355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Щербаков » Тайны эры Водолея » Текст книги (страница 7)
Тайны эры Водолея
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:20

Текст книги "Тайны эры Водолея"


Автор книги: Владимир Щербаков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Меня догнала немецкая легковая машина – нежелательная встреча в ночное время, – и я юркнул в кукурузу на обочине. Машина, пройдя метров триста, остановилась, захлопали дверцы. Видимо, немцы вылезли проветриться. Отчетливо слышна была немецкая речь.

Я вновь вышел на дорогу и пошел дальше, рассчитывая, не доходя до машины, срезать угол через поле. И вот метров за сто до машины я вдруг почувствовал нечто неприятно-пугающее, странное чувство опасности сзади, что меня весьма удивило, так как к опасностям я привык и считал их разновидностью детских игр, постоянно, ежеминутно рискуя жизнью.

Вечер был совершенно безветренный, тихий, звуки разносились далеко, однако сзади стояла мертвая тишина (а я ведь внимательно слушал, чтобы не прозевать машину с тыла – почти верную смерть в то время, поэтому отсутствие малейших звуков с тыла могу гарантировать).

Интуитивно, каким-то чутьем, я правильно определил точку опасности: оглянувшись через плечо, увидел догоняющий меня сноп искр – подобие загоревшегося самолетного мотора. Было похоже на полутлеющий, полугорящий пучок ветоши. Этот огонь летел с довольно значительным снижением. Дорога шла с бугра к мосту через речку, и трасса полета приблизительно соответствовала уклону местности или была чуть круче. Через полторы-две секунды огонь поравнялся со мной. Первой мыслью было: падает горящий бомбардировщик с выключенными моторами (ведь никаких звуков я не слышал). Будь это подбитый самолет, он должен был бы упасть в ста-двухстах метрах от меня, и я моментально бросился в придорожный кювет, однако продолжал наблюдать. Но падения не произошло. К этому времени я уже понял, что летящий объект не является самолетом. Падающий подбитый самолет, даже при выключенных моторах, издает массу разнообразнейших звуков – остаточное вращение винтов, свист рассекаемого воздуха, гул пламени...

Тут же стояла мертвая тишина. Затихли даже немцы у своей машины видимо, наблюдали тоже. Расстояние до летящего объекта было незначительным порядка пятидесяти-ста метров.

Но самым удивительным было поведение пламени: оно было вытянуто перпендикулярно плоскости полета и вело себя так, будто встречного потока воздуха не существовало. С виду пламя напоминало огненную запятую или, скорее, растрепанную метлу рукояткой вниз, слегка изогнутую по кругу. Четко просматривались отдельные "прутья" – полосы тускло-красного цвета, сливавшиеся в нижней части в сплошной того же цвета огонь. Между полосами виднелись отдельные крупные искры. Нижняя часть пламени была частично закрыта чем-то темным, непрозрачным. И огромное вертикально-плоское тело, совсем непохожее на фюзеляж самолета, угадывалось позади него.

Но при всей динамичности эта картина казалась застывшей, совершенно неподвижной, словно цветную фотографию пронесли перед глазами. Казалось, что искры и полосы огня вырывались из центра внизу, что предполагало их быстрое перемещение. Но двигалась лишь вся система в целом, оставаясь статичной в своих деталях.

Огненный сноп вышел к реке, выровнял свой полет и стал плавно набирать высоту. Для падающего горящего самолета это было уже чересчур! Я понял, что объект летит с постоянной высотой, в точности воспроизводя рельеф местности. За мостом, у станицы Березанской, была очень незначительная ложбинка – я ждал, что произойдет с объектом в этом месте. Он среагировал, чуть снизившись, хоть колебание высоты было всего несколько метров. Наблюдал я удалявшийся огонь до тех пор, пока он не скрылся за линией горизонта, около одной минуты.

Когда объект исчез и я хотел тронуться с места, меня остановили возбужденные голоса немцев у машины. Минут десять там шла какая-то суета, потом заработал мотор и они уехали, а я двинулся дальше своим путем.

Обдумывая происшедшее, я решил, что видел наш новый летательный аппарат, совершавший разведывательный полет. Если он так хорошо "чувствует" землю, то скопления техники на земле и подавно засечет! И, как это ни странно, именно встреча с этим загадочным объектом еще более укрепила в то тяжелое время мою уверенность в нашей конечной победе".

Поразительное в своей уникальности явление, о котором пишет автор письма, вызывает чуть ли не фольклорные ассоциации. Метла, да еще с искрами, светящаяся, "статичная", то есть вполне сохраняющая свои очертания. А за "метлой" неведомая темная масса. Машина? Летательный аппарат?

В этом случае намного легче задавать вопросы, чем отвечать на них. Если вот такие случаи породили сказки о небезызвестной пожилой женщине, решающей проблему передвижения с помощью метлы, то остается все же любопытная деталь: почему этот сноп или метла старательно огибает возвышения и следует рельефу местности? Все наводит на мысль о неведомой машине или аппарате. Легче всего записать это явление в разряд исключительных и необъяснимых, поставить на этом точку и успокоиться. Но, как следует из самого письма, прошли многие годы, а его автор помнил об этом, пытался объяснить и не находил ответа. Может быть, читатели вспомнят что-нибудь похожее? Не надо только думать, что все необычное исходит от инопланетян. Как раз легче всего приписать им все чудеса. Но тогда тоже придется поставить точку. И успокоиться.

Да, загадочно и непонятно. Но если сопоставить с этим другие события, другие свидетельства о подобном? И пусть ученые не могут повторить эти явления с целью исследования, воспроизвести их может память человека, интересующегося неизведанным.

В редакцию того же журнала пришло еще одно письмо. Поразительно, что его автор словно бы пытается решить ту же задачу. То же бесцельное вроде бы движение. Темное тело, скорее даже похожее на человеческую фигуру. Странные детали. Хотя условия наблюдения и обстановка совсем другие.

Впрочем, ознакомимся с этим письмом:

"Случилось это снежной зимой 1936 года в совхозе "Октябрьский" (Казахстан, Павлодарская область). Мне тогда было 15 лет. Рано утром я шла в школу по пустынной проселочной дороге, – пишет Е.Е. Лозная из города Кисловодска. – Было уже светло, хотя солнце еще не взошло. Погода стояла морозная, ясная.

Внезапно я увидела в небе слева от себя быстро движущуюся темную точку. Она приближалась, увеличивалась в размерах, и через несколько секунд стало заметно, что это человекоподобная фигура в черном, видимая в профиль. Линия ее полета образовывала с дорогой угол примерно в 60 градусов.

Роста этот человек был, как мне показалось, среднего; черная одежда обтягивала его полностью, как комбинезон. Отчетливо выделялись голова (вернее, что-то вроде шлема) и массивные ("квадратные") руки, плотно прижатые к туловищу. Кистей рук и ступней ног видно не было. За спиной человека виднелся предмет овальной формы, похожий на рюкзак.

Глядя в испуге на летящего человека, я вдруг обнаружила, что он изменил направление полета и теперь летит прямо на меня. При повороте его правая рука чуть-чуть согнулась в локте.

Теперь человек был виден анфас, но лица его я рассмотреть тем не менее не смогла, так как вместо него была сплошная черная поверхность.

В этот момент до моего слуха донесся все нарастающий гул, как будто летел не живой человек, а какой-то механизм. Расстояние между нами сократилось уже метров до сорока. Оцепенение мое прошло, и я оглянулась, ища, где бы спрятаться, но в заснеженной степи скрыться было негде. Я снова повернулась к летящему человеку и... не увидела его. То ли он резко изменил направление полета, то ли нырнул в сугроб... Впрочем, в следующую же секунду я без оглядки убегала домой.

Длилось все явление меньше минуты, но врезалось мне в память на долгие годы...

Могу добавить, что ни до, ни после этого происшествия ничего подобного я не видела".

Кажется, кто-то пытался решить загадку, обратившись к таким диковинам из мира растений, как перекати-поле. Следует, однако, возразить: если действительно перекати-поле способно создавать такие живописные картины, то нужно постараться найти описание хотя бы одной человеческой фигуры. Может ли это растение давать такие вот видеоэффекты или нет?

И этот вопрос остается пока без ответа.

Будем считать, что только когда у черного человека появятся родные или двоюродные братья, замеченные наблюдателями или читателями, появится надежда на сопоставление, анализ и ответ.


ДВОЙНИКИ И ВИЗИТЕРЫ

Вот две истории прошлого века из журнала «Ребус». Первую из них рассказал профессор доктор Жибье. Цитирую:

"Господин Ю. – белокурый, высокого роста молодой человек лет тридцати. Отец его был родом шотландец, а мать русская. Отец был одарен выдающимися медиумическими способностями, мать тоже медиумична. Но хотя молодой Ю. и родился в семье спиритуалистов, сам он, как говорит, никогда спиритизмом не занимался, и ничего аномального с ним не случалось до "приключения", как назвал он это, по поводу которого в начале 1887 года он пришел ко мне, чтобы потолковать и посоветоваться. Он рассказал следующее:

– Всего несколько дней тому назад, вернувшись в десять часов вечера к себе домой, я вдруг почувствовал ничем не объяснимую и особенную какую-то слабость. Не намереваясь, однако, ложиться спать, я зажег лампу, поставил ее на столик возле кровати и, закурив от нее сигару, сел или, скорее, прилег на кушетку.

Не успел я откинуть голову на подушку кушетки, как все окружающие предметы завертелись передо мной, и я почувствовал, что впадаю как бы в обморок, ощущая в себе странное чувство пустоты. Вдруг я очутился посреди комнаты. Удивленный таким безотчетным для меня перемещением, я оглядывался вокруг себя, и удивление мое возросло донельзя.

Я увидел себя лежащим на кушетке, с сигарой в руке! Сначала я подумал, что я заснул и что все это происходит со мною во сне, но никогда ничего подобного я во сне не видал, и к тому же я отдавал себе полный отчет в том, что состояние мое было настоящего, реальною, в высшей степени интенсивной жизнью. А потому, ясно осознав, что это не сон, другое объяснение пришло мне тут в голову, а именно что я умер. Вспомнив слышанное мною о том, что существуют духи, я подумал, что и я стал духом, и все объяснения подобного состояния предстали предо мной с большею быстротой, нежели с какой вообще работает мысль. Вся моя жизнь предстала предо мной как в формуле... Страшная тоска и сожаление о неоконченных работах охватили меня. (Ю. был хорошим гравером. – В. Щ.)

Я подошел к самому себе, то есть к телу моему, или, лучше сказать, к тому, что я считал уже своим трупом, и крайне удивился: тело мое дышало! Более того, я мог видеть внутри его и наблюдать за медленным и слабым, но ровным биением сердца. Я видел мою ярко-красную, как огонь, кровь, текущую по сосудам. Тут я решил, что, значит, со мной случился особого рода обморок. "Но ведь люди, бывшие в обмороке, ничего потом, по пробуждении своем, не помнят из того, что с ними было во время их бессознательного состояния!" подумал я, и мне так стало жаль, что я, когда приду в себя, не в состоянии буду припомнить все то, что теперь ощущаю и вижу...

Немного успокоенный касательно того, что я еще жив, я задавал себе вопрос, как долго может продлиться такое мое состояние, и перестал обращать внимание на мое второе "я", продолжающее безмятежный свои сон на кушетке. Оглянувшись на лампу и заметив, что она настолько близко стояла к занавескам кровати, что они могли бы загореться от нее, я взялся за кнопку винта лампы, намереваясь ее погасить, но – о, новое удивление! Хотя я и ощупывал кнопку и даже мог провидеть малейшие из молекул, ее составляющих, одни только пальцы мои вращались вокруг кнопки, но не в силах были на нее воздействовать; я тщетно старался повернуть винт.

Поэтому я стал разглядывать и ощупывать себя, сознавая себя в теле, но настолько эфирном, что я мог бы, кажется, рукой пронизать его насквозь, и оно, насколько помню, было окутано во что-то белое. Затем я встал против зеркала, но вместо того, чтобы увидеть в нем свое отражение, я заметил, что по мере моего желания сила зрения моего увеличивалась настолько, что я проникал им сквозь зеркало сначала до стены, а затем и сквозь стену по ту ее сторону, где я увидел изнанку картин, висящих на ней в помещении моего соседа, комнаты и мебель которого ясно предстали моему взору. Ясно отдавая себе отчет в отсутствии освещения в этих комнатах, я, однако, прекрасно видел все предметы и тут обратил внимание на тонкую струю света, исходящую из подложечной моей области, освещавшей все вокруг меня.

Я не был знаком с моим соседом, живущим об стену со мной, но знал, что он в отъезде из Парижа. И не успел я почувствовать желание проникнуть в его квартиру, как я уже очутился там. Каким путем? Не знаю, но мне казалось, что я проник сквозь стену так же беспрепятственно, так же свободно, как туда сначала проник мой взор. Словом, я впервые находился в комнатах моего соседа. Я осматривал их размещение, стараясь запомнить подробности их обстановки, и, подойдя к библиотечному шкафу, я особенно в памяти своей отмечал заглавия некоторых книг, стоящих на тех полках, которые приходились в уровень с моими глазами.

Достаточно было одного моего желания, чтобы я без всякого с моей стороны усилия уже был там, куда потянуло меня.

Но с этого момента мои воспоминания делаются крайне смутны. Я знаю, что уносился далеко, очень далеко, кажется, в Италию, но не могу себе дать отчета в том, что именно там делал.

Как бы потеряв всякую власть над своей мыслью, я следовал за ней, переносясь то туда, то сюда, смотря по тому, куда направлялась она. Она увлекала меня за собой прежде, нежели я успевал овладеть ею...

Проснулся я в пять часов утра, чувствуя себя измученным и как бы окоченелым. Я лежал в той самой позе, в которой с вечера прилег на кушетку, и пальцы руки моей не выронили недогоревшую сигару. Лампа потухла, закоптив стекло. Я улегся в постель, но долго не мог заснуть от дрожи, пробегавшей по всему телу. Наконец-таки сон охватил меня, и было уже далеко за полдень, когда я проснулся.

Посредством придуманного мной невинного предлога мне в тот же день удалось уговорить нашего консьержа вместе со мной отправиться в квартиру моего соседа, чтобы посмотреть, "не случилось ли там чего-нибудь", и, таким образом, я убедился в том, что мебель, картины и заглавия книг, мною виденные, – все было там именно так, как я видел предыдущею ночью непонятным для меня путем..."

Этим кончается первая история. Автор второй истории не называет своего имени.

"В конце сороковых годов я воспитывался в московском коммерческом училище, – сообщает он, – где в то время преподавателем немецкого языка и воспитателем старших классов был господин Ш. Это был достойнейший и уважаемый человек. Часто по вечерам, в дни его дежурств, после репетиции он собирал нас и рассказывал различные случаи из своей богатой воспоминаниями жизни. Однажды у нас зашел разговор о сверхъестественном, и Ш. рассказал следующее:

– Давно это было, господа, лет двадцать, если не больше, в бытность мою студентом Дерптского университета. В ту памятную для меня осеннюю ночь я возвращался с одной вечеринки в сопровождении моего задушевного приятеля и однокурсника Г. Дойдя до дома, где он жил, Г. предложил мне переночевать у него. Хотя мне было и недалеко идти, но на Мариенгофе, где я тогда жил, осенью и весной бывала непролазная грязь, и я с большим удовольствием принял предложение моего приятеля.

Г. нанимал маленький, в две комнатки, флигелек, уединенно стоявший в глубине довольно большого двора. Подходя к флигелю, мы заметили, что окна его освещены.

– Разве к тебе кто-нибудь приехал? – спросил я, зная, что Г. жил совершенно один.

– Нет, я никого не жду. Да притом квартира моя заперта и ключ от нее у меня. Любопытно, кто бы это мог быть? И как он попал туда? Посмотрим-ка в окно!

Мы подошли к одному из освещенных окон, заглянули внутрь и остолбенели: прямо против нас, на диване, перед столом, тускло освещенным мигающим пламенем оплывшей свечи, сидел в халате и читал книгу не кто иной, как сам Г.!

Едва сдержав крик изумления, я взглянул на своего приятеля. Побледневший, широко раскрытыми удивленными глазами и с каким-то жадным любопытством смотрел он на сидящего.

Я протер глаза и вторично взглянул в окно. Перед глазами опять была та же картина. Я слегка толкнул приятеля локтем:

– Кого ты там видел? – кивнув на окно, спросил он меня, сдерживая волнение.

– Как это ни странно, но я видел тебя!

– Да, я тоже видел себя... Какое удивительное сходство! Как будто мой двойник, – задумчиво проговорил Г. – Очевидно, это чья-нибудь шутка; пойдем и убедимся в этом. Моему двойнику некуда деваться; выход один.

Войдя в сени, мы зажгли висевший там фонарь, аккуратно заперли входную дверь и вошли в квартиру. Опять удивление! Свет исчез, и лишь мягкий серебристый свет луны слабо освещал комнаты.

Осмотрели свечу; она была в таком виде, как будто ее и не зажигали. Предполагая, что мистификатор, заслышав нас, успел куда-нибудь спрятаться, мы начали его искать. Обыскать квартиру студента – минутное дело, но мы так тщательно искали, как будто отыскивали потерянную иголку. Однако все наши поиски ни к чему не привели – двойник как сквозь землю провалился.

– Что ты об этом думаешь? – обратился ко мне Г.

– Я сам хотел предложить тебе этот вопрос.

– По моему мнению, это не что иное, как галлюцинация. Хотя странно, что она явилась у нас обоих одновременно и в одинаковой форме.

– Ну и успокоимся на этом! Завтра, может быть, найдется решение этой загадки. "Утро вечера мудренее", говорит пословица. А теперь пора спать, сказал я.

– Тебе придется лечь на этом диване. Ты не боишься? – спросил меня Г.

– Что за вздор!

– Ну и отлично, а я лягу в другой комнате, на своем обычном месте.

Лелея надежду поскорее заснуть, я лег и загасил свечу.

Но сна не было. Мысль, помимо моей воли, лихорадочно работала в одном направлении, стремясь найти хоть какое-нибудь объяснение заинтересовавшего меня факта появления двойника. Как ни старался я изменить течение своей мысли, все было напрасно и желанного сна все не было.

Моему приятелю, очевидно, тоже не спалось: через тонкую деревянную перегородку, разделявшую нас, я слышал, как он беспокойно ворочался на своей постели, откашливался и изредка бормотал что-то.

Я окликнул его.

– Совсем, брат, не спится, – ответил он. – Какое-то беспокойство овладело мной, какое-то невыносимо тягостное чувство гнетет меня. Стыдно сознаться, но мне просто страшно здесь. Я перейду к тебе, я не могу оставаться в этой комнате.

– За чем же дело стало – переходи.

Через несколько минут Г. перебрался ко мне. Мы закурили трубки и заговорили о происшествии этой ночи. Вдруг в соседней комнате раздался страшный треск, сопровождаемый ужасающим грохотом, послышался сильный стук как бы от падения чего-то огромного, зазвенели разбитые стекла, волна чего-то удушливого хлынула в нашу комнату, перехватило дыхание...

Обезумев от страха, растерянные, мы бросились к дверям и остановились на пороге, пораженные... Перед нами высилась груда обломков досок, балок и мусора;

потолок вместе с накатом рухнул и скрыл под собой все, находившееся в этой комнате".

Так кончается вторая история о причудливом сочетании странных сил и результатов их воздействия на наш мир, наш уровень бытия.

Чаще всего появление двойников означает близкую смерть. На этот раз ее удалось перехитрить.

Любопытное и вместе с тем трогательное свидетельство оставила одна американка:

"Шесть лет тому назад я ехала по железной дороге от Ниагарского водопада до Висячего моста. Оглянувшись случайно назад, на дверь вагона, я увидела мать мою; улыбаясь, направлялась она ко мне со своим вечным белым мешочком в руках. Я вскочила с места с радостным возгласом: "Как, матушка! Вы здесь?", бросилась к ней навстречу. Но она исчезла так же мгновенно, как и появилась. Я спросила стоявшего у дверей вагона кондуктора: "Куда ушла дама с белым мешочком?" Он отвечал, что как раз в ту минуту, когда он увидал ее и хотел предложить ей взять ее мешочек, она исчезла. Обратившись к сидевшей около меня даме, я спросила: "Видели ли вы ее?" – "Да, – отвечала моя соседка, – но она тотчас же ушла".

Я была очень этим встревожена, предчувствуя недоброе, и по прибытии на станцию послала телеграмму, спрашивая о здоровье матушки. Мне ответили, что она была серьезно больна, но теперь начала уже поправляться.

Впоследствии я узнала, что в тот же день и приблизительно в тот же час, когда мы трое видели ее в вагоне близ Висячего моста, она лежала больная в Уэстер-фильде, на расстоянии многих миль от нас, и ей снилось, что она находится со мной в вагоне".

К тому же периоду – концу прошлого века – относится и наше отечественное свидетельство.

"У меня был товарищ по семинарии, с которым я был дружен и в продолжение богословского курса вместе квартировал, – рассказывал в своих посмертных записках протоиерей о. Соколов. – Это – сын болховского священника Николай Семенович Веселов. По окончании курса семинарии он остался учителем уездного училища, а я по окончании академии поступил священником в Херсон. Но в одно время приснился он мне так, что я понял, что его нет в живых. Написал к отцу его и получил ответ, что сын его умер как раз в тот день и час, когда я видел его во сне. Мне снилось, будто я нахожусь на херсонском кладбище подле одного ветхого пирамидального памятника, в котором от вывалившихся камней образовалось отверстие шириною около пяти вершков. Из любопытства я влез через отверстие вовнутрь памятника. Потом хочу вылезти назад, но в темноте не нахожу отверстия. Я стал ломать каменья, и блеснул свет. Проломав отверстие больше, я вышел и очутился в прекрасном саду. На одной из аллей вдруг навстречу Веселов.

– Николай Семенович, какими судьбами? – воскликнул я.

– Я умер, и вот видишь... – отвечал он.

Лицо его сияло, глаза блестели, грудь и шея были обнажены. Я бросился к нему, чтобы поцеловать его, но он отскочил назад и, отстраняя меня руками, сказал:

– Я умер, не приближайся.

Я как будто поверил, что он на том свете, и испугался. Я взглянул на него и заметил, что лицо его было весело. Страх мой пропал. Веселов прошел мимо меня, я пошел с ним рядом, не дотрагиваясь до него.

– Я жив, хотя и умер, умер и жив – все равно, – сказал он.

Слова его показались мне так логичны, что я ничего не мог возразить на них. Когда мы приблизились к памятнику, он сказал:

– Прощай, ты пойдешь домой. – И указал мне на отверстие. Я полез и тут же проснулся" (Приложение к Херсонским епархиальным ведомостям. 1891. № 11).

В одном старинном городе произошла в наши дни поразительная история, герой которой просил не называть его имени. Представьте себе влюбленных парня и девушку. Он симпатичный, немного застенчивый, сосредоточенный, внимательный. Она очень обаятельная, наблюдательная, сметливая. Ему пора идти в армию. Служба нелегкая, в солдатской бане по углам лед, не хватает угля, не работают котлы; старослужащие, "деды", как их окрестили, стягивают со слабых одеяла (иные спят под шинелью), берут себе масло из солдатских пайков; оружия не дают, приходится работать на кухне, на офицерских участках, на лесоповале, на строящемся шоссе. Парень, приуныв сначала, находит силы противостоять невзгодам.

Зимой – простуда, лазарет, по ночам душит кашель. И как раз в это время он перестал получать письма от девушки.

Поправляется, является в часть, ждет писем – их нет. Может, нашла другого, штатского? Отправляет очередное солдатское письмо – снова молчание. Ладно. Ждет. Надеется. Потом пишет родителям. Спрашивает о ней. Через три недели – от них письмо. О ней ни слова. Забыли его вопрос?.. Или...

Служба идет своим чередом. Наконец и с техникой довелось ознакомиться. Привык солдат и к будням, и к лишениям – и вот словно невидимая кисея прикрыла от него прошлое. Будь что будет. Как поется в давнишней песне, если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Подружился с сибиряком. При луне, даже после отбоя, успевают сыграть партию в шахматы.

Читает старенькую книжку Чехова – там все-все о любви, и об измене, и о надежде, даже о дуэли. Молодому дуэлянту Лаевскому его избранница изменяет с полицейским приставом Кириллиным, а он этого не замечает, стреляется из-за какого-то пустяка с зоологом фон Кореном, из немцев, изучающим фауну Черного моря, – оба, впрочем, остаются живы и здоровы.

Солдат узнал, как это бывало раньше, лет сто назад:

"Она уже два раза, в отсутствие Лаевского, принимала у себя Кириллина, полицейского пристава: раз утром, когда Лаевский уходил купаться, и в другой раз в полночь, когда он играл в карты. Вспомнив об этом, Надежда Федоровна вся вспыхнула и оглянулась на кухарку, как бы боясь, чтобы та не подслушала ее мыслей".

Солдата поражало, как просто думала обо всем этом сама Надежда Федоровна, молодая дама из прошлого века. "Она с радостью соображала, что в ее измене нет ничего страшного. В ее измене душа не участвовала; она продолжает любить Лаевского, и это видно из того, что она ревнует его, жалеет и скучает, когда он не бывает дома. Кириллин же оказался так себе, грубоватым, хотя и красивым, с ним все уже порвано и больше ничего не будет. Что было, то прошло, никому до этого нет дела, а если Лаевский узнает, то не поверит".

Все прошло, она как бы и не изменяла, тем более что любимый даже и не поверит, если узнает. Солдат перечитал рассказ и всю книжку. На сон грядущий возникли ретрообразы. Дама с завитками волос, самая красивая и молодая в городе – так она думала о себе. Дельфины выпуклых ног в ярко-фиолетовом, серебристо-анилиновые подвязки, тускло-искристое свечение полукорсета с хлесткими, растягивающимися, как тонкая проволока, шнурками. Даже она понимала в то утро, что это тайна с ее приглушенными звуками, которые могут рождаться, когда ломают ветки, рвут цветы и косят густую траву. А он не видел и не слышал, разрушая привычно-неуклюжими словами и движениями начинавшуюся музыку особого мира, который она создала вокруг себя силой женской фантазии. И еще поразило солдата вот что: когда она решила, что все, конец, он снова появился и потребовал свое, и она уступила. Выходит, любовник – явление пожизненное. Этого солдат не знал до Чехова.

Надя... так звали и его девушку. Совпадение. Солдат стал немного философом, подумал, что это на пользу. Просто философия – роскошь, а вот когда такие обстоятельства – как раз впору о ней вспомнить.

...Ему снится странный сон. Будто бы идет Надя в очень светлом платье, и волосы ее, плечи, руки сияют от солнечных лучей. Он ее окликает. Она молчит, улыбается ему таинственно, удаляется – и ни слова, ни единого словечка. А там склон с высоченной травой. И она почти бежит туда. Он не успевает за ней. Она скрылась в волнах травы. Он ищет и зовет – нет ответа. Он замирает. Идет ее мать в черном платке. Она прикладывает палец к губам: молчи, мол. Он зовет в последний раз и просыпается. Дружок его тоже просыпается, спрашивает:

– Ты кого-то звал?

– Так... прошлое.

– Не горюй!

– Обещаю.

Миновала зима, последние метели были уже в марте, потом – солнце, теплая вода, синие разводья на реке, теплые после полудня золотистые стволы сосен, Теплей и светлей солдату. Летом обещали отпуск. Нет, не надеется, но вспоминает и держится. И друг рядом. Пожал руку на платформе, пожелал счастья. Поезд идет на запад. Думает солдат: что же с ним происходит? Свободное время – мать философии. Утро. Еще одно. Вот он, родной город. Выходит из вагона. Глазам не верит.

Она. Надя. Идет к нему. На ней длинное белое платье. Улыбается. Она уже рядом, в ее улыбке – грусть. В левой руке букет папоротников и невзрачных лесных цветов.

Солдат растерян, спрашивает, почему не писала, что случилось, хотя не хотелось с этого начинать, и вообще – он был готов ко всему. Если захочет сама расскажет. А Надя говорит с ним негромко, в глазах – потаенный свет, ласка. Прошлое совсем как бы растворилось, остаются они, он и она.

– Зайдем в кафе? – спрашивает она. – Не здесь же объясняться – люди.

– Зайдем, – отвечает он, – я и сам об этом подумал. Здесь, у вокзала, есть то, что нужно, помнишь?

Еще бы!.. Она помнила. Они сюда зашли, когда она его, стриженого, провожала в армию в прошлом году.

Сели за столик. Такие же холщовые скатерти, бумажные цветы на салфетке. Она говорит:

– О себе расскажу, а ты как? Меня помнил там, в краю гор, тайги и бурых медведей?

Подошел официант, поздоровался, принял заказ. В зале свободно, он вернулся через минуту-другую с подносом в руке, принес красное вино, хлеб, наполнил бокалы.

– Кофе заказать? – спросил он громко. Солдат полуобернулся к Наде, да слишком резко. Опрокинул бокал с вином – и прямо ей на колени. Забыл о кофе, даже покраснел от досады. Вслед за официантом Надя быстро пошла к туалету, бросив на ходу:

– Не переживай. Пойду замою.

Прошло десять минут. Официант подошел с кофе. Нади нет. Насчет кофе она так и не успела дать ответ. Может, лучше сок или чай? Солдат озадачен, поднялся и пошел к дамской комнате. Под темным женским профилем на табличке курила у двери девочка в сиреневом платье.

– Ты знаешь... – обратился к ней солдат и попросил посмотреть, что за дверью происходит.

Она кивнула, улыбнулась, вошла туда и вернулась, оглаживая влажной рукой лоб, – видно, освежилась под краном.

– Никого там нет, – сказала она. – Хочешь, сам зайди. Говорю же никого! Значит, потерял ее, – снова улыбнулась девочка.

Солдат приоткрыл дверь туалета. В сердцах захлопнул ее, выбежал на улицу, обежал вокруг кафе, вернулся, расплатился с официантом, хлебнул два глотка красного терпкого вина... Что делать? Пора домой, решил он.

Дома мать рада-радешенька. А сын невесел. Она звонит отцу на службу. А сын ее перебивает и о Наде...

– Надя? – воскликнула она. – Да ведь она умерла несколько месяцев назад. Мы и сами узнали с опозданием. Думали, ты знаешь, или расстраивать тебя отец не хотел, уже не помню... Белокровие у нее было, в два-три месяца ее свалило.

– Как умерла? Что ты говоришь? – Брови солдата сошлись на переносице. Да я с ней только что был в кафе. Она меня на вокзале встретила, мать! Одумайся! Вот с этим букетом встречала. Мать... что с тобой?

А та – в слезы. Пришел отец, нашел фото в альбоме, вместе с сыном направился в кафе – и к официанту с фоткой улыбающейся Нади.

– Она самая, – кивнул официант. – Только что сидела с вашим сыном вон за тем столиком. Кофе они не стали, видно, спешили. Она даже раньше вышла, платье замыть, красное вино на него попало.

Отец молчит. Даже слегка в лице изменился. Через полчаса солдат звонит матери Нади, слышит в ответ то же – белокровие... и все. Стало не по себе, потревожил пожилую женщину, которая ему снилась и просила заранее как будто не говорить с ней о дочери. Нелегко ей, поди.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю