Текст книги "Зимняя вишня (сборник)"

Автор книги: Владимир Валуцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В приемной, в коридоре – повсюду было пусто и тихо. Только обрывки бумаги и мусор на полу напоминали о недавно квартировавшем здесь воинстве.

– Утек! – взвизгнул купчина.

– До свидания, товарищи! До скорой встречи! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!..

Нарты удалялись от незнакомого нам стойбища, на краю которого собрались чукчи проводить начальника.

Помахав на прощание рукой, Алексей укрылся за спиной Вуквутагина от встречного ветра.

– Здесь, пожалуй, с бани придется начинать… – пробормотал он. – Яндракинот – там кирпичный завод… Инчоун…

– Завод – табак делать, – сказал Вуквутагин.

– Табак отомрет, – пояснил Алексей. – Не будет курящих при социализме… В Инчоуне мы, пожалуй, планетарий отгрохаем.

Нарты поднялись по склону сопки и остановились. Внизу простиралась тундра – на много километров вокруг.

– Жаль… Хорошее место пропадает, – сокрушенно покачал головой Алексей. Он в задумчивости теребил ухо. – А ну, Вуквутагин… встань вон там… Повыше. Руку вытяни…

Алексей отбежал на несколько шагов и поглядел на фигуру Вуквутагина снизу.

– Точно, – с удовлетворением заключил он. – Памятник здесь поставим товарищу Глазкову! На виду у всего чукотского пролетариата!.. Он вытащил листок, но в это время Вуквутагин что-то крикнул, указывая протянутой рукой в тундру.

Алексей обернулся.

– Наши!.. Ура!.. Наши идут!..

По склону соседней сопки опускались тяжело нагруженные нарты. Упряжка Алексея понеслась им навстречу.

– Ура!.. Товарищи!..

И вдруг, когда до встречи оставалось шагов сто, произошло непонятное.

Нарты резко остановились и, развернувшись, понеслись прочь.

И сразу же вдогонку им загремели выстрелы.

Снежная пыль летит из-под полозьев. Легкие нарты с Алексеем и Вуквутагином все дальше уходят от белых.

Следом за нартами петуховского воинства из-за холма выскочила еще одна упряжка.

– Подлый душа!.. – кричал кавказец. – Остановись, покажи твой офицерский честь!

Петухов, не оборачиваясь, погрозил каюру револьвером.

– Ах ты, джигит собачий!.. – кавказец пустил свои нарты наперерез петуховским. – Сам себе больше знаешь, да?!

Секунда – и упряжки столкнулись, превратившись в мохнатый, визжащий клубок. Петухов и кавказец отлетели в сторону, вскочили и, увязая в снегу, продолжили погоню пешком.

А сзади со склона уже катились нарты с остальными анадырскими министрами.

Упряжка начальника Чукотки влетела в Уйгунан, с разгону остановилась перед домиком.

Алексей ворвался в комнату.

– Арестованный! – крикнул он. – От вашего поведения эту минуту будет зависеть решение суда! – И, схватив пачку патронов, выбежал обратно.

На краю поселка за сугробами залегла цепь – человек тридцать мужчин во главе с Алексеем. Дула винтовок упиралигь в горизонт, пока безлюдный.

Чукчи держали пальцы на спусковых крючках, но вели себя как-то странно: переглядывались, вздыхали и, видимо, не очень хорошо понимали, что от них требует начальник.

Но вот вдали показалась черная точка.

– Товарищи! – приподнялся Алексей. – За социалистическую Чукотку! Залпом!.. Огонь!..

Над тундрой щелкнул одинокий выстрел.

Вместо одной на горизонте теперь чернело несколько точек, и они, приближаясь, росли. Чукчи по-прежнему лежали и не стреляли.

– Товарищи!.. – Алексей побежал вдоль цепи. – Что же вы, товарищи!.. Пора уже!.. Огонь!..

Выстрелил Вуквутагин. Остальные ружья молчали.

– Что же вы, товарищи?.. – растерянно повторил Алексей, опуская маузер. – Вуквутагин!.. Что же они?.. Почему не стреляете?.. – закричал он, толкнув ближайшего чукчу.

Тот виновато посмотрел на Алексея, передернул затвор, прицелился и… опустил ружье.

– Человека!.. – кивнул он.

– Ну и что?.. – Человека – стреляй нет… Нерпа – стреляй, песец – стреляй, человека – нет… – И чукча, отложив ружье, поднялся.

За ним, стараясь не глядеть на Алексея, начали подниматься остальные.

– Да какая же это человека?.. Это ж белые!.. – Алексей метался от одного к другому. – Они же за купцов, за мировой капитал!.. Товарищи чукчи!.. Что же с социализмом-то будет?

Со стороны нападающих понеслись выстрелы. Один из чукчей упал, и красная струйка потекла на снег.

Дверь курятника выломана…

Храмов лихорадочно возится у сейфа.

Вздрагивая от каждого выстрела, он тщетно набирает комбинации цифр. Стрельба все громче, ближе. Храмов обхватил сейф руками и попытался его приподнять.

В дом вбежали Алексей и Вуквутагин.

Храмов заслонил ящик телом.

Алексей попробовал оттащить Храмова от сейфа, но тот уперся ногами в пол, сопел и не поддавался.

Тогда Вуквутагин ухватил его за ноги. Храмов разжал пальцы, упал навзничь.

В оцепенении он смотрел, как Алексей открывает сейф, вытаскивает деньги, пояс и кидает все это в мешок.

Пуля выбила стекло, на пол посыпались осколки.

Вуквутагин вытолкнул Алексея на улицу.

Оцепенение Храмова длилось еще несколько секунд, а потом он бросился к двери:

– Стой!.. Отдай!..

Комната опустела. Но ненадолго. Через минуту сюда в полном составе ворвалось правительство Свободной Тунгусии.

Под обрывом стояла лодка. Вуквутагин пихнул в нее Алексея и оттолкнул лодку от берега.

Она заскользила в разводьях между льдинами.

– А ты?.. – закричал Алексей.

– Тундра большой! Прощай, начальник!

Покачиваясь, удалялся от Алексея чукотский берег. Горели яранги, черный дым стелился над тундрой…

На каменистой отмели за валуном примостился Алексей. Доставая из вещевого мешка смятые деньги, он тщательно разглаживает бумажку за бумажкой и раскладывает по по пачкам. Каждую пачку прижимает к земле камнем, чтобы не унесло.

Следом за деньгами Алексей извлек храмовский пояс. Морские волны обрушиваются на берег, подкатываясь к самому валуну.

Алексей сбросил ремень с маузером и приладил на себя пояс ценою в миллион. Нагнулся за маузером… маузера не было.

Перед Алексеем стоял Храмов.

Борода бывшего управителя Чукотки обледенела; но он выглядел довольным и держал комиссарский маузер наизготовку.

– А… арестованный?.. – попятился Алексей.

– Нету здесь арестованных! Тут демократия!.. – Храмов кивнул назад, и Алексей, подняв глаза, обомлел.

Над берегом возвышался полосатый столб с белым орлом и надписью: «Территория Соединенных Штатов Америки».

– Сейчас делить будем или как? – спросил Храмов.

– Чего делить?..

– Миллион!

Алексей ухватился за пояс, со страхом поглядывая на маузер.

– Не отдам… – прошептал он.

– А это нехорошо! – укоризненно сказал Храмов. – Я ж тебе верой и правдой… гордыню смирял!.. Скажи по совести, нешто за все услуги – половина не моя?..

– Не ваша!..

Храмов тяжело вздохнул.

– Ну тогда… прости меня, Алексей Михайлович!.. – Он низко поклонился и щелкнул предохранителем. – Вставай-ка вон туда, под камень…

– Зачем?..

– Не хотел греха брать на душу, да, видно, по-другому никак… Иди, иди, Алеша, не томи…

– Постойте, Тимофей Иванович!.. – крикнул Алексей. – Не усугубляйте вины… – заговорил он, когда Храмов опустил маузер. – Товарищ Зюкин вам не простит!..

– Сам себе не прощу, – сказал Храмов. – Предаю тебе, Господи, душу раба твоего Алексея… А может, так отдашь? Грех уж больно неохота брать. А?..

– Смерть мировому капиталу!.. – дрожащим голосом прокричал Алексей. Храмов вытер слезы и прицелился.

– Хэлло!.. – донеслось сверху. С горы быстро спускались несколько человек на лыжах в форменных куртках, с короткими карабинами.

– Прошу политического убежища! – раздалось им навстречу. – Политического убежища!..

Увязая в снегу, Алексей бежал навстречу патрулю.

– На двоих! – торопливо добавил Храмов, устремляясь следом. – На двоих!

Возле домика, над которым развевается звездно-полосатый флаг, стоят аэросани. У входа прохаживается закутанный часовой.

Две руки лежат на обложке Библии.

– С какой целью вы прибыли на территорию Северо-американских Соединенных Штатов?

Перед столом пограничного комиссара, с трудом читающего текст въездной декларации, – Алексей и Храмов.

– Коммерция!.. – поспешил ответить Храмов. – Бизнес по-вашему! – Комиссар перевел взгляд на Алексея.

– И я… – печально подтвердил тот.

– Не везете ли вы наркотики, алкоголь, семена авокадо н мушмулы, порнографические издания и другие предметы, запрещенные списком?

– Чего нет – того нет!.. – заискивающе пошутил Храмов.

– Ноу? – не понял комиссар.

– Ноу! Все – ноу!

– Располагаете ли вы имущественным цензом, необходимым для въезда в Штаты?

– Это йес! – Храмов с готовностью вытащил из-за пазухи доллары, отданные ему когда-то Алексеем. – Две тысячи! Ту фаузенд!

– Ю? – комиссар повернулся к Алексею.

– Нету! У него нету! – Храмов заслонил Алексея. – Ноу! Я плачу! За обоих!

Комиссар встал и по слогам прочел:

– До-бро по-жа-ло-вать в Америку!

«Глобус географический. Подлинник. 1922 год»

На экране знакомый нам по первым кадрам глобус, а в н>пограмме снова звучит Время… Тягучая негритянская песня и крики надсмотрщика над Африкой. «Рот фронт!»– скандируют голоса над Гамбургом. В Шанхае стреляют… А там, где на берегу Тихого океана написано «Сан-Франциско» и нарисован буржуй в цилиндре, гремит чарльстон.

Сан-Франциско тысяча девятьсот двадцать второго года… Вечерняя толпа несет по городу двух странных людей. Один – в облезлой меховой малице, галифе и торбасах, другой – в вицмундире с эполетом.

– А ведь мог я тебя еще на Аляске кончить… – сказал Храмов, сумрачно поглядывая на скопище людей и машин.

– Это где? – вяло поинтересовался Алексей.

– А как мы из салуна в Номе выходили… Темный был переулочек-то…

– Не могли, – сказал Алексей. – Там за углом полицейский стоял.

– Верно… – подумав, согласился Храмов. Мать его за ногу…

– А вот я – точно – сегодня мог сбежать!.. Когда толпа повалила…

– В порту?

– Ага!

– Ну и дурак. Все равно из порта одни ворота.

Некоторое время они шли молча, по очереди зевая. Наконец Алексей остановился перед залитым огнями входом и кивнул:

– Отель.

– Так я тебя сюда и повел!.. Без того уж ты копеечку! Одни билеты чего стоят…

– А вы не тратьтесь.

– Расчета нет… На Аляске тебя купцы признают. Распотрошат.

– Это правильно, – согласился Алексей.

– А здесь – только я… Уж я тебя кончу, – заверил Храмов. – Должен!

– Ну это как сказать, Тимофей Иванович.

– Вот тогда уж… – продолжал Храмов, – захочу – весь отель с потрохами куплю… Тут, брат, Америка!.. Во, гляди! – Он остановился возле уличного автомата, на котором был нарисован сияющий башмак. – Железная машина, безмозглая, а и та деньги уважает. Понимает что к чему! На тебе, держи!

Храмов опустил в прорезь монетку и поставил на ступеньку ногу. Автомат загудел, замигал лампочками, металлические захваты крепко зажали храмовский сапог. Потом заработали щетки.

Через минуту захваты разжались, и вспыхнуло табло – рука с поднятым вверх большим пальцем.

– Вот он где, социализм-то твой! – восхищенно промолвил Храмов и поставил на ступеньку другую ногу.

Алексей поглядел на щелкнувшие захваты, оглянулся по сторонам и, положив еще одну монетку в автомат, попятился.

– Э, э!.. – забеспокоился Храмов. – Не балуй!..

А Алексей, выхватив у него из кармана маузер, уже бежал прочь, вдоль мостовой.

Еще мгновение – и начальника Чукотки поглотила толпа.

– Отдай, гадюка!.. Отдай! – кричал Храмов, пытаясь высвободить ногу.

Но захваты держали крепко, щетки лихо летали по сапогу..

Пробежав несколько кварталов, Алексей свернул за угол и остановился.

Над широким стеклянным входом плыл макет океанского лайнера. Рекламный джентльмен в костюме «гольф» улыбаясь, махал с палубы рукой. Вокруг светились надписи на всех языках мира, в том числе и на русском.

Перед вертящейся дверью стоял лощеный швейцар.

«Бюро путешествий»… «Бюро путешествий»… «Бюро путешествий»… – призывно мигала реклама.

Внимательно оглядев рекламного путешественника, Алексей в раздумье потеребил ухо, повернулся – и скрылся за углом.

Дневные и вечерние костюмы, фраки и смокинги, домашние халаты и визитки. Лица манекенов в витрине равнодушно глядели на прохожих.

Из магазина вышел Алексей. Он был одет точно так же, как джентльмен на рекламе Бюро путешествий.

Брюки до колен, клетчатые гетры, кургузый пиджачок и узкополая тирольская шляпа с пером.

Швейцар привычно склонил голову.

Миновав вертящуюся дверь, Алексей оказался в просторном холле.

Навстречу уже спешил лысый господин в золотых очках.

– Сит даун, плиз! – Он заботливо усадил гостя в кресло и сел напротив, улыбаясь самым приятным образом.

Бой подкатил столик с бутылками, сигарами и сверкающими приспособлениями для сбивания коктейлей.

Лысый что-то спросил по-английски.

– Ай вонт… ит из… – начал было Алексей, но запнулся. – Русский я… Ай эм рашен!..

– О-о!.. Рашен?! – удивился господин и исчез.

Булькал сбиваемый боем коктейль.

Алексей беспокойно оглянулся. У входа лысый господин объяснял что-то швейцару.

Начальник Чукотки покосился налево – вторая дверь была заперта.

Направо – двери не было совсем.

Неожиданно сзади раздалась русская речь:

– Господин управляющий просит великодушно извинить, сэр, что вам переводит швейцар… Но фирма отказалась от услуг переводчика – туристов из России нет уже шесть лет… Вы понимаете… эти катаклизмы…

– Понимаю… – облегченно вздохнул Алексей.

Управляющий снова сел в кресло и взял налитый коктейль.

– Господин МакКуин вас слушает… – объяснил швейцар.

– Хочу путешествовать!..

Швейцар перевел. Лысый нажал какую-то кнопку.

Прямо перед Алексеем раздвинулись жалюзи и открылась рельефная карта мира.

Подавая гостю длинную указку, швейцар перевел:

– Какой маршрут вы наметили, сэр?

Алексей подумал и ткнул в Гавайские острова.

Лысый господин понимающе кивнул и снова защелкал кнопками.

Свет погас. На карту с тихим жужжанием опустился экран. На нем возникли море, белоснежный лайнер, джентльмены, играющие на палубе в теннис.

Швейцар пояснил:

– Вас доставит «Бристоль», сэр. Теплоход. Гарантирован полный комфорт. Фирма берет на себя заботу о вашем пребывании на Гавайях. Апартаменты в лучших отелях. Прогулки. Развлечения. Первым классом – три тысячи восемьсот долларов.

Зажегся свет.

– Так… Ну… а сюда?..

Алексей ткнул указкой чуть посевернее.

Плиз… – Управляющий снова включил невидимый проектор. На экране появились чайные домики, гейши и рикши.

– Пароходом до Нагасаки… – рассказывал швейцар. – Затем тур по стране. Остановки по вашему желанию, сэр. Своеобразный местный транспорт. Памятники старины. И недорого – всего две тысячи долларов.

Экран погас.

– Понятно… А если… сюда… – указка проделала замысловатый путь и остановилась возле Анадыря.

Швейцар удивленно посмотрел на Алексея и перевел.

Управляющий заговорил, разводя руками.

– Он говорит, что это очень сложно, сэр… – переводил швейцар. – Прямого сообщения нет… Придется совершить кругосветное путешествие: Сидней – Кейптаун – Дакар – Гамбург – Петроград… потом Сибирь…

– Только потом? – уныло переспросил Алексей. – Ну а русские пароходы… сюда заходят?

– Бывают… торговые. Раз, ну два в год…

Алексей секунду помолчал, а потом кивнул на экран.

– Еще разок Нагасаки покажите…

Свет погас. Замелькали кадры. А когда снова стало светло, разборчивого посетителя в кресле уже не было…

«Расписка. Дана сия в том, что заимообразно взял из народных денег 15 (пятнадцать) долларов на обмундирование. С обязательством вернуть подписуюсь. Алексей Глазков (согласно мандата)».

Алексей сложил расписку вчетверо и спрятал за пазуху.

Бородатый швейцар опустил жалюзи на витринах Бюро путешествий, проверил замки и, не спеша, направился по улице.

– Скажите, пожалуйста… – услышал он за спиной тихий голос. – А если на палубе… до Европы сколько стоит?

Швейцар обернулся.

– А, неутомимый путешественник! Алексей кивнул.

– Послушайте, юноша, – швейцар приблизился к нему. – Я не спрашиваю, как занесло вас сюда и что тянет обратно, – но вы действительно хотите вернуться в Россию?

– Очень хочу, – признался Алексей. Лицо швейцара к этому располагало.

– Денег у вас нет, документов, полагаю, тоже?

Алексей в ответ только вздохнул.

– Тогда, мой дорогой, у вас есть только один путь. – Швейцар полез в карман, вытащил бумажник, из него какую-то картонку. – Это членский билет Союза моряков. Чужой, разумеется, но он очень помог мне в моих странствиях. Правда, из России – сюда…

Алексей протянул руку.

– Минуточку… Но прежде, юноша, дайте мне слово, что и Москве у Иверской закажете молебен по родителям моей супруги.

Алексей помолчал. Потом решился.

– Честное слово!

– Это поминальник… Вот членский билет… и я вам расскажу, как им пользоваться. – Швейцар улыбнулся Алексею грустно и доброжелательно. – Все мы тут, без родины, сироты, и кому, как не нам, помогать друг другу!

– Сингапур!

Алексей, спавший на скамейке, открыл глаза и в первую очередь пощупал, на месте ли пояс.

Мимо него, опережая и отталкивая друг друга, бежали люди.

Они спешили к крыльцу конторы, где стоял чиновник в морской фуражке с листком бумаги в руках.

Отобрав шесть человек, чиновник что-то крикнул остальным, и те понуро разбрелись по своим местам.

Сквер, в котором Алексей провел ночь, оказалась биржей безработных матросов. Белые, черные, желтые, в тельняшках и робах, с узлами и сундучками – они заполняли все пространство перед конторой.

– Бомбей! – раздалось снова.

Теперь Алексей уже более внимательно наблюдал за происходящим. Человек в фуражке отсчитал еще пятерых – и они исчезли за дверью.

– Шанхай!

Опять перед Алексеем замелькали тельняшки и сундучки. Он вскочил и присоединился к бегущим.

Но маленький злой китаец, оглядев на ходу элегантный костюм начальника Чукотки, немедленно отпихнул его в сторону.

Стал моросить дождь, наступала осень.

Осторожно переступая лужи, по улице шествовал человек в лаковых башмаках, строгой черной тройке, цилиндре зонтиком.

Он шел мимо сквера, мимо конторы, где по-прежнему теснились безработные матросы.

Для многих биржа давно стала вторым домом: одни спят здесь же возле забора, другие играют в кости, третьи закусывают.

Владелец цилиндра равнодушно поглядывал на этот табор. И вдруг он остановился.

– Начальничек!..

Не скрывая ликования, Тимофей Иванович Храмов оглядывал жалкую, потрепанную фигуру Алексея.

– Ан не помогли храмовские денежки-то!.. Говорил– пропадешь один! Все профукал! Это тебе не социализм строить!.. Ай-яй-яй… И до какой же ты жизни дошел!..

– Живу не жалуюсь, – хмуро буркнул Алексей, испуганный и несколько озадаченный великолепием бывшего арестанта.

– Еще бы – жаловаться!.. У тебя ж миллион!.. – хохотнул Храмов. – Пароходик-то не твой, случайно? – кивнул он на белый лайнер, видневшийся за решеткой порта и, вдоволь насмеявшись, продолжал: – Бог-то правду видит! Храмова ограбил! Оружие к нему применял! Да ладно… – Храмов великодушно махнул рукой. – Мести нет в сердце моем, живи себе как есть, в дерьме!

Поняв, что опасность миновала, Алексей кивнул на храмовский цилиндр:

– А вы, значит, и без миллиона в эксплуататоры вышли?

– Роптать грех, – отозвался Храмов, снял цилиндр, протер его платком. – Дело свое имею… Теперь уж надежное… Храмов вздохнул и водрузил цилиндр на голову. – Однако неприлично мне с тобой на виду трепаться, да и некогда…

– Ну и мне некогда! – заявил Алексей, спеша присоединиться к бегущим. – А мировая революция – она до вас и здесь докатится!..

– Будь здоров, начальник!.. – крикнул Храмов. – Чтоб тебе сдохнуть, грабитель!.. – добавил он с неожиданной яростью.

Храмов пересек площадь, его нога ступила на подножку ландо, сам Храмов опустился на мягкое сиденье, руки в перчатках взялись за элегантные вожжи, зацокали по мостовой копыта и… неуклюжий катафалк, с черным лаком которого сливалась черная фигура Храмова, восседавшего на облучке, медленно пополз по площади.

А у конторы шла своя жизнь.

– Сидней! – крикнул чиновник.

Толпа ринулась на штурм. Теперь первым бежал Алексей.

На экране снова глобус.

Посередине пунктирной линии, протянувшейся через океан, – символическое изображение пароходика и надпись «Сан-Франциско – Сидней».

Фигурка Алексея трет шваброй корабельную палубу.

За кадром шумят матросские биржи разных портов…

– Кейптаун! Дакар!.. Порт-о-Пренс!.. – выкликают голоса.

На разных линиях, под разными широтами – фигурка Алексея кидает в топку уголь, карабкается по снастям, снова драит палубу.

Глобус медленно поворачивается – приближается Европа.

Замедляя ход, бегут по рельсам колеса. Проплывают зеркальные стекла, блестящие поручни вагонов, табличка с надписью «Берлин – Москва».

Подхватив чемоданы и саквояжи, первыми ринулись на платформу носильщики. За ними потянулись господа, одетые не по летнему сезону тепло. Перрон заполнился разноязыкой речью.

И вот когда проводники заканчивали выметать дорожный мусор, прошли смазчики с длинными молотками – под одним из вагонов приоткрылась крышка угольного ящика. Оттуда высунулась голова Алексея, а следом появился и сам начальник Чукотки – в рваных клетчатых гольфах и кургузом пиджачишке.

Он расправил затекшие плечи, отряхнулся, ощупал талию и направился в сторону вокзала.

Мимо двигалось многоликое племя пассажиров: командировочные с парусиновыми портфелями, нацмены в тюбетейках, мужики из глубинки при армяках и бородах, вежливые, бритые красноармейцы, юннаты с сачками и плетками. Стучал пионерский барабан. Переругивались носильщики, кричали лоточники, яркие плакаты на стенах призывали покупать духи «Красная Москва», носить галоши фабрики «Красный треугольник», смотреть фильм «Красные дьяволята».

Алексей улыбался толкавшим его прохожим, радостно читал плакаты, остановился и просалютовал пионерам. А когда наконец выбрался на привокзальную площадь, ему навстречу громыхнула медь духового оркестра.

На площади шел митинг. Несколько сот девушек в красных косынках толпились вокруг трибуны, над которой тянулось полотнище с надписью: «Счастливого пути!».

– Товарищи девушки! – говорил человек на трибуне. – Один кролик – это нуль в масштабе нашего строительства. И сотня – тоже нуль. Но миллион кроликов – это уже могучий удар по нехватке мясных продуктов!..

Вспыхнула бурная овация. Вместе со всеми работал ладонями и Алексей, иноземное одеяние которого выглядело здесь довольно странно. За его спиной яростно аплодировали три чумазых паренька.

– Вы едете закладывать кролиководческие хозяйства-гиганты. Помните: четыреста тридцать два кролика – это в среднем корова! Спасибо вам за добрый почин! Смерть мировому капиталу! Ура!

– Ура!.. Даешь!.. – откликнулась толпа.

Дольше сдерживать восторг Алексей не смог. Он начал пробиваться к трибуне.

Три паренька столь же решительно двинулись в противоположном направлении, и стало видно, что пиджак Алексея аккуратно разрезан бритвой.

Появление на трибуне нового человека никого не удивило.

– Товарищи!.. – начал Алексей. – Будучи проездом в Анадырь, шлю вам в своем лице пламенный северный привет от граждан свободной Чукотки!

Едва дождавшись конца аплодисментов, он продолжал:

– Кролики, товарищи, – это хорошо! Однако по личному опыту я советую вам разводить песцов! Так как жадная до нарядов мировая буржуазия охотно скупает этот ценный товар и выплачивает пошлину. Благодаря ней, товарищи, у нас на Чукотке сложились все условия для полного и скорейшего построения социализма!.. И поскольку у нас имеется вырванный из рук капитала…

Алексей хлопнул себя по поясу и остолбенел.

Продолжая шевелить губами, он лихорадочно ощупывал грудь, талию, штанины…

В это время раздалась команда: «По вагонам!» и снова во всю мощь грянул оркестр.

– Куда же вы… товарищи?.. – выговорил наконец Алексей.

Под трибуной проплывали флаги, текли потоком кумачовые косынки комсомолок.

– Товарищи!.. Погодите!.. Помогите!.. Украли!.. Народные деньги!.. Куда же вы, товарищи!..

Но буханье оркестра, гомон толпы, паровозные гудки растворили слова Алексея.

– Привет товарищу с Чукотки! – скандировали девушки, проходя мимо. – Даешь Красный Север!..

А Алексей все кричал – теперь уже совсем беззвучно.

В Народном комиссариате финансов был обеденный перерыв. Отложив счеты и арифмометры, служащие пили чай.

В сторонке у двери сидел бритоголовый человек в шинели и тоже закусывал, расстелив на коленях платок.

Служащие недружелюбно поглядывали на него.

– Товарищ, – сказал наконец один из них, – имейте совесть. У нас обеденный перерыв.

– У меня тоже, – невозмутимо отозвался бритоголовый.

– Вам же сказали – нет валюты.

– Нет – так будет.

Сотрудник пожал плечами и вернулся к трапезе.

Открылась дверь. Вошел щуплый старичок. Бритоголовый торопливо свернул завтрак, встал и двинулся за ним:

– Михал Михалыч, а те двадцать тысяч?..

– Те на вакцину, – устало отозвался старичок. – Есть специальное постановление Малого Совнаркома.

Бритоголовый вздохнул и занял свое место у двери.

Михаил Михайлович налил в стакан кипяток.

Развернул бумагу, в которую были завернуты принесенные им пирожки.

– С потрохами? – заглянул через его плечо сосед. – Почем сегодня брали?

– На пятерку три, – ответил Михаил Михайлович, принимаясь за еду.

– Вот видите, Иннокентий Ильич, на Сухаревке всегда дешевле!

– Зато потроха, – возразил Иннокентий Ильич, – веди господь…

В эту секунду раздался сдавленный стон. Все обернулись.

Михаил Михайлович, откинувшись на спинку стула, держался за сердце.

– Иннокентий Ильич… голосом позвал он.

– Ритчи!..

– Что Ритчи?..

– Его подпись… помните?.. – Михаил Михайлович протянул бумагу, в которую были завернуты пироги с потрохами.

– Боже мой… – прошептал Иннокентий Ильич. – Откуда?..

Стол окружили сотрудники.

Бумага передавалась из рук в руки.

– Директор Чикагского банка!..

– Чек на предъявителя!..

– На много?..

– На сорок тысяч!..

– Ну вот! – удовлетворенно заключил бритоголовый посетитель. – Я же говорил – будет!

– Откуда ты взял это? – человек в кителе со знаками отличия Комиссара 1-го ранга ОГПУ сгреб со стола кипу зеленых бумажек и показал их сидящему напротив беспризорнику лет десяти.

Беспризорник засопел и покосился на людей в кожаных куртках, окруживших стол.

– Ну… в карты выиграл… – сумрачно ответил он. – Вроде гроши… а на них и папироску не купить…

Комиссар аккуратно положил деньги на стол.

– Папироску… – он повернулся к чекистам. – Кто-нибудь может мне объяснить, откуда у этого ротшильда сорок тысяч долларов?..

– А у Витьки Шалавого больше, – с неожиданной злостью произнес беспризорник. – Он мухлевал – во сколько выиграл! Чтоб мне пропасть, граждане начальники! Он еще половину Зюзе отдал.

Наступило подавленное молчание.

Но длилось оно недолго, потому что из приемной донесся шум, распахнулась дверь, и в кабинет ворвался Михаил Михайлович. За ним неотступно следовал бритоголовый.

– Вот!.. – Михаил Михайлович положил перед Комиссаром загадочный чек. Большего из-за одышки он сказать не мг н только ткнул пальцем в подпись мистера Ритчи. – Вот!..

Комиссар прочел бумагу.

– Ну и что?

– Чикагский банк!.. На предъявителя!..

– Хоть сейчас к оплате!.. – вставил бритоголовый.

Комиссар еще раз просмотрел чек.

– А вы уверены, что он подлинный?

– Я еще мог ошибиться… Но Иннокентий Ильич, он эксперт!..

– Допустим… Ну а… вы-то откуда это взяли?

– Так мне, изволите видеть, пирожки в него завернули… На Сухаревке…

Комиссар закурил.

– Где нашли красавца? – кивнул он на беспризорника.

– В Хамовниках, товарищ Комиссар, на развале, – ответил один из чекистов, потирая ссадину на руке. – При облаве.

Комиссар повернулся к Михаилу Михайловичу:

– Торговку помните?

Михаил Михайлович сокрушенно развел руками.

– Да… – протянул Комиссар. – Ну вот что. Товарищ Лукин, вашей группе разыскать всех Витек… и Зюзю тоже. Миллионера накормить.

– Слушаюсь, – вытянулся чекист со ссадиной на руке.

– Гольдин! Вы займетесь рынками. Чеботарев! Свяжитесь с Наркоминделом – иностранцев ночью не грабили? Действуйте.

Чекисты бросились к выходу.

Михаил Михайлович стонал, держась за сердце. Комиссар налил ему воды.

– Не волнуйтесь!.. Сейчас разберемся во всей этой чертовшине. – Он снял трубку зазвонившего телефона. – Что?.. Плывут!.. Где?..

По Яузе плыли доллары.

Их было много.

Волна прибивала их к берегу, как осенние листья…

А по Лубянке шел Алексей.

Шел, понуро опустив голову, но в каждом его шаге чувствовалась суровая мужская решимость.

Он остановился перед подъездом, где высилась длиннополая фигура красноармейца.

– Пропуск! – сказал часовой, загораживая вход винтовкой.

– Нету, – кратко отозвался Алексей, отвел винтовку и шагнул внутрь. Часовой опешил.

– Стой!

Алексей звонко шагал по вестибюлю и не оборачивался.

– Стой, говорю! – красноармеец щелкнул затвором. – Стрелять буду!

– И правильно!.. – остановившись, в отчаянии закричал Алексей. – Стреляйте!.. К стенке гада, заслужил!.. – всхлипывая, он вытирал рукавом неожиданные слезы…

Часовой в изумлении опустил винтовку.

– Мои! Мои! – Алексей бегает по кабинету, осматривая ассигнации, разложенные на столе, на подоконнике, на диване; развешанные для просушки на веревке от окна до окна.

Следом за Алексеем, беспомощно оглядываясь на Комиссара, ходит часовой с винтовкой наперевес.

– Мои… Вот – угол оторванный! Это Иемуши всучил… Не разглядел я!.. – радостно рассказывал Алексей, обращаясь то к Михаилу Михайловичу, то к бритоголовому, то к чекистам. – Он мне и йены хотел всучить, а курс-то у них – сами знаете!

– Кто вы, товарищ!.. – прорвался наконец Комиссар в монолог Алексея.

– Я?.. Здравствуйте, товарищ Комиссар! – Алексей протянул руку. – Я начальник Чукотки…

– Кто?!..

– Начальник Чукотки! Не сам, конечно, начальник, а согласно мандата… – Алексей полез за пазуху и вытащил… маузер. В то же мгновение у него на руках повисли два чекиста.

– Да свой я, товарищи!.. – отчаянно барахтаясь, закричал Алексей. – Мандат-то у меня в поясе остался… а там, на маузере, все написано!..

Комиссар взял маузер. Блеснула медная табличка с надписью «Комиссару А. Глазкову от реввоенсовета фронта за доблесть и отвагу».

– Так… – усмехнулся Комиссар. – Глазков!.. Алексея Глазкова я знал лично по Южному фронту. Высокий. Темный. – Он пристально поглядел на Алексея. – Раза в два старше вас.

– Он!.. – обрадовался Алексей. – Он самый!..

– Не вы?..

– Не я!

Комиссар безнадежно махнул рукой и опустился в кресло.

– Тогда рассказывайте…

Грузовик, заполненный беспризорниками всех возрастов, с ходу затормозил возле асфальтовых чанов, от которых врассыпную тут же бросились чумазые мальчишки.

Соскочив на землю, Лукин заглянул внутрь чана – там, согнувшись, сидел беспризорник, не успевший смыться.

– Как зовут?..

– Витька..

Лукин повернулся к сотрудникам:

– Берите.

Над поверхностью воды показалась мокрая голова. Отплевываясь, чекист бросил в лодку пачку слипшихся долларов, набрал воздуха и нырнул снова.

Таких лодок по Яузе плавало несколько.

А на мостике стояла лебедка, и двое людей травили из воды трос со шлангом. Вскоре показался круглый шлем. В руке водолаза тоже были доллары и какая-то тряпка в горошек…