Текст книги "Виктор Иванов"

Автор книги: Владимир Сысоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Филипкин Иван. 1989

Собственность художника

Женщина в белом платке. 1969

Собственность художника

Солдат И.М. Миронов. 1964

Собственность художника

М.А. Игошина. 1968

Собственность художника

В лицах молодых крестьянок читается волевая собранность людей, привыкших во всем полагаться на собственные силы и здравый смысл, глубоко сознающих свои интересы и реальные нужды. Да и сама цветовая гамма полотна, состоящая из контрастно сопоставленных тяжелых, землистых тонов, характеризует единение героев далеко не в идиллическом свете, а как драматически напряженное равновесие, достигнутое высокой концентрацией духовных и физических сил. Выразительная, синтетическая жизненность емкого образного содержания завоевана художником скупыми, лаконичными средствами, путем поглощения малого большим, переводом отдельных натурных качеств на язык пластических ощущений. Автор не скрывает своего душевного вмешательства в пересоздание жизненного материала. Логика выношенного, обдуманного построения присутствует во всем: в разбивке картинного поля на равноценные по четкости горизонтальные слои, в ступенчатом размещении планов, как бы зрительно сжатых, однородных в своей декоративно осмысленной телесности. В создании нужного автору изобразительного и художественного эффекта активную роль играет система цветовых повторов и противопоставлений, перекличка орнаментальных силуэтов, спор прямых и наклонных линий, чередование фронтальных и профильных аспектов формы, плоскостных и пространственных факторов. Свою лепту в эмоционально-смысловую структуру изображения вносит слегка иррациональная логика неожиданных замещений, инверсий, когда в натуре мягкое становится жестким, округлое – угловатым, выпуклое – плоским, криволинейные очертания выравниваются до сплошной, обобщающей линии. Даже такие зыбкие, изменчивые образования, как сгустки света, цветные тени, укрупняют форму, суммируют впечатления от натуры. Роль каждого пластического элемента определяется стремлением сообщить содержанию внутреннюю универсальность и значительность. Группировка фигур в границах первого плана образует монолитный декоративный пласт из плотно примыкающих друг к другу форм, охваченных орнаментальным контуром, переводящий рассказ о частном эпизоде сельского быта в эпически величавое сказание о людях рязанской земли.

Меркулова. 1973

Собственность художника

Прасковья Филипповна. 1969

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Вечная память на войне погибшим, без вести пропавшим, всем родным и близким... 1971

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Пластика фигур закрепляет устойчивые черты давно существующего народного типа, замеченного и воплощенного древними мастерами в русской иконе и храмовой росписи, пережившего века и дошедшего до нашего времени в почти неизменном виде.

Постигая жизнь людей и природы рязанского края, Иванов невольно соприкасался с живучей стихией народного творчества, присматривался к декоративным мотивам, украшающим старинную деревенскую утварь, одежду, входящим в резное убранство крестьянского дома. В отличие от живописцев, возрождавших в 1960-е годы традицию неопримитивизма, обыгрывавших внешние признаки фольклорной поэтики, стилизовавших свои работы под обаятельные формы иконы или лубка, Иванов изучал художественную специфику национальной старины, желая сблизить современный реализм с исконной духовно-эстетической почвой русской культуры, разгадать тайну удивительной целостности народного характера, выживающего и продолжающего стабилизировать жизнь общества в любых обстоятельствах. Жизненная тектоника древнерусской архитектуры и живописи тонко опосредована в поэтике и структурных особенностях его монументальных панно. Так, каждая картина из философской триады художника Родился человек, Похороны в Исадах, Крещение могла бы участвовать в создании синтетического ансамбля, содействовать превращению архитектурной среды в пространство воспоминаний и народных раздумий над смыслом истинного бытия.

Ветеран Гражданской войны Михаил Александрович Угадчиков. 1977

Рязанский областной художественный музей

Анатолий Степашкин. 2001

Собственность художника

Иное дело, что Иванов мечтал о современной архитектуре, по примеру древнего зодчества выражающей дух и существо народа, а строительная практика 1960-х годов, да и последующих десятилетий была вынуждена обслуживать в основном утилитарные функции человека и не могла служить основой для сложения большого стиля эпохи. Ее язык слишком обособился от эмоционально-ассоциативных ценностей искусства и превратился в инструмент опознания сугубо практического назначения здания. Иванов и его единомышленники, напротив, тяготели к идейно насыщенному творчеству, включавшему в свою орбиту как нетронутые пласты современной народной жизни, так и культурные богатства национальной старины, достижения ближайших предшественников, актуальные для поисков самобытной образной выразительности. Знаменательно, что многие живописцы подобно Иванову предпочли собирать материал, набираться свежих впечатлений в русской глубинке, подальше от шума и суеты больших городов, рядом с крестьянским домом и естественной красотой природы. И чем глубже погружался художник в непосредственную реальность малой Родины, тем шире развертывался в произведении его собственный внутренний мир, непроизвольнее становился процесс создания картины. Некоторое время после окончания института Иванов при воплощении исторической темы использовал метод сочинения, то есть старался представить и разыграть сюжет будущего произведения в своем воображении. После того, как перед мысленным взором возникала живая сцена, группировка персонажей в драматургически оправданных взаимоотношениях, он переносил умозрительно найденное в эскиз, который затем по заранее составленному плану доводил до картинной законченности. Указанный способ имел свои несомненные преимущества при воплощении исторических тем, но для решения задач, вставших перед Ивановым в процессе прямого общения с жизнью конкретных людей, подходил мало. Упоминаемая выше картина Рязанские луга возникла на основе ситуации, увиденной в действительности. Мысль показать труд как песню, как ритмический танец родилась «в лугах, среди бесконечных трав и цветов, среди озер и кустарников, среди баб и мужиков, для которых покосы – самые долгожданные и радостные сельские работы, где царят ловкость, сила, смех, шутки и, конечно, любовь»[¹ В.И. Иванов. Каталог выставки произведений.]. Пропущенная через сердце и творческое мышление, она обрела силу направляющей художественной идеи, позволила отыскать выразительную композицию в реальной натуре, увидеть в самой природе гармонические закономерности емкого, монументального образа. Его поэтическая и наглядная ценность не подвластна времени, отражает неистребимую потребность людей в существовании, полном красоты, сильных и глубоких стремлений.

На крыльце. 1979

Рязанский областной художественный музей

Иван Артемов. 1973

Рязанский областной художественный музей

Николай Иванович Тимохин. 1998

Собственность художника

Иванов не знает другого способа защиты и утверждения человеческой природы, кроме нахождения в самой реальности содержательных, выразительных форм, своим поэтическим, художественным блеском совпадающих с идеалом гармоничного бытия, всесторонне развитого человека, наделенного ярким, индивидуальным обликом, прекрасными, типическими чертами родного народа.

Основой, главным объектом его творческих интересов стал простой деревенский люд, который он увековечил и прославил как самое важное на земле сословие. Обыкновенных сельских жителей, стариков, ветеранов труда и войны он пишет так, как Веласкес писал королей, не стараясь им польстить угодливой кистью, слащавой лестью. Он не смягчает и не приглаживает их недостатков, не пытается их обрядить в личину ходульной представительности, фальшивого благообразия. И тем не менее от их облика веет подлинным величием, неподдельным нравственным благородством, воспитанным честным трудом, преодолением суровых испытаний и трудностей. Можно говорить о том, что он изображает своих героев в состоянии реально достигнутого внутреннего равновесия между чувством и разумом, желаемым и сущим, между частным, подчас трагическим, опытом бытия и мудрым забвением личных обид, поражений, неизбежных ошибок и разочарований.

Именно такими цельными натурами предстают перед нами люди старшего, уходящего поколения в портретах Ветеран Гражданской войны Михаил Александрович Угадчиков (1977), Николай Арсеньевич Баринов (19771978), Федор Дмитриевич Мигачев (1977), Егор Тихонович Афонин (1981). Характеризуя личность портретируемой модели, художник не останавливается на изменчивых чертах, мимолетных впечатлениях, суммирует точными пластическими «фразами» постоянное, окончательно сложившееся, определяющее неизменную сущность человеческого характера. Всем своим видом, позой, жестом, выражением лиц изображенные персонажи являют завершенный тип человека, сказавшего все, целиком исполнившего свое предназначение. Закрытость, исчерпанность портретной характеристики оттеняет полноту, значительность заключенного в ней неповторимого опыта, слитого с правдой былого, прекрасной и трагической судьбой великого народа.

М.Г. Бурцев. 1964

Собственность художника

Прасковья Филипповна. 1970

Собственность художника

Мои родители. Дарья Ивановна и Иван Сергеевич Ивановы. 1994

Собственность художника

Запечатлевая типы и характеры людей Рязанщины, художник идет от общего впечатления, обусловленного нерасторжимым единством и красотой форм, всех черт, присущих облику модели, к образному сгущению самого характерного, объективно значительного, проясняющего большой смысл времени, делающего живым и понятным суть случившегося и происходящего сегодня. При этом художник не изображает отрицательного, снижающего нравственную оценку личности. Для него важно, чтобы зрители встречались в его произведениях с лучшими свойствами и задатками человеческой природы, узнавали о себе то, что необходимо для духовного развития, движения к живому, подлинному единству. Но он прекрасно знает, какие инстинкты и силы мешают счастью его героев, вносят разлад в их взаимоотношения с окружающим миром. Жизненные наблюдения и догадки художника не оставляют места прекраснодушию, эстетическому сентиментализму. Видя на его холстах молодые, прекрасные лица, нежную, беззащитную юность, часто улавливаешь в психологическом рисунке портретной характеристики тревожное беспокойство за судьбу молодого поколения. Во взгляде модели нередко сквозит предчувствие трудной и суровой доли, улавливается момент рефлексии, скрытого драматизма, вызванного давящей силой враждебных обстоятельств, неутешительным состоянием общественной нравственности. Отзвуки скорбной патетики часто гнездятся в остро драматичных вариациях пластической формы, в сумрачной тональности колорита, в напряженных гармониях лиловых, фиолетовых, черных красок.

Автопортрет с дочерью. 1972

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Содержание, скрытое в этих беспокойных симфониях, притягивает своей эмоциональной активностью, глубиной и серьезностью подтекста, зачастую более конфликтного, чем фактический смысл представленной сцены.

Порой художник сознательно идет на заострение признаков, противоположных манерной изысканности, слащавой идеализации, деланной показной красивости. Его вдохновляют явления, прекрасные своими природными свойствами, гармоническим строением, но он также умеет извлечь художественную выразительность из мотивов, не обладающих приятной наружностью, в обыденной практике ассоциирующихся с чувством тоски, страха, смятения. Многие ли рискнут назвать красивым, поэтичным образ мертвого старика с подвязанной челюстью, в неприкаянной позе застывшего на убогой кровати (Тимофей Мигачев на смертном одре, 1984). Он олицетворяет не только скорбный ужас смерти отдельного человека, но и нечто большее, имеющее отношение к судьбе всего русского крестьянства. И, хотя физическое небытие человека показано с безжалостной правдивостью, сцена не производит тягостного, отталкивающего впечатления, ибо психологически обособлена от гнетущих аспектов одухотворенной пластикой формы, общечеловеческим значением выраженного содержания. Особенно повышает эстетическую ценность этой работы переживания и раздумья, что возникают под влиянием содержания, извлеченного из сердца явлений, на первый взгляд не способных нравиться и доставлять эстетическое наслаждение.

Нина с Танюшей. 1947

Собственность художника

У Маши воспаление легких. 1972

Собственность художника

Тимофея Мигачева Иванов знал и почитал как удивительно цельного, сердечного человека, сохранившего на склоне лет ясный ум, живую, отзывчивую душу. Сделав однажды с него рисунок, художник почувствовал, что из наброска может родиться картина. В облике старого крестьянина угадывалась особая стать, очень характерная для физического и внутреннего облика русского человека, живущего в гармонии с требованиями вечной природы, не искушенного эгоизмом и алчностью. Неожиданная смерть модели заставила Иванова написать другую работу, посвященную светлой памяти закончившего свой путь великого труженика, за личной судьбой которого встает прошлое нашей Родины.

Многие герои картин художника – это реально существующие люди, наделенные неповторимой индивидуальностью, уникальными, живыми свойствами души, характерными особенностями физического облика. Внимание к личностному началу не мешает Иванову проявлять особый интерес к универсальным закономерностям в телесно-духовной организации конкретных людей и человеческих коллективов, сопоставлять выявленные структурные особенности с гармонической построенностью природы, разумной упорядоченностью Космоса. Путем суммирования общих, глубоко укоренившихся пропорциональных отношений, типологических особенностей натуры он находит исторически и социально оправданную систему соразмерностей, гибко варьированную, но все же достаточно каноничную. Отличная от эталонов греческой или ренессансной красоты, она позволила выразить с классической полнотой идею гармоничного, целостного человека, живущего в конце XX века реальной, земной жизнью, занимающего достойное место в этом конкретном мире и обществе. Новизна увиденного, постигнутого в глубине действительности, вносит неизбежные коррективы в открытый им тип народной красоты и духовной пластики, но общая нить преемственности высших человеческих свойств отчетливо прослеживается в иконографии его неповторимо индивидуальных и вместе с тем собирательных образов. Уже при первом соприкосновении с конкретной натурой художник стремится нащупать качества модели, обладающие всеобщей ценностью, открывающие путь к выражению идеала положительного героя нашего времени.

Автопортрет с внучкой. 1975

Государственная Третьяковская галерея, Москва

В рисунке М.Г. Бурцев (1964)точность портретной характеристики сочетается с одухотворенной передачей родовых черт определенного человеческого типа, сформированного конкретной средой, специфическими условиями труда и быта, уникальной суммой социально-биологических факторов. Вместе с тем в живой структуре образа проглядывает удаль, бесстрашие, непокорный нрав потомка тех, кто некогда олицетворял мятежный дух казацкой вольницы Степана Разина. Нечто знакомое по историческим полотнам Сурикова сквозит в одухотворенном лице Прасковьи Филипповны – героини одноименного рисунка 1970 года. Неистовой энергией и силой характера она сродни боярыне Морозовой, единоверцы которой создавали свои раскольничьи общины на берегах Оки еще в середине XVII столетия.

Типизированная внешность его персонажей часто доведена до «лика», трансформирующего извечные, родовые признаки этнического типа, из поколения в поколение переходящие черты, символизирующие непресекаемость народного характера. Таким связующим времена образом представляется «лик» деревенской девушки, созданный в графическом портрете Нины Сеньковой (1964) и послуживший прообразом одной из героинь картины Рязанские луга. Перевод неповторимо индивидуальных проявлений модели в план монументального обобщения осуществлен с помощью пропорциональных соотношений, пластических характеристик, обнаруженных в реальном строении головы, лица, телесном объеме фигуры.

Портрет жены. 1999

Собственность художника

Внучка. 1 976

Каунасский художественный музей им. М.К. Чюрлёниса

В преображении и генерализации натуры участвует не только пластика и тектоника тела, но также покрой и складки одежды. Художник внимательно изучал приемы изображения складок у старых мастеров, умевших обыграть ткань, облегающую фигуру, в интересах благородной красоты и значительности человеческого облика. Однажды во время нашего совместного посещения Государственной Третьяковской галереи Иванов обратил мое внимание на одну любопытную «несообразность» в трактовке одеяний героев картины А. Иванова Явление Христа народу. Если складки одежд большинства участников действия выдержаны в одном пластическом модуле, соответствующем величавой тектонике образов и барельефному принципу композиции, то «набедренная» драпировка дрожащего мальчика в левой части изображения трактована в иной манере, скорее характерной для быстрого этюда. Ее бытовое звучание не вяжется с возвышенно-классическим строем образов и скульптурной пластикой монументальных форм. Как предполагает Иванов, указанный кусочек материи появился в последний момент, возможно по настоянию какого-нибудь слишком целомудренного критика, и создателю гениального творения просто не хватило времени привести ее к общему знаменателю, наделить дыханием вечности. И, хотя современный костюм не столь выигрышен и архитектоничен, как древние библейские одеяния, в произведениях Виктора Ивановича он существенный элемент оценочной характеристики, способствующий раскрытию физической и духовной красоты человека. Его герои в зависимости от ситуации одеты в обыкновенные платья и телогрейки, простые майки и кофточки, реже на них можно видеть ритуальные или праздничные одеяния более традиционного, народного покроя. Так, при создании композиции Похороны в Исадах одежда участников события многое определила в характере пластической мелодии, делающей живой и понятной возвышенный смысл сцены. Тому способствовала и сама необычная специфика похоронных облачений, восходящая к древним обычаям. Похороны на кладбище в Исадах несколько отличались от того, что приходилось видеть художнику в соседних деревнях. По его словам, эти отличия заключались в следующем: «Ритуал похорон здесь общий со всеми русскими селами, но есть и свои особенности, когда и почему они возникли, судить не берусь. Одна из них такая: женщины, близкие родственники умершего одевают старинные белые одежды и головы покрывают самотканными белыми платками. Часто поверх темных платков закручивают белые повязки на голове... Гроб опускается в могилу на белых полотнищах в окружении сомкнутых фигур в черном, и, как восковые свечи, выделяются женские фигуры в белом»[1 В.И. Иванов. Каталог выставки произведений.]. Вынашивая тему проводов покойника, Иванов не преследовал цель возложить вину за случившееся на социальные условия или оспорить действующий во Вселенной неумолимый закон рождения и смерти. Его скорее привлекла этическая сторона ритуала, в котором бытовое, конкретное сочеталось с общечеловеческим. В итоге длительных и порой мучительных композиционных исканий выкристаллизовалось решение, примирившее подобно траурному реквиему трагический пафос трудной ситуации с поэтическим началом, символизирующим торжество человеческого духа перед лицом загадочного небытия. В картине Похороны в Исадах вертикально удлиненные фигуры полностью доминируют над окружающей средой, определяют своим четким ритмом и пластикой неповторимый и вместе с тем универсальный по тематическому смыслу характер созданной художественной конструкции.

Сидящая девушка. 1970

Собственность художника

Стадо в Ряссах. 1997

Собственность художника

Ее содержание не сулит зрителю каких-то радужных перспектив, а отражает нормальную суть бытия, в котором неубывающее количество горя, страданий уравновешено «неистребимыми чувствами любви, надежды и веры». Оно как бы подтверждает известную истину, что подлинному искусству по силам саму смерть сделать прекрасной, лишив ее не слишком притягательный облик гнетущего, давящего налета из смеси безысходной тоски и уныния.

Тема похорон постоянно возникает в его позднем творчестве как естественный душевный отклик на происходящие вокруг него события. Иванов с горечью замечает, как все больше редеет круг моделей с дорогими ему чертами и душевными качествами, а вся созданная галерея образов на глазах превращается в легенду, былинный сказ. С неслабеющим увлечением художник продолжает исследовать и отображать наиболее важные и значительные грани окружающего его народного бытия, стремясь вместе с другими честными искателями нравственной истины отыскать, нащупать те формы и закономерности человеческого существования, которые могли бы внести в современный государственный и частный, семейный быт столь желанное успокоение и равновесие, сообщить каждому индивидуальному существованию эстетическое и моральное оправдание.

Голова матери. 1971

Собственность художника

Полдник. 1984

Собственность художника

В сравнении с произведениями начала 1960-х годов, формой и содержанием близкими жанровой картине, работы Иванова следующих десятилетий характеризуются возросшей ролью монументального обобщения, образного синтеза, декоративного начала, суммирующего жизненные наблюдения в собранных цветовых и линейных комплексах, точно найденных пространственных интервалах и паузах. Идейная насыщенность и масштабность целого достигается в них с помощью простых частей, крупных пластических элементов, четких, всеохватывающих контуров. Суть творческой эволюции художника ясно видна на примере создания картины Родился человек. От эскиза к эскизу, от одной серии подготовительных рисунков к другой автор последовательно наращивал значительность, классическую строгость основных масс лица и фигуры матери, внимательно следя за сохранением живой подлинности образа. Одновременно менялась смысловая функция других слагаемых композиции. Самые обыкновенные вещи как бы перерастали рамки бытовых подробностей, становились атрибутами великого чуда материнства, рождения человека. Не будничный вид у висящих на стене детских пенеток, чашей смотрится стоящая на столе чашка, пьедесталом выглядит диван, на котором сидит женщина, да и сам интерьер крестьянского дома имеет внушительные пропорции, воспринимается местом значительного события.

Со временем созданная художником пластическая форма благодаря особой соразмерности частей обретает скульптурную выразительность. Архитектура образов начинает походить на изваяния, высеченные из камня, своими пропорциями, внутренними отношениями созвучные законам и принципам мироздания. В некоторых его рисунках-штудиях формы прослежены как в скульптуре по основным осям и угловым ракурсам с целью внесения в окончательный образ еще большей объемной выразительности, монументальной цельности. В итоге большой аналитической работы, проделанной автором, в подготовительных этюдах и набросках возник «скульптурный» образ картины На Оке (1972). В одном из рисунков к ней – Мать с ребенком (1971) – автор исследует, как одни формы тела взаимодействуют в пространстве с другими, сходятся под разными осями, формируют богатую пластическую систему с четко выраженными признаками глубины и объема. В картине конструкция фигуры стала еще строже и классичнее, ее основные части обрели еще большую значительность и скульптурность, зазвучали в унисон с образной структурой окружающего земного раздолья. Овальные, выпуклые массы земли, словно хранящие память о могучей тектонической деятельности, вместе с круглящимися кронами деревьев ритмически зарифмованы с пластически насыщенным силуэтом матери и трогательно прильнувшего к ней ребенка. Пейзаж и фигуры органично дополнили друг друга, образовали художественное целое, увековечившее самобытную красоту русской женщины с берегов Оки, высветившее сокровенный, устойчивый смысл бытия, во все времена связанный с глубокими, нравственными силами и ценностными представлениями народа.

Иванов не упускает случая, чтобы передать красками и линиями чувства, которые могли бы объединить людей, сообщить их повседневному существованию большую теплоту, человечность. Не будучи религиозным человеком, он с большим художническим интересом относится к церковным обрядам, изображает их психологическое воздействие на человеческие души, все чаще теряющие опоры в действительном мире, остающиеся один на один с неразрешимыми проблемами и трудностями. Однажды художник наблюдал в заброшенной деревенской церкви сцену, глубоко тронувшую его своим печальным и одновременно светлым настроением.

На Оке. 1972

Рязанский областной художественный музей

В полутемном интерьере давно пустующего храма перед иконами, принесенными из дома, группа местных женщин творила молитву. Сделанный с натуры рисунок послужил эскизом для картины В дни 1000-летия христианства на Руси в селе Исады (1989). Идею большого образа, заложенную в исходной зарисовке, художник последовательно доводит до нужной полноты и законченности, адекватной широкой реалистической правде события, давшего название картине. На полотне красноречивый факт действительной жизни претворен в новую архитектоническую ценность, наделенную всеобщим поэтическим смыслом и значением. Для психологической характеристики фигур участвующих в праздничной молитве художник избрал далеко не самую выигрышную позицию, как если бы он наблюдал за происходящим от входа в храм, стоя позади стихийно собравшейся толпы верующих. Но то был сознательный расчет, сопряженный с желанием острее выразить искреннее воодушевление, объединившее людей в святой для России день, показать во всем величии красоту самого церковного обряда. Красноречивым эквивалентом психологического состояния участниц богослужения является развернутая в композиции игра пластических объемов и плоскостей, тонко выстроенная система тональных отношений и цветовых контрастов.

Маша. 2001

Собственность художника

Банный день. 1980

Собственность художника

Внутренней силой дышат густые по тону, монументальные силуэты прихожанок, естественно гармонирующие с величавыми сводами храма, светлыми плоскостями могучих каменных стен, многое повидавших на своем веку, навевающих исторические ассоциации и воспоминания. Заметные в предметном содержании картины признаки разрухи и запустения, хотя и наводят на грустные размышления, тонко нейтрализованы разлитой в окружающем пространстве энергией человеческих переживаний, одухотворенной пластикой и структурой изображения, обнажившей сущность вещей, истинное значение представленной ситуации.

Иванов дорожит правдивостью каждой детали и жизнеспособностью всего художественного организма картины, для него принципиально важна жизненная достоверность народного типа, этого конкретного характера, подлинность веками выработанного жеста, особые пропорции фигуры в целом, характерные для данной местности гармонические соотношения и невыдуманная связь людей с природой, пространством интерьера. Художник предельно внимателен к тому, как человек сидит, ходит, разговаривает, носит поклажу, держит ложку во время еды, ему нужно, чтобы руки крестьянки, копающей картошку, крепко держали рукоятку, а нога действительно давила на лопату, чтобы во всей фигуре ощущалось живое усилие работающего человека. Специфическая повадка модели, манера держать голову или завязывать платок, множество других точных и существенных наблюдений хранится в его творческой кладовой, питает воображение художника живыми зрительными представлениями, расчищающими путь к убедительному художественному решению. В результате художественной обработки натуры ее собственный голос звучит громче, проникновеннее, приобретает неотразимую силу внушения, властного обращения к современному общественному сознанию. От перевода в систему организованных связей, устойчивых отношений, точных размеров и очертаний, четких живописных ритмов непосредственная реальность конкретной натуры предстает в своем высшем значении и наглядной истинности. Так герои его произведений, преображенные одухотворяющей силой фантазии, избавленные от случайных черт и нестойких качеств, становятся более похожими на самих себя, открываются во всем неповторимом своеобразии индивидуального облика и типической красоты, сотворенной историей страны, специфическими условиями русской национальной жизни. Использование выразительных приемов для простого иллюстрирования идей кажется художнику недопустимым сужением образных возможностей живописи, безответственным игнорированием эстетических богатств, заключенных в формах живого бытия, чувственных материалах самого искусства. О художниках родственной себе ориентации он говорит: «Мы водим кисточкой, когда пишем небо, по холсту; когда пишем портрет, водим кисточкой не по лбу человека, а делаем все красками. Вот этого, казалось бы, простого понимания часто не хватает. И отсюда идут существенные разногласия художников в понимании задач и качества реалистической живописи»[¹ В.И. Иванов. Разговор о тоне живописи. – Юный художник. 1986, № 6, с. 38.].

Натюрморт с тыквой. 2001

Собственность художника

Екатерина Ивановна Чугунова. 1973

Собственность художника

Возможно Иванов не совсем прав, ставя различие между настоящим реализмом и дурной манерой в зависимость от того, принадлежат ли краски поверхности картины или относятся к изображенным предметам. Оба случая не противоречат реалистическим тенденциям, они имели и продолжают сохранять равные права на существование с момента становления ренессансного реализма. Но с художником трудно не согласиться, когда он выводит за черту реалистической правды эффекты, имитирующие естественную натуральность предметов в ущерб пластическому чувству, художественному началу. Его собственное мастерство развивается под знаком большого стиля, созидательного, творческого подражания реальности в ее существенных чертах и высших формах.

Существует немало произведений, уводящих зрителя в мир чарующих грез, изысканных декораций. Мы благодарны их создателям за подаренную возможность забыться, отвлечься от текущих забот в тонко разыгранных мизансценах, среди идеальных героев. Но есть признательность другого рода, вызванная прозрениями художника, ощущающего личную ответственность за все случившееся и происходящее на родной земле, оценивающего мир с широкой позиции, через призму моральной и общественной совести народа. Творчество Виктора Ивановича Иванова принадлежит именно этой линии здорового, сильного реалистического искусства, отвечающего истинным целям и потребностям национальной жизни. Стремление мастера акцентировать в людях лучшее, самое положительное, утверждать вечную красоту и гармонию природы неотделимо от знания того зла, которое им угрожает, что является источником реальных противоречий и человеческих конфликтов.