Текст книги "В горах и на ледниках Антарктиды"

Автор книги: Владимир Бардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Не знаю, сколько времени я поднимался, видно, часа два, не меньше, пока наконец не выполз на плато. Перевел дух и стал на ноги. Простор открылся взгляду, я снова почувствовал себя человеком. Больше не нужно было ползти вверх против ветра. Отклонившись влево и немного назад, как бы облокотившись плечом на ветер, я заковылял по каменистой равнине, стараясь держать нужное направление. Примерно через километр заглянул вниз, кончилась ли драконья челюсть? Там чернели скалистые склоны, спускаться было опасно. И я пошел дальше по кромке плато, с каждым шагом удаляясь от лагеря, который был за озером в противоположной стороне.

4

Ветер уже не казался таким свирепым, он подталкивал меня в левый бок, гудел под левым ухом. Солнце, висевшее совсем низко над горами, отбрасывало на склон мою длинную горбатую тень. Километра через три я решил все-таки спускаться. Иначе крюк был бы слишком велик и дальнейший путь мог оказаться мне не под силу.

Склон снова привел к снежнику, но он был не такой уж обледенелый, да и крутизна не так устрашающа. Снежник можно было пересечь, но у меня зрела иная идея. Этот снежный шлейф позволял мне за считанные секунды спуститься сразу метров на двести. Идти по шатающимся валунам стало невмоготу. Левая нога то и дело норовила подвернуться. А до дома оставалось еще столько километров! Нужно было рисковать.

Я осторожно вышел на центральную часть снежника, сел, упираясь пятками в снег, положил слева ледоруб (его я решил использовать как тормоз), откинулся немного на спину и заскользил вниз. Удивительное чувство детского восторга на мгновение захлестнуло меня, может быть, виной тому были непроизвольно возникшие ассоциации. Хотя давно уже миновало то время, когда я катался с ледяных горок. Впрочем, детский опыт сейчас пригодился. Важно было следить, чтобы нарастающая скорость не развернула головой вниз. Я с силой уперся в ледоруб. Мою спину страховал рюкзак, ноги, согнутые в коленях, служили рулями. Скоро я вполне освоился с новым способом передвижения. У основания склона снежник выполаживался, и к окаймляющим его валунам я уже «подрулил» без тормоза.

Озеро, спуститься к которому я так стремился, было рядом. Оставались считанные метры спуска. Самое страшное – «пасть» Дракона – позади! Но я не чувствовал особой радости. Теперь меня валила с ног усталость. Под тяжестью рюкзака подгибались ноги, а от валунов рябило в глазах.

Гладь озерного льда призывно сверкала, обещая ровный путь к лагерю, но вдоль края тянулась кайма чистой воды. Всего-то полынья 10-15 м, но как ее преодолеть? Идти в обход – еще лишние час-два пути.

Я спустился к самой воде. Валуны здесь были обледенелые, словно специально уложенные, пригнанные друг к другу. Идти по кромке этого экзотического пляжа шириной всего около 1 м было легче, хотя я и рисковал оступиться. В одном месте в озеро со склона спускался снежник. Перемычка чистой воды тут совсем исчезала. Я остановился. Нужно преодолеть полосу ровного темного льда, всего десяток метров. Дальше от берега лед белый, там он толстый, безопасный.

Пора решаться. Выигрыш во времени и расстоянии мне жизненно необходим. А если лед не выдержит? Я отгонял мысль об этом. Уже полночь. О моем исчезновении наверняка сообщили на базу. Товарищи беспокоятся. Вариантов того, что со мной приключилось, предостаточно: подвернул ногу, сорвался с обрыва, утонул в озере. Наконец, просто стало плохо с сердцем. В последнее время даже такой здоровяк, как Будкин, и тот на сердце жалуется. Надо спешить. Иначе ребята выйдут на поиски, и Будкин ославит меня на всю экспедицию.

И я шагнул на снежник, спускавшийся в озеро. Лед у края был тонок, он пискнул, когда я ступил на него. Но я слишком устал, чтобы сомневаться. Действия мои бы ли почти механическими. Оттолкнувшись от смерзшегося снега, я заскользил по темной глади вперед, к спасительному молочно-белому льду. Через мгновение я был в безопасности. Перевел дух, поправил рюкзак и зашагал через озеро.

5

Мыс, который я должен был обогнуть, перед тем как выйти на финишную прямую, кажется совсем близко, но я знаю: по карте до него семь километров, никак не меньше. В горах трудно угадать расстояние. Ветер теперь задувает мне в правую скулу. Холодный ночной ветер с ледника Бетти. Но спина мокрая. А я сам как выжатый лимон. Теперь мне понятно такое сравнение. И странный железный привкус возник во рту.

Дорога стала гладкой. После хаоса каменных глыб она будто бархатная. Шипы ботинок сбивают ежик кристаллов льда, образовавшихся на поверхности замерзшего озера под воздействием солнца и ветра. Кристаллы дзинькают под ногами, и мне кажется, звучит диковинная музыкальная шкатулка. Когда-то в детстве в гостях у бабушки я слышал такие звуки.

Под эту странную мелодию я шагал, шагал, словно заведенный механизм. Ходьба по ровному льду действовала умиротворяюще. В ней было какое-то укачивающее однообразие. Ноги ступали все тяжелее и тяжелее. Я начинал дремать на ходу. Безразличие, апатия подбирались ко мне. Надо было срочно менять тактику, что-то предпринять. И, как всегда в критические минуты, я вспомнил Будкина. Что бы он сказал, если бы увидел меня, сгорбившегося, уныло ковыляющего по ледяной равнине? Я даже внутренне как-то собрался, взмахнул ледорубом, расправил плечи, пошел уверенней и бодрей.

Однажды Будкин рассказывал, как он возвращался из дальнего маршрута с раздробленной коленкой. Пусть не в Антарктиде это было, где-то в горах Сибири, но ему тогда было наверняка еще труднее, но он выстоял, победил! Так неужели я сдамся, уступлю?..

Я решил считать шаги. На каждом сотом шаге я получал «приз»: поворачивался к ветру спиной и, облокотившись о ледоруб, расслаблял мышцы ног. Эта тактика принесла успех. Теперь я шагал в предвкушении, когда остановлюсь, привалюсь к ледорубу, правая скула ощутит тепло дыхания, затекшие мышцы спины как-то по-иному примут на себя тяжесть рюкзака.

Вскоре передвижение по однообразной снежной равнине скрасило еще одно обстоятельство. Впереди на озерном льду возникла темная точка. До скал противоположного берега было еще далеко. Что же могло лежать на льду посредине озера? Я ломал голову, строил разного рода гипотезы, а тем временем шаг за шагом сокращал отделяющее меня от лагеря расстояние. И темный предмет на озерном льду постепенно увеличивался в размерах. Возможно, это лебедка, которую унесло у Саши и Бориса?.. После пребывания в «пасти» Дракона я готов был наделить антарктические ветры сверхъестественной силой.

Еще несколько стометровок, и я увидел большой обломок песчаника, серую глыбу, изъеденную, словно оспой, ячеями выветривания. Как она очутилась здесь? Свалиться на лед камень мог только у берега. А потом прибрежную льдину или айсберг ледника Бетти принесло сюда. Значит, озеро Радок, не в пример нынешнему холодному сезону, в иные годы вскрывается почти полностью…

Размышление о неожиданной находке несколько отвлекло меня от тягот затянувшегося путешествия. Было уже далеко за полночь. Солнце спряталось за лежащими на юге горными массивами, и в чаше озера Радок все словно поблекло, изменило краски. Как будто на смену цветной пленке пустили черно-белую. Все происходящее представлялось мне сейчас каким-то странным бесконечным кинофильмом. Горбатая тень, сопровождавшая меня как верный пес, исчезла. И от этого усилилось чувство одиночества. Сколько часов я в маршруте? Кажется, вечность. И спина уже не так мокнет. Видно, вся вода, что была во мне, вышла.

На очередной остановке я положил в рот льдышку, с грустью вспомнив о кусочках сахара, унесенных ветром из кармана. Видно, снова пора вызывать на помощь образ Будкина. Надо продержаться совсем немного. Скоро за мысом откроется лагерь. Только бы не сводило мышцы ног.

Я стимулирую продвижение, увеличивая ценность «призов». Теперь, кроме наград за каждую стометровку, через пятьсот метров я получаю «Гран-при» – минутный отдых в нише между присклоновыми снежниками. Такие ниши – выдувы – идут вдоль восточного берега озера. Растянуться на дне этих небольших, всего в метр-полтора снежных ванн – просто благодать. Ветер как будто стихает, можно расслабить тело, главное – ноги. Отвлечься, глядя в небо на парящих теперь уже сверху, у вершин береговых обрывов, снежных буревестников. Задуматься о мироздании, смысле жизни. Просто вздремнуть под свист проносящегося над ледяной ямой ветра. Отрадные мгновения! А подниматься, конечно же, приходится с помощью Будкина, я словно чувствую на себе его презрительный взгляд и поспешно переваливаюсь на живот, встаю сначала на колени, а потом медленно и осторожно на ноги. И снова стометровками все дальше и дальше вперед…

Не знаю точно, сколько еще прошло времени, но я вышел наконец к мысу. За ним всего в двух-трех километрах наш лагерь – светлый купол выгоревшего брезента так и ударил в глаза! Вездехода около палатки не было: ребята выехали на поиски. Я перевожу глаза на соседний склон – вон он, наш жук-бронзовик ползет к лагерю. Очевидно, меня заметили на льду озера – черная точка на белом приметна издалека.

Вездеход подполз к палатке. Оттуда отделилась маленькая фигурка и пошла мне навстречу. Я подумал, что верно, это Борис – наш механик, Железный Боб. Год провел он на зимовке, всякое повидал, а не утратил душевной тонкости, чувствовал: нужна поддержка. И не столько физическая помощь, сколько дружеское сочувствие. Я не ошибся. Когда Борис подошел, я обнял его. Непроизвольно получилось. Я слышал: работа в полярной экспедиции делает мужчин порой излишне сентиментальными. И вот испытал это на себе. Я был благодарен за встречу. Я даже отдал донести до лагеря свой рюкзак. Никому другому не позволил бы, сам донес драгоценные образцы. А Борису отдал. Последние метры мы дошагали быстро и весело. Борис рассказал, что ребята изрядно поволновались. Будкин, пожалуй, больше всех. Он даже назначил себя, как самого опытного, начальником спасательной экспедиции, навел на всех страху.

А они с Сашей целый день провели на озере, но в «пасти» Дракона меня, конечно, не заметили. Да и как заметишь муравья на склонах каменного исполина? У них по озеру вздумал гулять айсберг. Во многих местах взломало лед, чуть не утонула лебедка, вовремя оттащили. Измерили температуру в озере по всему разрезу: у дна она оказалась +1°, почти такой же, как на поверхности, отобрали пробы воды. Рекорд глубины 346 м, установленный нами в прошлый раз, перекрыть не удалось.

Вот и палатка. Скорее в тепло. Ребята смотрят на меня каждый по-своему, но все внимательно. Саша не может скрыть добрую улыбку, Будкин насупленно шмыгает носом. Его помощник грызет сухарь. Иван-вездеходчик хмурится. Даже Борис смолкает, словно ждет чего-то от меня.

Что ж, виноват я перед ребятами, совершил ошибку, чуть не подвел и себя и их. И хотя устал я, смертельно устал, сейчас нужно найти верные слова, извиниться перед товарищами. И я говорю в молчаливое окружение то, о чем передумал в маршруте.

Тишина заполняется гомоном. Все начинают говорить, перебивая друг друга. Только Будкин, недоверчиво вздыбив брови, думает о чем-то своем. Он и не знает, что больше всех помог мне.

Я смотрю на него и глупо улыбаюсь. Мне хорошо, я в тепле, я дошел до дома. Борис протягивает мне кружку горячего сладкого чая. Есть мне не хочется, зато чай пью запоем, кружка за кружкой, и все мало.

Спал я в эту ночь беспробудным сном. Спал, лежа по верх спального мешка, залезть в него не смог, от любого движения судороги сводили ноги. Спасибо Борису, укрыл меня всякими одежками, напялил мне на ноги шерстяные носки, а вовнутрь их зачем-то насыпал горчицы.

– Молочная кислота тебе в ноги ударила, -объяснил он. – Теперь главное их не застудить, а то одеревенеют– врачам придется заниматься.

Будкин недовольно хмыкнул и накинул на меня свое любимое малиновое одеяло. Вот каким он оказался, Будкин!

Ураганный ветер тряс тело палатки. Можно было представить себе, что творится сейчас в «пасти» Дракона. Осерчал старик: добрались-таки до него, похитили драгоценные образцы!

ГЛАВА VII БАЗА НА АЙСБЕРГЕ

Край шельфового ледника Фильхнера до откола айсбергов-гигантов.

Космоснимок начала 1986 г.

Три айсберга На одном из них база «Дружная-1» (отмечена крестиком).

Космоснимок конца 1986г.

Что произошло в море Уэдделла?

24 октября 1986 г. газета «Правда» опубликовала мою статью «Еще один урок». Привожу здесь ее текст с некоторыми сокращениями.

«…В результате гигантских обломов края шельфового ледника Фильхнера антарктическая база «Дружная-1» оказалась на айсберге. Достаточно крупный по антарктическим меркам полярный поселок, в котором во время летнего сезона могут жить и работать до 170 человек, дрейфует по воле течений.

Анализ спутниковой информации, регулярно поступающей в Госкомгидромет СССР, показывает: три гигантских айсберга, на которые раскололся край шельфового ледника, по-прежнему недалеко от берега. Однако пока нельзя сделать заключение о судьбе того участка, где находилась сама база. Людей на ней в эту пору не было.

Целы ли станционные постройки, аэродром, мачты радиоцентра? Возникает и еще ряд вопросов: что вызвало откол айсбергов, можно ли было предвидеть это со бытие, какой оптимальный выход из создавшейся ситуации? К сожалению, многие из поставленных вопросов остаются пока без ответа, и на то есть свои причины.

Шельфовые ледники, а именно на таком типе природных льдов располагалась «Дружная-1», – безусловно, наиболее неустойчивый и один из самых сложных для изучения видов ледников. Положение на границе разнородных сред – суши и моря – главная причина их нестабильности. Подпираемые с тыла потоками сползающего с материка льда, они выдвигаются от берега в сторону океана. Понятно, что в конце концов неизбежен облом внешнего края. И зависит это не только от самого ледника, толщины льда, скорости движения, трещин, температур, подледного и подводного рельефа и т. п., но и от причин внешних, связанных с воздействием океана, – сложной динамической системы со своими свойствами (течениями, приливно-отливными колебаниями, барическими волнами и т. д.).

Учесть все эти разнородные факторы непросто. Для

этого нужны долговременные наблюдения. Отсюда вытекает сложность прогнозирования поведения шельфовых ледников, тем более что каждый конкретный ледник обладает собственным характером. Само собой разумеется, без специальных, прежде всего гляциологических, исследований такого рода прогнозы невозможны. Активные гляциологические изыскания на шельфовых ледниках стали проводиться лишь в последнее время. Так, несколькими годами ранее комплекс подобных исследований был выполнен при активном участии советских ученых на крупнейшем в Антарктиде шельфовом леднике Росса.

Система шельфовых ледников Фильхнера – Ронне, расположенная по другую сторону континента, не менее грандиозна, но в гляциологическом отношении почти совсем не изучена.

Развернутая около 11 лет назад на шельфовом леднике Фильхнера полевая база «Дружная» проводила преимущественно геолого-геофизический поиск. Ледник как таковой не являлся объектом изучения специалистов НПО «Севморгеология». Он был для них скорее помехой. Но поскольку в данном районе горных выходов непосредственно у берега не было, основную базу организовали на краю шельфового ледника, в месте, наиболее удобном для выгрузки. Выбор места был, по сути, случайным, необоснованным. К леднику отнеслись явно без должного уважения.

Мне довелось бывать на «Дружной» в 1976-1977 годах, в следующий сезон после ее основания. Уже тогда вызывал недоумение выбор места для базы на выступающем в море, словно ледяной клык, полуострове. Сверху, с самолета, все выглядело особенно настораживающе. Ряд признаков, своего рода примет: характерные ломаные очертания берегового обрыва, трещиноватость в тыловой части и по краям ледника – подсказывали, что все тут непрочно, «сшито на живую нитку».

И тем не менее «Дружная» просуществовала еще почти девять лет. Убежден, облом ледника мог произойти гораздо ранее, хотя и не обязательно сразу в столь больших масштабах. И первым претендентом на роль айсберга все это время был ледяной «клык», на котором находилась база.

«Дружной», если так можно выразиться, везло. С каждым новым сезоном край ледника, смещавшийся в сторону моря примерно на два километра в год, становился все более уязвимым. Далеко в тылу и по краям ширились, дышали трещины и глубокие разломы. А база держалась.

В экспедиции 1985-1986 годов на «Дружной-1» начала работу небольшая гляциологическая группа Института географии АН СССР (ее без особого энтузиазма пустили на «свою» базу геологи). Мнение гляциологов о том, что в этом районе вскоре произойдет раскол ледника, было безоговорочным. Но когда? Через год, два, три, а может быть, завтра?

Определить точное время раскола на основании кратковременных наблюдений в районе базы «Дружная-1» было невозможно. Требовались специальные исследования внутренней части ледника. Без вертолета тут не обойтись, а гляциологам о нем нечего было и мечтать. Просьбы и предостережения успеха не имели, геологов занимали собственные важные дела. Они не сомневались в незыблемости своей базы, привыкли к ней. На них давили утвержденные планы, производственные задания. А быть или не быть базе – начальству в Ленинграде виднее. Как поспоришь с таким веским доводом?

Другие страны, имевшие в разное время базы на шельфовом леднике Фильхнера, оставили их, а мы свою продолжали обустраивать. Гляциологи ФРГ, работавшие поблизости на леднике Ронне, намекали на неустойчивость ее положения.

Был, правда, и достаточно оптимистический прогноз. Согласно ему ледник Фильхнера еще не достиг того критического положения, за которым должен последовать неизбежный распад его фронтальной части. Как яблоко, которое не дозрело, чтобы упасть. Исходили из того факта, что в 1912 году германская экспедиция Фильхнера наблюдала край ледника еще в более северном положении. При этом забывали, что именно тогда же лагерь Фильхнера оказался на обломившемся айсберге.

Стоило ли упрямо дотягивать до самого крайнего момента? И насколько оправданны такого рода аналогии, раз до сих пор не вскрыты причины, приводящие к катастрофичным расколам ледника Фильхнера? В таких условиях должно проявлять особую осторожность и осмотрительность, как, собственно, и делали наши иностранные коллеги, работавшие прежде в этих местах.

Мы же не собирались расставаться с «Дружной», реконструировали базу, устанавливали новое дорогостоящее оборудование, и все это за считанные месяцы до откола. Кстати, известие о том, что база оказалась на айсберге, поступило от наших зарубежных коллег еще в июне. Они зафиксировали раскол ледника, анализируя космические снимки. Наши специалисты этого даже не заметили, очевидно, по той простой причине, что были уверены в незыблемости ледника.

Неблагодарное занятие задавать вопросы, ответы на которые уже ничего не изменят в сложившейся ситуации. Почему базу заблаговременно не перенесли на другое место? (За десять лет было достаточно времени.) Почему не проводились в данном районе серьезные гляциологические изыскания? Ответы могут оказаться полезными для будущего.

Освоение Антарктиды обеспечивается только широким фронтом научных изысканий, их комплексностью, международным сотрудничеством. Так и было задумано с самого начала. Иначе неизбежен однобокий ведомственный подход и, как результат, неожиданные коллизии, подобные той, что случилась на «Дружной».

Сейчас многие разводят руками и говорят о еще одном «сюрпризе Антарктиды». Мы привыкли многое в Антарктиде объяснять неожиданно возникающими ситуациями, коварством ее природы. Порой это действительно так. Но не следует забывать, что сейчас мы на шестом континенте уже не новички, работаем тут более 30 лет, накопили солидный багаж знаний. И его нужно использовать толково.

Мы привыкли восхищаться героизмом наших полярников, но порой забываем, что зачастую им приходится преодолевать последствия ЧП, которых вполне могло и не быть. Ряд экстремальных ситуаций просто не возник бы, сумей руководители экспедиций предвидеть, предупредить нежелательный ход развития событий.

Стоит говорить не о сюрпризах, а об уроках Антарктиды-уроке «Дружной», уроке дрейфа во льдах «Михаила Сомова», уроке драматической зимовки полярников из 27-й САЭ на полюсе холода…»

…Статья вызвала споры, в особенности среди тех, кто имел непосредственное отношение к делам антарктических экспедиций. В адрес газеты мне и моим товарищам пришли письма. В них было как согласие, так и несогласие с позицией автора, конкретные замечания и предложения. Многих волновало будущее наших исследований на шестом континенте. Спор фактически вышел за рамки конкретного случая с «Дружной». У исследователей Антарктиды накопилось немало нерешенных проблем, относящихся как к организации самих исследований, обеспечению их высокого научного уровня, так и чисто житейских. Конфликтные, порой драматические ситуации далеко не всегда разрешались благополучно. В антарктической экспедиции давно назрела необходимость перемен… Но не буду навязывать читателю своего мнения. Предоставлю слово тем, кого затронула поднятая проблема.

1. Улица Сомова на станции ‹ Молодежная ›.

2. Антарктические друзья.

Где лучше бить лунку.