Текст книги "Зачарованный киллер"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Вечером простой русский человек пьет в лошадиных дозах разнообразный быстрорастворимый кофе вперемешку с пивом и колой, курит разнообразные сигареты, решает разные кроссворды, участвует в разнообразных конкурсах на отгадывание, чистит зубы, жует жвачку, звонит по сотовому, курит сигареты.

Ночью он спит на специальных «безопасных для здоровья» подушках, просыпаясь лишь для того, чтоб сообщить жене (любовнице) о достоинствах нового стирального порошка и возможности хранить деньги на пластиковой карте.

Кроме того данная особь все время болеет. Но медицина в этой стране достигла небывалых высот. Количество аптек превышает количество булочных, а магические таблетки со вкусом мяты и чудотворные бальзамы излечивают почти мгновенно.

Я еще пощелкал кнопками пульта. Вечер плавно переходил в ночь, программы активировались кинофильмами. Двух–трех минут хватало, чтоб понять их содержание. Теперь я в качестве инопланетянина имел представление и о жителях Америки.

Оказывается, там все поголовно владеют восточными единоборствами, стреляют из всех видов оружия, управляют всеми транспортными средствами, начиная от велосипеда и кончая ракетой. Американец способен из ракетницы сбить вертолет. (Если нет ракетницы, он сбивает его просто камнем). Пистолеты у американцев стозарядные, автоматы действуют с эффективностью водородной бомбы. Американцы постоянно разыскивают маньяков, а в редкие выходные спасают мир от гибели. Кроме того, США – излюбленное место посещения комическими туристами. И почти все эти пришельцы настроены по отношению к землянам агрессивно. Но им ничего не светит. Скромные американские супермены всегда начеку.

От телевизионного балдежа под кайфовую водочку меня отвлек очередной телефонный звонок. Я взял трубку осторожно, как гадюку. Ничего хорошего от абонентов я не ожидал.

Усталый женский голос с легким намеком на игривость поинтересовался, не нужна ли мне девочка?

Вчера

…«Здравствуй папа. Пишет Жанна. Как живешь? Не болеешь ли? Я часто болею у меня болит горло когда я простужаюся. Какая у вас погода? У нас холодно. Больше писать не чего. Досвидания.»

Я сегодня утром позавтракала. У тети Нади всегда завтракают. А то, что нам со взрослыми сидеть за одним столом не разрешают – это даже хорошо: никто не пристает, что вилку не так держишь или чавкаешь.

А перед школой я домой забежала, а там эвенк по двору ходит, оленей гладит. Меня увидел, говорит:

– Ой хороший девочка, У олешка голова болит, у эвенк голова болит, денег нет совсем, шкурка есть песец, белый шкурка. Ходи девочка, бедный олешка покупай

голова лечить.

А что покупать. Раз они с мамкой пили – значит мамка где–то водку запрятала и деньги, что у эвенка оставались. Я в хату зашла, мамка на кровати лежит, в тазик блюет. Меня увидела, сразу плакать давай, похмелку просить. Она спрячет, а утром сама не помнит, куда спрятала. А я все ее тайники знаю.

Я посмотрела под кадушкой с кетой соленой: точно, деньги лежат, целых тридцать рублей. А водка тут же, в чулане, две бутылки прямо в рыбу засунуты, а еще две – под досками, на которых кадушка стоит.

Я одну взяла – хватит с них, а то опять упьются и опять мне дома не ночевать. А деньги эвенку отдала и велела спрятать, а он мне их опять отдал и попросил табак на все деньги купить. Он трубку курит. Они всегда трубку курят, с рождения. Как родиться ребенок, ему сразу спиртом губы помажут и трубку в ротик, дыму глотнуть. Что б рос настоящим человеком.

В школе сегодня мне выдали ботинки на лето. Нас трое, кому родительский комитет одежду покупает и дает за бесплатно. Еще Васька из нашего класса, у него отец в море погиб, на баркасе во время шторма, а у его мамы еще трое детей. Им и школа и рыбзавод помогают. И Танька из восьмого класса. У нее и папа и мама есть, но оба пьют и дерутся, и их хотят лишать родительских прав.

Ботинки мне показали, я их примерила – ничего ботиночки, только твердые очень после валенок, но ничего – разносятся по гальке. Показали и классная их опять у меня забрала.

– Пускай, – говорит, – они пока в школе полежат. Тебе то что.

А мне ничего. Я понимаю, они из–за мамки, что б не пропила до лета. Обидно, конечно. Да, ладно! ***

Вот такие звездочки мне папа посоветовал ставить, когда перерыв в писании дневника делаю. Я, может, потом совсем о другом писать буду, вот звездочки об этом и скажут. Только кому они скажут? Кто мой дневник читать будет? Мамке я его никогда читать не дам, да ей и неинтересно. Она даже газеты не читает.

Разве папка прочтет…

Я сегодня стихи написала. Это страшная тайна, что я стихи пишу. Об этом даже Ленка не знает. Я стихи написала про курицу. У нас кое у кого живут курицы, яйца несут. Яйца у нас дорогие очень, один рубль пять штук. И они невкусные, они рыбой пахнут, потому, что куриц селедкой кормят.

Я стихи написала, будто я мальчик.

Вот они.

 
Вышел я на улицу И увидел курицу. Я спросил у курицы:
– Ты чего на улице? И сказала курица:
– Я того на улице, Что другие курицы
Тоже все на улице.
 

Я люблю себя кем–то представлять. Мальчишкой или

волшебницей, или эвенком. Вот, если бы я была эвенком, я бы очень любила оленей, хотя я их и так люблю. И в оленеводческой бригаде я бы ухаживала за тарагайками, так по–эвенкийски называется олень–ребенок. Олененок тоже красиво. Но тарагайка еще красивей звучит. Это такие войлочные комочки на тонких ножках. И еще они хрюкают, как поросята, он хрюкают, пока маленькие, а потом у них голос меняется. И у них такие бархатные, нежные, мохнатые носы. А язык шершавый.

Олененок, как поросенок, Он хороший – пока ребенок. Олененку расти не лень:

К лету станет почти олень

Вот я пишу, будто все за один день написала. А дней уйма прошло. Я еще медленно пишу. Правда, папа советовал не обращать внимания на ошибки, так и писать с ошибками, главное – быстро писать, как думаю. Но быстро не получается. Разве можно быстрей мысли писать. Быстрей мысли, наверное, ничего нет.

Дней прошло много, а я все пишу про тот день.

Да – ладно! Папка приедет – исправит.

«Здравствуй папа! Как ты чувствуешь себя? У вас холодно? Я учусь нормально. Завтра у нас сандень и мы не учимся. Знаешь папа я могу вязать, но конечно не очень хорошо. Сейчас пробую вязать носки получается. Ну и все писать не чего. Досвидания.»

Весна у нас дурная. Сразу все растаяло, пролив разлился, в школу теперь только на вертолете старшеклассников возят, а с нами в клубе учительница занимается. Общежитие, куда скоро бичей вербованных привезут на лето, все залило. А льдины все равно не тают, так и плавают у берега. Говорят в настоящем море купаются все лето. А в нашем, Охотском, и летом–то не шибко накупаешься.

Я новые башмаки забрала у учительницы. В них так хорошо по берегу бродить, гальку собирать. Иногда такие красивые камушки попадаются. Мы ими меняемся.

А вчера у нас в клубе уроков не было. Вчера в клубе эвенка судили за убийство. Этот эвенк на войне воевал, снайпером. У него награда есть – Герой Советского Союза. И 'он напился и в деревне Арка, где все эвенки живут, выстрелил в брата через дверь из винтовки. И убил. Он на суде говорил, что ничего не помнит. Мамка тоже на утро ничего не помнит, когда вечером напивается. А ему все равно десять лет дали.

Его на баркасе привозили судить, с охраной. А потом на вертолете увезли в Охотск. А потом дальше отправят, в лагерь где–то около Хабаровска. Как бы я хотела побывать в Хабаровске. Он, наверное, большой и красивый, как Москва.

Я теперь дома не живу, а живу у маминой сестры. Потому что мамку тоже в Охотск увезли. Она ночью проснулась и в одной ночнушке ушла по хатам стучать, просить похмелку. И в одном доме ей дали одеколону, а она там еще кольцо золотое стащила. Ее утром участковый и увез в Охотск, в КПЗ. Я в школе была и ничего не знала.

Тетя Надя говорит, что ее не в тюрьму посадят, а в ЛТП. Это такая тюрьма для алкашей, где их лечат.

Плохо без мамки. Я папе обо всем написала, но он еще не ответил. Так долго письма идут.

Ура! Пришло письмо от папы. Вот оно, я его в свой дневник приклеила.

«Здравствуй, родная моя дочурка!

Если бы ты знала, как я о тебе скучаю, как мне обидно, что не могу тот час выехать к тебе. – Но, что делать – судьба распоряжается нами довольно бесцеремонно.

Зато есть и радостная новость. Горбачев издал Указ об амнистии для осужденных на строгом режиме. Это значит, что меня возможно освободят досрочно. Все зависит от комиссии, которая будет рассматривать дело каждого заключенного. У меня серьезных нарушений режима содержания нет, так что нам с тобой можно надеяться на скорую встречу.

Целую тебя миллион раз, скучаю.

Папа»

Я не все поняла в этом письме, но ясно, что, может, скоро папу отпустят. Я вообще не верю, что он преступник. Я его никогда не видела, кроме, как на фотографии. Он там очень красивый, я на него похожая. У него большие глаза и красивые волосы. А у нас красивыми считаются толстые девчонки с светлыми волосами. Мама все время ругалась, что я черная. Но папа написал, что я не черная, а смуглая, как и он, а то, что я худенькая, а не тощая, – это очень красиво и я в городе буду очень хорошенькая, а толстых и светлых в городах хорошенькими не считают.

А вообще все это ерунда. Главное – чтоб его освободили скорей!

Тетка у меня хорошая, но меня, как старшую, теперь заставляют всю уборку делать. И полы мыть, и посуду, и много еще чего. Я понимаю, что я для них лишняя, у них и своих детей хватает, а все равно обидно. Я и у мамы все сама делала, но мама пила, не могла сама прибираться. Зато, когда не пила, она все сама делала, она меня любила.

Я тетке папино письмо показала, и она сказала: скорей бы приезжал, он хоть не пьяница, может работать будет.

Сегодня привезли вербованных бичей. Опять около общежития нельзя будет гулять. Они все забросают мусором и битыми бутылками, там все время будет балдеж и драка.

Про бичей рассказывают анекдот, будто они за все лето ни разу моря не видели, хотя общежитие на самом берегу. Это, будто у малыша, что около общаги в песке играл, спросил приезжий: где тут море? А он говорит: я не знаю, пойду спрошу у старших. Пошел, долго его не было. Пришел и говорит: где море никто не знает, но ты подожди, мы решили тебе на всякий случай морду набить.

Когда у мамки вербованные гуляли, я всегда к тетке убегала. Они страшные.

А в школе у меня одна тройка, по рисованию. Ну совсем не умею я рисовать.

«Здравстуй папа! Твое письмо получила. У меня все хорошо, одна тройка по рисованию. Мама сидит в тюрьме. Ее еще не судили она сидит за пьянку. Больше писать нечего. Досвидания. Приезжай ко мне. Твоя дочь Жанна. "

Я сегодня отправила папе письмо. Я ему написала, что у меня одна тройка по рисованию и что я по нему очень скучаю. Я написала – пускай он этой комиссии покажет это письмо и они поймут, что его надо отпустить. А то я совсем одна.

Теперь я жду.

«Здравствуй папа А я болею. У меня горло болит. Тетя Надя положила меня в больницу потомучто там за мной хороший уход. Уколы такие противные, у меня вся попка болит. И еще полоскать горло так. тошнит такое, горькое полоскание. Имамы нет. Досвидание.

Твоя дочь Жанна.»

Ну, опять зарядил этот противный дождь. А я все равно пошла на берег. Там почт штормит, дождь у моря соленый, с брызгами от волн перемешанный. Потом я пошла на рыбзавод. Там все к путине готовятся, чаны моют, в которые потом тузлук нальют, что бы селедку солить. Тузлук я и сама умею делать. Соль надо брать крупную, зернистую. Немного борной кислоты и специй. И готов тузлук. Только мы для дома больше кету засаливаем, тузлук для нее понежней выбираем, а голову от кеты мы не солим, из них очень вкусный суп получается.

На заводе я встретила дядю Колю, маминого младшего брата. Он мне про дедушку и про папу рассказывает.

Дедушка был очень добрый. Он тоже пил, но никогда из дома ничего не уносил – только в дом. Он утонул в море. Дедушка был национальности мордвин. Потому я такая черная.

А папа сперва познакомился не с мамой, а с дедушкой. Дяде Коле тогда было 14 лет, но он все помнит. Папа работал в Охотске, в редакции. И приехал к нам, в Новое Устье писать заметку про рыбзавод. И на пристани познакомился с дедушкой. Дедушка тоща уже был на пенсии и работал ночным сторожем на дебаркадере – плавучей пристани). Они выпили с дедушкой и папа не пошел ночевать в гостиницу, а пошел к дедушке.

Когда папа возвращался в Охотск, дедушка дал ему письмо для мамы. А мама тогда работала в Охотске штукатуром–маляром. Вот так папа и познакомился с мамой. Мама тогда не была толстая, а была худенькая, как я, и похожая на японочку, только с нормальными глазами. И за ней мало кто ухаживал, потому что она была смуглая, а у нас парни больше любят беленьких. И вот, папа полюбил маму и стал часто приезжать к дедушке с мамой и без.

И дядя Коля говорит, что папа был очень веселый, ничего из себя не ставил, что он в газете работает, а мама – простая штукатур–маляр, и вовсе не выставлялся. И с дядей Колей бегал на перегонки, в настольный теннис играл и на лошадях учил его ездить и драться приемами.

Папа служил в армии на Дальнем Востоке, он служил в войсках специального назначения, поэтому всякие приемчики знал. Он в университете учился заочно на журналиста, а работать приехал к нам в газету «Охотско – Эвенкийская Правда».

А потом они поженились и папа увез маму к себе в Иркутск, это где–то в Сибири около озера Байкал. А потом они разошлись и мама вернулась в Новое Устье. Я тогда еще не родилась, я туг родилась уже потом. А почему они развелись – я не знаю. Мама говорит, что папа виноват, что он из такой семьи, где все грамотные и богатые, что он поэтому с ней жить не захотел, что она простая рабочая. А папа об этом вовсе не пишет, хоть я и спрашивала. А дядя Коля говорит, что мама, наверное, и там пила водку, и что мой папа хороший мужик…

Сегодня

Стоит снять приличный номер в гостинице, как тебя попытаются снять девочки. К девочкам эти потасканные шлюхи имеют отношение чисто символическое, они простые низкосортные машины для имитации сексуальных утех. (Возможно, в очень дорогих отелях и есть супердевочки, но мне в лучшие годы останавливаться в них было не по карману. Штуку баксов в сутки я никогда не решился бы заплатить за гостиничный номер.) Но я давно не имел нормального секса, не считая вялого трахания с беззубыми бичихами в грязном подвале после нескольких флаконов тройнушки. Поэтому, вежливо отказав «мамочке», я сделал очередной глоток, зажмурил глаза и прислушался к мнению своего маленького дружка. Ниже пояса стояла абсолютная тишина. Движения там тоже не наблюдалось.

Я открыл глаза и попытался смотреть на экран. РТР передавал очередную рекламу, и я получил от нее истинное удовольствие:

“ – Хуан, мы больше не встретимся.

– Почему, Лучия?

– Мы вынуждены снять рекламу с нашего канала. А, ведь, за счет рекламы мы и покупаем эти сериалы!»

Я спешно переключился на НТВ. И увидел, как грустный фантаст и философ Уэллс отправляется на машине времени в будущее не с целью познания, а для того, чтобы… укротить Джека Потрошителя! И, конечно, устраивает гонки на автомашине (впервые в жизни ее увидев), лихо конкурирует с полицейскими детективами, мгновенно влюбляется в работницу банка…

Голливуд ухитрился опохабить почти все шедевры литературы. Ведь им необходимо вписать классику в стандарты голливудского видения, то есть – в примитивный штамп. Поэтому стандартный набор – любовь, гонки, перестрелки, трупы, маньяки, – на фоне классического сюжета. Конечно, Уэллс гонорар не потребует и в суд не подаст.

Как то я смотрел отрывок сериала «Затерянный мир». Прекрасная пародия на известную повесть Конан Дойла. Только сделана эта похабщина всерьез. Голливудские штукоделы умеют зарабатывать деньги, превращая искусство… Черт побери, даже слова не подберу соответственного. Матерщина одна на ум приходит для сравнения.

Знаете, почему любая реклама выглядит пародийно? Слишком мелка тема. Когда патлатый чудак с невероятным пафосом ВЕЩАЕТ о достоинствах дорогостоящего пылесоса «с водной очисткой» – это глупо и жалко. Обычно публичная, сознательная глупость вызывает смех. Смеемся же мы над потугами Жириновского выглядеть приличным человеком.

Вообразите монолог Гамлета на тему: «У меня болит живот. Съел что–то не то! Сходить в туалет?! Нет! Лучше выпить таблетку имодиума!!!»

Единственно правильная форма рекламы – честный рассказ о товаре, с указанием его цены, достоинств и недостатков. Нечто, вроде «Магазина на диване», но без гамлетовских монологов «о единственном и неповторимом стиральном порошке».

Только вдумайтесь: «Моя мама – лучший в мире выдумщик и лучший в мире друг!» Эту сентенцию произносит смазливый карапуз, чья ленивая мама подменяет нормальную готовку еды бульонным кубиком. Махровый идиотизм. Особенно, если учесть, что использование этих кубиков может быть опасным для здоровья.

Одноразовый мир угрожает нам все больше. Вспомните знаменитую российскую авоську, не правда ли – великолепная штука. Более удобной вещи для переноски покупок еще не выдумали. (Правда, есть рюкзак, но он не слишком подходит городскому человеку. И не сложишь его в карман, как авоську). Где нынче купить авоську? Особенно я любил из эластичной сетки: в кармане занимает места не больше, чем платок, а вмещает неимоверно много.

Подчитано, что одноразовые пакеты отнимают у потребителя 4 процента дохода. То есть, вместо того, чтоб истратить эти деньги на нечто полезное, вы тратите их на нечто эфемерное, одноразовое. Вынуждены тратить. Добровольно отдавать производителям.

Это европейские расчеты. Для россиян, ухитряющихся одним пакетом пользоваться многократно, процент, конечно, меньше. Тем более, что в России пакет не включен автоматом в стоимость товара, как это делается во всем мире, за него мы платим отдельно.

Впрочем, мы и одноразовыми шприцами ухитряемся пользоваться многократно!

Одноразовые зажигалки, одноразовые авторучки, одноразовые китайские батарейки, одноразовые турецкие джинсы, неизвестно где сделанные одноразовые ботинки, одноразовая посуда, одноразовая любовь, одноразовый долг воина… Одноразовая жизнь с передачей по наследству алкоголизма, СПИДа, дебильности. Вырождение целой расы.

Не верите? Поезжайте на бывший 101 километр под Москвой, посмотрите, какое потомство у сосланных туда при СССР БОМЖей. Смотайтесь в любой поселок городского типа. Особенно в такой, где есть свой спиртзавод или цементный завод. Или ознакомьтесь со статистикой, по которой каждый второй ребенок в России рождается нездоровым, а 97 детей из 100 к 12 годам приобретают хронические заболевания. О проценте детей, родившихся дефективными, и говорить стыдно. Как и о количестве мертворожденных. И все это при том, что прирост населения катастрофически падает!

Черт побери! Что это я тут о телевидении философствую, когда меня с одной стороны могут поджарить толстые издатели, а с другой – обязательно поджарят заказчики. Ситуация доведена до абсурда, но развязка будет кровавая. Если я что–нибудь не предприму. Только что? Может довести ее до еще большего абсурда?

Причудливая штука жизнь. Почему–то именно сей час она подбросила воспоминания о том, как я работал инструктором клуба служебного собаководства в ДОСААФ. Директрисой там была тренерша по гимнастике, престарелая экзальтированная особа, которая собак не любила и боялась. Учитывая, что клуб состоял из собаководов и подростков, начальница в свою должность не вписывалась.

Сперва я относился к ней довольно равнодушно. Но когда престарелая гимнастка начала вмешиваться в служебные проблемы, возмутился. Последней каплей, источившей мое терпение, была поездка в Москву на соревнования. Начальница своей неуемной активностыо позорила команду.

Сам я вряд ли стал бы вмешиваться, портить женщине жизнь. Но ребят, с которыми работал, я любил. И ради них организовал письмо в ЦК ДОСААФ, затем предпринял еще некоторые ходы, и гимнастку уволили. Тут начались телефонные звонки с угрозами. В это время я снимал комнату, и хозяйка, взвинченная беспрерывными звонками, сделала мне замечание. Найти в Прибалтике, в центре города комфортабельное жилье трудно. Я взбесился: предлагал телефонным агрессорам встретиться, пообещав им, что с собой никого не при веду и не возьму никакого оружия, кроме нунчаков. Безрезультатно. Пришлось нанести ответный удар–гимнастка была предупреждена, что ее «умоют» кислотой, если она не угомонится.

Я до сих пор не знаю, по ее ли инициативе встретила меня вечером группа парней с явно агрессивными намерениями. Я возвращался домой, и метрах в десяти от родного подъезда мне преградили дорогу человек восемь. Они не стали сразу бить меня, а по–слободски начали задирать, цедя сквозь зубы ругательства. Я мгновенно «вычислил» вожака, изобразил заискивающий испуг, умоляя парней отпустить меня с миром. Я говорил, обращаясь ко всем, а смотрел только на лидера, стараясь в полумраке поймать его взгляд. Он ухмылялся, и я протянул ему свою правую руку, вроде бы в знак примирения.

Парень клюнул на эту уловку, а через секунду он уже взвыл от боли, ткнувшись лицом в асфальт.

– Скажи своим корешкам, чтобы отошли подальше, иначе выверну твою граблю вместе с лопаткой! – гаркнул я.

Но «кодла» вроде и сама догадалась отойти на безопасное расстояние. Для меня, конечно, безопасное…

Звонки после этого случая прекратились. В ту пору я увлекался самоанализом, и этот случай запомнил еще и потому, что вечером долго думал над тем, что испытывал острое желание вывернуть парню руку, но все же не сделал этого. Мною на какое–то мгновение овладело стремление вполне естественное восстановить справедливость, отучить хама нападать на беззащитного. Хотя бы единожды получив достойный отпор, хам, возможно, в будущем не станет проявлять такую нахрапистость, поостережется. Но потом я понял – не в этом дело.

Оказавшись лицом к лицу с явно недоброжелательной восьмеркой парней, я испугался. Может, для посторонних наш испуг и незаметен, но самому перед собой зачем душой кривить?

Так вот я, конечно, испугался. И оказавшись, как говорят, хозяином положения, я прежде всего решил отомстить за свою слабость противнику. Если сумеешь подавить в себе это чувство мести, то останешься человеком. Если не сумеешь…

Но почему я именно сейчас вспомнил именно этот эпизод?

Своему мозгу следует доверять. Зря он не пустится в столь сложные ассоциации. Вот во сне, когда мозг не обременен путами обывательского расчета, он прекрасно работает, создавая гениальные конструкции. Поэтому надо искать связь сегодняшней ситуации с воспоминанием.

Захватить заказчика и угрожать его коллегам я не могу. А что я могу?