Текст книги "Пережитое и передуманное"
Автор книги: Владимир Вернадский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
8 августа 1913
Торонто
Меня все глубже захватывает здесь расовый вопрос. Я стараюсь вникнуть вто беспокойное настроение, которое переживается здешним обществом в связи с проникновением желтой и черной рас. Для нас отнюдь не безразлично решение Америки: если доктрина недопускания желтой расы в Западное полушарие получит фактическую силу, то всё станет грознее у нас, и, мне кажется, Европа должна здесь стать вместе с Азией и не допустить развития этой американской идеи. Желтая раса не может быть заключена в черте оседлости – эта идея одна из самых пагубных для человечества и грозит для нас бедствиями. Европейцы сейчас не могут допустить и идеи Монроэ [52]52
Идея Монроэ (совр. Монро) коротко выражалась в афоризме: «Америка для американцев». Провозглашена в 1823 г. в послании президента США Дж. Монро Конгрессу. Декларировала принцип взаимного невмешательства стран американского и европейского континентов во внутренние дела друг друга.
[Закрыть], из которой изошла идея Западного полушария для белой расы. Мне кажется, здесь назревают вопросы мирового значения для ближайшего будущего. А сейчас, как мне рассказывал один американский профессор, дело дошло до того, что в университеты тихоокеанских штатов не принимают желтых студентов – японцев и китайцев: право они имеют, но public opinion [53]53
Общественное мнение (англ.).
[Закрыть]против, и они там чувствуют себя uncomfortable… [54]54
Стесненными (англ.).
[Закрыть]
17 августа 1913
Садбери
Расовый вопрос, русская эмиграционная волна в Америку, оригинальное и чрезвычайно широкое развитие университетов и высшей школы в Америке, организация научной работы – может быть, больше всего сейчас интересуют меня. По сравнению с Америкой я чувствую себя представителем Старого Света. В то время когда в России шла научная работа, Америка была еще провинцией Европы, отдаленной и в идейном смысле, захудалой. Той высокой мировой ступени, какой достигла Россия в своей литературе и, думаю, в искусстве, – нет не только в Канаде, но и в Штатах до сих пор. Поражает энергия достижения своей цели. Та новая техника – американская техника, которая так много дала человечеству, имеет и свою тяжелую сторону. Здесь мы ее видели вовсю. Красивая страна обезображена. Леса выжжены, часть – на десятки верст страны – превращена в пустыню: растительность отравлена и выжжена, и всё для достижения одной цели – быстрой добычи никеля. Сейчас это мировой пункт – главная масса никеля получается здесь, но навсегда часть страны превращена в каменистую пустыню.
18 августа 1913
Кобальт
Здесь очень тяжело чувствуешь – может быть, более тяжело, чем даже у себя на родине, – всё безумие правительственной политики в России: Кассо, преследование евреев, тяжелые условия жизни крестьянства, на каждом шагу видишь их отражение здесь, в Новом Свете. Не знаю, удастся ли, но мне хочется набросать эти свои впечатления, хотелось бы выразить их так, чтобы затронуть тех, кому попадут мои строки. Но боюсь, что не решусь и не найду в себе достаточно энергии и лишь эти все впечатления глубже уложатся в мою мысль. Может быть, это будет правильнее, так как это наведения, а не окончательные результаты знания. С другой стороны, может быть, правильно передавать окружающим и летучие мысли и впечатления человека, привыкшего годами вдумываться в окружающее?
Сегодня в обстановке рудника, во всем окружающем устройстве видишь опять «американское устройство» работы – достижение возможно быстро результата, несмотря ни на что. Минимальная охрана человеческой личности, значительное расхищение вековых запасов природы для быстрого получения полезного действия. В конце концов многое теряется совершенно.
19 августа 1913
Вашингтон
Чрезвычайно интересен здесь в Америке негритянский вопрос. В южных штатах в Теннесси, где мы были, на железных дорогах для черных отдельная ожидальня, на трамваях они могут ехать в определенных местах; в пульмановский вагон (1–й класс) их не пускают и т. д. В Нашвилле, когда мы были там, был конгресс негров – врачей, и эти врачи были в том же положении. Для нас это так странно, непонятно, неприятно. Можно понять это, всматриваясь в историю вопроса, но нельзя отрицать, что здесь сейчас кроется вопрос огромного серьезного значения для будущего Соединенных Штатов. А между тем для меня ясно, что в конце концов окончательно решение даст научная мысль. Весь вопрос в достижении нефами образования и денежного обеспечения. Так или иначе, перед ними огромный Черный континент – нетронутой рабочей силы…
3 сентября 1913
Вашингтон
Как всегда, я чувствую свое большое незнание в целых областях при соприкосновении с такой работой и такими людьми. И в то же время мой ум никак не может попасть в рамки, в которых идет их работа, и укладывает ее в свои, им не известные или кажущиеся неверными, несомненно, я выношу из этих посещений очень много – особенно много всяких указаний для будущего и для хода своей работы. Мне кажется, если у меня хватит выдержки характера, я смогу сейчас смелее пойти по тому пути, по которому идти не решался.
Вашингтон красивый и очень приятный город – далекий от шумного, грязного, чуждого нам Чикаго. Вчера после музея мы пошли в Капитолий и попали и на заседание Сената и Конгресса без всякой полиции – свободно всюду! Не знаю, как передать то большое чувство обиды, которое чувствуешь, когда вспоминаешь российские порядки.
Здесь много тяжелого и неприятного. Многое даже внешне в России ценишь сейчас не так строго. Лучше у нас организована почта, лучше железные дороги, нет такого сознательного хищнического истощения богатств – но зато весь ужас, все бессмыслие и государственный вред нашей государственной машины и внутренней политики никогда не вставал передо мной с такой силой, как сейчас, когда я могу охватить все уже не с точки зрения европейской, но мировой…
6 сентября 1913
Вашингтон
Как это ни странно, но у меня сейчас идет пересмотр прошлого моей научной деятельности. Я чувствую, что я давно, с молодости стал на тот путь, который сейчас становится господствующим. Многое из того, что мною было еще тогда понято, теперь воспринимается окружающими как новое, помимо моей работы – очень многое до сих пор не сознано. У меня не было тогда характера и выдержки, чтобы проводить с боя эти идеи – нет и теперь достаточного в этом смысле желания и, я думаю, уклада работы. Много, конечно, мешает то, что я печатаю главные свои работы по – русски. А между тем другого выхода не вижу.
9 октября 1913
С. – Петербург
Получил письмо от Александры Васильевны: она пишет о деле Бейлиса [55]55
В 1913 г. в Киеве проходил судебный процесс над евреем М. Бейлисом по ложному обвинению в ритуальном убийстве русского мальчика. Организован царским правительством и черносотенцами. Вызвал протест передовой общественности в России и за рубежом; суд присяжных оправдал Бейлиса. В письме от 19 октября 1913 г. из Парижа А. В. Гольштейн писала В. И. Вернадскому: «Читаюдело Бейлиса… Не могу воздержаться, чтобы не высказать Вам свои «ангисемитические» мысли. Вы, конечно, понимаете, что не сочувствовать оправданию Бейлиса я не могу. Вы, конечно, понимаете, что не возмущаться деяниями черной сотни и властей я не могу, но я спрашиваю себя, почему, когда и в России, и даже в других странах совершаются столь же страшные злоупотребления, целый мир не поднимается на защиту жертв этих злоупотреблений и поднимается всякий раз, когда жертвой является еврей? В числе повешенных в России, наверное, были десятки повешенных невинных людей, все судились, может быть, еще с большим пристрастием, чем судится несчастный Бейлис, и цивилизованный мир целиком не поднимался на их защиту… Почему? Волнения учащейся русской молодежи, бастующей в знак протеста и возмущение кажется мне бессмысленным и возмутительно опасным. Мне кажется, пора бы отделиться от семитофильского романтизма, признать, что евреи, скажем, не хуже неевреев, но не непременно лучше, признать, что их нельзя гнать, но не обязательно любить и делать всякое их дело делом своим. Низость и глупость властей злит меня тем более, что этим делом Бейлиса они прямо оказывают громадную услугу семитофильскому предрассудку»
[Закрыть], но переживает его, по моему мнению, очень узко. Как‑то не сознает, что страдания целой нации не могут быть даже сравниваемы с(о) страданиями классов или возрастов в тех случаях, когда их пытаются логически обосновать. Для меня еврейский вопрос аналогичен старому вопросу невольничества, теперешнему черному и желтому вопросам.
22 октября 1913 С. -Петербург
Таланты редки, и их надо беречь и охранять – в них все‑таки настоящая, живая, вечная сила нации.
А вопрос с радием вырастает. Знаешь, у меня все‑таки досадное чувство, что я тогда не очень протестовал, что мне не дали. просимых средств. Если бы в 1911 году мне дали 36 000 руб., а не 10 000, то сейчас мы бы знали, есть или нет радиевые руды в России, больше знали, чем теперь. Но так или иначе сейчас надо добиваться. Саркома и рак – эти ужасы – мы подходим к борьбе с ними, и надо добыть средства борьбы. «Русские ведомости» ведут сейчас энергичную кампанию. К сожалению, моя статья в них безобразно испорчена – напечатали «О радиевых лучах в России» вместо «О радиевых рудах в России»! Я писал уже Мануйлову и объяснялся с Аркаданским. Сегодня утром у меня был интервьюер «Дня», и завтра появится мое интервью в «Дне». В «Вечернем времени» оно было в субботу.
14 декабря 1913
С. – Петербург
Получил приглашение в организационный комитет 1–го Всероссийского съезда по раковым болезням! Вот уже никак не мог думать, что когда бы то ни было попаду в такого рода дела. Сейчас начнется у меня довольно горячая работа с организацией радиевых исследований. Будет очень нелегко.
30 апреля 1916
Гаспра
Всё время жду с тревогой известий с фронта; беспокоит немного сейчас и Кавказ: боюсь, как бы там не случилось что‑нибудь вроде Карпат. Мне кажется, это лето и осень могут быть решающими для немцев: если им не удастся нас сбить сильно – они несомненно проиграли войну. Даже не сбить, а сломать нашу армию и получить большую победу над ней. Взятие Двинска или Риги ничего им не дает. Но крупное наше поражение кажется мне очень маловероятным, разве опять Сухомлиновы – Григорьевы и К°, чего, кажется, сейчас нет. И я невольно все больше склоняюсь к мысли о крупном повороте в нашу сторону к поздней осени, зимой или ранней весной.
6 июля 1917
Бутова Кобыла
Очень ясно мысль массы народа направляется к сильной власти, к диктатуре. О ней нередки разговоры в вагоне и путных обывателей. Мне кажется, в провинции сильнее, чем в Петрограде. Украинский вопрос стал мне во всей его сложности, и я думаю, большей сложности, чем думают сами украинцы. Мне хочется много об этом всем подумать и эти недели собраться с мыслями, обдумать ряд вопросов, которые не успеваешь в суете петроградской жизни.
19 июля 1917
Бутова Кобыла
Сейчас главной работой является набрасывание давних моих размышлений и мыслей о живом веществе с геохимической точки зрения. Мне хочется связно изложить, сколько могу без книг, выписок (оставил в Петрограде!) и подсчетов, мои мысли. Над ними думаю и к ним постоянно возвращаюсь десятки лет. Излагаю так, что дальнейшая обработка может пойти прямо и точно. Сейчас уже написал более 40 страниц и думаю, что перед отъездом закончу. Несомненно, тут у меня много нового, и многое новое открывается при обработке; подхожу к новым заданиям и вопросам. Так или иначе, я ясно чувствую, что надо было это сделать, так как, так или иначе, это результат всей моей прошлой научной работы. И вместе с тем глубокое неудовлетворение результатом и странное, столь обычное для меня чувство, что я делаю не настоящую научную работу. Отчасти чувство «ученого» – настоящей научной работой кажется опыт, анализ, измерение, новый факт – а не обобщение. А тут всё главное – и всё новое – в обобщении. С другой стороны, в этой работе я как‑то спокойнее смотрю на окружающее, ибо я сталкиваюсь в ней с такой стороной жизни, которая сводит на нет волнения окружающего, даже в такой трагический момент, какой мы переживаем. Перед всем живым веществом мелким кажется весь ход истории. И странно, я через самый грубый на первый раз материализм мог бы подойти этим путем к странным и очень далеким от материализма философским выводам. Их вводить не хочу, но их возможности указываю. Едва ли возможно целиком жизнь свести на физико – химическое. Но это не будет и утешением, ибо в общую схему мироздания она всё же войдет. А не этого хочет мятущийся ум. Ниночка так смешно протестует одному из выводов: не только вид (животного и растения), но и индивид отличается химически. И новые соединения – свои отличные от других – создаются в каждом индивиде, и на них могут быть сведены индивидуальные свойства…
Сейчас очень тревожно за судьбу демократии. Получатся чрезвычайно печальные результаты ее применения. Конечно, и без этого было бы плохо. Но тут полное рабство духа, и мысли, и воли. И скорее действительно восставшие рабы, чем граждане.
21 июля 1917
Бутова Кобыла
Я очень ушел это время в чисто научные проблемы, в связи с значением жизни и живого вещества в истории Земли. Копошусь мыслью в самых небольших подходах к входу куда‑то в здание. Но и эти подходы не расчищены. Я все‑таки думаю, что я не напрасно систематически набрасываю свою работу, – ясно, что если я ее окончательно обработаю и закончу – будет книга. Но странно как‑то себя и весь ход человеческой истории, со всеми ее трагедиями и личными переживаниями, смотреть с точки зрения бесстрастного химического процесса природы. И она в него великолепно входит – подобно тому, как в больших числах человеческих особей мы улавливаем законности, в которых укладываются как что‑то должное и закономерное – результаты самых тонких и неуловимых колебаний человеческой души.
22 июля 1917
Бутова Кобыла
С тревогой смотрю в будущее. Я верю в силу России, но думаю, что могут быть бессознательно сделаны величайшие ошибки, которые направят ход истории в не ту сторону, в которую могут направить, и в частности, что может быть многое потеряно для человечества, что создано русской историей в форме большого единого государственного целого. Сейчас весь вопрос в силе правительства.
22 августа 1918
Киев
Так хорошо в лесу и на большой реке. Но очень сильное впечатление резкой и какой‑то жуткой перемены природы, отражения на ней переживаемого социального переворота в жизни человека. Нет сейчас устойчивости, и нет в ней никакого столь сильно действующего на нас впечатления вековой мощности. Осталось таким чудное звездное небо, которым я наслаждался, как давно не было, на берегу Днепра в украинскую, но холодную ночь, когда там ночевал у костра и в палатке (пятеро в небольшой), но всё остальное находится в разрушительном движении. Исчез навсегда нетронутый девственный лес, который и на меня и на Ниночку произвел такое чарующее впечатление в 1919 г.; всюду вырублено, и рубки, делаемые по теперешним «планам» и без всякого плана хищническим инстинктом собственника крестьянина, которому всегда apres nous le deluge [56]56
После нас хоть потоп (фр.).
[Закрыть]! – одинаково и беспощадны и варварски. Попытка улучшения – ростки будущего или обреченные на гибель слабые проявления созидательного творчества – исчезают в массе разрушений. Никакого улучшения хозяйства, бедность, истребление дичи – охотники производят впечатление чего‑то совершенно бессмысленно дикого, и их масса производит впечатление memento mori [57]57
Грозное напоминание об опасности, угрозе, гибели, крахе и т. п. (лат.).
[Закрыть]. Стихийная биологическая сила в конце концов выйдет из всего этого в своем проявлении: рост населения, которому некуда деться при теперешних социальных условиях, и рождение нового поколения, слабого по талантам и одаренности, но жадного к жизни. Нежно целую.
23 июля 1933
Москва
Третьего дня был в Лефортово, осмотрел лабораторию низких температур и сговорился о совместной работе – хочу поставить исследование «“дыхания” Земли гелием» (т. е. радиоактивным процессом). Ужасно странное чувство. Я образно как будто его чувствую и вижу: до сих пор ни одного факта, это важно, и никто этого не думал, создание моей научной фантазии, которое странно глубоко чувствую и почти вижу в каких‑то своеобразных внутренних образах: внутренний глаз, о котором где‑то читал. Но важно ли, что ясно вижу, как это точно проверить.
15 декабря 1934
Москва
Значительная часть дня прошла в ожиданиях и хлопотах в Комиссариате народного просвещения. В конце концов свиделся с Бубновым и выяснил все положение Радиевого института. Стройка на 1935 г. пропущена («месяц раньше»), но на 1936 г. будет, но это всё очень неясно. Положение лаборатории и устройство Академии – хаос. Наша лаборатория выйдет в конце концов.
20 марта 1935
Москва
Я думаю, что я не смогу долго вести два института, быстро оба растущие, и придется выбирать. Хочу заняться, как ты знаешь, своей книгой над биогеохимической энергией жизни с философским уклоном, дающей новый аспект явлений жизни. Было бы лучше всего эту книгу писать там, где Танечка. Но, если здоровье позволит, я не хотел бы бросить института здесь. Очевидно, оба института – и биогеохимический, и радиевый – будут еще долго в сдавленном состоянии. На постройку и того и другого, на приведение их в нормальное положение в ближайшее время надежды мало. Радиевый институт, очевидно, останется в Петербурге, а Биогеохимический – в Москве.
9 июля 1940
«Узкое»
Я сейчас невольно мыслью ушел в новое – в вопросы энергетики планеты. Под влиянием чтения новой книги – хорошей – Ферсмана, недавно вышедшей [58]58
Ферсман А. Е. Геохимия. JI.: ГНТИ хим. лит., 1939. Т. IV.
[Закрыть]– ее критики, я решил прежде всего набросать положения – теоретические, но очень важные, о которых я теперь больше 20–30 лет думаю и которых немного коснулся на лекциях в Париже в 1923 г. и напечатал в «Geochimie» в 1924 и развил в русском издании в 1934 [59]59
Вернадский В. И. Очерки геохимии. М.: Гос. науч. – техн. горно– геол. нефт. изд – во, 1934.
[Закрыть]. Сейчас могу развить много дальше и принципиально иное, чем у Ферсмана.
Очень меня это занимает, и я откладываю ноосферу и физическое пространство – хочу написать об основных принципах энергетики биосферы и планеты Земли.
Как рушатся все планы, но ничего, всё идет вперед.
23 июля 1940
«Узкое»
Я очень много думал в последнее время в связи со своей работой и начинаю набрасывать статью, которую – вопреки всем планам – закончу здесь, в Узком, – о рассеянии атомов в земном веществе – живом и косном в связи с энергетическим строением планеты. Это результаты работы и размышлений многих лет. Под влиянием новой книжки (в общем хорошей) Ферсмана я решил высказаться, так как он эти вопросы затронул, по моему мнению, неглубоко и в основном неверно. И тут со мной случился casus [60]60
Случай, происшествие (лат.)
[Закрыть]– я хотел выяснить, кто первый ясно и определенно поставил в науке вопрос о значении на нашей планете свободных атомов, и забыл, что сделал это я, и даже ясно указал на это в моих книгах, и в том числе в вышедших сейчас моих «Биогеохимических очерках», давно, 50 лет назад – в 1890 г., в речи в Москве и возвращался, углубляя и уточняя, в течение всей жизни. Теперь перечитал свои старые статьи и сделал крупный шаг вперед. Удивительно, как по мере старения – и должен сказать, по мере чрезвычайного (сам удивляюсь) расширения материала, над которым работаю, массы фактов, которыми обладаю, я забываю хронологические даты. Стараюсь пополнять хронологию [61]61
В. И. Вернадский имел в виду материалы к задуманной им автобиографической книге «Пережитое и передуманное». В фонде ученого сохранилось 40 объемных папок «Хронологии», которая включает в себя документы, копии с документов, письма, выписки из книг, библиографию, газетные вырезки, а также фрагментарно, за разные периоды написанный Вернадским текст воспоминаний. Книгу он готовил с помощью Натальи Егоровны и секретаря А. Д. Шаховской с конца 30–х гг. до конца жизни.
[Закрыть].
26 июля 1940
«Узкое»
Вчера кончил «Воспоминания» Витте – перенесся в прошлое. Как удивительно всё произошло. Ясно видишь безумие людей, которые стали во главе. И при всей глубине ума Витте – он не предвидел того, что произошло, но к чему шел исторический процесс, который мы переживали одновременно. Будущее мелькало для него в гибели династии, но он совсем не понял новых социальных форм – люди, реальные политики, являлись ему в виде революционеров – анархистов – он проглядел социализм и коммунизм. Террор и убийства царили – казни и войны. Но он смотрел на политику России во всем аспекте, как немногие. И значение 1/3 населения (думаю, больше, учитывая Украину и Белоруссию) «инородцев», и значение Евразии – Японии и Китая. Сейчас всё это еще ярче и по – новому проявляется. То, что установилось, преходяще. Устойчивого равенства сил нет, да его и не будет, пока будет история человечества.
13 сентября 1940
Москва
Очень тяжел развал, который наблюдается кругом. Н. И.Вавилов арестован по «политическому» делу. Это тоже проявление развала и гниения. Человек в полном расцвете сил и самый крупный ученый– агроном в нашей стране с огромными достижениями для страны.
27 сентября 1940
Москва
Фромгольд считает, что бывшее у меня 17–го по 18–е сентября явление аналогично тому кровоизлиянию, которое в 37–м году выразилось временной неспособностью владеть правой рукой. Нарушилось кровообращение – питание некоторой части сердечного мускула. Единственное основное условие – лежать по крайней мере три недели. Он говорит, что такие явления лечат в Америке лежанием до десяти месяцев.
Организм борется, восстанавливая нарушенное, и этот процесс восстановления, особенно в моем возрасте, совершается медленно. Температура, конечно, восстановится. Он говорит, что, конечно, потом можно облегчить лежание, выходить к столу, сидеть в кресле.
29 сентября 1940
Москва
В Академии новый неожиданный арест академика. Арестован за два дня до доклада в Академии И. К. Луппол. Директор Горьковского музея и Института мировой литературы – образованный видный коммунист. Это уже внутренние счеты.
9 октября 1940
Москва
Я вчера прочел чрезвычайно интересную книгу, произведшую на меня громадное впечатление, китайского философа Ни Shih, называется она «Chinese Renaissance» [62]62
Ни Shih. «Китайский ренессанс» (правильно: Hi‑Shih).
[Закрыть]. Я очень хочу, чтобы ты ее прочла. Она поднимает большие и глубокие вопросы в общечеловеческом масштабе. Я ее задержу до твоего приезда. Написана она блестяще.
Письма друзьям и соратникам
Письмо к Л.H.Толстому [63]63
С 1980–х гг. В. И.Вернадский и члены студенческого «братства» были знакомы и неоднократно встречались с J1.H.Толстым. Это письмо относится к тому времени, когда великий писатель тяжело заболел.
[Закрыть]
9 июня 1901 г.
Глубокоуважаемый Лев Николаевич, позвольте от моей жены и меня выразить Вам чувство нашего глубокого волнения при вести о Вашей болезни и чувство сердечной искренней радости нашей, когда мы узнали о ее благополучном течении. Нам редко приходится видеть Вас, но мы сохраняем самое сильное и дорогое нам впечатление от всякого свидания с Вами и с глубоким, искренним сочувствием всегда следим и считаемся с мнением Вашим и Вашей деятельностью. Хотя мы во многом придерживаемся других взглядов и мнений, чем какие охватывают Вас, но не бесследно прошли и проходят в нашей духовной жизни Ваши стремления высказать правду, как Вы ее понимаете. С чувством горячей любви и искреннего, самого высокого уважения привыкли мы издавна относиться к Вам, и потому я решаюсь послать Вам эти несколько строк, выражающих наше чувство. Мы верим и надеемся, что еще долго дано Вам будет жить среди нас – Ваша мысль и Ваша жизнь так нужны всем, желающим искренно понять Истину, которая Вам так дорога.
Ваш В. Вернадский.
Письмо к Н. А. Умову [64]64
Умов Николай Алексеевирч (1846–1915) – физик, профессор Московского университета. В 1909–1915 гг. – председатель Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений им. Х. С.Леденцова. После выступления В. И. Вернадского в Академии наук и этого письма Общество выделило средства на организацию радиевых экспедиций в Среднюю Азию, на Урал и в Закавказье.
[Закрыть]
2 февраля 1911 г. Москва
Глубокоуважаемый Николай Алексеевич, через Академию наук я направил Вам 25 экземпляров моей записки «О необходимости исследования радиоактивных минералов Российской империи». Теперь отправляю Вам 25 экземпляров отдельных оттисков речи моей «Задача дня в области радия». Очень прошу Вас раздать их членам Леденцовского общества, которым Вы сочтете нужным.
Из этих моих записок ясно вытекает план предполагаемого мной исследования радиоактивных явлений на территории нашего отечества. Работа эта, являющаяся, по моему глубокому убеждению, одной из насущнейших в настоящее время в области минералогии, потребует много средств, времени и сил – но сверх того она требует быстрого и организованного исполнения подготовительных работ, неизбежных для выяснения запасов и условий нахождения радиоактивных руд.
Я решаюсь просить Леденцовское общество помочь мне в исполнении этой работы.
Императорская Академия наук по моему предложению обратилась к правительству с просьбой об ассигновании средств, необходимых для организации экспедиций и разведок в текущем году для исследования радиоактивных и близких им веществ и радиоактивных явлений в Фергане, Ильменских горах, Кавказе и Западной Сибири.
Но эти исследования, как ясно видно из моей записки, составляют лишь часть работы. Одновременно должна быть произведена работа в лаборатории. Эта работа неизбежно двоякого рода – с одной стороны, она заключается в изучении явлений радиоактивности среди минералов и горных пород Российской империи, но с другой стороны, она связана с исследованием свойств природных соединений тория, урана, редких земель, благородных газов. Наши знания в этой области в настоящее время в высшей степени незначительны, а между тем они должны быть положены в основу всех наших поисков радиоактивных руд и всех наших соображений о распространении радиоактивных тел в земной коре.
Работа эта должна быть выполнена в возможно быстрый срок, и ее исполнение не менее важно, чем непосредственные изучения явлений радиоактивности.
Обдумывая характер быстрого и планомерного исполнения этой работы, я остановился в конце концов на исследовании спектроскопии минералов…
Для ведения этой работы необходимо одновременное исследование одного и того же тела в кислородно – газовом (или водородном) пламени, спектра искры, вольтовой дуги, спектра ультрафиолетовых лучей, когда нужно, спектра поглощения и фосфоресценции. Для этого необходимо: во – первых, возможно меньше вводить в данную работу посторонних веществ и, во – вторых, изучать разные спектры одного и того же тела.
Я думаю, что в течение двух лет при систематической работе этого рода получатся данные, которые выяснят основные черты парагенезиса химических элементов земной коры, если материал для работы будет выбираться научно правильно, т. е. в связи с минералогическими и геологическими указаниями. При этой работе вещества, связанные с явлениями радиоактивности, выступят на первый план. Я думаю, что, исходя из этих данных, будет возможность более прочных указаний для истории радия и его аналогов в земной коре, чем те очень шаткие соображения, какие мы имеем в настоящее время.
Для этой работы необходима особая комбинация спектроскопов. Обращаюсь к Леденцовскому обществу с просьбой дать мне средства, нужные для приобретения: во – первых, нескольких спектроскопов разных систем с теми в них изменениями, какие я считаю нужным сделать для данной работы, во – вторых, приспособлений для фотографической и измерительной работы со спектрами и, в – третьих, приспособлений для организации архива спектров земной коры. Вместе с тем я желал бы иметь рублей 600 для оплаты труда помощников в этой работе. Всего для этого года я считал бы необходимым иметь в своем распоряжении для этой цели 3600 рублей.
Обращаясь к Леденцовскому обществу с ходатайством об ассигновании этой суммы, прошу не отказать уведомить меня, по возможности скорее, о решении, так как благодаря уходу из университета у меня освобождается больше времени для научной исследовательской работы, чем я думал раньше.
С глубоким уважением и преданностью Ваш В. Вернадский.
Из письма к А. Е. Ферсману [65]65
Ферсман Александр Евгеньевич (1883–1945) – академик. Минералог, геохимик и геолог, ученик и ближайший друг В. И. Вернадского.
[Закрыть]
4 июля 1911 г. Матвеевский завод
Урал производит тяжелое впечатление тем ужасающим расхищением, какое здесь происходит, огромных богатств. Леса, копи дорогих камней, дороги, строй жизни – все отражает все ту же неурядицу, все то же допотопное государственное устройство, анархию, какая царит кругом! Вы не можете себе представить, что за варварство знаменитая Мурзинка и ее окрестности! А между тем богатства здесь и сейчас огромные. В 200 лет ни одной порядочной дороги! Леса горят и на 2/3 гибнут даром! Для добычи драгоценных камней чуть не половина их истребляется, и будущая работа делается почти невозможной.
Из письма к А. Е. Ферсману
3 августа 1915 г. Шишаки
Нам надо будет очень энергично двинуть Комиссию о производительных силах России, и поэтому, может быть, было бы нужно Ваше присутствие в Петрограде 20–21 августа. Вероятно, на первый план надо будет выдвинуть издание сборника. Но, может быть, еще осенью можно будет воспользоваться для некоторых работ. Положение вообще становится все серьезнее, и если для ближайшей потребности дня мы в нашей комиссии, может быть, не должны много делать, то задача дальнейшего становится серьезнее и тревожнее, так как война еще будет еще более длительна, чем я думал, и наши потери будут еще больше, так как разоренная территория увеличивается и разор еще более увеличен дезорганизованностью администрации в устройстве беженцев. У меня сейчас даже являются такие мысли – нельзя ли действительно усилить добычу дорогих продуктов Au, Pt, алмазов? Может быть, усилить средства для изобретательной творческой работы? Кстати, я видел у Зелинского производство каучука из спирта: очень любопытно. Выйти из войны без крушения можно лишь подъемом доступных производительных сил и усилением творческой и производительной работы населения. Придется работать не покладая рук и удесятеряя усилия.
Письмо к С. Ф. Ольденбургу [66]66
Ольденбург Сергей Федорович (1863—1934) – академик, востоковед, один из основателей русской индологической школы, друг В.И.Вернадского еще со времен университетского «братства». С 1904 по 1929 гг. занимал официальный пост Непременного секретаря Академии наук. Это письмо касается урегулирования формальных моментов продления заграничной командировки В.И.Вернадского во Франции.
[Закрыть]
22 августа 1924 г. Париж
Дорогой Сергей, сегодня я посылаю заказным письмом на имя президента свое заявление в Академию, в котором заявляю, что я не возвращаюсь к 1 сентября, и объясняю, почему я считаю себя вправе это сделать.
Мне хочется тебе высказать более определенно – в чем идея этого. Я не хочу это обнародовать публично. Очень возможно, что я имею дело с новыми химическими элементами, к тому же с очень странными свойствами, расширяющими даже, может быть, таблицу Менделеева. Это одна гипотеза, мною и моей помощницей проверяемая. Другая гипотеза – нахождение изотопов урана, – может быть, еще более интересная, но тоже важная – образование урановых – неизвестных почти комплексов.
Для меня очень важно, что я теперь нахожу некоторые из этих явлений не только в минералах Конго, где я их нашел, но и для некоторых урановых тел Португалии и Корнваллиса. Одно из явлений, мною наблюдаемых, описано и объяснено, но мне удалось неопровержимо доказать, что объяснение… неверно.
Я чувствую, что коснулся большого, неведомого. Я не знаю, хватит ли моих сил и способностей в нем разобраться и сколько потребует времени эта работа. Но я чувствую, что я, ни с чем не считаясь, пойду по этому пути, и ты должен понять, что при этих условиях я не могу подчиняться прошению Академии и приехать тот же час в Петербург…
Мое заявление Академии я хочу, чтобы было доведено до Конференции. В благоприятном случае первые результаты моей работы будут к декабрю. Всего лучшего. Наташа и я шлем горячий привет.
Твой Владимир.
Из писем к БЛ. Личкову [67]67
«Переписка В. И. Вернадского с Б. Л. Личковым». Кн. 1 (1918–1939). М.: «Наука», 1979; кн. 2 (1940–1944). М.: «Наука», 1980. В. И.Вернадский принял большое участие в судьбе своего ученика – профессора геолога Бориса Леонидовича Личкова (1888–1966), добиваясь его освобождения от ареста, утверждения докторского звания и др.
[Закрыть]
15–16 августа 1934 г. Санаторий «Узкое»
Я много времени начинаю внутри себя отдавать этим более философским вопросам – не случайности того движения народных масс и исканий, которое тесно связано с тем действием, которое человеческая мысль (часть структуры биосферы – геохимически исключительная в наше время) открывает на геохимические процессы. Я думаю, уже сейчас научная мысль не может пойти назад и устоят те формы общественной жизни, которые этому не противоречат.
Эти многие месяцы, которые мы с Вами не виделись, я находился в странном и необычном для моего возраста (71 год) состоянии – непрерывного роста. Многое сделалось мне ясным, чего не видел раньше. Во – первых, складывается новая наука – радиогеология (прочел в Радиевом институте ряд лекций, и выходит моя французская книжка «Le probleme de la radiogeologie», об этом читал в Париже, Праге (по – французски и немецки) и в Варшаве). В связи с этим для меня выяснилось, что существует помимо выветривания и метаморфического изменения радиохимическое изменение, играющее огромную роль, на которую не обращали внимания.
Я находился и нахожусь в этом периоде творчества, несмотря на тяжелые переживания – смерть Сергея Федоровича и т. д.
12 января 1935 г. Ленинград
Вы не огорчайтесь на меня, что я так мало отвечаю на Ваши письма, – я завален работой и с ней не справляюсь. Переезд Академии в Москву, радиогеология, силикаты, биогеохимические проблемы в их срочных требованиях совершенно не дают мне возможности вести сколько‑нибудь энергичную переписку. Учтите мои годы.
Я переживал и переживаю такие подъемы творчества, как и Вы, и по опыту думаю, что всегда такое изложение надо переделать несколько раз, прежде чем оно выльется в нужную форму. И было бы очень хорошо, чтобы Вы попробовали переписать, отделывая и перечитывая вновь то, что Вы написали.
Я понимаю, что это тяжело и трудно сделать в Ваших условиях, но это совершенно неизбежно, и спешность отражается в Ваших статьях.
