Текст книги "Попаданец в себя, 1963 год (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

Охо, головушка моя, головища, кто же тебя ватой набил? И кто в рот мне такой гадости налил. Ах похмелье ты мое, ты похмелье; кто же лил в глотку мне это зелье.

А лили, собственно, сами родственники, в мыслях похоронившие младшего сыночку. Даже мама не возражала разлитию напитков и сама достала из буфета графин с вишневой наливкой собственного произведения.

Мама у нас ого-го, ей за шестьдесят, а она эсперанто учит по словарям. Мало ей армянского, персидского и французского!

Заставил себя встать. Вернее заставил не я, а мочевой пузырь, но он в какой-то мере и есть я. Особенно хорошо узнаешь эту истину с возрастом, а при простатите она становится жизнеуказательной.

Сполоснул рожу и с удивлением осознал, что есть аппетит, Хорошо быть молодым!

После завтрака ушел на балкон и уселся думать. Работать поспешно смысла не видел, хотя не мешает узнать – ввели уже 209 статью[11]11
  Статья 209 УК РСФСР – Тунеядство.
  В законодательстве СССР в 1961–1991 годов – состав преступления, заключавшегося в «длительном проживании совершеннолетнего трудоспособного лица на нетрудовые доходы с уклонением от общественно полезного труда.


[Закрыть]. Помню прекрасно, как эту статью применили против Бродского. Под статью попадали люди которые не работали 4 месяца подряд или в общей сложности год. Каралось или тюремным сроком, или исправительными работами. Причем если человек работал сам на себя, например выращивал овощи и продавал их, то его так же могли осудить по этой статье. Поэтому многие самодобытчики работали фиктивно – за них работал, например, дворник или кочегар, а они получали зарплату и отдавали её этому добровольцу.

Но пару месяцев безделия у меня есть, а деньги, наверное, будут – вышлют из Охотска.

И сразу заныло сердце, что ж не заехал на кладбище, вдруг там столетиями лежит инопланетный артефакт.

Заеду, успокоил сам себя. А сейчас лучше книгу напишу. Про отшельника.

Нет, лучше напишу её в тайге, скоро зима, по первому снежку на промысел схожу, белка, колонок, соболь. У кого бы лайку промысловую выпросить.

Так думал, думал и не заметил, как задремал.

И словно опять провалился в детство, оно было осязаемо и горечь обиды, так и не изжитой до самой смерти, полыхало в этом воспоминании.

Когда утро – все заняты. Мама хлопочет на кухне, папа просматривает какие-то бумаги, а бабушка еще спит. У бабушки старческая бессонница, она все время это твердит, поэтому утром спит.

Вовка полусонный стоит на балконе. Весна теплая, у второклассников занятия в школе уже начались, но Вовка все равно встает утром со всеми. Ему нравится эта дорожная суета, нравится сесть со всеми за стол, позавтракать. И особенно ему нравиться, что после завтрака он со спокойной совестью может вновь лечь в кровать и досмотреть утренние сны.

Странный звук слышится со стороны улицы. Будто очень большая лошадь цокает копытами по асфальту.

Вовка всматривается. Тополь еще не оброс летней широкой листвой, поэтому сквозь узенькие листики улица видна хорошо.

У пацана начинает щекотать в животе, а горло пересыхает, как во время ангины. По улице идет павлин. Это огромный павлин, он легко достает головой до балкона второго этажа. Это он цокает, как лошадь, хотя переступает по асфальту лапами, а не копытами. Лапы у этого огромного павлина похожи на лапы страуса, только гораздо толще. И, если честно, это не совсем павлин. Во-первых, таких огромных павлинов не бывает. Во-вторых, этот павлин переливается роскошными цветами, как райская птица. Кроме того, он цокает страусиными ногами и гордо смотрит не по сторонам, а только вперед.

Папа, иди сюда, – сдавленным голосом зовет ребенок.

Ну что там у тебя? – отзывается папа. – Я занят, мне собираться надо.

Бабушка! – отчаянно зовет Вовка.

Бабушка спит. Ей не до Вовки.

Мама, а мама… – безнадежно зовет Вовка.

Мама на кухне, она просто не слышит.

Тогда мальчик с трудом отрывает глаза от павлина, который уже прошел мимо дома и удаляется вдоль по улице, ведущей к реке, бежит в комнату и хватает первого попавшегося – папу, тащит его на балкон.

Да пусти ты, – говорит папа, – вот ошалелый… Ну, что ты тут увидел?

“Вот же, павлин сказочный…” – хочет сказать Вовка, но павлина уже нету, ушел, так быстро ушел…

Да так, ничего, – говорит мальчик, – листочки на тополе уже распустились, лето скоро.

Отец несколько удивленно смотрит на Вовку, переводит взгляд на чахлые листики, вновь – на сына, недоуменно хмыкает, уходит с балкона и тотчас забывает о странном поведении сына. А Вовка смотрит в пустоту улицы. В ушах его еще звучит цокот копыт, безумные краски оперения так и стоят перед глазами. Прекрасная сказочная птица, видением которой он хотел поделиться с родными, всегда будет цокать своими страусиными лапами в его памяти и в его одиночестве…

– А-а-а, – взвился я с криком. – Ах ты, будь оно все не ладно. Ну на фига мен эта вторая попытка, если я так устал от жизни!

Я зашел в комнату, прикрывая красные глаза рукой, но мама, как и во сне, копалась на кухне, а папы давно не было. Был я – нелепый попаданец, который даже утонуть по-человечески не может.

Я обулся и скатился вниз по лестнице. Искать пиво в будний день было бессмысленно, но в ресторане могли подавать. Поэтому поехал на вокзал, купил по тройной цене пару бутылок на вынос, поехал обратно и выдул одну прямо в трамвае под укоризненное причитание кондукторши.

Вторую выпил в сквере на пересечении Карла Маркса и Ленина, такой вот революционно-марксистский перекресток и центр города. И пошел к Ангаре, к родной и пока еще чистой, полной рыбы реке, но уже готовой к смерти от первой плотины.

Ангару перегородила плотина Иркутской ГЭС, положив начало уничтожению могучей реки и попутно погубив природный гидрологический режим Байкала: уровень озера начал зависеть от работы ГЭС. Потом построят еще одну плотину, еще, и ниже Иркутской плотины. Ангара превратится в цепочку водохранилищ, отравленных ртутью, мышьяком, нефтепродуктами. Умрет наша кормилица Ангара-река, перегороженная и остановленная плотинами гидроэлектростанций, четвертой по счету.

На прокатной станции взял гичку за полтинник на час и погреб неспешно по маленькому заливу между островом Юности и берегом. На стремнину не заплывали отдыхающие, знали – снесет течение, шибанет о мост, утопит.

Накатался, развеялся, пошел домой мимо драмтеатра, мимо теннисного корта, где перекидывались упругим мячиком новички.

За кортом углядел саблистов, еще в детстве мечтал заняться саблей, но так и не решился. Вместо этого пошел зачем-то в волейбольную секцию. Забавно, но шпага или там рапира меня не интересовали, только сабля. Наверное потому, что ей можно и колоть, и рубить. Саблей на практике наносят преимущественно удары, а не уколы, защититься от первых сложнее, и бой становится гораздо более динамичным. И спортивная сабельная схватка хоть немного, но напоминает настоящий сабельный бой.

Глава 22

…Взял мелкашку и «зауэр» брата. Все патроны лично снаряжены, порох бездымный. В патронташе картечь и пуля – под рукой, по бокам третий номер дроби. Мельче не стал насыпать, на бекасов охотиться не собираюсь. Да и нет у нас тут этой мелочи. Трешкой селезня свалю, а на глухаря и картечь пойдет, у него перо тугое. Картечь и пуля на предмет медведя-подранка или зэка противного, по осени, бывало, тоже бегут, у нас тут лагеря рассыпаны квадратно-гнездовым способом – Сибирь. В деревнях порой на заваленку пожрать кладут, чтоб в дом не ломились. Да и народ тут… каждый третий или сам сидел, или родственники.

Иду на промысел, всех в дому поразил, хотя за три года и привыкли к моим заскокам (как они считают) и чудачествам после ретроградной амнезии. Ну ни как не ожидали братья с мамой, что их «младшенький» превратиться в охотника-промысловика.

С другой стороны папа меня с семи лет брал на охоту, в пятидесятые модно было городской элитой кататься на загон косулей и прочей живности – кто выскочит на номера. Действо сие происходила по первой пороше, когда зверь уже нагулял мясо. Ехали на своих машинах – победах, зимах и газиках. Руководящие работники совнархоза, обкома, облздрава. Помню тоненького грузина из НКВД, сопровождал… Папа, как депутат, парторг мединститута и член областного отдела здравоохранения присутствовал на свое победе с шофером и мной на заднем сидении. Для того и купил мелкашку.

С усиленными патронами из этого, на первый взгляд несерьезного ружья, вполне можно было завалить косулю. Более того, уже перед армией мы на Байкале убили из неё медведя. Именно тогда я и выстрелил заметкой: «Медведь в море».

Байкал – пресноводное море, хранящее 19 % всей озерной воды на Земле. Морем его называют местные жители за размеры и непростой характер. Чистейшая вода, огромные объемы и глубины… По одной из версий ученых, омуль, как и нерпа, попал в озеро Байкал по рекам Енисею и Ангаре из Северного Ледовитого океана миллионы лет назад, в ледниковый период.

Дело в том, что осенью оживляются (оживлялись в шестидесятых) не только охотники, но и рыбаки. В частности на Байкале в это время рыбу БОТАЛИ: ставили сеть, закрепив её на двух плавучих элементах, например на пустых канистрах с подсветкой на каждой (банальные плоские фонарики изолентой или летучая мышь на каждой. (Армейские фонарики со сменной цветовой оболочкой для сигнализации на расстоянии были не у каждого, а китайские фонарики с круглой батарейкой еще не появились). Все это делалось ночью, в тишине, на веслах, чтоб не вспугнуть спящую рыбу.

Потом включали мотор (на веслах по Байкалу не рисковали ходить) и начинали куролесить вокруг сети, мигая в воду фонарями или факелами, гремя железяками. Рыба спросонок плыла в ставную сеть. У берега это были в основном щуки, на глубинке – здоровенные окуни (не сравнить с костистым речным), омуль (Омуль, кстати, относится к семейству лососевых). А в более теплом месте – Чивыркуйском заливе[12]12
  Это второй по величине на Байкале. Летом сюда едут покупаться в теплой воде и забраться на вершину полуострова Святой Нос, оглядеть округу. Чивыркуйский залив расположен на восточном берегу Байкала, немного севернее Баргузинского залива


[Закрыть] и осетры попадались (Байкальский осетр – «царь-рыба», справедливо названная так писателем В. П. Астафьевым. Осетра отличают действительно огромные размеры: его длина достигает более полутора метров и вес может доходить до 200 кг).

Да, ла, знаменитый, давно занесенный в Красную книгу байкальский осётр. С 17 века эту рыбу начали вылавливать в промышленных масштабах, черная икра и осетры, всегда были украшением стола что у царственных особ, что у партийных деятелей советского периода. Но люди очень быстро съели всех байкальских осетров, так что с 1945 года вылов осетра в Байкале строго запрещен и является уголовным преступлением.

Впрочем я отвлекся. Очень люблю свою малую родину – тайгу, Ангару, Байкал. Не однократно ходил вниз по Ангаре до Енисея, а потом и по нему аж до Игарки, где работал, и до Дудинки, и до самого Карского моря и Северного Ледовитого океана. Вот странно, только сейчас подумал: Охотское море, как и соседние моря – Чукотское, Японское и прочие моря Тихого океана тоже граничат с Северным Ледовитым. И наиболее интересные впечатления, наиболее яркие жизненные перемены у меня связаны с этой географией. Значит я по склонности вообще «северный, ледовитый» человек. Что ж меня бес занес в Ближний Восток, где я фактически угас, сдулся.

И опять я отвлекся. Так вот, осень, ночь, рыбаки ботают – гром стоит над водой. А мы с товарищем рыбу лучим, плывем тихонько на «казанке» без мотора и при помощи автомобильного фонаря, соединенного с настоящим аккумулятором, высматриваем спящую рыбу. Увидел, подвел пику с трехзубым, зазубренным окончанием и ткнул в рыбье тело. И вытаскиваешь эту пику, а на конце бьется щуренок или окунь.

И тут недалеко вопль резанул по воде, на которой любой звук в разы громче и дальше идет. Подплыли, ночь лунная, видно, хоть и без красок. Медведь к рыбакам в лодку лезет. Лезет из воды, рычит…

Мой товарищ не такой тугодум, как я был, достал с кормы мелкашку и давай садить. Медведь от рыбаков отлип на нас попытался переключиться. Пули усиленные, перезарядка винтовки мгновенная. На третьем зверь затонул.

Пометили место буйком из пустой канистры. Утром я съездил в Иркутск, в клуб, где занимался подводным плаваньем, взял акваланг и гидрокостюм. Акваланг, как сейчас помню, примитивный открытого цикла «Украина» – без редуктора, что может привезти к гибели под водой. Балон маленький, минут на пятнадцать. Увы, любимого АВМ-1 тогда свободного не оказалось, так что рискнул. Благо, мишка затонул не на полной глубине, а метрах на двадцати. Достал со второго погружения, все таки буек в темноте ставили, ориентировочно.

Затянул вокруг шеи зверя петлю, народ взялся за сухой конец, отбуксировали к берегу, вытащили. Оказалось – муравьятник[13]13
  Муравьятник, мелкий бурый медведь. Муравьятниками становятся звери, которые по каким-либо причинам плохо питаются в детстве и не вырастают до нормальных размеров.


[Закрыть], мелкая порода. В правом плече гнойная рана от картечи, подранок.

Медведи не боятся воды, часто плавают с нежилого берега на жилой, в помойках порыться. Но этот питал ненависть к человеку.

В ледяной воде мясо сохранилось, отрезали окорок, зажарили. Друг решил почудачить – надел шкуру и вышел на тракт. Машина остановилась, вывалились люди с ружьями. Успел скинуть шкуру, позвал к бивуаку, к медвежатине жареной.

Ну и фото наделали, аппарат у меня с собой был. Память.

Глава 23

Одолжил за треть добычи у старого промысловика собаку, зимовье и лыжи. Унтайки свои, из Охотско-Магаданского вояжа привез, и унты и торбаза. Взял мелкашку и «зауэр» брата, моя одностволка тульская – антиквариат 16 калибра. Все патроны лично снаряжены, порох бездымный. В патронташе картечь и пуля – под рукой, по бокам третий номер дроби. Мельче не стал насыпать, на бекасов охотиться не собираюсь. Да и нет у нас тут этой мелочи. Трешкой селезня свалю, а на глухаря и картечь пойдет, у него перо тугое. Картечь и пуля на предмет медведя-подранка или зэка противного, по осени, бывало, тоже бегут, у нас тут лагеря рассыпаны квадратно-гнездовым способом – Сибирь. В деревнях порой на завалинку пожрать кладут, чтоб в дом не ломились. Да и народ тут… каждый третий или сам сидел, или родственники.

Доехал до Байкала. От Ольхона, остров такой, – в Бугульдейку улус ураганного ветра – бугульдейк на бурятском: леспромхоз, осуществлявший сплав леса по реке Бугульдейке, и поставлявший древесину через Байкал на Байкальскую лесоперевалочную базу в Выдрино и Бугульдейский мраморный карьер. Шумное место, но все работы идут на восток, а я – на север, в двадцати километрах зимовьё моего щедрого кредитора. Пес по кличке Агдам, (было в те времена такое дрянное вино. Портвейн «АГДАМ», спирт 19 %, цена 2 руб. 60 коп.,– ядреная смесь перебродившего виноградного сока, свекольного сахара и картофельного спирта в стране советов пили все. Именно в городе с таким названием в Азербайджанской ССР на Агдамском коньячном заводе производили легендарную советскую бормотуху)[14]14
  Победоносное шествие этой легендарной бормотухи прекратилось (прекратиться) в 1993 году – город был полностью разрушен армянскими вооруженными силами в результате Карабахской войны 1988–1994 г.


[Закрыть] весело забегает вперед, лает без злости – «бурундучить», облаивает не промысловую добычу бурундуков. Спорым шагом к вечеру дойду, хотя груз уже придавливает непривычную (в этой жизни) спину. В прошлой я ни одного лета не упускал, чтоб не поработать в геологии. Охотское побережье, Саяны, горы Киргизии, долина Забайкалья… Где только не таскал я в прошлом (или в будущем) рюкзак и энцефалитку.

Смешанный лес кончается, я иду по кедровнику, его пилить пока местные власти не решаются. В будущем спилят и продадут китайцам.

Кедрачи огромные, разлапистые, свисают полные зерна шишки. Через месяц пойдут заготовщики с колотунами – особым инструментом напоминающим деревянный молот, под деревом расстилают ткань, стукают этим колотом, чтоб не повредить кору ценного дерева, зрелые шишки падают сами. Похоже заготавливают в Израиле оливки, только оливковые деревья трясут специальным механизмом.

Кедр – удивительное дерево. В кедровом шкафу не заводится моль, а в кружке из кедра не скисает молоко. Орехи его содержат массу полезных веществ, кедровое масло стоит почти по цене золота за грамм. А настой из кедровой хвои спасает людей от цинги. Да и сам лес – сказка, в нем сухо, практически нет комаров и много муравейников – санитаров леса. Даже животные живут в кедраче приятные и чистоплотные: соболь, белочка, бурундучок, ежики и лисы. Знаете, как лиса ежей разворачивает? Она их катит, словно мячик, до ближайшего водоема, куда и спихивает.

Иду, делюсь с самим собой и с Агдамом этими знаниями из прошлой жизни. Идти легко, хоть и скользят немного ноги на обильной хвое. Поглядываю на компас, на приметы внимание обращаю. Компас, чтоб прямую линию выдерживать, а примет пока не явились: сопка, похожая на медведя. Вот у подножия этой сопки и ждет нас избушка на курьих ножках. Причем на курьих – это не образ, а реальность: чтоб звери не портили припасы многоразовое зимовье ставят на четыре столба под днище, а лестницу прячут рядом в кустах. Полезет мышь по столбу, упрется головой в дно избы. И медведь не сможет отковырять дверь когтями. И рысь не запрыгнет с соседнего дерева, так как стоит зимняя избушка на полянке..

Дошли к вечеру, как и предполагал. Приставили лестницу, я поднялся, пес – остался сторожить. Темно уже, но в жилище и лампа есть с керосином, и запас продуктов, и растопка рядом с железной печкой, вытесанной из бочки. Такая вот лесная буржуйка. Я, когда уходить буду, пополню запасы – таежное братство. Керосин зря жечь не стал, света и от печи хватает. Вынес Агдаму вяленого мяса, сам пожевал с сухарями, сходил по маленькому и спать. Утро в лесу раннее, лес засонь не любит.

Проснулся на зорьке от стука кастаньет. Лежу, думаю – кто это тут чардаш с перестуком танцует?

Выставил лесенку (я её на ночь втянул в дом), спустился. Оказывается рядом был небольшой, шагов десять в ширину, ручей. И в нем бурая медведица учила двух медвежат искать слизняков и ракушки под камнями. Перевернул камешек, слизнул налипшее. Один медвежонок крохотный, второй побольше, пестун, как видно.

Я на всякий случай сбегал за двустволкой, зарядил жакан и картечь, а потом, положив ружье на камни, умылся ледяной водой и испил ее, как воду жизни. Воздух пьянил, в кедровом лесу он особенный, не зря самые лучшие лесные курорты сосновые и кедровые. Я когда-то работал в таком пионерлагере от Норильского металлокомбината в сосново-кедровой роще на берегу Енисея. Сказка, как там было хорошо.

Медведица покосилась на меня и увела малышей подальше, вверх по ручью. А я все лежал на гладких камнях и слушал журчание ручья.

 
Ах, ручей, чей ты – чей?
Я – от снега и лучей…
Я – бегу…, я смеюсь…,
Я сейчас с другим – сольюсь…
 

Мы эту песенку, как речевку, исполняли в том пионерлагере. И одно из лучших стихотворений любимого мной Константина Случевского:

 
Упала молния в ручей.
Вода не стала горячей.
А что ручей до дна пронзен,
Сквозь шелест струй не слышит он.
Зато и молнии струя,
Упав, лишилась бытия.
Другого не было пути…
И я прощу, и ты прости.
 

Течет ручей. С сопки и туда, к речке Бугульдейке и в Байкал. А как же, 336 рек и ручьев впадает в это ненасытное озеро, а вытекает одна Ангара. Убежала она в давние времена от сурового Байкала, убежала к веселому и судоходному Енисею. Озлился Байкал, кинул ей вслед огромный камень. Так и лежит этот камень в истоке реки, зовут его: «Шаман камень».

Звенит ручей, а я думаю о том, что на фига мне эта охота на несчастных любителей орех белок и проворных соболей. Беличья шкурка, соответственно снятая чулком и с присоленной мездрой, стоит гроши до трех рублей в зависимости от качества. Соболь на приемном пункте потянет рублей десять – двенадцать. За месяц могу без опыта добыть до пятидесяти белок и пяток соболей. Эти же деньги могу заработать за месяц в редакции на одних лишь гонорарах. Да и есть у меня деньги, немного золота осталось, из Охотска должны прислать не менее четырехсот. Заплачу охотнику наличными, ему еще и лучше. А сам сяду и накатаю за месяц повесть про отшельника. Ее скорей всего и не опубликует, уж больно предполагаемый герой не соответствует облику советского строителя коммунизма, но этот строй через четверть века рухнет и повесть может пойти в тему эксклюзива.

– Эй, Агдам, – встал я с камней, перезаряжая «зауэр» на крупную дробь, – пойдем чего-ничего на обед подстрелим. Соскучился я по тетеревиному мясу.

Глава 24

Сижу у костра, читаю газеты, которыми перекладывал вещи в рюкзаке. В «Комсомолке» прочел удивительную вещь о том, как «21 августа 1963 пилот «Аэрофлота» Виктор Мостовой сумел посадить аварийный пассажирский авиалайнер Ту-124 на поверхность Невы в центре Ленинграда. Ни один пассажир и член экипажа при этом не пострадал!». Вот были же люди, профи высшего класса. А в 2020 только и слышно, как самолеты падают из-за халатности команды.

А вот в «Красной звезде», а я в ней в прошлой жизни публиковался, сообщение о том, что «29 сентября 1963 года – атомная подводная лодка Северного флота К-181 всплыла на Северном полюсе». Ну, при Путине тоже Заполярье тоже было военизировано нами до крайности. Северный полюс и Северный Ледовитый океан – наше все, с военной точки зрения очень важные регионы.

Впрочем, я в этом ничего не понимаю.

Плохо, что всего две батарейки для фонарика взял, а так бы мог и по вечерам свой роман писать.

Пишется легко. Сперва хотел начать с происшествия, о котором скорблю и в ненависти к диктаторам кусаю губы. О том, как первый выстрел, произведенный поверх голов демонстрантов, сбил любопытных ребятишек с ветвей платанов. Они падали безмолвно, будто в замедленной съемке, хрупкие фигурки детей 10–12 лет. Мертвые.

Если пробьюсь к власти, зубами буду рвать всех этих Хрущевых-Маленковых-Микоянов!

С продуктами и свежатиной проблем нет. Рябчики садятся вокруг совершенно безобидно, Агдам как-то выгнал (отбил от стада) подсвинка. Я его, естественно, завалил, и мы с псом потом бегали между деревьев, спасаясь от разъяренного вожака, секача с жесткой холкой мне под грудь, вепря из темных сказок. Так что жареной птицей и солониной мы обеспечены.

Забив разумом эмоции я все же начал роман нейтрально. У мастерового – инженера с завода, а инженер, как известно, это французское ingénieurот лат. ingenium – способности, изобретательность. Вот и мой герой постоянно сталкивается с тем, что его изобретательский талант не востребован и в лучшем случае превращается в рационализаторский пшик по мелочи и поощряется десятью рублями или грамотой. И тут у этого изобретателя от моральной неудовлетворенности и неудач на личном фронте просыпается дар предвидения. Но, как известно, нет пророков в родном отечестве.

Он пытается предупредить о скором землетрясении, которое разрушит город (надо потом подобрать город, где уже было землетрясение), но безуспешно. Ни профсоюз, ни партком, ни в милиции, ни в КГБ его не слушали и, даже, заставили пройти обследование в психушке.

Над ним смеются. А после того, как земля дрогнула и город погиб вместе с людьми, его стали опасаться, а иной – и бояться.

И он уходит в отшельники.

Как раз до этого места дошел, когда медведица украла у меня из ручья кусок поросятины. Убивать маму я не мог, хотя медведей с той ещё жизни недолюбливаю – их представитель в зверинце вырвал мне мышцу на левой ноге.

Я тогда работал зоотехником в зооцирке – прятался от милиции. И как-то пьяные рабочие выпустили из вольера медведицу Риту.

Зверинец одним крылом выходил на задние огороды частного сектора, второй его конец граничил с жилой улицей. Со стороны остановки уже подтекали любопытные. Метавшаяся медведица почему-то не вызывала у них никакого страха, хотя некоторые зеваки были с детьми.

Рита – “девчонка” некрупная. На четвереньках она выглядит чуть больше сенбернара. Но я-то знал, на что способен даже мелкий медведь!

Схватив пожарный лом, я устремился на помощь, крича, чтоб ее не злили и оттесняли к огородам. За многие годы в клетке Рита привыкла бояться человека, но испуг и отчаянье могли мгновенно разрушить эту привычку.

Краем глаза я увидел, как директор цирка, крадучись, скользнул в вагончик и закрыл за собой дверь. В это время на пути медведицы оказался алкаш-администратор, проявивший необычную проворность – он запрыгнул на капот чьего-то грузовика и тут же оказался на крыше кабины.

Рита металась по кругу оцепления из полупьяных рабочих. Они тоже не понимали опасности. Вместо того, чтобы блокировать ее от улицы, отогнать до приезда милиции с оружием к огородам, где не было людей, они бегали за ней и лупили ее мётлами. Один рабочий, на которого бежала Рита, упал и взвыл. Видимо, она успела его цапнуть. Это частично отрезвило полупьяную компанию.

Следующий парень не стал ждать зверя, он вскарабкался на бетонный, совершенно гладкий, столб и повис там, как мартышка.

Рита развернулась и помчалась в сторону остановки. Можно было подумать, что она опаздывает на автобус. Я выставил лом перед собой, но медведица сшибла меня, как кеглю. Боль я сперва не почувствовал, но когда попытался встать, левая нога безвольно подвернулась. Я взглянул на ногу с недоумением и увидел густую темную кровь на светлой штанине брюк.

Как выяснилось потом, спас меня от более серьезных увечий ветврач, успевший врезать Рите по спине палкой. Она не стала меня “доедать” и побежала назад, к огородам, где и пристрелили ее бравые милиционеры из двух автоматов.

В травмпункте рану обработали плохо. Все же я не согласился ложиться в стационар: надеялся, что смогу уехать в город, и лечь в больницу там. Ступать на ногу я не мог, до вагончика меня почти донесли под руки ветврач и проворный администратор. Рита прокусила мышцу насквозь, четыре зловещие дыры от ее клыков продолжали кровоточить, повязка скоро задубела, а потом засохла. К утру я понял, что до города мне не добраться, тем более, что во всем городке мне не смогли найти костыли. Не оказалось костылей и в больнице, куда утром меня увезла поселковая “скорая” – «уазик» с красным крестом на борту. Я передвигался, прыгая на одной ноге.

Больница эта заслуживает отдельного рассказа, а то и целой повести на условную тему: “Перестройка и здравоохранение”. Ходить с помощью тросточки я смог через две недели, так что у меня накопилось много материала по этой больнице в Буденновске.

Достаточно хотя бы упомянуть, что оперировали меня под воздействием мощного галюцигена, так как ни обезболивающих, ни усыпляющих препаратов не было. Притом, этот галюциген оказался из арсенала ветеринарных медикаментов, так называемый “Калипсол”. Пока я после укола “смотрел мультики”, хирург вЫрезал нагноившуюся мышцу почти полностью. Возможно он спас меня от гангрены!

Дальнейшее лечение представляло собой каждодневные мучительные перевязки, обработку раны банальной перекисью и десяток инъекций чудом сохранившегося пенициллина.

Единственное, чего в больнице было в достатке – разовые шприцы из гуманитарной помощи. Жаль только, что набирать в эти шприцы было нечего.

Самое любопытное, наверное то, что через сутки после моей хромоножной выписки (я уехал догонять цирк в Ставрополь) больницу захватили бандиты, возглавляемые Шамилем Басаевым, Возможно, что в числе убийц был и нынешний хозяйчик Чечни.

В середине июня 1995 года в полдень террористы захватили в заложники более 1200 жителей Будённовска, которых согнали в местную центральную районную больницу № 2. Тех, кто отказывался идти, расстреливали.

Я посмотрел на свою ногу, задрав штанину. Чистая кожа, никаких следов прошлой травмы. Хорошо бы иметь доступ в магазин с запасными телами.