Текст книги "Призрак времени"
Автор книги: Владимир Савченко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
3. Доказательство по-вселенски
I
Пробуждение вблизи Г-1830, на расстоянии 5 световых дней от нее, было последним; для них в их релятивистском сверх-разгоне все дальнейшее длилось несколько часов.
– Побриться! Подчепуриться! Одеть чистое!.. – весело скомандовал Корень, когда его товарищи вылезли из баков. Сам он был выбрит, из ворота чистой рубахи выглядывала тельняшка; ее Иван хранил еще с флотской службы, одевал крайне редко – последний раз при старте "Буревестника". Сейчас он был энергичен и подтянут, глаза блестели.
– А то б мы без тебя не догадались, – искоса взглянув на него, буркнул Аскер.
Не имело значения, что они через несколько часов умрут. Весило лишь одно: умереть оптимально. Не хуже, чем рассчитали и спланировали.
В эти десятилетия слепого полета были дежурные пробуждения – для корректировки курса. В предпоследнем Бруно обнаружил чутошное искривление курса. Несколько дней следили постоянно. Физик не разрешал исправлять курс: наблюдал, как меняется положение звезд-ориентиров, вычислял. Все стало ясно: это было отталкивание Г-1830, то предвиденное им антитяготение. Так звезда выдала себя: она именно там, куда летели.
Исправили курс, задали поправки гироавтомату – и снова в контейнеры УЗП. Припасы почти иссякли.
Вообще по обстоятельствам этих последних дней и часов своей жизни они почти что и не были людьми; так, на самый минимум поддержания тонуса и жизнедеятельности. Чтоб быть в форме. И тем не менее они сейчас были больше люди, чем все родившиеся на той планете.
Сама картина релятивистского полета, при которой яркое звездное небо было только впереди, тусклее по бокам – и там зримо менялось расположение ближних светил – и инфракрасно-черное позади, делала их звездными существами, людьми Вселенной.
II
Теперь, на подлете, звезду увидели и в носовой телескоп. Черная дыра, заслоняющая, будто заглатывающая окрестный звездный планктон. Она росла – и вскоре была заметна без телескопа прямо по курсу.
Тони хохотал в восторге, стоя в носовой обсерватории, хлопал себя по бокам, крутил головой.
– Ты чего? – озадаченно спросил Корень.
– Нет, ну ничему же нельзя верить, ничему и никому, даже звездам! Я ведь до сих пор, знаешь, все-таки сомневался: есть ли то, к чему летим? Доводы-то косвенные. А теперь вижу: вот она, чертовка. Но коли так, прочие то звезды, каталоговые светила, кои заполняют небесное пространство… там ли они, сердешные? Есть ли они?.. Вот и верь после этого глазам своим!
И пилот снова засмеялся, закрутил головой.
Вскоре в телескоп заметили и другую быстро смещающуюся черную дырочку в трех десятках поперечников от звезды-дыры. – Будь я проклят, но это же планета! – сказал Тони. – Планета Марины, а? И как теперь будет с тем ее парадоксом? Есть там кто или нет? – Есть ли, нет ли, но если у нас получится, то ничего не будет: ни планеты, ни парадокса, – ответствовал Корень. – Чепуха все это, кабинетщина, – поморщился Бруно. – Выбросьте из головы.
Роли были четко спланированы и распределены. Главное, не дать Г-1830 своим антитяготением (кое все росло и около тела звезды будет чудовищно сильным) сбить звездолет с точного курса на центр ее. Не оттолкнуть, об этом при такой скорости не могло быть и речи; но – чуть сместит, чуть зазеваются – и проскользнут по касательной. И все зря.
Умирать им пролагалось с наибольшим ущербом для Г-1830, не иначе.
Для этого Бруно Аскер впереди, корректирует все сносы движением маховика гироавтомата – по перекрестию на центр черной дыры, Корень на корме единственым маневровым двигателем – тоже по перекрестию на видимый в инфракрасных лучах диск лже-Г-1830 позади, на ее центр. "Будем держать курс и в хвост, и в гриву", сказал капитан. И так до последнего, сколько хватит сил и жизни их.
И самая серьезная корректировка – при старте "Ласточки" с Летье. В нее сложили, упаковали дискеты с данными наблюдений, снимки, числа измерений. Тони должен будет вывести разведракеты в тот "сектор Антареса", чтобы когда – и если – здесь появятся другие исследователи, им легче было ее искать. Ясно было, что отвернуть от звезды-дыры на такой скорости можно было только при самых больших ускорениях, кои, когда пойдет форсаж, пилоту не вынести – да и смысла пережить их особенного нет.
Как раз пошла самая интереснятина для съемок и замеров: та же "планета Марины" вот… Ничего, что разбираться в этом материале будут не они. Важно его добыть и сберечь.
… Первые межпланетные станции с Земли шли в дальний космос, за Юпитер, Сатурн, Нептун многие месяцы. У их звездолет здесь одолевал такие дистанции за минуты.
III
Они еще успели постоять в обнимку в носовой обсерватории: Бруно в середке, Иван справа, Антон слева. Вращение выключено, веса нет, ноги держат на полу магнитные присоски в башмаках. Черная дыра Г-1830 впереди выглядела маленьким диском, с просяное зернышко. Дистанция была подальше, чем от Плутона до Солнца – Летье помнил вид своего светила оттуда.
– Когда начиналось космоплавание, – задумчиво сказал Иван, – каждому, кто побывал на орбите, прсваивали геройские звания. И слава на всю планету, награды… А что их интересный, содержательный полет по риску против героизма шедших в атаку солдат? У космонавтов погибал один из двадцати, а в атаках каждый третий. А то и второй. А то и все.
– Так за содержательность полета и награждали, – вступился за своих Тони.
– Ладно вам, говоруны, – сказал Бруно. – Антон, ты вот в "Ласточке" непременно говори что-нибудь.
– Что?
– Неважно. Ну, стихи читай, что ли. Громко, отчетливо. Я буду слушать. Если есть нуль-слой, это как-то отразится.
– Ну, допустим. Но этот факт "Ласточка" уже с собой не унесет.
– Знать-то все равно надо. Лучше, чем не знать.
Черное "зернышко" Г-1830 за время этого разговора стало заметно крупнее просяного.
– Все, за дело! – сказал капитан.
IV
Летье собрал с датчиков и приборов последние данные, снимки. Сложил все в герметический ящичек из титана. В кормовом отсеке пожал руку Ивану; разговаривать больше было некогда. Заглянул в носовой, махнул рукой оглянувшемуся на него от пульта Аскеру – и быстро по скобам к гнезду «Ласточки». Так же быстро все упаковал, закрепил, закрепиться в кресле старт. Двое оставшихся почувствовали его: дрогнул корпус, сместились перекрестия в на носовом и кормовом экранах. Быстро исправили. «Буревестник» снова шел строго по лучу к центру Г-1830. Она уже была размером с Луну.
Бруно увидел, как в верхней части черного диска взметнулся протуберанец размером больше него. Диск рос и протуберанец рос.
Хуже всего пришлось Кореню – он погиб первым. Звезда позади была ложной и из-за релятивистского смещения спектров даже незримой, тепловой. Но жар от нее, от стекавших из мирового пространства в черную воронку Г-1830 лучей – был настоящий. И он нарастал точно так, как если бы звездолет не уходил прочь, а падал на звезду, падал на солнце.
"Так вот что чувствовали те, кого сжигали на кострах," – подумал Иван напоследок. Горела одежда и волосы, жгло кожу – но странно: он чувствовал покой и величие. – "Что ж, хоть не я первый… Главное, чтоб не зря…"
Поворот пальцами регулятора на щитке возбудил бы боковой импульс в дюзах маневрового двигателя – и, вероятно, увел бы от жара, уменьшил его. Он не сделал этого движения пальцами.
Последне, что он почувствовал: как по лицу что-то текло; это были не слезы – лопнувшие глаза.
К Бруно этот жар пришел позже. Черная дыра Г-1830 уже распространилась на половину экрана; ясно было, что не промахнутся, не соскользнут по касательной. Но не промахнуться это не все. Аскер понимал несоизмеримость тел и энергий звездолета, даже с релятивистски умноженной массой, и звезды. Поэтому он и просил Летье, чтобы тот из ракеты дал связь, дал голос и слова. Но тот пока молчал.
V
Ни одна ракета не стартовала еще со звездолета, летящего с почти световой скоростью. И главное, вперед, то есть добавила себе все эти Лорентцовы коэффициенты. Но Тони понимал, что все просто: ориентир – Антарес, гнать в ту сторону, вывести двигатель на сверх-форсаж. И добавлять огня в одну дюзу, чтобы отворотить от черного ада подлинной Г-1830 впереди и от жара-накала ее фантома позади. Как между Сциллой и Харибдой. И заодно как можно круче изогнуть траекторию, чтоб все-таки не к Антаресу летела его «Ласточка». Ищи ее там, свищи.
Так что было не до стихов. Одна рука на штурвале, пальцы другой на пульте, глаза в "сектор Антареса" и на немилую черную дыру. Ускорение поворота все нарастало.
При всем том в мозгу Летье звучала музыка. Концерт Грига для фортепьяно с оркестром, самый любимый.
У него с юности был этот довольно редкий дар – музыкальной ассоциации. Какой-то случайный звук: лязг, стук, шелест листвы под ветром, чей-то оклик могли вызвать в памяти совпавшую самой малостью, пустяком по звучанию мелодию. Вот и лязг раскрывшихся створок гнезда при старте "Ласточки" совпал – самой малостью – с фортепьянными аккордами начала этого концерта. С их внезапным ниспаданием, вскриком клавиш. И дальше ничего не надо было, зазвучал в голове и оркестр – сдержанно-ритмически, будто смиряя, успокаивая этот фортепьянный вскрик, если не вопль, героического отчаяния. Просто удивительно, как все это было к месту, ко времени и обстоятельствам: гибели их ради погибели чуждого мира.
Музыка – язык Вселенной. Это Тони понял еще в первых полетах в Солнечной.
… Форсаж с поворотом – смертельный номер. Черная пропасть Г-1830 уходила вправо и вниз. Жар позади слабел. Впереди пылал смещенным голубым накалом Антарес. "Надо не на него, левее." Еще форсаж. "Ласточку" трясло.
Сейчас он весил, пожалуй, около тонны. Спинка кресла поддавалась. Внутри, он чувствовал, что-то рвалось и текло. Не только внутри – струйки крови в углу рта и из ноздрей. От сознания, что гибели не избежать, сам на это пошел, эти ощущения были как-то менее болезненны и не очень интересны. Главное, не потерять сознание раньше времени.
На всякий случай закрепил рукояти форсажа и поворота; теперь двигатели будут так работать, пока не выгорит топливо.
А концерт Грига все звучал в мозгу, в душе. Надо еще стихи, Бруно просил. Услышит ли?.. Он ворочал пудовым языком; но микрофон у гортани воспринимал:
– Вы ушли, как говорится, в мир иной.
Пустота. Летите, в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса…
"Не то. Съехало. Вот другое из Маяковского." И в кабине рядом с Григом, седым лохматым стариком-композитором в космосе был другой звездный человек, давний и вечно молодой поэт. Застреленный властями два века назад за свою популярность – с имитацией самоубийства.
– Вашу мысль, выжиревшую на размягченном мозгу,
Как старый лакей на засаленной кушетке,
Буду дразнить об окровавленный сердца лоскут.
Досыта изиздеваюсь, нахальный и едкий…
«… и у меня внутри уже окровавленный сердца лоскут. И не только сердца. Ни хрена!»
– У меня в душе ни одного седого волоса
И старческой нежности нет в ней.
Мир огромив мощью голоса,
Иду – красивый, двадцатидвухлетний…
VI
И Бруно услышал! С начала эти слова сквозь трески разрядов – трудно было узнать голос Тони; затем и то, о чем мечтал, чего ждал и предвидел: перевертыши!
– … сердца лоскут…
– … туклос… ацдрес…
– мир огромив… виморго рим…
Это значило, что нуль-слой есть! Ракета "Ласточка" около него проходила. Конечно! Есть наше пространство-время – и чуждое с противоположными свойствами; как не быть промежуточному слою. Где и то, и се, и не то, и не се… черт знает что, то время, то антивремя. Потом разберутся. Главное, он есть. И в звезду внедряется на наибольшей из скоростей не просто тело с массой, но и наше пространство в чуждое. То, что по Дираку в миллионы раз плотнее и мощнее. Теперь другое дело!..
… И вдруг Бруно Аскера осенило: это вторжение! Эта мысль не вытекала и не могла вытекать из его знаний и теоретических построений. Просто Галактика даровала ему такое понимание. Да, это вторжение. Оно длится миллионы лет – не так и много по вселенским меркам. И самой Галактиике нашей непросто было разобраться: что, как и откуда. Они своей "неудачной" экспедицией ей в этом помогли. А сейчас еще более – отражают вторжение передовой звезды той галактики, что виделась в Тельце, а была в Скорпионе…
– Тони, Иван! Мы отражаем вторжение! – заорал он возбужденно в микрофон среди накаляющихся стен носового отсека. – Понимаете: мы отражаем вторжение!.. Вы слышите меня?
Но те уже не слышали. В кормовом отсеке дымился, обугливался труп Кореня. У Антона Летье от перегрузки остановилось ставшее многопудовым сердце.
VII
Теперь на плавящемся сзади «Буревестнике» один Бруно Аскер, забывший свое имя, просто Физик-Устремление, пер в черный огонь Г-1830.
Он стоял у пульта. "Теперь я настоящий физик, не ради успеха и признания, не тварь дрожащая. Сейчас это ощутит и сама Г-1830, коварная звезда. Ощутит крепко, останется здесь вмятина во взбаламученном пространстве, останется долго. Пусть другие прилетают, исследуют. Немало откроют – даже если и не земляне.
Он снова постиг Вселенский смысл происходящего. Идет Вторжение – той галактики, из Треугольника – то есть видимой в Треугольнике. И они вместе со звездолетом часть своей Галактики, не только тела ее, но и ума, души. И теперь, когда поняли и достигли, значительная часть. Действующий орган, от точности и умелости которго зависит многое.
… и постиг он извечную мудрую силу своей науки, мощь ее идей, открытий, даже ошибок и заблуждений. Потому именно эта наука так и изменила, в конечном счете, жизнь людей на Земле и вывела их в космос, во Вселенную – из мирка в большой настоящий мир. Мощь эта прежде всего состояла в том, что БЫЛО ЧТО ПОЗНАВАТЬ. Познавалось – через все мелкие ложные представления, слепые тыканья – Тело Вселенной, Ее Жизнь во всем размахе, плотности и глубине. И шло присоединение к Ней.
Суть присоединения была проста: не тела какие-то, не массы их несли скрытую энергию Е=Мс2. Это он сам был Мс2 – и своего тела, и массой всего звездолета; а с учетом релятивостского разгона так и гораздо больше.
– Я – Мс2, эм-цэ-квадрат, я!!! Не Е, а Я!!!
Ничто была пред этим присоединением сейчас его паникующая от болей всеми нервами белковая земная плоть, как ничто была и земная жизнь. Сейчас Бруно был и Средой Дирака, и пракрити древних индусов, эфиром, Дао китайцев – был Телом Галактики, в коем звезды лишь заметные вкрапления. Немыслимо плотным живым, звездно-горячим Телом.
Выростом этого тела, разящим другое, чуждое.
И когда "Буревестник", весящий, как три десятка звездолетов, с горящей и плавящейся обшивкой вторгся в черную хромосферу Г-1830, которая жгла и светила сзади, хоть и была впереди, горящий Бруно, не чувствуя боли, кричал:
– Победа! ПОО-ОБЕ-ЕЕДАААА!.. – потом, сползая на пол, хрипел в агонии, но и хрипел победно.
"И мертвые, прежде чем упасть, делают шаг вперед."(Стихи об атаке, не помню чьи.)
Эпилог
Все это произошло за 6 лет до возврата на Землю тех троих. Но информация о случившемся у звезды Г-1830 дойдет гораздо куда позже.
Да, для Земли они – давно погибшие. Но для Вселенной живы. И будут живы всюду до тех пор и до тех мест, куда донесут световые лучи информацию о синхронных событиях: вспышки лже-звезды Г-1830 и колыханий пространства, звездных "кругов на воде" в истинном ее месте. Разные существа в Галактике уловят это, будут строить долгадки, наблюдать, исследовать – и что-то поймут о мире большее, чем понимали до этого.
Звезды – газо-плазменные шары – не очень устойчивые образования во Вселенной. При таких температурах: тысячи градусов снаружи и до миллионов в центре – и процессах внутри оно и не удивительно. В сущности это кое-как обуздывающий сам себя миллиарднолетний термоядерный взрыв. Когда обуздываются с трудом – переменные, пульсирующие; когда процесс сбрасывает узду – вспышка новой или сверхновой.
Таран разогнанного хоть и до многократного релятивистского умножения массы "Буревестника" был для Г-1830 мельче булавочного укола. И тем не менее "булавка" шар проколола, он лопнул. Будущие исследователи, не только земные, видимо, докажут, что решающую роль здесь сыграло не вещество (хотя оно и было "анти-" для той звезды), а внедрение куда более плотной субстанции – самого пространства нашей Галактики; оно ведь тоже было "анти".
Увидели в Солнечной системе в октябре 2143 следующее:
Известная два века, "справочная" Г-1830 вспыхнула Новой. На сверхновую ее блеск не тянул, но видна была и в сумерках – ярче Венеры. Это с десяти-то парсек. Вспышка длилась с неделю, потом стала опадать.
В противоположной стороне, в созвездии Скорпиона, телескопы заметили и засняли нечто не столь эффектно яркое, но куда более сенсционное: пространство там пошло… кругами. Все звезды в том месте, вплоть до мельчайших, составлявших тот участок Млечного Пути, изменяли согласованно видимое расположение так, будто бы они отражались в пруду, в который бросили камень.
Точка, от которой расходились "звездные круги", по координатам была строго противоположна видимой Г-1830; эти числа совпадали с сообщенными Аскером и Коренем в их более полно расшифрованных радиограммах.
Кроме Земли и Солнечной, оба события: вспышка и "круги" – были замечены еще в двух местах окрестного космоса. Там тоже оценили их синхронность и необычность. Были направлены космокорабли для исследований.
Но теперь и из Солнечной, понятное дело, тоже.
В следующие века в районе истинного нахождения Г-1830 побывало немало экспедиций, велись обширные исследования. Выловили в "секторе Антареса" разведракету с погибшего "Буревестника".
Наиболее всех исследователей занимали два направления: нуль-слой (от него ожидались перемещения вне времени) и есть ли еще в Галактике звезды, подобные этой? Таких обнаружили немало – по их светящимся фантомам. Потому что призраки они и есть призраки: никаких таких звезд не было, как не было и светившей Г-1830. Наличествовала видимость, коя всегда давала о себе знать ПО ЛУЧУ, впадавшему в "яму" истинной анти-звезды. Как лучи эти стекались к "яме" со всех сторон, так и звезды-призраки, в отличие от подлинных, обнаруживались жителями разных мест Галактики в несовпадающих местах и даже направлениях. Как только они смогли сравнить свои звездные карты, все стало на места.
По лучам от фантомов находили места "анти-звезд". И оказалось, что все они – со стороны той спиральной галактики, что видна была в Треугольнике, а на самом деле находилась в Скорпионе. И гораздо ближе, чем предполагали.
Но это уже другая история.
