Текст книги "Марш обреченных"
Автор книги: Владимир Свержин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 13
Ну вот и дождались! Уж и не знаю, в полном ли здравии был господин Президент, подписывая указ о нашем расформировании, но документ подписан, а следовательно, пятнадцатилетняя работа Центра канула в анальное отверстие истории, и вряд ли кому-то удастся извлечь оттуда что-либо путное. Впрочем, что толку пенять на Президента. У него работа такая – совершать исторические глупости. Почему-то никто не захочет оперироваться у дилетанта хирурга, выдвинутого прямым тайным голосованием, а вот страной управлять у нас может любая кухарка. А уж кабинетный титан, полжизни своей проведший в восхваление своих предшественников и колебаниях вместе с генеральной линией партии, так уж и совсем великолепно. Белого коня и по центральной улице под колокольный звон.
Что ж, у такого государственного мужа добиваться понимания сути тайной войны. Дальше схватки за кресло она у него все равно не пойдет. То есть нет, подсознательно он необходимость в ней чувствует, поскольку голубь мира, если к нему повнимательней присмотреться, за поведением его проследить – птичка та еще. Слабого сородича в темечко клюнуть для него первое дело. Но вот о стратегии этой войны, а уж тем более о тактике, у лидера нашей неизбывно великой державы представление более чем смутное. А потому, подобно свихнувшемуся богу-громовержцу, мечет он куда-то вниз молнии и с неподдельным изумлением потом взирает на дело рук своих.
В конце декабря 1993 года «наш дорогой и всеми уважаемый» указом своим распускает не имеющее себе равных спецподразделение «Вымпел», оно же группа «В», едва-едва стараниями генерала армии Барсукова и командира группы генерал-майора Звягинцева удается отстоять антитеррористическую группу «А», преславутую «Альфу».
«Разрядка напряженности», скажете вы? Ох, уж лучше бы вы этого не говорили!
В девяносто пятом году господин президент, поняв очевидно, в конце концов, что свалял дурака, в ФСК начинает формирование Управления Специальных Операций… Слава богу, со специалистами вопрос решился довольно быстро. Благо, не успели они ещё разлететься по всей Руси великой в поисках заслуженного куска хлеба. Профессионализм и корпоративная гордость не дали. А если бы вдруг?
Как бы то ни было, за год более сотни «вымпеловцев» получили новую прописку в стенах контрразведки. Вот тут их и ожидал новый подвох. После того как политики, а я настаиваю, что это были именно политики и никто другой, наломали дров в Буденновске, очередным президентским указом в структуре ФСБ создается Антитеррористический центр. Ну что ж, как говориться: «Вещь полезная и главное своевременная…», но когда, в соответствии с этим указом, ФСБ из ведомства соседнего МВД передается их собственный отряд «Вега», в который вливается упраздненное Управление Специальных Операций?!
Тут в самом пристойном варианте вспоминаются слова поэта об упряжке, воле и трепетной лани, а в непристойной, я бы, пожалуй, оставил пару страниц многоточий для ненормативной лексики.
Для того, чтобы подготовить рядового бойца спецназовца уходит два года. Спустя эти годы он вполне адекватно выполняет поставленные перед ним боевые задачи. Офицеры после Питера, Новосибирска, Рязани[30]30
Училища, где готовят офицеров морской пехоты, войсковой разведки, спецназа и воздушно-десантных войск.
[Закрыть] и других тому подобных учебных заведений ещё семь-восемь лет обучаются, прежде чем в пекле тайной войны закалку получить. И вот после всего этого, когда на подготовку великолепного профи уходит десяток лет и вся остальная жизнь, его вначале тасуют, как пятый туз в колоде, а потом заставляют заниматься делами, ему абсолютно не свойственными. Интересно, чувствует ли наше первое лицо какую-либо разницу между захватом самолета с террористами, уничтожением, скажем, ракетной базы в глубоком тылу противника и устройством дворцового переворота в каком-нибудь далеком Занзибаре? Похоже не чувствует. Ни в целях, ни в методах.
Мне могут возразить, что мы живем в цивилизованном обществе, а тайная или, как её ещё элегантно именуют, «малая» война – это что-то из времен отживших. Скупая мужская слеза навернется на глаза от таких слов. Бред болезненный. Если и нет до сих пор на этом дурацком шарике большой войны, то лишь потому, что профессионалы войны малой изо дня в день кладут за это свои головы. И – да простят меня люди доброй воли – но десяток таких спецов, с чьей бы стороны они не были, для дела мира значат куда как больше, чем все борцы за него вместе взятые со своими митингами и манифестациями…
Однако, как говаривал наш покойный генерал, «это все разговоры в пользу бедных». Дошла очередь и до нас. Интересно, куда наши кадры вольют? В урюпинскую добровольную пожарную дружину? Обидно, конечно, до чертиков и зло берет, но жизнь тем не менее на этом не заканчивается. И наша работа тоже. В сущности, что значит расформировать Центр? Отобрать особняк в Фарисеевском переулке и прочую нашу корпоративную недвижимость? Потеря, конечно, но, в общем, не фатальная. По Руси великой поискать, местечко всегда найдется. А богатства наши, трудом первых красных бизнесменов заработанные, неравномерно делятся на сметные и несметные. Сметные – от дырокола до чудо-тамбура при входе, с датчиками на всяческого рода «клопов» натасканными – все по списку налицо. А вот несметные, то есть в смете не учтенные, на деньги нашего «подсобного хозяйства» купленные, – их ни в каком списке нет. Они-то основу техническую могущества и составляют, и уж можно не сомневаться – из этого имущества и гвоздь налево не пойдет. Исчезнет все наше несметное добро в неизвестном, точнее известном крайне немногим, направлении, вместе с архивами, документами на владение собственностью за рубежом и счетами в иностранных банках.
Мы с лихвой отработали все это. И не наша вина в том что эта страна проиграла. Все, что требовалось от нас, было выполнено так, что ни один профессионал не скажет худого слова. Но шпага не делает из свинопаса фехтовальщика. Так что ж? Мы уничтожены? Вот уж нет! Уничтожить нас у кабинетных шаркунов – кишка тонка. Центр будет жив! А крыша над головой? Тоже мне, проблема! Схватка ещё только начинается. И нет смысла говорить, что мы обречены на смерть. Мы сами выбрали свой путь, сами обрекли себя, избрав профессию воина. И какая в том беда? Привет тебе, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя! Полагаю, наш марш запомнится тебе надолго. Что же до смерти, пустить себе пулю в висок, сделать харакири или прыгнуть со скалы в Тибр мы всегда успеем, а до того у нас есть ещё одна незаконченная миссия. Миссия, к которой нас готовили всю нашу жизнь, – защищать свое Отечество. Защищать, вне зависимости от личности врага, его силы и средств.
Сигнальщики, команда «Марш»! К бою, господа офицеры.
* * *
– Хорошо, Слава. До понедельника ещё некоторое время есть, до панихиды у начальства тоже. В двух словах, что там с этим Мухамедшиным.
– В двух вряд ли получится, но попробую. В общем так, боевой офицер, классный танкист. В Афгане – капитан. За Панджшер удостоен Красной Звезды и очередного звания. В восемьдесят восьмом – Западная Группа Войск, начштаба танковой бригады, подполковник. Дальше есть одна занятная деталь. Он командует полком, который в конце восемьдесят восьмого – начале восемьдесят девятого получает на вооружение танки Т-80. Мухамедшин производится в полковники, сержанты-командиры танков одевают погоны прапорщиков.
– Курьез, конечно, но в чем интересность факта? Никакого криминала я пока не замечаю.
– Побойся Бога, командир. Со стороны полковника Мухамедшина, во всяком случае, никакого криминала не заметно. Вполне достойный путь боевого офицера.
– Так что же?
– Дело совсем в другом, – медленно произносит капитан Бирюков, словно перепроверяя в уме логику своих размышлений. – Двумя годами до того, даже, пожалуй, меньше, канцлер Коль и Горби встречаются и принципиально договариваются об объединении Германии и выводе войск из ГДР. Было такое?
– Было.
– Тогда ответь мне пожалуйста, зачем затевать чехарду с перевооружением, зачем вводить новую технику, когда ты обираешься выводить войска?
– Вопрос конечно интересный, – произношу я голосом «заслуженного немца». – Наверняка у тебя уже и ответ готов.
– Ну не то, чтобы готов, но кое-какие наметки есть.
– Давай, рассказывай!
– Хорошо, слушайте. Это пока предварительные наметки. Если у кого из вас есть дополнительный фактаж, выкладывайте на гора. Посмотрите, какая забавная цепочка выстраивается. Я тут просматривал компьютерную версию журнала «Шпигель» и наткнулся на слова, которые поначалу привели меня в состояние глубокого шока. Цитирую дословно, чтобы вы вполне могли оценить великолепие изложения.
– Слава, лучше вкратце, своими словами. Времени маловато осталось, – прерываю я начавшееся было обильное цитирование.
– Ладно, – с некоторым разочарованием в голосе произносит Бирюков. Страсть к декламированию у него неистребима. Слава Богу, это, пожалуй, самый тяжкий из его недостатков. – В общем жалуется бывший офицер-танкист гедеэровской армии, оставшийся без работы в результате устроенного там погрома. Говорит он следующее: «Освоение танка „Леопард“ на курсах переподготовки в Кобленце не составило никакого труда.»
– Охотно верю, – хмыкает Валера, – этим ребятам палец в рот не клади. Я с ними встречался. Им что «леопард», что «Мерседес» – особой разницы нет.
– Комментарии потом, – перебивает Слава. – Ты слушай дальше. В общем, каждый рычаг, каждую кнопку в этой машине они знают, хоть среди ночи разбуди. Но что его крайне удивляет, это то, что на базе ликвидации техники армии ГДР в Шарлоттенхофе высокопоставленные офицеры-танкисты из бундесвера не могут отличить танк Т-72 от Т-55.
– Прости что? – не совсем понимая, не ослышался ли, переспрашиваю я.
– Не могут отличить Т-72 от Т-55, – повторяет Слава.
– А слона от носорога отличить не пробовали? – вставляет реплику Валера.
– Погоди, я кажется понял. Ты хочешь сказать, что в Шарлоттенхофе под видом одних танков уничтожаются другие?
– Похоже, что так. Подумай сам. Не может быть, чтобы высокопоставленные офицеры-танкисты бундесвера не могли распознать основной танк вероятного противника.
– Абсолютно невероятно.
– Именно. Но, с другой стороны, немцам глубоко безразлично, какие танки уничтожать. Их больше интересует, сколько единиц бронетехники уничтожить, списать по ведомости. Каких – без разницы. А если по этому поводу им ещё кинуть некоторую сумму дойчмарок, то они тебе танк от трактора не отличат.
– Допустим. Во всяком случае, здравому смыслу подобное предложение не противоречит. Тот же генерал Пиночет, которого в особых симпатиях к армиям Восточного пакта не обвинишь, отзывается о бундесвере крайне нелестно.
– Оставим это на его совести. Я о другом, – обрывает мой экскурс в историю Бирюков. – Представь себе, что у тебя есть информация о том, что через пару лет войска страны Игрек будут выводиться из страны Икс.
– Представил, – киваю я. – немцы о выводе войск знали минимум за полгода до официального объявления. Сидя наверху, знать об этом за год-полтора – не проблема.
– Верно. Теперь представь, что у тебя есть возможность перемещать боевую технику с места на место.
– Ну, при известной величине звезд на погонах и это вполне вероятно.
– Отлично. Тогда мы берем, скажем, из под Кривого Рога, где имеется целое стойбище устаревшей бронетехники, энное количество старых танков и отправляем их эшелоном в Германию. Скажем, в Планкен.
– Почему именно Планкен?
– Там железнодорожная ветка и танковый полигон – то, что нужно. Так вот, все это старье и рухлядь до поры до времени числиться за полигонами, скажем, в качестве мишеней. Потом, когда приходит время выводить войска, некто находит, а скорее всего, уже давно имеет, общий язык с руководством армии ГДР. Армии этой, как мы понимаем, жить осталось всего ничего, а новых вакансий на офицерские и генеральские должности всего 750. Из них генералов – двадцать. Четырнадцать бригадных, пять генерал-майоров и один генерал-лейтенант.
– Хорошо. Но для чего ты мне все это рассказываешь?
– Господи! – возмущается Слава. – Это же понятно до примитивности! Меньше тридцати процентов кадровых военных ГДР нашли себе место в Бундесвере. А если ты генерал, доживающий в своем кабинете последние дни и не ждущий от новой власти ничего хорошего, станешь ли ты подкрашивать свои танки для того, чтобы преподнести их чужим злым дядям или по просьбе своего старого приятеля подменишь одни «коробочки» на другие, получив при этом достаточно денег для безбедной старости где-нибудь в тихом уголке новой Объединенной Германии?
– Пожалуй, это тоже не противоречит здравому смыслу. Таким образом, немецкие танки советского производства возвращаются на Родину, а вместо них уничтожается рухлядь, собранная с танкодромов!
– Правильно, командир. Но цепочка на этом не заканчивается. Танки вывезенные из ГДР направляются в Тенишево, где им устраивают профилактический ремонт и перекраску. Отсюда их на выбор можно продавать любому желающему, а можно обменять на более новые.
– Ну конечно же! – я хлопаю себя ладонью по лбу. – Как же я сразу не догадался! Ты можешь сказать, когда до настоящего времени в последний раз использовались сводные части? Если, конечно, не считать парад Победы?
– Насколько я помню, при обороне Москвы, – опасаясь ошибиться, чуть помедлив, отвечает капитан Бирюков.
– А теперь вот – в Чечне! Собирают, по утверждению Минобороны, из тридцати – сорока частей со всех округов. А потом, не дав не то, что сработаться, но даже толком узнать друг друга, бросают в бой. Тасовать такие части можно сколько угодно, без ущерба для их боеспособности. Она, увы, условна. Армию загнали на бойню! Для чего спрашивается? Полицейская акция? Наведение конституционного порядка? Черта с два! Для того, чтобы списать побольше техники, боеприпасов, горючки и прочего военного имущества! Не может такого быть, чтобы российская армия при умелом руководстве не смогла бы задавить Чечню! Не в первый раз! Опыт есть. Однако, с самого начала, от ввода наших войск до последнего дня боев допущен такой катастрофический ряд «ошибок и просчетов», что иначе как заранее обдуманным преступным сговором их не объяснить. При всем уважении к боевому духу и отваге чеченцев.
– В общем понятно, – подытоживает наш разговор Валера, с видимым удовольствием поглощающий принесенный Бирюковым кофе. – Желая того или не желая, мы столкнулись с крупнейшей, может быть крупнейшей в мире, компанией занимающейся контрабандой вооружений. Полагаю, что не только танков, но и всего остального. Компания транснациональная, имеющая любую желаемую поддержку на самом верху военного, финансового и политического истеблишмента. Что будем делать по этому поводу, господа офицеры?
Тагир Насурутдинов, занявший Валерино место на диване, открывает правый глаз. У него забавная манера спать и все слышать.
– Я полагаю, что пора ехать в Узбекистан. Посмотреть, что там замышляется. Куда то же эти танки из Тенишево направляются. Не среди барханов же им ралли устраивать.
– Ты прав. Что-то типа секретного полигона там должно быть.
– Должно-должно, – соглашается Тагир, вновь закрывая глаз. – Слава вот начал о земляке моем рассказывать, да сбился. Так если позволите, я ещё немного продолжу. После развала Союза полковник Мухамедшин занимает видное место в Минобороны Узбекистана. В частности, его подпись стоит под документом, регламентирующим состав узбекской армии, а также определяющий принадлежащую ей недвижимость. После отставки в декабре девяносто третьего – начале девяносто четвертого получает предложение от «Вестборн технолоджи инкорпорейтед» занять пост директора местного филиала фирмы.
– Так, ради досужего интереса, Тагир, может быть тебе известно, чем занималась или может быть занимается эта фирма в Узбекистане?
– Известно. Там у нас это известно практически любому. WTI занимается геологическими изысканиями.
– Фирма драного волка Мюррея – геологическими изысканиями? – веселюсь я. – И что ищут?
– Какая разница? – пожимает плечами Тагир. – Нефть, газ, от Бога дулю! Это дает им возможность отчуждать значительные территории, аккумулировать технику, а если учесть, что мы имели дело с Мухамедшиным, то, скорее всего, имеется и какая-то забытая в списке воинская часть. Как вы думаете?
– Звучит убедительно. А как на самом деле, одному Аллаху известно.
– Вот я и говорю, – продолжает настаивать Тагир, – что надо мне съездить к Аллаху поближе и лично разобраться, что к чему.
– Опасно, – смотрит на меня Слава.
– Не подвергается с опасности только тот, кто уже умер. И то, только до Страшного Суда, – изрекает майор Пластун. – Тагир дело говорит.
– Ребята, за меня бояться не стоит, – успокаивает Тагир, – У них там своя мафия, у меня своя. Посмотрим, чья возьмет.
Ну, мафия по отношению к концерну «Мюррей – Горелов и партнеры» – это слабо сказано. Если правда то, что мы предполагаем, все проделки мафии перед здешними делами – похищение варенья из буфета в сравнении с ограблением Нацбанка. Частную армию они там создают, что ли? Во всяком случае, на деньги, которые там крутятся, весь Узбекистан в цветущий сад превратить можно!
Ладно, мы, небось, тоже не в церковно-приходской школе обучались. Посмотрим. И силы все приложим, чтобы наша взяла, поскольку, если нам все это время и удавалось благополучно уходить из-под наблюдения заинтересованных особ, то никто не может гарантировать, что это будет продолжаться сколько-нибудь долго. Недооценивать противника – самый опасный порок оперативника. Профи там хватает, и это серьезно. Переиграем – честь нам и хвала. Нет – сомнут, в бетон вотрут и не заметят. Против махины идем – это четко осознавать надо. За нами, кроме нас самих, наших знаний и умений – никого и ничего нет. И делаем мы то, что считаем должным. Должным и правильным. Ибо служим мы не государственным мужам и даже не государству. Лишь Отечеству посвятили мы свои табельные шпаги. Беда тому, кто спутает его – Родину отцов и дедов с монстром государственной машины.
Глава 14
Вот и закончилась служба государева. Теперь сорок пять суток отпуска, а там, как пожелаешь: то ли впрягайся в новую лямку, то ли свободный полет. Ничего, полетаем – на наш век дичи хватит. С понедельника Центр, как древнерусский град Китеж уходит под воду, но существовать от этого не перестает. И работы своей, естественно, не сворачивает. А то, что нас, словно какой-то кружок вязания на спицах при жилуправлении, с занимаемой площади выставили, ну что ж, кому от этого хуже? Работать мы и сами умеем, возможности у нас для этого остаются, а общее руководство сверху… Обойдемся без политрука! Пусть себе занимается кабинетными маневрами и ячеистым бетоном.
Прощай, барский особняк в Фарисеевском переулке. Забавно будет узнать, кому ты теперь достанешься. Какому-нибудь Горелову, а может, наводнят тебя тараканы-чиновники, с деловым видом подъедающие то, что отцы не доели? Уж лучше Горелову, Стругову, кому-то ещё из этой братии. Есть шанс, что хоть в доме порядок будет. Потому как, куда ступала нога чиновника, нога человека уже ступить не может. Домовые, что ли из таких домов уходят? А без них – это так, скелет, а не жилище.
Прощай, наш общий дом. Пятнадцать лет мы действовали сообща. Каждый на своем месте, на своем боевом посту. Очень хочется сказать что-то вроде: «Мы ещё вернемся!». Но кто его знает? Вернемся ли?
* * *
Последнее летучее совещание перед открытием кингстонов[31]31
Кингстон – специальный клапан в борту судна, через который корабельные отсеки заполняются забортной водой.
[Закрыть].
– Господа офицеры, какие будут предложения? Прошу высказываться.
У нас в Центре в ходу старинный морской порядок. Первыми свое мнение высказывают младшие по званию. Значит первым должен говорить Тагир. Звания у них со Славой одинаковые, но Бирюков уже на подходе к майору, а он свою четвертую звездочку получил всего полтора года назад.
– Со мной все ясно. Я уеду на историческую родину выяснять, где там пасутся наши танковые табуны. Только вот ещё что. Командир, ты что-то говорил о ребятах-танкистах из Грозного. Которых в Москву на комиссию сдернули.
– Говорил.
– Поскольку, как я понимаю, их невиновность в пропаже восьмидесяток у нас не вызывает сомнений, я с твоего позволения это дело прикрою.
– Каким образом? – спрашиваю я.
– Не образом, а чем-то вроде свечки. – Тагир оскаливает в ухмылке свои ровные белые зубы. – Знаешь, чем отличались господа времен Российской Империи от господ времен Союза?
– Чем?
– Первые ходили с парадного хода, когда остальные с черного, а вторые наоборот. Скажем тебя, майора ГРУ, когда ты придешь и попросишь не то, что дело прикрыть, а адрес, где они разместились сообщить, пошлют темным лесом ленинским курсом, а меня, как авторитетного представителя одной из противоборствующих сторон независимого от законов восточного государства, выслушают со всевозрастающим вниманием и, более того, я практически уверен, с дорогой душой пойдут навстречу, – глядя куда-то в потолок, произносит Насурутдинов.
– Ну, это как сказать, – вяло огрызаюсь я.
– Хочешь – по-русски, хочешь – по-татарски, а можешь на узбекском. Без разницы. Впрочем, насчет дорогой души я, может, и погорячился. Души там по большей части дешевые, – обреченно машет он рукой.
– Ладно, рискни. Но при первом же запахе опасности – уходи. Геройство нам ни к чему.
– Это уж не извольте беспокоиться. Постараюсь, – охотно соглашается Тагир.
– Хорошо. Держись на связи. – Я перевожу взгляд на Славу.
– Если других указаний не будет, – как обычно, негромко начинает он, – то я, пожалуй, займусь эвакуацией имущества.
– Куда? – переспрашиваю я, обводя взглядом коллег.
– Мы тут с Валерой сняли домик под офис фирмы «УСК», – поясняет Бирюков. – Бюро по трудоустройству уже выдана заявка на комплектацию легального персонала. Да ты не журись, с закрытием Центра в России много новых юридических масок появится.
– Как?!
– «У.С.К.» – «Утро стрелецкой казни». По-моему, очень актуальная картина, – задумчиво глядя в потолок, произносит он.
– Да ну тебя! Когда ж вы успели?! – наконец, приходя в себя.
– Когда мы успели? – Слава поворачивается к нагло ухмыляющемуся Пластуну.
– В прошлую среду, – вставляет тот. – Учредители, естественно, липовые, но командный состав наш. С благославления и по настоянию высокого руководства.
– Конспираторы! И чем же занимается ваше детище? – ухмыляясь, качаю головой я.
– Наше детище, Саша, наше, – вставляет тот. – Заниматься оно может чем угодно, вплоть до вывода спутников-шпионов на околоземную орбиту. Но это, конечно, по особой лицензии. А насчет конспирации – это ты зря. Подумай сам. Вдруг бы в мозгу Верховного Главнокомандующего произошел временный проблеск, и он не стал пилить сук, на котором сидит?
Я кривлю губы в брезгливой усмешке:
– Сомнительно.
– Да, крайне маловероятно, но некий шанс, отличный от нуля, имелся. Вот тогда-то и пустили бы мы «УСК-лимитед» Летучим Голландцем по безбрежному морю российской экономики, – делано вздохнув, мой друг машет вслед невидимому кораблику УСК.
– Хорошо. Молодцы. Одобряю. В общем так, Слава, вы перевозите все наше движимое имущество в офис и быстро приступаете к работе. Сейчас у нас на повестке дня: дело Мюррея, отдельным вопросом – этот самый мистер Х, Макс Коулер, и, наконец, архив госбезопасности – дело Васи Покера. Откуда мог взяться его ствол в квартире? Нам нужны все, кто мог быть причастен к пропаже револьвера.
– Понятно.
– По Мюррею и компании. Постарайся раскопать всю имеющуюся у них собственность. В том числе и ту, что записана на близких родственников, любовниц и домашних животных.
Ответом мне служит печальный вздох. Задача, поставленная мною требует огромного времени, внедренной агентуры и многого другого. Ничего этого у нас пока нет. Но вариантов тоже нет. И с этим приходится считаться. Оттого вздох оставляем без внимания.
– Дальше, – продолжаю я, – Коулер. Проверь по возможности, не въезжал ли он в страну каким-либо другим путем. Где жил, сколько.
– С кем встречался, с кем пил, с кем спал, – улыбается Валера. – По-моему нам пора обратиться к гадалке. Компьютеру, боюсь, такое не под силу.
– Понадобится, обратимся к гадалке, к астрологу, хоть к дельфийскому оракулу – разницы нет. Но пока будем работать с тем, что есть. Сначала протрусим, что имеется на эту тему в сетях.
– Будем считать, что ты меня убедил. Тогда позволь мне дать тебе один совет, командир, – кивает Пластун, сочувственно глядя на Славку.
– Валяй.
– Васю Покера скинь полковнику. У него с Комбинатом связь более короткая.
– Спасибо. Пожалуй, ты прав. Хорошо. Валера, теперь ты.
– А что я? После того, как мы перетаскиваем все в офис, я провожу рекогносцировку дома Рыбакова. Слава Варвару Кондратьевну предупредит. А дальше – как договорились. Завтра захожу, бью в голову охранника и возвращаюсь на исходные рубежи.
– Смотри только, не переборщи. Он живой нужен. Да так, чтобы способен был давать показания.
– Ну, ты уж совсем из меня какого-то Бармалея делаешь. Жив будет наш свидетель, никуда не денется.
– Верю тебе на слово. Ладно. У меня на повестке дня Горелов и генерал Банников. Послушаем, какую работу предложит он отставному спецназовцу?
* * *
Возвращение домой не приносит ни радости, ни облегчения. После расставания с домом большим – этот кажется ещё более маленьким. Моя стандартная однокомнатная квартира начинает давить сверху и жать в плечах. Оставив у вешалки кроссовки, добредаю до дивана и падаю ниц. Спать! Хотя бы пару часов. После сегодняшней бессонной ночи и дневных треволнений организм настоятельно требует отдыха. И, как ни крути, как ни бейся – он прав.
Погружаюсь в сон так же быстро, как уходит под воду подводная лодка, обнаруженная с воздуха во время всплытия… Господи, неужели и во сне меня будут преследовать телефонные звонки! Хотя стоп, звонок мне как раз не снится. Продираю глаза и хватаюсь за телефонную трубку.
– Да! Слушаю вас, – бормочу я, пытаясь на ходу прийти в себя.
– Сашенька, привет! – доносится до меня радостный женский голос. Это Птаха.
– Здравствуй солнце мое, я рад тебя слышать, – мурлычу я.
– Я тоже рада. Кстати, я тебе звоню со вчерашнего вечера. Где тебя носит? – недовольно интересуется Аня.
– Работал, – оправдываюсь я.
– Работал. Позволь узнать кем? – для проформы возмущается красавица.
– Машину стерег, – начинаю я художественную лепку горбатого.
– Ага, сторожем, значит. Хорошо, сделаю вид, что поверила. Ладно, вот что, ударник строительства светлого будущего. Ты там как, в состоянии вести деловую беседу?
– В общем, да, – моментально настораживаюсь я.
Досужая беседа окончена, пошел конструктив.
– Это хорошо. Нас с тобой папенька ждет вечером на даче. Воскресные чаи в нашем доме – это ритуал. Так что подготовься, – предупреждает Птаха.
– Как юный пионер! – браво рапортую я, салютуя телефоном.
– Почему-то я тебе верю. В общем, в полшестого я тебя жду на углу Бутырского вала и Тверской-Ямской, если ехать из центра.
– Буду непременно, – честно признаюсь я.
– Ах, – вздыхает Птаха. – И в это верю. До встречи, Сашенька.
– Пока. Целую нежно.
– Предоставлю тебе возможность продемонстрировать это при встрече, – кокетливо завершает беседу она.
Ну вот, будем считать, что выспались. Вскакиваю, гляжу на часы. До условленного времени ещё полтора часа. Хорошо. Разминка. Душ. Экстренное бритье. Яичница с ветчиной и помидорами. Бадейка крепчайшего кофе. Прощальный взгляд в зеркало.
Ничего, так себе Александр Васильевич. Вполне европейский джентльмен. Ну что, все на месте? Ничего не забыл? Ключи от гаража и машины в тумбочке под телевизором. Пистолет на всякий случай прихватим с собой. Завтра с утра прямо с дачи придется мчаться в Коробковку на свидание с генерал-лейтенантом Банниковым. Не стоит, конечно, по большему счету, Тимофей Прокофьевич прекрасных глаз Птахи, но – увы! – без него похоже, не обойтись. Придется завтра показывать товар лицом. Причем, не просто лицом, а чисто вымытым, выбритым наодеколоненым и с галстуком-бабочкой под подбородком. Иначе никак.
Стремительно спускаюсь вниз, на ходу улыбаясь соседским бабулям.
– Добрый вечер… Добрый вечер… Добрый вечер.
Очень надеюсь, что действительно добрый. Вот дверь моего гаража. Отработанный взгляд по периметру. Никаких новинок со дня моего последнего появления? Никаких. Все чисто. Контролька на месте. Бояться мне, пока вроде бы нечего, но опасаться стоит. Ни чего-то конкретно, а вообще. Опасение – это не процесс, это внутреннее состояние постоянного ощущения опасности. Пропало состояние – значит, либо тебе пора на покой, цветы выращивать, либо ты уже умер. Третьего не дано. В нашем деле надеяться на одну лишь молниеносную реакцию – признак дилетантизма. Когда работаешь против профессионалов, испугаться не успеваешь. Это только в кино крутые телохранители или ещё более крутые террористы, паля из десятка стволов с трех-пяти метров, в главного героя попасть не могут. В жизни такой супермен подохнет, даже не успев принять соответствующую случаю позу.
Нажимаю на кнопку электронного ключа. Ключ у меня хитрый. Кроме основной своей функции – запирания автомобильного замка, у него есть ещё одна проверка на постоянно работающие жучки. Так сказать, грубая зачистка. Для более тщательной у меня тут же в гараже детекторы припрятаны. Однако, слава Богу, все тихо, без изменений.
Моя машинка не часто выходит на трассу. Признаться, вождение у меня не входит в число любимых занятий. Поэтому по большей части серой лошадке «Шкоде-Фелисии» приходится грустить в гараже. Что ж, пора прогуляться…
Птаха появляется, едва только я успеваю затормозить. Идет, чуть покачивая бедрами, мужчины крутят вслед за ней головами, и кажется я слышу их сдавленный стон и зубовный скрежет. Распахиваю дверцу. Добро пожаловать, прекрасная гостья! Излишне говорить, что вы прекрасно выглядите. Так прекрасно, что это идет вразрез со всеми канонами конспирации. Потому как, если голова идет кругом, какая уж тут к черту конспирация.
– Привет, Сашенька! – Аня легко впархивает в салон и чмокает меня в щеку. – Не долго ждал?
– Только подъехал, – честно признаюсь я.
– Вот и чудесно. Выезжай на Тверскую, оттуда – на Ленинградское шоссе, – командует она.
– Куда едем? – спрашиваю я, включая двигатель.
– На дачу к полковнику милиции Потапову, а ты куда думал? – интересуется Анюта.
Я гляжу назад. Поехали. Дорога свободна.
– Ну и что у тебя хорошенького? – Задаю я дежурный вопрос.
– Все превосходно! А впрочем, ничего интересного не происходит. У тебя-то как?
– Да как тебе сказать? Проблемы, проблемы. Слава Богу, крупных неприятностей практически нет, – не моргнув глазом, вру я.
Это заведомо неправда, но не рассказывать же моей прелестной спутнице о закрытии Центра. А потом, кто сражается – тот не побежден.
