Текст книги "Призрак времени"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

3. Человек в пятой степени

I

Галина Крон передвинула кресло к краю балкона, развернула к поручням.

Над темно-синим морем краешек заходящего солнца расплылся между длинными тучами алой полосой. Верхняя туча окрасилась розово-серо; но скоро этот цвет перешел в сизый, который густел, темнел. Далеко справа от моря розовели снежные вершины гор. В провалы между ними падали темно-синие тени.

"Странно, – думала Галина, – перед нами сидит и внимательно слушает пожилой почтенный дядька, который в момент старта "Буревестника" еще не родился. Он мне в отцы годится, если не в деды. Для него все, что мы рассказываем, далекое прошлое. А для меня – почти вчера, несколько дней назад…"

Тогда все вернулись к своим делам. Она отправилась в радиорубку. Открыла овальные дверцы, остановилась на пороге, окинула взглядом свое хозяйство: радиопередатчики, трансляционный узел, автоматы наводки локаторов. Вошла, нажала несколько клавиш на пульте. На контрольном щите вспыхнули зеленые индикаторные числа, стрелки приборов дружно отклонились вправо. Ни одна красная лампочка не загорелась: все было в порядке.

В никелированной скобе на сером боку транслятора торчал букетик коричневых стебельков с шишечами осыпавшихся цветов и скрученными сухими листочками. Он напомнил Галине, что последний раз она была здесь год назад. Цветы из оранжереи принес Тони. Девушка взяла стебли: от них пахло прелью и пылью.

"Целый год… На Земле у меня уже родился бы сын. Почему сын, может, дочка?.. Нет, пусть сын. Непременно сын. А здесь никто еще и не знает, кроме Марины. Даже Тони."

Внезапно ее охватила тревога, похолодело в груди. Как же теперь будет? Год назад и ей, и Тони казалось, что самое трудное: создание звездолета в полете позади. Настроение было легкое – теперь оно выглядит крайним легкомыслием. Если они полетят к настоящей Г-1830 на "облегченном", то есть реально опустошенном звездолете, жизнь станет очень трудной. А она ждет ребенка. Мечтала, как будет с ним гулять в оранжерее… Какая уж теперь оранжерея, она первая полетит за борт.

Галина швырнула букетик в мусоропровод. "Они разошлись – или еще спорят?" – нажала клавишу на щитке транслятора.

– Послушайте, – прозвучал в динамике тенор Стефана Марта, – а может… никакой звезды и там нет? Вообще нет? Нет, правда. Ее нет там, где мы ее видим. Почему из этого вытекает, что она есть в противоположной стороне, где мы ничего не видим?

– А что есть?! – это воскликнул Бруно.

– Марево, призрак. Оптический пространственный парадокс, кой мы по своей тупости не понимаем. Вот и будем гоняться за привидениями, блуждать по Вселенной, как савраска без узды.

– Даже если так, все равно нужно лететь туда, – весомо сказал Аскер. Чтобы прочно установить, что там ничего нет. Для подлинного исследователя отрицательный результат равен положительному.

– Стефан, хватит морочить голову себе и другим, – прозвучал голос Кореня. – Тем более что у тебя много работы. Иди считать.

– Эхе-хе! – судя по голосу, Март поднялся с кресла. – В прежние времена вашу категоричность называли словами "сжечь корабли". Жалко жечь-то. Это же не древнеримская галера – звездолет. И строили-то сами. Уникальнейше. В Космосе. А теперь…

"Что же будет? – думала Галина, обхватив себя руками за плечи. Поговорить с Тони?.."

II

Март сел за компьютер, обложившись папками с чертежами. Он, генеральный конструктор, должен был выяснить, насколько удастся облегчить звездолет, что именно выбросить, как демонтировать оборудование.

Галина вместе с Бруно трудилась в отсеке "Засыпание – Пробуждение". Если быть точным, то трудилась она сама: исполняла теоретических идеи и расчеты физика; воплощала в схемы. Тратить еще 600 дней на торможение и новый разгон с прежним удобным для экипажа ускорением в 1g теперь было недопустимой роскошью. Физик придумал способ сэкономить полтора года: "Буревестник" мог выдержать до 80g – но, понятное дело, без людей. Вместо них "дежурить" будет электронная схема. Ее сейчас и собирали.

Радистка вставляла в гнезда панели миниатюрные, похожие на черные пуговицы микросхемы, соединяла их проводами, проверяла тестами. Бруно Аскер сопел у нее за плечом.

– Все-таки страшновато доверять жизнь даже совершеннейшим механизмам, вздохнул он. – Малая ошибка, одна ненадежная деталь – и мы, обледенелые, будем мчаться в пустоте миллионы лет, пока не сгорим у какой-то звезды…

– Не пугайтесь, профессор, – тонким голосом заметила Галина. – Более пятнадцати лет вы только то и делаете, что доверяете свою драгоценную жизнь всяческим механизмам и приборам. И ничего. А тут тем более – электроника.

– Не совсем так, девочка, – возразил тот. – Всегда кто-то дежурил…

– Готово! – Галина распрямилась, откинула прядь волос со лба. – Пробуем. Ставлю выдержку 5 минут ровно.

Схема работала четко. От ее импульсных команд вода в контейнере под лучами молекулярных генераторов мгновенно обращалась то в ледяной монолит, то – через точно отмеренные электронным реле промежутки времени – снова в воду. Радистка довольно посмотрела на физика.

– Так-так… – неопределенно пробормотал тот. – Теперь попробуем иначе.

Взял панель и с силой швырнул ее на пол. От удара она изогнулась.

– Ой, вы что?! – Галина схватилась за голову.

– А ускорение в 80g это почти такой же удар, – пояснил Аскер. – Ну-ка, включи теперь.

Как ни странно, но автомат работал. Только время выдержки у одного реле изменилось.

– Нужно поставить дублирующую микросхему, – вздохнула Галина, берясь за панель.

В это время Корнев и Летье лазили по скобам в шахте гироавтомата. Над и под ними перекрещивались темно лоснящиеся валы с маховыми дисками, змеились кабели от электродвигателей. Проверяли дотошно.

Внезапно в люке шахты возникла голова.

– Иван, ты здесь? – это был Март.

– Да.

– Поднимайся, пошли, – конструктор был взволнован. – Там такое выходит…

Через полчаса капитан созвал в отсек управления всех.

III

Стефан приколол на стене несколько листков, распечатку своих расчетов. Корень стал возле них.

– Здесь все просчитано: что выбрасывать, последовательность демонтажа. Но дело вот в чем… – он нерешительно взглянул на товарищей. – Лучше объяснить по порядку. Основа расчетов вот в чем…

Ему явно трудно было начать. Таким хмурым и растерянным капитана еще не видели.

– На звездолете есть установки, работающие непрерывно: при разгоне, при замедлении, при полете по инероции, и когда мы спим в контейнерах. Их надежность и долговечность это жизнь корабля. Вы их знаете: курсовой гироавтомат, блоки автоматики Установки Засыпание-Пробуждение, астронавигатор… Сколько они действуют, столько времени можем лететь – и расстояния соответственные.

– Мы рассчитывали на два конца по десять парсек со скоростью 0,82 от световой. Эьл 49 лет по внутреннему счету. На такой срок, округленно на полвека, или на 450 тысяч часов работы, рассчитаны эти приборы. Ясно, почему не на больший: кто ж знал! – Иван сумрачно усмехнулся. – Оборудование отслужило 10 внутренних лет, осталось сорок. Не так и мало – но теперь нужно пролететь еще 24 парсека, 14 до реальной звезды и 10 от нее к Солнцу. Дальше все математически однозначно. Чтобы уложиться в эти сорок внутренних лет, придется развить скорость не меньше 0,91 от световой. Но чтоб поддерживать ее с нашими запасами антигелия, придется уменьшить конечную массу звездолета во столько раз… – Капитан провел ладонью по лицу, помолчал. – Словом, средств для жизни здесь будет в обрез на троих.

Смысл сказанного дошел не сразу.

– На троих… – повторила Марина. – Это значит?..

– Это значит, что глубокомысленные разговоры исчерпаны, мы возвращаемся на Землю. – Стефан Март широко улыбнулся.

– Нет! – Корень стиснул спинку кресла, около которого стоял, так, что у него побелели пальцы. – Все будет по расчетам: трое полетят к Г-1830, трое к Солнцу!

Галина поднялась, смотрела на капитана широко раскрытыми глазами:

– Это… это жестоко – выбрасывать людей за борт! – ее голос дрожал. Я… я не хочу.

– Никто никого силой выбрасывать не будет, – сурово сказал Летье.

Марина подошла к листкам, начала читать вслух:

– Второй маневровый двигатель… три четверти запаса воды и пищи. Библиотека. Оранжерея. Половина радиопередатчиков. Все каюты, их оборудование. Все личные вещи. Трое людей в контейнерах… Слушайте, а если разведракету?

– Тогда незачем и лететь, – сказал Тони. – Как там без нее!

– Ракету и обсерваторию сбросим после исследований у звезды, – сказал Корень. – Это учтено.

– Неужели ничего нельзя придумать? Чтоб не выбрасываться… – Плашек смотрела на него с такой отчаянной надеждой, что тому стало не по себе. Пусть трое пересидят весь полет в контейнерах. Все-таки веселей. И замена, если кто-то… ну, выйдет из строя.

– Нельзя! Пятая степень, понимаете! – Бруно, который сидел в кресле, напряженно согнувшись, вдруг распрямился. – Три торможения, два разгона. Скорость полета зависит от конечной массы в пятой степени. Три человека в контейнерах с водой… или льдом, все равно – лишние четыре тонны.

– Три астронавта смогут долететь до Г-1830 при условии, что весь путь будут в контейнерах, – добавил Корень. – И обратный тоже.

– Но мы же не просто масса! М люди! – вскипела Галина. – Решали сложнейшие проблемы – и на тебе…

– А здесь как раз все очень просто, понимаешь, – перебил физик. – Просто, ясно и непреложно – стена без лазеек. Возможно, около Г-1830 посчастливится раздобыть знания, кои помогут преодолеть эту стену. Но сначала надо туда долететь. И оттуда тоже.

– Да, жестокая вещь математика! – Летье покрутил головой.

– Послушайте! – оживился еще более Аскер, оглядел всех. – Да ведь это перст. Перст судьбы. Именно и нужно разделиться. Будем смотреть прямо: у тех, кто полетит к звезде, шансы уцелеть и вернуться… осторожно говоря, далеко не сто процентов.

– Пожалуй, что и не пятьдесят, – поддал пилот.

– Так что в случае чего хоть как-то какая-то информация об открытии дойдет до человечества.

– Ну, и как вы это себе представляете? – спросила Марина.

– Мертвый груз надо выбрасывать сейчас. А контейнеры с людьми катапультируем, когда разгоним "Буревестник" до 0,3 от световой к Г-1830. Это ведь и в сторону Солнца. Лет через пятнадцать они будут в Солнечной. Из звездолета, пролетая мимо, дадим радиограмму. Должны перехватить.

– Так что, может, еще встретимся на Земле, – Летье усмехнулся, показал белые крепкие зубы. Но в глазах его веселья не было.

– Мертвый груз… живой груз… ну, что ты такое говоришь, Иван! – Галина смотрела на него сердито. – Что ты говоришь!..

– Извини, не так выразился, Галинка… А, да разве в этом дело! – Корень махнул рукой, сел.

– Трое в контейнерах, – промолвил Стефан. – Малой скоростью, как неспешный багаж.

– Да перестань ты! – с досадой сказал пилот.

– Что перестань! Что вы дурачков из себя строите! – подхватился с кресла конструктор. – Выбросить в космос троих товарищей, выкинуть все, почти все, что сотворили головой и рукамии… в изрядной мере этой головой, – он показал на свою, – и этими руками! И ради чего? Чтоб лететь неведомо куда, где ничего мы не обнаружили, не видим, – вероятно, на неизбежную… – у него перехватило дыхание. – На черта эта плакатная жертвенность? Ах, мы идем до конца, несмотря ни на что! Какие герои!.. Глупость это, а не героизм. Мужественней и честнее вернуться на Землю с тем, что узнали. А если опасаетесь, что обвинят в неудаче, в поражении, вот он звездолет, созданный в пустоте, в полете. Разве это не успех. Там, может, и поныне это не освоили. А вы хотите все разгромить и выбросить…

– Я тебя хорошо понимаю, Стефан, – капитан повернулся к Марту, голос его стал мягче. – Понимаю еще с тех пор, когда мы с тобой начали проектировать такой звездолет. Тебя захватила идея создать его в необычных условиях, в полете. Ты конструктор. Чудесный конструктор, что и говорить. Но звездолеты создают, чтобы лететь. Он не цель, средство для достижения цели. Не стыда мы боимся, это мелко перед Вселенной, Вселенской жизнью, часть которой – мы. Как и человечество. Главное в такой жизни: достигать поставленной цели, разве нет? Без этого ничего не было бы. Вот мы и хотим ее достичь, довести дело до конца. Никакого плаката, никакой жертвенности.

– Ладно, – помолчав, сказал Стефан. – Ни к чему эти психологические копания. Считай, что меня убедили – не столько твои слова, сколько молчание остальных. Только не думал я вернуться на Землю в свежезамороженном виде.

– А может, тебе и не придется, – заметил Иван. – Сейчас кинем жребий…

– Зачем жребий, давайте в разыграем это дело в карты, – вдруг вступил Тони. – Если их нет, я нарисую. В подкидного, а! Судьбу экспедиции.

– Да будет тебе! – укоризненно бросил ему Бруно.

– Что – будет! – пилот повысил голос. – Разве все равно, кто полетит к этой звезде: Марина, Галина и Стефан Март или Корень, Аскер и…

– … и ты! – прищурился конструктор.

– Да, и я. Разве это равные силы для работы там?

– Он прав, – грустно и спокойно сказала Плашек. – Это не для меня. Я врач, биолог – там это не главное.

– Что ты предлагаешь? – спросил капитан у Летье.

– Как водится: обсудить и проголосовать.

– Что ж… пожалуй.

– Теперь конкретно, – подхватился Тони. – Предлагаю…

– Подожди, – властно остановил его Корень. – Это решим потом. Сначала самое неотложное: демонтаж, форсированное торможение и разгон… Сейчас объявляю ночь на семь часов. Отдыхайте и думайте. Дежурит Стефан. Все.

Астронавты начали расходиться.

– "Объявляю ночь!" – Летье шутливо толкнул Ивана около дверей. – Прямо как всевышний в первый день творения.

– Эх, Тони был бы я всевышним… – тот коротко усмехнулся, – я бы сотворил из ничего тонн двести антгелия. А потом мы бы показали всем богам!

4. Стефан Март

I

– А как получилось, – спросил глава Звездного комитета, – что один ледяной контейнер опередил два других на целые сутки? Кстати, кто в нем находился?

– Я, – смущенно ответил конструктор Март.

Уже опустилась ночь. На улицах засияли пунктиры белых фонарей, матричные россыпи светящихся окон, разноцветные линии вывесок и реклам. Далекие огоньки мерцали в влажном воздухе. В небе мерцали, переливались всеми красками, от алого до голубого, большие звезды. Спутники Космосстроя вереницей белых точек пересекали искрящуюся пыль Млечного Пути. Над черными тополями набережной плыла яркая Венера.

– Неужто вы стартовали не сразу? Или система катапультирования сработала нечетко?

– Система сработала отлично, – в голосе Галины Крон слышалась насмешка. Нечетко сработал ее конструктор.

Март посмотрел на девушку беспомощно:

– Да что "нечетко". Некрасиво – точнее будет. Вспомнить совестно. Заблудился я тогда во всем: в обстоятельствах, в своих идиотски честолюбивых мыслях…

Из-за черных изломов гор, тянучи за собой счетверенный хвост стартового пламены, рванулась ввысь ракета. Трепетный желтый свет на секунды осветил все вокруг. Огненный хвост за ракетой быстро укорачивался, унося ее к звездам. И только когда он сник, послышался грохот стартового движения.

– Наиболее меня угнетает, – молвил Март, – что и они там сейчас думают обо мне плохо.

"Если бы…" – чуть не сказала Марина; но покосилась на Галину, смолчала.

II

«Буревестник» тоже стартовал в бесконечной звездной ночи, но не с космодрома. Собственная инерция еще тянула его назад, он боролся с нею, отталкиваясь от пространства полукилометровыми столбами бело-голубого огня. Если бы это было в атмосфере, даже в верхних слоях, грохот аннигиляции ломал бы скалы и деревья; но черная пустота глотала столб беззвучно.

Стефан перемещался по отсекам звездолета и, заглядывая в список, отмечал мелом места, где через несколько часов команда будет все развинчивать, резать, ломать. "Так, наверно, католики рисовали кресты на дверях гугенотов перед Варфоломеевской ночью, – подумал он. – Ладно, разметку я сделаю, но сам ломать не буду, премного благодарен!"

Он карабкался по скобам. Теперь, когда двигатели работали, коридор корабля превратился на полуторастометровую шахту. Снизу тянуло теплом.

… Кабинетные конструкторы "ГИПРОЗвезда" пораскрывали бы рты, увидев, как он решил задачу с двинателями. "Проект самосъедания звездолета", так некогда окрестили его идею эти остряки. А он сделал. И в каких условиях: в космосе, на субсветовой скорости! Теперь пояс аннигиляционных камер силой своей тяги сам постепенно смещался вперед по корпусу "Буревестника", а стенки и перегородки опустелых топливных емкостей вместо того, чтобы висеть на корме ненужным балластом, тоже сгорали. Это изобретение позволило нарастить скорость корабля на 6000 километров в секунду.

Деревья оранжереи торчали из плотной земляной стены, как дула пушек, окутанные зеленым дымом. Стефан посмотрел, удивился: кому это пришло в голову поставить подпорки под ветви? Это уже ни к чему.

"Да это же мы с капитаном – когда измеряли паралакс Г-1830!" – вспомнил он и грустно улыбнулся. Трое суток минуло с той поры, трое суток, кои перевернули их жизнь.

Стефан дотянулся до ближней карликовой яблоньки, сорвал крупное яблоко, рассматривал: оно было еще зеленовато-твердое, на прозрачной кожице проступали белые точки. Первые яблоки – их так ждали; а сейчас никто и не вспомнил. Положил в карман куртки, полез по скобам вверх.

Появились белые овалы дверей. Март остановился, перевел дыхание. Жилые каюты. Он спроектировал их наподобие люлек чертова колеса, с гироскопичным подвесом. В них можно спокойно спать и работать даже при маневрировании.

"Теперь они не нужны, балласт." Стефан принялся ставить меловые крестики на едва заметных выпуклостях в обшивке – крышках подшипников. Ничего он не покажет на Земле. Все вылетит. Пропадет в пустоте.

Вдруг рука конструктора замерла в воздухе. Постой, а это идея! Проектировать звездолеты так, чтобы, когда какое-то оборудование становится ненужным, его легко можно отделить и выбросить. Например, телескопы в обратном полете не нужны, да и вся обсерватория; достаточно астронавигатора. Зачем тратить на них драгоценный аннигилят?.. Только не выбрасывать, в сжигать в камерах. Да, конечно, и это учесть в проектом запасе топлива. Это же новый принцип конструирования звездолетов, развитие того "самосъедания"! Есть с чем вернуться на Землю, есть!

Стефан Март повеселел. "Нет, я вам не просто масса!" Ему вдруг захотелось петь и декламировать стихи во весь голос. Но он сдержал себя: в каютах спят.

III

В каютах не спали.

Иван Корень лежал, закинув руки за голову, смотрел в потолок.

"… лететь только троим. Тот Боливар не мог вынести двоих – а теперь упрощенный укороченный опустошенный "Буревестник" не потянет шестерых. Само собой, что и для троих оставшихся время жизни будет отмерено только пребыванием у звезды; все остальное – анабиоз с редкими пробуждениями для коррекции курса. Мини-запас продуктов, воды, воздуха. Все сверх него – прочь.

И трех лишних астронавтов. Лишних!.. Куда? Как?

Да, в Солнечной в годы их сборов и старта практиковали уже перелеты в ледяных глыбах-соленоидах, разгоняемых электромагнитными катапультамии до больших скоростей. В состоянии мгновенного молекулярного анабиоза. И перехват такими же катапультами, торможение в местах финиша – у других планет и межпланетных станций. Но это в пределах Солнечной. На перелет таким способом в несколько парсек и с гораздо большей скоростью еще никто не отваживался.

… А мы отважимся. Нам деваться некуда.

… С тех пор это дело там должно развиться, усоверешенствоваться.

… Надежда именно на огромную скорость. Звездолетную. С такой скоростью в Солнечную систему естественные тела не входят. Должны засечь на подлете.

Вопрос: кто?

… Вероятности пропасть как у Г-1830, так и в ледяной глыбе в космосе примерно равны. Хоть жребий бросай.

… Не жребий, а польза дела выберет. Мы не принадлежим себе. Не нужно и голосовать. Ясно, что лечу я, Летье и… Аскер или Март?"

Капитан заколебался. Переложил затекшие под головой ладони. Стефан был ему ближе: единомышленник и соратник еще с Земли, от замысла полета. Но физик там, у Г-1830, явно более к месту. Тем более такой.

Тони и Галина тоже не спали.

– Пусть летят к звезде… если она есть. А для нас хватит интересных дел и на Земле, правда ж, Тони? Что ты молчишь?

– Эх, искупаться бы сейчас… лучше в море. Я заплыл бы далеко-далеко. А потом жарился бы на солнышке, на песочке.

– Хорошо и просто по улицам бродить. Лица людей, разговоры и шум, дома, деревья, машины…

– Знаешь, Галинка, а ведь выходит, что мы знаем звездные карты с точностью до наоборот. Не одна Г-1830 такое может учудить, для одной звездочки это слишком мощное явление. Да и не одна галактика. Возле каждого объекта Метагалактики теперь надо ставить знак вопроса: то ли он там, то ли в противоположном месте, то ли под углом… и под каким, скажите мне! Звездолетчикам придется смотреть в оба, чтоб не вышло, как у нас. Но это же страшно интересно. А вдруг и в самом деле там анти-время? И мы, люди с малюсенькой планетки, овладеем им… Иван прав, ради этого стоит рискнуть. Хорошо будет, когда все вернемся. Раньше всех те, что в контейнерах: закрыли глаза здесь, откроют на Земле. Представляешь: через несколько дней ты будешь на Земле, дома!

– А ты? Ты хочешь лететь?

– Конечно. Я обязан, это моя работа. Но не волнуйся, все будет тип-топ. Семь посадок на спутники Юпитера, две на Сатурн… на Титанию, на Нептун. Десяток рейсов через астероидный пояс за Марсом. И как видишь, цел.

Помолчали.

– Тони…

– Что?

– Нет, ничего.

– Ты чем-то расстроена, Галинка?

– Это так… обидно и противно покоряться уравнениям. "Пятая степень"! "Лишняя масса"! Будто я уже не человек, а просто пятьдесят пять килограмм.

– Тем более, что в тебе их не пятьдесят пять, а пятьдесят три.

– Да нет, наверно, уже пятьдесят пять…

IV

И Бруно Аскер не спал, сидел у компьютера, считал, прикидывал. Но идея (Идея! Идеища!!!) выпирала такая, что вряд ли ей (Ей! Ее Величеству!) требовалось дотошное обоснование и числовое оформление.

… Переживания этих дней были самыми сильными в его жизни, в жизни большого ученого и таких же масштабов деятеля, в жизни с крупными делами и достижениями, а стало быть и с сильными чувствами. Так вот, все те против нынешних – пустячок. Даже не пустяк.

… На Земле казалось, что, если мыслишь вселенскими категориями, да еще строго, то вроде как сопоставим с ней, соразмерен. Мы-ста, ха! Вот тебя и ткнули носом в твою малость. Да не только твою – человечества. Мы-ста…

… Нет, милый, Вселенскому действию – спокойненькому, небрежному: 15 лет (ее мгновение) несло нас не туда – можно противопоставить только действие. И возможность такового (Его! Его Величества ВсеДействия!) есть.

"Пойти к капитану? Ох, нет: тяжелодум, сама обстоятельность. Не воспримет. Здесь надо быть авантюристом, верить в удачу. Надо потолковать с пилотом. Ничего, что мы оппонировали – он как раз такой."

Включил связь, набрал код каюты Летье:

– Антон. Это Аскер. Пожалуйста, прийди.

– Чего это вдруг? – у Летье был недовольный голос. – Я занят.

– Ничего. Очень нужно. Прийди сейчас ко мне – а то я прийду к вам.

Пилот появился с хмурым видом:

– Что за пожар? Ты ж знаешь…

– Знаю, но все это сопли. Слушай…

Когда Антон Летье, астронавт, выслушал и понял, для него все вдруг изменилось. Жизнь покрупнела, стала Вселенской – а до этого только казалась такой. Со всеми ее посадками на спутники Юпитера и куда-то еще. Да, все кроме этого замысла теперь было сопли, пустячок – даже не пустяк: в тот же список и что в каюте ждет любимая девушка, и что летели не туда. Туда. Просто это они отступали для разбега.

Он забыл, что обещал Галинке быстро вернуться.

– Пошли к Ивану. – Посмотрел Аскеру в глаза, улыбнулся. – А ты недаром физик. Голова. Это ж надо!..

– А то! – ответил тот.