Текст книги "Рыцари"
Автор книги: Владимир Малов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Кто первым отправился в святые места
Однако рыцари, опытные воины, искушенные в боях и походах, готовились к выступлению на Восток долго и тщательно. К тому же Клермонский Собор объявил точную дату начала крестового похода против неверных – 15 августа 1096 года. Но бедное крестьянское ополчение не стало ожидать так долго.
После призыва Папы Урбана II, поманившего крестьян святым богоугодным делом, а вместе с тем и свободой, они уже не могли, как отмечает летописец, «спокойно оставаться в своих домах». К тому же зимой 1095-1096 годов в европейских странах появилось множество проповедников, ходивших по деревням и городам и горячими речами призывавших подниматься на освобождение Святого Гроба.
Особенно прославился монах Пьер из Амьена, прозванный «Отшельником» или «Пустынником». Он появлялся то близ Шартра, то на берегах Луары, и с горящими глазами призывал «верных» подниматься на войну, а бедняки жадно ловили каждое его слово.
Когда Петр Пустынник уезжал в другое село, крестьяне тут же начинали точить топоры и вилы, чинить телеги. Сборы были недолги: на скорую руку распродавалось имущество и закупалось то, что могло понадобиться в пути, в основном, продовольствие. Казалось, путь будет недолгим, а после победы над неверными, которая не заставит себя ждать, уже никогда не надо будет заботиться о хлебе насущном, раз земли на Востоке щедры и плодородны.
Ранней весной 1096 года на дорогах Франции и Германии появились толпы первых крестоносцев-крестьян. Они вышли в путь из разных городов и деревень и вскоре стихийно соединились в несколько больших отрядов. На битву с неверными шли не только мужчины, но и женщины с детьми. «Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги», – сообщает один из современников.
Крестьянское ополчение шло теми же путями, что были уже проложены паломниками, посещающими Святые места. Сначала отряды направлялись к Рейну, затем, по его берегам, на юг. К началу мая 1096 года большая часть крестоносцев-крестьян вышла к другой великой европейской реке – Дунаю, и через земли венгров и болгар двинулась к Константинополю.
Разумеется, эту разрозненную толпу, нескончаемой чередой растянувшуюся по дорогам, никто не назвал бы войском. Одни крестоносцы брели пешком, другие ехали на телегах, запряженных не только лошадьми, но и быками. Рядом с людьми двигались по дорогам козы и свиньи, под ногами крестоносцев крутились малые дети.
На повозках везли скудный скарб, а также «оружие» – топоры, вилы, косы, ножи, а то и просто дубины. Доспехов, щитов и шлемов у крестьян, разумеется, не было. Не было, по сути дела, и предводителей-командиров, не соблюдалось никакой дисциплины. В одной из хроник рассказывается, что впереди какого-то отряда шествовали гусь и коза, почитаемые крестьянами, как священные животные.
Но встречались, однако, в этой пестрой толпе и настоящие воины в рыцарском вооружении – из тех, кому тоже не сиделось дома, да, может, и самого дома у них не было. Некоторые из имен этих рыцарей дошли до нашего времени: граф Ламберт по прозвищу Бедняк, Готье Неимущий, виконт Гийом Шарпантье, граф Эмихо Лейнингенский, рыцарь Гуго Тюбингенский...
Чем закончился поход бедноты
Поход первого крестоносного войска продолжался около полугода, закончился он, как и следовало ожидать, трагически.
Взятое в дорогу продовольствие кончилось, иссякли и деньги, на которые можно было купить что-нибудь из съестного у местного населения. Другого выхода не было, и крестоносцам пришлось либо просить подаяния, либо пускаться на грабеж. В этом с большой охотой участвовал всякий сброд, примкнувший к крестьянам – профессиональные воры или преступники иного толка, сумевшие избегнуть наказания, объявив о своем желании участвовать в войне с неверными.
В венгерских деревнях крестоносцы целыми отрядами врывались в дома и набивали мешки провизией. В случае сопротивления хозяев, случалось, безжалостно убивали. Как позже говорил венгерский король, крестоносцы «воздали нам злом за добро, хотя мы предоставили им право покупать по стоимости и весу и разрешили мирно идти через венгерскую землю, награбили в нашей стране золото и серебро, увели коней и мулов и всякий скот».
Грабежи продолжались и в Болгарии. В некоторых селах, едва прослышав о приближении крестоносцев, жители покидали дома, унося и пряча в укромных местах все свое добро и домашний скот. Болгария в ту пору принадлежала Византии, и когда крестьянское ополчение добралось до Софии, послы императора Алексея Комнина передали «христовым воинам» повеление, запрещавшее останавливаться где-либо на срок свыше трех дней.
И в Венгрии, и в Болгарии произошли кровавые стычки крестоносцев с местными жителями и даже войсками. Поскольку крестьяне были совершенно не обучены воинскому делу и слабо вооружены, эти сражения оборачивались для них жестокими поражениями. Таким образом еще на пути к Иерусалиму погибла чуть ли не половина крестьянского войска.
На территориях, принадлежавших Византии, крестоносцев не выпускали из вида войска императора Алексея Комнина, приказавшего «следовать за варварами и, если они станут нападать и грабить близлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды».
В июле 1095 года усталые, голодные крестьяне добрались наконец до Константинополя, где за проливом лежали уже земли сельджуков. К их появлению император отнесся безо всякой радости, в город их попросту не пустили. Однако и в предместьях крестоносцы, случалось, учиняли бесчинства, разоряли сады и виноградники, учиняли драки.
И византийский император, сначала пытавшийся было действовать уговорами, давая советы «дождаться прихода остальных графов», поспешил за неимением другого выхода переправить крестоносцев через Босфор. Этим он обрек их на неминуемую гибель.
На лодках и барках крестьян перевезли на азиатский берег. Здесь они поначалу располагались в пустовавшем укреплении, которое по гречески называлось Циботус. До столицы государства сельджуков Никеи был всего день пути. Крестоносцы готовились к выходу. Понимая, что немногочисленные уцелевшие «христовы воины» тотчас будут разбиты, даже сам Петр Пустынник, проделавший вместе с крестоносцами весь путь, стал их отговаривать от похода. Когда все оказалось тщетным, проповедник вместе с десятком благоразумных предпочел вернуться в Константинополь. Остальные пошли на Никею.
С самого момента их высадки крестоносцев не оставляли без внимания дозорные сельджуков. Султан Кылыч-Арслан прекрасно знал, как плохо они вооружены и как беспорядочно идут на Никею. Развязка неумолимо приближалась.
21 октября 1096 года неподалеку от Никеи, когда толпы крестьян вошли в узкую пустынную долину, сжатую горами, с их склонов на них обрушился град стрел. Потом на крестоносцев ударила быстрая конница султана. Воины, вооруженные острыми кривыми саблями, безо всякого труда смяли нестройные ряды пришельцев и обратили их в беспорядочное бегство. Спаслись лишь единицы, а на поле битвы остались 25 тысяч человек.
Этим и закончился крестовый поход простонародья; первый бой за Святой Гроб стал для этого воинства и последним.
Кто командовал рыцарскими войсками
Но в это же время в путь на Восток уже выходили и рыцарские отряды. Рыцари подготовились к экспедиции, разумеется, не чета крестьянам.
Обновлены были оружие и доспехи, закуплены выносливые лошади – и для путешествия, и для боя. Где только было возможно, рыцари, бароны и сеньоры раздобывали денег – они были нужны не меньше, чем оружие. Замки и деревни отдавались в залог, а то и вовсе распродавались, с просьбами о ссудах на богоугодное дело обращались к настоятелям богатых монастырей.
Наконец, когда был собран урожай, в поход двинулись главные силы «христова воинства».
Вместе с рыцарями на Восток отправлялись оруженосцы и многочисленные слуги. Обозы везли оружие и большие запасы продовольствия. Войско сопровождали и своры борзых псов, а в повозках помимо всякой всячины находились клетки с охотничьими соколами: и в пути бароны не собирались отказывать себе в любимой охотничьей забаве.
Но все же, хоть и хорошо подготовились рыцари к долгому путешествию, настоящей крестоносной армии, по сути, еще не было. Отряды выходили из разных мест, не было у них ни единого плана, ни полководца, объединившего бы под своим началом всех. Рыцари двигались разными путями, разной была и численность отдельных отрядов. Все знали лишь одно: прежде всего надо добраться до Константинополя, а оттуда, собравшись всем вместе, идти в Святые места.
Однако несколько предводителей рыцарского войска уже определились: ими стали самые крупные и влиятельные из сеньоров.
Одним из них был герцог Нижней Лотарингии Годфруа IV, чаще называемый древними хрониками Готфридом Бульонским. Вместе с лотарингскими рыцарями он отправился в поход едва ли не раньше всех, в августе 1096 года, словно предчувствуя, сколь важную роль предстоит ему сыграть в битве за Гроб Господень.
Чтобы собрать средства для экспедиции, герцогу пришлось заложить родовой замок Бульон с двумя мельницами в придачу. Может быть, именно этот факт стал причиной того, что многочисленные легенды и предания, повествующие о войне за Иерусалим, прославляют не только отвагу и доблесть Годфруа 1Y, но и его бескорыстие, щедрость. Остались и описания внешности герцога – статный широкоплечий воин-герой с голубыми глазами и русой бородой, образец рыцаря. В 1096 году Готфриду Бульонскому не было еще и сорока лет.
Граф Раймунд IV Тулузский, другой предводитель крестоносцев, был старше чуть ли не на два десятка лет, однако тоже слыл отменным воином. Он был одним из крупнейших феодальных владык не только Франции, но и всей Южной Европы. Прежде он сражался с маврами, захватившими Пиренейский полуостров, теперь первым из могущественных сеньоров откликнулся на призыв Церкви двинуться на освобождение Иерусалима.
Граф вел в Константинополь большое войско отлично вооруженных, испытанных в боях рыцарей. Несомненно, что у него были не только христианские побуждения: в случае военной удачи в Палестине можно было бы подчинить себе города, связанные торговлей с подвластными графу портами Южной Франции, и тогда в его казну стали бы поступать огромные пошлины на товары, отправляемые Средиземным морем и с Запада на Восток, и с Востока на Запад.
Третьим видным военачальником был в этом крестовом походе Боэмунд Тарентский, предводитель пусть небольшого, но прекрасно вооруженного рыцарского воинства из Южной Италии, сравнительно недавно захваченной норманнами. Боэмунд был сыном от первого брака предводителя завоевателей – Роберта Гвискара. Однако, женившись вторично, Гвискар оставил почти все свои земли, поместья и города вместе с герцогским титулом младшему сводному брату Боэмунда, а ему самому – лишь скромное княжество Тарент на берегу Адриатического моря.
Был Боэмунд властолюбив и тщеславен. Старые счеты были у него и самим Константинополем – обосновавшись в Южной Италии, норманны вели долгую борьбу с Византией, в которой в конце концов потерпели поражение. Не без оснований император Алексей Комнин видел в нем опасного врага; к тому же Боэмунд был не только отважным воином, но и искусным дипломатом, способным на любую изощренную хитрость ради достижения своей цели.
Готфрид Бульонский и Раймунд Тулузский – прирожденные воины, Боэмунд Тарентский – и воин, и дипломат. Был однако в первом крестовом походе еще один предводитель, занимающий совсем уж особое место – епископ Адемар из южнофранцузского города Пюи, которого Урбан II уполномочил быть духовным главой всего рыцарского воинства. Имел он дипломатический дар, никогда не ошибался в суждениях, умел удерживать неоспоримыми доводами самые горячие головы от скоропалительных решений, а вдобавок происходил из графского рода Валентинуа и сам был отменным воином. Не раз, защищая свои владения от вражеских набегов, надевал он поверх одежды епископа доспехи, имел собственных вассалов-рыцарей, да и на Восток отправился во главе большого отряда своих ленников.
Как рыцарей встретили в Византии
К зиме первые отряды рыцарей-крестоносцев стали подходить к Константинополю. Отправившись раньше всех, Готфрид Бульонский и к столице Византии подошел первым – в декабре 1096 года, – и разбил шатры и палатки неподалеку от городских стен.
К апрелю у стен Константинополя появились норманнские рыцари Боэмунда Тарентского и рыцари Южной Франции во главе с Раймундом Тулузским. Было их, как пишет константинопольский летописец, «больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них были красные кресты».
Не без опаски относился к крестоносцам византийский император, да и основания для этого у него, конечно, были. Подобно первой волне крестоносцев-крестьян, рыцари прокатились по европейским дорогам, чиня немало зла местному населению. Если им не давали продовольствия добровольно, отнимали силой. Крестьянские жилища обчищались, иной раз хозяев убивали, если они оказывали сопротивление, дома жгли. Войдя во вкус, христианские воины стали грабить не только деревни, но и города.
Император Византии был очень встревожен и другим – его разведчики, постоянно сопровождающие рыцарей на дорогах страны, донесли, что Боэмунд Тарентский пробовал начать переговоры с Готфридом Бульонским о совместных военных действиях не во имя Гроба Господня, а для того, чтобы захватить Константинополь. Правда, как передавали, Годфруа IV отклонил такое предложение, но Боэмунд, старый враг Византии, мог попробовать склонить на свою сторону других рыцарей.
Алексею Комнину приходилось принимать все меры для того, чтобы обезопасить свою страну. Еще тогда, когда крестоносцы только подходили к византийской столице, навстречу им были направлены послы. Они дали понять предводителям рыцарского войска, что как только крестоносцы перестанут чинить грабежи и разбой, Византия сама за небольшую плату будет предоставлять им продовольствие. Но одновременно печенежским наемникам, составляющим значительную часть византийского войска, был отдан тайный приказ время от времени нападать на воинов с красными крестами на одежде, принося им как можно больше ущерба. Рыцарям надо было дать понять, что империя все еще сильна и вполне может постоять за себя.
Но вместе с тем в Константинополе вызревали планы, осуществление которых позволило бы использовать силу крестоносцев в собственных целях. Если бы удалось уговорить их предводителей принять вассальную присягу на верность императору Алексею, то земли, отвоеванные на Востоке у неверных, стали бы ленными владениями византийской короны. И казалось, не столь уж трудно обвести вокруг пальца варваров, гордившихся древностью своих родов, но не умеющих поставить подпись под документом...
Император действовал умно и тонко. Как только Готфрид Бульонский появился у стен столицы: Алексей тут же послал к нему в лагерь в качестве посла не кого-нибудь, а брата французского короля Филиппа I Гуго Вермандуа. Этот знатный принц волей судьбы оказался в Константинополе вообще раньше всех, но не по свой воле – брат короля потерпел кораблекрушение у берегов Греции, и спасшие его византийцы немедленно доставили принца в столицу. Обласканный императором, получивший от него много денег, как компенсацию за понесенные убытки, Гуго Вермандуа тут же согласился принять вассальную присягу на верность византийской короне. Теперь же он явился к Готфриду Бульонскому с предложением сделать то же самое, получив за это благословение и всяческую помощь Византии.
Однако Годфруа IV надменно отвечал, что у него одна цель – освободить Гроб Господень, и никаких других обязательств он брать на себя не намерен; к тому же вассальная клятва уже связывает его с германским императором.
Тогда Алексей Комнин пригласил герцога в свой дворец, но тот не принял приглашения. Вместо него к императору отправились три знатных рыцаря, которые лишь выслушали вновь повторенное предложение императора, не дав никакого ответа.
В бесполезных разговорах шло время, а Алексею приходилось спешить: к Константинополю уже приближались другие рыцарские отряды, нельзя было дать им возможность соединиться. И чтобы вынудить лотарингского герцога принести клятву вассальной верности, император решился применить силу.
Как крестоносцы стали вассалами византийского императора
В один прекрасный день в лагерь крестоносцев перестали доставлять продовольствие и сено для лошадей. Взбешенные рыцари в ответ стали грабить окрестности. Потом Готфрид Бульонский даже вывел все войско из лагеря и пошел на штурм Константинополя.
Но атаку быстро отбили войска византийцев, рыцарям пришлось отступить в свой лагерь. Его тотчас окружила конница наемников-печенегов, на рыцарей обрушился град стрел...
И гордому лотарингскому герцогу пришлось смириться: несколько дней спустя в присутствии знатнейших византийских вельмож он принес Алексею I торжественную вассальную клятву. Готфрид Бульонский обязывался передать все города и земли, а также крепости, которыми предстояло ему овладеть, под начало того, кто будет назначен с этой целью императором.
Алексей Комнин мог торжествовать: войска крестоносцев должны были отвоевать у сельджуков те самые земли, которые прежде принадлежали Византии. Для герцога Бульонского и его приближенных был устроен великолепный пир. Когда празднества завершились, византийцы поспешили переправить рыцарей на азиатский берег.
Случилось это как раз вовремя – почти тотчас же к Константинополю подошло воинство Боэмунда Тарентского, которого лукавый византиец опасался больше всех других предводителей Святого войска. Должно быть, частенько вспоминалось императору и его приближенным одно древнее пророчество: именно франк, пришедший с востока, должен лишить последнего константинопольского императора и государства, и самой жизни... Однако хитрый норманн решил превзойти Алексея Комнина в лукавстве. Едва появившись в окрестностях Константинополя, он оставил войско и поскакал в город в сопровождении лишь нескольких всадников, как самый преданный друг императора. От былой вражды, которую он должен был бы испытывать к византийцам, не осталось и следа. К золотому трону, где ожидал его император, Боэмунд подошел с открытым взором, приветствовал Алексея, как своего друга и союзника.
Первая беседа оказалась необыкновенно учтивой, византиец и норманн обменивались любезностями, разговор шел о пути, который проделали воины Боэмунда, и о тяготах предстоящей дороги по каменистым равнинам Малой Азии.
Однако, оказавшись в отведенных ему роскошных покоях. Боэмунд не смог скрыть того, как мало доверяет он византийскому императору. Кушаний, присланных ему с императорской кухни, отведывать он не стал, опасаясь быть отравленным, а стал предлагать их присутствующим, делая вид, что щедро всех одаривает. Правда, все обошлось, Алексей не решился извести ядом своего опасного гостя.
В следующие дни продолжался обмен любезностями. Император не скупился на подарки, зная, что предводитель норманнов далеко не богат. В казне Боэмунда осело немало золотых и серебряных монет, получил он и дорогие одежды.
Наконец, когда византиец подвел разговор к вассальной присяге, Боэмунд Тарентский согласился принять ее без промедления. Земли, отвоеванные у неверных, он обязывался держать на правах ленника византийской империи.
В свою очередь и Алексей Комнин обязывался предоставить Боэмунду в вечное и безраздельное пользование землю близ Антиохии, когда ее отвоюют крестоносцы, «в пятнадцать дней ходу длины и восемь дней – ширины», как записал в свою хронику один из грамотных рыцарей-норманнов, изо дня в день ведущий свои записи.
Очень скоро отряд Боэмунда Тарентского тоже переправился на берег Малой Азии. По-видимому, значения данной им вассальной клятвы предводитель норманнов не преувеличивал.
Перед началом рыцарской войны
Тем временем в Константинополь прибывали все новые рыцарские отряды, казалось, им не будет конца. После утомительного, полного невзгод пути, столица Византии просто ослепляла крестоносцев своим великолепием.
«О, какой знатный и красивый город, – описывал свои впечатления священник Фульхерий из французского города Шартра. – Сколько в нем монастырей, дворцов, построенных с удивительным мастерством! Сколько также удивительных для взора вещей на площадях и улицах. Было бы слишком утомительно перечислять, каково здесь изобилие богатств всякого рода, золота, серебра, разнообразных тканей и священных реликвий».
Но такое великолепие могло вызвать и жгучую зависть самых необузданных рыцарей; прекрасно понимая это, император стремился как можно скорее переправлять всех, кто появлялся в его столице, вслед за Готфридом Бульонским и Боэмундом Тарентским, на азиатские берега, захваченные неверными.
Учтивыми речами, щедрыми подарками, Алексей Комнин пытался склонить к вассальной присяге Византии и всех других военачальников крестоносного войска. По свидетельству того же Фульхерия из Шартра, император выдал им «вволю из своих сокровищ – и шелковых одеяний, и коней, и денег, в которых они весьма нуждались для совершения такого похода». Однако далеко не все были готовы принести клятву вассальной верности с такой же легкостью, как Боэмунд из Тарента.
По-разному отнеслись к предложению Алексея Комнина предводители больших и малых отрядов. Самые дальновидные понимали, что союз с Византией, пусть и ценой вассальной присяги, окажется очень полезным: византийцы предоставят флот, обеспечат войско продовольствием, дадут опытных, знающих все дороги и тропы проводников, а преодолеть предстоит горы, пустыни...
Другим же казалось, что стоит признать императора своим сеньором, и будут упущены плоды всех побед, которые предстоит одержать на Востоке. То, кто станет управлять отвоеванными землями, решать будут не не сами крестоносцы, а император Алексей.
Наотрез отказался принести присягу граф Раймунд Тулузский. Его примеру последовали и некоторые другие – например, рыцарь Танкред, племянник Боэмунда Тарентского, позже проявивший такие чудеса храбрости во время битв с мусульманами, что великий итальянский поэт XVI века Торквато Тассо сделал его одним из героев своей поэмы «Освобожденный Иерусалим».
Но все же в конце концов почти все из знатных рыцарей преклонили перед византийским императором колено и, положив ладонь на Святое писание, поклялись, что признают его своим верховным сеньором на тех землях, что предстояло отвоевать на Востоке. Правда, в глубине души ни сам сеньор, ни его новые вассалы не доверяли друг другу. Император «наперед видел, насколько латиняне ненадежны, не верны слову... устремляются от одной крайности в другую и из корыстолюбия готовы продать своих жен и детей».
Написал такие слова один из византийских авторов, было его мнение, конечно же, предвзятым, но все-таки полностью необоснованным его тоже не назовешь...
Как бы то ни было, все новые и новые отряды крестоносцев высаживались на берегу Малой Азии, где их поджидали переправившиеся раньше.
К лету 1097 года все крестоносное войско оказалось во вражеской стране. Совсем недалеко от побережья была Никея – столица государства сельджуков. Мощные городские стены прикрывали дорогу, ведущую в глубь страны. Чтобы идти на Иерусалим, сначала надо было взять Никею.
Рыцарская война за освобождение Святого Гроба началась.
