху и совершенно не удовлетворяет. Еще никогда это не было так ярко, как теперь.

Читал – но настоящим образом не работал.

Интересный разговор с П. П. Масловым[115]115
  Имеется в виду печально знаменитое «Сообщение ТАСС» от 14 июня 1941 года в связи с отъездом в Лондон английского посла Криппса и появившимися в западной печати сообщениями о концентрации германских войск на западных границах СССР.


[Закрыть] об Институте Экономики. Работа Института «коммунистическая» – дорого стоит и плохого качества. Много сотрудников, которые ничего не делают. Но сейчас и невозможно научно работать в этой области, так как нет свободы искания.

3 июля. Узкое.

Только утром 23.VI – была передана по радио речь Черчилля, и получилось более правильное представление.

29.VI.1941 появилось в газетах воззвание Академии Наук «К ученым всех стран», которое и я подписал. Это – первое воззвание, которое не содержит раболепных официальных восхвалений: «Вокруг своего правительства, вокруг И. В. Сталина»; говорится о фашизме: «Фашистский солдатский сапог угрожает задавить (?)[116]116
  Грабарь Владимир Эммануилович (1865-1956) – юрист, друг Вернадского.


[Закрыть] во всем мире яркий свет человечества – свободу человеческой мысли, право народов самостоятельно развивать свою культуру». Выдержано ‹так› до конца. Я думаю, что такое воззвание может сейчас иметь значение. Подчеркнуто то, что отличает нашу диктатуру идеологически от немецкой и итальянской.

4 июля. Узкое.

1 июля 1941 года образован Государственный Комитет Обороны из Сталина, Молотова, Ворошилова, Маленкова, Берия. В общем, ясно, что это идейная диктатура Сталина.

3 июля 1941 года – выступление по радио Сталина. Речь очень хорошая и умная. Дня за два или за день перед этим были всюду ‹сняты› радио, и поэтому прошло ознакомление с большой заминкой. Это снятие радио – одно из очень немногих признаков путаницы. В общем, мобилизация и т. п. идет хорошо. Говорят, ‹радио› будет восстановлено в другом виде.

12 июля, утро. Суббота. Москва.

Произошли события – может быть, исторический перелом в истории человечества, пока я не заносил свои записи в эту тетрадку.

9 июля мы приехали из Узкого, а накануне нам дали знать, что Академия переезжает в Томск, и мы должны были решить – едем ли мы.

Сомнений для меня не было, если только условия поездки были ‹бы› благоприятны и приемлемы. Мы узнали об этом решении 8 июля – и 9-го утром выехали; так как у меня не было моей машины, то была прислана машина ‹…›[117]117
  Вернадский Иван Васильевич (1821-1884), экономист и статистик, общественный деятель, публицист, профессор, отец Вернадского. Каченовский Дмитрий Иванович (1827-1872) – юрист, историк, с 1849 года профессор Харьковского университета, друг семьи Вернадских.


[Закрыть] . Мы подвезли проф. Андреева, который был в Узком – больной.

Здесь выяснилось, что – в связи с ходом событий – правительство решило перевести подальше от театра военных действий Академию Наук в Томск со всеми академиками и учреждениями. Несколько дней перед 8 июля состоялось заседание – по поручению «правительства» (то есть Комитета по обороне?), под председательством Шверника. Он заявил, что правительство озабочено сохранением основного и главного умственного коллектива ученых и непрерывностью его научной работы, а потому решило перевести Академию и ее научные учреждения в Томск. Кроме Шмидта, Борисяка, Капицы и других было несколько академиков.

13 июля. Воскресенье. Москва.

Становится все яснее и яснее, что переезд Академии в Томск может кончиться развалом большой научной работы и патологическим проявлением реального состава ее – и правительственного – аппарата.

Люди начинают отходить ‹от первых волнений›.

Переезд откладывается, и сейчас и у меня, и у других является сомнение, все растущее, ‹в› правильности решения.

Мне кажется, что при теперешнем состоянии Академии и реального правительства это может кончиться ее разгромом, что отразится на всей научной работе.

Основное – слабость Президиума. Головные больны – Комаров, Шмидт, Чудаков.

Надо вновь обсуждать ‹этот› вопрос.

Вчера у меня был Якушкин. Он рассказывал, что в Академии Сельского Хозяйства[118]118
  Во время франко-прусской войны 1870-1871 годов вождь национально-освободительного движения Италии Гарибальди предложил свои услуги республиканскому правительству Франции, командовал Вогезской армией, которая нанесла ряд поражений войскам Пруссии.


[Закрыть] произошел такой комически-трагический казус. Академики вдруг узнали, что вся канцелярия президента ‹Академии› (Лысенко) переехала в Омск и что президент Лысенко собирается туда же. Он ‹этого› не отрицал – говорил, что вообще до сих пор не может понять, что такое «академия». Обратились к наркому. ‹Решение› изменили.

Хаос государственной структуры – в области, которая является второстепенной в понимании людей, стоящих у кормила власти. Может быть, это и правильно в настоящий момент, но неправильно то, что они распоряжаются, не имея времени обдумать.

Что происходит на фронте? – Начало развала гитлеровской силы? Или остановка перед применением последнего отчаянного средства – газов или урановой энергии?

Три дня на фронте относительно спокойно. Подходят с нашей стороны все новые войска. Это кажется верно, и верно то, что здесь нет ни паники, ни растерянности.

Моя мысль все время пытается охватить происходящее. По-видимому, неожиданно для всех проявилось огромного значения мировое явление: победа красного интернационала – нашей коммунистической партии – как исторического проявления евразийского государства.

Сейчас возможно остановить фашистское движение в его нападении на нашу страну. Создана впервые «Красная» армия (любопытно, отброшено название «крестьянски-рабочая»). Гитлер фактически уничтожил все европейские правительства (кроме Швейцарии, Испании, Португалии, Швеции, Турции). В Европе Англия – остров. На континенте – мы и Гитлер. Мы в союзе с США и Английской империей.

Кто будет решать? Очевидно, и для Германии, Бельгии, Голландии, Франции, Польши, Чехословакии, Румынии, Греции, Болгарии, Югославии, Италии явится вопрос – с кем сговариваться? Плебисцитные правительства – под контролем нашим, США и Англии? Все граждане – женщины и мужчины?

Это та революция, которой, может быть, Гитлер думал убедить английских государственных деятелей соединиться с ним против нас?

Я думаю, что тот новый ‹мирный› конгресс, который соберется где-нибудь в Лондоне или Женеве (может быть – Москва?), будет резко иной, чем Версальский.

Новая – Красная Армия – военная сила, остановившая германскую армию, если это действительно произошло.

Вот тут нужно то спокойствие и государственный ум, который проявили Сталин – Молотов – Берия. Два грузина, один русский – но ‹грузины› русские по исторической культуре.

Реакция против отъезда в Томск все увеличивается среди академиков и академического персонала. Но, в сущности, мы мало знаем о положении на фронтах. Мы исходили из сознания огромных потерь немецких ‹войск›, остановки их.

Сегодня день начинается со все большего укрепления ‹веры в возможность› нашего оставления в Москве.

В этот исторический момент резко проявилась вероятная разная сущность «тоталитарных организаций»: нашей – коммунистической и германской национал-социалистической. В обоих случаях – диктатура, и в обоих случаях жестокий полицейский режим. В обоих случаях мильоны людей неравноправных, но в случае национал-социалистической ‹организации› это истекает из принципа неравенства людей, и без этого национал-социалистическая ‹организация› (Германия, Италия) ‹…›[119]119
  Вернадский Василий Иванович (1769-1838), врач, окончил медицинский факультет Московского университета, участник войн с Наполеоном, дед В. И. Вернадского.


[Закрыть] .

14 июля. Понедельник. Москва.

Вчера резко изменилось настроение.

Физико-математическое Отделение и его учреждения не уезжают – в том числе и Метеоритный Комитет.

Целый день с часу дня у нас пробыли Ферсман и Виноградовы – обсуждали положение наше личное и Академии – до 6-7 вечера.

Сильная безоблачная жара уже более недели – пожалуй, две недели. Сейчас 8 утра и ‹температура› 18° C, быстро подымающаяся.

Резко меняются планы. Я приехал из Узкого, думал через день-два выехать в Томск. Решил взять много книг и работать над «Проблемами биогеохимии» и хронологией моей жизни – матерьялами для автобиографии. Поэтому забрал часть архива – неразобранного, но, как я вижу теперь, драгоценного.

Теперь все это придется вновь вынимать из ящиков – ‹а их› 22! Их поставили было на лестницу, но вчера надо было спешно перенести в кабинет, так как в связи с правилами защиты от бомбардировок лестницы должны быть свободны.

Из обсуждения выяснилось, что Химическое Отделение должно выехать в Томск – но в то же время оборонная («секретная»?) работа не должна прерываться. Это все не так легко согласовать, так как вся наша работа экспериментальная тесно связана с рядом других учреждений – наши работы по спектроскопии, радио, масс-спектроскопии, электронографии, рентгенографии и т. п. переплетаются с другими лабораториями и институтами.

Пока такой временный план. Мне (и другим академикам-химикам) ехать куда-нибудь в санаторий в район Поволжья – лаборатории пока не трогать, так как оборонная работа идет и должна продолжаться.

Москва все-таки эвакуируется – особенно дети. Эвакуация идет, в общем, более чем сносно, а в значительном числе случаев хорошо.

Опасаются, что немцы остановились, подготовляя новое нападение на Москву (газы!) и бомбардировку типа лондонской. Думаю, что возможно, что произойдет что-нибудь вроде 1918 года ‹на Украине›, когда рухнули сопротивление и их ‹немцев› сила – сразу и неожиданно для людей, находившихся в нашем положении. Тогда в Киеве я лично был к этому подготовлен, так как в Германии побывал Франкфурт[120]120
  Маслов Петр Павлович (1867-1946) – экономист, академик.


[Закрыть] и привез нам мрачный прогноз их силы – неожиданный для всех. Ему даже не все верили.

Сейчас положение немцев еще более безнадежное. Газы и урановая энергия – все эти возможности есть и у нас. И это очень обоюдоострое средство.

Сегодня буду стараться с А. П. ‹Виноградовым› свидеться с Вольфковичем[121]121
  Вопросительный знак Вернадского, очевидно, относится к стилистически корявому словосочетанию «задавить… свет».


[Закрыть] и Шмидтом.

Вчера еще много времени заняло – обращение от ВОКС[122]122
  Два слова неразборчивы; по смыслу: «распоряжением Президиума», «управделами Академии».


[Закрыть] . Обращение советских ученых к английским связано с подписанием Молотовым и Криппсом военного договора между Англией и Советским Союзом [123]123
  Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина (ВАСХНИЛ).


[Закрыть] .

16 июля, утро. Среда.

Вчера все решительно изменилось, и мы сегодня едем в Боровое Акмолинской области в санаторий. Об этом мелькала у меня ‹в› эти дни мысль как о возможном.

Утром вчера в радиоцентре ‹состоялось› мое обращение к английским ученым в связи с заключением военного договора с Англией. Очень порядочная, культурная публика и симпатичная старая ирландка-диктор. Их сильно сократили транспортом – ‹осталось› две машины.

Оттуда ‹направился› в Академию в Химическое Отделение ‹на встречу с› Вольфковичем. Выяснилась полная неразбериха – такая картина, что о всяком решении, даже в пределах разрешенного, требуется одобрение Совнаркома. Шверник стоит во главе эвакуации ‹во время› войны. Решения основные например, переезд в Томск Химического Отделения – считаются не подлежащими изменению. Жизнь возьмет свое, так как в такой абстрактной форме оно ‹решение› нереально – но масса всяких затруднений. Должна быть нетронута оборонная работа и тому подобное.

Выяснилось, что 16-го идет детский поезд в Боровое – говорят, чудный санаторий, – и прикрепили ‹к поезду› мягкий вагон для академиков – старых и т. п. Решил ехать, так как это ближе ‹Томска› и, может быть, – как я думаю осенью выяснится несколько положение, ‹так› что вернусь в Москву, а не в Томск.

Были Т. Е. Каминская с С. Г. Цейтлин – последняя ‹рассказывала› о бомбардировке Минска и бегстве ‹населения› оттуда. Об этом ничего и нигде не говорится в печати.

Очень большое недовольство осведомлением по радио ‹о ходе› военных действий. По-видимому, армия на высоте: русский солдат теперь и раньше был ‹на высоте›, были и офицеры на высоте. Командование исчезает.

Общее удовольствие, что отошли от Германии, и очень популярен союз с Англией и демократиями.

Идут аресты – по-видимому, в связи с нападением ‹Германии› и фашизмом. Между прочим, ‹арестован› геолог Мирчинк – хороший геолог, но морально не высокий человек.

17 июля. Станция Буй.

Вчера выехали[124]124
  Фраза не закончена; по смыслу: «не может существовать», «теряет свою опору».


[Закрыть] . Едем в совершенно исключительных условиях – в купе мягком (Наташа и я внизу, Аня и Прасковья Кирилловна наверху). Катя в среднем отделении в другом вагоне. Поезд для детей академических служащих около 500-600 ‹детей›. О положении на фронте ‹ничего› не знаем.

18 июля. Пятница. Станция Свеча.

Всю ночь стояли на разъезде после Шарьи – пропускали ряд военных поездов с людьми и оборудованием, военным. Идут с огромной скоростью на фронт; как критерии неразберихи – отвод техники и т. п. с Урала.

Свеча ‹в› 817 километрах от Москвы и ‹в› 138 – от Вятки (Киров). Ужасно неприятное впечатление у меня от замены исторических названий городов: Горький – Нижний Новгород, Молотов – Пермь, Калинин – Тверь. Из них Пермь наиболее древняя? Связанная с нерусской старой культурой.

Едем в детском поезде. С нами на станции стоят еще два таких поезда один из Ленинграда.

В общем, организовано хорошо.

Из академиков и членов-корреспондентов едут с семьями – Зелинский, Борисяк, Мандельштам, Струмилин, Лейбензон, кажется, дочь Деборина.

Поражает полное отсутствие сведений о войне – с Москвы; даже в городах не знают. Наши последние сведения из газет ‹относятся к› 16.VII. Здесь меняются паровозы – простояли еще несколько часов.

18 июля. На пути от Свечи.

Наконец в Свече достали вчерашнюю «Кировскую Правду» от 17 июля первое ‹известие› после Москвы. Плохая – бездарная – информация; с этим приходится мириться. То же и в Наркомате иностранных дел. Серые люди. ‹Все одно и› то же, что видишь кругом. Партия-диктатор – вследствие внутренних раздоров – умственно ослабела: ниже среднего уровня интеллигенции страны. В ней все растет число перестраховщиков, боящихся взять на себя малейшую ответственность.

Выехавши из разъезда после Свечи, мы обогнали поезд с детьми, ‹вышедший› из Ленинграда 5 июля с направлением на Киров. Очень вероятно, доберутся сегодня.

Обогнали на станции Свеча поезд с детьми – беженцами из окрестностей Витебска: выехали «без всего»; собирали ‹деньги› на покупку еды для них; пищу – провизию – купить было возможно.

Помимо эшелонов войск везут автомобили, которые всюду берутся на войну; по-видимому, ‹везут› танки, аэропланы и т. д. Северная дорога состоит из одного пути; нас объезжают. Множество разъездов. Очевидно, это сделано загодя?

19 июля. Разъезд № 2 Коса.

Вчера стало известно – по радио (‹слышал› Струмилин), что не действует московская станция Коминтерн. Это единственное мощное радио в Москве.

Очень интересный разговор с Ник. Фед. Гамалеем[125]125
  Франкфурт С. Л. – биолог, ученик К. А. Тимирязева, профессор.


[Закрыть] . Приятно было видеть чисто украинский благородный тип. Гамалея считает вирусы живыми. Он считает испанку (инфлюэнцу) за вирус.

19 июля. Разъезд № 11 Лаваны.

Чудный солнечный день. Видны отроги Урала. Никогда не думал, что еще раз увижу Россию вне Москвы и ее окрестностей.

20 июля, утро. Станция Георгиевская и дальше.

Начался эрозионный ландшафт – холмистые увалы.

В 10 часов 10 ‹минут› приехали в Пермь (Молотов). Переправились через Каму. Я был здесь последний раз до революции – мне кажется, но сомневаюсь, в 1916 году; не останавливался. Когда я сделал поездку по Каме до Нижнего выехал из сольвийских заводов? Кама тогда – цвела, липовые леса; я понял впервые ‹тогда›, что Кама – есть Волга. Южнее Саратова я не был.

Сегодня мы на станции Чехривль (Струмилин прочел объявление) узнали сводку от 18.VII утреннюю. Поразительно бездарно это дело организовано.

И в Перми нет известий позже 18-го утра. Газет нет.

С продуктами на станции скудно. Киоски бедны. Купили «Прикамье» за 20.VII.1941. Медленно растет – но растет – разгромленное живое течение, ‹существовавшее› до диктатуры печальной ГПУ.

Провинция, такая далекая, как Пермь (название «Молотов» туго ‹прививается›, по-видимому), живет совсем в ином темпе в связи с войной, чем Москва и Ленинград. Это понятно. Но такое спокойствие для меня неожиданно.

«Кунгурская Правда», купленная в Кунгуре, дала нам сведения для вечера 18.VII. Газета довольно жалкая. Из статьи А. И. Яковлева, но все-таки два дня назад, мы знаем, что делается на фронте.

23 июля, утро. Среда. Станция Боровое-Курорт.

Ночевали в поезде. Утро. Дождь.

Вчера уже на станции узнали о бомбардировке Москвы – в ночь с 21 на 22-е, – ‹прошел› месяц войны. Говорят, 200 самолетов немецких прорвались, из них 20 прорвались к Москве – бомбы брошены в окрестностях Москвы, есть жертвы. Впечатление здесь среди нас, москвичей, огромное. Теперь стал вопрос: случайный ‹это› прорыв или начало бомбардировок сериями вроде ‹бомбардировок› Лондона?

24 июля. Четверг.

Боровое. Государственный санаторий.

25 июля. Пятница.

Здесь есть радио, и мы больше в курсе событий.

До сих пор (10 часов утра) мы на бивуаке. Спим втроем – Наталья Егоровна, я и Прасковья Кирилловна в одной комнате.

Вчера прилетел из Караганды начальник курортов Казахской республики (центр Алма-Ата) – Сергей Иванович Замятин. Молодой, энергичный, умный человек, русский. Очень осведомленный и, мне кажется, образованный, энергичный. Хорошее впечатление производит и директор курорта Орлова.

Мы до 27 июля останемся на бивуачном положении. Часть багажа осталась на станции Боровое-Курорт.

Зима была здесь холодная, и теперь погода плохая. Сегодня сырость, туман.

Вчера утром образовали Казахскую группу академиков, по инициативе А. А. Борисяка. По моему предложению председателем выбрали Н. Ф. Гамалею, а секретарем С. Г. Струмилина. Последний должен был послать телеграмму Шмидту об утверждении группы.

Нас хотят поместить в отдельном здании, где помещаются сейчас женщины (старухи главным образом?). Их переведут в другое помещение.

Мы, конечно, причинили большие неудобства для местных жителей. Приехало более 750 детей. Местное население голодает – пуд муки ‹стоит› 130 рублей. Хлеба не хватает. Курорт переполнен туберкулезными хрониками.

Я чувствую себя на границе ‹здоровья› и ничего еще не видел.

Но интересные разговоры имел с Л. И. Мандельштамом[126]126
  Вольфкович Семен Исаакович – химик и технолог, академик.


[Закрыть] о Гёте. Он верно указал на значение идеи Гёте в его оптических работах. Я думаю, методологически Мандельштам прав – сложный опыт может исказить явление, и далеко не всегда можно от него перейти к научной реальности. Примером являются Фрауэнгоферовы линии, конечно, в реальном процессе не существующие и к свету как таковому отношения не имеющие. Как раз Фрауэнгоферовы линии занимали и мысль Гёте. Я из его «Zur Farbenlehre» прочел только историческую часть, которая с точки зрения истории науки или истории оптики является самостоятельной исследовательской работой: много внесла нового. Но Гёте ‹был› близорукий и, может быть, даже близорукий ненормально – как, например, я. Его красочные и темные оттенки этим во многом объясняются. К сожалению, я не смог достать специальной литературы о близорукости Гёте.

С Мандельштамом – о Мысовском (он видел у меня его книжку об атомном ядре)[127]127
  ВОКС – Всесоюзное общество культурной связи с заграницей, организация, объединявшая в своих секциях деятелей советской науки и культуры.


[Закрыть] . Его отзыв о Мысовском, как всех физиков, явно неверный. Многое он приписывает Курчатову, что в действительности принадлежит Мысовскому, который необычно безразлично относился к защите своих достижений.

Я все-таки думаю, что нейтрон, проходящий материю насквозь, – загадка. Мандельштам считает, что атом позволяет вполне объяснить все. Но может ли двигаться атом, не несущий заряда? Мне кажется, Резерфорд ясно это сознавал.

Но, по существу, мы видим движение нейтрона в результате разрушения ядра (то есть его взрыва) или в космических лучах.

С Л. С. Лейбензоном[128]128
  Полный текст обращения Вернадского к английским ученым см. в кн.: Мочалов И. И. Владимир Иванович Вернадский (1863-1945). М. 1982, стр. 344.


[Закрыть] разговор о внутренности Земли. У него обычные представления, корни которых – в воззрениях XVIII века. Начало Солнечной системы кажется ‹ему› логически неизбежной проблемой.

Сегодня большой разговор с Гамалея и Мандельштамом о правизне и левизне, о Гаузе[129]129
  Криппс Ричард Стаффорд (1889-1952) – английский государственный деятель, в 1940-1942 годах был послом в СССР, от имени Великобритании подписал в июле 1941 года соглашение с Советским Союзом о совместных действиях в войне против фашистской Германии.


[Закрыть] , моллюсках и тому подобном.

Мандельштам получил срочную телеграмму, что Физический Институт послезавтра едет в Казань.

29 июля. Вторник. Боровое.

Сегодня утром мы должны наконец переехать из бивуака в постоянное помещение. С. И. Замятин сдержал свое слово. Он сам, однако, не может попасть в Алма-Ату, так как железнодорожный путь очень круговой; для авиа надо проехать по железной дороге к Балхашу, и не ясно, будет ли самолет. Война остановила ‹ввод в действие› железной дороги, которая предполагалась на 1941 год.

Получена телеграмма о выезде сюда Комарова, Баха, Обручева, Чаплыгина.

Где их поместить – неизвестно.

Это – типическая работа академического аппарата, следствие той централизации, которая требует утверждения каждой мелочи центральной властью. Она порождает фактически власть «секретарей» и аппарата, который так ярко проявляется в Академии – в 1920-1930-х годах ‹проявлялся› еще больше, чем теперь.

Третьего дня начал работать с Аней над V выпуском «Проблем биогеохимии»: «О химическом составе биосферы и о ее химическом окружении».

Сегодня нас разместили в лучшем помещении, очистив отдельный хороший дом от хроников, распределив их в другие места. На наших временных местах поместили новые группы академиков из Ленинграда и Москвы. Кто приехал – не знаю.

30 июля. Среда. Боровое.

Вчера жена Рихтера[130]130
  В Боровое, Акмолинской обл., Казахской ССР, Вернадский выехал вместе с женой, А. Д. Шаховской, П. К. Казаковой и дальней родственницей Екатериной Владимировной Ильинской, сестрой жены сына Вернадского Нины Владимировны Вернадской (Ильинской).


[Закрыть] красочно передала впечатление ‹от› первого налета на Москву 21/22 VII. Основное впечатление – по существу неверное изложение ‹этого› Информационным бюро. Надо в эту почти единственную реальную информацию вносить коренные поправки.

Молчание Информбюро не означает, что налетов ‹на Москву› не было. Во главе ‹информационной службы› стоят бездарные, ограниченные люди – каковы и Ярославский, и Лозовский[131]131
  Гамалея Николай Федорович (1859-1949) – микробиолог, академик.


[Закрыть] ; это сказывается и в их статьях, и в их выступлениях.

Мы знаем об окружающем только по таким фальсифицированным данным. Надо вносить поправку – из гущи жизни и ‹своего› жизненного опыта: охвата происходящего, сознательно и глубоко переживаемого с 1873 года (если не раньше) по 1941 год – больше 60-ти лет.

Ноосфера, в которой мы живем, – является основным регулятором моего понимания окружающего.

Если правительство не сделает грубой ошибки – гибель гитлеризма в ближайшее время неизбежна и быстра – ‹займет› немногие месяцы.

Основная линия верна: создание сознательное мощной военной силы, независимой от извне в своем вооружении, – примат в данном моменте этого создания в государственной жизни – правильная линия, взятая Сталиным. Настроение кругом это создает здоровое. Принципы большевизма – здоровые; трутни и полиция – язвы, которые вызывают гниение, – но здоровые основы, мне кажется, несомненно преобладают. Страна при мильонах рабов (лагеря и высылки НКВД) выдержит эту язву, так как моральное окружение противника – еще хуже.

17 августа. Воскресенье.

Приехали еще Масловы, Штерн, Ященко… Вижу мало кого, за исключением живущих в нашем доме, откуда выселились из-за скарлатины Зелинские и перешли в более удобное помещение Борисяки.

Привезенные из Москвы впечатления: непрерывное, хотя и медленное движение немцев, особенно оставление Смоленска – и, надо сказать, бездарно составленная информация ‹по› радио, письма – явно увеличили тревогу за ближайшее будущее.

А между тем я по-прежнему считаю гибель гитлеровской Германии неизбежной – и, вероятно, являюсь наибольшим оптимистом – благодаря созданию ноосферы.

Эти дни ясно стала для меня геологическая роль проникающих космических лучей и рассеянных элементов – и как источников тепла, так и химической основы планеты.

Сегодня прочел в «Акмолинской Правде» № 190 от 14 августа о всеславянском митинге в Москве 11 августа – перепечатаны официозная статья из московской «Правды» от 12 августа и речи А. Н. Толстого и других.

18 августа. Понедельник.

Идея славянского единства явилась в моей жизни одной из ведущих идей. Можно сказать, она отразилась в моей жизни от детства до старости. Корни ее лежат глубоко в жизненной идейной – сознательно волевой ‹установке›.

26 августа, утро. Вторник.

Сегодня я ярко чувствую «мировой» стихийный процесс – зарождение в буре и грозе ноосферы.

Сегодня послал А. П. Виноградову ‹письмо› о решении нашем в конце сентября, в октябре переехать в Казань. О том же ‹написал› Шмидту. Александру Павловичу ‹написал› о моей концепции элементов рассеянных и геологическом (и геохимическом) значении проникающих космических излучений.