Текст книги "Призрак времени"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

2. Парадокс Марины Плашек

I.

Небо над городом покрылось тучами, потемнело. Только западный край его подсвечивало солнце.

Искр поднялся, тронул рычаг: над балконом развернулся тент. Почти тотчас по нему застучали капли дождя.

– Дождь! – Галина протянула руки, подставила ладони под большие капли. Смотрите, идет "слепой дождь"!

Косые струи, подсвеченные низким солнцем, забарабанили по тенту, рассыпались радужной пылью на крышах соседних домов, образовали ручьи и лужи на асфальте. Люди попрятались под деревьями, улица обезлюдела. Только машины сновали по мокрой автостраде.

Астронавты молча и жадно всматривались в затуманившуюся картину города среди нахмурившихся гор.

– Сейчас будет молния! И гром! Ну!.. – воскликнула Крон.

– Молнии не будет, грома тоже, – сказал председатель. – Вечерняя поливка города: промыть улицы, освежить воздух. Через минуту кончится.

Верно, через минуту тучи растаяли в синеющем небе. Заблестели под солнцем крыши, над асфальтом поднялся пар.

– Жаль… – вздохнула Галина, села.

… Искра скаэал это автоматически, дал справку, как робот. Сам думал о другом, об услышанном только что. Мысли были тревожные, почти панические – в ключе: этого еще нехватало!

Он хорошо понимал состояние астронавтов "Буревестника", узнавших, что летят не туда. Люди готовили себя к подвигам, трудам и опасностям, а попали в дурацкое положение. Да если бы только они!.. Обратное течение времени. Открыто не в лаборатории под микроскопом – во Вселенной. Как мощное явление. И вполне возможно что равноправное с обычным.

Остап перебрал в уме звездные экспедиции за эти семь десятилетий. Их было послано четырнадцать. Не вернулись, потому что еще рано по срокам, три. Не вернулись, хотя все сроки прошли, то есть, видимо, погибли – четыре; включая и "Буревестник", кой теперь вроде как ожил. Те семь, что вернулись и привезли интересные наблюдения и результаты, все они летели ТУДА. То есть подтвердили, по большому счету, что мир такой. Каким его видим.

… А что если и те три "погибшие экспедиции" мы поспешили списать? Если и те астронавты как-то вернутся или дадут о себе знать? Это почти наверное будет означать, что и они столкнулись с какими-то суперявлениями и супероткрытиями во Вселенной, смешавшими все их карты; то есть по-крупному, что мир НЕ ТАКОЙ.

– Рассказывайте дальше вы, Марина, – предложил Март. – Вы принимали более активное участие в диискусси, чем я. Один ваш парадокс многого стоит!..

– Если бы его не высказала я, его высказали бы другие, – улыбнулась та. Это витало в воздухе. Понимаете, – повернула она голову к Искре, – мы, что называется, завелись. Почувствовали злость исследователей, даже ярость…

– У Бруно это точно была ярость, – усмехнулась Галина.

– Да. Но он-то и задал тон всему.

II.

Ярость это была, или что-то иное, но за часы, на которые они расстались, произошло то, его не могли добиться от Аскера за годы – ни намеками, ни подтруниваниями, ни прямыми замечаниями: он похудел. В отсек управления он пришел пострйневший и даже, кажется, помолодевший. Чисто выбрит, движения и жесты собранно-четкие; и в глазах действительно затаенный гнев исследователя, гнев мысли.

– Прежде всего приношу свои извинения нашим женщинам, – начал он, едва войдя в отсек, – за то, что вел себя неподобающим образом: повысил голос, наговорил резкостей… – И голос у Бруно стал четче, яснее. – На самом деле они – прежде всего Галинка – правы. Действительно произошло величайшее открытие – и мы на острие его. Так ли, иначе ли, по-дурному, по-умному… без нас не обошлось. Теперь предаваться унынию, распускать нюни, самобичеваться пустое дело. Словом, я был неправ, а Галина права. И Марина тоже.

Физик повернулся к ним, сидевшим рядом в углу, чопорно склонил лысую голову.

– Еще раз прошу простить…

Галина порозовела, с улыбкой кивнула. Марина поступила иначе: протянула руку тыльной стороной ладони вперед. Бруно понял, сделал шаг, поцеловал руку. Такое астронавты видели только в старых фильмах.

– Ага, можешь, – невозмутимо одобрил Корень. – Теперь давай высказывайся по существу. Я ж вижу, что тебе есть что сказать.

– Еще как есть-то… Понимаете, мы пожинаем сейчас плоды многовековой трусости мышления.

Физик не сел в кресло, ходил около него, останавливался, опирался на спинку. Будто возле кафедры в университетской аудитории, а не на мчашем в неизвестность звездолете.

– И трусости, как ни прискорбно, именно физиков – в том числе и меня. Ведь в плане теоретическом что произошло? Да ничего особенного: математическиерешения со знаком "минус" надо уважать точно так, как и решения со знаком "плюс". Только и всего. Это все мы ы школе проходили…Тем не менее в истории науки, истории фундаментальных открытий только один человек имел мудрое мужество так сделать. Вы знаете имя этого человека, потому что благодаря ему существует звездоплавание. Он открыл для него антивещество…

– Дирак, – негромко молвил Корень.

– Да. Поль Адриен Морис Дирак, первая половина ХХ века. Он построил теорию материи, по которой вещество порождается вакуумом как флюктуации этой плотнейшей среды. Вакуум, пространство – океан, вещество рябь на поверхности его… В смысле математическом эти флюктуации – решения квадратного уравнения. А их, как известно, два: одно с + перед корнем, другое с минусом. С плюсовым решением было ясно, это обычное вещество. Минусовое не с чем было отождествить, его по всем канонам полагалось отбросить. Но Дирак предположил, что и оно описывает вещество, только пока неизвестное нам: в нем противоположны знаки зарядов. У атомного ядра он отрицателен, а у электронов положителен… Дальше вы знаете: открытие позитрона, открытие антипротона – и так до синтеза антивещества. Дирак же предсказал и явление аннигиляции вещества и антивещества с выделением огромной энергии: ведь + и – взаимно уничтожаются. Т. е. тоже из самой простой математики.

– Он получил Нобелевскую премию, высшую награду для ученого в те времена, был вознесен, канонизирован… а теорию его, между тем, потихоньку удушили подушками. В ту пору свирепствовал "кризис физики": резкое противоречие новых фактов естествознания с прежними представлениями о мире и себе – что первичны тела (то есть и мы, ибо мы тела), пространство это пустота с полями и все такое. Должен сказать, что кризис этот не прекратился до сих пор, просто о нем перестали говорить. Больше того: сейчас мы с вами такие жертвы этого кризиса, как в давние времена банкроты и безработные были жертвами кризисов экономики.

– Выбор был не между частностями, теоретическими направлениями – а грубо прямой, между крайностями: или этот мир таков, как мы его воспринимаем, с телами и пустотой между ними, или совсем иной: есть плотная мировая Среда, а в ней различимы нами лишь неоднородности-флюктуации; они и есть "тела". Так вот, теория Дирака подтверждала именно Среду – и такой плотности, что против нее прежние модели – мирового эфира и тому подобное – были жалки: ядерной! И вещество действительно порождалось Средой просто и прямо, не только в смысле математическом. Это означало то, до чего сейчас дозреваем мы и, в частности, капитан Корень: мир совершенно не такой.

– И… все корифеи естествознания перед этой моделью, перед перспективой общего потрясения умов – струсили. Да извинят меня дамы, навалили в штаны. Валили они в них и потом, вплоть до нашего времени…

– Включая и тебя, – безжалостно заключил Корень. – Ты ведь тоже на Земле в корифеях ходил.

Бруно побагровел по самую лысину, замолк. Потом сказал с трудом:

– Да, включая и меня. И виноват наиболее в происшедшем здесь именно я. Одним своим присутствием, кое избавляло остальных от необходимости глубоко думать. Ну еще бы, с нами такой авторитет!.. Ухх… – он постучал себя по широкому лбу кулаком, крепко постучал.

– Ладно, так что там дальше с теорией Дирака? – направил разговор Летье.

– Что?.. Наиболее блестяще подтвердившаяся теория естствознания была отвергнута. Антивещество приняли, математический аппарат, из коего оно вытекает, тоже – куда ж денешься! Но модель ни-ни. Она забыта, как и Кризис физики… Тем самым был скомпрометирован и глубочайший Дираков подход: что за любым математическим решением – пусть с минусом, или в мнимых числах – есть какая-то реальность… Аскер помолчал, оглядел всех. – Тем самым так же неявно подушками было удушено и время со знаком минус, или, говоря острожнее, идея распространение света со знаком минус: не от источника, а К НЕМУ.

– Да, на Земле такого нет, в Солнечной системе тоже не обнаружили. Всюду, если видим что-то, то уверенно приближаемся: оно, это что-то, растет в размерах и оказывается на месте, где видели. Но что такое десятимиллиарднокилометровый поперечник Солнечной системы, которую свет пролетает за неполные сутки, в масштабах Вселенной, где дистанции измеряют световыми годами, световыми тысячелетиями и даже, если до иных галактик, миллионами световых лет? Пятачок. Точка… Почему же распространили представления из этой точки на всю необъятность?

– Но и в первых звездных полетах тоже ничего не обнаружили, – сказал Летье.

– Ну, присоединили к пятачку хвостик в несколько парсек, – пожал плечами физик, – Много ли это?.. – он заходил по отсеку. – И ведь не требовалось ни теоретических изысков, ни глубин. Просто чтоб заискрило что-то в умах, витало в воздухе: посматривайте, мол. Мало ли что здесь так!.. Тогда бы и мы посматривали на Г-1830 внимательней с самого начала, а не через 17 лет. И с гирокомпасом не опозорились бы.

Пришла очередь снова побагроветь капитану. Гирокомпас он себе простить не мог. Опустил голову.

III.

После речи Бруно в отсеке стало тихо. Каждый отнес к себе его слова. Корифей ты или не корифей, это никого не избавляло от необходимости думать; в том числе и на глубочайшие темы, о каких не думают на Земле. О свойствах пространства и времени, например. Лететь-то им, быть один на один с этими свойствами им. И тоже не заискрило…

"Недоумкуватость… – вертелось в голове Стефана Марта. – Приготовили себя к опасностям в виде каких-то активных проявлений космоса, даже к опасности долгого пути в одиночестве… а вот к беде по имени "недоумковатость" нет. И сейчас мы не столько жертвы, сколько дураки."

К себе, впрочем, он относил все это в меньшей степени. Во-первых, заметил неладное именно он; и поднял тревогу тоже. Во-вторых, свою работу он, конструктор звездолета в космосе, в пути, выполнил блестяще. Ему есть с чем вернуться на Землю, есть что показать. А вот остальным…

– Ничего не понимаю… – как-то растерянно улыбнулась Марина, посмотрела на всех. – Мы открыли звезду с обратным течением времени, так? Пусть. Давате рассуждать логично. Допустим, у звезды есть планета, а на ней мыслящие существа… Логически допустимо, верно?

– Да, ну и что? – повернулся к ней Летье.

– … Для тех существ их время течет "нормально". По-нашему же наоборот: там старики превращаются в юношей, потом в младенцев… но это, можно сказать, их внутреннее дело. Для них все выглядит так, будто это мы развиваемся от стариков к младенцам…

– … но это наше внутреннее дело, – вставил Летье. – Одну из кинолент намотали не с того конца. Герой сначала гибнет, потом бреется…

– … высаживая щетину на лицо, – добавил Корень.

– Да, – кивнула Марина, – и пока эти два мира не взаимодействуют, такое движение времен устраивает и нас, и тех существ – если они там есть. Но теперь системы взаимодействуют! Мы видим "антилучи" Г-1830, наблюдаем физическое явление, подчиняющееся иному времени.

– Вообще полностью изолированных систем нет, – заметил Бруно, усаживаясь в свое кресло. Его тоже заинтересовали размышления биолога.

– Теперь допустим, что мы сближаемся. Ну… к примеру, наш "Буревестник" подлетает к Г-1830 и ее предполагаемой планете. Существа на ней заметят наш звездолет. Это уже взаимодействие – и примем этот момент за общий нуль. Но… по логике времени за ним для существ планеты далее пойдет прошлое: минуты, потом часы и дни, годы, века, когда они еще не видели нас… – Марина перевела дух. – И наоборот, ДО этого момента, даже вот сейчас, антивремя Г-1830 разворачивает в обратном направлении их будущее, в котором есть и наблюдения, и воспоминания о нашем прилете. То есть даже, хотя мы в 14 парсеках оттуда, они знают о нас, о прилете… и какой это звездолет, от какого созвездия приблизился. Выходит, о нашем полете на той планете знали до того, как мы стартовали… и даже до того, как родились? Как это может быть? Какая-то "божественная обусловленность"?… – Марина снова растерянно улыбнулась.

– Где-то у тебя логическая ошибка, – сказал Летье.

– "Парадокс Марины Плашек"! Неплохо, – со вкусом сказал Бруно, удобней устраиваясь в кресле. – Стало быть, незачем туда и лететь? Мы там уже побывали, о нас помнят…

– Мы и не сможем туда полететь, – промолвил Март.

– Погодите, не об этом речь! – Марина встала. – И не о том, как назвать этот парадокс. Дело в другом: допустить, что у Г-1830 "антивремя", значит прийти к абсурду, к нелепому раздвоению события. По-моему, это имеет не только теоретический интерес. Возможно…

– … что-то еще поймем, все станет на место и звезда окажется все-таки там, где надо? – он мотнул лысой головой в сторону носа корабля. – Это вы хотели сказать, Марина?

Женщина пожала плечами: – Не совсем. Такой парадокс означает, что мы еще не разобрались в сути происшедшего. Во всяком случае, недостаточно, чтобы принимать решения и действовать. А ведь это нам и надо…

– Верно. Что ж, давайте вникать дальше… Кто, собственно, первый высказал могучую мысль, что звезда Г-1830 живет в антивремени? – Бруно оглядел всех.

– Ну, я, – подал голос Корень. – А что?

– Тогда объясни нам, пожалуйста, что такое время? Простое, не анти-.

– Время… гм… это объективно реальная форма существования развивающейся материи… – Капитан пытался вспомнить институтский курс философии. Как и любой нормальный человек, он был убежден в материальности мира, но в работе и жизни более полагался на здравый смысл, опыт и интуицию, чем на теории. – Мир существует в пространстве и времени. Все процессы и явления протекают во времени… Устраивает?

– Не совсем. Пока что ты как святой Августин, который говорил: "Пока меня не не справшивают, я знаю, что есть время. Но когда спросят – ничего не могу объяснить!" Напрягись и превзойди того святого, ты сможешь. Дай что-то попроще, для практики.

– Проще? Длительность событий – вот что время. Мы видим, что одно событие, например, прыжок кота на мышь, меньше, короче, чем, скажем, обращение Земли вокруг Солнцца. Поскольку все события имеют длительность точно так, как все предметы размеры, возникает универсальное понятие времени, вмещающего все события с их длительностями, наряду с понятием пространства – вместилища размеров. Вот…

– Неплохо, – кивнул физик. – Но что же тогда "антивремя"? Антидлительность? Чепуха. Продолжительность не имеет обратного знака, как и протяженность и размер. Так что же за зверь "антивремя"?

– Погоди, – Корень поднял ладонь. – Время продолжительность событий от начала к концу…

– А антивремя – длительность его от конца к началу? Браво!

– Где начало того конца, которым кончается начало? – глубокомысленно произнес Стефан Март.

Все оживились, будто свежий ветерок овеял их. Астронавты хоть не действиями, но силой мысли пытались противостоять тупику, куда загнала их Вселенная.

– Запутывай меня! – отчаянно взмахнул рукой Корень. – Я вот что имел в виду, когда употребил термин "антивремя". В известной нам части мира события происходят в определенных последовательностях. В частности, раскаленной термоядерными процессами внутри Солнцце испускает фотоны – и они растекаются от него во все стороны. Подчеркиваю: ОТ НЕГО. Если же мы наблюдаем обратное: свет звезды идет К НЕЙ, – почему не сделать вывод, что время Г-1830 течет в обратном направлении?

– Потому что это неверно! – отрубил Брун. – Не последовательность событий задана ходом времени. Она задает его! Это еще называют, если помнишь, связью причин и следствий. И с этой стороны все ясно: следствие – то, что гипотетические существа Марины у Г-1830 заметят наш "Буревестник", – никогда не наступит раньше причины, то есть прибытия нас туда. И нечего себе головы морочить.

– Что ж, мб= и так, – сдался Иван.

– Да, это объясняет, – кивнула Марина, – хотя и не все…

– Нет, я удивляюсь на вас, – подхватился с места Тони Летье. – И на тебя, Марина, и особенно на Ивана. Профессор давит на вас своим апломбом и авторитетом – и вы легко отказываетесь от своих правильных идей…

– Так или не так, – вздохнул Стефан. – что это меняет!..

Аскер повернулся к Тони, насупил лохматые брови.

– Чем сбивать с толка других, пилот, скажи что-то свое… если есть что.

– Есть! – запальчиво ответил Летье. – Время – нечто куда большее, нежели длительность событий. В этом сходятся представления людей и в философии, и в мифологии – начиная от бога Хроноса, поглощающего своих детей, то есть все, что он породил, – и в искусстве, особенно поэзии… все эпосы мира в конечном счете о времени! – и науки. В частности, представляемая тобою физика с универсальным символом t во множестве формул и уравнений, описывающих самые разные явления.

– Какой каскад терминов, какая эрудиция! – Брун поцокал языком. – Только я на Земле возвратил зачетки не одной сотне студентов, которые маскировали незнание предмета подобной трескотней. Чтоб они пришли еще раз…

– По сути, по сути, профессор!

– В твоих доводах нет сути. В подтверждение мысли "время это нечто" ты опираешься на гипотезы, кои сами еще нужно доказать…

IV.

– Постой, Брун! – прозвучал из угла отсека высокий звонкий голос Галины. Не прошло и часа, как ты говорил о трусости мышления, ошибках и непонимании, в том числе и собственном… и тебе было стыдно. А сейчас ты снова на коне, будто на ученом диспуте на Земле, где победить противников значит переговорить их. Но мы не на Земле. И побеждать-убеждать нужно не Тони, меня, Ивана и всех, а… как-то выходить из ситуации. Нас ежесекундно относит на сотни тысяч километрв в сторону Плеяд, а вы…

"Устами младенца…" – подумал Стефан.

И снова все увидели, как Брун умеет краснеть. Он смотрел на Крон, приоткрыв рот, видно, намеревался и ей ответить; тем временем краска заливала его лицо, достигла лба и лысины. Он сел, опустил голову. Все молчали.

– Ты права, девочка, ах, как ты права… – медленно проговорил физик. – А я просто старый самодовольный индюк. Привык ставить на своем. И студенты-то ведь часто со мной соглашались, лишь бы не было хуже, и сотрудники… Вот и ответ на твои недоумения, Марина, на недоумения всех. Нас заносит. Вместо поиска истин – победа над оппонентами. Не знаем ни что такое время, ни толком о мире причин и следствий, древнеиндийской кармы… Истина не в том – и спасибо тебе, Галинка, что я хоть сейчас уловил ее. Есть огромная Вселенная, мы в ней меньше мошек. Да что – меньше вирусов. И что бы с нами не присходило, от выдуманных ли "причин" к "следствиям", или реальных, если они есть, или наоборот – все это не может быть главным во Вселенских делах. Подробности десятого порядка. А мы все корчим из себя… и я тоже – будто мы пуп Вселенной. А вот если мы так. а что будет с нами и не нами такими же там – то?.. Понимаешь, разрешение твоего парадокса не в том, что те гипотетические существа увидят и как они стареют-молодеют… оно в том, что и они такие же микроскопические недоумки, как и мы, малые подробности на непонимаемом Главном.

– Ну, это тебя снова занесло, – не согласился Корень, – только теперь в иную крайность.

– Пока что занесло всех нас, – молвил Стефан. – И так далеко, как еще никого нкигда.

– Так я об этом и говорю, – сказала Галина. – Нам нужно туда лететь? Там есть звезда?

– Нет! – помотал головой Брун.

– Нету, Галинка… – грустно усмехнулся Летье; он утратил интерес к спору. – Не о чем и говорить.

Все посмотрели на капитана.

– Подождите, – сказал Корень. – Бруно, сначала резюме. Оно у тебя есть.

– Резюме? Если осторожно и честно, то мы столкнулись с явлением обратного течения света. Световых лучей, фотонов. Не от некоего центра-источника, а к нему… но там уже не источник, а сток? – Аскер пожал плечами. – А уж что за этим: иное время, антивремя или что-то еще… судить не берусь. Отсюда мы это не распознаем.

– Так, поговорили. – Корень поднялся. – Суммирую я. Яркость целевой звезды Г-1830 уменьшилась втрое, расстояние, измеренное мною и Мартом, возросло на 4 парсека. Брун дополнил это третьим… кхе-гм! – результатом: гироавтомат не врал; мы его переградуировали напрасно. Достаточно ли всего этого для вывода: звезды там, – он указал на оранжевую точку на звездной карте, – нет?

– Да.

– Вполне.

– Да.

– Да…

– Увы, да.

– Объявляю торможение в экономическом режиме. Ускорение 0,6g.

– В экономическом? – поднял брови Март.

– Всем действовать по штатному расписанию, подготовить свои помещения, закрепить предметы, слить жидкости… как всегда. После выхода на расчетное ускорение продолжим разговор. – Капитан помолчал, посмотрел на товаришей. То, что мы сейчас решили, как вы понимаете, еще далеко не все.

V.

После подготовительных работ дежурные Корень и Март поднялись на мостик. Остальные астронавты, собравшиеся к этому времени в отсек управления, закрепились ремнями в креслах. За стеной в кормовой части завыли, набирая обороты, маховики противовращения; постепенно, будто уходил под ногами пол, исчезала тяжесть. Раздраили смотровой люк: звезды в нем замедляли свой круговорот; невесомость совпала с их неподвижностью. Затем заработали маховики поворота, направляя звездолет в сторону Солнцца. В иллюминаторе и на овальном экране впереди снова сдвинулись и замелькали созвездия. Астронавтов притиснуло к спинкам кресел. Несколько минут маховички в шахте гироавтомата завывали на разные голоса, успокаивая «Буревестник» в новом положении.

Пришел черед двигателей. Включение их почувствовали просто: передняя стена отсека поднялась и стала потолком. Мостик с двумя астронавтами повернулся на шарнирах в новое положение. Сидевшие в креслах теперь лежали в них. Они высвободились из ремней, повернули и закрепили сиденья ны недавнем полу, ныне боковой стенке.

Иван и Стефан, выверив все приборы, спустились к товарищам.

Теперь каждый переживал ощущение полета. Тяга двигателей не создавала целиком спокойное ускорение, подобное тяготению планет. Сотрясения от микровзрывов аннигилирующих порций антигелия и водяного пара упруго передавались по корпусу "Буревестника"; тело чувствовало инфранизкий музыкальный гул.

– Интересно, насколько раньше Ньютона люди задумались бы над тяготением, если бы оно так давало себя знать? – задумчиво молвил Брун.

На его высказывание не обратили внимания; каждый думал о другом.

– Немного же мы привезем на Землю, – вздохнула Марина, – после трех десятилетий скитаний в ксмосе. Только и того, что вернемся сами сравнительно молодыми – спасибо анабиозу и относительности. Да еще звездолет.

– Это уже немало, – вставил Март.

– Освистают и это начинание, не обольщайся, – заметил Летье. – Все, кто был против звездолета-мастерской, и безрезультатный возврат наш истолкуют в свою пользу. "Ага! Мы ж предупреждали!.." А какой шум устроят деятели из ГИПРОЗВЕЗДа: "Вот, не послушали нас!.. Летели бы в нормальном звездолете… А то все у вас, не как у людей, даже время!"

Марина и Галина рассмеялись. Но Стефан смотрел на пилота без улыбки:

– Почему же – безрезультатный? Сообщим факт потрясающей силы: не все звезды там, где их видят.

– Да кто поверит-то? – вступил физик. – Я задаю сейчас себе вопрос: если бы я не полетел с вами… а вы помните, как я нападал на ваш проект, – и дожил до возвращения "Буревестника" с такой новостью, я поверил бы вам? Принял бы за чистую монету эти наши не слишком обильные и шаткие наблюдения? А вы знаете, какой я был до самого недавнего времени, пока новые обстоятельства и Галинка, спасибо ей, малость не вразумили меня… – он посмотрел на товарищей. – Как бы вас встретил ТОТ Брун Аскер, ученый в законе, в авторитете?.. Я бы вас в клочья разнес. Посмешищем сделал. И уверяю вас, ТАКИХ Брун Аскеров там гораздо больше, чем обновленных. И всех эта новость – да еще возврат с полдороги шокирует и ополчит. Она заденет такие интересы!..

Он перевел дух, продолжал:

– Тони вспомнил о позиции ГИПРОЗВЕЗДа. А какой окажется позиция Звездного Комитета Земли… теперь уже, наверно, не Земли, а Солнечной. Позиция людей, которые снаряжают дорогостоящие экспедиции, направляют их к определенным звездам… а звезды этой там может теперь и не быть?

– Вообще-то да, – кивнул пилот, – это наиболее обескураживает. Мы привезем не открытие, а закрытие. Закрытие звездной карты мира, не чего-нибудь! Ведь в принципе теперь на любую звезду, у которой не побывали, надо смотреть так: то ли она там, то ли наоборот. Хочу я человек – хочу я чайник.

– А и в самом деле: нас еще и к психиатрам могут отправить на обследование, – закрутил головой Аскер. – Брр… перспектива. Тем не менее пилот прав: требуется новая звездная карта. В ней надо учитывать оба типа: звезды-источники, которые светят, и звездные стоки типа Г-1830 – которые вбирают лучи. Может, даже галактики-источники и галактики-стоки… Н-да!

– Почему молчит капитан? – спросила Галина.

– Правда, Иван, чего ты отмалчиваешься?

Все повернулись к Кореню. Тот сидел, подперев рукой подбородок. Лицо было в тени, только волосы сияли алюминиевым блеском в свете газовых трубок да лоснился кончик толстого носа. Он распрямился, откинулся к спинке кресла. Черты его лица были крупны, даже несколько размашисты: мясистые губы, массивный подбородок, широкие брови, высокий покатый лоб, выпуклые глаза, кои смотрели всегда внимательно.

– Кто вам сказал, что мы летим назад?

– Тогда куда же? – воскликнул Летье. – Сместимся к Альдебарану? Двойная звезда, очень интересные силовые поля, нерасшифрованные сигналы. И всего на два парсека дальше.

– Нет. Мы полетим туда, куда нас послали: к Г-1830.

– К настоящей Г-1830!? – Тони присвистнул. – 14 парсеков до нее и еще 10 до Солнцца – почти 80 световых лет. А топливо? А то самое время?.. Может, у тебя в кармане бессмертие – и ты отрежешь всем по кусочку?

– Перестань, Тони! – рассердился Иван. – Я говорю вполне серьезно.

В отсеке стало тихо.

– Извини, Иван, но это целиком несерьезно, – нарушил молчание Стефан. Три торможения и два разгона вместо запланированных двух и одного. При нашем запасе аннигилята можно рассчитывать на скорость до 100 тысяч километрв в секунду – в 2,5 раза меньшую, чем сейчас. Полет продлится 240 лет… Да, у нас надежная система анабиоза. Но уже в первые 60 лет он просто утратит смысл, ведь за это время можно долететь до Земли, а оттуда на новом звездолете до Г-1830 и обратно.

– Я всегда восхищался твоей способностью быстро вычислять все в уме, Стефан. Компьютера не надо, – спокойно ответил Корень. – Но позволь внести поправки. В нынешнем комфортном режиме полета всех шестерых – да, так. Но если минимизировать все… ВСЕ! – до последней крайности, сможем. С субсветовой. Вот на это и направь свой математический и конструкторский дар. – Капитан встал, посмотрел на товарищей. – Нас послали ИССЛЕДОВАТЬ звезду Г-1830 со странным поведением. Мы уже начали это делать, кое-что открыли…

– Хорошенькое кое-что! – подал голос Брун.

– Да. Уж как вышло. Вот и надо продолжать, выложиться в этом. Не забывайте: мы не принадлежим себе. Участие в звездной экспедиции не только шанс попасть в историю и на мемориальную доску. Вспомните, чего стоило синтезировать для нас тонны антигелия, все остальное. Это труд миллионов. И вы сами понимаете: если мы привезем на Землю скандальный факт "А звезды-то там нет", это скомпрометирует не только нас – это пустяк! – всю эту тему, все направление. Ни через 200, ни через тысячу лет никто туда не полетит. Звезд много, одна другой притягательнее. А знание действительно исключительно важное. И надо набрать его побольше. А для этого нет иного варианта, как лететь ТУДА…

– Что ж, резонно, – пробасил Брун. – И что ты конкретно предлагаешь?

– Уменьшить конечную массу "Буревестника" настолько, чтобы лететь к Г-1830, а от нее к Солнццу, как и раньше, с субсветовой скоростью. Для этого придется частично демонтировать звездолет, оставить в космосе лишнее оборудывние, инструмент, припасы, обиходные вещи. Придется гораздо больше времени проводить во льду. Надо внимательно осмотреться, составить перечень, рассчитать – и решить… Тогда мы не проиграем во времени в сравнении с экспедицией, которую пошлют, – Корень нажал голосом, – вместо нас и после нас.

Конструктор Март нервно барабанил пальцами по подлокотнику; для него подобный поворот дел выглядел катастрофой, крушением всех планов.

– Ну, и дальше? – едко усмехнулся он. – Ломать не строить, ума не надо, справимся. Ну, опустошим и уменьшим звездолет. А потом? Лететь туда – не знаю куда, искать то – не знаю что? Как в сказке! И снова окажемся в дураках.

– Ты серьезно? – посмотрел удивленно на него Корень.

– Конечно. Мы столкнулись с самым простым фактом: свет звезды распространяется не в ту сторону. Не туда. И не можем решить, антивремя это или что-то еще. А там сложнейший непонятный мир. Прилетим, удивимся и повернем назад, ничегошеньки не поняв.

– Так по-твоему, люди не должны туда летать? – воскликнула Галина.

– Почему! Люди вообще – да. Но не мы. Такая экспедиция должна готовиться с Земли. Годами, понимаешь. А не партизанским налетом. Вернемся, расскажем и покажем наши наблюдения. Да, скорее всего, будет скандал и позор. Но рано или поздно истина восторжествует, так всегда бывает. Придется некоторое время походить в мучениках науки. Но это честнее и мужественнее, чем пускаться… извини, Иван, – в авантюру. Пять торможений и разгонов вместо трех, подумайте об этом!

– Зачем так говорить!

– Неужто ученым на Земле виднее?

– По-моему, Стефан прав…

– Лучше нас к этому никто не подготовлен.

– Ты неправ, Мартик, насчет авантюры и поражения, – перекрыл поднявшийся в отсеке шум Летье. – Раз в четырнадцати парсеках мы наткнулись на такое, ясно же, какое это богатое явление. Чем ближе подлетим, тем больше наберем материала, это же очевидно. Вернемся не с пустыми руками – а там пусть на Земле разбираются. Так что я – за.

– Вот что, – поднял руку Корень, – надо считать. Довод о пяти субсветовых ускорениях/торможениях вместо трех очень серьезен, это все мы понимаем. Не потянем – значит, действительно авантюра, придется возвращаться. Расчеты поручаю Марту и Аскеру. Все.