Текст книги "Марш обреченных"
Автор книги: Владимир Свержин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 9
Телефон зазвенел, когда я уже закрывал дверь, собираясь отправляться на рандеву с рыжеволосой красавицей Птахой.
– Ты дома? – голос Славы Бирюкова в трубке звучал как-то странно. Такое впечатление, что Мангуст четвертый пребывает в состоянии глубокой задумчивости.
– Не совсем. Ты поймал меня на пороге.
– Хорошо, что поймал. У нас осложнение.
– Что такое? – Я начинал судорожно перебирать возможность вероятного прокола.
– Сухорук мертв.
– То есть? В каком смысле?
– Ты знаешь у этого слова ещё какой-то смысл? – грустно спросил Слава.
– Прости. Ты прав. Скажи, мертв до или после встречи?
– Пока не знаю. Обнаружен после. Помнишь мужика в криминальной хронике показывали? Я ещё говорил, что лицо где-то видел.
– Это Сухорук?
– Он самый. Подполковник ФСК Олег Георгиевич Сухорук. У нас на доске объявлений в черной рамке.
– Ситуация накаляется.
– И не говори. Ладно. Я тут пока порою, что да как. Вечером встретимся в Центре.
– Заметано. До вечера.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Сухорук убит. Причем в этом случае даже самоубийством не прикрывались. Вот только до или после? До или после, вот в чем вопрос? Если до, то получается, что наш генерал его ждал, а пришел совсем не он, а кто-то другой. Чем кончилась встреча, нам известно. Тогда ключ ко всей задаче кроется в разработке, которую вел этот самый контрразведчик. Насколько я понимаю, просто так люди подобного сорта в гости к отставным резидентам не ходят. А если его убрали после? Вывод напрашивается сам собой, но судить пока рано. Подождем, что удастся установить капитану Бирюкову. А пока – аллюр три креста[17]17
Аллюр три креста – в XVIII–XIX вв. Срочность доставляемых адъютантами пакетов обозначалась крестами. Один – обычн. Два – срочно, три – сверх срочно.
[Закрыть] ко Дворцу Молодежи. Нехорошо заставлять даму ждать.
Вот и она! Уверенным движением рассекает толпу журналистов, ОМОНовцев и крепких ребят в камуфляжах с эмблемой охранного агентства «Ратобор», плывет во всем своем великолепии, ослепляя окружающих сиянием своей рыжей гривы. Попробуй, не заметь такую! Пространство перед Дворцом полно народу, на стене рекламные щиты: «Конкурс „Мисс Русь“». Господи, до чего дурацкое название! Кто их только придумывает!
– Саша! – Птаха машет мне рукой. – Я здесь.
Плечистые омоновцы расступаются, давая мне дорогу. Спиной ловлю завистливый взгляд. Что и говорить – Птаха дивно хороша.
– Привет, Сашенька. – она обвивает мою шею руками и чмокает в губы. – Безумно рада тебя видеть. Ты совсем пропал, не звонишь, не появляешься.
– Куда уж нам теперь. Ты у нас замужняя дама, а я так, романтическое воспоминание непутевой юности.
– Во-первых, романтическое воспоминание, я уже не замужем. Дольше бы не звонил, я бы и состариться успела. А во-вторых… Разве это имело какое-то значение? – Анна внезапно становится крайне серьезной. – Я ведь никогда не собиралась становиться твоей женой. То есть нет. Тогда, после Арбата, думала об этом. Даже хиповать из-за этого бросила. Молодая была, глупая. А потом подросла, повзрослела и додумалась до мысли, в сущности, банальной: что лучше уж мне быть твоей любовницей. У Ницше вычитала: «Женщина – лучшее отдохновение воина». Дурак этот самый Ницше, конечно, но в нашем случае он прав.
Мы подходим к выходу, и моя спутница прерывает свою речь для того, чтобы произнести пароль билетерше, скучающей в ожидании наплыва публики. Впрочем, её общество несколько скрашивает сержант в сером костюме от Зайцева.
– Со мной.
Билетерша согласно кивает, не сомневаясь в правдивости слов моей красавицы.
– Так вот, о чем я. – Птаха возвращается к прерванному разговору. С того памятного вечера на Ленинских горах она не была со мной так откровенна. Видимо, не смотря на внешне победительный вид, на душе у неё вовсе не сладко. – Ты, Сашенька, у нас воин. Что называется, до мозга костей. А я – твое отдохновение. Когда я тебя в коридоре универа встретила, решила для себя: пусть оно себе будет что будет, а я стану твоей возлюбленной! И стала. – Она грустно улыбается. – Увы, только на один вечер.
– Прости, я тогда не смог… – запоздало начинаю оправдываться я. – Командировка.
– Знаю, знаю… – машет мне рукой Птаха. – А смог бы тогда, не смог бы в другой раз. Это закономерно, и с этим ничего не поделаешь. Я давно уже не обижаюсь. Тогда, понятное дело, настроение было скверное. В общем то и замуж потому и пошла. Стабильности захотелось. Дура! Когда ты мне по приезду позвонил, я ещё дома была. К морю поехала только через неделю. Матери сказала, что никого не хочу слышать.
– Понятно, – глупо замечаю я, и дальше мы идем молча. – Участвуешь? – прерываю начинающуюся затягиваться паузу, переводя разговор в более нейтральное русло.
– Шутишь! – она смотрит на меня с явной укоризной. – Представь себе, побеждаю я в этом конкурсе и получаю звонкий титул: «Мисс Русь». Ты вслушайся, как это звучит!
– М-да. Малопристойно.
– Вот именно. К тому же, у меня типаж не тот. Здесь сплошь сестрицы Аленушки с Василисами Прекрасными прекрасными соревнуются.
– Тогда каким ветром тебя сюда занесло?
– Мой шеф будет вручать специальный приз «Мисс зрительских симпатий» Наталье Воронец.
– Даже так? За все уплачено?
– Само собой! Кстати, авторитетно тебе заявляю: Наташка – мисс что надо. Без дураков.
– Ты её знаешь?
– Еще бы! Это моя бывшая одногруппница и близкая подруга. Шеф у меня на дне рождения с ней познакомился и влюбился, как говорили в прежние времена, без памяти. Для новых русских, это в общем-то, не свойственно, но, как мы видим, временами случается. И это вселяет определенные надежды.
– А кто у нас шеф? – спрашиваю я игриво.
– А шеф у нас – президент «Россэкономбанка» господин Стругов, – в тон мне отвечает Анна.
– Понятно. Предупреждать надо. А ты у него?..
– Я у него секретарь-референт и заведующая канцелярией в одном лице.
– Так зато какое лицо!
– Комплиментщик!
– Куда уж нам. Ты как, секретарь-референт и… – я многозначительно умолкаю.
Взгляд Птахи полон праведного гнева:
– Ревновать – грех. Особенно вам, сударь. Никаких «и». «Россэкономбанк» зарегистрирован в префектуре, где мой отец возглавляет борьбу с экономической преступностью. Улавливаешь суть?
– Виноват. Вспылил. Признаю свою ошибку. Прошу дать возможность загладить, искупить.
– То-то же. Ладно, так и быть, прощаю. Назначаешься на этот вечер моим кавалером. Я полагаю, на банкет после сегодняшнего петрушатника ты можешь остаться? Или тебе вновь надо мчаться учить папуасов азам строительства коммунизма?
– Понимаешь… – вяло начинаю я. Вечерний гулеж никак не входит в мои планы. В Центре меня будут ждать верные сотоварищи с дневной добычей.
– Все ясно! – хмурится очаровательная собеседница. – Наша служба и опасна и трудна. Ладно. Тогда давай, выкладывай, что у тебя за дела?
Открываю рот, но о делах поведать не успеваю. За спиной слышится чей-то радостный оклик.
– Эй, спецназовец! Капитан!
Голос вроде бы незнакомый, но с другой стороны, ни погон, ни эмблемы с летучей мышью[18]18
Летучая мышь – эмблема спецназа.
[Закрыть] на моем костюме нет, следовательно, знакомство давнее и неслучайное. Тем более, что со званием этот некто немного промахнулся. Я уже скоро четыре года как майор.
Молодой человек, звавший меня, строен и круглолиц. Пятнистая форма с эмблемой «Ратобора» ему весьма к лицу. Судя по дополнительному шеврону, он здесь какой-то начальник. Где-то я его видел. Вспомнить бы – где!
– Прости, – обращаюсь я к Птахе.
– Нет вопросов. – Анна делает останавливающий жест рукой. Профессиональный секретарь-референт. – Найдешь меня за кулисами. Не задерживайся.
Перестук её каблучков звучит спокойно и уверенно, но умей я читать эту морзянку – вряд ли получил одобрение своему поведению.
– Твоя? – интересуется ратоборец, провожая взглядом изящную фигуру Птахи.
– Угу, – киваю я. Это откровенная ложь, но зато можно не опасаться дальнейших расспросов.
– Подфартило, – вздыхает незнакомец. Хотя, незнакомцем его, в сущности, не назовешь. Но где и когда я его видел? Мозг работает с максимальной скоростью, перебирая тысячи лиц, людей, с которыми мне так или иначе приходилось сталкиваться за годы службы. Собеседник видимо замечает мои затруднения.
– Не вспомнили? Давайте подскажу. Август девяносто первого. Белый дом. Президентский танк.
Господи! Ну конечно же! Летеха – адъютант Банникова! Глазам своим не верю и слова сказать не могу. В зобу дыхание сперло. Вот уж действительно, на ловца и зверь. Хвала тебе Всевышний, за то что за всеми своими делами бы все же время от времени думаешь о нас.
– Постой, ну конечно же! Лейтенант! Власенко! – радостно хлопаю парня по плечу.
– Он самый!
Похоже, он действительно рад меня видеть. С чего бы? А впрочем, почему нет? Мы с ним тогда вместе под дождем мокли, водкой грелись и бутерброды поровну делили.
– Здесь-то какими судьбами? Бросил Тимофея Прокофьевича на произвол судьбы?
– Почему бросил? На повышение пошел.
– Понял. Умолкаю. – заговорщически шепчу я.
– Ну а вы-то как? Где, что?
– Можно на ты, – бросаю я. – Где и что? Последние годы работал инструктором в Суханово. Сейчас думаю уходить. Достало. Да и перспектива, как на кладбище. Вот ты уже к примеру по званию кто?
– Капитан, – гордо сообщает Власенко.
Неплохо, очень неплохо. Два звания за пять лет!
– Вот видишь, – вздыхаю я, – а я вот в майорах застрял.
– Слушайте, Александр Васильевич, давайте я о вас с генералом поговорю.
«Светлая мысль, мой дорогой капитан, ты сам даже не подозреваешь, насколько светлая. Нет, Господь явно послал тебя мне на подмогу. Хотя тебе это знать как раз не обязательно.»
– Ну что ты, – вслух произношу я. – Неудобно. Ему только моими делами заниматься.
– Ерунда! – Ратоборец, похоже, настроен весьма решительно. – В общем так, я завтра с ним говорю, а в воскресение, давай, приезжай в Коробковку. Знаешь, где там стрельбище?
– Знаю, конечно.
– Вот и отлично. Пропуск я тебе закажу.
– У меня есть, – честно признаюсь я.
– Тем более. Еще лучше. В общем, к полудню будь там. И запомни, не знаю уж, что у вас там было раньше, но Банников к тебе относится хорошо. Уяснил?
Киваю головой. Уяснил. Сегодня, положительно, день новостей. Такое иногда о себе узнаешь…
– Ну что, может пойдем в буфет, отметим встречу, или… – он кивает в сторону закулисья, – твоя уже заждалась?
– Думаю, да.
– Ну, тогда до воскресенья. Только смотри ж, приезжай.
Как полезно иногда бывает дать человеку возможность почувствовать себя благодетелем. «Неизъяснимо наслаждение», как говорил классик. Крепко жму протянутую мне руку. Спасибо, дружище, весьма тебе обязан. Да здравствуют связи, да здравствует профессиональная память чекистов!
Птаха действительно заждалась. Она задумчиво курит свой излюбленный «Парламент», и глядя куда-то вдаль, поверх голов снующих красавиц, с накладными косами и технических работников и разнообразного люда., чей род занятий по одежде понять затруднительно.
– Что-то случилось?
– Да нет, все в порядке. Просто от чего-то грустно. Ерунда. Пошли, лучше я тебя познакомлю с будущей мисс зрительских симпатий.
– Зачем?
– Хочу проверить эти самые симпатии. Ладно, не забывай, что нынче вечером ты мой кавалер и обязан выполнять все прихоти прекрасной дамы… Я прекрасная дама?
– Вне всякого сомнения.
Птаха толкает дверь ближайшей гримерной.
– Натали, ты там как?
– Одну минутку, – слышится из-за двери негромкий приятный голос.
И вот она появляется в прокуренном коридоре, полном народа, и мне кажется, что в одно мгновение в нем наступает тишина. Мама родная! Где ты, художник Васнецов, зачем сошел ты в могилу? Лучший из твоих ясноглазых персонажей шествует посреди людского потока, словно лебедь белая, и коса её светло русая, через плечо перекинутая, до пояса спускается, и глаза-незабудки, и улыбка на губах – умереть и не встать! И тишина кругом. Впрочем, это мне как раз уже кажется.
– Понятно, – хмыкает Птаха чуть слышно. – Эффект зрительских симпатий достигнут. Очнись, Саша, это не видение, а вполне живой человек.
В этом она, безусловно, права.
– Позволь тебе представить, Натали: мой давний друг, Александр Лукин. Доблестный рыцарь и галантный кавалер. Первое, впрочем, гораздо более, чем второе. Готов в любую минуту совершить подвиг. Единственное: за годы нашего знакомства так и не смогла от него добиться – ради чего?
Остер твой язычок, Птаха, ох, остер. Но что это за грохот? Неужели это бьется мое сердце? Уж не решил ли я влюбиться на старости-то лет? Седина в бороду – бес в ребро!
– Очень рада, – мягко произносит красавица. – Аня много о вас расс*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Это уж точно! Ладно. У меня есть некоторое время для поддержания реноме галантного кавалера. Склоняюсь, целую протянутую руку и получаю в награду сказочную улыбку. Такую же сказочную, как и сама красавица. Господи, в конце концов, много ли я теряю? Бьюсь об заклад, что рыжая проводница, открывшая мне путь в эту сказку, отлично представляла мою реакцию. Не думаю, что бы я как-то обидел её. Тем более, что завтра я увижу Натали по телевизору, может, на обложке какого-нибудь журнала и все – окончилось наше знакомство. А пока что… Пока что я травлю анекдоты, блистаю остроумием, веселя честную компанию, вплоть до первого звонка, когда зрителей и господ почетных гостей просят занять места в зрительном зале, ибо вот уж спустя несколько мгновений, действу надлежит быть.
Мы занимаем места согласно купленным билетам. Знакомства мои в этот вечер продолжаются. Следующий на очереди – патрон моей милой подруги банкир Иван Стругов. Он молод, ухожен и так же похож на карикатурный образ банкира, как я на медведеобразную фигуру советской военной угрозы. Больше всего этот финансист похож на какого-нибудь секретаря райкома комсомола, только с рубином в галстучной заколке вместо форменного комсомольского значка. А впрочем, я сужу предвзято, зная, что ему будет обязана своим призом Наталья Воронец.
Интересно, знает ли она об этом? Скорее всего – нет. Значит, скоро узнает. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хотя… Быть может, я сгущаю краски. Птаха говорит, что он по-настоящему влюблен. Это ещё хуже! Стоп! Майор Лукин, вам-то до этого какое дело? Вы что, для этого сюда пришли? Нет, совсем не для этого. А сердце щемит, и есть мне дело до конкурсантки под номером три, Натальи Воронец. Черт возьми, есть дело!
Телохранители Стругова меряют меня бульдожьими взглядами. Опасен – не опасен? Мое соседство с секретарем-референтом шефа их явно не радует. Ничего, взгляды не убивают, пусть себе разглядывают. Много ли высмотрят? Я предупредителен и любезен. Сама предупредительность и сама любезность. Шутка ли, сегодня вечером я – кавалер самой прекрасной из всех дам, сидящих в зале. У кого-то есть сомнения в моих словах? Тогда на выбор: шпаги, пистолеты, или может, предпочитаете что-то иное?
Крепыши украдкой продолжают ловить взглядом каждый мой жест. Молодцы. Бдительность и ещё раз бдительность. Хотя, пожелай я убрать вашего шефа, вряд ли бы вы смогли что-либо предпринять против.
А вот и ещё один взгляд. Уже совсем другой. Не сверлящий, как у этих молодцов, а так, походя вскользь. Да и личность не из приметных. В толпе и не заметишь. То ли клерк с достатком, то ли главный бухгалтер какого-нибудь СП. Одет добротно, но без шика. Движется спокойно, без скрытой угрозы. Но этот «бухгалтер» поопасней охранников-мордоворотов. Это охрана не от хулиганов. Профи. Не дай Бог из девятки[19]19
Девятка – 9-е управление КГБ. Занималось личной охраной руководителей государства.
[Закрыть]. Не было печали! Тогда жди хвоста. Да, подвела Птаха под разработку. Ну ничего. Попрыгаем… Может это все только кажется?
Конкурс тем временем идет своим ходом. Девицы в сарафанах кружатся по сцене, изображая некое подобие хоровода. Дурацкое занятие, эти конкурсы. В промежутке между выступлениями разглядываю рекламные щиты спонсоров: СП «Террион», «Росэкономбанк», АОЗТ «Приватир-Инвест».
«Приватир-Инвест»? Наклоняюсь к самому уху Птахи, так, что её локоны щекочут мне лицо.
– Анечка, тебе вон та вот фирма известна?
Она смотрит на меня, как на умалишенного.
– Ты куда смотришь? Ты лучше на сцену гляди. Видишь, как Натаха рассекает, а ты о какой-то фирме.
– А все-таки?
– Шефа их пару раз видела, но чем занимается фирма, хрен их знает. Очередные купи-продай, – шепчет она, – на что они тебе сдались?
– Да нет, тут что-то поинтересней. Ладно. Об этом потом. Сейчас будут раздавать призы. Внимание на сцену!
Церемония раздачи слонов в полном разгаре. Ленты через плечо, собольи шубки и венцы блестящие и переливающиеся всеми огнями радуги. Вот и Стругов со своим. Круиз по средиземному морю! Музыка! Аплодисменты! Натали прижимает руку к груди и склоняется в поклоне, принимая щедрый дар.
Знаем мы такие дары! Не удивлюсь, если на теплоходе каюта Ивана Стругова будет совсем рядом с каютой нынешней «Мисс зрительских симпатий». Генеральный директор «Россэкономбанка» чинно спускается со сцены. А это кто? Специальный приз австрийской модельной фирмы «Штергерд-Беллиц»? Кому? Тоже Натали?
Блондинистая голливудская дива лет тридцати пяти, впрочем кто их поймет, этих див, отработанно виляя бедрами, возносится на подиум. Пять тысяч австрийских крон и контракт с фирмой. Браво! Снова овации.
– Птаха, – я трогаю её за рукав блузки. – Мне срочно нужен телефон.
– На выбор в ассортименте. Сотовый, автомат в холле и обычный в кабинете администратора.
– Лучше всего последний. Ты меня проводишь?
Анна смотрит на меня испытующе. Ее не обманешь.
– Хорошо. Пошли.
Она берет меня за руку и выводит из зала. Один из орлов Стругова увязывается следом. Теперь не отстанет. Уйти, конечно, особого труда не составит, но подставлять Анну вовсе не стоит. Служба безопасности, видимо, здесь была поставлена неплохо, Контакты доверенного лица патрона под наблюдением. Правильно. Но не кстати.
Костолом держится поодаль. Не будем его нервировать и давать ему повод к необоснованным подозрениям. Заворачиваю с Птахой в кабинет администратора и плотно закрываю двери.
– Послушай, солнце мое, мне нужна твоя помощь. У нас всего пять минут. Слушай. – Конечно, это далеко не все, что можно поведать на эту тему, но: «Меньше знаешь – крепче спишь».
Вкратце рассказываю об убийстве генерала Рыбакова и фирме «Горелов и сын». Красивая сказка о том, как жил-был генерал, который дружил с одним дипломатом. А дипломат этот, когда пришло время, начал отмывать деньги партии в лице её передового отряда – Комитета Государственной безопасности. И все бы ничего, но генерал сей, наш боевой командир, об этом узнал и сильно возмутился, понятное дело, методами отмывки, за что, вероятнее всего, его и убили. Основное подозрение наше падает на сына того дипломата. А звать этого сына, как можно догадаться, Тарас Горелов. Такая вот история. – Мне нужен твой отец. Без его возможностей мне не справиться, – подытоживаю я.
Это не совсем так, но без него все будет значительно сложнее. Птаха проводит рукой по моим волосам.
– Сашенька, нет вопросов, я помогу тебе. Одно только условие.
– Какое? – с замиранием сердца спрашиваю я.
– Я в деле.
– Согласен, – неожиданно для самого себя выпаливаю я в ответ, не собираясь особо следовать своему обещанию, и, во избежание дальнейшего обсуждения этой проблемы, привлек её к себе.
Телохранителю за дверью наверняка было слышно невнятное перешептывание и звук поцелуев.
Глава 10
Зал переливался огнями. Казалось, что световые пятна в ужасе мечутся по нему, распуганные громыхающим результатом работы группы, беснующейся на сцене. Язык не поворачивается назвать эти результаты музыкой.
– Отчего вы не танцуете? – голос Мисс зрительских симпатий прозвучал совсем рядом, выводя меня из состояния задумчивости. Наталья Воронец, сменившая древнерусский наряд на вечернее платье, внезапно превратилась из сказочной царевны в обыкновенную, хотя и сказочно красивую девушку. И теперь она хотела танцевать, что было вполне естественно. И шум, создаваемый музыкантами, похоже ей ничуть не мешал. Скорее напротив. Что ж, каждому времени свои мотивы.
– Жду, пока кончится гроза, – развел руками я.
– Вам не нравиться? – ресницы красавицы вспыхнули, словно испуганные бабочки.
– Обстановка – нет. Вы – да.
Наградой мне послужила улыбка, которую, если бы конечно такое было возможно, я бы с радостью носил на груди, как почетнейший из орденов.
– Льстец!
– Напротив, сейчас я как никогда жалею, что Господь не наделил меня даром говорить комплименты.
– Зато он наделил вас многими другими дарами. Аня много рассказывала о вас. Судя по её словам, вы чуть не былинный богатырь.
– Ну, это – поэтическое преувеличение. Обычный солдафон.
– Не скромничайте. – Она понизила голос и заговорила театральным шепотом. – Мне многое о вас известно. Вы странствуете по свету и совершаете подвиги, как и подобает настоящему витязю. Вы расскажете мне о своих похождениях?
Похождениях?! Я усмехаюсь про себя. Не много-то Птаха могла про меня рассказать. История с арбатским мордобоем, туманные намеки на загранкомандировки к диким туземцам? Вот, пожалуй, и все. Впрочем, при желании и это можно расписать а-ля Александр Дюма На самом деле, все мои «подвиги», как и «подвиги» моих соратников, совершались в честь дамы крайне сомнительной прекрасности, имя которой – Высокая Политика. Все они были ярким образчиком изощренного коварства и вероломства и, в отличии от подвигов древнего рыцарства, скорее всего никогда не дождутся своих труверов[20]20
Трувер – средневековые французские поэты-певцы, в отличии от куртуазных южан, воспевавщих любовь, главной их темой были рыцарские подвиги.
[Закрыть]. Оно и к лучшему.
– Нет, – я отрицательно качаю головой.
Царевна, похоже, ошарашена. Она никак не ожидала отказа.
– Государственная тайна? – с усмешкой произносит красавица.
– Где-то так.
Пауза. Музыканты устало замолкают. Крики и восторженный свист. Может, и наоборот. Все в порядке! Лабухи утирают взопревшие лбы и вновь готовы услаждать слух публики забавными мотивами кузнечного производства.
– Хорошо, – смиряется Наташа. – Хотите оставаться мистером Икс, оставайтесь, пожалуйста. Но когда сменится музыка, обещайте пригласить меня на медленный танец.
– Непременно. На второй. Первый по справедливости принадлежит вашей подруге.
– Невыносим! – печально констатирует она и гордо удаляется, позволяя мне вдосталь любоваться её великолепной косой.
Но вот и медленный танец. Блики перестают метаться по залу, музыка становится негромкой и томной, как взгляд Ромео. Оказывается, ребята действительно владеют инструментами. Мелочь, а приятно. Тонкие руки Птахи лежат у меня на плечах. Слово «биоэнергетика» нынче стало выходить из моды, но через пиджак и рубашку я чувствую энергию, исходящую от её рук. От этого становиться жарко и сердце начинает биться учащенно. С чего бы, господин майор, с чего бы?
Она прижалась ко мне вплотную и под тонкой материей блузки я явственно ощущаю её тело. Оно горячо так, что кажется может обжечь. И уж если на ладони, то душу точно. Господи, о чем бы думал, создавая женщин такими прекрасными? Неужели ты всерьез предполагал, что отдавая должное твоему искусству, мы не будем грешить?
– Чем ты так рассердил Наташку? – положив голову мне на плечо, шепчет Птаха. – Она так рассержена, что кажется влюбленной по уши.
– Шутить изволите?
– Какие уж тут шутки! Я её пятый год знаю – такой не видела.
– Птаха, ты провокатор, – на ухо произношу я, попутно прикусывая губами розовую мочку, украшенную переливистой сережкой.
– А ты не знал?! – улыбается она.
Удивительная женщина! Ей бы достойную школу и когда-нибудь я бы стал рассказывать внукам, что во времена отдаленные был удостоен чести зваться возлюбленным Мата Хари[21]21
Мата Хари – известная разведчица начала века.
[Закрыть] наших дней. Впрочем, до внуков ещё дожить надо. Так что, пока что время есть.
– Послушай, – нежно шепчу я, так словно повествую своей даме о пылкой страсти. – Что это за тип трется возле вашего президента?
– С залысинами?
Я чуть заметно киваю.
– Это Федор Федорович Калашников. Числится ведущим специалистом экспертного отдела. На деле – правая рука шефа.
Ведущий специалист. Это уж точно. Прекрасное прикрытие. Человек без определенных занятий. Если, конечно, смотреть со стороны и не знать куда смотреть.
– Откуда взялся не знаешь?
– Обижаешь, гражданин начальник! Бывший гэбэшник. Диссидентолов.
Фух! Полегчало! Камень с плеч! Диссидентолов. Это хорошо. Это прекрасно. Из всех щупалец кэгэбэшного спрута – это самое безобидное. Дальше, разве что первые отделы.
От того ли, что в Советском Союзе борцов с режимом было ещё меньше, чем секса, а редкие, попадавшиеся на одной шестой части суши особи можно было сосчитать по пальцам и бережно занести в Красную книгу. От того ли, что здоровое чувство голода толкало сотрудников этого ведомства на постоянные провокации и собственноручное плетение гнезд инакомыслия, ибо на одного настоящего матерого диссидента, типа академика Сахарова или генерала Григоренко, приходилось офицеров КГБ больше, чем охранников на какого-нибудь латиноамериканского президента, а может из-за того, что кроме нелепых самосожжений, пустых протестов и глупых голодовок от подопечных более никаких активных действий не ожидалось – работники здесь подобрались к оперативной работе малопригодные. Чиновники.
Конечно, случались исключения, но обычно люди талантливые пытались перевестись в другие главки. «Государственная тайная полиция» даже в самом Комбинате Глубинного Бурения особым почетом не пользовалась.
На моем запястье чуть слышно запикали часы. Я поднес циферблат к глазам. На нем красным огоньком мигала лампочка поисковика. Это означало, что вызванный мной на подмогу капитан Насурутдинов находится на дистанции двух километров от меня. Скоро мигание сменится постоянным светом и это будет означать, что пора выходить из здания.
– Что это? – тихо произносит Анна.
– Таймер. Мне пора уходить. Сейчас только Федор Федоровичу вашему пару слов скажу и, вперед, труба зовет.
– Сапог не потеряй, Золушка! – гневно фыркает Анна.
– Я тебя тоже нежно люблю. – парирую я.
Что и говорить, со своей ролью галантного кавалера я справился прескверно.
– Все ты врешь!
Вот это уже неправда. Но времени для доказательства обратного, увы, нет. Ищу глазами фигуру «ведущего специалиста экспертного отдела». Черт побери, куда он делся?! А нет, вон он. Пошел в курилку. Что ж, очень кстати.
– Федор Федорович, позвольте сигаретку.
Гэбэшник смотрит на меня с нескрываемым удивлением, но протягивает пачку.
– Спасибо. – киваю я, нагибаясь над зажигалкой.
Вообще то, я вполне согласен с плакатами, проповедующими, что никотин – это медленная смерть, но для пользы дела иногда приходится пренебречь пользой тела.
– Мы с вами знакомы? – голос товарища Калашникова звучит вкрадчиво и настороженно. Лобовые атаки в его ведомстве отродясь переносили плохо.
– Не совсем. Я о вас знаю несколько больше, чем вы обо мне. Но меня это вполне устраивает.
– Наглец!
Слово то какое нашел! Того и гляди на дуэль вызовет.
– Есть немного. – сокрушенно соглашаюсь я, – Ладно. Карты на стол. Я старый друг Ани. Еще с тех времен, когда вашего банка и в помине не было. Что еще? Майор спецназа. С фирмой, которую вы здесь представляете, никаких дел не имел и, надеюсь, иметь не буду.
– Почему вы мне все это рассказываете?
– Потому, что вы начальник секъюрити «Россэкономбанка».
– Вы ошибаетесь…
– Федор Федорович, полноте! Человеку вашего опыта и вашей квалификации рассказывать такие сказки! Оставьте манеру отрицать очевидные вещи политикам. Вам это не идет!
– Что вам нужно?
Голос Калашникова суров, словно приговор военного трибунала. Что ж, такой тон мне вполне подходит.
– Когда мы с Аней выходили из зала, за нами увязался один из ваших мальчиков. Я понимаю, что подобная бдительность – часть вашей работы. Это даже похвально. Но, я терпеть не могу, когда за мною бродят подобные личности. Если я кого-то из них обнаружу у себя на хвосте, а можете поверить, если они там будут, то я их обнаружу – этот человек попросту пропадет без вести. Это я вам обещаю. Еще я могу дать вам слово офицера, а оно для меня значит очень много, что я ни в какой форме не желаю причинять ущерб вашей фирме. Так что, будем ли мы воевать или жить в мире – зависит от вас.
– Вы мне угрожаете?
– Ни в коем случае. Я даю вам информацию, которую следует учесть, прежде чем предпринимать что-либо в моем направлении.
Красный огонек на циферблате перестал мигать, напоминая о необходимости заканчивать беседу.
– Простите за мою назойливость – я мягко, но твердо взял Федор Федоровича под локоть – мне пора уходить, не могли бы вы проводить меня до выхода.
Понимая, видимо, что сопротивление бесполезно и все доводы против будут мною пропущены мимо ушей, собеседник послушно бредет рядом. Если бы он мог убить меня прямо здесь, не сходя с места, то непременно воспользовался представившейся возможностью. К счастью, её нет. Поэтому он смотрит на меня с тихой ненавистью и призывает в уме на мою голову все семь казней египетских. Мы выходим на улицу. Как я и ожидал, ОМОНовское оцепление уже снято. Кое-где, поигрывая дубинками, небольшими группами стоят ратоборцы. Работы у них сейчас никакой, деньги идут, поэтому они стоят себе и травят анекдоты. И слава Богу. Вдыхаю свежий воздух полной грудью. Что может быть приятней после душного зала, после продымленной курилки, наполнить свои легкие свежим воздухом. Даже если этот, увы, загазованный московский воздух, а не напоенный ароматами леса кислород Рублево.
Уже темно. Но благо, устроители конкурса на поскупились на иллюминацию. Приближающийся тагировский «Опель» видно издалека.
– И последнее, Федор Федорович. Я очень тепло отношусь к Ане. Думаю, это не вызывает сомнений? Так вот, если каким-либо образом вы или ваши люди попытаетесь давить на нее, я вас оскальпирую тупым ножом. Запомнили?
Не думаю, что у него возникли какие-то сомнения по поводу правдивости моих слов. Во всяком случае, лучше бы их не возникло.
«Опель» чуть тормозит около нас. Дверца распахивается на ходу.
– Счастливо оставаться!
Прощайте, товарищ Калашников. Искренне надеюсь, что наше знакомство не станет близким.
– Неплохо ты устроился! – с завистью в голосе произносит Тагир, прибавляя скорость. – Где б себе такую работу найти?
– Только старшему офицерскому составу, – сурово отвечаю я. – Спасибо тебе, выручил.
– Красотки не отпускали?
– Что-то в этом роде.
– Та, что сейчас была с тобой, мне не понравилась.
– Да ну тебя! Лучше расскажи, что ты там выходил?
– Рассказываю. Приехал я по указанному адресу. Осмотрелся внимательно и понял, – он убирает руку с руля и многозначительно поднимает вверх указательный палец, – кадры решают все.
– Толковая мысль. Где-то я её уже слышал, – мудро соглашаюсь я.
Тагир не обращает внимания на мою шпильку.
– Хрущобу себе представляешь? Черемушки…
– Естественно.
– Так вот. Квартира, конечно же, под наблюдением. Из дома напротив смотрят во всю. Оптику видно невооруженным глазом. Телефон на прослушке. Опять же клопы[22]22
Клопы – скрытые микрофоны.
[Закрыть]. И все. Представляешь! Старики разбежались по коммерческим структурам, а молодняк ещё зеленый. Нет опыта. Учить некому, – возмущенно вещает Насурутдинов.
